Раскопай эту чертову могилу

      - Билл, со мной была блондинка, - уныло проговорил я. - Не знаю, что с ней и куда она подевалась, но я весь вечер провел с ней. Причем не в Лос-Анджелесе.
      - Мы все проверим, Скотт.
      Глава 12
      Где-то после часа ночи мы вошли в дежурное помещение отдела по расследованию убийств. И только здесь я вспомнил об обещанном убийцами звонке, о котором почему-то ни словом не обмолвился.
      Первым, кого я увидел в отделе, был мой друг Фил Сэмсон. Выглядел Фил крайне усталым. Он сидел, зажав в зубах одну из своих неизменных больших черных сигар. Как всегда, не зажженную. Мы поздоровались, и Фил сугубо казенным тоном предложил мне еще раз изложить всю историю. Как правило, начальник отдела редко принимает участие в допросах, но сейчас случай был лично для Фила из ряда вон выходящий. Ему давно уже полагалось находиться дома, в постели. Как, впрочем, и мне.
      Кроме Сэмсона, в дежурке присутствовали Роулинг и еще трое сотрудников отдела. Я был не простым арестованным, и допрос проводили не в специальной камере, а в комнате, где я бывал сотни раз; мне даже принесли картонный стаканчик горячего кофе. Но несмотря на это, атмосфера оставалась напряженной, какой-то неестественной. Несколько раз, опуская незначительные мелочи, я пересказывал свою историю. Полицейские слушали молча.
      То напряжение, которое с самого начала сосредоточилось в области моего солнечного сплетения, начало постепенно сжимать все тело. И пока в комнате царила гнетущая тишина, я почувствовал, что тяжесть придавливает меня все сильнее. Наконец я не выдержал:
      - Ну и чего мы тут сидим? Чего дожидаемся?
      Никто не отозвался. Немного погодя Фил вынул изо рта сигару, внимательно осмотрел ее и сказал:
      - Ждем заключения баллистической экспертизы.
      - Баллистической экспертизы? А какое отношение имеет эта чертова баллистическая экспертиза к наезду и... - Не договорив, я повернулся к пристроившемуся на краю стола Роулингу. - Билл, кажется, ты упоминал об... об убийстве? Кого-то застрелили?
      - Да, застрелили.
      - А я тут при чем? - Я по очереди окинул взглядом их мрачные лица. Ничего не понимаю.
      Они продолжали молчать.
      - Послушайте, - взорвался я, - сколько мне еще изображать паиньку, сколько можно играть в молчанку и держать меня в неведении?! Мое терпение может лопнуть. Давайте выкладывайте.
      Сэмсон перестал разглядывать свою сигару, сунул ее обратно в рот и выудил из кармана коробок спичек, но, встряхнув его, рассеянно сунул обратно. Роулинг с плохо скрытым недоумением смотрел на меня.
      Почувствовав, что мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки, я с усилием распрямил их и, стараясь ронять слова как можно спокойнее, заговорил:
      - Послушайте. Я сообщил вам, где провел весь вечер. И вы отлично знаете, что не в моей натуре увертываться - гореть мне в аду, если говорю неправду. Но допустим, я все-таки был на Двадцать первой. Допустим, я сбил кого-то машиной. Неужели вы считаете, что я мог сбежать? Неужели сомневаетесь, что я остановился бы, сделал все, что в моих силах, и, разумеется, сам вызвал бы вас на место происшествия?
      Молчание. Все то же тяжелое, тягостное молчание. А я не унимался:
      - Ни один из тех, кто знает меня, и в мыслях не допустит, что я способен на подобную подлость. Вы ведь меня хорошо знаете. - Я посмотрел на Фила. - Особенно ты, Фил. Да и ты, Билл. - Я взглянул на Роулинга.
      Тот прикурил сигарету и посмотрел на Сэмсона.
      - Может, я расскажу ему обо всем?
      Но Фил взял инициативу в свои руки.
      - В десять двадцать семь вечера - плюс-минус минута - было получено сообщение о том, что на Двадцать первой стреляли. Убили человека. Когда на место прибыла первая машина, он еще истекал кровью. Подозреваемый бросился к своей машине и на бешеной скорости помчался по Двадцать первой. В двух кварталах от места убийства он сбил женщину и скрылся. Женщина умерла на месте. Случилось это почти в десять тридцать. Мы забрали дело у местной полиции... - Фил справился в бумагах на столе. - В восемь минут первого поступил звонок, объявился свидетель наезда. Он сообщил, что женщина попала под колеса голубого "кадиллака" с опущенным верхом. Свидетелю удалось рассмотреть и водителя: по его словам, это был крупный, светловолосый парень. Кроме того, он успел заметить номер.
      Который, конечно, оказался моим.
      - СРТ-210. Твой номер.
      - Неубедительно.
      Все промолчали, а я спросил:
      - Звонил кто - мужчина или женщина? Ты говорил все время о "свидетеле".
      - Мужчина.
      - Все равно неубедительно. Почему только через полтора часа после так называемого наезда?
      - Вовсе не так называемого. Такое случается, и тебе не хуже нашего известно, что свидетели преступления нередко выжидают час - если не целый день, - прежде чем сообщить в полицию. А иногда и вовсе не сообщают. Не желают вмешиваться.
      - Восемь к пяти, что звонок был анонимным.
      - Это верно. Ты же знаешь, так чаще всего и бывает.
      - Ну еще бы. Но только не в этом случае. - Я задумался. - Постой-ка... Ведь вы все тут маетесь из-за того, что нет результатов баллистической экспертизы.
      Меня перебил Роулинг:
      - Таннер передал мне твой револьвер. Когда мы сюда приехали, я лично произвел из него выстрел в бак. Пулю сравнивают с той, что извлекли из трупа на Двадцать первой. Вот-вот мы получим заключение криминалистов.
      На несколько минут я лишился дара речи. Бак, о котором упомянул Роулинг, стоял в криминалистической лаборатории и представлял собой цилиндр высотой девять футов, наполненный водой. В него стреляют из оружия подозреваемого, вылавливают пулю из воды и под микроскопом сравнивают с извлеченной из тела жертвы. Нарезка в канале ствола оставляет на пуле хорошо различимые отметины, которые не менее индивидуальны, чем отпечатки пальцев.
      Я немного успокоился, потому что определенно знал: из моего револьвера никого не могли застрелить в десять тридцать вечера. Кольт находился при мне все время - с тех пор, как я вышел из квартиры, и до того момента, когда Таннер забрал его у меня.
      - Кстати, насчет твоей блондинки. Ты, кажется, говорил, что она работает в похоронном бюро братьев Рэнд?
      - Совершенно верно.
      - И она вчера звонила тебе около восьми вечера?
      - Да. Я не сказал вам: она позвонила потому, что подслушала разговор двое мужчин рассуждали о том, с каким удовольствием они разделаются со мной. - И я, пересказав всю историю, закончил: - Где-то около часа ночи они сговорились мне позвонить - чтобы выманить из дома. А потом Лютер должен был подложить бомбу под кровать. - Я теперь и сам понимал, что рассказ мой звучит малоубедительно и, признаться, весьма странно.
      Однако никто его не прокомментировал.
      - Это правда, - настаивал я. - По крайней мере, она мне так все изложила - и не раз. Но теперь события начинают выглядеть...
      - Ты весь вечер таскал револьвер с собой? - спросил Роулинг.
      - Да. Если не считать того недолгого времени, когда клал в бардачок машины.
      - Зачем?
      - Ну... пришлось. Сам знаешь, когда у тебя пылкое свидание с девушкой...
      - И никто не мог взять его из бардачка?
      - Билл, никто не мог взять ни револьвер, ни саму машину. К тому же я находился в противоположном от Лос-Анджелеса конце, в Голливуде.
      - Значит, ты утверждаешь, - вмешался Сэмсон, - что в течение всего вечера никто не мог воспользоваться ни твоей машиной, ни револьвером?
      - Клянусь. Окончательно и бесповоротно. И когда ты получишь результаты экспертизы, тебе придется проглотить свою сигару, дружище.
      Зазвонил телефон. Сэмсон взял трубку и что-то записал. Потом, нарочито медленно - ну, прямо душу выматывает - раскурил свою сигару. Комнату начали затягивать ядовитые клубы дыма, но на сей раз никто и не подумал отпускать по этому поводу традиционных шуточек.
      Сэмсон поднял на меня глаза и, с сожалением пожав плечами, сообщил:
      - Никакой Джун Кори в отеле "Визерли" не знают. И, насколько удалось установить, нигде поблизости тоже...
      - Позволь...
      - У братьев Рэнд никакая Джун Кори не работает, к твоему сведению. И не работала. Женщин туда вообще не берут. Двое наших офицеров показали твое фото мистеру Трупенни - им пришлось поднять его с постели, - и он утверждает, что никогда не видел тебя...
      - Не видел? Но ведь я же был там сегодня днем. Поставил эти шутихи...
      - Что поставил? - поспешно переспросил Роулинг.
      - Я установил... шесть бабахалок... на кладбище. - Я судорожно сглотнул. Да уж, история - глупей некуда. - Понимаете, я хотел выманить их всех из похоронного бюро, чтобы заглянуть в архивы. И мой план сработал. Оба, Трупенни и Джун - та самая блондинка, - в панике выскочили на улицу. А когда я уже собирался уезжать, меня схватили эти придурки, Джейк и Пот, и приволокли домой к Джо Черри.
      И я коротко посвятил их в подробности моего вынужденного визита к Черри.
      - Черт, это не иначе как Черри. Меня явно подставили, и дирижировал всем этим, скорее всего, Джо Черри.
      - А как быть с твоим "кадиллаком"? Ты признал, что он твой. Хотя нам это и так известно.
      - Ну да. - У меня даже во рту пересохло. - Посудите сами. Я пробыл у себя в квартире по меньшей мере полчаса. Примерно с двенадцати до половины первого. За это время кто-то мог взять машину, проехать пару кварталов, сбить кого-нибудь и поставить "кадиллак" на прежнее место. Возможно, это была блондинка, которая чего-то испугалась и ударилась в панику. А что, если был не один, а два наезда?
      Никто не нарушил молчания. Просто сидели и смотрели на меня.
      - Возможны и другие варианты, - продолжал я. - Пока машина стояла за отелем, ее побили, помяли и испачкали кровью...
      На этот раз мне ответил Сэмсон. В его голосе звучала усталая безнадежность.
      - Вот рапорт криминалистов. Кровь, волосы - все совпадает. Это твоя машина, Шелл. Группа крови и волосы на ней соответствуют крови и волосам погибшей девушки. Кроме того, имеются частицы кожи, характер повреждений и все остальное...
      Мне вдруг стало тошно. В голове снова горячим гейзером запульсировала боль. Строго говоря, она и не думала униматься с тех самых пор, как, почти сутки назад, Джейк с Потом отделали меня возле меблирашек "Бискайн" - из-за эмоциональных и прочих перегрузок. Все последнее время мне почти удавалось не обращать на нее внимания, однако теперь ее сила удвоилась, если не утроилась. Вдобавок ко всему, боль обручем стянула и шею.
      Когда я заговорил, собственный голос показался мне каким-то чужим и тусклым:
      - Что-то здесь не так. Фил. Если все было спланировано против меня заранее, то должно быть... то есть, они могли... я имею в виду тех, кто все затеял... могли остановиться и прихватить волос погибшей и крови...
      Мне не удалось довести мысль до конца. В какой-то момент я в замешательстве подумал: а не мог ли я из-за свирепых ударов дубинкой по голове потерять... но нет, я отогнал пугающую мысль прочь. В медицинской практике подобные случаи известны: из-за черепно-мозговой травмы человек способен совершить странные, ужасные поступки, порою даже не отдавая себе в этом отчета. И если пострадавший от контузии не теряет сознания, у него может развиться амнезия или... или ложное восприятие реальности. Но я-то точно знал, что последние двадцать четыре часа был в уме и здравой памяти, если, конечно, не брать в расчет дикую головную боль.
      Довольно долго никто из присутствующих не проронил ни звука. Все сидели, молча уставившись на меня. Я облизнул пересохшие губы.
      - Черт, как болит голова, - пожаловался я. - Я ведь еще вчера рассказывал тебе о Джейке и Поте... Послушайте. - Я посмотрел сначала на Фила, потом на Билла. - Я знаю, вы поступаете по долгу службы... Действуете в соответствии с законом и все такое прочее. Тут все в порядке, я не в обиде. Но вам прекрасно известно, что по натуре своей я на такое не способен. Я рассказал вам, что произошло со мной, как бы нелепо это ни звучало. Все, что мог вспом... то есть я хотел сказать, в точности, как оно и было на самом деле.
      Тут я почувствовал, как что-то шевельнулось в раздрызганных мозгах, тщетно пытаясь проникнуть в мое сознание, поэтому умолк в надежде уловить ускользающую мысль. Похоже, от умственного перенапряжения боль усилилась, словно процесс мышления вызвал прилив крови к сосудам головного мозга. Постойте-ка, ведь Фил сказал, что кровь и волосы девушки соответствуют обнаруженным на моей машине. Девушки...
      - Фил, сбита девушка. А еще застрелен парень... Но ты ни словом не обмолвился, кто они.
      - Застреленного звали Тонни Ковин. Толкач по кличке Коко.
      - Толкач? Наркотиков?
      - Да. А девушка была танцовщицей в кинотеатре "Регал". Ее звали...
      - Рут! - Меня словно током ударило. - Малышка Рути?
      Сэмсон едва не уронил сигару.
      - ...Рут Стэнли. А ты откуда знаешь?
      - Я разговаривал с ней вчера вечером. О господи... ну надо же, Рути... - Я вспомнил ее в гримерной, с мокрыми от слез щеками, и замолчал, потрясенный. - Ей так хотелось путешествовать, - зачем-то сказал я. - В Париж, в Каир... куда-нибудь далеко...
      - Что? Ты это о чем? - удивился Сэмсон.
      - Она мечтала повидать мир. Я... она сама мне об этом рассказывала. Я сглотнул комок в горле. - Это не наезд, Фил. Ее убили.
      Кто-то вошел в дежурку. Я едва обратил на него внимание, краем глаза заметив лишь, что Сэмсону на стол положили лист бумаги. Пробежав по нему глазами, Фил несколько секунд сидел неподвижно, мрачно уставившись в текст. Обычно розовое лицо Фила приобрело какой-то нездоровый сероватый оттенок.
      Наконец он грузно повернулся к Роулингу.
      - Пули идентичны, - выдавил Сэмсон. - Стреляли из оружия Скотта. Каждое его слово гулко отдавалось в моем мозгу, словно брошенный на мостовую камень. - Оформи арест.
      Не помню, как встал, но внезапно я очутился на ногах.
      - Это бред какой-то, - сказал я. - Самый настоящий бред. Они не могут быть одинаковыми. Такого не может быть.
      Сэмсон с состраданием посмотрел на меня.
      - Шелл, ты же знаком со всеми моими ребятами. В том числе и из лаборатории. Они никогда не шутят. Пуля, которую Роулинг всадил в бак из твоего кольта, и извлеченная из груди Тонни Ковина, согласно заключениям экспертов, выпущены из одного и того же револьвера. Из твоего.
      - Ты с ума сошел! Вы все тут свихнулись! Это не мог быть мой кольт. Повторяю, он все время был при мне! - Я уже не говорил, я кричал. Потом, понизив голос, повторил: - Не могли стрелять из моего револьвера.
      Сэмсон толкнул ко мне через стол револьвер 38-го калибра. Я взял его в руки. Барабан был пуст. Да, это мое оружие. Оно было знакомо мне так же хорошо, как собственное отражение. Мой кольт.
      - Давай, Роулинг. Оформляй арест, - устало повторил Фил.
      - Подожди. - Мой голос зазвенел от напряжения. - Это какое-то фатальное недоразумение. Что-то тут не так, определенно не так. Ведь оружие все время было при мне. Могу поклясться. А что касается Ковина... А если его застрелили в другое время?
      - Я же говорил тебе: когда на место преступления прибыла первая машина, он еще истекал кровью. Его застрелили в десять двадцать семь. Расхождение во времени - не более минуты.
      Взяв за локоть, Роулинг деликатно потянул меня к двери.
      - Меня подставили! - выкрикнул я. - Ты же знаешь, в городе немало желающих убрать меня с пути. Даю голову на отсечение, это дело рук Джо Черри. Каким-то образом он меня достал; Богом клянусь, это мерзавец Черри.
      Роулинг остановился и с явным интересом спросил:
      - Но каким образом?
      - Каким? Черт... знать бы, каким.
      Роулинг вежливо дернул меня за руку. Голова раскалывалась, словно ее зажали в тиски. Меня отвезли в центральную тюрьму, оформили арест, выгребли все из карманов, сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и отвели в камеру.
      И я остался наедине с самим собой, за крепко запертой стальной дверью. Мне было предъявлено обвинение в совершении наезда и бегстве с места преступления. А также в убийстве человека. Более чем достаточно, чтобы с комфортом усесться на электрический стул. Или посетить газовую камеру.
      Глава 13
      Прошел час, я по-прежнему в оцепенении сидел на койке. Спасибо, что хоть не засадили вместе с уголовниками, а по доброте душевной предоставили одиночку.
      Мучительно размышляя, я пытался понять, что же все-таки произошло, но в результате совсем запутался: никакой зацепки, никакого мало-мальски вразумительного объяснения. А Сэмсон и Роулинг доказывают мне с фактами в руках, что я совершил то, чего совершить не мог.
      Да, не мог, если следовать законам логики и здравого смысла. Именно исходя из этих соображений я все время отгонял от себя настойчиво вылезавшую из потайных уголков сознания мысль: а вдруг я ошибаюсь, а что, если у меня случилось временное помешательство и из моей памяти выпало несколько часов сегодняшнего вечера?
      Память услужливо подсказывала аналогичные примеры из жизни. В самом деле, подобное происходит из-за злоупотребления наркотиками, под действием гипноза или из-за временного помешательства. А сколько известно историй о людях, совершивших гнуснейшие, постыднейшие преступления, но затем забывших, упрятавших их в самые потайные уголки сознания, - а то и вовсе подменивших их поступками вымышленными, существовавшими лишь в их больном воображении? Меня бил озноб; все тело похолодело и стало влажным от пота...
      Наконец, не исключена возможность, что из-за побоев в моем мозгу образовался сгусток крови, настоящая гематома, нервные окончания части клеток головного мозга деформировались, и память оказалась местами затертой - предположения скорее из области медицинской фантастики.
      Тем более что все события помнились четко и ясно, до последней детали. Я яростно тряхнул головой, отчего резкая боль отдалась в шее. Пальцами я нащупал свежую царапину на коже. Я хорошо помнил, откуда взялась эта метка. Это след от длинного, наманикюренного ярким лаком ногтя пылкой Джун. Да, это я помнил. Черт побери, все помнил с самого начала - когда в среду, в полдень, в моем офисе появилась Эвелин Спринг - и до настоящего времени. Слава богу, никаких провалов памяти.
      Давай с самого начала, Скотт, припомни каждую мелочь, каждое слово, каждый поступок. Нет, ничего не получается. Погиб парень - его застрелили из моего револьвера; убили девушку - сбили моей машиной. А ведь я весь вечер провел в своем "кадиллаке" и ни на минуту не расставался с кольтом. Похоже, я не в силах объяснить необъяснимое.
      Дежурный сержант позволил оставить мне курево и зажигалку. Прикурив новую сигарету от только что сгоревшей, я глубоко затянулся. Наверное, утренние выпуски местных газет уже крутятся вовсю в печатных машинах и через несколько часов поступят в продажу. В них будет сообщение обо мне: Шелл Скотт арестован и отправлен в тюрьму по обвинению в убийстве, совершении наезда и бегства с места преступления. Постыдный поступок, хуже, пожалуй, чем преднамеренное убийство, поскольку свидетельствует о низости, подлости и трусости сбежавшего.
      Именно осознание низости совершенного сильнее всего убеждало меня, что можно и должно найти разумный ответ. Да, я вполне мог застрелить толкача наркотиков Ковина, но сбить машиной человека и скрыться - нет, ни при каких обстоятельствах. Это не мог быть я. Нужно раскопать истину в завалах роковых совпадений. По крайней мере, кто-то должен это сделать; я вряд ли сумею, сидя здесь, в кутузке, прояснить жуткую неразбериху свалившихся на меня событий. Подумать только - тяжкое двойное преступление, за которое меня могут надолго засадить за решетку. Если и впрямь не отправить в газовую камеру.
      Эта мысль ужаснула своей реальностью. Выдвинутые против меня обвинения уже привели к аресту. Все по закону, комар носа не подточит. Затем полиция передаст дело в руки правосудия. Черт, да тут не в чем и разбираться-то. С таким набором улик жюри присяжных вынесет приговор о виновности, даже не выходя из зала суда для совещания. Я и сам бы при аналогичных обвинениях без колебаний проголосовал за виновность подсудимого.
      Сигарета догорела почти до конца, но я этого не замечал, пока мне не обожгло пальцы. Бросив окурок, я яростно раздавил его каблуком, словно невидимого врага. Через стенку из соседней камеры доносился чей-то прерывистый храп. Счастливчик. Где-то поблизости негромко закашлялись. Вдруг у меня резко перехватило дыхание, словно легким перекрыли воздух. Глубоко вздохнув, я потер лицо, встал и несколько раз прошелся от стены до стены; снова закурил и уселся на койку. Раз за разом тасовал я в уме события последних дней, пока наконец мой мозг не стал походить на выжатую губку. Головная боль превратилась из пульсирующей в тупую, ноющую. Странно, но сейчас я чувствовал себя примерно так же, как прошлой ночью, когда Джейк и Пот стояли надо мной. Мне казалось, будто я снова распластался на траве и пытаюсь рывком вскочить на ноги. Еще одно усилие; хоть бы какая-то опора...
      Я опять закурил. Увы, все мои размышления упирались в бетонную стену. Ни одного вразумительного ответа. Бросив последний окурок на пол, я тупо наблюдал, как он медленно тлеет, пока не погас совсем.
      Из камер доносились звуки жизни - заключенные разговаривали, перекликались, ругались. Наступило утро, но мне так и не удалось заснуть. Или додуматься до чего-нибудь вразумительного.
      Последнюю сигарету я выкурил еще несколько часов назад, весь пол был усеян окурками. Наклонившись, я подобрал один из них, размял и сунул в рот. Нашел в кармане зажигалку, щелкнул ею, не думая ни о чем, кроме того, насколько приятен будет глоток дыма.
      И тут меня озарило, словно молния прояснила затуманенный мозг. Нашел, додумался, черт бы меня взял! Кто, почему, как - все сразу стало на свои места.
      Озарение пришло внезапно и так поразило меня, что я выронил зажигалку и она со стуком упала на пол. Несколько мгновений я сидел совершенно неподвижно, боясь шевельнуться и спугнуть догадку. Нет уж, не упущу разрозненные фрагменты настолько четко и точно совпали друг с другом, словно зубчики застежки-"молнии".
      Улыбаясь во весь рот, я поднял зажигалку, щелкнул ею и затянулся мятым, вонючим "бычком". Никогда еще табачный дым не доставлял мне такого наслаждения.
      В начале девятого появился Сэмсон. Дверь за ним заперли; широко расставив ноги и упершись кулаками в бока, Фил вопросительно смотрел на меня.
      - Надзиратель сказал, что ты хотел видеть меня.
      - Угу. Захотелось.
      - Как ты себя чувствуешь?
      Я жизнерадостно осклабился.
      - Просто великолепно. Не спал, правда, - но ты ведь знаешь, как я люблю покуролесить ночью.
      Сэмсон недоуменно покачал головой. Его розовая физиономия была, как обычно, гладко выбрита, однако выглядел он мрачным и осунувшимся.
      - Черт бы тебя побрал, Шелл, можешь ты хоть когда-нибудь быть серьезным? На этот раз ты угодил в настоящее дерьмо. Так какого дьявола...
      - Да не кипятись ты, Фил. Я хочу кое-что рассказать тебе. Но сначала ответь мне на один вопрос.
      - О'кей.
      - Я об убийстве и наезде... Ты и вправду считаешь, что это сделал я?
      - Черт, спроси что-нибудь полегче.
      - Знаю, знаю. Не хочешь - не отвечай. Ты не обязан, Фил.
      Сэмсон насупился, потом, выбрав местечко на краю койки, сел, достал свою противную черную сигару и спички.
      - Фил, - серьезным тоном попросил я, - не делай этого. Пожалуйста, не кури. Тюрьма и без того тяжелое наказание.
      У Сэмсона на лбу вздулась вена.
      - Ну и сукин же ты сын, - ругнулся он от души. - Даже если ты не виновен, тебя стоит отправить в газовую камеру. И я лично не колеблясь готов открыть кран. Ты просто не имеешь права на жизнь. Вместо того чтобы взывать к адвокатам, вопить о незаконности ареста или требовать немедленного рассмотрения дела в Верховном суде, ты сидишь тут и умничаешь, как самый распоследний кретин, каковым на самом деле и являешься. Ты просто полоумный остряк, который... трах-тарарах!..
      Я дал ему выговориться, а когда запас ругательств иссяк, спокойно спросил:
      - И все-таки, что скажешь, Фил?
      Он сунул сигару в рот, яростно стиснул ее зубами и перекатил из одного угла в другой, потом обратно. Наконец пристально уставился своими карими глазами мне прямо в лицо.
      - Ну хорошо, слушай. Всю ночь я изучал улики. Тут все четко и неопровержимо. Преступление совершил ты. Абсолютно все против тебя и ничего - за. - Сэмсон энергично тряхнул головой. - Но будь я проклят, если хоть когда-нибудь поверю, что всю эту мерзость сотворил ты.
      Я ухмыльнулся.
      - А все потому. Фил, что у тебя, как и у меня, не все дома.
      - Должно быть, так оно и есть. - Он снова насупился. - И все же я не могу ничего поделать, Шелл, и ты отлично это знаешь. Факты вопиют, и они против тебя. Если бы мне было с чего начать, хоть какая-то зацепка...
      - Ну, насчет этого можешь не беспокоиться.
      Фил хотел возразить, запнулся и с недоверием посмотрел на меня.
      - Только не говори, что у тебя что-то есть.
      - У меня есть все, Фил. Но пока я сижу здесь, я не в состоянии ничего доказать. А если я смогу убедить тебя, что меня крупно подставили, - причем убедить по-настоящему, так, что ты поверишь, - каковы мои шансы выбраться отсюда?
      Сэмсон нахмурился.
      - Думаю, чуть получше, нежели сейчас.
      - Отлично. Ты знаешь, чем я занимался - расследовал исчезновение Дэнни Спринга и Фрэнка Эйверсона и все, связанное с ними. Ты помнишь, что позапрошлой ночью меня отделали под орех эти придурки, Джейк и Пот. Я еще тогда удивился: а почему они не довели дело до конца и не прикончили меня? Могли, но не стали? Почему? Как, по-твоему, развивались бы события, если бы они убили меня?
      - Ты не хуже меня знаешь.
      - Ну да. Всем чертям стало бы жарко. Ты бы проверил каждый шаг Спринга и Эйверсона за последние тридцать лет. Сунулся бы во все, куда совался и я - и даже еще дальше. Так ведь?
      - Верно.
      - Хорошо, пошли дальше. Итак, главная цель запугивания - вынудить меня прекратить расследование, заставить держаться подальше от их, а также чьих-то еще дел. Логично? Вот почему вначале последовало предупреждение, потом мордобой. Но убивать меня не стали.
      - Вижу, куда ты клонишь, и все же...
      - Никаких "но", Фил. Ведь каждому бродяге, каждому бандиту в Южной Калифорнии доподлинно известно, что у Шелла Скотта есть хороший, верный друг - Фил Сэмсон. И что Фил Сэмсон - не кто иной, как грозный начальник отдела по расследованию убийств управления полиции Лос-Анджелеса. Если бы меня прикончили, то расследование, которое вел я, закончилось бы, но началось новое расследование - по факту моей смерти. Таким образом, мое убийство вызвало бы абсолютно нежелательный эффект: еще более тщательное следствие, чем то, которое вел я. И тогда бы для них запахло жареным. Вот почему я до сих пор жив - конечно, если можно назвать жизнью мое бездарное прозябание в тюряге. - Я усмехнулся. - Тот, кто жаждет моей смерти, попросту не может позволить себе роскошь убить меня; он боится того, что обрушится на него после моей смерти.
      Сэмсон, соглашаясь, кивнул.
      - Верно. Если бы с тобой случилось нечто подобное, то им конец. Ну, предположим, - он вздохнул, - меня можно убедить, но только в том случае, если обнаружатся доказательства, что тебя намеренно загнали в угол.
      - В камеру. И провернул это настоящий мастер. Начнем с застреленного ночью толкача, не возражаешь?
      Сэмсон достал из кармана коробок спичек и, словно оживая моего протеста, сердито зыркнул на меня и решительно прикурил черную сигару. Полыхав ею, он сказал:
      - Однако, Шелл, доподлинно известно и подтверждено, что пуля, сразившая Ковина, выпущена из твоего кольта; нет ни малейшего шанса, что эксперты допустили ошибку. Ты сам признал, что весь вечер не расставался с ним. И не говори мне, будто вспомнил, что оставлял револьвер у какой-то подруги или что на тебя нашло временное помрачение...
      - И не собираюсь. Фил. Гляди-ка, мы исходили из предположения, что стреляли из моего револьвера, верно? Даже я сам так считал. На самом же деле мы не можем утверждать, что стреляли именно из него; нам лишь известно, что пуля была от него.
      Сэмсон вынул сигару да так и замер с открытым ртом. Задумался. Соображает быстро - черты его лица вмиг разгладились.
      - Что ж, возможно, но каким образом...
      - Подожди, все по порядку. Если пуля, которую извлекли из трупа, выпущена из моего кольта, следовательно, стрелял я, так?
      Сэмсон сокрушенно развел руками.
      - Извини, Шелл. Я досконально изучил заключение баллистической экспертизы и до посинения расспрашивал криминалистов. Ковин убит твоей пулей: против фактов не попрешь. Входное отверстие довольно большое, но пулевой канал чист, пуля застряла в самом его конце. И если ты возьмешься доказывать, что кто-то, убив его из своего оружия, извлек из трупа пулю, а затем всунул твою...
      - Джо Черри не мог пойти на столь очевидную глупость - а я уверен, это его рук дело. Давай лучше вернемся к пуле. Она бесспорно моя. Но ведь ее можно было перезарядить в другую гильзу, а потом выстрелить в человека. Годится? А затем идентифицировать ее, как выпущенную из моего кольта, что указывало бы на меня как на убийцу, а?
      - Постой-ка. Ведь они могли получить твою пулю, не чистенькую, а с отчетливыми следами нарезки ствола, проделав то же самое, что и мы вчера то есть выстрелив в резервуар с водой. Но отметины, черт побери, наверняка бы исказились, если перезаряженной пулей стрелять из другого оружия. И это даже не эксперту легко увидеть под микроскопом.
      - Конечно, если стрелять из другого кольта 38-го калибра специальной модели с таким же нарезным стволом. А если использовать пушку большего калибра или, скажем, гладкоствольное оружие? Пулю из моего револьвера вполне можно перезарядить при помощи, скажем, манжеты в гильзу 45-го калибра. Это придаст ей значительную начальную скорость, что позволит преодолеть рассеивание в стволе большего калибра и сохранить убойную силу, достаточную, чтобы буйвола сразить наповал.
      Сэмсон неторопливо пошевелил мозгами и согласился:
      - Звучит чертовски убедительно, Шелл. Только, насколько помню, в нашей практике не зафиксировано подобных случаев.