Секрет рисовальщика

— Я лежал там внизу, в развалинах, — эти слова были сказаны сержантом совершенно спокойно, словно отсутствие палатки было самым чудесным во всех его похождениях. — Сооружение было явно древним. Остатки толстых стен и довольно высокий купол, пробитый в нескольких местах. В эти своеобразные окна хорошо было видно звездное небо. Звезды в горах вообще очень крупные и близкие. Кажется, протяни руку, и ты коснешься этих сияющих голубым шариков. Страх сковал меня так, что я не мог пошевелится. И я чувствовал, что я здесь не один, — Воронян судорожно сглотнул и продолжил свое повествование: — Этот мальчик-пастух появился в проеме… я узнал его по описанию старейшин. Он двигался на меня, но его ноги…!!! Он не касался ногами земли…!!! И эти глаза… без зрачков, закатившиеся глаза мертвеца. Я, наверное, застонал, потому что он остановился, вернее сказать, завис в воздухе в метре от меня. С явным усилием двигая посиневшими губами он произнес: «Зачем ты нарушил покой Зура? Гриды не простят тебе!» Его какой-то скрипуче-ломкий голос, на каждом слове меняющийся, на последнем перешел вовсе на крик. Не человеческий, скорее птичий. Так кричат беркуты в киргизских степях. Волна ледяного холода обожгла мое нутро, грозясь навечно приковать меня к этому проклятому месту. Знаешь, я не оскверняю свой язык непристойными словами. Но в тот момент, отчаянно ругаясь и крича, я вырвался из плена страха и бросился прочь. Жуткий хохот несся мне вслед, смешиваясь с топотом тысяч ног и копыт. Этот дикий грохот преследовал меня по пятам, пока, достигнув первых камней, я, собрав все свои силы, не подпрыгнул, не ухватился за выступ нависающей скалы. Я поднялся на добрых семь метров по этой почти отвесной стене, без снаряжения, без страховки. Страх подгонял меня, и я уже был близок к цели, спасительный край скалы находился в метре вверху. В этот момент другой голос настиг меня, голос ребенка: «Пусть меня никто не ищет!!!» И снова дикий хохот. Я нащупал край, резко подтянулся и… чуть не умер от страха. Там, наверху, где я ожидал обрести спасение от всех пережитых кошмаров, в десяти сантиметрах от моего лица стояли… ноги!

— Ноги? — я, уставившись на собеседника, ждал.

— Да, ноги — голые мальчишеские, исцарапанные и по колено отрубленные ноги. — Воронян облизал засохшие губы и закончил: — Для моих нервов этого оказалось слишком, и я, сорвавшись, полетел вниз. Очнулся я под вечер следующего дня в кишлаке у родственников пропавшего мальчика. Моя правая нога была сломана, и больше — ни царапины.

Я удивленно поднял брови.

— Да, ни ушиба, ни царапины! — он устало вздохнул и окинул кухню невидящим взглядом.

Я молча ждал продолжения.

— Обнаружила меня какая-то женщина, стирающая у ручья белье. Я, стало быть, лежал где-то неподалеку. Это было рано утром, значит, я весь день пролежал без сознания. Говорили, что бредил. Ну и, наверное, наболтал с три короба. Во всяком случае, меня никто ни о чем не расспрашивал. Старики только покачивали головами да перебирали свои разноцветные четки. И только когда меня уже загружали в вертолет, ко мне подошла молодая женщина с заплаканным лицом. Я сразу понял — мать. Она тихо произнесла: «Спасибо вам!»

Последующие десять минут мы оба молчали.

— Это был первый раз, когда я столкнулся с невероятным, — закончил Воронян.

Видимо, рассказав мне свою историю, он надеялся несколько успокоить меня. Я не хотел бы его обидеть, однако мне его откровение мало помогло.

После ужина Журавлев, Дятлов и я отправились на кладбище. В нашу задачу входило пронаблюдать выход мертвеца из могилы. Остальные в очередной раз отправились в дом колдуна. Когда мы миновали крайние избы, нашим взорам открылся удивительный пейзаж ночных заснеженных просторов, достойный кисти художника. Благодаря снежному покрову видимость была куда лучше, чем, скажем, летними ночами. Даже на горизонте, правда с трудом, но все же угадывалась полоса леса. Дорога к погосту оказалась нерасчищенной. Мы брели по колено в снегу, освещая пространство перед собой сильными фонарями. Было морозно, но безветренно. У входа на кладбище мы столкнулись с первой проблемой — на воротах висел массивный амбарный замок. А калитка оказалась намертво приваренной к железной трубе ворот.

— Вот, как круто! — воскликнул старшина Дятлов и с досады сплюнул.

— Подождите, — размышлял вслух старший лейтенант, — но как же тогда эта нечисть отсюда выходит?

— А может, ворота перед ним сами открываются, как вчера в доме дверь? — предположил Дятлов.

— Черт его знает! — выругался Журавлев.

— Ой, не поминайте черта в поздний час, товарищ старший лейтенант! — гоготнул Дятлов.

— Что же будем теперь делать? — внес и я свою лепту в эту перепираловку.

— Я сейчас вижу только одну возможность, — задумчиво произнес Журавлев, — мы лезем через забор.

Мы со старшиной не заставили себя упрашивать и полезли на сложенную из плитняка стену. Когда я оказался наверху, то невольно окинул взглядом место последнего покоя многих поколений селян. В этих покосившихся деревянных крестах и стандартных, жестяных звездочках было столько уныния, что у меня защемило сердце. Странно, но неприятного ощущения от пребывания на кладбище в ночное время у меня не было. Может быть, только потому, что я здесь был не один.

— Прими прибор, — крикнул мне снизу старлей.

Я аккуратно принял в руки довольно тяжелый вещмешок. Содержимое его по своим габаритам напоминало почти квадратный ящик без острых углов.

Когда мы оказались на другой стороне, Дятлов спросил:

— Куда теперь?

И вот тут-то мы встали перед действительно серьезной проблемой. Как оказалось, никто из нас и не знал, где находится могила деревенского колдуна.

«Да! — подумал я. — Вот это организация! Ну и тормоза!»

В это время не на шутку разозлившийся старший лейтенант костил Дялова. Старшина же, в свою очередь, энергично оправдывался. И откровенно намекал на то, что Журавлев, как старший по званию, о расположении могилы должен был быть осведомлен.

Мне же было и смешно, и обидно. «А еще секретчики, мать вашу!» — усмехался я про себя.

Под конец выяснилось, что Дятлов в дозор был назначен лишь в последний момент. А до этого предполагалось, что пойдет Стриж. А уж тот наверняка знал, что и как.

— Ладно! — постепенно успокаивался Журавлев, — постараемся выяснить местонахождение этой проклятой могилы сами. Если же из этого ничего не выйдет, заберемся на стену и будем ждать. Когда мертвяк появится, думаю, будет нетрудно определить, откуда он вылез.

На том и порешили. А пока разошлись в разных направлениях. Одно мы знали точно — на могиле колдуна еще не стоял памятник. Холм земли должен был быть тоже еще свежим (как нам это определить, если все под снегом, было не совсем понятно). Задача наша, правда, облегчалась тем обстоятельством, что за последние три недели в деревне, кроме Вариного деда, никто не умирал.

Я отправился в дальний угол кладбища, чтобы начать поиски оттуда. Шел мелкими шажками, протаптывая таким образом хорошо заметную дорожку. Она должна была служить мне ориентиром. Я еще не успел пройти и половины пути, когда густо повалил снег. Мало того, как назло еще и поднялся ветер. И закружила вокруг непроглядная карусель. Однако команды прекратить поиски не поступило. А потому я продолжал свое движение. Конечно, теперь уже совершенно не заботясь о том, найду ли я позже то место, где его начал. Смотреть по сторонам тоже не было смысла. Я шел не торопясь, глядя себе под ноги. Мне совсем не улыбалась перспектива споткнуться и свернуть себе шею. В этом случае, правда, мне не нужно было бы уже беспокоиться, где будут похоронены мои останки. Именно такие мысли посещали меня в те минуты. Я сделал еще шагов десять и чуть не свалился, угодив ногой во что-то твердое и все же податливое. Присев на корточки, я стал двигать перед собой руками. Если я не ошибался, то я набрел на какой-то могильный холмик. То ли от проникающего под полушубок холода, а может, от неприятного ощущения, что я за просто так блуждаю по погосту, мне стало не по себе.

— Товарищ старший лейтенат! — громко позвал я.

Ответа не последовало.

Я стал обходить могилу кругом. При этом продолжая махать перед собой руками на уровне чуть ниже пояса. Очень не хотелось зацепиться «хозяйством» за какую-нибудь звездочку. А уж тем более за крест. Но мои предосторожности оказались напрасными. Рядом с этим холмиком памятника не было. Я пошел дальше. Однако прежде, чем я отошел от того места шагов на десять, мне показалось, что где-то рядом кто-то прошел.

— Кто здесь? — крикнул я первое, что пришло мне на ум.

Ветер донес до меня слова старшины Дятлова:

— Че орешь, Майзингер? Нашел, что ли, чего?

— Вы где, товарищ старшина? — прокричал я.

— Там же, где и ты, на чертовом кладбище, — ругался Дятлов.

Я прикинул, откуда долетали его ответы, и понял, что протопавший мимо старшиной быть не мог.

— А где же Журавлев? — по прежнему поднимая голос, поинтересовался я.

— Да, поди, уже на стене сидит и над нами, дураками, посмеиватся. Он, как метель вдарила, сразу назад повернул.

— И что нам теперь делать?

— Сейчас за руки возьмемся и тоже назад зашагаем, — весело прозвучало уже рядом. По последовавшей за этим матерщине я понял, что Дятлов споткнулся.

Когда мы снова вернулись к воротам, было около двух ночи. Страший лейтенант Журавлев и в самом деле сидел на кладбищенской стене и от нечего делать болтал ногами.

— Ну как, сыскари, — обратился он к нам, — что-нибудь нашли?

Мы лишь отрицательно покачали головами. Непогода улеглась. Только редкие снежинки все еще падали с неба. Журавлев, осветил нас фонарем и сообщил:

— Не надо расстраиваться, друзья, наш с вами хороший знакомый за эти ворота не выходил.

И потом, посветив мне на ботинки, вдруг поинтересовался:

— Ага! А это что такое?

Он даже спрыгнул вниз, чтобы осмотреть мою обувь получше.

— Это ведь никак земелька, товарищ рядовой. Это где же ты, Майзингер, в землю-то вляпался?

Тут и я разглядел темные шершавые разводы на носках своих ботинок. Видимо, первоначально земли на них было больше, но двигаясь через глубокий снег, я непроизвольно почти все и счистил. И тут я вспомнил. Ну конечно же! Тот одинокий холмик без какого-либо намека на памятник. Неужели…? А что, если и услышанные мною шаги… принадлежали тоже ему…?

— Он уже вышел, товарищ старший лейтенат, — уверенно заявил я. — Вышел, но все еще находится здесь, на кладбище.

Мы все вместе как по команде повернулись спиной к стене и лицом к погосту. Три сильных луча света вгрызлись в холодную темноту.

— Давайте-ка на стену, ребята! — скомандовал Журавлев.

Прошло минут двадцать, но ничего не менялось. Пару раз нам, правда, казалось, что мы замечаем какое-то осторожное перемещение среди торчащих повсюду надгробий. Но мало ли что может показаться в темное время суток. Да и подустали мы порядком.

В половине третьего откуда-то из середины кладбища раздался леденящий душу крик. От неожиданности мы чуть не свалились со стены. Вытянув шеи, мы старались разглядеть, что же там такое. В это время мотавший по сторонам головой Дятлов сообщил:

— Смотрите, в деревне что-то горит!

Журавлев извлек из-за пазухи бинокль, быстро протер стекла и уставился в том направлении.

— Ах ты черт, — вдруг воскликнул он, — да ведь это наш дом горит!

— Наш дом!? — переглянулись мы с Дятловым.

У меня перед глазами встало лицо Вари. В эти мгновения я молил бога, чтобы с ней ничего не случилось.

— Давайте бегом в деревню! — скомандовал Журавлев и первым сиганул в снег.

Так быстро, да еще и по снегу, мне приходилось бегать не часто. Нательное белье и гимнастерка промокли насквозь. А я все бежал и бежал.

— Майзингер! — услышал я за спиной голос Журавлева, — ты куда бежишь?

Я снизил скорость.

— Да не наш! Колдуна, колдуна дом горит!

Катерина Васильевна заливалась слезами. Ее муж, Николай, мертвецки пьяный, с черным от копоти лицом, развалился на огромном сундуке в прихожей. От него несло гарью, а с опаленных валенок капала грязная вода. Галкин рассматривал паспорт и трудовую книжку хозяина дома и качал головой.

— Здесь он пятнадцатью сутками, к сожалению, не отделается, Катерина Васильевна. Тут все гораздо сложнее. Он ведь и нас пожечь мог. Если бы мы вовремя не заметили, что с крыши искры сыпятся, то для нас все закончилось бы печально. Вот и часть дорогой аппаратуры сгорела. А она больших денег для государства стоила, эта самая аппаратура.

— Да что же нам теперь делать-то, господи?! — рыдала хозяйка. — Ведь знала же, что добром все это не кончится!

Полина Сергеевна и Варя тихонечко сидели в углу комнаты и старались не обращать на себя внимания. Воронян и я складывали наше небогатое кухонное хозяйство: кострюли, чашки, стаканы. Сержант армянин щелкнул замком на походном посудном ящике и коротко доложил:

— Готовы, товарищ майор!

— Грузите в машину. И, сержант, скажи нашим, что мы через двадцать минут выезжаем!

Галкин прошелся по комнате и бросил на стол документы Николая.

— Ладно, Катерина Васильевна, с вашим председателем мое начальство все уладит. А вот как вы с Полиной Сергеевной насчет компенсации договариваться будете, этого я не знаю.

— Ой, Полинушка, да отработаем мы с Колькой все! Вот те крест! — быстро перекрестилась хозяйка.

— Ладно уж, как-нибудь сочтемся, — стараясь не смотреть хозяйке в глаза, ответила Варина мать. — Мы в этом доме все равно жить не собирались. Конечно, я надеялась, что его можно будет продать. Да что уж теперь-то…

За лесом начинало светлеть. Я забрался в кузов грузовика, чтобы принять у Вороняна ящики. Наши мужики курили у крыльца и перешучивались. Для меня это показалось странным. Все же, если верить майору, они еле спасли свою шкуру.

— Принимай! Не зевай! — протягивая мне ящик на распев выговорил арменин.

Я не смог сдержать улыбки. Эти слова, произнесенные с нарочитым кавказским акцентом, звучали весело. Пристроив посуду под скамьей в кузове, я уже было выпрямился, когда вдруг что-то привлекло мое внимание. Я снова присел и в очередной раз заглянул под скамью. От дикой догадки меня бросило в жар. Я осмотрелся в кузове, приподнял прикрывающий кейсы и ящики с приборами полог. Я не верил своим глазам… Вся аппаратура была на месте и в абсолютном порядке! На крыльцо вышел Галкин.

— По коням! — зычным голосом бросил он.

Мужики, весело толкаясь, полезли в кузов. Я выглянул из-за тента и встретился глазами с Варей. Она улыбалась мне в окошко. Я демонстративно пожал плечами и помахал ей рукой. Грузовик тронулся, выбрасывая из-под колес смешанный с гравием снег.

— Не слишком ли круто это получилось? — спросил Галкина капитан Стриж.

— Николаю это будет хорошим уроком, — устало ответил майор. И смачно зевнув, добавил: — К тому же они даже и не догадываются, от чего мы их на самом деле освободили.

Сейчас, по прошествии почти пятнадцати лет, я убежден, что многие из тех мест, куда меня заносила по делам службы судьба, мне нетрудно довольно точно определить. (Приятно, когда твои самостоятельные расследования венчаются успехом.) В некоторых из этих мест мне довелось побывать снова уже после армии. Но еще немало осталось тех, которые я до сих пор так и не обнаружил. Однако я не оставляю надежды найти их. И, может быть, попасть туда вновь… А значит, и мои приключения еще не закончились!

Часть 2

Таинственный житель Устюрта

Глава 1

Март 1989

После того как мы миновали Кара-Богаз-Гол, наш самолет взял курс на Кунград. И сразу все преобразилось. Словно бы мы миновали границу двух миров и находились сейчас в совершенно ином измерении. После черной, пугающе-необъятной поверхности Каспийского моря и приветливо подмигивающего зеркала Кара-Богаз-Гола под нами теперь расстилалась безбрежная равнина Устюрта. Она словно бы загорала под безоблачным небом, подставляя под лучи весеннего солнца свои испещренные шрамами древних речных русел широкие бока. И, несмотря на многочисленные островки ранней зелени, как-то не верилось в присутствие здесь жизни. Из неведомых глубин памяти раз за разом выплывали отрывки давних разговоров с одним знающим человеком: «испепеляющая жара», «безводная пустыня», «мертвая земля». Разыгравшаяся фантазия рисовала перед глазами силуэты обветренных скал, высохшие колодцы и ненавистные миражи. А во рту чувствовалась неприятная сухость.

— Устюрт называют Гиблой Землей, — коснулись моих ушей слова, сказанные Стрижом. Я оторвался от созерцания, может быть, самого малонаселенного участка нашей планеты и посмотрел на говорившего. — Воды здесь не найти. Посему и использование этих территорий под аграрное хозяйство невозможно, — капитан говорил громко, почти кричал. Однако если учесть, что рев двигателей долетал в салон почти неприглушенным, ничего другого ему и не оставалось.

— Товарищ капитан, — подавшись вперед, обратился к Стрижу старшина Дятлов, — а что случилось-то?

Я весь превратился в слух. Дело в том, что до прилета в Баку мы даже не знали, куда держим путь.

Капитан Стриж встретился глазами с Галкиным и лишь после того, как майор согласно кивнул, стал рассказывать:

— К северо-востоку от впадины Карынжарык геологи из Ленинграда бурили разведочную скважину. Три или четыре дня назад трое из них отправились пострелять сайгаков и… не вернулись! Стали их искать. День искали, два искали — ничего. А утром следующего дня обнаружили их УАЗик. Машина оказалась буквально расплющена и разорвана на две части. От незадачливых охотников только один сапог и остался.

Дятлов понимающе закивал головой, а Стриж тем временем продолжал:

— В атласе Казахской ССР за восемьдесят второй год я вычитал такое выражение «Фауна Устюртского зоогеографического участка подзоны северных пустынь имеет типично пустынный облик». А если говорить понятным для любого смертного языком, то животный мир Устюрта особым разнообразием не отличается. Помимо беспозвоночных животных этого региона, которые практически не изучены, мы здесь имеем дело с семнадцатью видами ящериц и семью видами змей. С пернатыми тоже не густо. На Устюрте гнездится не более шестидесяти видов. Что же касается крупных млекопитающих, то их вообще по пальцам пересчитать можно. Из хищников здесь встречаются волк, лиса, корсак, шакал да каракал. Последний относится к кошачьим. Правда, до середины шестидесятых на Устюрте и Мангышлаке встречали еще и гепарда. Но сегодня его уже никто здесь не найдет. В заключение хотел бы добавить, что в заповеднике обитает три вида парнокопытных — сайгак, джейран и устюртский муфлон.

После этих его слов возникла пауза. Было заметно, что люди размышляют над только что услышанным. Я резко отвернулся от иллюминатора, и это движение привлекло внимание моих спутников.

— Что-то не ясно? — с легкой усмешкой обратился ко мне Стриж.

Я пожал плечами:

— Товарищ капитан, я не совсем понимаю, какое отношение имеют каракал и этот… устюртский баран к искореженной машине и сапогу геолога?

— Сам ты, Майзингер, устюртский баран! — рассмеялся Стриж.

Его примеру последовал и Галкин. Однако остальные ждали ответа на мой вопрос. Отсюда я сделал вывод, что нечто подобное не давало покоя и моим товарищам. Отсмеявшись, капитан оглядел группу и, продолжая улыбаться, заговорил:

— Вижу, вижу, что этот вопрос крутится на языке почти у каждого здесь.

— Да отвечай же, капитан, не тяни кота за хвост, — весело обратился к своему другу Галкин.

— Как на кузове автомашины, так и на сапоге были найдены следы воздействия сильных кислот. Замечу, не кислоты, а именно кислот. Чем-то отдаленно напоминающих муравьиную. Однако по своему действию и концентрации сродни неорганической синильной кислоте. Кроме того, на сколах стекла были обнаружены частицы органической материи.

Я внимательно следил за его разъяснениями, и мне казалось, что я снова смотрю давно забытый фантастический фильм. При слове «материя» у меня перед глазами почему-то возник образ Нийи — лысой и безгрудой инопланетянки из кинофильма «Через тернии к звездам», которую сыграла Метелкина. Там это слово тоже часто повторяется, или какое-то другое, но похожее.

— Отсюда предполагается, что в трагедии, жертвами которой, возможно, стали ленинградские геологи, участвовали силы природы. И если еще раз вспомнить уже известные нам факты, то в границы предстоящего поиска укладываются именно представители животного мира региона. Но уже сейчас с уверенностью можно сказать, что данные живые существа современными зоологами еще не определены.

Из Кунграда мы вылетели на вертолете Ми-8 в шестом часу вечера. Лучи опускающегося к горизонту солнца скользили по давно не мытым стеклам иллюминаторов. От этого на потолке салона бегали расплывчатые пятна света. Минут через пятьдесят после вылета все наше внимание было сосредоточено на проплывающем внизу бело-сером пространстве.

— Господа! — оторвавшись от созерцания знаменитой солончаково-илистой впадины Устюрта, театрально произнес Стриж. — Разрешите вам представить, пожалуй, самую известную бессточную впадину Советского Союза — Барса-кельмес (просьба не путать с одноименным островом в Аральском море). Ее площадь превышает две тысячи квадратных километров. Прошу обратить внимание на тот факт, что передвижение по днищу этой впадины без специального оборудования практически невозможно. Именно поэтому Барса-кельмес пока остается для исследователей terra incognita. Так что можете считать, что мы наблюдаем сейчас самое что ни на есть белое пятно.

— «Барса Кельмес» — так называют казахи самые отдаленные и непригодные для обитания места, — не отрываясь от созерцания унылого ландшафта за окном, пояснил майор Галкин. — В переводе это означает «без возвращения» или «пойдешь — не вернешься».

— Лишь немногие места в Казахстане удостоились чести быть названными так, — подхватил Стриж. — Однако на Устюрте таких мест сразу несколько. Хотя, если вас интересует мое личное мнение, то я окрестил бы этим именем весь Устюрт и большую часть Мангышлака.

— Ну зачем же так пессимистично, капитан?! — буквально заржал майор Галкин. — Не знаю, как для тебя, но для меня гусиная охота на аральском Барса-Кельмесе не имеет аналогов.

— Товарищ майор, — подмигивая нам, развел руками Стриж, — не берусь с вами спорить. Вы там были уже несколько раз. Я же знаком с этим богом забытым уголком света только понаслышке.

Вертолет садился почти в кромешной темноте. Лишь у горизонта еще светилась еле заметная полоска да у самой палатки геологов кто-то неистово размахивал фонариком. Когда же до поверхности земли оставалось не больше двадцати метров, на брюхе стальной стрекозы включились прожекторы. Однако меня дрожащие круги света на земле не только не успокоили, а еще и больше взволновали. В эти минуты мне казалось, что наш вертолет совершает посадку не на бескрайних просторах плато Устюрт, а на буровой станции где-нибудь в Северном море. Мне чудилось, что мы зависли над небольшой платформой. А вокруг бушует море. И что это море только и ждет, когда наши пилоты совершат роковую ошибку. Но посадка прошла благополучно — пугающий толчок, резко усилившийся шум винтов, а следом убаюкивающее спокойствие.

Перловая каша с тушенкой и горячий зеленый чай возвращали все на свои места. В нашей армейской палатке было уютно и тесно одновременно. Как выразился старший прапорщик Щеглицкий, «в тесноте, да не в интиме». Геологов было пятеро. Они подождали, когда Воронян раздал сухпайки, и только после этого достали две бутылки водки.

— Ребята, — обратился к обросшим ленинградцам Галкин, — а вы здесь как долго?

Парни-переростки стушевались.

— Да уже, поди, второй месяц, — ответил старший из них по имени Сеня.

— Крепкие ребята! — в один голос произнесли наши офицеры.

— Два месяца в пустыне, а все еще водка не кончилась, — пояснил Галкин.

Молодые геологи заулыбались.

— Да это мы из запасов нашего бати обслужились, — ответил парень по имени Женя.

— Бати?! — переспросил Стриж.

— Да, мы так нашего бригадира, Бориса Изральевича, окрестили, — покачал головой Сеня.

— Я так понимаю, что это один из трех пропавших, не так ли? — уже серьезным тоном спросил Галкин.

Геологи, опустив глаза, лишь сокрушенно кивали головами.

— Ну, ладно, — произнес Галкин, — теперь-то уже чего…

— Да-а-а-а!!! — протянул Сеня. — Вы правы. Теперь уже сокрушаться незачем. — Ни Валерки нет, ни Бориса Изральевича, ни Сергуни…

— Давайте-ка разливайте, — словно геологи принадлежали к его подразделению, скомандовал майор. И потом, обратившись к Вороняну, распорядился:

— Состряпай-ка нам нормальную закусь, что ли!

Кроме меня и Вороняна, все остальные пили. И пили молча.

Через некоторое время, радуя глаз и желудок «пирующих», появились куски дымящегося мяса. Цвет жаркого был темно-коричневым. А запах уносил в заоблачные дали. Мы в очередной раз поражались мастерству нашего повара.

— Здесь этого зайца называют кустарником, потому как он только по кустам и водится, — объяснял нам Женя, кивая в сторону хорошо приготовленной дичи. — Мы с вечера силки на них ставим. А к обеду и заяц тут как тут.

Мы ели с удовольствием. Наслаждались, не торопились.

Галкин насытился первым и, вытерев жирные руки, заговорил:

— Сколько ружей у них с собой было?

Тот, которого все звали Сеней, закатил глаза, словно что-то припоминая. Однако его опередили.

— Да у них у каждого по ружью было, — ответил за старшего молдаванин Светлан. — Я их сам по распоряжению бати чистил.

— Что за ружья?

— Две старые «ижовки» и новая «тулка», — ответил геолог.

— Поясняю, — блеснул своими знаниями майор — заядлый охотник, — ИЖ-12 и ТОЗ-54. — И тут же вновь обратился к молдаванину: — А чего же это они на сайгу с ружьями пошли? Без винтовки сайгака не взять.

— А в сайгака только батя стрелять собирался. У него один ствол со вкладышем, — просто ответил Светлан, — остальные расчитывали что-нибудь попроще взять. Ну, там вихляев или голубей. Поэтому они, собственно, к чинку [i] и отправились. Там диких голубей… — не договорив, он прочертил рукой выше головы невидимую черту.

— Я так понимаю, что там, у чинка, вы машину и нашли? — сменил тему майор.

Ленинградцы закивали.

— Там склон довольно пологий. Они на него почти до половины въехали. А потом, видимо, у них мотор заглох, или что-то сломалось… — рассказывал Сеня.

— Ага, — произнес майор. Он всегда произносил это «ага», когда его пытливый ум начинал свое расследование.

— А с чего вы взяли, что у них там какая-то неполадка произошла? — задал вопрос Стриж.

— Так ведь следы колес только до середины, а потом обратно, но почему-то юзом, — колеса явно не крутились, будто ее какая сила против воли водителя назад тянула.

При этих словах Галкин крякнул. Остальные военные только переглянулись.

— Что еще? — поинтересовался майор.

Сеня пожал плечами, но продолжал молчать.

— В одном месте нашли следы сапог. Судя по расстоянию между ними, их хозяин на горку взбегал, — вставил свое слово Женя.

— Если я тебя, Женя, правильно понимаю, то вы обнаружили следы только одного человека? — прищурился Галкин.

— М-м-м-м, — задумчиво промычал тот, а потом сказал: — Странно, не правда ли?! — И тут же добавил: — Но и этих следов было немного, остальные засыпаны. Похоже, будто там небольшой оползень произошел.

— Оползень?

— Ну, в общем, такое впечатление, что земля по всему склону осыпалась. Однако как-то странно это происходить должно было…

— Почему?

— А вдруг…! — даже не отреагировав на вопрос майора, воскликнул геолог.

Все посмотрели на говорящего, ожидая продолжения.

— Что?! — быстро спросил Галкин.

— Знаете, вот когда ледяную горку зимой строишь… ну, в детстве, то есть…

— Ну, ну, — поторопил его капитан Стриж, — уже все поняли, продолжай!

— Вот! Не знаю, как в других местах, а у нас это при помощи картонок и досок делалось. Мы таким образом снег в одну кучу сгребали. Чем выше гора становится, тем дальше и снег на нее загребать приходилось. Но как бы ты ни старался, какая-то его часть назад по склону скатывается. И все-таки движение, вызвавшее сход маленькой лавины, было направленно вверх. Я понятно объясняю?

— Женя у нас сначала на физмате учился, — сконфуженно пояснил один из геологов.

Все посмотрели на него и тут же вновь перевели взгляд на Женю.

— То есть ты хочешь сказать, что что-то, или, может быть, кто-то, двигался вверх по склону вслед за нашими охотниками? — предположил Галкин.

— Может быть, и не прямо вслед за ними, но однозначно после того, как прошли наши…

Майор Галкин откинулся назад.

— А собственных следов этого кого-то ты не заметил? — глядя геологу прямо в глаза, задал вопрос старший нашей группы.

— Не-а! — ответил тот.

— Ну, ты, Женька, загнул! — прервал тишину Светлан. — Если кто-то толкал впереди себя по склону картонку, то его следы должны были ложиться поверх следов картонки. А там их нет! — Его глаза весело блестели. Было заметно, что на него водка уже начала действовать.

— Ах, закрой ты рот, Светлан! — отмахнулся от него Женя. — Какая там картонка? Ты опять ничего не понял и все перепутал.

Остальные, пытаясь не задеть самолюбие молдаванина, прятали свои улыбки.

— Я вот что сейчас подумал, — продолжал говорить бывший студент физмата, — если собрать все факты и предположения воедино, то получается, что кто-то, или что-то должно было быть плоским. И к тому же иметь солидные размеры. Этакий ковер-самолет. Только в этом случае объясняется отсутствие всякого присутствия его следов. Или?!

— Почему же именно ковер-самолет? — негромко спросил капитан Стриж.

— Но ведь он же куда-то девался бесследно, значит улетел.

— Ладно, разберемся на месте, — быстро ответил майор Галкин, тем самым, давая понять, что этот разговор окончен, — а сейчас всем воякам ложиться спать. Это приказ!

Подъем был в шесть. А уже в семь часов утра наша группа находилась не меньше чем в пятнадцати километрах от лагеря геологов.