Сестра Земли

– Камни для плотины, – сказал Баландин, – доставлены, вероятно, не с гор, а с берегов океана. Но как они доставлены? Это ведь неимоверная тяжесть.

– А как строилась пирамида Хеопса? Тоже почти руками. Этот порог, вернее плотина, создавался, может быть, сотни лет. Ну, давайте спускаться. А то ещё гроза налетит.

– Вы обещали сказать, почему не явятся обитатели леса, – напомнил Баландин, когда они спускались на «землю».

– Это только предположение, и весьма спорное. Я подумал о том, что сутки Венеры равны трём нашим неделям или около того. Значит, день продолжается примерно двести пятьдесят часов и столько же – ночь. А река имеет больше двух тысяч километров в длину. Чтобы дерево могло доплыть по течению от истоков до этого места, требуется очень много времени. Мы видели плывущие деревья, когда было утро. Сейчас, днём, их нет. Или ещё нет, это вернее. Они плывут где-то выше, а здесь будут к вечеру. Обитателей Венеры мы ни разу нигде не видели. Всё это, вместе взятое, приводит к мысли, что они работают по ночам, когда не так жарко. Может быть, это вообще ночные существа, спящие днём. Почему-то мне кажется, что такое объяснение правильно, – закончил Мельников. Баландин задумался.

– Ваша мысль имеет основание, – сказал он. – Сейчас примерно полдень, и воздух нагрет до восьмидесяти, девяноста градусов. Трудно допустить, что живые существа могут работать при такой жаре. Вероятно, они прячутся в глубине лесов, где прохладнее.

Тон профессора был каким-то неуверенным. Мельников заметил это.

– Вы, кажется, не очень верите тому, что говорите?

– Я вынужден верить, – ответил Баландин. – Доказательство находится у меня перед глазами. Но если говорить откровенно, я не понимаю, как могли появиться люди на Венере. Человек как создание природы не является сразу, в готовом виде. Он продукт длительного развития менее совершенных организмов, длящегося миллионы и миллионы лет. Жизнь, как правило, должна зарождаться в воде, а затем уже выходить на сушу. Но как могли слабые и неразвитые существа удержаться на суше? Климатические условия на планете, даже теперь, неблагоприятны. Раньше они были ещё хуже. Но если зародыши жизни удержались всё-таки на суше, то почему нет никаких животных? Не может человек или другое существо быть единственным представителем животного мира. Это противоречит законам биологии.

– Да! – сказал Мельников. – То, что вы говорите, очень убедительно. Значит, перед нами ещё одна загадка. Час от часу не легче. Но пора возвращаться на звездолёт, – прибавил он. – Наша разведка дала огромные результаты. А загадки будем разгадывать все вместе.

Грозовые фронты по-прежнему не появлялись, и они могли спокойно заняться сбором «экспонатов». Баландин ультразвуковым кинжалом отрезал кусок бревна и несколько веток с иглами.

– Надо определить, когда и сколько времени они плыли по воде, – сказал он. – Это поможет установить, правильно ваше предположение или нет.

Мельников собрал образцы трав – жёлтой, коричневой и белой. Срезали также несколько веток кустарника и порядочный кусок коры с одного из гигантских деревьев.

Нагруженные добычей, они направились к лодке и дошли до неё как раз в тот момент, когда Зайцев сообщил о начале ионизации.

Как только вошли в камеру и наружный люк был закрыт герметической крышкой, Мельников приказал отходить от берега и погружаться. С северо-запада надвигалась огромная туча. Процедуру фильтрования закончили уже под водой.

– Вы же хотели переждать грозу на берегу, – не удержавшись, пошутил Баландин.

Мельников только пожал плечами.

Радиосвязи со звездолётом удалось добиться, когда подводная лодка вышла уже из реки в открытый океан. Мельников подробно рассказал Белопольскому об их открытии. Новость произвела, как и следовало ожидать, огромное впечатление. Вопросы градом посыпались на него. Было слышно, что Коржёвский просил разрешения, как только лодка вернётся, выйти на ней обратно к порогам, на что Белопольский ответил:

– Перелетим туда на звездолёте.

Радиомаяк работал с большими перерывами, но Зайцев уверенно вёл лодку. Теперь, когда особенно торопиться было некуда, Баландин и его спутники могли сколько угодно наблюдать подводную жизнь. Вперёд подвигались очень медленно и часто останавливались.

Океан Венеры был полон живыми существами. Профессор насчитал больше сорока различных видов. Многих из них удалось заснять на киноплёнку.

Впереди, в ярком луче прожектора, океан был пуст. Всё живое торопилось уйти из освещённого пространства. Но сзади и с боков «рыбы» близко подплывали к лодке, очевидно привлечённые незнакомым движущимся предметом, который, вероятно, казался им новым животным. Когда внезапно загорался свет, они на мгновение замирали неподвижно и начинали метаться, стремясь в темноту. В эти секунды люди могли рассматривать их.

Формы тела большинства обитателей океана были похожи на формы земных рыб.

– В этом нет ничего удивительного, – говорил Баландин. – В одинаковой среде должны были развиться одинаковые или почти одинаковые организмы. Природа всегда идёт по самому простому пути.

– Почему они так боятся света? – спросил Второв.

– И это понятно. Иначе не может быть, – ответил профессор. – На Земле свет Солнца проникает в воду морей и океанов на глубину до четырёхсот метров. Здесь почти полная мгла у самой поверхности. Органы зрения здешних рыб должны быть гораздо чувствительнее, чем у земных. Свет причиняет им боль и пугает их.

Они видели бесчисленное множество маленьких быстрых рыбок с синеватой чешуёй – «близких родственников» земных уклеек. Светясь слабым фосфорическим светом, стремительно проносились длинные узкие тела, в которых, будь это на Земле, Баландин узнал бы миксины. Звездоплаватели заметили несколько существ, до странности похожих на представителей земного отряда скатов – «морских орлов» с плавниками в виде крыльев и тонким длинным хвостом или похожих на смятую тряпку «шиповатых скатов». Один раз при вспышке прожектора они прямо перед собой увидели тупую морду – копию обыкновенного круглопера, только с тремя глазами вместо двух. Другой раз уродливая зубастая голова «хаулиода» уставилась на них также тремя глазами.

– Как замечательно продуманно работает природа! – восхищался Баландин. – На Земле и Венере она создаёт похожие существа, приспособленные к жизни в воде. Но на Земле у рыб два глаза, а здесь, где гораздо темнее, она даёт своим созданиям три. Это просто замечательно!

Но наряду с обитателями вод, тела которых напоминали соответствующие виды земных рыб, звездоплаватели могли наблюдать существ, не имевших ничего общего с земными. Прозрачные и почти неразличимые плыли круглые, как шары, или, наоборот, плоские, видимые только сбоку, непонятные «рыбы», тело которых состояло, казалось, из одной наружной плёнки. Часто встречались ещё более странные создания, похожие формой на гимнастические гантели, оба шара которых светились каждый своим светом – синим и зелёным, зелёным и белым, белым и ярко-красным. Снизу, из глубин океана поднимались вертикально вверх бесконечно длинные причудливые «змеи» с квадратными головами. Когда на них падал луч прожектора, они мгновенно свёртывались в клубок и «камнем» падали вниз.

Далеко, куда не достигал свет лодки, виднелись быстро мелькающие разноцветные огни, но к ним не удавалось подойти. Даже когда намеренно тушили прожектор, они не подплывали близко.

– В океан надо отправиться в водолазном костюме, – заявил Баландин.

– Никто вам этого не позволит, – ответил Мельников. – Мы взяли эти костюмы, считая океан Венеры необитаемым. Тут слишком опасно.

Действительно, несколько раз на мгновение показывались огромные рыбы, по-видимому принадлежащие к породе хищников. Гибкие сильные тела с мощными плавниками проносились мимо с такой быстротой, что не было возможности рассмотреть их как следует.

Но, по счастливой случайности, одна из них налетела на лодку, которая заметно покачнулась от удара. Ошеломлённая столкновением рыба на секунду замерла неподвижно, и они успели рассмотреть её зубастую пасть и пятиметровое туловище, покрытое крупными пятнами, как у кошачьей акулы.

– Встретиться с такой рыбкой – это верная смерть для водолаза, – сказал Зайцев.

Дно океана иногда поднималось, и тогда они могли наблюдать придонное население. В отличие от «рыб», оно никуда не исчезало, и с остановившейся лодки его можно было рассматривать сколько угодно.

Тут было неисчислимое множество разнообразных «актиний», «акцидий», коралловых кустов и разноцветных водорослей. Странные фантастические «звёзды», состоявшие из нескольких, словно сросшихся между собой змей ползали по дну, шевеля семью или восемью головами квадратной формы, по сторонам которых на длинных отростках светились, словно фонарики, разноцветные огни. Всюду виднелись извивающиеся в непрерывном движении пунцовые канаты с чёрными поперечными кольцами.

– Это же лианы! – сказал Второв. – Те самые, в объятиях которых я побывал в первый день прилёта на Венеру.

– Да, это они, – подтвердил Баландин.

Кроме «лиан», они видели также знакомые им «ленты». Их острые шипы казались живыми. На некоторых, как на вертеле, трепетали, очевидно недавно пойманные, рыбки.

– Если бы мы могли не зажигать света! – вздыхал профессор. – Тогда мы увидели бы картину охоты этих «растений». Наш прожектор разгоняет всю дичь.

– В вашем распоряжении имеется локаторный экран, – напомнил Зайцев.

– Боюсь, что он мало поможет.

– Попробуем всё-таки!

Но профессор оказался прав. Когда потушили свет и бледно-зелёным прямоугольником вспыхнул «ночной» экран, они увидели на нём неясные тени. Ничего нельзя было рассмотреть.

– Здесь нужен не радио-, а ультразвуковой экран, – сказал Зайцев.

– Кто же мог предвидеть, что он нам понадобится? Никто не ожидал, что в океане Венеры есть жизнь.

Это был первый случай, когда экспедиция, столь тщательно и продуманно оснащённая, оказалась «безоружной».

Волей-неволей вернулись к прежнему способу наблюдений.

Внимательно всматриваясь, заметили, что под водорослями прячутся мелкие «ящерицы». Удалось довольно хорошо рассмотреть некоторых из них. Они были отдалённо похожи на земноводных Земли, на гаттерии (только не зелёного, а синего цвета), на гекконы, на агамы, на рогатых фринозом и на змееголовок.

– Действительно, Венера – сестра Земли, – заметил Мельников. – Какое сходство населения!

В одном месте, где дно океана близко подошло к поверхности, обнаружили громадное скопище панцирных животных, в которых сразу признали родичей земных черепах – «зубчатых циниксов». Они были самых разнообразных размеров, от нескольких сантиметров до двух и трёх метров в поперечнике, и медленно передвигались на четырёх чрезвычайно длинных суставчатых ногах. Их панцири были разных оттенков, от нежно-розового до тёмно-красного цвета. Казалось, что по дну двигаются ожившие беседки – крыша на четырёх столбах.

«Черепахи» как будто не обращали внимания на подводную лодку, висящую над ними, но головы не показывались.

Мельников посоветовал на время погасить свет.

Хитрость удалась. Когда через несколько минут зажгли прожектор, они успели заметить трехглазые головы, которые моментально спрятались под панцири.

Несколько раз повторив этот манёвр, звездоплаватели убедились, что некоторые из животных ведут себя иначе, чем другие. Это были «черепахи» не с круглыми, а с эллипсоидными панцирями размером около трёх метров, тёмно-красного цвета. При вспышке прожектора можно было заметить, что они стоят поднявшись на задние ноги, очевидно рассматривая лодку в темноте. С длинными передними ногами, висящими как руки, и треугольными трехглазыми головами, они отдалённо напоминали уродливых обезьян. Когда появлялся свет, эти странные существа падали на дно и прятались под панцирь, становясь похожими на красные холмики, совершенно неподвижные. Ни разу ни одно из них не встало при свете.

Вторично включили «ночной» экран. До предела сузив радиолуч, удалось получить достаточно отчётливое изображение.

Четверо товарищей хорошо видели, как в наступившей темноте быстро поднялись три продолговатые тени. Неясные контуры их голов шевелились, наклоняясь друг к другу, точно черепахи переговаривались между собой. Поднялась и снова спустилась длинная суставчатая «рука».

– Она показала на нас, – взволнованно прошептал Баландин. – Ни одно животное не способно на такой жест.

– По-моему, просто махнула лапой, – возразил Зайцев. – Вы увлекаетесь, Зиновий Серапионович.

– Смотрите внимательней!

Но черепахи больше не шевелили «руками». Почти час звездоплаватели, не зажигая света, наблюдали за ними. К трём теням присоединилась четвёртая, потом все четыре куда-то исчезли.

Вспыхнул прожектор. Тёмно-красных эллипсоидных панцирей нигде не было видно. По-прежнему медленно передвигались по дну круглые «беседки», казалось не обращая внимания на лодку. Но страшные создания, умеющие стоять на задних ногах и делать жесты передними, больше не появлялись.

– Куда они могли деваться? – недоумевал Баландин. – И почему убежали? Раз они умеют ходить на двух ногах, то значит…

– Откуда вы взяли, что они умеют ходить? – перебил профессора Зайцев. – Мы видели, что они стоят, это верно, но отсюда не следует…

– У вас совсем нет воображения, – сердито сказал Баландин.

Зайцев засмеялся.

– Зато у вас его слишком много. Даже удивительно много для учёного.

– К этим черепахам надо как следует присмотреться, – сказал Мельников. – Мне тоже показалось, что она протянула «руку» к лодке.

– Присмотреться! А как присмотреться, если их нет?

– Вернёмся сюда ещё раз.

– Если найдём это место, – уныло сказал Баландин.

– В любое время я доставлю вас сюда. Отсутствие воображения, – Зайцев улыбнулся, – мне восполняют приборы навигации.

– Давайте прямо к острову! – сказал Мельников, видя, что профессор начинает серьёзно сердиться. – На этот раз хватит. Константин Евгеньевич очень недоволен.

Действительно, Белопольский несколько раз радировал, чтобы лодка не задерживалась. На звездолёте её с нетерпением ждали.

Зайцев дал полный ход.

Через полтора часа подводная лодка уже знакомым фарватером вошла в залив и пришвартовалась к борту звездолёта. Белопольский, Пайчадзе и Топорков встретили её экипаж у дверей выходной камеры.

– Это что такое? – спросил Константин Евгеньевич, увидя перевязанные головы Мельникова и Второва. – Почему не сообщили о ранениях?

– Это не ранения, а царапины, – ответил Мельников.

– Немедленно в лазарет.

– Нет ничего серьёзного.

– Об этом будет судить Степан Аркадьевич. Удивляюсь, Зиновий Серапионович, – прибавил Белопольский, – как вы могли допустить это! Надо было сразу направиться на корабль.

Баландин показал глазами на Мельникова и красноречиво пожал плечами.

– Надо убрать лодку в ангар. Может налететь гроза, – сказал Зайцев.

– Это без вас сделают. В лазарет, а затем на отдых!

Но профессор категорически отказался уйти в свою каюту до тех пор, пока не исследует кусок бревна и иглы деревьев, взятые из штабеля у порогов. С помощью Андреева и Коржёвского он хотел определить, сколько времени тому назад дерево было сломано, как долго плыло по реке и когда было вытащено на берег. Успехи ботаники, органической химии и наличие в лаборатории корабля электронного микроскопа позволяли надеяться, что на все эти вопросы, имевшие огромное значение, ответ будет получен.

– Успех обеспечен, – сказал он Белопольскому, – если деревья Венеры родственны земным по своему строению. Я думаю, что это именно так.

– Обещайте, что разбудите меня, как только закончите анализ, – попросил Мельников. – Иначе я буду ждать.

– Иди, иди! – подтолкнул его к двери Пайчадзе. – Разбудим, конечно!

Лабораторное исследование заняло несколько часов. Как только оно было закончено, Белопольский попросил всех собраться в красном уголке. Разумеется, никто не заставил себя ждать.

– Дерево, – начал Баландин, – из которого сделано бревно, имеет некоторые особенности, но в общем оно родственно земным растениям. Мы считаем, что с большой долей вероятности можно сказать, – оно было сломано больше восьмисот часов тому назад. Состояние древесных волокон у места слома и внутри приводит к такому выводу.

– Насколько больше? – спросил Пайчадзе.

– Станислав Казимирович считает, что восемьсот пятьдесят.

Пайчадзе переглянулся с Белопольским.

– Подождите! – сказал он. – Я сейчас соображу. Восемьсот пятьдесят. Так! Это выходит тридцать пять наших суток. Иначе говоря, двенадцатого июня.

– В полночь, – сказал Белопольский.

– Разве вам уже известна продолжительность суток на Венере? – удивился Баландин.

– Да. Вчера в четырнадцать часов тридцать одну минуту был точно полдень.

– Как же вы это определили, не видя Солнца?

– По фотографиям. Арсен Георгиевич ежедневно производил снимки неба в лучах инфракрасной части спектра. На них ясно можно различить положение Солнца. Это позволило рассчитать продолжительность суток. Они равны двадцати трём земным суткам. Таким образом получается, что дерево было сломано с корня около полутора венерианских суток тому назад, примерно в полночь.

– А вам удалось определить, когда оно было вытащено из воды? – нарушил продолжительное молчание Зайцев.

– Это можно сказать не так точно. Деревья, сложенные на берегу, часто мокнут под дождём. По счастью, кусок был отрезан от бревна, лежавшего внизу, под другими. В общем мы думаем, что оно пробыло на суше не менее девяти – десяти наших суток.

– И плыло по реке целые венерианские сутки?

– Тут не всё понятно, – сказал Баландин. – Скорость течения такова, что сплав не может идти так долго.

– А по-моему, всё достаточно ясно, – неожиданно заявил Белопольский. – Борис Николаевич прав. Обитатели Венеры выходят из своих убежищ и принимаются за работу только по ночам. В предыдущую ночь деревья были сломаны и спущены в воду. Днём они плыли и задержались у порогов, которые для того и предназначены. В следующую ночь их вытащили и сложили в штабель. Это произошло перед восходом Солнца, – сегодня. Можно предположить, что в следующую ночь, которая начнётся через пять наших суток, штабели будут куда-то перенесены, а на их месте сложат новые.

– Если всё это действительно так, – сказал Коржёвский, – то для того, чтобы увидеть жителей Венеры, надо явиться к ним ночью.

– Мы так и сделаем, – ответил ему Белопольский. – Программа работ требует пребывания звездолёта на ночной половине Венеры. С наступлением вечера мы перелетим на континент и спустимся где-нибудь в районе порогов. Там мы проведём много времени, в том числе и ночного. Работа на острове закончена. Больше здесь нечего делать.

– А успеем ли мы за пять суток подготовить ракетодром? – спросил Зайцев. – Чтобы корабль мог взлететь, надо уничтожить часть коралловых деревьев на западном берегу и в значительной степени разрушить самый береговой обрыв.

– В этом нет нужды. Сегодня замечены первые признаки начинающегося прилива. К вечеру уровень воды поднимется на восемьдесят метров. Коралловые деревья больше чем на половину их высоты будут залиты, а берег и подавно. Кстати, Борис Николаевич, дойдёт прилив до порогов?

– Думаю, что нет, – ответил Мельников. – На обратном пути мы с Зиновием Серапионовичем измерили скорость течения и расстояние от порогов до океана. Расчёт показывает, что плотина находится на высоте двухсот метров над уровнем моря.

– А можно опуститься на берег реки?

– Безусловно, на южном берегу. Расстояние между рекой и лесом вполне достаточно.

– Значит, через пять суток, двадцать второго июля, звездолёт покинет остров, – сказал Белопольский. – И перелетит на берег реки как можно ближе к найденной плотине. Будем надеяться, что там мы разгадаем, наконец, загадку разумных существ на Венере.

Перелёт на материк

Во второй половине длинного, двухсотсемидесятичасового дня на берегу острова прекратились всякие проявления жизни. «Актинии», «ленты», «лианы», казалось, умерли. К ним можно было сколько угодно прикасаться, брать их руками, гнуть – они не реагировали. Самые продолжительные ливни уже не вызывали никакого движения.

– Состояние дневного анабиоза, – говорил Коржёвский. – Такое явление наблюдается и на Земле. Только там оно зависит от времени года, а здесь дня. Многие растения Земли «умирают» на зиму и снова «воскресают» весной. Некоторые животные на зиму засыпают. А на Венере неблагоприятное время для жизненных процессов – это день. Конечно, здесь, на острове, решающую роль играют приливы и отливы. Морские организмы «заснули» потому, что лишились водной среды. На дне океана, как мы видели, жизнь кипит и днём. Обитатели острова приспособились к особенностям жизни на коралловом рифе, который то погружается в воду, то выходит из неё. Это очень интересно. Вообще на Венере предстоит много работы. Для биолога тут обширное поле деятельности.

Он улыбался и потирал руки от удовольствия.

– К сожалению, мы пробудем на Венере только полтора месяца, – ответил Баландин.

– Надо добиться скорейшей организации второй экспедиции, и на более длительный срок. Ведь и вы этого хотите. Жизнь в океане Венеры вам так же интересна, как и мне.

– Что можно изучать, не выходя из лодки, – говорил профессор и тяжело вздыхал.

Предсказание Мельникова сбылось. Белопольский категорически запретил пользоваться водолазными костюмами. Он даже приказал убрать их из лодки и запереть в кладовой, опасаясь, не без оснований, что учёные способны забыть об опасности.

Непредвиденное обилие животных в океане Венеры нарушило весь план работы, тщательно составленный ещё на Земле Баландиным и Коржёвским. Экспедиция оказалась в этом отношении неподготовленной. Не было никаких средств, чтобы раздобыть образцы фауны и флоры морского дна. Подводная лодка не была оснащена механическими драгами. Водолазные костюмы, лёгкие и удобные, рассчитанные на максимальную свободу движений, не давали никакой защиты от нападения опасных хищников, существование которых, так же как и других высокоорганизованных организмов, считалось маловероятным.

– Всё это так, – говорил Баландин. – Но мы оказались в самом нелепом положении.

– Ив этом значительная доля вашей собственной вины, – указал ему Белопольский. – Подготовка к работе в океане проводилась вами. Я хорошо помню, что конструкторы предлагали снабдить лодку механическими драгами, но вы отвечали им, что они не нужны. Кто, как не вы, доказывал, что в океане Венеры нет органической жизни? Вполне естественно, что было решено не загружать лодку ненужным оборудованием.

– Я рассчитывал на водолазные костюмы. Не мог же я предвидеть, что вы запретите ими пользоваться.

Присутствующие при разговоре невольно рассмеялись.

– А что же вы хотите? – возмутился Белопольский. – Разрешить вам отправиться прямо в пасть «кошачьей акулы»?

И вот в результате допущенной ещё на Земле ошибки Баландину и Коржёвскому приходилось довольствоваться наблюдениями за подводным миром Венеры сквозь прозрачные стенки лодки.

Зайцев сдержал своё обещание и уже на следующий «день» после возвращения от порогов доставил Баландина и Коржёвского на то место, где они видели загадочных красных черепах.

Но, к огорчению учёных, их не оказалось. Огромное количество «зубчатых циниксов» лежало и ходило по дну, но эллипсоидных панцирей нигде не было. Они бесследно исчезли.

То же самое повторилось на второй и на третий «день».

– Куда они подевались? – недоуменно говорил Баландин. – Почему только они ушли отсюда?

– Жаль! – печалился Коржёвский. – Судя по вашим описаниям, это совершенно особенные животные.

– Новая загадка, – подытоживал Зайцев. День подходил к концу. Невидимое Солнце склонилось к западному горизонту. С каждым часом прилив становился выше. Казалось, что коралловый остров медленно погружается в океан.

Сначала пришлось перенести мостик к двери нижней выходной камеры, потом убрать его совсем, а на берег сходить по лестнице. 21 июля остров окончательно скрылся под водой. Из океана поднимались теперь только верхние части коралловых стволов, между которыми могла свободно проходить моторная лодка.

Ветер всё чаще и чаще дул с востока. Не защищённый больше ушедшей под воду скалистой грядой, звездолёт сильно качался на волнах. В конце концов пришлось отказаться и от экскурсий на подводной лодке. Переход на неё из выходной камеры становился опасным. Кроме того, испарение нагретой воды настолько усилилось, что, как только лодка отходила от корабля на несколько метров, он исчезал из виду, словно растворяясь в тумане.

За ужином Белопольский сообщил, что «завтра» они перелетят на материк.

– В котором часу? – поспешно спросил Топорков.

– В десять.

– А нельзя отложить до половины первого?

Константин Евгеньевич с недоумением пожал плечами.

– Можно; но зачем? Не всё ли равно – в десять или в двенадцать?

Топорков нервно вертел в руке вилку.

– Мне кажется, – сказал он, – что если звездолёт поднимается в воздух, то ему не мешает подняться и над облаками.

– Понимаю! Вы хотите послать на Землю радиограмму. Но ведь не облака мешают этому, а ионизированный слой, который, по вашим же вычислениям, находится на высоте двухсот сорока пяти километров.

За столом все прекратили еду. С напряжённым вниманием члены экипажа следили за этим разговором. Во взглядах, устремлённых на командира корабля, можно было прочесть волнение, надежду и горячую мольбу. Один Мельников не поднял головы. Он знал Белопольского лучше всех.

– А разве нельзя подняться выше? – спросил Топорков.

Белопольский нахмурил брови.

– Можно, – сказал он. – Но я не могу подвергать звездолёт опасностям спуска без достаточных оснований.

Мельников вдруг резко выпрямился. Побледневший, с сурово сдвинутыми бровями, он посмотрел в глаза Белопольскому. Привычная выдержка на этот раз изменила ему.

– Без достаточных оснований? – раздельно произнёс он. – Тревога и волнение наших родных и близких, мучительная неизвестность, бессонные ночи, горе и отчаяние – всё это недостаточные основания?

В кают-компании наступила тишина.

Казалось, Белопольский нисколько не обиделся. Тем же ровным и спокойным голосом он сказал:

– Я отвечаю перед всей нашей страной за успешное окончание рейса. Если корабль не вернётся на Землю, горе наших родных и близких будет во много раз сильнее. Кому другому, но не тебе, Борис, упрекать меня в эгоизме.

Ужин закончился в унылом молчании.

Но, когда стали расходиться, Белопольский, уже подойдя к двери, обернулся к Зайцеву.

– Константин Васильевич, – сказал он самым обыденным тоном, – подсчитайте запасы горючего и дайте мне расчёт необходимой затраты для полёта корабля на высоте трёхсот километров в течение одного часа. Борис Николаевич поможет вам это сделать.

И на следующий «день», 22 июля, в двенадцать часов двадцать минут повёрнутый моторными лодками носом на восток, чтобы не мешали верхушки коралловых стволов, «СССР-КС 3» расправил крылья и, промчавшись по воде более полутора километров, поднялся в воздух.

Далеко внизу остались волны океана, нависшие над ними мрачные тучи, грозовые фронты и бесчисленные молнии. Над звездолётом раскинулся чистый тёмно-голубой купол неба; ослепительно ярко сияло на нём огромное Солнце.

Всё выше поднимался корабль, всё более темнело небо. Его цвет постепенно переходил в синий, потом в тёмно-синий и, наконец, в фиолетовый.

На высоте восьмидесяти километров звездолёт начал проваливаться. Разреженный воздух не давал достаточной опоры его крыльям. Тогда включили два основных двигателя. С их помощью поднялись ещё на сто километров.

Небо стало почти чёрным, появились звёзды.

Когда был включён третий, а затем и четвёртый двигатель, Мельников убрал крылья; они стали ненужными – реактивный самолёт превратился в ракету.

Ионизированный слой, препятствующий распространению радиоволн, начался в двухстах километрах от поверхности планеты и закончился в двухстах шестидесяти семи.

Как только приборы показали, что цель достигнута, Топорков, не теряя ни минуты, включил передатчик. Направленная антенна была уже выдвинута и ориентирована на Землю. По Солнцу и звёздам Пайчадзе легко определил точное направление.

Экипаж корабля был уверен, что на радиостанции Космического института ежедневно настраиваются на их волну. Иначе не могло быть.

Ровно в двенадцать часов пятьдесят пять минут по московскому времени радиограмма, содержащая краткий, но обстоятельный отчёт о событиях на Венере, начала свой далёкий путь.

– Через сколько времени может прийти ответ? – спросил Мельников.

– Когда мы опустились на Венеру, – с обычной точностью ответил Белопольский, – расстояние между планетами равнялось девяноста миллионам километров. С тех пор прошло двести восемьдесят два часа. Венера догоняет Землю, и расстояние сокращается. Сейчас оно равно восьмидесяти одному миллиону. Радиоволне нужно четыре с половиной минуты, чтобы одолеть это расстояние в один конец.

– Значит, ответ придёт через девять минут?.

– Прибавь минуту на прочтение радиограммы и ещё минуту на составление ответа. Ответ придёт через одиннадцать минут. Если наша радиограмма дойдёт, – прибавил Белопольский.

– Почему же она может не дойти? Ведь ионизированный слой остался под нами.

– Мы ровно ничего не знаем об атмосфере Венеры. Может быть, в ней есть второй ионизированный слой, даже более мощный, чем первый.

Кроме командиров корабля, весь экипаж находился в радиорубке. Девять человек не спускали глаз с секундной стрелки.

Прошло девять, десять, одиннадцать минут. Ответа не было.