Мир Волкодава: Время беды - Эпоха бедствий

      "Заоблачные, просветите мой разум! - Не ощущая своих ног, тысячник шагал к юртам, где жили туменчи, командовавшие самыми крупными отрядами войска. Неужели... Неужели хаган спит с призраком своей жены? Теперь понятно, откуда он знает все и про всех. Подарок может становиться чем угодно по его желанию..."
      Менгу многое знал, но молчал. Молчал и сейчас, на рассвете прохладного дня окончания лета, когда отряд хагана двигался в глубину опустевшего Халисуна, жители закатного берега Урмии бежали к Дангарскому полуострову и прибрежным городам халисунских джайдов, бросив созревшие поля, бросив дома и отпустив скотину, которую не сумели угнать с собой, на вольный выпас. Менгу знал недаром его прадед был шаманом, а бабка со стороны матери - самой почитаемой колдуньей кюрийена Байшинт. Молодой тысячник не умел говорить с богами и не владел никакими тайнами колдунов - не мог даже волшебным способом подозвать к себе лошадь, а этим даром, доставшимся от предков, владели многие в войске. Зато наследие прадеда давало ему возможность острее других чувствовать присутствие Чужака. Он видел его: на белой лошади, постоянно следующей за конем Гурцата, громоздилось очень неясное, расплывчатое облачко, будто составленное из хлопьев серого пепла. Изредка силуэт напоминал человека, иногда животное, а чаще просто представлял собой клубок играющих и вертящихся в непрестанном вихре крупиц чужеродного творения.
      Ясного, откровенного зла в Призраке Менгу не чувствовал. Зло - оно понятно и недвусмысленно. Однажды, когда Менгу исполнилось всего тринадцать весен, он пас баранов в предгорьях вместе с двумя братьями и видел, как из щели в камне вышел горный дэв. Не просто дух гор, а то злобное создание, что режет овец, забирает людские души и пьет кровь у живых. Тогда их спасло чудо - Заоблачные послали падающую звезду, и ее свет прогнал дэва. Но эти мгновения, когда перед тремя насмерть перепуганными мальчишка-ми-мергейтами колыхалось бесформенное, наполненное ядом ненависти к жизни создание, Менгу не забыл посейчас. Той ночью он видел чистое зло, существовавшее в этом мире с самых предначальных времен, когда еще не было ни жизни, ни людей, ни коней.
      Подарок Гурцата не был злом как таковым, однако создавал зло. Почему так?
      Ехали долго, остановились только один раз, вскоре после полудня, - напоить лошадей и слегка перекусить. Менгу почти не разговаривал ни с Танхоем, ни со своим приятелем Булганом, которого поставил сотником войска всего поллуны назад ради дружбы и желания иметь верного человека за своим плечом. Затем плодородные земли оборвались, уступив место глине и первым песчаным наносам. Постепенно наползали сумерки, и наконец, когда солнце коснулось нижним краем горизонта и вошел в свои права час Совы, хаган приказал остановиться. Впереди лежала только пустыня Альбакан, где-то за ее барханами скрывался великий город Меддаи, позади виднелась синеватая полоса Дангарских гор, у подножия которых враги хагана еще тешились надеждой на победу.
      Гурцат вместе с непременным Берикеем отъехал в сторону шагов на сто, сказав остальным не двигаться с места. Белый конь бога войны послушно и понуро брел за лошадкой повелителя. Сейчас, перед наступлением колдовского ночного времени, Менгу все яснее различал кружащиеся над холкой коня холодные искры. Подарок по-прежнему сопровождал Гурцата, не желая отставать.
      Менгу напрягся, продолжая смотреть вслед своему господину. Закатное солнце погасло, и слабенький мерцающий туман над белым конем вдруг начал постепенно приобретать все более четкие очертания, пока наконец не обрел форму и тело.
      Волк. Крупный черный степной волк.
      - Иди, - различил Менгу на самом излете слуха голос хагана. Гурцат обращался к существу. доброжелательно помахивавшему пушистым хвостом у ног его коня. - Ступай и накажи их. Я буду ждать здесь.
      Когда наступила темнота, устроившийся прямо на песке и накрывшийся провонявшей лошадиным потом войлочной попоной Менгу задрожал, услышав нарастающий вой диких стай. Как видно, посланец Гурцата - Подарок, обернувшийся волчьим вожаком, - собирал свое войско.
      - Прости меня, почтенный мардиб, но женщинам запрещен вход в Золотой храм. - Очень высокий, здоровенный и пузатый халитт, казавшийся невероятно сильным, преградил Фарру дорогу. - Если госпожа хочет помолиться, пусть идет через два квартала в святилище Великой Дочери.
      - Я не могу ее бросить, - сквозь зубы процедил Фарр, сжимая во вспотевшей ладони клочок пергамента с печатью аттали эт-Убаийяда, позволявший ему беспрепятственно проходить через все посты Священной стражи и проводить друзей, числом не больше двух. Чуть позади переминалась с ноги на ногу Фейран, укутавшая лицо до самых глаз белым шелковым платком, опять же подаренным Кэрисом. - Пропустите, именем Атта-Хаджа!
      - Есть закон, - упрямо сказал халитт. - Женщинам нельзя. Если ты боишься за ее безопасность, оставь госпожу здесь. Я и мои стражники присмотрим и, если надо, обороним от любого недруга.
      - Ну... - Атт-Кадир смущенно посмотрел на Фейран и прошептал: - Тогда я сейчас быстро сбегаю к аттали... Подождешь?
      Десяток Священной стражи, охранявший боковой вход в Золотой храм, предназначенный лишь для мардибов, а никак не для обычных прихожан, выглядел довольно грозной боевой силой - плохих воинов правители Меддаи никогда не нанимали. Из летописей давно минувших войн становилось ясно: стража Белого города еще не знала поражений.
      Заметив легкий кивок Фейран, атт-Кадир нырнул в низкий дверной проем и очень скорым шагом, почти бегом, ринулся в сторону главного алтаря, где многомудрый аттали эт-Убаийяд возносил моления Предвечному и курились бесценные благовония, радовавшие верховного бога Саккаре-ма. Еще в коридоре Фарр различил старческий голос аттали, монотонно, но в то же время очень мелодично произносившего сурьи из Книги Провозвестника, и пение храмовых служек.
      Боковой проход вывел юного мардиба к правому приделу алтаря, и, едва выглянув из полутьмы коридора, он понял: отвлекать мудрейшего сейчас нельзя, это святотатство. Никогда, даже в бури, пожары, во времена самых невообразимых бедствий, службы в главном храме Атта-Хаджа не прерывались. Предвечный ревнив и наказывает своих слуг за нерадение. Но все-таки...
      Фарр атт-Кадир, который еще недавно был всего лишь учеником при храме Шехдада, никогда бы не решился на подобное. Нынешний Фарр почувствовал, что есть вещи поважнее мерных речитативов молитв для ублажения тщеславия Атта-Хаджа. Вдобавок его подтолкнуло что-то странное - будто бы голос Кэриса, появившийся в голове: "Быстрее, дубина! Скажи все эт-Убаийяду!"
      Фарра встретил изумленный взгляд аттали, узревшего краем глаза нарушение извечного благочиния, - мальчишка неуверенным шагом пересек площадку, на которой стоял мраморный, с выложенными цветными камнями и золотом завитками чудесных растений алтарь, с которого поднимались струйки сладкого дыма, уходящие под необъятный купол храма, и вдруг простерся ниц перед первосвященником.
      Эт-Убаийяд зыркнул на служек, сделав какой-то знак ладонью, и хор, заглушая изумленные возгласы собравшихся в храме людей, затянул гимн "Хвала в вышних Атта-Хаджу". Сам аттали опустился на колени перед алтарем, совсем рядом с атт-Кадиром, коснулся лицом мрамора и едва слышно прошипел:
      - Если ты не принес важной вести, я лишу тебя звания мардиба, святотатец! Говори!
      - Меня прислал, - заикнулся Фарр, - Кэрис. Дэв. Надвигается беда. После полуночи на Меддаи должны напасть.
      - Мергейты? - уточнил мудрейший, не поднимая лица от пола, чтобы прихожане не заметили, как аттали во время божественных песнопений ведет мирской разговор.
      - Хуже. Дэв и девица по имени Фейран, наша предсказательница, сочли, что Повелитель Самоцветных гор получил власть над дикими зверями. Стаи волков, может быть, гиены... Прикажи халиттам защитить людей! Звери неподвластны воле Атта-Хаджа...
      - Ему подвластно все, - чуть слышно вздохнул эт-Убаийяд. - Я верю твоему дэву, да простят меня высшие Силы. Пойди обратно за алтарь, сейчас я все закончу.
      Фарр, ерзая по полу, отполз к выходу в коридор, аттали же взглядом указал певцам замолкнуть, поднялся и вместо ожидаемой несколькими сотнями людей сурьи, восхваляющей Отца и Дочь, Повелительницу Моря, произнес:
      - Братия! - Хитро построенные своды Золотого храма отразили и усилили слабый голосок древнего старика, а потому эт-Убаийяда услышал каждый. Возвращайтесь к семьям и возьмите оружие! Мне принесли безрадостную весть: черное колдовство безбожного владыки мергейтов, дарованное ему демонами Нижней Сферы, пробудило к жизни силы, враждебные миру людей. Если вдруг на улицах Белого града вы узрите диких животных, убивайте их. Не думайте о том, что вы отнимаете жизнь, - вы лишаете сил Тьму. Идите, да хранит вас всех Атта-Хадж!
      Эт-Убаийяд изрядно напугал прихожан своими зловещими словами, но люди послушались: аттали никогда ничего не говорит без оснований, ибо он наследник Провозвестника и осиян благостью Предвечного. Сам мудрейший, приказав хору исполнить заключительный молебен, направился к ожидавшему его атт-Кадиру.
      - Первый раз, - мрачно изрек он, - за девятьсот лет нарушен ход божественного служения. Надеюсь, ты не ошибаешься и Дэв не пошутил.
      - Нет-нет, - горячо возразил Фарр, следуя за эт-Убаийядом к скрытым помещениям храма, где хранились летописи и сокровища. - Можно попросить тебя об одной милости? У входа ждет прорицательница Фейран. Я боюсь за нее, хотя она и осталась под охраной халиттов.
      - Еще одно нарушение старинных уложений, - на ходу покачал головой аттали. - Ладно, в такие времена все меняется. Кюртан! - Один из храмовых слуг незаметно возник из едва разгоняемого сальными свечами полумрака. - Снаружи, у закатного входа, ожидает некая молодая девица. Приведи ее в мою комнату. Скажи страже, что это моя воля.
      - Э-э... - Служка раскрыл рот, но, перехватив грозный и не терпящий возражения взгляд эт-Убаийяда, побежал выполнять приказ. Аттали проворчал ему вдогонку:
      - И немедленно собери сотников Священной стражи! Всех, кого найдешь! А ты, Фарр, сейчас расскажешь все, о чем знаешь. О Предвечный, сколько же от вас неприятностей!
      * * *
      Способны ли четыре человека перевернуть вверх дном весь Священный город, покой которого не нарушался столетиями? Кэрис и его друзья доказали, что ничего невозможного нет. Дэв недаром долгие годы жил среди людей в разных обличьях: то воина, то книжника или обычного пастуха. Его опыт пригодился Кэрис почти полный десяток лет (правда, случилось это не меньше столетия назад) служил в армии великого Нарлака, добравшись аж до чина пехотного тысячника, и знал, как командовать войском. Драйбен, носивший сейчас маску одного из командиров Священной стражи, помогал, как мог.
      За половину оборота клепсидры они сумели поднять четыре отряда халиттов по тридцать человек каждый, усилить внутреннюю стражу на полуденной и восходной границах города и вывести всех свободных халиттов за круг палаток беженцев, выстроив их в двойную цепь. Никто из десятников не подозревал подвоха, Кэрис с его незаменимым даром убеждения, присущим лишь волшебным существам, сделал все, что от него зависело, и теперь надеялся только на Фарра, способного убедить первосвященника Меддаи в необходимости всеобщей тревоги. Лишь когда незадолго до полуночи в двух лучных перестрелах, то есть возле окраинных домов Меддаи, появились цепочки факельных огней, Кэрис и Драйбен поняли: аттали эт-Убаийяд прислушался к словам никому не известного молодого священника и послал помощь.
      - Где я могу увидеть почтенного сотника Джасура? - Человек в одежде гонца Священной стражи, перепоясанный, в отличие от других халиттов, ярким и широким белым поясом, бежал вдоль цепи воинов, выстроившихся в тридцати шагах от крайних палаток беженцев. - Сотник Джасур, по приказанию повелителя Меддаи! Приказ эт-Убаийяда!
      - Чего молчишь? - Кэрис ткнул локтем Драйбена. - Теперь ты и есть Джасур.
      - А-а... - Драйбен встрепенулся. Их окружали шестеро мрачных десятников и следовало блюсти лицо. - Я здесь!
      Гонец подбежал к находившемуся в чужом обличье Драйбену, быстро поклонился и передал свиток.
      - На словах аттали просил передать, - выпалил гонец, - что сей пергамент должен быть зачитан перед всеми командирами стражи, а затем каждому десятнику и сотнику показана золотая печать эт-Убаийяда.
      "Влипли! - сказали глаза Драйбена Кэрису. - Аттали и так не любит колдовства, а здесь мы влезли в его личную вотчину - Священную стражу!"
      "Читай, - мысленно отмахнулся вельх. - Хуже не будет, а эт-Убаийяд не зря носит звание мудрейшего".
      - Именем Атта-Хаджа, Бессмертной Дочери и Провозвестника Эль-Харфа! провозгласил Драйбен, открывая свиток и вглядываясь в витые Саккаремские буквицы. - Сим приказываю сотнику халиттов Джасуру атт-Кераю сей ночью защищать Священный град всеми силами Священной стражи, что будут у него в распоряжении".
      Внизу стояла подпись и золотая печать аттали, которые Драйбен в соответствии со словами мудрейшего продемонстрировал всем.
      - Ты дворянин, - горячо зашептал Кэрис на ухо нардарцу, - военному искусству обучался, и, по-моему, знаешь его неплохо. Только, боюсь, враг у нас необычный. Мой совет: не отправляй людей в наступление, только держи оборону полумесяцем. Нужно много огня - он пугает зверей. Еще вот что... Если стая окажется слишком большой, замыкай халиттов в круг и отступай к городу. Уводите с собой всех, кого сможете. И напоследок самая хорошая новость - все это тебе предстоит проделать самому, почтенный сотник Джасур атт-Керай.
      - То есть? - обомлел Драйбен, уже привыкший к тому, что Кэрис никогда не оставляет его, Фарра или Фейран в одиночестве и всегда помогает. - Ты что, с ума сошел?
      - Именно, - одними губами ответил Кэрис. - Именно... Я больше пригожусь там.
      Вельх вытянул руку, указывая в сторону пустыни. Затем он быстро шагнул в сторону, уходя прочь от города.
      - Десятник! - рявкнул Драйбен, подзывая первого попавшегося командира и думая: "Великие боги, как же мне ими командовать, я даже не знаю ни одного имени!" - Десятник! Всех новоприбывших халиттов по моему приказу ставить в двойную цепь. Разжечь как можно больше костров! Дерево забирайте там, где найдете, - аттали возместит беженцам потери. Чтобы у каждого второго в руке был факел! Пошли десяток людей будить семьи в крайних от пустыни палатках, пусть до рассвета переберутся ближе к городу. Бегом!
      Безымянный десятник поклонился и бросился выполнять приказы. Небольшое войско халиттов славилось во всех землях материка своей дисциплиной и верностью слову вождя. Сам Драйбен, воспользовавшись замешательством, со всех ног рванулся в сторону, куда ушел Кэрис, надеясь его догнать.
      Догнал. Через полтысячи шагов. Вельх стоял на вершине бархана, освещенный ущербной луной и звездами. Кэрис зачем-то раздевался. Халат, сапоги, рубаха были свернуты и наполовину засыпаны песком, сейчас он развязывал узкий ремешок, поддерживающий шаровары.
      - Ты что делаешь, безумец? - выдохнул нардарец. - Я один не справлюсь! Ты же обещал помогать!
      - Я и помогаю, - яростно прорычал вельх, путаясь в необъятных штанинах. Марш назад и делай свое дело! У тебя отлично получается. Уж точно лучше, чем колдовать. Посмотри вниз!
      Драйбен повернулся и посмотрел с бархана на равнину, простиравшуюся к полуденному восходу от Меддаи. Моргнул, будто пытаясь сбросить наваждение. Ему показалось, будто пустыня полна светляков, мерцающих зеленоватыми неяркими огоньками. Лишь потом он понял, что видит перед собой тысячи звериных глаз, отражающих слабый звездный свет.
      - Боги... - Драйбен замер, а затем медленно развернулся к вельху, сбросившему последние одежды и выпрямившемуся во весь рост. Налетавший ветер трепал его длинные волосы, превращая их в темный ореол. - Кэрис, ты видишь, сколько их? Кэр...
      Прямо на нардарца смотрели такие же зеленые звериные глаза.
      - Уходи, - почему-то с трудом выговорил дэв. - Если останемся живы, утром увидимся. Возвращайся туда, где ты нужнее. И ради всех духов мира, прекрати на меня пялиться!
      Драйбен кубарем скатился с бархана и, возвращаясь к длинному ряду зажегшихся возле города костров, старался не оглядываться.
      * * *
      Кэрис оказался прав, утверждая, что Драйбен вполне сумеет справиться с командованием отрядами халиттов, тем более что полномочия фальшивого сотника подтверждались словом благородного аттали эт-Убаийяда, которому, видимо, Фарр рассказал все, о чем знал. Нардарских мальчиков (особо отпрысков дворянских семей) с раннего детства учили военным искусствам, и обучение состояло не только в премудростях обращения с клинком, тонкостях боя в пешем или конном строю, но и в полководческом разумении, - многие книги обширной библиотеки Кешта посвящались описаниям давно отгремевших сражений, разбору неожиданных (а в действительности тщательно продуманных) ходов военных вождей, умерших столетия назад, и тактике обороны. Последняя наука многократно помогала владельцам окраинных замков Нардара отражать нападения воинственных саккаремцев или кочевников из Альбакана да и прекрасно защищала от собственных соседей, ибо многие нардарские эрлы из-за неурожая, холопьих бунтов или других неурядиц частенько желали поправить свои дела за счет соседей.
      Однако на сей раз Драйбен изрядно озадачился. Безусловно, под его началом оказалась значительная, не меньше трех сотен, часть войска Священной стражи, десятники и сотники которой выполняли приказы с точностью и тщанием, недоступными подчас личной гвардии самого нар-лакского кенига. Халитты могли похвалиться отличным вооружением - в арсеналах Меддаи, властители которого давно уразумели одну нехитрую истину: "Атта-Хадж защищает умы людей, а сокровища Священного города - холодное железо", хранилось самое лучшее оружие из разных стран.
      Надвигающийся противник выглядел слишком необычно. Пожалуй, уже многие столетия человеку не доводилось сталкиваться с Диким Гоном. Звери не ходят в строю, ощетинившись щитами и выставив вперед копья, не способны на быстрые конные атаки, противостоять которым могут лишь искусственные укрепления или плотно сбитый строй панцирной пехоты, не наваливаются "быком" - клинообразной конной лавиной, как обычно воюют нарлаки, уповая на мгновенный разгром с помощью одного мощного и необоримого удара. Зато поднятая Повелителем Самоцветных гор звериная тьма обладает невероятной изворотливостью, ее клыкастые воины проникнут туда, куда путь человеку заказан... Сейчас спасение только в одном - в огне.
      Миновала полночь. Наступал час Волка - время темных тварей и хищников. Судя по кратким донесениям, поступавшим с флангов войска халиттов, распоряжения "сотника Джасура" исполнялись в точности: двойная цепь воинов Меддаи, расставленных в шахматном порядке, широким полумесяцем окружала палаточный лагерь к полуденному восходу от города, полыхало не менее сотни костров, и каждый второй халитт, кроме сабли, держал в руках факел. Люди в багрово-черных халатах стояли молча, нахмурившись и предчувствуя, что вскоре столкнутся с опасностью, слишком мало знакомой всем армиям обитаемого мира. Но ни слова ропота или страха - каждый знал, что за его спиной поднимаются белые стены Священного города.
      К удивлению Драйбена, среди беженцев не поднялась паника. Халитты сумели отвести значительную часть людей из палаток к оградам водоемов и постам стражи, а заодно по приказу Драйбена поднять по тревоге лагерь саккаремских гвардейцев, располагавшийся возле полуночного входа в Мед дай. Тысячнику гвардии шада было вменено в обязанность при первых звуках боя вывести спешенных конников (Драйбен предположил, что даже специально обученные лошади испугаются диких зверей) к водоемам для защиты беженцев. Последние тоже не собирались тихо отсиживаться: почувствовав опасность, все мужчины взяли в руки какое-никакое оружие, от боевых кинжалов до обычных заостренных кольев.
      Драйбен стоял на вершине песчаной дюны, наблюдая за темной равниной. Небо затянулось легкими облачками, скрывшими звезды и превратившими месяц в расплывчатое белесое пятно. Было жутко. Странные, грозящие гибелью звуки шуршания тысяч лап по песку нарастали, отчетливо различались короткие взлаивания шакалов, ехидные смешки гиен... Но более всего пугал ветер. Лицо человека обдували холодные тягучие потоки, чуть-чуть пахнущие звериной шерстью, смрадной падалью и спекшейся кровью. Почему ветер такой ровный, такой постоянный? Откуда на простершейся на многие десятки лиг песчаной равнине вспыхивают бледные огоньки, более приличествующие нардарским болотам, нежели выжженному солнцем Альбакану?
      Отсветы звериных глаз пропали, но ясно чувствовалась быстро приближающаяся чужая сила, вслед которой мчались обезумевшие звери; холод накатывал на Драйбена и двух десятников, стоявших за его спиной, непрекращающимся потоком, однако нардарец ощущал, как его спину греет сосредоточенная в Меддаи Сила, наверное, именно в этот мрачный час Драйбен впервые уверовал в истинную мощь богов, в которой ранее сомневался. Сейчас он находился как раз на границе мороза и жара, слыша, как потрескивает воздух при незримой борьбе двух величайших стихий.
      - Сотник, посмотри. - Совсем молодой, но уже успевший дослужиться до десятника халитт произнес эти слова с не приличествующим воину Атта-Хаджа страхом. - Правее двух сопок, точно под пятном от луны... Там чудовище!
      Драйбен, у которого с возрастом зрение начало портиться, сощурил глаза, не надеясь ничего увидеть, но все же различил вырисовывавшуюся на темно-серой поверхности пустыни тень абсолютной черноты, прореженную лишь двумя желтыми точками. Наверное, глаза. Существо вначале казалось бесформенным, но вскоре начало приобретать очертания гигантского волка. Драйбен за время своего долгого путешествия по миру видел шерстистых слонов, привезенных в аррантские зверинцы из Мономатаны, зверюг настолько огромных, что человеку без воображения они показались бы порождением ночного кошмара. Тварь, мерно шествовавшая ныне в сторону Священного города, высотой как раз напоминала такого вот обитателя мономатанских джунглей.
      Внезапно тень гиганта распалась на множество черных пятен, постепенно истаивающих в холодном ночном воздухе, закружился смерч из сотен огоньков розовых, фиолетовых, голубоватых... Драйбен уже видел нечто подобное - там, в пещере, где жил Владыка Самоцветных гор. Наводимые им мороки исчезали, тоже оставляя после себя быстро меркнущий след многоцветных искр.
      "Неужели сам явился? - подумал Драйбен, чувствуя, как нарастает паника. Холодный комок сжался где-то в животе, под грудиной, пальцы до боли в суставах стиснули рукоять непривычной для нардарца сабли, висящей слева на поясе. Великие боги, этого не может быть! Везде, во всех книгах, которые я читал, непреложно указывалось - Небесная гора лишь тюрьма для своего Повелителя, Он не в состоянии разбить ее стен. Однако из любого узилища можно что-то вынести, наподобие проклятого камешка, который я хранил так долго, или... Подарка, который, скорее всего, получил Гурцат там, у Него".
      - Отходим, отходим! - Молодой десятник, вцепившись в плечо Драйбена, потянул его назад, в сторону линии Священной стражи.
      Шорох в пустыне нарастал, и, зачем-то оглянувшись на бегу, нардарец увидел быстро приближающиеся точки синих, зеленоватых и красных звериных глаз, в которых отражался свет костров.
      Дикий Гон достиг окраин Меддаи.
      * * *
      Фарр наблюдал за происходящим с площадки высочайшего минтариса - узкой стреловидной башни, увенчанной забранной в солнечный круг трехлучевой золотой звездой Атта-Хаджа. Рядом стояла Фейран, напряженно вслушивавшаяся в темноту, справа от юного шехдадца опирался на изукрашенную слоновой костью трость сутулый аттали эт-Убаийяд, а возле входа на винтовую лестницу безмолвно громоздились три рослые и широкие фигуры халиттов - личных телохранителей владыки Меддаи.
      Отсюда, с головокружительной высоты сотни локтей, отлично различался ручеек огней, протянувшийся от восходной дороги к Междуречью до полуденного въезда в не защищенные стенами кварталы Священного города. К величайшему сожалению Фарра, линия костров своею яркостью затеняла черные глубины ночного Альбакана. Луна скрылась за облаками, и пустыня представлялась ныне сплошным черным болотом с кочками сопок, неясно вырисовывающихся на фоне чуть более светлого неба.
      - Очень странно. - Аттали эт-Убаийяд ни к кому не обращался, просто уронил слова, глядя в пустоту. - Все время, пока я живу на этом свете (а восемь десятилетий - срок отнюдь не малый), я учился бороться со злом во всех его проявлениях. Но сейчас я доподлинно знаю, что рядом со Священным городом отнюдь не зло, хотя эта сила, без сомнения, несет всем нам невероятную опасность. Ответь, Атта-Хадж, что же происходит ныне?
      - Да будет мне позволено заметить, - робко подал голос Фарр, косясь на мудрейшего, - человек, известный тебе, уважаемый, как Драйбен из Кешта, а с ним наравне дэв по имени Кэрис - несомненно, более просвещенные в древних искусствах волшбы, нежели я, недостойный, - утверждали, что нужно четко различать привычное нам от самого сотворения мира зло и чужеродность, коя, без сомнения, является сущностью Властелина Самоцветного кряжа...
      - Эк завернул, - хмыкнул эт-Убаийяд. - Сразу видно - слишком долго сидел в моей библиотеке. Ничего, знания никогда не бывают лишними, только не всегда используются во благо. Пожалуй, ты прав, уважаемый Фарр атт-Кадир. Может быть, существо, о котором велось столько речей в последние дни, действительно полагает, что делает для всех нас добро. Или, возможно, не осознает разницу между благом и злом. Именно поэтому мы никогда не сможем с ним договориться. Разве возможно заключить соглашение с одиноким волком - хищником, бродящим по пустыне?
      - Его можно изловить и заточить в клетку, - возразил Фарр. - Снарядить охоту и застрелить из арбалета, проткнуть пикой или просто выгнать в другие земли.
      - Несомненно, - кивнул эт-Убаийяд. - Боюсь, всем нам теперь придется заниматься такой охотой, отложив все насущные дела. Вы уже начали ее разыскали логово зверя, отчасти знаете, как он выглядит и на что способен. Но мы по-прежнему не знаем, каково оружие, что может его поразить. Лишь осмеливаемся предполагать. Охота будет долгой и кровавой, сын мой.
      - Смотрите! - Фейран впервые осмелилась заговорить в присутствии верхового первосвященника Меддаи и, вытянув руку, указала куда-то налево. С минтариса казалось, что к цепи разложенных костров подтекает черный бурлящий поток. Спаси нас Всеблагая Богиня! Сколько их!
      - Туган, - позвал аттали не оборачиваясь и, лишь заслышав за своей спиной сдержанное дыхание телохранителя, приказал: - Передай сотникам, чтобы вывели все отряды Священной стражи к восходным воротам. Потом прикажи звонарям бить в гонги. По этому знаку все мардибы храмов обязаны начать молебен. Иди и выполняй.
      Здоровенный Туган молча кивнул и, придерживая саблю левой рукой, побежал вниз по винтовой лестнице, проложенной внутри башни.
      * * *
      На вопрос Драйбена: "Ты что, с ума сошел?" - Кэрис ответил честно: "Именно так". Конечно, он был не человеком, но существом куда более совершенным, ибо народ броллайханов заселял земли этого мира от самого Момента Творения и многому научился за прошедшие десятки тысяч лет, а потому знал, что ввязывается в почти безнадежное дело.
      Броллайханы очень редко меняют свое обличье - Кэрис столетиями носил облик человека и лишь изредка (двенадцать раз в год, на очень короткое время определенных дней) возвращал себе истинную внешность. Он давно стал думать как люди и поступать в соответствии с человеческими законами и представлениями о надлежащем поведении. Ему нравились люди, и не только потому, что они обладали бессмертной душой и великим даром - свободой воли, - недоступным броллайханам. Кэрис же владел телесным бессмертием, наподобие давно сгинувших альбов, однако дух его можно было убить, и тогда личная сущность его распадалась, уходила в мир природы, некогда породивший его народ. Пока ему вовсе не хотелось становиться одновременно всем: травой, птицами, ледяной водой горного ручья и песчинками, а потому Кэрис соблюдал осторожность во всем на протяжении последних тысячи трехсот лет.
      Человек не в состоянии уничтожить броллай-хана. Стрела, холодное железо, огонь, вода, яд и прочие носители смерти слишком просты для того, чтобы убить дух. Магия, куда более опасная, давно исчезла (только за это Кэрис мог благодарить Владыку Самоцветного кряжа и его Небесную гору, уничтожившую колдовские искусства во времена Черных лет). Оставались самые опасные враги, пускай их насчитывалось немного. Воплощенные и невоплощенные, такие же броллай-ханы, частенько враждовавшие между собой, теперь, однако, отдалившиеся от мира смертных, и те, кого Кэрис называл чужаками.
      Когда Небесная гора поразила земную твердь, в мире произошло много странного. Открылись Ворота, наподобие таких, что отделяют от прочих земель Велимор или возвышаются на Черной скале над отдаленным Галирадом. Далеко не всегда такие Ворота, которые разбросаны по всем землям, вели в миры, где царит спокойствие, обычно называемое людьми добром. К счастью, большинство Врат недоступны ни людям, ни существам волшебным, но из некоторых порой лезет такая гадость... Кэрис поморщился, правда, получилось это у него плохо, потому что его истинному облику мимика была почти недоступна. Лет двести пятьдесят назад из Ворот, что стоят у истоков Светыни, выползло не воплощенное в тело существо, за которым Кэрис и несколько его сородичей охотились сорок два года. Тварь постоянно меняла облик, учиняла в вельхских и веннских землях редкостные безобразия, ибо питалась живой человеческой кровью, и лишь после длительных усилий удалось загнать ее обратно, в мир, из которого явилась. Тварь обладала природной магией, способной поглотить любого из броллайханов, и, хотя, по мнению Кэриса, охота была очень веселой и захватывающей, четверым его сородичам пришлось заплатить за успех своим существованием. С тех пор вельх крайне настороженно относился к существам "не от мира сего".
      Вот и сейчас Кэрис начал подозревать, что принял не совсем верное решение. Все-таки Меддаи - это какая-никакая, но защита, и у человеческого облика есть свои преимущества перед нынешним - истинным. Но он не собирался поворачивать обратно - ноги мягко ступали по песку, звериное войско осталось позади и справа. Кэрис искал вожака стаи, того самого чужого, собравшего и направившего волков, шакалов и диких пустынных кошек в сторону человеческого города.