Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Смотрящий (№1) - Блатной романс

ModernLib.Net / Боевики / Майданный Семен / Блатной романс - Чтение (стр. 7)
Автор: Майданный Семен
Жанр: Боевики
Серия: Смотрящий

 

 


– Не буду я Филипса посыпать, – поморщив лоб, решил Словарь. – Вон ты отправил Шатла, и где тот Шатл?

– Да вернется. Может, заодно отлить свалил, – не шибко уверенно пробурчал Малюта. Его темная цыганская шкура на скулах, казалось, посерела от непоняток.

– Это точно, что свалил. Пошли, – пристукнул кулаком о ладонь накачивающий себя так не хватающей в этот щекотливый момент злобой Словарь и обогнул крайний ларек.

На крыше этого ларька как раз и был прикручен матюгальник, на всю округу орущий, что: «Гоп-стоп! Ты отказала в ласке мне! Гоп-стоп! Ты так любила звон монет!…» В этом ларьке заседали местные пираты, и до сих пор у Словаря с ними никаких заморочек не было. Пираты максали всегда точно по срокам и знай себе втюхивали народу паленое аудио и видео. Сегодняшняя проблема заключалась в том, что до очередного платежа следовало подождать еще три дня. Поэтому Словарь начал сразу с наезда.

– Эй! – грубо стукнул он в витрину. – Отпирайте ворота, базар есть!

Однако то ли лох, сидящий за кассовым аппаратом, не знал Словаря в упор, то ли еще какая заковыка, но дверь ларька так и не открылась по своей воле.

– Че надо? – не то чтобы грубо, но без положенного уважения ответили в торговое окошко из надежного смутного внутриларечного мрака.

И еще образовался для Словаря один обломный минус. Перед ларьком зияла лужа, и для удобства сюда бросили доску. Не шибко на такой площадке разгуляешься, чтоб ног не замочить. А рядом со Словарем уткнулся в витрину с лазерниками Филипс. Он покеда не просек, что командира не уважают, но еще чуть-чуть…

– Щас кулаком витрину рассажу, вытащу тебя за шкирятник и глаз на коленку натяну! – грубо посулил в окошко низкорослый Словарь. С такой позиции – балансирует на доске посреди лужи – его угроза была вряд ли исполнима.

Ты шубки бельичьи носила, кожи крокодила,

Все полковникам стелила.

Ноги на ночь мыла!

Мир блатной совсем забыла и перо за это получай!

Эх! Если бы Словарь присмотрелся, кто там во мраке ларечном за окошком сидит. Он бы с удивлением прочухал, что сидит там не кто иной, как тот парень, который вместо Шрама на стреле ошивался. Но запуржила кровавая пелена глазки Словарю. Но уже не соображал ничего от бешенства Словарь.

– А не обделаешься? – наверное, не врубаясь, на кого бублик крошит, квакнул продавец.

– Я – Словарь! – захрипел, вгоняя себя в окончательный раж уже готовый ногтями царапать алюминиевый корпус ларька Словарь. Уже готовый об эти стены фиксу сломать.

И тут установленный на крыше торговой точки динамик потух на словах: «Я прощаю все. Кончай ее, Сэмен!». Пронзительно взвыл фонящий микрофон, и на всю площадь раздалось:

– По заявке нашего дорогого гостя сейчас мы послушаем новый хит группы «Словарь и Малюта» под названием «Нас рано мамка разбудила, сыру нам кушать наварила». – Естественно, Леха говорил не «нас рано», а «насрано»; и не «сыру нам», а «сырунам».

А далее, пока Словарь и Малюта не опомнились от такого гнусного попадалова, Леха в натуре по громкой связи воткнул кассету. Кассету с через «жучка» записанным процессом составления протокола в околотке. Протокола с обделавшимися Словарем и Малютой. Причем допрашивающий лейтенант, не ведая про «жучок», прикалывался в полный рост и к задержанным обращался не иначе как: «Фу, вонючий, а ответь-ка мне…»

Точно такие же кассеты с утра успешно продавались почти во всех торговых точках Виршей вплоть до булочных. А там, где на витринах по городу выставлялись видеокассеты, Ван Даммы, Сталлоны и Шварценеггеры уступили почетное место перекупленной у журналистов и растиражированной видеозаписи конвоирования обгаженных бандюков в ментуру. Фильму о том, что прозевал Леха, выведенный из «козелка» последним.

А кинокомедия выглядела так. Отпираются дверки автозака. Два омоновца, как положено, пыжатся по бокам. И вдруг Малюта как рванет вперед – и побежал, побежал! Ну омоновцы – быстрей за ним, подсекли, прыгнули сверху, по фиг им было, что Малюта мчался точняком в здание ментуры. У них рефлекс на догоняние. И вот тот омоновец, что оседлал Малюту, вдруг как подпрыгнет, будто током пронзенный. И дабы убедиться, что это не глюк, приспустил штанишки с поверженного Малюты. И перекосился в роже, будто старуха, обнаружившая в красном углу вместо иконы порнушную открытку… А телеоператоры вокруг хороводятся.

Тут из автозака и Словарь выгрузился. По его приказанию трое подчиненных обступили главаря стеной. Но из-за рывка Малюты утроивший бдительность лейтенант увидел в этом подозрительный момент. Почему это трое четвертого закрывают, почему четвертый руки на заднице сложил, типа недообысканное оружие шхерит? Лейтенант, бедолага, не разобрался, что там впереди с убежавшим.

Лейтенант в погоне за звездочкой распинал троицу и полез рукой в брюки четвертому. Типа – ага, попался?! Тут Словарь как прекратит бороться с собой, как сдастся! В общем, далеко не чистую руку вытащил из брюк Словаря лейтенант пред жадные линзы телекамер.

Это на самом деле и был тот фильм, про который столько талдычил корешам Сергей Шрамов, на съемки которого Шрам угрохал столько капусты. И главными героями кинокомедии стали не Леха. и даже не дядька Макар, а Словарь с Малютой. А то, что в конкретном ларьке вместо продавца оказался Леха, так это Шрам просчитал ситуацию. Нетрудно было врубиться, что обкакавшиеся в буквальном смысле отморозки начнут восстанавливать авторитет с главного рынка.

А тем временем над рынком плыли особо душистые моменты составления протокола;

– Значит, так и пишу: «…Вышел размяться, тут налетели омоновцы, засунули в кузов. И тут-то мой живот как прихватит…»

Аудиоподслушка была подстраховочкой. Сергей не очень верил, что фильм удастся, и именно поэтому велел Лехе впендюрить в ментуре «жучка». Ну а когда выгорело и там и сям, не выбрасывать же качественный материал?

– Вон тот! – дернул за рукав Словаря Малюта. – Вон тот старый лось нам с утра перед стрелкой шашлык готовил! – и ткнул пальцем в толпу, где до сих пор подбрасывал шуточки дядька Макар. Легкоузнаваемый – светловолосый, плешивый, обрюзгший и весь в веснушках.

Эх, не вовремя дернул Малюта Словаря за рукав. Словарь уже не соображал ни шиша. В черепе Словаря кипели мозги и из ушей шел пар. В общем, под руку Малюта Словарю подвернулся. В общем, со всей дури зарядил осатаневший Словарь Малюте меж рогов и рубящим просторы шагом направился к серебристой «бээмвухе». А Малюта так и остался оклемываться в грязной луже среди смятых стаканчиков из-под мороженого.

Тут и до Филипса дошло, что происходит непонятка. Филипс снял наушники, прислушался… Сунул голову в окошко:

– Эй, брателло, скоко стоит такая кассета?

Глава 9

А сам укуренный иду по переулочку

И улыбаюсь на ходу, кусаю булочку.

А из окна еще как раз поет Патрисия.

За что преследует меня моя милиция?

На деревьях чирикали птички. Солнышко ласковым котенком терлось о щеку. В этот раз, следуя в офис, Сергей Шрамов не озирался воровато по сторонам, не срисовывал, где в округе и с каким умыслом припарковалась чужая машина и кто в ней дежурит. Он мурлыкал под нос фокстрот. В кои-то веки у него было хорошее настроение, и ему даже казалось, будто тусующиеся по своим обыкновенным делам жители Виршей все как один улыбаются. Туфта, конечно, но приятно.

Сергей издалека засек мнущегося у родного офисного подъезда Леху, а Леха издалека зафиксировал Шрама и по-мальчишески несолидно, резво кинулся навстречу. Дорогой ниспадающий благородными мягкими складками костюмчик был Лехе будто корове седло. Зря электрик сменил кожаную куртку. А может, пообвыкнется?

– Тут такое дело, – вроде как смущенно начал подсуетившийся Леха. – Короче, там пацаны пришли. – Шрамов не остановился, и Лехе пришлось на ходу: – Пришли на работу проситься. Что с ними делать?

Шрам откровенно заржал:

– Все пришли?

– Ну, понятно, не черные. И без Словаря с Малютой.

– А Пырей?

– И без Пырея.

– А ты им что?

– А я говорю: короче, как Храм решит, так и будет. А Храм, говорю, человек очень суровый. Поэтому, говорю, лишний раз чихнуть не смейте.

– А они тебе что?

– А они кулаками в грудь стучат, дескать, давно хотели не под своими козлами, а под приличным человеком жить.

– А ты им что?

– Ну тогда я их взял и построил.

– Как построил?

– Реально построил. По ранжиру.

Шрамов снова откровенно заржал и не помешал Лехе распахнуть перед бугром, то есть ним, Сергеем Шрамовым, дверь родного офиса.

Свежеотгроханная прихожая, пупырчатые обои, подвесной потолок и прочие евростандартные, как обязывает положение, примочки. Еще одна услужливо распахнутая перед носом дверь. Вся низовая братва Виршей тут же без лишней команды вытянулась по стойке «смирно». Рожи – бычье бычьем. Стрижки как у больных педикулезом, оскалы – тупые, будто мухоморов нажрались – так стараются выглядеть крутотой. Сергей чуть за пузо от смеха не схватился, но заставил себя сдержаться. Пусть ржачка предательски выкручивает челюсть, коль эти пациенты хотят увидеть грозного батьку Махно, они его получат по полной схеме.

– Ну что, окурки, довыделывшшсь? – очень страшно свел брови Шрам и ткнул пальцем в грудь самого низкорослого и хлипкого, то есть-последнего в шеренге. – Ну-ка доложись, кто таков?!

– Гречкин… Игорь Моисеевич, – промямлил боец и вжал голову в плечи, ожидая вспышки немотивированного гнева от безжалостного урки. А ведь только вжав голову воин сравнялся с Сергеем ростом. Был этот боец не по-быковски, а по-клерковски пострижен и в одежде неразборчив. Или это только на его плечах шмотье так висело? Во всяком случае не было похоже, что Гречкин упакован в «Версаче». И этой непохожестью отдаленно напоминал Леху.

– Что ты мне паспорт диктуешь? Ты мне погоняло напой! – Да уж, не одни брюки износятся, пока мальцы выйдут в люди.

– Ридикюль, – еще более кислым голосом промямлил боец. И поскольку часть ополченцев подхалимски заржала, поторопился объяснить: – Я у Словаря финансы вел.

Шрам очень неласково посмотрел на другой край шеренги, откуда раздался гаденький смех, и заскрипел паркетом вдоль строя туда. Леха на правах зама по электрическим вопросам затопал по левую руку. Леха хотел доложить, что вот этот мордоворот приволок на горбу аж из-под Мги в заготконтору Малюты сто двадцать кэгэ алюминиевого провода; Малюта как увидел такой весовой рывок-рекорд, тут же завербовал битюга. А вот у этого пацана кликуха – Шишкин; не потому, что классно рисует, а потому, что вместо «бабки» всегда говорит «шиши». Но Леха за командиром не успевал.

Точно посреди шеренги стоял парень, успевший с момента появления босса сдвинуть с черепа на шею наушники, но не успевший вырубить спрятанный в кармане плейер. И теперь из наушников тонко зудело комариным писком.

– Это Филипс, – посчитал нужным сбоку подсказать Леха. – На музоне прется прямо по-черному.

– А как он вообще? – сделал Сергей такое выдающееся и одновременно суровое лицо, будто решает в голове шахматную задачу из матча Каспаров – Карпов.

– Ну, короче, без западла, – вполголоса подсказал Леха.

А другую оценку от Лехи и трудно было услышать. Добрый парень в душе был боксер Леха, вместе с этими обалдуями в школу ходил, вместе девок лапал, а теперь искренне пытается помочь заблудшим овечкам.

Тогда Шрам надвинулся на шеренгу и, улепив Филипса за грудки, выволок на шаг вперед;

– В каком году погиб Виктор Цой?

– В девяностом! – испуганно рявкнул меломан, ни жив ни мертв. Еще он верняк крепко бздел за неуставные патлы до плеч. Он здесь единственный не имел бритого затылка.

– Молодец! Стать в строй. – Сергей переместился дальше вдоль шеренги, нашел-таки того битюга, который позволил себе смех в строю. – Ну-ка два шага вперед! – Теперь Сергей корчил рожу, будто собирается почикать пацана на консервы. Типа никто не забыт, ничто не забыто. А то, видишь, хихоньки развел в строю. Салабор!

Братан вышел и загорланил в дебильной манере морпеха из голливудских фильмов:

– Погоняло – Шатл! Был при Малюте правой рукой!

– Дрочил ему, что ли? – хмыкнул Шрамов. И хотя был на полторы головы ниже громилы, выглядело так, будто тот Сергею в пупок дышит.

И теперь уже открыто заржали все новобранцы, по-провинциальному еще таскающие на себе цепи, гайки и прочее рыжевье.

– Ша, – не слишком грозно, больше для порядка, приструнил Сергей и зарядил Шатлу следующий вопрос: – А ну-ка, крутой, хвались, мотал ли срок?

– Пятнадцать суток, – из-под поникшего лба прогундел Шатл и, видя, что над ним снова готовы заржать, уточнил: – Два раза!

– М-да, – покривился Шрамов. Типа урытъ такого – весь день потом отмываться, так что живи, лошарик, пока я добрый. – Работнички, мать ети! – и уже обратился ко всей бригаде бравым полковничьим голосом: – Есть кто знакомый со скамьей подсудимых?

Вперед вышли четверо человек, и, как ни странно, среди них был Ридикюль.

– Два года условно. За валюту, – ответил он на немой вопрос Шрама.

Теперь над Игорем Гречкиным уже никто не решился насмехаться.

– И правильно, что не ржете, – на абсолютно полном серьезе отчеканил Сергей. – Тем, кто пайку хавал, у меня особый почет. Думаете, я в ваши кондовые Вирши завернул хрустов по-легкому настричь? Хер тому в грызло, кто так думает. Я здесь – чтоб городок на понятия поставить! Будем отныне по правильным законам жить, будем ответы держать, будем в общак честную долю отстегивать. Всем ясно? Я дважды повторять не буду.

Один из выступивших – Губарь – размечтался, как Храм сейчас его спросит, за что, мол, чалился. И тут Губарь на чистой фене обрисует, как косил на трассе под гаишника и обметал шоферюг – такой он умный. И, могобыть, Храм назначит Губаря своей правой рукой, а этот промокашка Леха отодвинется в шестерки. Но Сергею Шрамову обрыдло корчить из себя Григория Котовского. У него сегодня еще имелись неотложные дела. Поэтому Шрам обернулся к Лехе:

– А дядька Макар здесь?

– Туточки я, – тут же переступил порог старый жулик. Походка хиляющая, грабли по карманам, будто перышко дежурят, только рожа не в резонанс. Рожа довольная и лоснится, будто у прижившегося в рыбном магазине кота.

– Тебе помощники нужны? Выбирай, – сделал широкий жест Сергей.

Теперь, раз такое дело, настал черед прошвырнуться туды-сюды перед необстрелянными пацанами матерому рябому старцу. Нужны ли были ему подчиненные по его задачам – шут знает. Но кто ж откажется на халяву покомандовать? Чем-то Макару приглянулся Филипс.

– Ну-ка ответь мне, Филиппок. – Оказывается, дядька Макар пошло подслушивал под дверью и уже запомнил имя меломана. – За что менты людей хапають?

– Берут не за что, а потому что, – четко ответил музыковед. А забытый плейер продолжал пойманным воробьем тонко чирикать из кармана.

– Неплохо, хлопче, – осклабился дядька Макар, полез в чужой карман и выключил игрушку. – А теперь подскажи, в якому углу тебя трахнуть? – Обрюзгшее хайло дядьки стало твердым и непрозрачным. И фиг врубишься, шуткует он или в натуре опустить музыканта собрался?

Пацаны аж дыхание затаили. А может, следом за Филипсом их черед придет?

– Вон в том, – без запинки указал под потолок на верхний правый угол Филипс.

– Гарно отмазался, – одобрительно хлопнул старик бойца по плечу и обратился уже к Сергею: – Кажись, цэй парубок мне в ученики сгодится.

– Пусть так и будет, – огласил начальственное мнение Сергей Шрамов и теперь решил отобрать и для себя одну конкретную штатную единицу: – Эй, Радикюль, а ну-ка ответь, что есть самое заморочное в бухгалтерском деле?

– Проводки, – отлетело от зубов бывшего валютчика.

– А ну-ка повтори скороговорку: «Расскажи мне про проводки, про проводки, про проводки, про проводочки свои».

– Расскажи мне про проводки, про, проводки, про проводки, про проволочки свои, – более-менее без запинки повторил последний в шеренге.

– Ну, значит, и быть тебе в нашей фирме главным бухгалтером, – вяло, типа прощаясь, махнул рукой Сергей. – На посошок – важное правительственное сообщение. Касается всех. Беспредел на улицах прекратить, не быковать, пойманный в натуре будет кастрирован на месте без суда и следствия. Я объявляю «Месячник вежливости»! – И страшный суровый урка намылился скрыться в родном директорском кабинете.

Запустив такую пулю, Шрам имел в виду следующее: местный главный, но теневой бычара, некий Виталий Ефремович, спецом нагоняет в Виршах кипеш, чтоб обтяпать шуры-муры по комбинату. Шрам пока не выдумал идеальный план победоносной войны за здешнюю нефть. Поэтому разумно хотя бы сдувать закидоны противника. Авось кривая вывезет в ягодные места.

Пусть пинки получатся не убойные, но можно, например, хотя бы на том поиграть, что комбинат уходит по безналу слишком подозрительно дешево. Ах, гоните – в Виршах опасно? За базар отвечаете? Секи, начальник, бычье давно перековалось и теперь готовится поступать в Институт культуры.

Но когда беспредел на улицах вдруг станет на руку Сергею Шрамову, тут уж – мама не горюй!

– А остальные? – растерянно спросил Леха.

– А остальные… – Шрамов, притормозив, картинно задумался, покумекал так и сяк и решил, что Антон пока обойдется без помощников. Тем паче, что до сих пор Шрам держал Антона особняком (снял под хакера хату и все такое). И даже и Леха и дядька Макар о том, что на Шрама пашет некий компьютерщик, не догадывались. – А остальные, – в последний раз за знакомство криво ухмыльнулся Сергей, – пусть идут работать на нефтеперегонный комбинат.

Строй зашатался. Пацаны зашушукались, самые отважные посмели открыть варежку:

– Не гони нас, Шрам!

– Нас же город застебет!

– Мы оправдаем!

– А кто сказал, что я вас гоню? – сыграл непонятку Сергей Шрамов. – Кто сказал, что такая бравая грядка мне лишняя? Остальные под началом Лехи отправляются на комбинат. И там, на нашем любимом нефтяном производстве, вы, бакланы, должны в кругу работяг повести агитацию против гнусных америкашек, желающих наш завод оттяпать. Ваш энтузиазм будет оплачиваться из моего кармана. Халявы не потреплю. Среди вас члены профсоюза есть?

Толпа растерянно загубошлепила.

– Как нету?! Вы что, не знаете, что профсоюз – это защитник рабочего класса? Немедленно чтоб все вступили! Леха, проконтролируй! – Шрам устало зевнул. – Тогда так: сперва всем вступать в профсоюз. Есть у нас в городке такой правильный человек – Андрей Юрьевич. Его уважать как меня и только по имени-отчеству обращаться! И чтоб без бычьих словечек, иначе секелем нахавырю! Так вот, Андрей Юрьевич вам прочитает популярную лекцию – кто есть на самом деле наш главный враг. А далее уже, как говорилось, вперед и с песней на ту родную проходную, что в люди выведет всех нас.

Шрам ни на миг не сомневался, что после такой громкой объявы его планы подписаться за профсоюз станут широко известны. Шрам прекрасно врубался, что до сих пор были детские игры, а серьезный махач только начинается. Шрам в полном сознании прикидывал, что прежде прятавшиеся за шпаной темные силы теперь просто обязаны сделать ответный ход. И надеялся, что готов к этому.

И ответный ход не заставил себя ждать.


* * *

– О! Какими судьбами? – Майор подобострастно поймал протянутую руку своими и затряс ее, шелестя спущенными подтяжками. Прохиндейская рожа майора расплылась в столь радушной улыбке, будто не существовало для него большей радости, чем лицезреть и трясти клешню столь дорогого гостя. – А я тут по-домашнему. – Как бы оправдываясь за неуставной затрапезный прикид, майор потащил гостя в кубрик.

– Как говорится, давно не виделись, Иван, – предъявил в улыбке зубы Виталий Ефремович и уверенно шагнул в спертый воздух кубрика.

Он не мог не поморщиться, узрев, во что майор превратил нутро новенького катера за какую-нибудь неделю. Все те же шкурки от колбасы и бананов, пробки и пепел на ковролине. Пятна, пятна, пятна от пролитого из консервных банок масла.

Следом за Виталием Ефремовичем, твердо ставя ноги на рифленые ступени трапа, в кубрик спустились Словарь, Малюта и Пырей. Иваныча от такого нежданного явления прошиб пот по всей спине. Даже задница мокрой стала.

– Что ж вы такой толпой-то? – растерянно прошамкал майор. – А вдруг видел кто?

– Не дрейфь, проверялись, – хмыкнул Словарь без прежнего почтения и водрузил на столик полиэтиленовый пакет, в котором вкусно шуршало и смачно звякало.

Свою кликуху Словарь получил, потому что женился на интеллигентной бабе – Словаря тянуло на интеллигентных. Но она больше в словарях рылась, чем на кухне горбатилась, вот они послал ее подальше. А кликуха прилипла.

– Отмечать наш профессиональный праздник будем, – процедил из-за спины Виталия Ефремовича Малюта, и по его голосу было не просечь, с угрозой это сказано или обыкновенно.

– Ну тогда присаживайтесь, гости дорогие, – попытался изобразить из себя гостеприимного хозяина мент и суетливо стал сгребать на газету мусор со стола. – А какой праздник? День строителя?

– День животновода, – обозначил свое присутствие Пырей. Его хищный острый нос сперва приценил все углы в кубрике-каюте, прежде чем Пырей нашел себе откидную баночку у трапа и сел.

– Не понял юмора, – посмел сказать Иваныч.

– Праздник мокрых штанов, – объяснил Виталий Ефремович. – Как пишут в красивых книгах; «Праздник похороненных надежд».

Слово «похороненных» Ивану Иванычу очень не понравилось, и он инстинктивно поскреб ногтями кадык:

– Ну, обыграл нас этот Храм. Так это только пока. Он ведь, пока лепил горбатого, восемь раз подставился. И мне теперь осталось только взять его тепленького под белы рученьки. Так что, гости дорогие, все путем.

– Все путем, – загадочно повторил за ментом Малюта и не чинно, а вверх тормашками высыпал содержимое пакета на стол: пузырь «Синопской», банка оливок, хлеб, буженины с полкило.

– Все путем, – тоже повторил глухо Словарь, выдвинулся вперед и одну за другой стал выставлять из карманов на стол литровые бутылки «Бифитера». Первая, вторая, третья, четвертая… пятая.

– Куда ж столько?! – всплеснул руками Иваныч. – Тут до поросячьего визга упиться можно!

– А нам визжать по-поросячьи только и остается, – так никуда и не присел брезгливо морщащийся Виталий Ефремович. – Повизжим за упокой похеренных надежд.

– Виталий Ефремович… – Иваныч позволил себе возразить, хотя недобрые предчувствия заставляли горло сипеть. – Не все так кисло, как кажется. Теперь Храм у меня в руках. И я уже подписал бумагу о его задержании. Завтра утречком мои лейтенантики наведаются к нему в офис…

– Что-то дочка твоя тебя навещать перестала, – отмахнулся от подробностей Виталий Ефремович. – Не любит?

– У молодых своя жизнь, – по инерции ответил майор и запоздало напрягся: – А при чем тут моя дочь?

– Так, к слову. Не бери в голову. У тебя в этом гадюшнике чистые стаканы найдутся?

Иван Иванович вздохнул облегченно и засуетился:

– Стаканы? Это я мигом, – пошарил в подвесном шкафчике. Не нашел. Поглядел на полке. Не обнаружил. Двинулся к шкафчику между Малютой и Словарем.

И тут Малюта со Словарем подхватили мента под локти и со всего маху двинули лбом о переборку. И так три раза, чтоб не рыпался. И усадили меж собой уже совершенно другого Иваныча, обломанного и завявшего.

Пырей в свою очередь живо поднялся с места и достал из широких штанин рыжий медицинский шланг и веселенького цвета пластмассовую воронку.

– Глотай! – сунул он конец шланга в зубы майору.

– Ребята, зачем? – пуская кровавые пузыри, загундел плавающий глазами Иваныч. – Не надо. У меня все на мази. У меня бумаги на Храма подготовлены. Он восемь раз прокололся. У нею целый букет статей, завтра утром я к нему в офис лейтенантов отправлю. А если со мной что случится, так в Вирши комиссия нагрянет. Такой кипеж поднимется!…

– Глотай! – почти ласково потрепал Иваныча по обвислым щекам Виталий Ефремович. – Нам у тебя немного желудочного сока для анализов надо взять. А потом мы спокойно, без обид жахнем. И завтра утром ты спустишь свору своих лейтенантов на Храма. А пока глотай, – и прозвучало это как-то почти убедительно. Почти умиротворяюще.

И Иван Иванович сам не въехал, как заглотил шланг. И теперь уже Словарь, нашупав на столе поллитровку, саданул ею наотмашь майора по темечку. Бутылка осталась цела, а майор обвис – с рыжей макарониной шланга изо рта.

Но недолго сам по себе болтался второй конец макаронины. Изловив его, Пырей примайстрячил воронку и вопросительно посмотрел на Виталия Ефремовича.

– Гаси, – равнодушно дал отмашку Виталий Ефремович и отвлек глаза на перстенек, камушек которого забавно ломал свет. – Он правду говорил – если с ним что случится, в Вирши важная ментовская комиссия нагрянет. А нам только того и надо. Кто последнюю неделю городок на уши ставил? Храм. На кого Иваныч на завтра ордер подписал? На Храма. Кто сегодня по злобе блатной Иваныча жестоко завалил? Как ни крути – опять Храм. Так что не тормози.

И получивший благословение блондинчик Пырей начал заливать в воронку одну за другой вскрываемые и подаваемые ему литровые пузыри алкоголя. Одна бутылка, вторая…

Виталий Ефремович не стал просвещать подельников, что по гамбургскому счету ему, крутому быку, на какого-то зачетного урку Храма начхать с высокой полки. Гораздо острее жглись следующие вилы: после ставшей знаменитой на весь Северо-Запад стрелы (где подельники испачкали брюки) в Виршах круто ломанула вниз «кривая преступности». Быстрее, чем член у ветерана после одной палки.

Это еще не зачеркивало бизнес Виталия Ефремовича, но уже начинаю штормить. И срочно требовалось восстановить укачавшийся «престиж» городка. А что может быть беспредельней, чем смерть наглая главного мента? И, если со своими «обязанностями» не справился живой майор, пусть за него отдувается майор мертвый.

Сначата Иваныч рыпался как мог, сучил ногами, блеял, булькал, захлебываясь, дико вращал красными глазами и пускал сопли. Но Мал юта со Словарем держали майора под руки надежно. Но Пырей, знай себе, заправлял воронку остро пахнущим джином.

Вторая бутылка, третья бутылка, четвертая…

Иваныч обвис и поник. Виталий Ефремович, брезгливо морщась, пощупал пульс и отстранился.

– Водяра его погубила, от водяры и подох.

– Все? – обрадовался замаявшийся Пырей.

– Кажись, амба. Сердце стало. – Виктор Ефремович потянулся и сладко зевнул. – Но ты все равно доливай. Не пропадать же добру.

…Четвертая бутылка, пятая бутылка.

– А эту туда же? – кивнул Пырей на оставшуюся на столе ноль-пять «Синопской».

– А эту не тронь, – вдруг подал голос Малюта. – Нам старого ментовского кореша чем-то помянуть надо, – и убрал поллитровку в карман кожаной куртки.

– Приберите все тут, – двинул вверх по трапу разом заскучавший Виталий Ефремович. – Хавку соберите и проверьте, чтоб пальцев не оставалось.

«И на хрена я столько времени путался с этим рохлей майором? – корил себя Виталий Ефремович. – Сразу надо было забивать самую реальную стрелу с Храмом. Подогнал бы реальных бойцов, а не этих клоунов Словаря и Малюту, – остались бы от Храма рожки да ножки. И ведь по первах вычислить его была не проблема, городок-то масенький. Теперь труднее – каждый второй ларечник за него под трактор ляжет. Ну ничего, одного конкретного человека я пригласил-таки, вот-вот прибудет. И даже хорошо, что он не из быков, а из профи. Спецназ он там или кто? Выполнит работу без шума и отвалит с концами».

Глава 10

Почему так путаются мысли?

Почему кружится голова?

Я к тебе пришла не в этой жизни,

В этом я, конечно, не права.

А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь.

Если вспомнишь – меня забудь!

А вернешься – меня здесь нет!

А я сяду в кабриолет…

Как ни крути, а генеральный папа все-таки испоганил настроение Сергею Щрамову. Хвалил за усердие, руку тепло жал, а в глазах оставались глыбы льда размером с Эйфелеву башню.

Прибывший в Питер Сергей зарядил скудную пока долю в общак, доложился о запутках, о ситуации на комбинате, о том, что снова оказался в бегах. Сергей отрапортовал, что собирается предпринять, и оценил свои шансы пятьдесят на пятьдесят. Господин Хазаров больше слушал, чем задавал вопросы. И цыкал на подчиненных, если вопросы собирались задавать они. И у Шрама осадком осталось, что верховный папа ждал еще чего-то и не дождался. Например, доклада о делах, не имеющих отношения к Виршевскому нефтеперерабатывающему комбинату. Но таких дел за Шрамовым не было.

А потом еще подлил масла Урзум с дебильными подначками, типа, не объявлялись ли в Виршах сестрорецкие типа пытать Шрама за эрмитажные списки? А Шрам про эрмитажную ботву уже ведь и мыслить забыл.

И как-то само собой Шрамова завернуло в привычный ночной бар.

Почти все столики были свободны, и надо же!… В углу у запотевшего огромного – до потолка – окна, за которым чесали опрыскиваемые питерской непогодой фраера и проносились, слепя фраеров фарами, лайбы, сидела она. А ведь Сергей будто ждал чего-то такого. И подошел, словно и не расставались.

– Будем и дальше пить текилу? – спросил Шрамов чуть более хриплым, чем обычно, голосом.

– А что мы с вами пили в прошлый раз? – Она вроде бы и не удивилась его появлению над душой. Она тоже встретила его, словно и не расставались. Она еще некоторое время смотрела в окно, будто там кипела настоящая жизнь, в которой ее не ждут, в которой ей нет места.

Бармен мельком взглянул на них, затем выбрался из-за стойки, шаркающей походкой подошел к столику и вытер его. Парня явно мозолила скука. Парню явно хотелось покалякать с приличными посетителями.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17