Дансон с нечистым, или Дьявольское рондо

      Вскоре они приблизились к полуоткрытой двери, из которой струился необычный свет. Витек осторожно открыл её. Перед ребятами оказалась небольшая комната. Напротив двери стоял туалетный столик с трельяжем, перед которым спиной к ребятам сидела женщина и расчёсывала свои длинные волосы. Казалось, в комнате всё было голубым - и трельяж, и одежда женщины и даже её волосы. Всё в комнате излучало этот холодный голубой свет. Но самое удивительное заключалось в том, что прекрасное лицо сидевшей женщины, а точнее - его отражение, они видели как бы сквозь неё, сквозь её голову, её волосы. Эта странная женщина была... прозрачной!
      Оказавшиеся сзади пытались заглянуть вперёд через плечи стоявших впереди. Теперь в коридоре царила абсолютная тишина. Не отдавая себе в том отчёта, все затаили дыхание. А женщина продолжала спокойно причёсываться. И тут кто-то из особенно нетерпеливых и любопытных в попытке протиснуться вперёд оступился и уронил свою керосиновую лампу. Её стекло разбилось, и вылившийся керосин немедленно ярко запылал. Оказавшиеся рядом с огнем ребята отпрянули в сторону, и тут "голубая женщина", потревоженная раздавшимся за её спиной шумом, начала медленно оборачиваться. У кого-то из ребят не выдержали нервы, и внезапно раздался выстрел. Он прозвучал как сигнал к беспорядочной пальбе. Ребята в страхе стреляли через головы друг друга в дверной проем, в голубую женщину и в трельяж, за которым та сидела. Даже те, кто не мог заглянуть в комнату, испытывая непонятный ужас, заставляли свое оружие извергать грохот и дым. Палили все. Женщина же бесконечно медленно поднималась со своего пуфа, разворачиваясь на выстрелы, лицом к ним. Но это неторопливое движение хозяйки комнаты несло в себе такой заряд скрытой таинственной силы, что кто-то из ребят не выдержал и крикнул: "Бежим!". И вот, гонимые страхом, они помчались по коридору назад. Что-то рвануло - скорее всего взорвалась уроненная керосиновая лампа. А может быть, и кто-то из ребят швырнул назад гранату.
      Ноги сами собой несли кладоискателей вперёд. Многие побросали оружие, фонари. Бывшие последними стали в этой сумасшедшей гонке по узкому коридору первыми. Когда, вклнец обессилившие, ребята выскочили из туннеля на лестницу, они уже мало что соображали от страха. Их первым импульсом было оставить гнавший их ужас там, внизу, в коридоре. Поэтому первое, что они сделали - это опрокинули каменную плиту, перекрыв тем самым неведомому выход из туннеля. И только несколько придя в себя, сообразили, что наверх выбрались далеко не все. В туннеле осталось несколько ребят, включая и Витька. Никто не помнил, бежали ли они со всеми, или остались, стреляя, у таинственной комнаты.
      Кого-то отправили в милицию, а кто-то побежал за родителями. Когда же подоспевшие милиционеры с помощью ребят вновь подняли плиту и спустились в туннель, в нем никого не оказалось. Пошли вперёд и вскоре натолкнулись на свежий завал - рухнул потолок. Попытки отрыть проход оказались безрезультатными - туннель был завален осевшей землёй на большом расстоянии.
      Чтобы не провоцировать ненужные слухи, всем посвящённым строго-настрого было запрещено рассказывать о случившемся кому бы то ни было. "Компетентные товарищи" предположили, что история с голубой женщиной - плод фантазии ребят, что они испугались фосфоресцирующего света какой-нибудь гнилушки. Ну а потолок рухнул, погребя под собой Витька, от стрельбы или от взрыва брошенной одним из ребят гранаты. Поговаривали также о немецких шпионах, о радистке, прятавшейся в подземелье, но эта версия казалась совсем уж малоубедительной... И вскоре всё завершилось прекращением следствия.
      * * *
      Пройдя церковь, Сергей оказался напротив корпусов своего института. Странно, но он не испытывал ни малейшего желания заглянуть в это массивное пятиэтажное здание с помпезной колоннадой перед входом. Скорее всего, это объяснялось тем, что учёба здесь не доставляла ему удовольствия и он, что называется, "не нашёл себя в институте как специалист". Важно было и то, что все его друзья были студентами меда.
      Теперь, когда он находился здесь, в своём прошлом, улицы города его юности казались ему родными и близкими. Почти каждый дом и каждый переулок был связан с какими-нибудь воспоминаниями. Сколько раз один или вместе с друзьями проходил он этим путём! Сколько воспоминаний было связано с ним!
      Уже в школьные годы они чувствовали себя здесь хозяевами проспекта и вели себя соответствующим образом. К числу наиболее безобидных шуток с прохожими можно было отнести, например, такую: пристроившись к кому-нибудь из них сзади, целая гурьба ребят шла за ним (или за ней) в ногу, тщательно подражая всем особенностям походки. При этом важно было идти вплотную как к жертве шутки, так и друг к другу. Встречные весело посматривали на какого-нибудь толстяка или на молоденькую девушку, возглавлявших странную колонну сорванцов, которые с сосредоточенными деловыми лицами старательно вышагивали сзади. А так как по написанным законам расстояние между проказниками должно было быть минимальным, то в конечном итоге кто-нибудь спотыкался, задев ногу впереди или сзади идущего, и вся "змейка" рассыпалась под веселый хохот её участников и при полном недоумении ничего не понимающей жертвы.
      Многие вечера проходили на этом бульваре и в студенческие годы. Вот здесь, например, когда он учился на третьем курсе, была ещё стройка. Однажды вечером, когда они целой компанией направлялись к Люсе Царёвой договариваться о вечеринке по поводу Ноябрьских праздников, Юрка вдруг объявил, что он не в состоянии идти дальше, поскольку у него схватило живет. Тут же он сделал попытку перебраться через забор на территорию стройки. Ребята остановились, не без удовольствия наблюдая, как он разбегался, подбегал к забору и тут же замирал со страдальческой гримасой на лице, схватившись руками за живот. С юношеской бессердечностью, посмеиваясь, они давали ему советы - пролезть под воротами (разбитая дорога была заполнена там жидкой грязью), перепрыгнуть с шестом (только вот - как приземляться по другую сторону забора?), пролезть через узкую щель в закрытых воротах (если удастся втянуть в себя вздувшийся живот) или просто воспользоваться реактивной тягой. После непродолжительных попыток попасть за заветный забор Юрка убедился в тщетности своих поползновений и устремился в ближайший переулок. Отличавшийся обычно неизменным спокойствием, если не сказать барственной вальяжностью, на сей раз он передвигался почти что спортивной трусцой. Ребята следовали за ним, стараясь не отставать и не потерять его из виду в царившей в стороне от центрального проспекта темноте. На ходу они обсуждали его перспективы и спорили о том, насколько хватит его терпения и где он сдастся. Меж тем Юрка выскочил к площадке, заставленной баками для сбора мусора. Трудно сказать, было ли это просто везением, привел ли его туда инстинкт, или ему приходилось бывать тут и прежде. Во всяком случае, несмотря на раскачивающуюся на высоком шесте прямо над площадкой тусклую лампочку, ограждение из стоящих плотным каре баков обещало ему, казалось, желаемое уединение.
      Быстро оглядевшись по сторонам, страдалец потребовал:
      - А ну, чуваки, двигайте в подъезд. Нечего тут мёрзнуть.
      Учитывая пронизывающий осенний ветер, несущий пренеприятнейшую смесь дождя с мокрыми хлопьями снега, предложение погреться выглядело весьма своевременным. Оживлённо переговариваясь, ребята заскочили в ближайший подъезд. Света внизу, конечно же, не было. Лишь откуда-то сверху через узкий проём между лестничными маршами нечто маломощное слабо освещало узкую полоску на полу. От нечего делать поднялись этажом выше. Затем ещё на этаж - поближе к свету. А потом кто-то предложил подняться ещё на пролёт и полюбоваться из окна на Юрку. И действительно, обзор с площадки между третьим и четвёртым этажами оказался великолепным. Устроившись у подоконника как у барьера ложи, ребята принялись наблюдать за несчастным сотоварищем. Тот же, не теряя зря времени, уже присел под прикрытием баков. И вдруг - что это? - какая-то тёмная тень метнулась из ближайшего к страдальцу, бака.
      Действие разворачивалось по законам немого кино: звуки со "сценической площадки" в подъезд не проникали и происходящие на ней события сопровождались лишь доносившимся с третьего этажа юношеским петушиным голосом, старательно выводившим за дверями: "... И как один умрём, в борьбе за это".] Усердный "тапёр" аккомпанировал себе при этом на расстроенном пиано, что делало его музыкальные упражнения совсем уж невыносимыми. Но они странным образом соответствовали действию, придавая ему некий почти что героический колорит.
      Напуганный чем-то или кем-то выскочившим из бака, вальяжный Юрка вопреки всем законам земного тяготения не разгибаясь взвился вверх, как если бы его подбросило гигантской пружиной. Пока со спущенными брюками он поднимался в воздух, чёрная тень из бака успела приземлиться и зрителям стало ясно, что то была злющая худая собака. Бродячая собака, которая, очевидно, сочла, что некто самым беззастенчивым образом претендует на её место и на её съестные запасы в баке. Допустить подобного закалённый в многочисленных боях пёс, конечно же, не мог. Он явно был настроен решительно и, когда Юрка, вновь приземляясь на корточки, поднял что-то с земли и замахнулся, собака сделала прыжок в сторону и предприняла попытку напасть с фланга. Оставаясь на корточках, обороняющийся неуклюже повернулся в её сторону. В этот напряжённый момент "тапёр" сделал паузу, как бы подчёркивая весь драматизм и всю остроту создавшейся пикантной ситуации. Собака не решилась воспользоваться возникшей для неё да доли секунды благоприятной обстановкой и прыгнула в обратном направлении. Можно было догадаться, что для устрашения она отчаянно лает. Пока Юрка вновь поворачивался лицом к врагу, юное дарование, казалось, вновь вспомнило о своих обязанностях тапера и начало, фальшивя, наигрывать правой рукой тему романса "Не брани меня, родная". Разъярённое существо меж тем явно не собиралось уступать свои владения без боя какому-то чужаку и, попеременно припадая мордой к земле и делая затем внезапные скачки в стороны, стремилось напасть на агрессора с наименее защищённой стороны - сзади. Юрка же, придерживая одной рукой спущенные брюки и судорожно размахивая другой, был вынужден всё время поворачиваться вокруг, дабы не допустить врага в тылы своя. И при этом проявлял чудеса ловкости и проворства. Ему приходилось в этой небезопасной игре исполнять пассивную роль подсолнуха, всегда развёрнутого в сторону злого пса-солнца. Учитывая причины пребывания Юрки на площадке, такое противостояние не могло продолжаться долго. Необходимо было проявить какую-то активность. И обороняющаяся сторона в конце концов сообразила, что при сложившихся обстоятельствах будет лучше уступить более маневренному противнику и постепенно всё в той же позе отпятилась к дальним закрытым бакам, с позором оставляя за противником-псом поле брани. Как в насмешку, отступление сопровождалось бравурным маршем тореадора из "Кармен". На Юркино счастье, пёс-победитель оказался животным благородным и не стал преследовать врага, столь недвусмысленно расписавшегося в своём бессилии и признавшего своё поражение. Он снова запрыгнул в облюбованный им бак, в то время как Юрка замер в дальнем конце площадки. Естественно, это столь своебразное ристалище доставило тогда зрителям прямо-таки бездну удовольствия.
      Сергей шёл дальше в сторону своего дома. Да, это был всё тот же "Брод" с его нечастыми в зимние вечерние часы прохожими. Все они были в зимних пальто и меховых шапках. Сергей в своей короткой серой куртке и без головного убора вызывал у них явное удивление. Но ему было не до реакции окружающих - он "смаковал" сухой и чистый морозный воздух, наслаждался видом падающих с неба крупных снежинок, любовался невысокой и далёкой от канонов архитектурных шедевров застройкой проспекта и при этом одновременно упивался ощущением некоей раздвоенности. Идя этим тротуаром, он странным образом воспринимал последние тридцать лет своей жизни как смутный и очень короткий сон, в то время как, казалось бы, давно забытые события и переживания его молодости вновь стали свежими и выпуклыми. Именно они были теперь единственно реальными. И все вокруг подтверждало эту реальность морозный, пощипывающий уши воздух, свет в окнах, голоса прохожих, старые модели редких проезжавших по проспекту автомобилей и дома. Во многих из этих домов жили его знакомые, и сейчас он мог встретить кого-нибудь их них. Именно поэтому он жадно всматривался в лица прохожих. Но увы - среди них не было ни его преподавателей, ни приятелей, ни недругов тех лет.
      Сергей перешёл на другую сторону проспекта и оказался у дома, в котором жил двоюродный брат его первой жены. Сашка был на несколько лет моложе его, а потому в компании на него смотрели как на мелюзгу. С лёгкой руки Сергея именовался он Сэнди и в последние годы прочно вошёл в их компанию. Бывало, что в отсутствие стариков собирались и у него. Но вот что странно - Сергей никак не мог вспомнить ту голенастую девчонку, которая вместе со своей матерью почти полгода прожила в квартире стариков Сэнди и которой лет через восемь была уготована участь стать его женой. Но зато вспомнилось, как он догонял свою Леночку, когда та, обидевшись на него, сбежала однажды с одной из вечеринок в квартире Сэнди. С её точки зрения, он позволил себе уделять слишком много внимания случайно оказавшейся в тот вечер в их компании молоденькой актрисочке городского драмтеатра. Ленок была так возбуждена и так обижена! Но в конечном итоге всё же поддалась на уговоры и позволила увести себя назад. Но... Через несколько лет уже он, Сергей, страдал от ревности, узнав, что она выходит замуж за своего голландского аспиранта.
      А вот в этом доме, где размещалась первая в их городе опытная телестудия, жил его ближайший друг, с которым в последний раз они встречались в Москве всего неделю назад. Но было это в той, другой жизни. В другом времени. В другом городе...
      Дочь друга выходила замуж и после посвящённого этому событию банкета в ресторане "Прага", что на Арбате, они отправились к другу домой, где и просидели за разговорами до утра. Был с ними и Сэнди, и Сашка Утин, которому непонятно каким образом удалось впервые за многие годы выбраться на эту встречу без жены. В высоком и широкоплечем господине с обширной лысиной и каким-то затравленным взглядом трудно было узнать того Сашку, который отличался в школе своим свободолюбием, хорошими отметками и исключительной изобретательностью во всём, что касалось всякого рода проказ. Вот только, когда к ним в школу, в их мужскую школу № 25, пришли девчонки, он был единственным, кто обращался ко всем им исключительно на "Вы". Он всегда и во всём был единственным и неповторимым. И среди одноклассников и институтских соучеников Сергей оставался одним из немногих, кто не прошёл через малоприятную процедуру развода. И это при всём при том, что его отношения с представительницами прекрасного пола отличались всегда, если так можно выразиться, определённым своеобразием...
      * * *
      Болезненная стеснительность и доведённая до абсурда тактичность Саши Утина неизменно делали его жертвой девчонок, девушек, женщин и старушек. Судя по его рассказам, уже в детском саду его любимые игрушки с фатальной неизбежностью становились собственностью милых подружек. Что делать - с раннего детства он был начисто лишён способности отказывать в чем-либо представительницам противоположного пола. Казалось, при общении с ними из его лексикона напрочь пропадало слово "нет". Это было, судя по всему, какой-то болезнью, вызываемой дефектным геном, ответственным за редкие рецидивы рыцарства у нормальных современных мужчин. И в школе переведённые в их класс соученицы быстро оценили эту его особенность и не без удовольствия пользовались открывавшимися при этом возможностями. По крайней мере, в любую очередь, куда бы она он не стоял, они втискивались перед ним, не спрашивая даже на то его разрешения. А в студенческие годы ему неоднократно приходилось совершать немыслимые подвиги, дабы достать пару дефицитных "билетиков", но в итоге концерты-спектакли-вернисажи с очередной чаровницей посещал как правило, увы, не он...
      С течением времени проявления небескорыстного "внимания" со стороны представительниц слабого пола становились всё более частыми, настойчивыми и, судя по его рассказам, даже обременительными. Нет, он не жаловался. Происходящее представлялось ему чем-то абсолютно естественным. А вот о н и, они находили его всегда безошибочно, вычисляя беднягу с пугающей точностью в любой очереди, в любой толпе. Скорее всего, некий атавистический инстинкт в минуты необходимости вёл и х к Сашке. Удивительно, но, скорее всего, только благодаря какому-то чуду его не окрутили ещё в студенческие годы. Им просто пользовались в своих сиюминутных целях и, несмотря на выигрышные внешние данные по каким-то одним и м известным причинам ни одна из девчонок не воспринимала его серьёзно. Подобное же потребительское отношение к себе он продолжал ощущать и после окончания института. На работе, среди десятков дверей с одинаковыми табличками о н и неизменно выбирали именно ту, на которой была написана, конечно же, его фамилия. В поезде всегда приходилось перебираться на верхнюю полку, а в городском транспорте - освобождать место. И не только Сашкой, но и ими подобные отношения воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Может быть, подобное джентьменство и выглядело бы нормальным, будь оно свойственные хотя бы одному-двум процентам
      мужской части общества. Но при нашей-то жизни...
      Судя по его не лишённым юмора рассказам, доходило до курьёзов. Так, одна старушка, которой он регулярно освобождал место в метро, просто разрыдалась однажды, когда вопреки обыкновению его не оказалось в головном вагоне. Она металась по салону, и отдельные молодые люди иногда даже неохотно поднимались при её приближении. Но ей было нужно не место. Ей нужен был Саша, и только Саша. А он в это время наблюдал за нею из соседнего вагона, куда был вынужден сесть в последний момент перед отходом поезда. "Не могу передать, как посветлело, как осветилось тихой радостью её лицо, когда наши взгляды случайно встретились! - растрогано рассказывал Сашка, - На следующей станции мне, конечно же, пришлось уступать ей место".
      Женился он, в конце концов, также по обычной схеме. С той только разницей, что теперь некто, ему неизвестный, услужливо уступал Сашке своё супружеское место. А выглядело это следующим образом.
      Сашка среди школьных соучеников Сергея был первым, кто защитил кандидатскую, после чего получил неплохую работу. Так вот, однажды он сидел в своём кабинете. К коллегам, как обычно, не было никаких очередей. К нему же сидело около дюжины женщин самых различных возрастов. После того как были разрешены проблемы очередной посетительницы, в кабинет втиснулись одновременно две гражданки. Та из них, которая была немного помоложе, чуть-чуть поярче, явно наглее и явно "в положении", бросив на хозяина кабинета оценивающий взгляд, добила спутницу, бросив:
      - Так что, я уже не имею права в рабочее время зайти на минутку к своему жениху?
      В результате вторая, этакая серенькая мышка, удалилась с недовольной гримаской на лице, и они остались вдвоём. К несчастью.
      Сашка ждал. Она молчала. Вначале взгляд её затуманился. Сашка решил справиться о приведших её к нему в кабинет проблемах. Прокашлялся и спросил. Она продолжала молчать, но во взгляде её появилась укоризна. Казалось, вот-вот последует вопрос: "И не стыдно?"
      Через много лет, рассказывая об этом эпизоде, Сашка признался Сергею, что в тот момент ему действительно было несколько не по себе, хотя он и не понимал, чего, собственно, он должен стыдиться и чего конкретно от него ждёт сия особа. Скорее всего, он должен был сгорать от стыда за всех обманщиков и негодяев, за всех тех, кто, становясь отцом, не хотел официально засвидетельствовать это в высшей степени знаменательное и счастливое событие. Даме же, очевидно, был необходим некто, кто бы компенсировал ей моральный, материальный и неизвестно какой уж там ещё ущерб, причинённый неизвестным индивидуумом. Она явно разуверилась в жизни и, прежде чем умереть разочарованной, решила найти такого представителя мужского пола, на котором бы ей удалось отыграться за все свои неудачи и разочарования. И - естественно - удивительный женский инстинкт безошибочно привёл её в Сашкин кабинет.
      В результате через месяц они зарегистрировали свой брак, и ещё через тройку месяцев у них появился на свет первенец. Когда в последний раз Сергей был в гостях у Сашки, того можно было назвать многодетным отцом - в семье недавно появился четвёртый ребёнок. Родители не особенно баловали своих чад. Но когда те вели себя не совсем так, как следовало бы благовоспитанным ребятам, их матушка недовольно выговаривала им, с сожалением отмечая, что они "пошли в отца". Однако Сергей готов был поклясться, что внешне ни одно из этих чрезвычайно подвижных созданий не имело ничего общего ни с отцом, ни друг с другом. Они зримо отличались друг от друга характером, темпераментом, фигурой, разрезом глаз, цветом волос, радужки и даже кожи.
      Нужно отметить, что супруга Сашки обычно не особенно-то сдерживала себя и в случае присутствия в доме посторонних. Особенно в периоды чёрной меланхолии, которые, судя по всему, с возрастом стали случаться у неё всё чаще. Однажды при Сергее она начала выговаривать Сашке за какой-то мнимый его проступок. Войдя в раж, дама сообщила гостю о той непростительной ошибке, которую совершила много лет тому назад, позволив этому глупцу уговорить себя (??!) выйти за него замуж. При этом она сетовала на загубленные ради него юность, красоту и невинность, а также попрекала несчастного теми блестящими перспективами, на которых ей пришлось поставить крест ради него, ради того, чтобы "сделать из него человека". Бедный Сашка! Ведь подобные "откровения", судя по всему, ему приходилось выслушивать ещё и от тёщи!
      Да что там тёща! Как выяснилось из одной грустной исповеди, отношения и с другими женщинами, к сожалению, также не выходили у него за ставшие привычными рамки... Взять, например, кассиршу в соседнем магазине. Она периодически обсчитывает Сашку, недодавая от полтинника до пяти, а то и десяти рублей в зависимости от стоимости покупки и величины полученной купюры. И каждый раз, приближаясь к её кассе, Сашка внутренне напрягался, видя её у аппарата, и заранее проговаривал про себя: "Пересчитайте, пожалуйста! Вы недодали мне... рублей!" Его голос при этом должен был звучать очень внушительно. Но кассирша считает так быстро, что Сашка, никогда не отличавшийся особыми математическими способностями, просто не успевал никогда прикинуть в уме сумму сдачи, а переложив покупки в сумку и посчитав всё, уже не решался обратиться к суровой даме с требованием вернуть удержанные неизвестно за что деньги. Дома, конечно же, его ждали в подобных случаях разнос и напоминание о том, что при подобных математических и - конечно же - умственных способностях, ему никогда и ни за что не стать бы доктором и профессором, если бы не бескорыстная и жертвенная самоотдача жены и не её чуткое, тактичное и умное руководство.
      В конечном итоге, после длительных самоедских терзаний, Сашка всё-таки решил пресечь столь наглое и беззастенчивое поведение кассирши. И вот однажды, посчитав заранее стоимость покупок, он собрал всю свою волю в кулак и потребовал недостающий рубль сдачи. Опешившая кассирша безропотно протянула требуемую бумажку. Уходя, он слышал, как она удивлённо прошептала контролёру:
      - Смотри, совсем этот блаженненький взбесился! Никак, со своей ведьмой поссорился.
      А когда перед приходом домой Сашка в тот раз вновь пересчитал деньги и сверился с положенным на сей раз в сумку чеком, то оказалось, что сдача была дана ему верно и вытребованный им рубль шёл, скорее всего, в компенсацию прежних удержаний...
      Вот так и жил школьный друг Сергея Сашка, удостаиваясь внимания женщин лишь в том непременном случае, если им было от него что-нибудь нужно. А в противном случае его просто не замечали. Воистину, это был современный вариант "Идиота". Лишь один раз - и это было при последней их встрече - в голосе Сашки прозвучала обида, когда речь зашла о соседке по лестничной клетке. Оказывается, эта дама, которой услужливый Сашка неоднократно ремонтировал различные бытовые приборы, при случайной встрече на троллейбусной остановке прошла сквозь него и даже не ответила на приветствие...
      А в школьные годы Сашка Утин мечтал стать укротителем хищных животных...
      * * *
      Из потока воспоминаний Сергея вывел беззаботный смех - в паре шагов от него в свете большой витрины ювелирного магазина стояли, весело обсуждая что-то, две девушки.
      - Здравствуйте, - поспешил поздороваться он, увидев знакомые лица.
      - Здравствуйте, - удивлённо последовало в ответ.
      По недоуменному тону и выражению лиц было видно, что девушки пытаются сообразить, с кем это они сейчас обменялись приветствием. Сергею было проще - он почти сразу узнал своих преподавательниц начертательной геометрии и математики. "О Господи! Неужели они так молоды??? А ведь я представлял их себе зрелыми женщинами... - непроизвольно отметил он, - А математичка казалась мне даже пожилой". Внезапно вспомнив, что в начале весны как раз этого года математичке суждено погибнуть от руки подростка, сына соседки по коммунальной квартире, Сергей непроизвольно оглянулся. Его преподавательницы молча глядели ему вслед, гадая, по всей видимости, кем бы это мог быть сей несколько необычно одетый вежливый немолодой человек.