Жить на свете стоит

– А я без тебя – нет, – угрюмо сказал Масленников, отпустил ее и отвернулся к окну, тяжело схватившись за подоконник.

Ника почувствовала себя неуютно и холодно, как будто Артем превратился в Морозко из сказки и все кругом выстудил. И ее, Нику, тоже выстудил – изнутри. Обхватив себя за плечи, она сделала пару шагов к двери, чувствуя, как вдруг изменилась даже осанка, сгорбились плечи, походка стала тяжелой и чужой. Расставаться – больно. Всегда больно. Но особенно больно тогда, когда еще не все сказано, не все пройдено вместе. Когда нет неприязни, ссор, обид. Уцепиться не за что. Но ты все равно понимаешь, что это нужно сделать. Сделать именно сейчас, пока еще не опротивели друг другу, пока можно остаться в нормальных отношениях, хотя бы в рабочих. Пока еще нет за плечами груза взаимных обид и оскорблений. Расстаться, пока все хорошо. И это оказалось больнее, чем думала Ника.

– Не уходи так, – попросил Масленников, но Ника вдруг рванулась и выбежала из комнаты, схватила с вешалки в прихожей куртку и выскочила из дома.

К счастью, вместо сумки она сегодня воспользовалась объемными карманами, поэтому и деньги были, и бежать ничего не мешало. Ника хорошо ориентировалась в поселке, быстро добралась до остановки маршрутных такси и как раз успела на последнее. В такой час уже никто из поселка не выезжал, поэтому в попутчиках оказалась только молодая парочка с карликовым пинчером. Собака в пятнистом комбинезоне примостилась на коленях девушки, но при этом не спускала влюбленного взгляда с хозяина – спортивного парня в бело-голубом костюме и таких же кроссовках. «У них хоть кто-то есть, – вдруг с завистью подумала Ника, поглубже засовывая руки в рукава куртки, – а у меня теперь – никого. Я осталась одна со своими проблемами. Но, может, так лучше? Артем все равно не рвался их решать».

Выходные Ника провела так, как мечтала уже несколько лет – не вылезая из-под пледа и не отрываясь от телевизора. Разумеется, она не интересовалась сериалами и разнообразными реалити-шоу, которыми изобиловала программа практически всех каналов, зато у нее имелась неплохая коллекция советских фильмов на дисках, которые Ника с любовью и трепетом собирала несколько лет. Эти фильмы почему-то дарили ей покой и умиротворение, а красивые лица и талантливая игра старых актеров мирила со всеми неприятностями. Даже тот факт, что Масленников ни разу не позвонил ей и не узнал, как вообще она добралась домой, Нику особенно не расстраивал – куда сильнее ее волновал, например, любовный треугольник Васи, Надюхи и Раисы Захаровны из комедии «Любовь и голуби». К собственному удивлению Ника вдруг осознала, что не испытывает тоски по Артему, как бывало прежде, если по какой-то причине они проводили выходные порознь. Ей словно бы даже стало легче…

Когда в воскресенье вечером Стахова совершала очередную вылазку к холодильнику, мобильный все-таки залился трелью, но это оказался вовсе не Масленников. Нажав кнопку ответа, она услышала голос Максима и даже опешила слегка.

– Я не оторвал вас от важных дел? – Ей даже показалось, что она видит, как Максим улыбается, чуть склонив голову к правому плечу.

– Разве что от тарелки творога с джемом, – уронив ее на пол, развеселилась отчего-то Ника. Бело-оранжевое пятно, украшенное вкраплениями голубых и желтых осколков, расползлось у ее ног.

– О, я страшно виноват, прошу простить меня! – притворно испугался Гавриленко. – Может быть, вы позволите мне как-то компенсировать утрату? Я не уверен, что в Москве есть места, в которых подают столь экзотическое блюдо, но попросить-то можно…

– Это вы так витиевато пытаетесь завуалировать приглашение в ресторан, Максим Алексеевич? – Ника совсем не чувствовала раздражения, наоборот, ей вдруг очень захотелось пойти с ним куда-нибудь, просто вспомнить, что это такое – ужин с новым мужчиной, пусть даже и не интересующим ее.

– Вы меня рассекретили, Вероника! Так как – принимается?

– А принимается, – решительно заявила Стахова. – Но мне нужен час, чтобы собраться.

– Вы необыкновенная женщина. Обычно на сборы уходит полдня, – заметил Гавриленко.

– Вам повезло – я вообще уникальна, – заверила она.

В ответ раздался смех, и Ника почувствовала, что ей почему-то легко с этим человеком, как будто они знакомы много лет. К ее удивлению, Гавриленко спросил улицу и номер дома, и это в свете произошедших событий выглядело совсем уж странным. «Не вяжется что-то у меня, – подумала она, положив трубку и направляясь в ванную. – Если это от него гонец приходил, так не мог Гавриленко улицу не знать. Ладно, не буду пока об этом – и вообще с ним об этом не буду, посмотрю, как поведет себя».

Откровения этого вечера не ограничились только незнанием адреса. Гавриленко приехал за рулем довольно потрепанного «БМВ» темно-синего цвета. Автомобиль оказался не последней модели, без новомодных наворотов и блатных номерных знаков. Сам же водитель, вышедший из машины, совершенно не походил на того Максима Гавриленко, с которым Ника говорила в его офисе. Одет он был просто, без шика и излишней дороговизны, в самый обычный светло-серый свитер и потертые джинсы, и Ника похвалила себя за то, что тоже решила не наряжаться, а выбрала любимое темно-зеленое платье с неярким узором из тонких листьев папоротника. Вечер выдался теплым, и Стахова не стала надевать плащ, ограничившись мягкой кашемировой шалью, небрежно наброшенной на плечи.

– Вы прекрасно выглядите в платье, – с ноткой восхищения проговорил Гавриленко и вдруг смутился, как подросток: – Простите, я, кажется, ляпнул бестактную глупость…

– Ну что вы, – улыбнулась Ника, останавливаясь у машины, – я привыкла, что окружающие считают меня огромной и способной носить только брюки. Я давно не комплексую по этому поводу.

– Вы просто умница, Ника! А я вот до сих пор не могу отвыкнуть сутулить плечи, – признался Гавриленко, открывая дверцу и помогая Нике сесть. – Я же так вымахал еще в шестом классе, говорили, что это какая-то патология, лечить даже пытались, но потом как-то выровнялось все, а привычка сутулиться так и осталась.

– Попросите кого-то из охраны щипать вас за бок, – хохотнула Ника, и Максим тоже рассмеялся:

– Я обхожусь без охраны, терпеть не могу этих демонстративных понтов. Никакая самая обученная охрана не поможет, если кому-то придет в голову убрать меня. Да и делается это сейчас совершенно иными способами. Цивилизованными, так сказать.

«А не намекаешь ли ты на то, что с помощью СМИ, например, так легко уничтожить человека, что и на пули тратиться не придется?» – подумала Ника, наблюдая за тем, как уверенно Максим ведет машину и как легко ориентируется в довольно запутанной системе переулков с односторонним движением.

– Вы не спросили, куда я вас везу, – заметил Гавриленко спустя несколько минут. – Не боитесь?

Ника пожала плечами:

– Мне кажется, у вас нет повода желать мне неприятностей. Я привыкла доверять людям, с которыми работаю и общаюсь.

Гавриленко удовлетворенно кивнул. Нике показалось, что именно такого ответа он и ожидал, а не того, что она начнет кокетничать в стиле «мужчина, я вас боюсь». Хотя что-то внутри тихо нашептывало: «А зря, нужно бы если не бояться, то хотя бы опасаться, все-таки непонятный он какой-то». Но Стахова крайне редко меняла свои решения и если уж села в машину, то теперь выйдет из нее только там, куда привезут.

Гавриленко привез ее в небольшое кафе, где почти не было народа, несмотря на вечер воскресенья, вкусно пахло свежеиспеченным хлебом, а большие «деревенские» столы создавали совершенно неповторимую атмосферу.

– Вы ведь хотели творог, – ответил Максим на немой вопрос, застывший в глазах Ники, – ну, так в этом заведении он такой, что вы забудете обо всем на свете.

Но во время ужина Ника поймала себя на том, что совершенно не ощущает вкуса блюд, которые как-то совсем незаметно приносила официантка. Гавриленко как будто прорвало – он говорил и говорил, рассказывал о своем детстве, о годах учебы, о том, как он служил в армии, не воспользовавшись связями матери и отца в медицинском мире. Ника слушала и жалела, что не может записать этот монолог на диктофон – получилась бы прекрасная «портретная» статья. Но потом одернула себя – вот так устроила себе отдых, даже здесь, наедине с импозантным, интересным мужчиной думает о работе. Тряхнув головой, она спросила:

– Вы все время говорите о матери. А отец? Помните, вы обещали мне рассказать о двух своих отцах…

По лицу Максима пробежала тень, он обхватил белую толстостенную кружку, над которой поднимался пар от горячего молока, и пробормотал:

– Может, в другой раз? Сегодня как-то…

– Простите, – смутилась Ника, поняв, что эта тема является весьма болезненной для Гавриленко.

– Вы не хотите пройтись, Ника? – вдруг спросил он. – Прогуляться немного, тут недалеко отличный бульвар… Я в детстве очень любил там гулять.

– Я не против.

…Дома, лежа в кровати с включенным ночником, Ника перебирала в памяти детали прогулки и так и не могла понять, что это было. Искренность Максима не вызывала сомнений, она чувствовала, что ему на самом деле было приятно провести с ней вечер. И совершенно нелепой казалась на фоне всего этого мысль о том, что Гавриленко мог запросто отправить к ней того «ночного гонца».

Понедельник начался с сюрприза. Сценарий был прежним – белый конверт без надписей, листок с набранным на компьютере текстом. Разве что текст отличался, он гласил: «Не зарывайся, девочка, будет хуже».

Ника молча скомкала записку и выбросила, решив, что на сей раз Масленникову ни слова не скажет. Она спокойно включила компьютер и открыла файл со статьей о ценах на испанскую недвижимость. Работа увлекла ее настолько, что Ника даже не заметила, как в их кабинете появился Артем. Положив руки на спинку ее кресла, он, воровато оглянувшись, чмокнул Нику в макушку и, как будто не было ужасного пятничного вечера на его даче, спросил:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.