На качелях любви

– Даша, иди, оформляй командировку, ты едешь в Иваново, – тяжело и шумно вздохнув, сказала Марина Егоровна.

Из рук женщины-воина ускользнула верная добыча. Марина Егоровна не успела положить на язык даже маленький кусочек десерта. И все шумно выдохнули, вторя Марине Егоровне, – с облегчением, хором и одновременно. Получилось смешно, будто в зале заседаний вдруг спустил огромный футбольный мяч. Пьяным шмелем я вылетела за дверь и, прижавшись спиной к дверной створке, надменно взглянула на секретаршу. «Сидит себе, цаца, клацает по клавишам, а настоящим журналистам присесть некогда. По командировкам вся измотаешься, по городам и весям, весь день на ногах, а все потому, что звездам трудиться надо – и днем, и ночью. Некогда тут с вами рассиживаться», – подумала я. А девушка взглянула на меня, вытянула губы в трубочку от чрезмерного удивления и рассеянно отвернулась. А мне стало стыдно. Еще ничего не сделала, а уже нос задрала выше крыши. Отлепившись от двери, стараясь соблюсти едва обретенное шаткое достоинство, я вышла из приемной. И стрелой полетела по коридору, сбивая по пути редких встречных. Они шарахались от меня, разбегаясь в стороны, словно боялись, что я по инерции закручу их в свой клубок страстей и печалей.

Соня низко склонилась над клавиатурой, выискивая несуществующие ошибки. Она не обратила на меня внимания. По ее разумению, я уже отрезанный ломоть – выбыла из штатного расписания редакции. Но Сонька жестоко ошибалась. И мне захотелось ткнуть ее носом в этот промах. Так тыкают котят в миску с молоком, чтобы приучить неразумных к строгому распорядку.

– Сонька, я еду в Иваново! – воскликнула я, широко распахивая руки.

Бушующая радость клокотала во мне, как атомный реактор. Сейчас я была сродни Марине Егоровне. Мне хотелось объять весь мир вместе с Сонькой и ее компьютером, с перегородками и норками. Моих рук хватило бы на всех. На весь мир!

– Тебя уже уволили, что ли? – равнодушно отозвалась Соня.

– В командировку еду, понимаешь, в Иваново! – крикнула я, злясь на вселенскую женскую бестолковость.

И я не напрасно злилась. Соня подняла голову, посмотрела на меня, осмысливая информацию. Вдруг в ее глазах блеснуло озарение. Сонька сначала позеленела, затем пофиолетовела, посиреневела и, в конце концов, вновь пожелтела. Старческая желтизна надолго застряла на юном девичьем личике.

– И я с тобой еду! – безапелляционным тоном заявила Соня.

– Соня, ты что, с ума сошла? Это мое первое задание. Первая командировка. Все первое и все мое, понимаешь? Или – не понимаешь? – вскричала я.

– Не понимаю, – усмехнулась Сонька, – не понимаю. Ну что ты там напишешь? Кстати, где это письмо, о чем текст?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.