Сапожок Пелесоны

– Все, ты в уютном уголке, – сообщил я ей, когда мы устроились за столом. – Рассказывай, как тебя на Гильду занесло.

– Пиво и сигарету. – Она требовательно щелкнула пальчиками.

Прислонив посох к стене, я открыл сумку. Пиво в верхних отделах волшебного саквояжа кончилось и мне пришлось открыть замочек второго секретного отделения и влезть в него самому чуть ли не наполовину. После чего я с достоинством извлек две бутылки «Клинского». При виде бутылочек с блестящими этикетками и русскими буковками на них глаза госпожи Элсирики засветились восторгом. Со стороны казалось, что только за прикосновение к этим иномирным изделиям она готова заложить душу с телом в придачу. Для пущего эффекта я небрежно швырнул на стол пачку чипсов «Лейс».

– Открой, а? – попросила Анька, протягивая мне бутылку. – Я разучилась совсем.

Я разорвал пакетик с чипсами, не обращая внимания ни на двух подавальщиц, застывших с подносами посередине зала, ни на посетителей, мигом прекративших работать челюстями и воззрившихся на чудесные штуковины на моем столе. Затем взял из рук Рябининой бутылку, вскрыл ее о край стола. Раздалось волшебное «п-ш-ш-ш» и, к изумлению гильдийцев, пена поползла из горлышка. Госпожа Элсирика тем временем вытянула из пачки честерфиддку и прикурила пьезозажигалкой. После нескольких глотков пива она затянулась табачным дымом, закашлялась и, откинувшись на спинку стула, признала:

– Ой, какой кайф!

Мне жутко хотелось сфотографировать ее, такую рыжую, обалдевшую, в клубах сизого дыма и в ореоле почти божественной красоты. Но «Поляроид» был где-то в сумке. Неизвестно, работал он или нет после того, как я был сбит ударом копыт неблагодарного лошака. И, наверное, не стоило щелкать фотоаппаратом направо и налево, ведь его ресурс был очень ограничен, а я надеялся, если в этой дрянной Кенесии у меня сразу не сложится с практикой мага, зарабатывать себе на жизнь в качестве фотографа. Открыть фирму «Волшебный портрет за минуту», создать себе прочную репутацию чародея, а там уже по обстановочке.

– Дамочка, красотулина! – Я махнул толстой аборигенке в замызганном переднике. – Ну-ка кружки нам сюда. И чего-нибудь покушать. Самое горячее и вкусное.

Подавальщица нерешительно шагнула к нашему столу и, переметнув взгляд от пачки чипсов к нагло курившей Рябининой, уточнила:

– Это вы мне?

Видимо, обращения «дамочка» и «красотулина» были для нее несколько непривычными, а может, от табачного дыма ей затуманило мозги.

– Угу, дорогая, вам. Будьте любезны, накройте наш скромный столик по первому разряду.

– Какому раз… ряду? – переспросила она, кося левым глазом на пачку сигарет.

Ее вопрос меня несколько обескуражил: ну как было ей объяснить, что такое «первый разряд» в хорошем кабаке?

На помощь пришла Рябинина.

– Чистые кружки нам под эль, – сказала она, пуская тонкую струйку дыма. – Гусиную печень под грибным соусом, бараньи ребрышки по-среднегорски и щуку фаршированную. Да, и кувшин вина не забудь. Фоленского розового. Смотри, не вздумай водой разбавить.

– Сейчас, дорогие! Сейчас! – засуетилась подавальщица. Повернулась к столику напротив, за которым два бородатых мужика хлебали из широких мисок, потом снова повернулась к нам, с грохотом поставила поднос на соседний столик и метнулась на кухню делать заказ.

– Ну давай, Анюта Васильевна, рассказывай обещанное, – напомнил я, вскрывая вторую бутылку и изготавливаясь слушать какую-нибудь шальную историю.

– Видишь ли, Булатов… – она отпила из горлышка, скромно облизнулась и посмотрела на меня своими холодными и красивыми глазами, – если ты ожидаешь услышать что-то исключительно удивительное, то не услышишь. Мне вообще не хочется об этом говорить… Подумаешь еще, что я дурочка или будто у меня на третьем курсе крыша поехала.

– Не подумаю, – заверил я и захрустел чипсами. На непривычный звук сразу отреагировали за соседними столиками. На нас уставились с десяток пар напуганных глаз. Наверное, они ожидали увидеть огромную голодную крысу, поглощавшую мешок сухарей, но видели только меня и Аньку Рябинину, сладко курившую сигарету с фильтром.

– Давай, давай, рассказывай, – поторопил я Элсирику. – Пока печенка твоя, в смысле гусиная, шкварчит под грибным соусом, ты мне гони историю переселения на Гильду. Честное слово, не могу даже предположить, как ты здесь очутилась. Любопытство мучает сильнее, чем голод.

6

– Видишь ли, с детства в нашем мире я себя чувствовала неуютно. Хотелось чего-то… Чего-то такого волшебного, с другим небом, другими горами у горизонта, сказочными лесами вдоль реки. – Анька ногтем сбила столбик пепла с сигареты и бросила на меня настороженный взгляд.

Наверное, она ожидала, что я рассмеюсь, но я не смеялся – кивнул понимающе, поскольку это чувство в детстве было известно и мне.

Рябинина с большим вдохновением продолжила:

– Жизнь наша городская среди машин, телевизоров и вечно зудящих телефонов мне казалась слишком взбалмошной, вместе с тем скучной и серой. А мне хотелось волшебства. Хотелось настоящих рыцарей, фей, волшебников и драконов. На покрытых асфальтом улицах, среди угрюмых многоэтажек я просто засыхала. Поэтому и пошла учиться в наш университет прикладной магии и, так сказать, бытовых чудес. Знала, что только из него обеспечено нормальное распределение. Фить. – Она покрутила пальчиком, как бы обозначая другие миры.

– Ну, это обычная история, – сказал я. – Все мы в наш универ поступали по сходным душевным причудам. Именно на Гильде как оказалась?

– А так, чертик попутал. – Рябинина отправила в рот несколько чипсов, аккуратно захрустела и запила их пивом. – Хочешь – верь, хочешь – нет, по ночам он стал ко мне приходить. Бывает, только спать лягу, глаза закрою, и сразу мерещится багровое свечение. Тусклый круг такой, который вращается потихоньку, и проступает на нем мильдийская руна Арж, обычная, только с длинным хвостиком. Такое как раз в начале нашего третьего курса и началось. Я об этом никому не говорила, даже подругам. Даже Вике Пономаревой. Боялась, что за дуру меня примут.

– Ну-ну, дальше, – взбодрил я ее, принюхиваясь к ароматам жарящегося мяса, которыми невыносимо аппетитно несло с кухни.

– Появится этот багровый кружок, крутится перед закрытыми глазами, и руна на нем становится ярче и ярче. А потом, если даже глаза открою, руна все равно перед ними, словно след, оставленный раскаленным углем. Так было недели две или три. После чего чертик стал появляться. Только не смейся, Булатов! – Элсирика пригрозила мне кулачком и потянулась к бутылке «Клинского».

– Что вы, уважаемая. – Я мигом сделал серьезное лицо и повернулся навстречу подавальщице. Она плыла к нам через зал с подносом, на котором громоздилось дымящееся блюдо, кувшин и кружки.

– В общем, чертик такой. – Элсирика скорчила рожицу и помахала растопыренными пальцами возле ушей. – Руна исчезает, по краю багрового круга появляется синеватое сияние, и он оттуда является. Морда отвратительная, уши волосатые, лилового цвета, глазищи большие, желтые. Весь в бурой шерсти, и крылышки кожистые за спиной, словно у ангелочка-мутанта.

– Гильдийский демон Варшпагран, – определил я, сдвигая пустой пакетик от чипсов и освобождая место для кувшина и кружек. – Насколько я помню, он заведует тайными путями.

Подавальщица, румяная и чуть напуганная то ли нашими разговорами, то ли нашей необыкновенностью, торопливо поставила большое блюдо, две тарелки и быстренько проговорила:

– Щука и гусиная печенка готовятся. Очень скоро будут.

– Спасибо, красотулина, – поблагодарил я, наваливая себе в тарелку зажаренные ребрышки, пахнущие огнем и жгучими специями.

– Откуда ты знаешь, что он – Варшпагран? – прошептала Рябинина, едва кенесийка отошла от стола.

– Детка, видишь ли, в чем между нами разница: в том, что я окончил университет, а ты – нет, – не без гордости сообщил я. – И курсовую мне довелось писать именно по Гильде. Так что известен мне весь гильдийский сонм и сам Варшпагран. Не пойму только, чего он забыл в нашем мире. Странно это, госпожа Анька. Редчайшее явление, на мой взгляд. Что он из-под тебя хотел?

– Не знаю, что он хотел. Все время нашептывал мне, чтобы я на Гильду перебиралась. Сладко так нашептывал. И перед сном и во сне. Чувствую, сплю я уже, а этот чертенок все время возле меня. То за одеяло потянет, то к уху прильнет и шепчет, какая я хорошая и важная для его родимого мира. Скоро меня это дело стало сильно мучить. Утром просыпаюсь, уставшая, измотанная, словно после хмельной вечеринки. – Допив пиво, Анька придвинула кружку.

Я намек понял и, приподняв запотевший кувшин, налил ей вино. И себе налил. Несколькими глотками оценил вкус их фоленского. Хороший, надо признать, вкус. Особо под жареные ребрышки, капающие горячим жиром. Голод меня постепенно отпускал, взамен все больше разгорался интерес к рассказу Элсирики.

– Просыпаюсь, значит, измученная, – продолжила Анька, – в голове, будто бесконечный гудок паровоза, перед глазами чертик в кровавом круге, а в ушах его ласковый шепот. Понемногу я начала Гильдой интересоваться, в нашей университетской библиотеке книжки почитывать, листать кое-какие хроники и документы. А чертик меня не отпускает. Даже днем стал появляться, засранец хвостатый. И в библиотеке со мной и, извини, – она хихикнула, прикрыв ладошкой рот, – даже в туалет пытался за мной трижды проникнуть, на что я разозлилась и огрела его шваброй. На занятия ходить я совсем перестала. Месяца три не посещала лекции, ничего не учила, ничем не интересовалась, кроме как Гильдой.

– Ну а проникла ты как сюда, Рябинина? – Покончив с ребрышками по-среднегорски, я отодвинул тарелку, чуть не рыгнул от сытого удовольствия, налил себе еще вина и закурил. – С демоном понятно почти. Странно, конечно. Я бы сказал, практически невозможно такое, но понятно. Может, это у тебя галлюцинации были на почве переутомления, а может, чей-то магический трюк. А вот так, бац, и очутиться на Гильде… Тут игрой больного разума и волшебными фокусами не объяснишь.

– Да слушай ты дальше, – перебила меня Элсирика. – Начал меня демоненок Варшпагран убеждать, мол, я такая расхорошая, вся шоколадная, и ждут меня на Гильде великие дела. Будто я совершу здесь божественные подвиги и стану очень важной и знаменитой госпожой. Я ему объясняю: «Дорогой, я – студентка, учусь я, набираюсь ума-разума и к подвигам пока морально не готова». А он за свое: «Давай, дергай скорее на Гильду, не трать времени на бесполезное образование; все, что нужно для великих дел, мать-природа напихала в тебя под завязочку». Достал он меня, гаденыш занудный. Как появится, так меня трясти начинало. Я даже какое-то время думала заманить его в ловушку, рунной цепью опутать и отнести в университетскую лабораторию. Там бы наши магистры-душегубы устроили ему холокост. Только сжалилась, да и в универ в те дни я почти не заглядывала.

Однажды в декабре, когда у меня было дурное настроение, он появился после обеда и так нагло заявляет, мол, пора, прошу с вещичками на выход. – Рябинина усмехнулась и отпила из кружки. – Я, вместо того чтобы послать его куда следует, почему-то задумалась, и мысли какие-то странные в голову пришли. «А чего я теряю, собственно? – подумалось мне. – В университете дела хуже некуда – еще неделю назад к декану на ковер вызывали, и он пригрозил отчислением. И вообще, что нужно мне в этом дурацком, шумном и скучном мире? Почему бы действительно не мотнуть на Гильду, где хотя бы воздух свежий, есть немного романтики и волшебства?» Расспросила Варшпаграна, как он представляет мое перемещение туда. На что он ответил, мол, иди в университетскую библиотеку и затаись там до позднего вечера. Что я и выполнила: взяла потрепанную книжечку, села, листаю ее. Когда народ стал расходиться, спряталась за дальними стеллажами, затихла, мышкой притворилась. Потом кто-то свет выключил. Прошел сторож и навесил замок. Все, думаю, сидеть мне здесь как дурочке до утра. Вот к чему приводят чертики с лиловыми ушами и прочие сумасшедшие галлюцинации. Закурила с горя, усевшись прямо на полу. Думаю, провались все оно пропадом, пусть хоть библиотека сгорит вместе со мной. Вдруг смотрю, какое-то свечение прямо по центральному проходу. Я сигарету затушила и туда пошла. Страшновато, конечно, только ноги сами повели, и в голове как-то пусто стало. Вышла на центральный проход. Смотрю, эллипс небольшой с человеческий рост светится синими и голубыми тонами, руна Вжик посередине – типичный магический портал. Я ближе подошла, огляделась, Варшпаграна позвала и еще шажок сделала. Вдруг из этого эллипса волосатая рука высунулась. «Ходи сюда, Рябинина!» – говорит страшный голос. Я и ойкнуть не успела: эта ручонка хвать меня за юбку, и…

– Очутилась ты на Гильде, – догадался я.

– Совершенно справедливо. На Гильде в то время соответственно ночь была. И угодила я на перекресток дорог: один указатель на Рорид, другой к замку Паноль, лунным светом посеребрен. И старое кладбище рядом, над гробницами качаются черные деревья. Жутко так. Ни светящегося эллипса рядом, ни руки волосатой, ни даже вездесущего Варшпаграна. Получается, иди куда хочешь, сама думай, как и где божественные подвиги совершать. Что называется, кинули меня. Использовали, будто деревенскую глупышку и оставили посреди дороги. Но выкарабкалась. Добралась до Рорида и кое-как устроилась. Потом переехала в Фолен. Как я жила все это время, рассказывать не буду, – предвкушая мой вопрос, строго сказала Элсирика. – Как хотела, так и жила. Сама зарабатывала на жизнь. И сейчас сама зарабатываю немаленькие деньги.

– Чем же? – с насмешкой поинтересовался я.

– Чем – это мое личное дело. Понятно? Не смей меня об этом спрашивать! – чуть разозлившись, ответила она. – В общем, живу я теперь хорошо. Меня знают многие влиятельные люди. Приглашают в известные салоны Рорида, Фолена и других городов. Ладно, сейчас это к делу не относится. Тебе, наверное, интересно, зачем меня переманил сюда сволочь Варшпагран? Не знаю зачем. До сих пор не пойму. Чертенок этот больше ни разу не появился вроде как. И только недавно, дней пять назад, его голос мне снова ночью померещился. «Ступай в Рорид, – говорит, – там тебя ждут. Пора вытворять великие дела». В Рорид я все равно поехала бы, поскольку сама собиралась по некоторым делам. И поехала, и приехала. Меня будто у городских ворот поджидали. Там же мне мальчишка-оборванец тайком записочку сунул от герцога Паноля с приглашением явиться во дворец. Пока до дворца добиралась, чувствовала, следит за мной много глаз. Будто тени за мной какие-то крались. А дальше ты все знаешь. Не могу только понять, если поиски Сапожка Пелесоны и есть то самое божественное дело, то, почему меня так рано заманили на Гильду? Ведь я вполне могла окончить университет, как и ты. И если все дело в этом Сапожке, то как связаны демон Варшпагран, наш король Люпик, герцог Паноль и все-все остальные?

– Да, хреновина получается, – согласился я и принялся за гусиную печенку, которая получилась весьма недурной. Даже замечательной в сочетании с фоленским, густым, в меру сладким и пьяным.

История Аньки Рябининой развлекла меня. Надо же, демон Варшпагран собственной персоной за ней за тридевять миров явился! И на кой ему сдалась двоечница и прогульщица с третьего курса нашего несчастного университета? И какие события здесь намечаются, что от меня и госпожи Элсирики требуется активное участие вплоть до божественных подвигов? Думать обо всем этом сейчас мне совершенно не хотелось. Я еще отхлебнул из кружки и попытался расслабиться, глядя в потолок и чувствуя вкус вина во рту.

– Булатов, ты где? – Рябинина толкнула ногой меня под столом.

– Я здесь, – лениво произнес я.

– Ты это, в пьяный обморок не падай. Нам думать нужно, что делать дальше.

– Анька. – Мой взгляд упал с потолка на ее разрумянившийся лик. – А кто-нибудь еще из наших на Гильде есть? Ну кто-то по распределению наверняка попадал сюда, и ты должна об этом знать.

– Ириша Чурсина и Юрка Славин. Только след их теряется где-то за Мильдийским морем. Отплыли на юг и пропали. Я пыталась найти их, но так… все это бессмысленно. – Она махнула рукой и потянулась к пачке «Честерфилда». – Еще в Нексарии есть весьма известная волшебница, называемая Светлая Фрия. Уверена, что на самом деле она – Светка Фридова. Только она в этом не признается. Я пыталась наладить с ней контакт. Специально ездила в Нексарию и пробилась в ее магический салон. Говорю, госпожа Фридова, как дела, тоска по родному университету не мучает? А она меня за дверь выставила. Так-то. – Элсирика выпустила струйку дыма и закашлялась. – Может, еще кто-то есть. Должны быть. Только Гильда – огромный мир, и найти здесь человека нелегко, если не поможет счастливый случай. Ладно, Булатов, не будем сейчас про наших – бесполезно это. Давай лучше думать, с чего начать поиски Сапожка.

– С чего? – Я откинулся на спинку стула и выпустил вверх плотную струю табачного дыма. – А зачем его вообще искать?

Мой вопрос привел госпожу Элсирику в минутный ступор.

– Ты серьезно, что ли? – она нервно поддела кусок фаршированной щуки и уронила его в тарелку. – Мы обязаны его найти. На государственном гербе клялись. Деньги от маркиза Вашаба получили.

– Я никому и ничем здесь не обязан. Клятва моя заключалась лишь в том, что я не раскрою посторонним лицам опасности, угрожающей кенесийской короне. И то, произнося ее, я пальцы складывал крестиком.

– Нет, Булатов, ты явно издеваешься! – Личико Рябининой разрумянилось, словно спелая ягода. – Не может быть, чтобы тебе это было безразлично! Меня, например, раздирает знать, что это за Сапожок такой, о котором столько написано в древних свитках! Я хочу знать, какая сила скрывается в нем и что случится, если мы его найдем. Неужели ты не понимаешь, что все это неспроста: и пророчества, и демон Варшпагран, и то, что судьба нас свела здесь вместе?!

– Понимаю, поэтому и не хочу заниматься этой ерундой. А еще я прекрасно понимаю, что за ветхим башмаком охотятся очень влиятельные люди. Например, братство Копателей Селлы, или союз ночных убийц. Видишь ли, вместо обладания Сапожком Пелесоны я не хочу стать грязью кровавой на их сапогах. И у меня свои планы на эту жизнь. Я прежде всего маг, а не королевская ищейка. Пусть тайный сыск графа Ланпока занимается монаршими проблемами, а я предпочитаю заниматься своим делом: открою маленькую контору и начну оказывать магические услуги. Скоро я прославлюсь не меньше, чем святая Пелесона.

– Ты просто трус и дурак. Маг Блатомир! – Элсирика расхохоталась, хотя я видел, как она злится. Потом она привстала, приблизилась ко мне и произнесла: – Ты здесь никто. Ты пустышка, и свое университетское образование можешь засунуть поглубже в зад. Все, что ты умеешь, – дешевые фокусы, которые очень скоро наскучат твоим клиентам.

– Угу, – сказал я, потихоньку открывая сумку. Мне очень захотелось показать ей какой-нибудь «дешевый фокус». Такой, чтобы больше никогда в голову госпоже Элсирике не приходило столь пренебрежительно говорить о моих умениях. Для этого я был готов воспользоваться Книгой. Я осторожно достал ее и положил на стол.

– Будь же благоразумен, Игорь, – тише заговорила Анна Васильевна, заметив, что посетители таверны снова начали подозрительно присматриваться к нам. – Никто не знает, какая сила скрывается в Сапожке. Ведь недаром же его история так засекречена, что за тысячи лет ничего вразумительного не просочилось. Очевидно только одно: сила очень велика, если она может разрушить королевство и потрясти всю Гильду. Исходя из пророчества, скоро эта сила окажется в чьих-то руках и выйдет на свободу. Очень глупо при этом прятать голову в песок и думать, что близкие потрясения тебя не коснутся. Разумнее попытаться опередить их: самим завладеть Сапожком Пелесоны. Черт тебя кочерыжкой, ты слушаешь или где?! – Она потрогала меня за подбородок. – Судьба дает нам шанс, Булатов!

– Слушаю-слушаю, – отозвался я, открывая Книгу.

Книга моя была чуть толще обшей тетради и состояла из семи десятков листов, выдернутых в университетской библиотеке из других магических книг. Были здесь и аккуратно обрезанные древние свитки, язык которых я не совсем понимал, имелись и плотные вставки пожелтевших пергаментов, ксерокопии рунных таблиц, очень важные рецепты и карта части какого-то мира. В середине Книги была даже вшита часть странички журнала «Космополитэн» с полуобнаженной Памелой Андерсон и несколько листочков из детского комикса (Пашка Крикунов их ради шутки подсунул, а я сразу не заметил). Главное достоинство Книги заключалось в том, что я сложил в нее чуть ли не самые могущественные заклинания, которые удалось стащить из-под носа у библиотекаря. Почти три года я собирал их, вынося под рубашкой из университета по листочку, клочку, обрывочку, бережно склеивая их, сшивая под толстой кожаной обложкой и скрепляя заговоренными нитками, рунными словами и магическими печатями. Но был у моей Книги и один серьезный недостаток. Как и все магические книги, она жила своей жизнью, только слишком уж своей: страницы в ней часто менялись местами, строки на них становились то бледными, почти неразличимыми, то, наоборот, яркими. Иногда они светились в темноте или при дневном свете казались выведенными свежей кровью. Часто на страницах моего чудесного фолианта появлялись новые записи, непонятные знаки или следы чьих-то маленьких ножек и слышался то трагический, то насмешливый шепот.

– Булатов! – грозно повторила Элсирика. – Хватит книжку листать! Тебе шести лет университета не хватило?! Я спрашиваю, согласен ли ты в поисках Сапожка пройти со мной весь путь до конца?

– Не, Анька, извини, но у меня свои планы на ближайшее время, – ответил я, продолжая переворачивать листки в поисках не слишком убийственного заклятия.

– Ну и дурак. Ха! Маг Блатомир! Пей дальше свое дешевое пиво и развлекай народ балаганными фокусами. А я пошла Сапожок искать.

Госпожа Элсирика оттолкнула стул и хотела сказать в мой адрес еще что-то скверное, но я перебил ее:

– Балаганный фокусник, да? Сейчас, деточка, ты увидишь, что умеет этот «балаганный фокусник». – Мой палец остановился на вполне удачном заклинании, и я начал читать его, встав в полный рост.

Звонкие и твердые, словно камни, слова прокатились по залу. Обе подавальщицы застыли у крайнего столика в изумлении и святейшем ужасе. Бородатые мужики тоже застыли, раззявив рты и забыв влить в них питье из кружек. И другие посетители таверны разом повернули ко мне головы, поглядывая настороженно и испуганно.

Дочитав заклятие, я трижды повторил последние слова, хотел скрепить их руной, но в этот момент страницы книги предательски перевернулись. Вместо последней части заклятия мой палец оказался на листке с журнала «Космополитен». Все-таки я обозначил руну Охни и сердито ударил в пол посохом.

В первые секунды не произошло ничего, только подавальщица в цветастом переднике затряслась и начала орать тоненьким безумным голосом. А потом светильники на стенах вспыхнули ярким красным пламенем. Было такое подозрение, что сейчас начнется пожар, и страх испытала не только излишне нервная подавальщица, но и женщины за столиком в углу: с визгом они метнулись к выходу. Их примеру последовали несколько щегольски одетых кавалеров. Неожиданно пламя, бьющее из бронзовых рожков, изменило цвет: стало зеленым, потом синим. Затем светильники начали попеременно вспыхивать языками разного цвета, бросая на середину зала яркие блики. И в этих мечущихся отсверках возникла чья-то танцующая фигура. Надо признать, фигура с весьма аппетитными формами. Она двигалась в такт какой-то неслышной музыке, покачивая бедрами, вскидывая и опуская руки. Фигура определенно принадлежала пышногрудой блондинке. Ее длинные волосы метались направо, налево, словно хвост кометы.

– О Юния! – с благоговением произнес бородач, наконец догадавшись опустить кружку.

– Не, святая Пелесона! – воскликнул его сосед, вскочил и энергично протер глаза.

Я же был готов поклясться, что танцующая девица никакая не Пелесона и не Юния (хотя груди ее, вот-вот готовые порвать тонкую ткань, были божественны), а несравненная Памела Андерсон со странички «Космополитена».

Танцевала госпожа Памела с исключительным вдохновением, закрыв глаза, скруглив губы в томной улыбке, изгибаясь ящерицей в разноцветных вспышках светильников. Поначалу испуганные кавалеры, которые пытались вырваться из зала, замерли, не добежав до дверей, и разразились одобрительными возгласами. Скоро вернулись сбежавшие дамочки, за ними еще десятка полтора гильдийцев – поглазеть на невиданное представление. Собравшиеся начали аплодировать в такт движением танцовщицы. От столиков у стены раздались экзальтированные возгласы. Видимо, это очень завело Памелочку. Размашистее покачивая бедрами, она начала стягивать с себя топик, расшитый мишурой. Эффектно бросила его на пол и принялась медленно приспускать лиф. Гильдийцы остолбенели, вытянув шеи и собрав волю в кулак. Глядели, как в синих, зеленых и красных бликах открываются заветные части женского тела. Я вполне понимал, как тяжело приходилось мужественным отпрыскам Гильды и чего стоило им удержать себя от естественно-сумасшедших поступков. Казалось, еще миг и несколько десятков пар вытаращенных глаз лопнут от перевозбуждения. Жестокая Памела не собиралась щадить эти глаза и ранимую психику гильдийцев – она спустила лиф еще ниже, обнажив крупные розовые соски. Наверное, это и было последней каплей допустимого откровения: мужская часть зала взорвалась могучим воплем. Кто-то затопал ногами, конопатый парнишка начал сдирать с себя одежду. А бородач выскочил из-за столика и заключил госпожу Андерсон в пламенные объятия. Прикосновение мозолистых рук мигом вырвало ее из танцевального транса. Памела распахнула блаженные очи, увидела перед собой чью-то хохочущую рожу, отороченную нечесаной бородой, увидела другие невероятные лица и совершенно невозможную в ее представлении обстановку. Сначала она покраснела, набирая в легкие побольше воздуха, потом родила такой душевный визг, что бородач с перепуга отлетел к стенке. Тут же цвет крашеных огней потускнел и фигурка госпожи Андерсон начала бледнеть и таять. Меньше чем через минуту от нее не осталось и следа, кроме забытого на полу топика. Его мигом подобрал нахальный бородач.

– О божественная госпожа! – причитал он, стоя на коленях и почти по-собачьи обнюхивая тряпку, сверкающую мишурой. – О Юния! Я обнимал саму Юнию!

– Нет, ты обнимал Памелу Андерсон, – вразумил я его.

– Памелу? – переспросил он, подняв голову и глядя на меня все с тем же возбуждением.

Не только он, весь зал теперь глядел на меня.

– Да, просто Памелу, призванную моим волшебством, – объяснил я ему и обалделым гильдийцам (хотя понятия не имел, каким образом эта роскошная фотомодель очутилась здесь). – Маг Блатомир к вашим услугам. – Я несильно ударил посохом в пол и дважды поклонился толпе.

– Ну и дурак, – сказала Анька Рябинина. – Я же говорила, с тебя только балаганные фокусы. Оказывается, фокусы эти еще и пошленькие. Ха! Выступление стриптизерши! Наладь здесь показ порнофильмов – тогда великому магу Блатомиру точно цены не будет. Давай сюда Клочок Мертаруса – я ухожу. – Она протянула руку.

– С какой радости, госпожа Элсирика, я должен отдавать вам то, что король вручил мне? – Меня начала пробирать злость: мало того, что Анька не оценила моего магического искусства, так она еще требовала вещицу, лично мне переданную Дереваншем по распоряжению короля!

– Клочок Мертаруса! – повторила Рябинина. – Если ты не собираешься искать Сапожок, он для тебя бесполезен. А мне он необходим!

– Дорогуша, мне он тоже пригодится – я его подошью в Книгу. И исследую на досуге. Возможно, он действительно содержит важные сведения.

– Не отдашь, да? – Взгляд ее был стальным, каким-то холодным и пронзительно-острым.

– Нет. – Я качнул головой.

– Как знаешь, Булатов. Только запомни, с этой минуты мы враги. Ты еще не представляешь, во что это для тебя выльется. – Она оттолкнула меня с прохода и, гордо подняв голову, зашагала к двери.

7

Еще с полчаса я сидел в обеденном зале, лениво трепал в тарелке фаршированную щуку и маленькими глотками пил вино. Посетители таверны за соседними столиками почтительно поглядывали на меня, перешептывались. Наверное, ждали новых «балаганных фокусов», а мне хотелось им вывернуть жирный кукиш. Хреново было на душе. Ссора с Рябининой совсем не входила в мои планы, напротив, я думал, что этот вечер мы завершим с ней в уютной комнатке во взаимно нежных объятиях. Следовало отдать ей этот чертов Клочок Мертаруса. А лучше отложить свои планы по устройству в Рориде и согласиться помочь Рябининой в поисках Сапожка. Ведь Анька была единственным близким мне человеком на всем обозримом пространстве Гильды. И необозримом тоже.

А с другой стороны, почему я должен идти у нее на поводу? С чего она, распрекрасная, взяла, что поиски Сапожка – самое важное деяние в этом мире для нее и для меня? Все это чушь. Обычная чушь, которая приходит к нам из хроник, покрытых трухой былых времен, свидетельств и пророчеств, состряпанных задурманенными опиумом жрецами или обычными психами. Наверняка в их словах есть зерно истины, только чтобы его прорастить, уйдут годы и столько сил, что потом, оглядываясь назад, скажешь: «Эй, Господи, и на кой хрен мне это было нужно?!»

Я допил вино в кувшине все до капли, хотя и без того был изрядно пьян. Расплатился с кенесийкой, обслуживавшей меня, оставив пять дармиков сверх положенного за ужин и, пошатываясь, поднялся на второй этаж. Здесь мне предложили на выбор несколько свободных комнат, небольших, но чистых и комфортных – пригодных, чтобы осесть на первое время. Я решил остановиться в той, что выходила окном на узкую, продолговатую площадь, за которой виднелись черные в ночи стены Трисвятого магистрата. Отсчитал кастелянше полтора гавра за пять дней вперед и, когда она закрыла дверь, принялся обустраиваться. Разжег еще один светильник на столе, повесил на вешалку плащ и снял камзол. Посох поставил за занавес между окном и кроватью: так, чтобы он не был на виду и мог оказаться в нужный момент под рукой.