Жена дитя

– А я не могу? – сразу спросила величественная Джули.

– Тоже можешь, моя дорогая. Выходи замуж за капитана Мейнарда или любого другого мужчину, который тебе понравится. Но если ты сделаешь это без моего согласия, удовлетворись своими карманными деньгами. Помни, что миллион, оставленный отцом, пожизненно принадлежит мне.

– Помню!

– Да. И если будешь поступать вопреки моим желаниям, я проживу еще тридцать лет из злобы – пятьдесят, если смогу!

– Ну, мама, могу сказать, что ты откровенна. Прекрасная перспектива, если я тебя ослушаюсь!

– Но ты ведь не ослушаешься, – ласково сказала миссис Гирдвуд. – Ты понимаешь, что для тебя хорошо. Не зря твоя дорогая мама столько времени и сил потратила на твое воспитание. Кстати, говоря о времени, – продолжала «дорогая мама», доставая с пояса часы, украшенные драгоценными камнями, – бал начнется через два часа. Отправляйтесь в свою комнату и переоденьтесь.

Корнелия послушла вышла, прошла по коридору и зашла в номер, отведенный ей и Джули.

А Джули, напротив, направилась на балкон.

– Будь проклят этот бал! – сказала она, поднимая руки и зевая. – Я бы лучше легла в постель!

– Почему, глупая девочка? – спросила мать, вышедшая вслед за ней.

– Мама, ты знаешь, почему! Будет то же самое, что на последнем балу – мы в одиночестве среди этих высокомерных людей. Я их ненавижу! Как бы мне хотелось их унизить!

– Сегодня ты это сделаешь, моя дорогая.

– Как, мама?

– Ты наденешь мою диадему. Последний подарок мне твоего дорогого отца. Она стоила ему двадцать тысяч долларов! Если бы мы могли привесить к бриллиантам ярлычок с ценой, как бы завистливо на них смотрели! Ну, неважно; я думаю, и так догадаются. Так, моя девочка, мы их унизим!

– Не очень!

– Не очень? Бриллианты на двадцать тысяч долларов! Да другой такой тиары нет в Штатах. Ничего подобного на балу не будет. Бриллианты сейчас в моде, и ты получишь возможность торжествовать, достаточно, чтобы ты получила удовлетворение. Может быть, когда мы снова вернемся сюда, у тебя, кроме бриллиантов, будет и другое украшение.

– Какое?

– Геральдическая корона! – ответила мать шепотом на ухо дочери.

Джули Гирдвуд вздрогнула, как будто эти слова совпали с ее тайными мыслями. Выросшая в роскоши, она привыкла иметь все, что можно купить за золото; но есть то, что не купишь за золото, – вход в те загадочные круги, которые именуются «общество», сливки сливок.

Даже в непринужденной атмосфере курорта она чувствовала, что они не приняты. Как и ее мать, она обнаружила, что Ньюпорт – слишком фешенебельное место для семьи нью-йоркского розничного торговца, как бы успешно он ни продавал свои товары. То, что сказала мать, соответствовало смутной картине, рисовавшейся в воображении дочери; и слова «геральдическая корона» подорвали шансы капитана Мейнарда гораздо больше, чем долгая материнская лекция на любую тему.

Мать все это знала. Она не приучила свою дорогую Джули к романтическому неповиновению. Однако в этот момент ей показалось, что нужно продолжать ковать железо. И она заговорила снова:

– Геральдическая корона, моя любовь; а почему бы и нет? В Англии есть лорды, во Франции графы, их десятки; они будут рады ухватиться за то, что ты обещаешь. Миллион долларов и красавица – не нужно краснеть, дочь, – эти два обстоятельства не часто совпадают, их не подберешь на улице – ни в Лондоне, ни в Париже. Награда, достойная князя! А теперь, Джули, еще одно слово. Буду откровенна и скажу тебе правду. Именно с этой целью, только с этой мы едем в Европу. Обещай держать своей сердце свободным и отдать руку тому человеку, которого я для тебя выберу, и в день свадьбы я отдам тебе половину состояния, оставленного твоим покойным отцом.

Девушка колебалась. Возможно, она думала о своем недавнем спасителе. Но если у нее на уме и был Мейнард, то он вызвал лишь легкий интерес – недостаточно сильный, чтобы она возражала против таких замечательных условий. К тому же Мейнард, может быть, совершенно равнодушен к ней. У нее не было оснований считать по-другому. Испытывая легкие сомнения, она думала о том, что ответить матери.

– Я говорю серьезно, – продолжала тщеславная мать. – Как и тебе, мне не нравится наше положение здесь. И только подумать: эти никчемные потомки «старых подписавшихся» (Так называют 56 политических деятелей, подписавших Декларацию независимости США. – Прим. перев.) считают, что окажут снисхождение, женившись на моей дочери! Ах! Ни один из них этого не получит – без моего согласия!

– Без твоего согласия, мама, я не выйду замуж.

– Хорошая девочка! Ты получишь свадебный подарок, который я обещала. А сегодня ты не только будешь носить мои бриллианты – я их тебе подарю. Иди, надевай их!

Глава VIII

Вельможа инкогнито

Этот диалог, закончившийся таким образом, происходил перед окном номера миссис Гирдвуд. Наступил вечер, беззвездный и тихий, очень благоприятный для подслушивающих.

И подслушивающий оказался поблизости.

В номере вверху стоял джетльмен, поселившийся только сегодня.

Он прибыл ночным пароходом из Нью-Йорка и зарегистрировался под именем «Свинтон», поставив впереди скромное «мр». Рядом было приписано «с лакеем». Лакей оказался небольшого роста молодым черноволосым человеком в костюме слуги для путешествий.

В Ньюпорте мистера Свинтона как будто никто не знал; большую часть дня он провел, исследуя городок, основанный Коддингтоном и полный исторических памятников.

Хотя он вступал в разговор почти со всеми встречными, очевидно, никто его не знал; и он сам не узнал ни одного человека.

Привычка незнакомца к вежливости встречала такой же ответ со стороны жителей Ньюпорта; особенно учитывая, что незнакомец внешне выглядел как джентльмен, а за ним на почтительном расстоянии следовал хорошо одетый послушный лакей.

Те, с кем разговаривал незнакомец, думали:

– Какой достойный посетитель.

Во внешности мистера Свинтона ничто не противоречило подобному выводу. Это мужчина лет тридцати, и все эти годы были проведены приятно. Среди блестящих рыжеватых кудрей глаз не нашел бы ни одной седой прядки; и если на лице и появились уже морщинки, они не видны под тщательно расчесанными бакенбардами, которые сливаются с усами – короче, такими волосами на лице, которые свидетельствуют о принадлежности к конной гвардии. Невозможно не узнать в нем англичанина; и так и решили и жители городка, и обитатели отеля.

Еда, которая называется в отеле «ужин с чаем», закончилась, и незнакомец, не зная, чем заняться, сидел у окна своего номера на четвертом этаже и спокойно курил сигару.

Разговор его со слугой – с одной стороны, демонстрировавший странную снисходительность, с другой – необычную фамильярность, – можно не пересказывать. Разговор кончился, и слуга лег на диван. Хозяин, положив руки на подоконник, продолжал наслаждаться никотином и йодированным воздухом, пропитанным запахами водорослей, который приходил со стороны океана.

Спокойная сцена благоприятствовала размышлениям, и мистер Свинтон размышлял.

– Очень приятное место! Дьявольски красивые девушки! Надеюсь, мне удастся среди них найти богатую. Конечно, есть здесь и старухи с набитыми чулками, хотя потребуется время, чтобы отскать их. Мне бы только взглянуть на их рог изобилия, и если не удастся повернуть его к себе широким концом, я поверю в то, что говорят о женщинах янки: будто они держатся за свой кошелек гораздо крепче своих простодушных сестер англичанок. Я слышал, тут есть несколько наследниц. Одна или две с миллионом – долларов, конечно. Пять долларов за фунт. Посмотрим! Миллион долларов означает двести тысяч фунтов. Что ж, годится. Сойдет даже половина. Интересно, есть ли деньги у этой хорошенькой девушки, от которой не отходит мамаша. Немного любви добавят интереса к игре и сделают ее более приятной. А! Что там внизу? Женщины у окна, обитательницы номера под нами. Разговаривают. Если выйдут на балкон, я смогу их услышать. У меня как раз настроение немного послушать и узнать о каком-нибудь скандале; если женщины по эту сторону океана такие же, как по ту, я что-нибудь интересное обязательно услышу. Клянусь Юпитером! Они выходят! Словно нарочно для меня.

Именно в этот момент Корнелия вернулась в свою комнату, а миссис Гирдвуд вслед за дочерью вышла на балкон, продолжая разговор, который начался внутри.

Благодаря тихому ночному воздуху и законам акустики, мистер Свинтон слышал каждое сказанное слово, даже легкий шепот.

Чтобы его не увидели, он отступил за жалюзи своего окна и стоял, прижавшись ухом к щели, слушая с вниманием шпиона.

Когда диалог кончился, он осторожно выглянул и увидел, что молодая леди ушла внутрь, но мать по-прежнему остается на балконе.

Свинтон осторожно прошел в комнату, поднял лакея и несколько минут торопливо и негромко поговорил с ним – словно давал слуге какие-то очень важные указания.

Затем надел шляпу, набросил на плечи легкий сюртук и поспешно вышел из комнаты.

Слуга последовал за ним, но после некоторого промежутка.

Несколько секунд спустя можно было увидеть англичанина, который небрежно прогуливался по балкону. Он остановился в нескольких шагах от того места, где, опираясь на перила, стояла вдова.

Он не пытался заговорить с нею. Без представления это было бы откровенной грубостью. И смотрел не на женщину, а в сторону моря, словно любовался огнем маяка на скале Корморант. Маяк в безлунную ночь казался по контрасту особенно ярким.

В этот момент рядом с ним появилась миниатюрная фигура и слегка кашлянула, привлекая его внимание. Это был лакей.

– Милорд, – сказал он негромко – хотя достаточно громко, чтобы расслышала миссис Гирдвуд.

– А … Фуэнк… в чем дело?

– Какой костюм ваша светлость наденет на бал?

– А… пуостой чёуный, конечно. С белым воуотничком.

– А перчатки, ваша светлость? Белые или желтые?

– Желтые… желтые.

Слуга, коснувшись шляпы, отошел.

«Его светлость», как назвал слуга мистера Свинтона, вернулся к зрелищу маяка на скале Корморант.

А вдова розничного торговца потеряла спокойствие. Душа ее от волшебных слов «милорд» пришла в смятение. Живой лорд в шести футах от нее! Вот это да!

Женщина имеет право заговорить первой. И миссис Гирдвуд этим правом воспользовалась.

– Мне кажется, сэр, вы здесь впервые – в нашей стране и в Ньюпорте?

– А… да, мадам, вы пуавы. Я пьиехал в вашу прьекуасную стуану на последнем пауоходе. А в Ньюпоут пьиплыл сегодня утуом, на коуабле из Ньюаука.

– Надеюсь, вашей светлости понравится Ньюпорт. Это наш самый модный курорт.

– Ах, конечно, понуавится, конечно. Но, мадам, вы обуащаетесь ко мне «ваша светлость». Могу ли узнать, чем обязан такой честью?

– О, сэр, я не могла назвать вас по-другому: я слышала, как вас называл слуга.

– О, этот глупый Фуэнк! Чтоб он пуовалился! Пуошу пуощения, мадам, за йезкость. Очень сожалею о пуоисшествии. Я путешествую инкогнито. Вы поймете, мадам, какое это пьепятствие – особенно в вашей стуане свободы, если ко мне будут постоянно обуащаться «ваша милость». Ужасное пьепятствие, увеяю вас!

– Несомненно. Я вас вполне понимаю, милорд.

– Спасибо, мадам! Очень благодайен вам за понимание. Но я должен попуосить вас об одолжении. Из-за глупости моего слуги я полностью в вашей власти. Я полагаю, что уазговаиваю с леди. Я вижу, что это так.

– Надеюсь, милорд.

– В таком случае, мадам, попуошу вас сохуанить эту маленькую тайну. Может, я пуошу слишком многого?

– Вовсе нет, сэр. Нисколько.

– Обещаете?

– Обещаю, милорд.

– Вы очень добуы. Сотня тысяч благодауностей, мадам! Буду вам вечно благодайен! Может, вы тоже будете сегодня на балу?

– Собираюсь, милорд. Пойду с дочерью и племянницей.

– Ах! Надеюсь, у меня будет удовольствие увидеть вас. Я здесь чужой и, конечно, никого не знаю. Пйиехал из любопытства, чтобы посмотйеть ваши национальные обычаи.

– О, сэр, вам не нужно быть чужим! Если хотите потанцевать и примете в качестве партнерш мою дочь и племянницу, я обещаю, что они обе с радостью примут ваше приглашение.

– Мадам, я покойён вашей щедуостью.

Диалог завершился. Пора было одеваться на бал. Лорд поклонился, леди низко присела, и с этим они расстались – в ожидании новой встречи при свете канделябров.

Глава IX

Перед балом

Терпсихора на модном курорте Нового света выглядит так же, как в Старом.

В бальном зале, куда допускаются не только лучшие люди , джентльмен-незнакомец найдет мало возможностей для танцевальных упражнений, особенно в заранее распределенных танцах. Когда тесный круг знакомых занимает все места и лучшие позиции на танцевальной площадке, когда зал заполняется и все стремятся танцевать, неудачник без знакомств обнаруживает, что на него никто не обращает внимания. Распорядители бала слишком заняты собой, чтобы помнить о почетных обязанностях, которые налагает на них розетка или лента в петле для пуговицы.

Когда дело доходит до общих танцев, у незнакомца появляется больше шансов. Здесь все определяется взаимным согласием двух индивидуумов, и незнакомец должен быть очень невзрачной личностью, если не найдет себе пару – девушку, вечно сидящую у стены в ожидании приглашения.

Такая атмосфера царила и в бальном зале Ньюпорта.

Молодой офицер, только что вернувшийся из Мексики, ощутил ее. Он по существу был б`ольшим чужаком в стране, за которую сражался, чем среди ее противников!

В обоих странах он был путник – полубродяга, полуавантюрист, и вели его в пути интерес и склонности.

Танцевать с незнакомыми людьми, вероятно, самое скучное занятие для путешественника; если только это не свободный танец, в котором легко знакомятся: моррис (Народный танец, в котором танцующие одеты в костюмы героев баллад о Робин Гуде. – Прим. перев.), маскарадный танец или фанданго.

Майнард знал или догадывался, что это справедливо и для Ньюпорта, как и повсюду. Тем не менее он решил пойти на бал.

Отчасти из любопытства, отчасти чтобы провести время; и немного потому, что возникала возможность снова встретить двух девушек, с которыми он так романтически познакомился.

С тех пор он видел их несколько раз – за обеденным столом и в других местах; но только на расстоянии и без возможности возобновить знакомство.

Он был слишком горд, чтобы навязываться им. К тому же они должны были сделать первый шаг, чтобы подтвердить знакомство.

Но они его не делали! Прошло два дня, а они ничего не сделали – ни на словах, ни письмом, ни поклоном или другим знаком вежливости.

– Что мне думать об этих людях? – спрашивал он себя. – Должно быть, самые настоящие… – Он собирался сказать «снобы», но остановился, вспомнив, что говорит о леди.

К тому же такое определение неприменимо к Джули Гирдвуд! (Он постарался узнать имя девушки) В такой же степени, как неприменимо оно к графине или королеве!

Тем не менее со всей своей галантностью он не мог сдержать легкого раздражения; оно становилось особенно острым, потому что везде, где он появлялся, оказывалась и Джули Гирдвуд. Ее прекрасное лицо и фигура повсюду преследовали его.

Чем объяснить ее равнодушие? Его можно даже назвать неблагодарностью.

Обещанием, которое он дал на верху утеса?

Вполне возможно. С тех пор он видел девушек только в сопровождении матери, дамы очень строгого вида. Может быть, тайну следует хранить от нее? И, может быть, именно поэтому девушки сохраняют расстояние?

Возможно. Ему было приятно так думать; тем более что раз или два он замечал на себе задумчивый взгляд темных глаз Джули; увидев, что он на нее смотрит, девушка тут же отворачивалась.

«Зрелище – петля, чтоб заарканить совесть короля» (Пер.М.Лозинского. – Прим. перев.), – провозгласил Гамлет.

Бал! Он позволит разгадать эту маленькую загадку, может быть, вместе с другими. Конечно, он встретит там всех трех: мать, дочь и племянницу! Странно, если бы у него не появилось возможности предстваиться; но нет, он должен полагаться на распорядителей бала.

И он отправился на бал; оделся со всем вкусом, какой позволяет мода – в те дни она была либеральна и допускала даже белый жилет.

Но только на краткое мгновение, подобное сверканию метеора: теперь все опять носят только черные.

Бальный зал открыли.

У входа в Оушн Хаус стали останавливаться экипажи, в коридорах этого самого избранного из всех каравансараев зашуршали шелка.

Из большого обеденного салона (освобожденного по такому случаю и ставшего достойным самой Терпсихоры) доносились не очень гармоничные звуки настройки скрипок и тромбонов.

Семейство Гирдвудов появилось с большим eclat (Великолепие, пышность, фр. – Прим. перев.). Мать одета как герцогиня, хотя и без своих бриллиантов. Они сверкали на лбу Джули и на ее белоснежной груди – потому что набор состоял из диадемы и ожерелья с подвесками.

Одета она была роскошно и выглядела великолепно. Кузина выглядела более скромно, и ее красота совершенно терялась рядом с великолепием Джули.

Миссис Гирдвуд допустила ошибку, явившись слишком рано. Конечно, в зале уже был народ. Но все это были «организаторы» развлечения; поддерживаемые своим полуофициальным положением, они собирались группками и разглядывали сквозь веера или через лорнеты заходивших в зал танцоров.

Гирдвудам пришлось пройти через ряд любопытных, чтобы добраться до противоположного края зала.

Они проделали это успешно, хотя и заметили высокомерные взгляды, сопровождаемые шепотом. Слова, если бы они были услышаны, могли их смутить.

Это был второй ньюпортский бал – обычные танцы не в счет, – на котором присутствовали миссис Гирдвуд с девушками.

Первый не принес им удовлетворения, особенно Джули.

Но сейчас перед ними лучшие перспективы. Миссис Гирдвуд вошла с уверенностью, которую обрела в недавнем разговоре с знатным инкогнито мистером Свинсоном.

Она видела этого джентльмена днем, поскольку, как мы уже говорили, он не закрывался в свом номере. И очень приободрилась, заметив, что он обладает красивым лицом и фигурой. Волосы у него тоже самого аристократического вида. Но как может быть иначе? Она одна знает причину – она и дочь, с которой она, конечно, поделилась своим открытием. Вряд ли стоит строго ее осуждать за слегка нарушенное обещание.

Милорд сообщил ей, что прибыл из Канады, хотя нанес мимолетный визит в Нью-Йорк.

Она надеялась, что в бальном зале никто его не узнает – по крайней мере пока все не увидят его с ее семьей и она не сможет представлять его.

У нее для этого были важные причины. Вдова галантерейщика, она тем не менее обладала настоящим инстинктом матери, ищущей пары для дочери. Такой инстинкт не зависит от климата. Его можно встретить в Нью-Йорке и Лондоне, в Вене и в Париже. Она верила в первое впечатление – со всеми «компромиссами», которые часто с этим связаны; и, предполагая применить свою теорию на практике, познакомила с ней дорогую Джули, пока обе одевались для бала.

Дочь обещала быть послушной. Да и кто поступил бы иначе перед перспективой приобрести бриллианты на двадцать тысяч долларов?

Глава X

Предыдущая договоренность

Существует ли более невыносимая атмосфера, чем в бальном зале перед началом танцев?

Это сама сущность неловкости и неудобства.

Какое облегчение, когда дирижер поднимает палочку, и в сверкающем зале наконец-то слышатся мелодичные звуки!

Миссис Гирдвуд и девушки испытали это облегчение. Они начинали думать, что становятся слишком заметны . Джули считала, что стала объектом циничных замечаний, совсем не связанных с ее бриллиантами.

Она вся горела от досады и раздражения, и ее настроение не улучшалось от того, что образовывались пары, но никто не подходил, чтобы пригласить ее или кузину.

В этот момент появился мужчина, сразу изменивший ход ее мыслей. Это был Мейнард.

Несмотря на уговоры и предупреждения матери, мисс Гирдвуд не могла смотреть на этого человека равнодушно. Не говоря уже о том, что произошло между ними, одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что в зале нет более красивого мужчины. И вряд ли такой появится.

Он приближался со стороны входа, явно направляясь к Гирдвудам.

Джули подумала, подойдет ли он. Она надеялась на это.

– Наверно, я могу потанцевать с ним, мама, – если он меня пригласит?

– Еще нет, моя дорогая, еще нет. Подожди еще немного. Его светлость – мистер Свинтон – может появиться в любую минуту. Ты должна первой танцевать с ним. Интересно, почему его нет, – продолжала нетерпеливая родительница, в десятый раз поднося к глазам лорнет и осматривая зал. – Вероятно, человек с таким титулом не должен приходить слишком рано. Неважно. Джули, жди до последнего момента.

Но вот наступил последний момент. Сыграно вступление, музыка сменилась гулом голосов и шорохом шелковых платьев; джентльмены передвигались по натертому полу, склонялись в поклонах и произносили традиционное: «Разрешите пригласить». Затем некоторое проявление нерешительности со стороны леди, возможно, сверяющейся со своей танцевальной карточкой, наклон головы, такой легкий, что его с трудом можно заметить; леди с деланым недовольством встает и принимает протянутую руку, словно оказывает огромное одолжение.

Ни одна из молодых леди под опекой миссис Гирдвуд не участвовала еще в такой пантомиме. Распорядителя явно не выполняли свои обязанности. Не было в зале девушек красивее, и десятки джентльменов с удовольствием потанцевали бы с ними. То, что на девушек не обращают внимания, явно случайность.

Вдова торговца все больше сердилась. Теперь она чувствовала, что можно быть менее разборчивыми в выборе партнеров. Если лорд не появится, она не будет возражать и против бывшего офицера.

– Да собирается ли он вообще приходить? – думала миссис Гирдвуд, имея в виду Свинтона.

– Подойдет он к нам? – думала Джули, но о Мейнарде.

Взгляд ее был устремлен на него. Он по-прежнему приближался, хотя и медленно. Ему мешали пары, занимавшие положение для танца. Но она видела, что он смотрит в их сторону, смотрит на нее и кузину.

Он явно пребывал в нерешительности, взгляд его выражал вопрос.

Но, должно быть, увидев встречный взгляд Джули, приободрился, потому что поведение его неожиданно изменилось, он подошел к молодым леди и поклонился им.

Они ответили на его приветствие, может быть, более сердечно, чем он ожидал.

У обеих все еще ни одного приглашения. Кого ему пригласить? Он знал, кого пригласил бы по своему выбору, но возникает вопрос об этикете.

Как оказалось, выбора у него не было.

– Джули, моя дорогая, – сказала миссис Гирдвуд, представляя очень модно одетого индивида, которого только что подвел к ней один из распорядителей. – Надеюсь, ты никому еще не обещала кадриль. Я пообещала, что ты будешь танцевать с этим джентльменом. Мистер Смитсон – моя дочь.

Джули взглянула на мистера Смитсона; взгляд ее говорил о желании, чтобы он оказался далеко отсюда.

Но она еще не была приглашена и потому вынуждена согласиться.

Как только мистер Смитсон отошел, Мейнард поторопился пригласить Корнелию и повел ее, чтобы образовать «противоположную пару».

Внешне удовлетворенная таким распределением, миссис Гирдвуд вернулась на свое место.

Но ее удовлетворение было недолгим. Не успела она коснуться подушки сидения, как увидела направляющегося к ней джентльмена, выдающейся наружности, в желтых перчатках. Это был его светлость инкогнито.

Миссис Гирдвуд попыталась вскочить, потом посмотрела туда, где образовался квадрат с участием ее девушек. Смотрела она в отчаянии. Слишком поздно. Кадриль уже началась. Мистер Смитсон с ее дочерью делал фигуры «направо и налево». Проклятый мистер Смитсон!

– Ах, мадам. Еще уаз добуый день! Бал начался, как я вижу; и я остался без кадйили.

– Это правда, мистер Свинтон; вы немного опоздали, сэр.

– Какой удау! Навейно, молодые леди пйиглашены?

– Да. Они танцуют вон там.

Миссис Гирдвуд показала. Приложив к глазу лорнет, мистер Свинтон осмотрел зал. Взгляд его блуждал в поисках дочери миссис Гирдвуд. О племяннице он не думал. И взгляд его был больше устремлен на партнера Джули, чем на нее самое.

Единственного взгляда хватило, чтобы успокоиться. С мистером Смитсоном можно не считаться.

– Надеюсь, мадам, – сказал он, поворчиваясь к матери, – надеюсь, мисс Гийдвуд не заполнила всю свою кауточку на вечеу?

– Конечно, нет, сэр!

– Может быть, следующий – кажется, по пуогуамме это вальс – может, я смогу танцевать с ней? Могу я попуосить вас вмешаться в мою пользу; конечно, если нет пйедыдущей договойенности.

– Я знаю, что ее нет. Могу пообещать вам это, сэр; моя дочь, вне всякого сомнения, будет счастлива танцевать с вами.

– Спасибо, мадам! Тысячу буагодауностей!

Решив благополучно этот вопрос, дружелюбный вельможа продолжал оживленно разговаривать с вдовой розничного торговца, как будто они были равными по положению.

Миссис Гирдвуд была от него в восторге. Насколько первосходит этот подлинный отпрыск аристократов Британии выскочек из Нью-Йорка и Бостона! Ни Старый доминион (Прозвище штата Вирджиния, – Прим. перев.), ни Южная Каролина не могут породит такого очаровательного человека! Какая редкая удача – эта счастливая встреча с ним! Благословен будь этот «глупый Фуэнк», как назвал его светлость своего маленького лакея.

Фрэнк заслужил подарок, и миссис Гирдвуд решила, что когда-нибудь он его получит.

Занят ли у Джули следующий танец? Конечно, нет! И следующий за ним тоже, и еще, и еще. Она будет танцевать с ним весь вечер, если он пожелает. И как хотелось бы миссис Гирдвуд, чтобы ее освободили от обещания, чтобы весь Ньюпорт узнал, что мистер Свинтон – лорд!

Таковы были мысли миссис Гирдвуд; конечно, она не высказывала их вслух.

В кадрили возможности для визави незначительные. Но Мейнард улучшил их, пригласив мисс Гирдвуд на вальс. Договорившись об этом, они расстались.

Менеее чем через десять минут в зале можно было увидеть группу из двух леди и двух джентльменов, решавших какой-то неприятный вопрос. Короче говоря, возникла сцена.

Леди были миссис Гирдвуд и ее дочь, джентльмены – мистеры Мейнард и Свинтон.

Они сошлись только что; джентльмены не поклонились друг другу и никак не приветствовали, но обменялись взглядами, свидетельствовавшими, что они друг друга узнали. Этот взгляд явно говорил о старинной взаимной неприязни.

В суматохе момента миссис Гирдвуд этого не заметила. Зато заметила дочь.

Что между ними произошло?

Разговор объяснит это.

– Джули, моя дорогая, – заговорила миссис Гирдвуд, – я записала тебя на первый вальс. Ты будешь танцевать с мистером Свинтоном. Мистер Свинтон – моя дочь.

Представление только закончилось, как подошел Мейнард, чтобы воспользоваться обещанием девушки, и стал четвертым участником сцены.

Враждебный взгляд, которым обменялись джентльмены, длился всего секунду; затем молодой офицер повернулся к мисс Гирдвуд и предложил ей руку.

Послушная властной матери, девушка колебалась.

– Простите мою дочь, сэр, – сказала миссис Гирдвуд, – но она уже занята.

– Правда? – удивленно воскликнул бывший капитан и в поисках объяснения повернулся к дочери.

– Мне кажется, нет, мама? – нерешительно сказала Джули.

– Конечно, да, дитя мое! Ты знаешь, я пообещала мистеру Свинтону это еще до начала бала. Как неловко получилось. Надеюсь, сэр, вы ее извините?

Последние слова были адресованы Мейнарду.

Он снова посмотрел на Джули. Она по-прежнему колебалась. Но вид ее словно говорил: «Простите меня».

Истолковав это так, Мейнард сказал:

– Если таково желание мисс Гирдвуд, я освобождаю ее от обещания.

И снова посмотрел ей в лицо, ожидая ответа.

Ответа не было!

Молчание – знак согласия. Мейнард вспомнил эту старинную пословицу. Поклонившись всем троим одновременно, он повернулся и исчез среди танцующих.

Через шесть секунд Джули уже кружилась в танце, ее раскрасневшаяся щека лежала на плече человека, которого никто не знал, но танцевальным искусством которого все восхищались.

– Кто это незнакомец? – спрашивали все. Это произносили даже Дж., Л. и Б.

Миссис Гирдвуд заплатила бы тысячу долларов, чтобы иметь право удовлетворить их любопытство. Чтобы все позавидовали ее дочери, которая танцует с лордом !

Глава XI

Эмоции в бальном зале

Вдобавок к стойке, за которой решаются дела с администрацией отеля и где платят по счетам, в Оушн Хаус есть еще одна, предназначенная исключительно для выпивки.

Это уютное укромное помещение, частично подземное; туда спускаются по лестнице только поклонники Вакха.

О его существовании мало кому известно, кроме узкого круга посетителей.

Здесь, в подвале, разговор джентльменов, разогретых выпивкой, может приобретать грубые и резкие формы без опасности, что его услышат нежные уши прекрасных сильфид, скользящих по коридорам вверху.

Так и должно быть; так подобает высококлассному заведению, каким, несомненно, является Оушн Хаус; все здесь приспособлено к аскетической атмосфере Новой Англии.

Пуритане предпочитают выпивать «втихомолку».

В вечера балов этот бар находится под особым присмотром – не только со стороны охраны отеля, но и из других отелей и «коттеджей».

Терпсихора всегда испытывает жажду – она одна их поклонниц Вакха; танцы обычно посылают толпы поклоняющихся в это святилище веселого бога.

В Оушн Хаус в вечера балов можно заказать вино и наверху – это обычно шампанское и другие легкие вина со льдом; но только внизу можно выпивать, покуривая сигару.

По этой причине многие танцоры в перерывах спускались по лестнице, верущей в бар для выпивки.

Среди них был и расстроенный Мейнард.

– Смэш ( Спиртной напиток с сахаром, мятой и льдом. – Прим. перев.) на бренди! – заказал он, останавливаясь у стойки.

– Из всех людей – Дик Свинтон! – рассуждал он про себя в ожидании выпивки. – Значит, правда, что его выгнали из гвардии. Вполне заслуженно, я этого и ожидал. Проклятый бездельник! Интересно, что привело его сюда. Игра в карты, наверно: охотится на богатых американских голубей! Ему явно покровительствует мамаша Гирдвуд, а он нацелился на дочь. Как он сумел представиться им? Бьюсь об заклад, они не очень много о нем знают.

– Смэш на бренди, мистер!