Тени прошлого - Память (Братья)

Марина Болдова

Тени прошлого. Кн. 2 Память (Братья)

Глава 1

Егор Беркутов вылез из машины, громко хлопнув дверцей. Откормленный соседкой Елизаветой Маркеловной до размеров футбольного мяча котяра Фунт укоризненно посмотрел на обычно спокойного майора. Егор виновато развел руками. Кот, словно простив человеку неуместный порыв, зевнул и медленно пошел прочь.

– Эй, Фунтик, а ты часом из дома не сбежал? – дернулся он было, чтобы ухватить кота за бока, но тот ловко отпрыгнул в сторону, присел на задние лапы и уже исподлобья глянул на Егора. «Не твое дело, сосед!» – понял Беркутов немой кошачий ответ и махнул рукой. Он отвернулся от Фунта, с досадой пнул колесо своей «девятки» и направился в сторону входа в Метро. «Консервная банка, а не машина», – подумал он, недобро вспомнив кавказца, всучившего ему эту развалину. Его, мента со стажем, обвел вокруг пальца заезжий мошенник, после удачной сделки укативший к себе на родину. Когда майор гордо подрулил к отделению, у стоявших на крыльце стажеров вытянулись лица. Двигатель, исправно тарахтевший всю дорогу от дома, на последних метрах пути зачихал, крякнул напоследок и замолк. Егор растерялся. Он неплохо разбирался в моторах, и не мог поверить, что это произошло.

Машина в семье Егора была всегда. Отец, строивший ВАЗ, получил «копейку» первого выпуска. Он сразу посадил семилетнего Егора «за руль». Сидя на коленях у отца, Егор был уверен, что это он ведет автомобиль по дачной просеке и везет на дачу и маму и сестру. К пятнадцати годам он уже прилично рулил и не мог дождаться, когда получит права. На восемнадцатилетие родители отдали ему старую, но еще крепкую «копейку», купив себе последнюю модель «Жигулей». Отец, отдавая ключи, сказал только одно: «Ты отвечаешь в первую очередь за тех, кого везешь, а уже потом за себя». С тех пор, когда ему хотелось вдавить до отказа педаль газа, в голове звучал голос отца. За весь водительский стаж у него не было ни одной аварии.

За последние три года Егор успел привыкнуть к комфорту и надежности «Ауди». Когда тесть вручал ему ключи, он укоризненно посмотрел на зятя и вдохнул. Егор понимал, что за двадцать лет брака с его дочерью он так и не стал членом клана Романовых. Он с упорством отказывался от всех льгот, суливших ему спокойную и непыльную работу и, словно назло всем влезал в самые рисковые дела. Чечня и вовсе сделала его непробиваемым для женских слез и укоров стареющего главы семьи. Сам генерал Романов в душе понимал его, но безумная любовь к дочери делала его слабым перед натиском ее страхов. А Лера боялась всего: быстро несущихся машин, больших собак, темноты, высоты и много еще чего. Поначалу, в первый год совместной жизни, Беркутов чувствовал себя этаким защитником, спасающим жену от всех несчастий, которые ей грозили. Позже его стали раздражать ее стенания по поводу и без, и он стал в довольно грубой форме огрызаться на ее нытье. Добило его то, что жена не хотела рожать, из страха умереть самой или потерять ребенка. Аборт ей сделали в клинике медицинского института, два курса которого она все же умудрилась закончить, под общим наркозом и последующей трехнедельной реабилитацией. На этом настаивала теща, самоотверженно ухаживающая за дочерью. Вставать Лерочке с постели не позволялось, бедная женщина сутками крутилась вокруг постели «больной», поднося то судно, то плошки с едой. В результате Лера, поправившись на пятнадцать килограммов, выписалась с диагнозом, ясно указывающим на то, что детей ей больше не иметь. А мать уложили в больницу лечить позвоночник. Тогда впервые Беркутов сорвался. Он кричал на жену, обвиняя ее в идиотизме, порывался звонить в психиатрическую клинику, чтобы вызвать неотложку со специальной бригадой, в запасе у которой должна быть смирительная рубашка, кинулся искать в справочнике название лекарства от «дурости», и, не обнаружив такого названия болезни, внезапно успокоился. Романов-старший, молча наблюдавший эту сцену, подошел к зятю и дал ему в зубы. Падая, Беркутов понял, что заработал себе врага на всю оставшуюся жизнь. Вещи он собирал под громкие рыдания ошарашенной его вспышкой ярости жены. Он положил ключи от генеральской квартиры на стол и, подхватив небольшой чемоданчик из кожзаменителя, закрыл за собой дверь.

Тесть появился в его коммуналке через неделю. Грузно опустившись на шаткий венский стул, он достал папиросу из именного портсигара и стал разминать ее пальцами. Курить он бросил еще пять лет назад, мудро вняв предупреждениям врачей. Фразу «вернись, я все прощу» он выдавил из себя, как пасту из почти пустого тюбика. При этом он смотрел на зятя с ненавистью и почти неприкрытой угрозой. Почему Беркутов вернулся, он и сам объяснить себе не мог. Шуткой признавался, что не может жить без тещиных пельменей. Он совсем не кривил душой, обожая маленькие комочки теста, начиненные острой баранинкой с чесноком. Семейная жизнь вернулась в свое русло, Лера толстела, теща целыми днями хлопотала на кухне и по дому, Романов разъезжал с инспекцией по гарнизонам и охотничьим угодьям, а Беркутов продолжал ловить преступников. Времени для жены почти не было, да она и не особо расстраивалась, иногда не видя мужа сутками. Статус жены ее вполне устраивал, а интересы ограничивались портнихой, личным парикмахером и маникюршей. В последние годы к этому списку добавились сериалы и скандальные ток – шоу. Переживая чужие жизни там, его жена была гостьей в их жизни тут. У них не было даже собаки, роль любимца с успехом выполнял домашний кинотеатр. С него сдувались пылинки, к нему постоянно вызывался мастер «для профилактики», а случайная царапина на его серебристых боках вызывала в жене бурю эмоций.

Развод Беркутова с женой стал полной неожиданностью для всех. В одно пасмурное утро он проснулся с ясным осознанием, что хочет вылезти из этого болота. Рядом сладко посапывала совсем чужая ему женщина, занимавшая две трети их супружеского ложа. Она спала, аккуратно уложив свой живот рядом с собой и при виде ее «прелестей» Беркутова вдруг затошнило. Включив телевизор, он увидел на экране милое лицо Арины Шараповой и невольно еще раз покосился на жену. В этот день он подал документы на развод и переехал к себе в коммуналку. Это случилось полгода назад, машина и все блага обеспеченной жизни генеральского зятя были оставлены им резко и без сожаления. На скопленные «на черный день» рубли он купил злополучную «девятку» и с головой ушел в работу…

Уже подходя к подземному переходу, Беркутов вдруг осознал, что понятия не имеет, сколько теперь стоит проезд на метро и вообще на городском транспорте. Нащупав в кармане мелочь, он стал спускаться по замусоренной лестнице. На ступеньках сидели нищие с написанными на картонках призывами о помощи. «Подайте ветерану Афганской войны», – прочел Беркутов на одной табличке. По виду мужик без возраста, блестя молодыми глазами, сидел, поджав под себя правую ногу. «Таланта тебе не хватает, дружок», – подумал Беркутов, кидая ему в коробку из-под обуви монеты. Тот, словно прочитав мысли майора, хитро сощурился.

Почти около всех киосков толпился народ. У магазинчика с названием «Колбасы от Григория» даже выстроилась небольшая очередь. Беркутов резко вспомнил, что не успел толком позавтракать. Напротив входа в павильон за небольшим прилавком стояла очень красивая девушка в фирменном фартучке и косынке. Короткая юбочка едва прикрывала аккуратную попку. Беркутов невольно притормозил, заглядевшись на юное создание. «Я еще не скончался как мужик», – мелькнула в голове здравая мысль. Краем глаза он заметил парня, одетого в черную майку с тремя белыми полосами на груди. Тот стоял у входа в киоск и тоже рассматривал девушку. В руках парень держал сверток, туго замотанный скотчем. Егор напрягся. Неожиданно среагировал его «барометр» – давно затянувшаяся рана в плече, которая начинала ныть всегда, когда он чувствовал опасность. Парень, поймав настороженный взгляд Беркутова, занервничал и, бросив пакет в урну, стоявшую у магазина, быстро побежал к выходу, расталкивая народ. Каким – то там по счету чувством Беркутов понял, что сейчас рванет, и дурным голосом заорал «ложись». Повалив девушку за прилавок, он навалился на нее сверху и закрыл голову руками. Тут же раздался взрыв, сверху посыпались куски облицовки и битые стекла. Спиной Беркутов чувствовал, как горячо стало вокруг. Крики смешались со звуками гудящего пламени и падающих обломков. Беркутов поднялся и осмотрелся. Горел магазинчик с колбасами. Около входа лежали люди. В соседних киосках были выбиты стекла. Все, кто был на ногах, в панике бежали к выходу на поверхность. Беркутов посмотрел вниз. Девушка сидела на полу, сжавшись в комочек, и раскачивалась из стороны в сторону. «Шок», – понял Беркутов. Он взял ее за плечи и тряхнул.

– Эй, очнись. Посмотри на меня.

Девушка подняла на него глаза и улыбнулась. На лбу у нее медленно наливалась шишка.

– С тобой все в порядке? Попробуй встать.

– Спасибо, все хорошо. Только рука болит, – она протянула ему ладонь. Беркутов невольно вздрогнул. Под большим пальцем болтался кусок кожи с мясом. Он достал из кармана носовой платок и, «приделав» кусок на место, приложил платок к ране.

– Держи пока так. В травмпункте наложат швы. Как тебя зовут?

– Марина. Голованова. Я студентка. То есть, только поступила. Вот, подрабатываю. А что случилось? Меня стукнули по голове? Это вы? А зачем? Ой, как больно!…

Беркутов понимал, что она еще долго будет говорить без остановки. На войне такое он видел у молодых солдат, впервые попавших под обстрел.

– Успокойся. Все закончилось. Пойдем наверх.

Он взял ее за плечи и, обходя лежащих на полу людей, повел к выходу.

– Не смотри по сторонам. Просто иди вперед.

Но девушка вдруг остановилась и стала заваливаться назад на Егора. Он подхватил ее на руки и понес, мельком заметив, что весу в ней никак не больше сорока килограммов. Краем глаза увидел камеру, нацеленную прямо на него. «И откуда только они уже налетели, эти телевизионщики», – мелькнула раздраженная мысль. Поднимаясь по ступенькам, он вдруг понял, что только что чудом остался жив.

Подбежавшие санитары уложили девушку на носилки и отнесли в машину скорой помощи. Беркутов подошел к врачу.

– Вы знаете ее? – обратилась тот к нему.

– Нет. Девушка рекламировала какой-то товар. Имя она назвала – Марина Голованова. Но адреса я не знаю.

– Поедете с нами?

– Да.

– Давайте, я осмотрю вашу спину, – предложила молодая медсестра, заметив, как Беркутов передернул плечами.

– Не нужно, ерунда! Осколками поцарапало.

– Ну, пожалуйста, снимите рубашку, вам же больно!

Беркутов молча стянул тенниску. Спина действительно саднила.

– Просто царапины. Потерпите, смажу йодом.

– Спасибо.

Беркутов огляделся вокруг. Территория около входа в метро была уже оцеплена. Цепочка неотложек вытянулась вдоль улицы. Из подъехавших машин пожарные тянули шланги. Со всех сторон слышались отрывистые команды. «Вот тебе и фильм – катастрофа. В тихой доброй Самаре», – подумал Егор и вслед за санитаром полез в машину.

Глава 2

Марина открыла глаза и посмотрела на Беркутова. «Стрижка, как была у папы», – мелькнула быстрая мысль. Она перевела взгляд на повязку на руке, вспомнила сразу, что произошло, и запоздало испугалась.

– Очнулась? Лежи, не вставай, голова может закружиться, – Беркутов придержал ее, готовую вскочить с кровати, за плечи.

– А рука?

– Красиво заштопали, если ты об этом спрашиваешь.

– Шутите?

– Вполне серьезно. Звездочкой. Ты мне лучше скажи, как твоим родителям сообщить, что ты в больнице?

– Мама на даче. Но там телефон не работает. Уж третий день, наверноеМожно позвонить на мобильный, – Марина вопросительно посмотрела на Беркутова, – А где мой телефон?

– Беркутов протянул ей то, что когда – то было ее сотовым.

– Последний подарок папы, – глаза наполнились слезами.

Беркутов растерялся. «Последний… Родители в разводе? Так переживает?»

– Позвони с моего. Будет еще у тебя телефон, не плачь.

– Вы не понимаете! – она потянулась здоровой рукой за его трубкой. Неловко тыкая одним пальцам в кнопки, она набрала номер.

– Отключен. Или не доступен.

– Дача далеко?

– В Лесинках. Минут сорок езды.

– Расскажи, как доехать, – Беркутов мысленно прикинул расстояние от города до дачного поселка.

– На машине?

– Да, по какой трассе?

Марина подробно описала, как найти дачу в Лесинках. В прошлом году мимо их дома проложили хорошую дорогу к коттеджному поселку, построенному в сосновом лесу у озера, и у съезда с трассы установили указатель.

– Как вас зовут?

– Егор Иванович Беркутов. Майор милиции.

– Мне повезло. Спасибо, что … ну …спасли мне жизнь.

– Всегда, пожалуйста. Я пойду. К маме я съезжу, как смогу. Сегодня. Не волнуйся, лежи, слушайся врачей. Хорошо?

– Хорошо. Вы там с мамой поосторожней, она …В общем, не сразу говорите, что я в больнице, ладно?

– Постараюсь. Выздоравливай.

– До свидания, Егор Иванович.

Беркутов вышел из больницы и вздохнул полной грудью жаркий воздух. «Нужно бы зайти переодеться домой, а то выгляжу как бомж», – подумал он, оглядывая свои испачканные брюки. Спина болела, кроме того, он чувствовал приближение головной боли. «Выпью таблеточку, и все пройдет», – обнадежил Беркутов сам себя и зашагал в сторону дома.

Глава 3

Человек в расслабленной позе сидел в глубоком кожаном кресле перед включенным телевизором. Стакан с апельсиновым соком приятно холодил пальцы. В номере пансионата для ветеранов войн работал кондиционер, но он не включал его, боясь простудиться. Он только что выписался из госпиталя, где провалялся почти месяц с банальным воспалением легких. Шел выпуск новостей. Диктор трагическим голосом рассказывал о взрыве в подземном переходе на улице Победы. Камера на минуту задержалась на мужчине, несшим на руках молодую женщину. Человек напрягся. Рука, держащая стакан, задрожала. «Не может быть. Нет, это просто совпадение. Этому на вид лет сорок, не больше». Кадр сменился. Человек медленно поставил стакан на столик и откинулся в кресле. Боль, почти его ровесница по возрасту, вернулась к нему опять. Он думал, что давно и прочно ее похоронил, применив для этого самое радикальное средство – заглушив более сильной болью, но она, оказывается, просто пряталась в глубине измученного сознания, чтобы подло вылезти в один момент. «Теперь все сначала. Почему же он так похож на него?» Эти «кошачьи» глаза, больше подходящие роковой женщине, чем мужику, сводили его с ума. Он полжизни положил на то, чтобы разыскать обладателя этих бесстыжих в своей красоте глаз, а когда нашел, не смог сделать то, что задумал. Боль – злость, которая двигала им в его поисках, прошла сразу, как он увидел совсем дряхлого старца, в лице которого не было даже проблеска ума. И жизни. Добивать этот полутруп не было никакого смысла. И тогда пришла боль – жалость, боль– бессилие, что он и его самый родной человек останутся не отмщенными. И вот опять вернулась злость. А с ней и желание действовать. Опять появился смысл в его одинокой, никому уже давно не нужной жизни.

Резко встав с кресла, он бросил пульт телевизора на стол. В голове уже четко выстраивался план. План, требовавший всего его опыта, знаний и возможностей.

«На этот раз все получится. У меня в запасе еще есть время» – подумал он, нажимая кнопку вызова персонала пансионата.

Глава 4

Егор вспомнил об обещании съездить на дачу к матери пострадавшей девушки только к концу рабочего дня. Утром, войдя в свой кабинет, он напрочь забыл и о взрыве и о своей сломанной машине. За длинным столом, изредка обмениваясь короткими фразами, сидели его опера и пытались без него провести плановое совещание. Увидев их похоронные лица, Беркутов понял, что у них опять очередное ЧП.

– Что у нас на этот раз? Коля?

Николай Павлович Курков, «Палыч», мрачно глянул из – под густых бровей на начальника.

– А у нас, заметь, не в первый раз, «серия» намечается. Только наш район. Патриот, понимаешь, нашелся, Кировского района, трупы бензином поливает, костер устраивает. А девушки все, как одна, красивые и умненькие, гордость и радость родителей. Без порочных наклонностей, у каждой официальный жених имеется. А он их бензином – и в костер.

Беркутов вопросительно посмотрел на самого молодого в их отделе – Олега Панина. Тот протянул ему пачку фотографий. С трех снимков улыбались девичьи лица, хорошенькие и смешливые. На трех других были сняты обуглившиеся останки человеческих тел.

– Эти три девушки пропали в течение последней недели, одна за другой, через день. Родители первой, Кати Семеновой, подняли на ноги всех соседей, которые с фонарями, поздно вечером, обошли все окрестные дворы и стройки. На одной из них, около наваленных кучей бетонных плит, собака одного из соседей обнаружила сгоревшее тело. То, что это пропавшая девушка, поначалу никому не пришло в голову. Хозяин овчарки вызвал милицию, а остальные продолжили поиски. Уже после того, как труп увезли, та же собачка у самого забора обнаружила белую дамскую сумочку. Чуть подальше, на куске картона, стояли белые босоножки. Родители Кати Семеновой опознали сумку и туфли своей дочери.

Через день, уже на другой стройке, был найден еще один труп, сожженный до неузнаваемости. Недалеко от него аккуратно, на газетке, стояли туфли, и лежала сумочка. В обеих сумочках все было на месте, вплоть до денег и кредитной карточки Кати. Версия с ограблением отпадала.

Вчера ночью сторож еще одной стройки, обходя территорию, нашел еще один труп.

– Егор, звонили сверху, отец Семеновой не последний человек в городе, он один из самых крупных застройщиков, кстати, эти стройплощадки тоже его. Обещали самую широкую поддержку.

Беркутов поморщился. Работать под давлением не любит никто. А ежедневные звонки начальства теперь обеспечены.

– Олег, возьми на себя сторожей и припозднившихся рабочих. Что видели, во сколько ушли. Палыч, договорись на встречу с Семеновым. Аккуратно расспроси, где набирает рабочую силу, много ли гастарбайтеров, где они ночуют и откуда приехали. Думаю, молчать он не будет. Олег, девушки все студентки?

– Уже да. То есть, только что поступили.

– А куда?

– Две – в госуниверситет, одна, как раз Катя Семенова, в – плановую академию.

– Кроме того, что студентки, что у них еще общего?

– Красивые простой славянской красотой. Фигуры и рост примерно одинаковые. Одеваются со вкусом. Все в тон. Красятся, как говорят родители, в меру. Парень Кати, скорее даже муж, они живут вместе уже год, рассказал, что Катя в последнее время просила ее не встречать с работы. Он купил ей шокер, и был за нее спокоен.

– С какой работы?

– Она работала промоутером. В переходе метро. Это девочки в фирменных костюмчиках, которые рекламируют товар.

– А зачем ей это нужно? Я имею в виду, работать, при таком папе?

– Независимая очень. Самостоятельная.

– А остальные?

– Одна рекламировала плавленый сыр в супермаркете, другая – сигареты в торговом центре.

– Интересно…

– Да, очень. Только непонятно, от чего у этого «патриота» крышу снесло, от фирменных платьиц или от красоты девочек.

– Поймаем – спросим.

– Нет, если поймем его, тогда и поймаем.

Беркутов вдруг вспомнил о девушке Марине из метро и взрыве. «А ведь она тоже стояла за прилавком в фирменном фартучке. И еще – она только что куда – то поступила. И красавица редкостная. Так, у меня паранойя. Или нет?» – Егор Беркутов, вояка со стажем, видевший, как ни за что умирают ровесники этих девушек, неожиданно для себя испугался до гула в голове.

– Егор, что с тобой? – Палыч озабоченно потянулся к графину с водой. Вид резко побледневшего начальника удивил его.

– Все нормально. Я сегодня попал «во взрыв».

– Это в метро, что ли?

– Да. В подземном переходе.

– А ты там как оказался? Или опять твоя «лошадка» взбрыкнула?

– Вообще не завелась. Как проклял кто. Только из сервиса забрал, мужики с ней два дня бились, вроде поехала, а сегодня опять встала.

– Продай ты ее к лешему. Тебе проблем мало в жизни?

– А ездить как?

– На метро, – Палыч пожал плечами. Сам он выводил свою машину из гаража только для поездки на дачный участок.

– Спасибо, уже поездил. Кстати, где Молчанов?

– Дома, с температурой.

– Грипп?

– Ну, какой грипп летом, начальник? Язва прихватила.

– А машина у него на ходу?

– Конечно. Он, в отличие от тебя, металлолом не покупает.

– Кончайте меня гоношить этой покупкой. Сами не идеальные. Чайничек – то в контору кто прикупил? Вот – вот.

Электрический чайник, с подсветкой и «быстрым» подогревом воды, приобрел Палыч, купившись на рекламу телемагазина. Подсветка «сдохла» сразу, а сам чайник, вскипятив воду, плевался во все стороны кипятком еще с минуту. Подойти к этому агрегату в такой момент никто не рисковал. Успокоившийся монстр, вместо того, чтобы аккуратно выдать порцию воды, проливал ее мимо чашки, обливая все вокруг. Заведующий хозчастью прокуратуры Курочкин, проводя плановую инвентаризацию, пригрозил вычетами из зарплаты того, кто испортил вверенный ему инвентарь – тумбочка, на которой стоял чайник, промокла от обильного «полива» и рассохлась. Но больше всего Курочкина взбесил тот факт, что инвентарный номер, написанный «химическим» карандашом еще во времена Брежнева, был смыт и превратился в неопознаваемое пятно чернильного цвета. И тумбочка автоматически становилась как бы ничей. Такого разбазаривания государственного имущества Курочкин допустить не мог, но и что делать, не знал. Поэтому грозился и ругался на владельцев чуда современной техники. «Беркутовские» только посмеивались и разводили руками, мол, все претензии изготовителю. Судитесь с ними в установленном законом порядке.

Легко переругиваясь, Беркутов и Палыч, на самом деле думали о другом. Каждый решал, с чего начать, чтобы все успеть. Беркутов решил позвонить Молчанову, чтобы выпросить у него «колеса» на вечер. Прижимистость лейтенанта была известна каждому в прокуратуре.

– Привет, Милочка! Как там наш болящий? Давай-ка его…Здоров будешь, Молчанов! Кто беспокоит? Начальство беспокоит. Тебе язвы хватает для беспокойства? Сожалею, но помочь не могу. Серьезно у тебя или так отлеживаешься? Да что ты говоришь, жена в отпуске! Я так и думал, что ты устроил себе каникулы. Правда, кроме шуток, что у тебя? Тогда ложись в больницу. А зеленый и несчастный ты мне тут не нужен. Серега, я тебя настоятельно прошу, раньше ляжешь, раньше выйдешь. Ладно, ты мне машину дашь на вечер? Нужно съездить за город. Моя стоит. Какие девушки, какая любовь, побойся Бога, я уже старик! Конечно, по делу. А, за так не можешь, жмот? Ладно, передавай привет моему тезке, скажи, управляемый джип за мной. Я подъеду через полчаса.

Беркутов улыбнулся. Пятилетний сын Молчанова Егорка был любимцем всего отдела, а у Беркутова вызывал просто – таки умиление. Всю свою нерастраченную отцовскую любовь Егорка – старший, как его называла жена Сергея Мила, выливал на малыша. Игрушки ему Беркутов покупал только полезные, «мужские», а разговаривал с ним, как со взрослым. Егорка – младший чувствовал, как и все дети, искреннюю привязанность Беркутова и тянулся к нему всей своей юной душой. Глядя, как они увлеченно ползают по ковру, строя замок из набора «Лего», Мила укоризненно сверлила взглядом мужа, мол, ты там должен быть, а не твой начальник. Сергей, любивший сына не меньше Беркутова, только довольно ухмылялся. «Ласковый теленок двух папок сосет», – отшучивался он. Молчанов в отделе лучше всех разбирался в компьютерах, а сына «развивал» с этой стороны. Егорка уже свободно владел «письмом» и «помогал» отцу печатать справки, тыча одним пальчиком в клавиатуру. Ошибки, которые он допускал, тут же подчеркивались компьютером, Егорка их исправлял, попутно запоминая правильное написание слова. В результате, мальчик был грамотным и не боялся умной машины.

Беркутов закрыл дверь кабинета, и стал спускаться на первый этаж.

«Черт, забыл мобильник на столе!» – Разброд и шатание в мыслях в последнее время пугали Беркутова. «Идем к старческому маразму быстрыми шагами», – пришла в голову неутешительная мысль.

Глава 5

Дорога до Лесинок оказалась неожиданно ровной и широкой. Беркутов не ездил по этой трассе уже несколько лет, и был приятно удивлен, что ее отремонтировали и даже сделали шире. Большегрузные машины ехали в крайнем ряду, не мешая нетерпеливым легковушкам мчатся по своей полосе. Около поворота на Лесинки стоял новенький указатель «Коттеджный поселок «Лесное». Беркутов свернул с трассы. Проехав мимо заболоченного озерца, он увидел забор, выкрашенный голубой краской. «Так, от этого участка третьи ворота», – вспомнил он объяснения своей новой знакомой. Остановившись, он вышел из машины. «Блин, и где тут дача?», – спросил он вслух, глядя на густые заросли за оградой. В его понимании дачей назывались шесть соток с чисто прополотыми грядками и с конурой из подручного материала, чтобы было где укрыться от дождя и палящего солнца.

– Я, конечно, не Блин, а Галина, но вам отвечу: моя дача прямо перед вашим любопытным носом, – раздался откуда – то из зарослей малины насмешливый голос. Беркутов оторопел. Только сейчас он заметил женщину в пестром сарафане, которая собирала ягоды. Пока он гадал, может ли эта дачница быть матерью Марины, та уже отперла калитку, еле заметную среди высокой травы.

– Вы уверены, что вам нужно к нам?

– Не уверен.

– Тогда попытайтесь объясниться, что вы делаете около моих владений.

– Мне нужна Галина Голованова.

– Так это я.

Спокойная уверенность в себе сбивали Беркутова с толку. Одна, на огромном участке, лицом к лицу с незнакомым мужиком весьма сомнительного вида, так Беркутов подумал сам о себе, и никакого страха. «Может быть, в доме еще кто – то есть, муж там или еще кто», – оправдал он для себя ее беспечность.

– Садитесь, рассказывайте, – Галина жестом показала на скамейку с высокой спинкой. Тень от огромного, не меньше метра в обхвате дуба, закрывала скамейку и как – будто наспех сколоченный, стол. Беркутов послушно опустился на сиденье.

– Что рассказывать? – немного тупо спросил он. У него было чувство, которое он не испытывал и, в принципе, не мог испытать в жизни. Он чувствовал себя преступником на допросе, лихорадочно соображавшим, что можно говорить, а что нет.

– Вы что, боитесь?

Он боится! Не она, один на один с незнакомым мужиком, а он, обстрелянный и простреленный местами майор с милицейским стажем.

– Это как это?

Галина неопределенно пожала плечами. Ее поздний гость, как ей показалось, был явно не в себе. «Я еще пока могу ввести в шоковое состояние», – невесело подумала она. После смерти мужа интерес ко второй половине человечества резко пропал, и она думала, что навсегда.

– Не хочу показаться невежливой, но, может быть вы перестанете на меня так неприлично пялиться и скажете, наконец, зачем я вам понадобилась, и кто вы вообще такой?

– Я пялюсь? Вот что, дамочка, у вас какая – то мания величия что – ли, не знаю. А я из милиции, майор Беркутов, и пришел, вернее, приехал из города, чтобы сообщить вам о том, что случилось с вашей дочерью, а вы тут! – Беркутов вдруг прикусил язык, вспомнив предупреждение Марины быть поаккуратней в словах. «Кретин!» – успел подумать он. Все, что произошло дальше, он потом вспоминал, восстанавливая в памяти поминутно. Лицо Галины, до этого такое живое, в одно мгновение превратилось в застывшую маску неопределенного цвета. Перед Беркутовым неподвижно сидела немолодая женщина со смертельной тоской в глазах. Не ужас, а какая – то покорность услышать самое страшное, готовность принять любые плохие вести, не заплакать, не показать слабость – вот, что было в ее напряженной позе. Вдруг она встала и отвернулась от Беркутова.

Такую прямую, вытянутую в струнку спину, Беркутов видел только один раз в жизни. Он вспомнил свой поход на балет в шестом классе. Они с матерью и сестрой сидели в первом ряду, и он никак не мог понять, что такого хорошего в этих танцах «на носочках». Стук деревянных «пробок» в пуантах балерин почти заглушал музыку и Егор, вместо того, чтобы следить за действием, смотрел только на балетные туфельки, издающие этот звук. Когда он поднял глаза вверх, перед ним оказалась такая же, как сейчас у Галины, прямая и неподвижная спина. Танцовщица застыла, вытянув руки вверх, и показалась Егору неживой. На миг ему стало страшно. Но уже в следующее мгновение балерина закружилась на одной ноге, как бы захлестывая себя взмахом другой ноги. Егор как завороженный смотрел на «ожившую» статую и позже вместе со всеми искренне аплодировал и кричал «браво». Потом мама объяснила ему, что это называется фуэте, от французского слова fouette – хлестать.

Неожиданно Беркутову захотелось дотронуться до этой неподвижной спины. Он уже встал со своего места, когда Галина вдруг повернулась к нему лицом. «Ого, как мы умеем владеть собой», – подумал Беркутов с легкой завистью. Сам он «возвращался» в себя после потрясений медленно и не так красиво.

– Теперь говорите, пожалуйста, – Галина предостерегающе вытянула вперед руку, словно останавливая приближение Беркутова.

– Так ничего страшного не произошло, чтобы так пугаться. Марина в больнице, но жива и почти здорова, был взрыв в подземке, но я успел, то есть она просто стукнулась немного и шок, конечно, шишка на голове совсем маленькая, просто у вас телефон не включен, сообщить нужно было как – то, вот я и приехал, раньше не смог, работал, – Беркутов выпалил этот набор слов без остановки и запятых, страшась непредсказуемой реакции стоящей перед ним женщины.

– Вы! Вы неуклюжий медведь! – Галина стояла перед Беркутовым со сжатыми кулаками, и, казалось, была готова броситься на него.

– Эй, дамочка, поаккуратней, – он успокаивающе поднял руку. «Сумасшедшая какая – то», – странно, но эта мысль рассмешила его. Такого в его практике еще не бывало. Женщина, ребенка которой он буквально закрыл своим телом в момент опасности, была готова его ударить. Абсурдность положения, то, что его чуть не заставили почувствовать себя виноватым, да еще и обозвали, разозлили Беркутова.

– Может быть, вы угомонитесь наконец? Что на вас нашло? Между прочим, я не обязан был тащиться за город после работы, только чтобы успокоить вас. Искали бы сами дочь по моргам и больницам, когда она не вернулась бы домой вовремя. Беркутов совсем перестал следить за тем, какие чувства его слова вызывают у этой женщины. Он устал и хотел есть, пусть даже китайской лапши, которая ждала его дома.

– Пойдемте, я вас накормлю, – Галина показала на дом.

– Что, не понял? – Беркутов буквально оторопел от этого простого вопроса.

– У меня пироги с картошкой и яблоками и деревенское молоко.

Беркутов глотнул слюну. Мысли о китайской лапше тут же испарились.

– А вы не хотите в город, к дочери? – осторожно предложил он, боясь, что она тут же согласится.

– Хочу, но с голодным и злым мужиком за рулем поехать не рискну. Так что, не ищите в моем предложении ничего личного.

– А я и не ищу, – буркнул себе под нос Беркутов, идя за Галиной к дому. Только сейчас он заметил, что цветастый сарафан обтягивает весьма соблазнительные формы. «Похудеть бы тебе килограммов на пять, ничего дамочка бы получилась», – мысленно посоветовал он ей.

– Худеть я не собираюсь, особенно в угоду вам.

Беркутов притормозил.

– Я что, вслух что – то сказал?

Галина довольно хохотнула. Этот майор был прост и легко «просчитывался». И ей, черт возьми, нравилось его нервировать. Она совсем успокоилась, словно всегда знала, что ничего серьезного с ее дочерью случиться в принципе не могло. Как будто она сполна получила свою порцию горя в этой жизни, и теперь, чтобы ни случилось, все будет казаться малостью. От этой мысли стало легко, но все же этому туповатому мужику удалось вызвать в ней пусть недолгое, но вполне осязаемое чувство животного страха, и она чисто по – женски мстила ему за это. Но, то же бабье чутье подсказало ей, что ему не до политесов и расшаркиваний, он устал, и визит к ней всего лишь акт доброй воли с его стороны. Он спокойно мог поехать домой, под теплый бочок своей майорши, а не тащиться за город, чтобы сообщить ей о случившемся с Маришкой.

Когда Беркутов, вымыв руки холодной, до ломоты в суставах, водой, уселся за стол, на нем уже стояла крынка с молоком, большая керамическая кружка и два блюда с пирогами. Вся посуда была из серии «мое любимое», салфетки из отбеленного льна, клетчатое одеяло, наброшенное на деревянную лавку, самовар на старой, с массивными ножками тумбе, почерненный мельхиоровый поднос под ним, были из какой – то другой, забытой где – то в детстве жизни.

Поймав полный жалости взгляд Галины, Беркутов обозлился. «Я что, убогий какой, что меня жалеть надо!» – подумал он, раздражаясь. А руки тем временем уже тянулись к верхнему пирожку, – «Ну, и черт с ней, пусть смотрит, как хочет».

Он не заметил, как съел все. После тещиных пельменей, такую вкусноту он ел в первый раз. Даже Мила, жена Молчанова, не могла ему угодить так, как эта чужая, совсем не знающая его привычек, женщина. «Вот повезло какому – то мужику! А, кстати, где у нас мужик – то?» – эта мысль такой неожиданной, что Беркутов оглянулся вокруг.

– Что – то потеряли? – вывел его из задумчивости ехидный голос.

– Да нет, просто интересно у вас тут, – ляпнул он первое, что пришло в голову.

– Ну – ну. Теперь скажите мне спасибо, и давайте уже поедем в город. Надеюсь, вы успокоились, и мы доберемся без приключений.

– Могли б и не сомневаться. А за пироги благодарствую.

– Не на чем.

Галина развернулась и вышла из кухни. Где – то наверху хлопнула дверь. Беркутов вышел на крыльцо и потянулся. Губы сами собой расползлись в довольной ухмылке. Представив себя со стороны, Беркутов понял, что сейчас он похож на бабы Лизиного Фунта, наевшегося колбасы, ловко уворованной со стола у зазевавшейся хозяйки.

Всю дорогу до городской больницы Галина молчала. Беркутов страшно не любил, когда в машине кто – то трещал у него над ухом. Его прежняя жена почему – то считала, что ему скучно ехать, и обычно болтала без остановки. Хуже всего было, когда на заднем сиденье сидела теща, и дочь, развернувшись к ней в пол – оборота, пересказывала ей очередную серию мексиканского «мыла». Беркутов, каждый раз при переключении скоростей задевая свисающий с соседнего кресла бок жены, вздрагивал и чертыхался.

Галина даже не делала попыток завести разговор. Она села на заднее сиденье и только изредка бросала взгляд в зеркало заднего вида. Встретившись с Беркутовым взглядом, она равнодушно отворачивалась к окну. Всю дорогу он представлял себе, как она скажет ему «спасибо». Он же великодушно простит ей неуместную грубость и насмешки.

Ничего подобного не произошло. Она молча вышла из машины, слегка кивнув в знак благодарности головой. Спина саднила. Растерявшийся Беркутов решил, что, боже его упаси, еще раз встретиться с ней.

Глава 6

– Вызовите ко мне Стрельцова. Пусть возьмет материалы по взрыву в подземном переходе.

Хозяин кабинета отдавал приказы своей секретарше, стоя у окна и не глядя на девушку. «Хам», – Лилечка работала в Управлении недавно, папа устроил ее сюда после окончания юридического факультета. Практики по специальности не получилось никакой, но варить кофе и красиво нарезать бутерброды она научилась. «Ничего, солнышко, потерпи. Этот человек может быть очень полезен и мне и твоему мужу», – говорил ей отец, когда она жаловалась на своего начальника. Детей с ним крестить Лилечка не собиралась, но элементарного уважения и признания своей нужности хотелось. Она была старательная и ответственная, распоряжения выполняла четко и быстро, и в первое время никак не могла понять, чем недоволен этот старый мухомор. Ситуацию прояснил молодой помощник начальника. Вылетев однажды из его кабинета пулей, с багрового цвета лицом, он выдал такой забористый мат, что у Лилечки, воспитанной мамой – учительницей русского языка, буквально сложились трубочкой уши. Стрельцов, быстро глянув в полные ужаса глаза девушки, улыбнулся и сказал: «Не бери в голову, детка. Наш босс хоть и хам, но своих в обиду не дает. Не спеши бежать от него, пригодиться еще по жизни». «Что они все заладили «пригодиться, полезен», тоже мне, «нужник» нашелся».

Должность у ее начальника казалась ей совсем незначительной, подумаешь, отдел кадров, однако то, с каким подобострастием обращались к ней люди, приходившие с «челобитными», наводило на мысль, что не так уж он и прост. И Лилечка стала внимательней приглядываться и прислушиваться к тому, что происходило в кабинете. Неожиданно игра в шпионку увлекла ее своей новизной и риском. Она теперь была даже довольна своим положением «серой мыши», так как Мухомор, как она окрестила босса, почти перестал ее замечать и часто вел разговоры при ней. За два последних месяца Лилечка узнала много любопытного, и все размышляла, не пора ли рассказать папе о своих наблюдениях. Останавливало ее только одно. Она боялась. Папа, почувствовав, что девочка «заигралась», мог запросто ее оттуда забрать. А любопытство Лилечки пока удовлетворено не было. Шеф опять что – то затевал, и она хотела узнать, что именно. Вот и сейчас он приказал принести материалы по взрыву. Зачем, спрашивается, ему, кадровику, они нужны? Почему он так нервничает, когда смотрит эту пленку снова и снова? Что или кого он там рассматривает, остановив стоп – кадр? На днях она зашла в кабинет как раз в тот момент, когда на экране не было движения. Перед ней застыло лицо мужчины средних лет. Ничего в его облике необычного Лилечка не заметила. Хотя он ей показался знакомым, но, может быть, у него была просто типичная внешность, такая же типичная, как и у самого Мухомора. Мужчина смотрел прямо в камеру и, по– видимому, в этот момент что – то говорил. Лилечка взглянула на своего начальника и обомлела, настолько поразила ее ненависть на его лице. Тихо закрыв за собой дверь, она бессильно опустилась на свой вертящийся стульчик. В тот момент у нее появилось ощущение, что она стала свидетелем преступления. На миг ей стало страшно, но тут же победило любопытство и желание узнать причину столь сильных эмоций. Причины просто не могло не быть.

– Вызывал меня? – Стрельцов, как всегда, был подтянут и чисто выбрит.

– Да, заходите, он вас ждет.

Стрельцов плотно прикрыл за собой дверь. Тут же ожила громкая связь: «Чай и булки принеси». «Пожалуйста» – добавила про себя Лилечка, уже не удивляясь невоспитанности своего босса. Сделав бутерброды и нарезав шоколадный кекс, который она покупала специально для Стрельцова, Лилечка взяла нагруженный поднос и постучала в дверь. Не дожидаясь приглашения, она толкнула дверь ногой и вошла. Нарочито медленно расставляя чашки и тарелки, она старательно запоминала каждое слово. Фамилия Беркутов, произнесенная Стрельцовым, ей была незнакома. На столе лежали два увеличенных фото с экрана. На одном из них был тот самый мужчина, которого она уже видела однажды, а на другом – молоденькая девушка в фирменном костюме, которые носят промоутеры. Глаза девушки были почему – то закрыты. «Значит, его фамилия Беркутов», – догадалась Лилечка, стараясь запомнить лицо со снимка. Пора было уходить. «Узнай все про нее», – услышала она, закрывая за собой дверь.

Глава 7

Мальчик отнюдь не дурак, и уже о чем – то догадывается. Но без него мне никак не обойтись», – думал мужчина, глядя на разложенные перед ним документы. Он только еще начал собирать информацию, ее было мало, и она была общей: где родился, кто родил, жена, дети. А вот детей – то и нет. И жена бывшая. Генеральская дочка. Что же сбежал – то от такой? Интересно, почему фамилия Беркутов, а не Щеглов? А ведь это, пожалуй, самое главное, фамилия. Вдруг он ошибся? Глаза глазами, но родственник ли он того? Если не сын, то кто? Сын сестры? Не было у того никакой сестры, уж он – то всю его родословную выучил наизусть. Разобраться нужно срочно, времени мало остается. Запрос он сделал, остается только ждать. А ждать он долго не может. Сжигает его боль, уже и таблетки не помогают. А на уколы подсаживаться не хочется.

Откинувшись в кресле, он уставился пустым взглядом в черный экран телевизора. Ему казалось, что он видит там, ставшее таким знакомым за последнее время, лицо. Боль с новой силой накрыла его. На миг стало нечем дышать. Дрожащей рукой он достал из облатки маленькую капсулу и проглотил ее.

Глава 8

По полу больничной палаты весело прыгал солнечный зайчик. Все три девушки, лежавшие на кроватях, следили за ним глазами. Зайчик лихорадочно метался с потолка на стены, словно пытаясь найти того, кто ему нужен.

– Это к Вальке, посмотри, Любань! – лениво протянула полная девица с коротким ежиком волос на голове.

– А где она бродит? – свесила ноги с кровати, нашаривая тапочки, та, которую толстуха назвала Любаней. Подойдя к окну, она выглянула во двор. Крепко сбитый парень, задрав голову, смотрел прямо на окно их палаты. В руке он держал маленькое зеркальце.

– Нет твоей Валентины в палате, вышла куда – то, – крикнула ему Люба.

Солнечный зайчик исчез, как и не бывало. Марина улыбнулась. Голова уже почти не болела, только тихо ныл шов на ладони. Хотелось пить и домой. По ее подсчетам, Егор Иванович уже давно должен был съездить к маме на дачу и вернуться. Он чем – то ей нравился, этот мужчина. Марина вспомнила, как он нес ее на руках к выходу из метро. Первое, что она увидела, открыв глаза – тонкий шрам на щетинистом подбородке, как бы перечеркивающий ямочку по середине. И жесткий, острый кадык. У папы был такой же. Он смешно двигался, когда отец большими глотками пил воду… Как всегда, когда она вспоминала отца, в горле возник противный комок. Марина судорожно сглотнула. Два года прошло, а привыкнуть, что его нет рядом, она не смогла. И еще ей не хватало бабушки. В тот день, когда папу и бабушку убили, все вокруг вдруг стало другого цвета. Не то, чтобы Маринка смотрела на жизнь сквозь розовые очки, но ее окружали в основном друзья и просто хорошие люди. Листья на деревьях были ярко зеленые, скатерть на столе чисто белой, первая морковка на огороде весело рыжей. С подругами она не ссорилась, брат Никита был ее защитником, мамина сестра любимой тетей Лялечкой, соседка тетя Даша – самым любимым доктором, мамуся – любимой подружкой, папа – самым любимым мужчиной, а бабуля – просто самой – самой. И вот один день все отнял. И изменил цвета вокруг. Это она, Марина, тогда взяла мамин телефон, чтобы ответить на звонок. Голос на той стороне трубки принес беду. Ее размеры Марина оценила гораздо позже, когда уже смогла полностью открыть глаза.

Весь мир вокруг оказался, словно в паутине. Сначала она подумала, что слепнет, потому, что не всегда сразу могла «настроиться», чтобы что – то рассмотреть. Только через несколько секунд паутинка немного рассеивалась, и предметы приобретали очертания. Краски вокруг стали тусклыми, и, что совсем странно, оказалось, что не все люди, которых она знала, на самом деле люди. А просто звери. А как иначе можно назвать человека, отнявшего у других жизнь? А у оставшихся в живых полжизни? С тех пор Марина стала бояться. За маму, за себя и за Никиту. Ее пугало мамино молчание и Никиткина ожесточенность. И собственная злость, часто появляющаяся совсем без причины. Ее пугало то, что они перестали быть добрыми, что мама отгородилась от них с Ником стеной, как – будто это они были виноваты в смерти отца и бабушки.

– Голованова! К тебе целая делегация движется по коридору, – голос соседки по палате Валентины заставил Марину вздрогнуть. Следом за девушкой в палату вошла мама, тетя Ляля и главный врач больницы.

– Вот наша пострадавшая, – Березин усмехнулся одними глазами, – Ну, что за семейка у вас, ни дня без приключений! Расскажи – ка нам, красавица, как тебе удалось оказаться в самой гуще событий.

– Я не нарочно.

– Кто б сомневался! К ней тут пачками журналисты и милиция пытаются прорваться. Как – никак, одна из главных свидетелей.

Галина подошла к кровати и присела на краешек. Погладив забинтованную руку дочери, она вопросительно посмотрела на Березина.

– Ничего страшного. Наложили швы, там порезы.

– Домой можно ее забрать, Володя? – Лялька положила руку на голову Марине.

– Думаю, да. Только покой и никаких резких движений.

– Ладненько. Тогда собирайся, – подмигнула Ляля племяннице и вышла из палаты вслед за врачом.

– Спасибо, что позвонил, эскулап.

– Всегда, пожалуйста. Ты последи за ней, хорошо? Если что, звони. Сотрясение небольшое, но шок, знаешь ли.

– Знаю. Как думаешь, стоит пускать к ней журналистов?

– Не стоит. А вот от разговора со следователем вам не уйти. Она много видела. Хотя с тем мужиком, который ее спас, уже наверняка побеседовали, но она тоже ценный свидетель. Приходили из городской прокуратуры, Борин с ними. Портрет этого парня, который пакет в урну бросил, со слов Маринки составили. Борин ее еще свозит в контору, чтобы фоторобот помогла сделать.

– Ладно, мы пойдем. В гости к нам когда придешь?

– Некогда, Ляль. Правда. С этим ремонтом совсем зашился.

– Соколов еще вам денежек отпишет скоро. У него контракт хороший прошел.

– Как у вас?

– Нормально. Как у всех.

– Что – то не слышу радости в голосе.

– И не услышишь, – легко дотронувшись до его руки, Лялька отвернулась.

«Как в плохом кино, люблю жену лучшего друга», – Березин смотрел на удаляющуюся Ляльку. Каждый ее звонок, каждая мимолетно подаренная встреча тоской забирались в душу. Долго потом приходилось выковыривать из себя глупые надежды. Березин устал. Он хотел жить как все. Отшучиваясь на вопросы о женитьбе, он на самом деле мечтал о семье. Но каждый раз, когда очередная барышня наутро после ночи любви пыталась предъявить на него свои права, он довольно бесцеремонно выставлял ее за дверь. И – из своей жизни. В результате опять оставалась одна Лялька.

Березин подошел к окну, выходящему во двор. Лялька садилась на водительское сиденье джипа. Аккуратно развернувшись, машина выехала за ворота больницы.

Глава 9

Беркутов шел по пустынной улице и прокручивал в уме последний разговор с Молчановым. Речь шла о погибших девушках. Молчанов был на сто процентов уверен, что действовал маньяк. Дело даже не в аккуратно поставленных туфельках, а в том, что этот зверь, похоже, совершал какой – то акт, сжигая их тела. Во всех его действиях наблюдалась некая показуха, как – будто он хотел, чтобы все знали, что он делает. И еще Сергей думал, что на стройке этот человек не посторонний. Он выбирал такие места, которые были не видны ни из сторожки, ни из вагончиков, в которых ночевали рабочие. А значит, нужно проверять всех, от разнорабочих, до руководства. А на это нужно время. И его нет. Потому, что этот упырь может опять найти очередную жертву и сделать свое дело. «Черт, я же хотел предупредить эту девчушку, Марину». Это ее мамаша сбила его с толку. Не успел Беркутов ее высадить из машины, как к ней подбежала рыжеволосая дамочка и потащила ее к дверям больницы. «Я хотела ехать за тобой на дачу», – услышал он ее слова. Что там ей ответила Галина, он не расслышал, но поймал на себе любопытный взгляд ее подруги. Об убитых девушках и о Марине он в тот момент не вспомнил. Чувство облегчения, что поездка закончилась, и досада, что ему даже не сказали спасибо, вытеснили все другие мысли. «Ладно, ее еще пару дней подержат в больнице, там безопасно, да и потом она вряд ли сразу начнет выходить из дома. А завтра я зайду к ней, надеюсь, мамаша не поедет собирать ягоды, пока дочь болеет», – решил он.

Беркутов уже подходил к подъезду, когда какой – то темный комок подкатился прямо к его ботинкам.

– Фунт, зараза! Что б тебя! Ты почему не дома? Через форточку не мог залезть?

Беркутов подхватил кота под толстое пузо и перекинул через плечо. Фунт вцепился когтями в куртку. Беркутов нашарил в кармане ключ. Одной рукой придерживая животное, другой он вставил ключ в замочную скважину. Запах, доносящийся из квартиры, насторожил его.

– Баба Лиза, чем это у нас воняет? – спросил он, заходя в прихожую. В коридоре горел свет. Котяра, до этого мгновения мирно сидящий на плече Беркутова, зашипел и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, спрыгнул на пол и выбежал из квартиры.

– Блин! Баба Лиза, где ты? – Беркутов, зажав нос, продвигался в сторону кухни по узкому коридорчику. Он уже понял, что пахнет газом, что с соседкой что – то случилось.

В кухне, на полу, лежала Елизавета Маркеловна. Беркутов быстро перекрыл газ, и рывком распахнул окно. Вдохнув свежего воздуха, он наклонился над лежащей женщиной. Глаза ее были закрыты, можно было подумать, что она прилегла отдохнуть, если бы не красная лужица вокруг головы.

«Черт, да что же это такое!» – Беркутов достал из кармана сотовый и набрал номер скорой, затем позвонил в милицию. Открыв окна во всей квартире, он вышел на улицу.

– Привет, Беркут! Что у тебя случилось? – начальник райотдела Кузьмин кряхтя вынимал свои сто кило из милицейского ГАЗика.

– Кто – то ударил по голове мою соседку и пустил в квартиру газ.

– Бабу Лизу? Ничего себе! Кому она могла помешать? Или не она объект?

– Ничего не знаю.

– Тогда рассказывай, как обнаружил тело.

Пока Беркутов описывал подробности своего возвращения домой, подъехала неотложка.

– И вот, что странно. Кот был на улице. Обычно он в окно запрыгивает, ночует всегда дома. В этот раз форточка была закрыта. Закрыл ее тот, кто ударил по голове бабу Лизу. И еще. Когда я вошел, в коридоре и на кухне горел свет. А холодильник у нас вчера сломался.

Кузьмин тихо присвистнул. Объяснять, что было бы, случись Беркутову щелкнуть выключателем, необходимости не было.

– Получается, что тот, кто газ включал, либо дилетант, либо его целью был не я, а если я, то хотели просто пугануть, либо покушались конкретно на Елизавету Маркеловну.

– Колись, она что, наркоделец или хозяйка притона?

– В войну она служила в разведке.

– Ну – ну. Мата Хари, значит. Не смеши.

– Вот. Ерунда какая – то.

– Ты никому часом дорогу не перешел, а, Беркут? Может, из Чечни следы, не думал?

– Думал. Нет, не может быть. Там все чисто. Вот в метро взрыв был, я видел парня, который сунул в урну пакет с бомбой. Я его, понимаешь, даже вычислил сразу. Нутром почувствовал. Но сделать ничего не успел, только крикнул «ложись».

– Да. Он мог тебя попытаться устранить. Ты живой свидетель.

– Не только я. Черт, как я не подумал, он же и ее может!

– Кого? Еще свидетель?

– Сейчас она в больнице. Дай позвоню.

Беркутов схватил мобильный и набрал номер сестринского поста отделения травматологии.

– Алло. Здравствуйте. Майор Беркутов из прокуратуры. Скажите, девушка, после взрыва в метро, у вас? Как выписали? Да вы с ума сошли! Простите. Адрес ее домашний у вас есть? Хорошо, говорите, я запомню. И телефон. Все, я понял. Спасибо.

– Поедешь?

– Дай машину, это в центре.

– Копытов! Отвези майора, куда скажет.

– Спасибо, Саня, – поблагодарил Беркутов уже на бегу.

– Удачи. Соседку твою я оформлю, не переживай. Потом в отделение загляни, хорошо?

– Да, конечно.

Беркутов сидел рядом с водителем и мысленно чертыхался. Ему опять предстояло объясняться с мамашей этой девочки. Он уже заранее знал, что и как она ему скажет. Опять он будет у нее виноват. Но, какого черта, она забрала дочь домой! В больнице какая – никакая охрана. Хотя, стоп! Она же не знает, что дочери что – то может угрожать. А он болван, занятый своими обидами, не сказал ей самого главного.

Глава 10

Машина притормозила у подъезда. Беркутов заметил в окне первого этажа любопытное лицо. Старушка пытливо всматривалась в Беркутова, пытаясь на глазок прикинуть важность гостя. Беркутов достал удостоверение, показал ей издалека красноту корочек и жестом попросил открыть ему входную дверь. Лицо исчезло. Через минуту щелкнул замок. Пролетев мимо едва успевшей прижаться к стене старушки, Беркутов побежал по лестнице, перепрыгивая сразу через пару ступенек. Нужная квартира оказалась на последнем, третьем этаже. Нажав кнопку звонка, Беркутов огляделся. На площадку выходила дверь еще одной квартиры и еще одна узкая дверка. «Черный ход, не иначе», – подумал он.

– У вас хобби такое, ходить по ночам в гости? – Галина в простеньком халатике стояла на пороге, не приглашая Беркутова войти. «Ну вот, начинается. Как с ней мужик живет?» – Беркутов невольно отступил назад.

– Мама, это же Егор Иванович! – раздался тонкий голосок Марины.

– Я в курсе, как зовут твоего спасителя. Пройдете?

– Да. Мне необходимо с вами поговорить, – Беркутов решительно отодвинул Галину и протиснулся в коридор.

– Со мной?

– С вами обеими.

– Егор Иванович, вот тапочки, – Марина явно пыталась загладить неловкость.

– Спасибо.

Тапочки были явно мужскими, размера так сорок четвертого. Беркутов, со своим «сорок первым» тут же ощутил себя пигмеем. «А муж у нас не из подводников», – подумал он с неудовольствием.

В большой комнате работал включенный телевизор. Марина щелкнула пультом.

– Егор Иванович, садитесь, сейчас чай будем пить. Мам, я сделаю, ты сиди.

Беркутов молча уселся в кресло. Галина, словно потеряв к нему интерес, отвернулась к окну.

– У вас есть, что сказать мне, пока дочь на кухне? – произнесла она куда – то в сторону.

– Нет.

Марина вошла в комнату, катя перед собой сервировочный столик. Все также молча Беркутов смотрел, как она расставляет чашки и вазочки с вареньем.

– Егор Иванович, я уже все рассказала маме про взрыв. Вы об этом хотите поговорить?

– И об этом тоже. Марина, ты хорошо рассмотрела того парня со свертком?

– Да, он довольно долго стоял около магазинчика.

– То есть, ты его узнаешь сразу?

– Конечно. А что, его не поймали?

– Нет. Но я думаю, что это дело дней. У меня к вам просьба, – он повернулся к Галине, – Постарайтесь, чтобы Марина не выходила на улицу. Пока.

– И когда это «пока» закончится? Когда вы поймаете этого террориста?

– Да. Но есть еще кое– что. Ей придется на время оставить свою работу. И не по причине взрыва.

Пока Беркутов вкратце рассказывал о погибших девушках, лицо Галины ничего не выражало. Марина, заметно напуганная, затихла в углу дивана.

– Егор Иванович, насколько велика вероятность, что я могу стать следующей жертвой?

– Достаточно того, что она есть.

– Хорошо. Спасибо, что предупредили, – Галина впервые посмотрела Беркутову в глаза. «Вот теперь я вижу, что она действительно испытывает нечто вроде благодарности. Но не факт, что сейчас вежливо не укажет на дверь». Уходить не хотелось. Мягкое нутро кресла обволакивало его уставшее от беготни тело, ноги в огромных тапочках то ли мужа, то ли еще кого, перестали гудеть и ныть. Беркутов совсем не хотел чаю. Он хотел остаться в этой квартире, в этом кресле перед выключенным телевизором. Он даже прикрыл на миг глаза, чтобы почетче представить себе эту картину, когда он будто бы дома и совсем необязательно шевелиться и показывать всем, что ты их внимательно слушаешь. Просто сидеть в тапках и не думать вовсе. Призвав в помощь кого – то там, Беркутов с усилием поднялся. Нужно было еще показаться в отделении у Сани Кузьмина.

– А у меня сегодня соседку по квартире убили, Елизавету Маркеловну. Кот Фунт сиротой остался, – выпалил он неожиданно для себя.

Галина удивленно подняла на него глаза.

– Что, опять террорист?

– Возможно. В квартире сильно пахло газом, все краны на плите были открыты.

– Может быть, вам имеет смысл пока дома не появляться?

Беркутов неопределенно пожал плечами. Такая мысль ему не приходила в голову. Бояться за свою жизнь он не научился, вдосталь напереживавшись за жизни тех, кто ему доверился.

Уже была выпита третья чашка чая, и причин задержаться еще хоть ненадолго, не было. Беркутов с сожалением вылез из полюбившейся обувки и надел ботинки. Выдавив из себя «до свидания», он шагнул за порог. Дверь с мягким щелчком закрылась за его спиной.

Глава 11

– Мам, ну ты чего так с ним, а? – Маринка, как в детстве, потянула мать за рукав, чтобы привлечь ее внимание. Галина молча отвернулась к окну. Вглядываясь в темноту, она как будто пыталась найти там ответ на вопрос дочери. В их квартире давно уже не бывали мужчины, которых нужно было поить чаем и слушать. Мужья Ляльки и соседки Дашки как бы не считались. А этот майор, так уютно расположившийся в ее любимом кресле, вытянув длинные ноги в тапках ее сына, вызвал неожиданно сильный приступ раздражения. Он активно ей не нравился. Маринка, справедливо возмущенная ее откровенным хамством, своим вопросом невольно задела за живое. В их семье гостей принимали всегда с удовольствием, обязательно чаем и пирогами. От этого человека исходило чувство беды. Он нес в себе угрозу. Чему, Галина и сама не могла бы внятно объяснить.

– Мам, не молчи. Егор Иванович жизнь мне спас, тебе все равно, что ли? Я бы на твоем месте, не знала как угодить, если б мою дочь!… А ты волком на него смотрела, словно это он взрыв этот устроил! Он – то в чем виноват? – Маринка говорила быстро и громко, словно боясь, что мать может не услышать ее.

– Марин, отстань. Я просто устала. Время уже позднее для визитов.

– Ага! А когда тетя Даша со своим Бориным ночь – в – полночь заваливаются плюшки трескать, ты из постели вылезаешь!

Галина улыбнулась, вспомнив, с чего начались эти ночные посиделки. В тот день, когда соседку Дарью увезли в клинику рожать, она долго не могла уснуть. Ждала звонка Борина, совершенно забыв о том, что дети не всегда появляются сразу, как только будущую маму привозят в больницу. О схватках, которые длятся иногда больше десяти часов, она и не вспомнила. Звонок в дверь удивил ее. Натянув халат поверх пижамы, она подошла ко входной двери и выглянула в глазок. Перед дверью качалась из стороны в сторону фигура в распахнутом пальто и обмотанном несколько раз вокруг шеи шарфе. Если бы не шарф, который она вязала собственноручно, она ни за что не узнала бы в этом пьянющем мужичке Дашкиного мужа. Распахнув дверь, она отошла в сторону.

Ввалившись в прихожую, Борин по инерции пролетел до противоположной стены и уже по ней сполз на пол. При этом он одной рукой пытался ухватиться за все, что попадалось по пути, а другой разматывал шарф. На шум из своих комнат вышли Маринка с Никитой. Борин, глупо ухмыляясь, погрозил им пальцем. Маринка хохотнула. За ней засмеялся Никита. Кое – как сняв с Борина пальто, они доволокли его до кухонного дивана. Крепкий чай и десяток пирожков с мясом привели его в чувство. Галина думала, что Борин «обмыл» родившегося ребенка и, поэтому спросила, сколько весит дитя? На что получила довольно невнятный ответ, что дитя пока нет. Немая сцена, три удивленных лица с застывшим на них единственным вопросом, который все же рискнул озвучить Никита: «Дядя Леня, а чего ж ты так нализался?». Ответ всех поверг в шоковое состояние. «Мне страшно и меня прогнали. До утра», – Борин проговорил это почти шепотом, старательно округлив глаза для достоверности. Маринка прыснула в кулак, а Галина засмеялась в голос. Только Никита в недоумении таращился на Борина.

– Не ты ж, дядь Лень, рожаешь! – возмутился Никита.

– Вот! – Борин многозначительно поднял вверх указательный палец, почему – то обмотанный некогда белым пластырем, из– под которого виднелась струйка крови, – Уж лучше бы я сам! – сокрушенно добавил он.

– Чего сам? – Никита по – прежнему не оставлял надежды докопаться до сути.

– Рожал! – серьезно ответил Борин и стукнул кулаком по столу.

Тут уж не выдержал и Никита. Мысленно представив эту картину, давясь от хохота, он рухнул на заботливо пододвинутый сестрой табурет. Борин, словно не замечая такой дружно обидной реакции, продолжал грустно вздыхать.

– Злые вы, уйду я от вас, – произнес он известную фразу и попытался подняться.

Все трое, все еще смеясь, кинулись его успокаивать. Спать расхотелось. Галина налила всем чаю и подогрела остывшую выпечку в микроволновке. Маринка начала рассказывать про маленькую сестру своей подруги Светки, которая весь первый месяц не давала той спать по ночам. Никита вспомнил, как забирали из роддома внука тети Ляли, Егора, и в спешке забыли отдать цветы акушерке, из – за чего пришлось возвращаться с пол – пути домой. В один прекрасный момент Галина внимательно посмотрела на Борина и заметила его какой – то отсутствующий взгляд. Оказалось, что пока не состоявшийся папаша спит с открытыми глазами, выводя носом негромкие рулады. Аккуратно «уронив» Борина бочком на диванчик, Галина накрыла его пледом и стала убирать со стола. Даже во сне тот жалобно вздыхал и хмурил брови. «Надо же, как его развезло! Вот и надейся на «сильный» пол», – подумала она, выключая свет в кухне. С тех пор Дашка с мужем как бы получили разрешение врываться к соседям «на чай» в любое время суток. А так как Борин редко приходил со службы раньше одиннадцати, да и родившаяся Стаська не давала Дашке особенно расслабиться, часто засыпая хорошо за полночь, поздние визиты Бориных стали нормой. Не то, чтобы часто, но уж раз в месяц точно, Галина вылезала из теплой постели и шла на кухню. Ее это ничуть не напрягало, она по жизни была «полуночница» и засыпала поздно, зачитываясь очередным детективом.

Оторвавшись от воспоминаний, Галина повернулась к дочери. Маринка, так и не дождавшись от матери покаяния, похоже, была всерьез обижена.

– Марин, ну не хочу я сейчас о нем говорить. И не спрашивай, почему. Бывает же, что человек чем – то не нравится практически с первой минуты.

– И чем он тебе так не понравился? Меня такие мужчины очень даже привлекают. Есть в нем что – то …мужское, натуральное. К нему тянет, как магнитом, понимаешь? Да любая была бы рада с ним!

Галина внимательно посмотрела на дочь. Та, мечтательно закатив глаза, улыбалась какой – то уж слишком взрослой улыбкой. «Да она же выросла совсем», – так Галина подумала о дочери впервые и, сама не зная от чего, испытала липкий страх.

– Рада с ним что?

– Ну, мам, ты как маленькая. Рада быть, встречаться и все такое.

– А все такое, это ты о чем? – Галина и сама не понимала, почему вдруг ее голос стал сухим и угрожающе тихим.

Марина в изумлении смотрела на мать. Отвечать хоть что – то было бессмысленно. Она понимала, что еще одно слово, и быть беде. Какая бывает Галина в гневе, она помнила с детства, когда пропала эта злополучная брошка из маминой шкатулки. Маринка тогда училась в первом классе. Как – то раз после уроков она привела домой свою одноклассницу Ольгу Чаукину. Бабушка, накормив их обедом, ушла в магазин, настрого запретив подходить ко входной двери. Девочки разложили бумажных кукол на столе и принялись примерять на них недавно нарисованные обновки. Через некоторое время Ольга захотела пить. Вернувшись из кухни со стаканом воды, Маринка не нашла подругу в своей комнате. Пропажа обнаружилась на пороге родительской спальни. Подруге просто захотелось посмотреть всю квартиру. Вечером за Ольгой пришла мать, толстая с тяжелой отдышкой женщина, работающая директором в обувном магазине. Дежурно поинтересовавшись, чем занимались девочки, она велела Ольге собираться домой. Примерно через месяц Галина обнаружила, что пропала брошка, подаренная ей Маринкиным отцом еще тогда, когда они не были женаты. Сначала Галина искала ее в квартире, полагая, что та могла просто выпасть из шкатулки, когда она доставала другие украшения. Так бы все и забылось, если бы Ольга не пригласила на день рождения Маринку, а с ней и Галину. Девочкам накрыли отдельный стол в детской, где они, наевшись шоколадных конфет и торта, решили поиграть в куклы. Выбирая в коробке платье, чтобы надеть его на красивую немецкую куклу, Маринка заметила, как в углу коробки что – то блестит. Это была брошка ее мамы, почему – то запутанная в старый капроновый чулок. У Маринки все похолодело внутри, как будто это она ее сюда спрятала. Сунув брошку в карман платья, она решила никому ничего не говорить. Дома, освободив брошку от ниток, она положила ее в шкатулку. Вечер следующего дня Маринка запомнила на всю жизнь. Мать тихим, но от того еще более страшным голосом, объясняла дочери, как называется, когда вор крадет у вора, чем маленькая кража отличается от грабежа. Оказывается ничем. И Маринка оказывается такая же воровка, как и ее подруга. И совсем неважно, что ты украл и у кого, ты все равно называешься вором. А это стыдно. Маринке было стыдно и страшно.

И вот сейчас мать задавала ей вопросы таким же голосом. Конечно, Маринка уже давно не первоклашка. Кроме того, она не могла понять, отчего мать так вдруг стала придираться ко вполне безобидным фразам. Но испугаться успела.

– Мама, успокойся. Я ничего плохого не имела в виду. Но почему мне не может понравиться взрослый мужчина? Просто, как человек?

– Он годится тебе в отцы!

– И что? Вон Катька живет с другом своего старшего брата. Мам, живет, понимаешь? Как с мужем. И, заметь, совсем не выглядит несчастной.

– И что же он на ней не женится?

– Катька не хочет. Ей учиться еще три года. Да и не факт, что она с ним на всю жизнь останется. Зачем далеко загадывать? Ей сейчас хорошо, понимаешь?

– Хорошо – это как?

– Хорошо, мама, это – хорошо. Как у вас с папой было. Гармонично, если ты об этом. Вместе есть приятно, телевизор смотреть, по гостям ходить. И в постели хорошо. Он надежный, веселый и заботливый. Где среди моих ровесников такого найдешь? Катькин брат их сам специально познакомил, боялся, что она нарвется на какого – нибудь сынка – мажорчика, который попользуется и бросит.

– Значит, и ты так же хочешь, я так поняла?

– Хочу, не хочу – не вопрос! Просто, если встречу мужчину, не буду ему в паспорт заглядывать.

Маринка открыто посмотрела на мать. Во взгляде совсем не было вызова «вот, мол, я какая», была твердая убежденность в своей правоте. «А ничего я не сделаю, если она вот так возьмет и уйдет к какому – нибудь Беркутову. Мне только останется принять такого «зятя» и молчать в тряпочку». Неожиданно, эта мысль причинила ей почти физическую боль. Галина даже на миг зажмурилась.

– А если дети появятся?

– Дети? Катька уже сделала аборт, и дальше пока заводить ребенка не собирается. Но я с ней не согласна. Однажды тетя Ляля мне сказала, что душа ребенка сама выбирает себе маму и папу, и эти люди должны обязательно встретиться. Быть им дальше вместе или нет, это уже их выбор. Но грех в том, чтобы не дать возможности воплотиться душе ребенка. Я не хочу грешить. У меня ребенок обязательно родиться, а будет ли он расти с отцом или нет, это уж как получится.

Маринка, о чем-то задумавшись, отвернулась к окну.

«Вот так врывается чужой человек в твою жизнь и все ломает», – подумала Галина о Беркутове, – «На самом – то деле он по большому счету ничем не виноват. Даже, можно сказать, помог много нового узнать о дочери. Так бы и считала ее несмышленышем. После смерти Юрки я с ней так толком и не говорила ни разу. А ведь она безумно любила отца, его смерть для них с Ником была ударом похлеще, чем мне. Похоже, что она к Ляльке бегала плакаться. Ну и хорошо. Что я могла ей сказать, потеряв в жизни смысл? Ныть и обижаться на судьбу? Все случилось, как случилось.

– Мам, ты папу никак забыть не можешь, да? – Галина почувствовала дыхание дочери у себя на щеке. Маринка стояла рядом, обняв ее за талию и положив голову ей на плечо. Она уже давно переросла мать на десяток сантиметров.

– Да, наверное.

– И поэтому ты так среагировала на Егора Ивановича? Я заметила, как тебя перекосило, когда он сел в папино кресло. Прости, но ведь это глупо. Он неплохой мам, поверь. Просто чужой. Да и потом. Ведь совсем не обязательно, что он будет к нам ходить в гости, правда? Не было бы необходимости, он бы и сегодня не пришел. А ты его, буквально вытурила. Что он о нас подумал?

– Ну, что он там себе подумал, мне все равно.

– Если все равно, что же ты так нервничаешь? – Маринка хитро прищурилась и, быстро вышла из кухни.

«И, правда, что это я?» – Галина, словно не узнавая себя, бросила вороватый взгляд на зеркальную дверцу буфета. На нее смотрела женщина, которая выглядела так, как, если бы ее только что поймали на чем – то стыдном.

Глава 12

Маринка лежала на своей кровати и смотрела на светящееся пятно на стене. Днем это пятно было абстрактной картинкой, которую ей кто – то подарил на день рождения. «Африка» – так называлось «полотно» доморощенного художника. Буйство красок будило фантазию. При желании на картине можно было разглядеть любой континент, предмет и даже животное. Ее брат Никита, увидев впервые рисунок, задумчиво произнес: «Миленькая кошечка. Только бешеная какая – то». Маринке же нравилось, что яркое желто – оранжевое пятно в центре картины как – то по – особенному светилось в темноте. Оно казалось теплым и живым. Она тут же придумала себе, что это ее «охрана».

«Нужно было все рассказать маме. А то скоро это уже будет бессмысленно. И момент был подходящий, разговор так и так вертелся вокруг этой темы. Нет, сначала нужно поговорить с ним. Он поймет и примет решение. А ведь я не хочу, на самом деле, чтобы он решал. Сама не маленькая. Или все же маленькая? Страшно – то как! Так же страшно было в тот день, когда до меня, наконец, дошло, что папы больше нет. И расстались мы с Вадиком как – то по – дурацки. Чего я испугалась? Огонь в глазах нехороший? Так ведь он же кавказец, хоть и в России уже десять лет живет. Темперамент никуда не денешь! Нет, не это меня испугало. Накопилось что – то со временем. Факты не факты, а так – фактики. Например, почему его подчиненные боятся? Вроде бы тихо говорит, даже не ругается, как все прорабы на стройках, а у его друга аж пот на лбу выступил, когда Вадик ему замечание сделал и глаза стали, как у загнанного животного. Или, случай с собакой! Когда он отнял у мальчишки щенка, которого тот тащил на веревке, я думала, он убьет этого пацана. Щенка жалко было до слез, спору нет, ему веревка так впилась в шею, что кровь выступила. Но Вадик рассвирепел не на шутку. И опять тихо, не издав не звука, дал в зубы мальчишке так, что тот отлетел больше, чем на метр. Щенка он потом в свою куртку завернул и на стройку унес, там он и живет до сих пор. А на парня даже не посмотрел, когда уходил. Тогда и пришла в голову неожиданная мысль, он и меня так может, если что не так? Пока он с ней обращался, как с фарфоровой вазой. Но кто знает!

Куда же он пропал все – таки? Конечно, мог и в Осетию уехать, мама у него тяжело заболела. Хотя, не исключено, что просто выдерживает характер. Похоже, придется делать первый шаг к примирению. Большой соблазн ничего не говорить, потом сам все узнает. А имеет ли она на это право? Мозги пухнут. «Я подумаю об этом завтра», – слова героини любимой книги успокоили, Маринка повернулась на бок и закрыла глаза.

Глава 13

Стрельцов сидел на кожаном красном диване в своей холостяцкой квартире и пытался осмыслить полученную информацию. Ноги от долгой беготни по длинным коридорам прокуратуры были, как чужие. «Черт меня дернул купить обувь в этом магазине. Колодки для пыток, а не ботинки», – в который раз обругал он себя за скаредность: пожалев заплатить лишнюю сотню долларов, он наказал себя по полной программе. Покупка обуви каждый раз становилась для него проблемой: найти элегантные, но удобные мужские ботинки сорокового размера стало почти невозможно. Однажды, проходя по отделу с женской обуви, он с удивлением заметил на табличках цифры «40», «41» и даже «42». На полках стояли женские туфли, больше напоминающие укороченные лыжи. Ему стало жутковато, когда он попробовал представить себе даму с ножкой на два размера превышающей его собственный!

Но мысль о болевших конечностях была быстро вытеснена размышлениями, как ему поступить дальше. Шеф, конечно, человек не без связей, выкрутится, а ему что делать? Пока все было безобидным сбором информации об этом старике, он искренне пытался помочь. Даже ненависть, которую Дубенко не мог скрыть к этому человеку, не настораживала. Мало ли какие причины для этого у него были? Года три ушло, чтобы найти Щеглова Ивана Петровича. Уж слишком часто он менял место жительства. Да это и понятно – строитель. Бесконечные запросы, ожидание ответа. А после колонии – поселении, в которой тот отбывал срок за то, что допустил к работе нетрезвого рабочего, а тот упал с лесов и разбился насмерть, и вовсе потерялся след. Отметился в родном городе Руденске и пропал. Но больше, правда, не попадался в руки правосудия. Исправился, значит. Это и осложнило поиск. Стрельцов вдруг вспомнил, как довольно хмыкнул шеф, когда он ему докладывал, по какой статье отбывал срок Щеглов. Правда, потом процедил сквозь зубы, что мало, мол, дали ублюдку, легко отделался. Стрельцов тогда понял, что в прошлом Дубенко есть темные пятна. Он только знал, что шеф воспитывался в детском доме. Стрельцов тогда на правах главного помощника рискнул спросить, зачем ему этот человек. Тот поморщился, но ответил, что он его старый должник. Стрельцов сделал вид, что удовлетворен ответом. А сам призадумался. Разница в возрасте у шефа со Щегловым была в двадцать лет, какие тут долги! Хотя теоретически возможно. Да и долги бывают разные.

Но самое интересное было потом, когда он привез Дубенко в эту богадельню, где доживал свои последние месяцы Щеглов. От главврача он уже знал, что у того болезнь Альцгеймера со всеми вытекающими. Зрелище и так не для слабонервных, а уж при государственном – то уходе…Осторожненько так предупредил шефа, но тот твердо решил увидеть старика своими глазами. При встрече Стрельцов не присутствовал, сидел в холле, медсестричку анекдотами развлекал. Когда шеф вышел из палаты, на нем, как говорят, лица не было. Медсестричка даже засуетилась, капли стала капать в стакан. Но Стрельцов хорошо знал своего шефа. Медицинская помощь тому не требовалась. Шеф был в дикой ярости. Подвернись ему под руку – убьет. Поэтому он девушку обнял за плечики и осторожно на стул усадил, чтобы не лезла. Дубенко ненадолго зашел в кабинет главврача, а когда вышел, был абсолютно спокоен. Вот и придумывай себе, что связывает его со Щегловым Иваном Петровичем!

Теперь появился новый фигурант. Этого искать не надо, сам откуда – то нарисовался. Беркутов Егор Иванович. Сначала Стрельцову казалось, что он никак не связан со стариком. Да и сейчас связь явно не просматривалась. Единственное, что объединяло этих двоих, Щеглова и Беркутова, это отношение к ним самого Дубенко. Та же ненависть в горящих глазах, граничащая с безумием. Тогда впервые он поймал себя на мысли, что начинает сомневаться во вменяемости шефа. Тому все реже удавалось скрыть маниакальный блеск глаз. И причем здесь эта девчушка, Марина Голованова? Подумаешь, на руках нес? Естественно, что во время взрыва та пострадала, а Беркутов ей просто помог. Скорее всего, они случайные знакомые. Но Дубенко велел «отработать» и ее. Зачем? Зачем ему знать, сколько раз Беркутов был женат, есть ли дети? Где родился, как крестился? Сестры, братья и другие родственники? Последнее задание и вовсе не обрадовало. Когда Стрельцов доложил Дубенко, что Беркутов живет в квартире с соседкой – старушкой, тот задал уж совсем неподходящий вопрос: на каком этаже? В гости собрался?

А сегодня это дело совсем перестало нравиться Стрельцову. Что греха таить, испугался. В квартирке – то той, где майор живет, преступление произошло. Бабушку – соседку убили, да еще попытка организовать взрыв газа налицо. Беркутов жив остался, но не факт, что покушались не на него. И вот встает вопрос: с какого бока тут шеф? Сейчас расследование полным ходом идет, жителей дома опрашивают. Вдруг кто – то вспомнит, как он, Стрельцов, во дворе крутился? Без хвастовства он мог себя назвать заметным мужчиной. Стрельцов попытался припомнить, кто тогда во дворе был? Мамочка молодая с дворником ругалась. Тот размахивал своей метлой недалеко от коляски с ребенком. Дворник беззлобно огрызался. В беседке сидел подросток, цедил из банки пиво. И все. Трое потенциальных свидетелей – это не так уж мало.

Завтра он пойдет к Дубенко и спросит напрямую, что происходит. Но сначала скажет ему про убийство и посмотрит на реакцию. Хотя Стрельцов почти уверен, что это его рук дело. То, что начальник способен на такое, сомнений не вызывало. Не то, чтобы он считал его законченным негодяем, но человек, который помогает людям решать всякие нестандартные вопросы, берет за это гонорар практически не скрываясь, рано или поздно срывается. Безнаказанность порождает самоуверенность и притупляет осторожность. Ох, как не хотелось быть причастным! Так ведь теперь в сторону не отпрыгнешь. Денежки – то брал! Стрельцов вспомнил, как впервые шеф попросил его собрать информацию об одном чиновнике. Самую деликатную информацию. Знал Денис, что вторгается в частную жизнь, в общем – то неплохого, человека. Честный был слишком чиновник, а кому – то нужно было, чтобы взятку взял. Стрельцов его и так и эдак проверял, ну почти святой! И все – таки нашел слабое место – внебрачный ребенок. Все получилось, как клиент заказал. И конвертик вручили и вопрос решили. А чувство, что в дерьме искупался, у Дениса до сих пор осталось. Мог отказаться? Мог, но тогда полный конец карьере. Дубенко его просто бы выкинул со службы. Да и из города тоже.

Уже два года Стрельцов работает с шефом, вернее, на шефа. Но до сих пор никто не умирал. Люди уходили с хлебных должностей, на их место ставились свои, прикормленные. И вот – первый труп. Забитая фраза «запахло жареным» не выходила из головы. Денис даже стал напевать ее на мотив какой – то известной песенки. А сам лихорадочно пытался настроиться на разговор с Дубенко. Попытка будет дана одна, как саперу. Одна ошибка, один «не такой» взгляд, и Денису конец.

Глава 14

Егор вышел из подъезда дома и невольно поежился. Сырость, мгновенно забравшись под тоненькую куртенку, минуя рубашку, жадно приникла к телу. Оказывается, пока он сидел у Головановых, прошел дождь. Егор пожалел, что отпустил машину райотдела, все равно нужно было еще заехать к Кузьмину.

Беркутов вышел на Дворянскую и направился к остановке. «Хвала тому, кому пришла в голову мысль пустить по городским маршрутам «Газели»! Пятнадцать минут страха, червонец водиле, и ты на месте!», – Егор поднял руку и около него тут же остановился желтый автобусик. Всю дорогу до своего района он продремал, на миг приоткрывая глаза при резком торможении или повороте.

Когда Беркутов вошел в кабинет Кузьмина, тот что – то писал, низко наклонив голову к столу. Ткнув шариковой ручкой в сторону стула у противоположной стены, Кузьмин той же ручкой поскреб у себя в затылке.

– Как съездил?

Беркутов неопределенно пожал плечами.

– Вовремя успел. Эта ненормальная мамашка уже успела забрать девочку из больницы домой.

– Какая мамашка? Эй, ты не в курсе, что я не в курсе?

– Прости. Галина Голованова. Мать девочки, которая была рядом со мной во время взрыва в метро. Девочка хорошо рассмотрела парня со свертком. К тому же, она студентка и еще промоутер.

– Ну, теперь все ясно, – Кузьмин насмешливо посмотрел на Беркутова, – знаю я, что ты не краснобай, но, похоже обо всем остальном я должен догадаться сам?

Беркутов, рассказывая приятелю о Галине и ее дочери, невольно как бы проигрывал все встречи с ними еще раз. Кузе он мог рассказать все. Несмотря на свою грубоватую манеру говорить с людьми, Сашка был для Беркутова, да и не только для него, кем – то вроде личного психоаналитика. Еще в Чечне, ребята, обиженные на Беркутова, шли к Кузьмину на исповедь. И тот всегда возвращал их «в строй», объясняя, что командир суров им же на пользу.

Сейчас Беркутов не знал, как относиться к тому, что почти постоянно думает о Галине, ну и Маринке, конечно. Ехидный голос, совсем не понравившейся ему внешне женщины, словно поселился у него в голове. Он был уверен, что общение с противоположным полом должно быть предельно простым. Им что – то нужно, ему что – то нужно. Любое свидание просчитывалось на несколько ходов вперед. Да что там, вплоть до финала. А тут все не так. С самого первого слова, взгляда, брошенного им через ограду дачки. Сложно, ох, как сложно, было признать, что его на самом – то деле постоянно тыкали носом, как щенка. Сначала откровенно дали понять, что он хам. И ведь не отчитала она его, но аккуратненько так поставила на место. Он виноват – раз. Совсем не желая этого, он испугал ее, лишь подтвердив расхожее мнение о ментах, что они все бездушны. Не сумел поделикатнее рассказать о дочери. Хотя Галина, по сути, сама спровоцировала его на это. Виноват – два. Пироги хавал, как последний раз в жизни, не сумев сдержать рвущийся наружу голод. Виноват – три. А уж про визит домой и вспоминать неохота. Беркутов тоскливо вздохнул. Кузьмин сочувственно покачал головой.

– Не бери в голову. Бабы разные бывают. Скорее всего, нет у нее никакого мужика, вот и насмешничает. Самозащита такая у одиноких дамочек, понимаешь? Узнай о ней побольше, мой тебе совет. Говоришь, тапки мужские тебе дали? Так это сына, скорее всего. Есть там сын?

– Не знаю.

– А что знаешь, наблюдательный ты наш? Вопрос себе задай, почему дочь так просила с мамой быть поосторожней? И почему твоя Галина так странно среагировала на сообщение, что с дочкой что – то случилось?. А когда узнала что именно, так резко успокоилась? Знаешь, на что похоже? В жизни этой женщины были моменты и страшнее, чем просто ссадины у любимого ребенка. Отсюда и предупреждение дочки. Боится она за мать.

Беркутов задумался. Сашка, как всегда, сумел увидеть то, что он при всем своем сыщицком чутье, проглядел. Беркутовское обиженное «Я» было слепо и глухо. Обругав себя, Беркутов виновато посмотрел на Кузьмина.

– Ты не на меня так смотри, Егор. Может быть, этим двум женщинам ты сейчас нужен, как никто другой. Похоже, нет у них рядом больше никого, чтобы защитить. А помощи просить эта женщина никогда не будет. Порода у нее такая. А ехидством она боль и растерянность свою прикрыть пытается. Поверь. Ладно. Давай о твоих делах поговорим. Сам понимаешь, ни о каком несчастном случае речь не идет. Покушение на бабу Лизу – версия маловероятная. Расчет был на то, что ты войдешь в квартиру и…

– Но свет в прихожке горел! Как нарочно оставили.

– Вот. Игра – бродилка. Прошел первый уровень – жив остался, переходи на второй. Кто – то, считающий себя очень умным, играет с тобой. Зачем? Кстати, дверь открыта «родным» ключом. Вспоминай, кому ключ давал! Хотя бы на время.

– Никому. Да и зачем? У бабы Лизы свой есть, а Фунт все больше через форточку в дом входил.

– Хорошо, что шутишь. А следов взлома нет. Что хочешь, то и думай. Самый простой вариант, у бабы Лизы выкрасть, в магазине, например, и дубликат сделать.

– У бабы Лизы? Ты не забыл, она в разведку ходила!

– Ну, знаешь, возраст…

– Ага, только это не про Елизавету Маркеловну. Возраст! У нее зрение лучше моего! А слух! Она мышь, бегающую в подвале, слышит.

– Слышала. Как же она к себе подпустила кого – то сзади, не думал?

– А если она этого человека знала хорошо, и сама впустила, да еще чаем принялась угощать?

– Возможно. Тогда еще гаже. Кто – то свой.

– Мой или ее. Или наш общий.

– Да, подозреваемых совсем чуть – чуть. С полрайона наберется.

– А если это все – таки наш подрывник?

– А ключ?

– Так баба Лиза впустила.

– Незнакомца? Ты сам себя слышишь?

Беркутов вдруг понял, что смертельно устал. Кузьмин уже начал складывать бумаги в сейф, когда в кабинет вошел парнишка в промокшей насквозь куртке.

– Что, Петруша, новости какие? – Кузьмин потянулся к чайнику и воткнул вилку в розетку.

– Да, Александр Федорович. Опросил я всех жильцов этого дома. Кроме пары квартир. В третьей никто не живет. Она выставлена на продажу. А жильцы сороковой уехали к морю и еще не вернулись. Короче, двор закрытый, не проходной. Чужие практически не ходят. Поэтому каждый новый человек вызывает здоровое любопытство. Да еще, говорят, Елизавета Маркеловна в своем окне всегда на боевом посту. Была. Дворник Трунов вспомнил, как днем два дня назад он видел мужчину, очень даже прилично одетого, который зашел во двор через арку, постоял минут пять – десять и вышел. Сел в темную иномарку и уехал. Это подтвердила и молодая мама из десятой квартиры. Она еще добавила, что мужик был красив «как бог». Колька Хвостов, ну тот самый, который своего папашку недавно сдал в вытрезвитель, сидел в беседке лицом к арке и хорошо рассмотрел машину. Говорит, это «Ауди». Такая же, как была у Вас, Егор Иванович. И цвет темно – синий. На номера внимания не обратил.

– Может, твой тесть заезжал, а, Егор?

– Нет, Александр Федорович, этот молодой был, около тридцати где – то.

– А продавца хлебного киоска рядом с аркой не опрашивали?

– Нет. Завтра сделаю. Сейчас уже закрыто было.

– Давайте по домам. Иди, Петруша, кружку за собой ополосни, и будем закрывать.

Подходя к дому, Беркутов подумал о любимце бабы Лизы. Интересно, Фунт понимает, что потерял хозяйку? Он, Беркутов, например, понимал. Хоть баба Лиза по большей части ворчала на него, да и стряпухой была никудышной, да и квартира редко блестела чистотой, Беркутов искренне был привязан к своей соседке. Она встала на его сторону при разводе с Лерой, довольно резко поговорив с Романовым, который пришел к нему, чтобы попросить (или приказать?) вернуться к жене. Беркутов только усмехался, глядя, как бравый генерал отступает к двери, вытесняемый хрупкой старушкой.

Открыв ключом дверь, Егор насторожился, не услышав привычного утробного урчания кота. Ботинок наступил на что – то мягкое. Беркутов щелкнул выключателем. На полу, перегораживая весь коридор длинным телом, лежал Фунт. «Вот я и остался совсем один», – подумал Беркутов, присаживаясь на корточки перед мертвым животным. Беркутов смотрел на неподвижное тельце Фунта и чуть не плакал. Мысль о том, что кота могли убить, пришла в голову первой. Белая пена вокруг раскрытой в последнем вздохе пасти, уже успела высохнуть. «Отравили», – подумал Егор, перебирая в памяти соседей, которым шкодливый кот успел напакостить за свою недолгую жизнь. Список получился коротким, из двух человек. Валентина, соседка из квартиры напротив, имеющая хорошенькую сиамскую кошечку, каждый раз отмывая резиновый коврик у входной двери от следов Фунта, застолбившего свою территорию, грозилась оторвать уши негодяю. Второй в списке стояла Наталья, женщина без возраста, убирающая подъезд два раза в месяц. Отжимая тряпку, она пару раз поцарапалась о кости, застрявшие между волокнами. Фунт, вытащив лакомый кусок с помойки, почему – то всегда приносил его в подъезд и съедал его укромном местечке около батареи.

Прикрыв кота газеткой, Егор прошел на кухню. На полу, около миски с водой, лежал недоеденный кусок вареной колбасы. Беркутов набрал номер домашнего телефона Кузьмина.

– Не спишь? Тогда слушай новость. У меня в квартире еще один труп. Нет, кошачий. Да, Фунтика кто – то отравил. Я тоже думаю, что это связано с сегодняшней историей. Что буду делать? Завтра отнесу в лабораторию колбасу, которую он принес с улицы. Нет, дома такой нет. Точнее, дома никакой нет.

Попрощавшись с Кузьминым, Егор, подставив стремянку, полез на антресоли искать брезентовый мешок. Он лишний раз пожалел о том, что нет машины. Будь он при колесах, похоронил бы кота в лесочке у дороги.

Глава 15

Лилечка, делая вид, что читает текст на мониторе компьютера, на самом деле наблюдала за Стрельцовым, который как – то уж слишком спокойно сидел на жестком диванчике рядом с ее столом. Его неподвижный взгляд пугал. Дежурной шоколадки она сегодня не дождалась, улыбки и ласкового взгляда тоже. Будь она поглупее, обиделась бы. Но, Лилечка сделала совсем другой вывод из необычного поведения всегда галантного помощника шефа. Что – то случилось. Стрельцов, похоже, мысленно готовится к разговору с начальством, вон как морщит лоб, словно проигрывая в уме предстоящий спектакль. Видимо, хочет сообщить что – то из ряда вон, и пытается просчитать реакцию Дубенко. Уж кому – кому, а Лилечке очень хорошо известно, каков в гневе этот хам.

Из аппарата, включенного на громкую связь, раздался недовольный голос: «Стрельцова ко мне». Лиля вопросительно посмотрела на Дениса, который вместо того, чтобы быстро встать с дивана, еще ближе придвинулся к его спинке. Чашка с так и недопитым чаем слегка дрожала в его руке. Лилечка насторожилась еще больше. Наконец Стрельцов поднялся. Окончательно взяв себя в руки, он улыбнулся девушке и подмигнул. Но Лилечку это не успокоило. «Подслушивать, конечно, плохо, но другого выхода у меня нет», – решила для себя она, ловко устраиваясь с лейкой для цветов прямо около двери в кабинет. Пальму в керамической кадке принес в подарок шефу все тот же Стрельцов, а Лилечка справедливо решила, что в кабинете она умрет от черной энергетики, исходящей от Мухомора, и распорядилась поставить дерево в приемной рядом с дверью в его кабинет.

Сначала ничего не было слышно. Лилечка уже хотела покинуть свой пост, когда услышала раздраженный голос шефа: «Да ты совсем спятил!». Дальше шло неразборчивое бормотание Стрельцова и снова громкий возглас Дубенко: «Пошел вон!». Лилечка едва успела отскочить от двери. Денис вышел из кабинета с лицом, на котором застыло недоумение. Испуга или обиды Лилечка не заметила. Если бы ее так послали, она бы… Додумать она ничего не успела, так как Стрельцов молча указал ей на дверь рукой. Пришлось сделать безразличное лицо. Она вошла в кабинет начальника, плотно прикрыла за собой дверь, прошла ровно до середины ковровой дорожки и остановилась. Стараясь ничем не выдать своего страха, она молча ждала распоряжений шефа. «Нет, надо завязывать с этой работой», – думала она. Постоянно быть готовой к крикам и хамству ей, выросшей среди любящих безумно свое чадо родителей и бабушек, было трудно.

Глава 16

Дубенко тупо смотрел на секретаршу, пытаясь вспомнить, зачем велел Стрельцову ее позвать. Эта девица, навязанная ему генералом, интересовала его едва ли больше, чем письменный стол или книжный шкаф. Но она постоянно раздражала его тем, что напоминала, что кое в чем он не хозяин в этой жизни. Приказали взять на службу дочку какого – то там чинуши или журналюги, черт их разберет, пришлось подчиниться. Он долго не мог запомнить ее лица, до сих пор не знал ее фамилии и однажды отшил по телефону молодого мужика, вежливо спросившего Топильскую. Потом выяснилось, что звонил муж этой девицы, перепутав последнюю цифру номера. Раскаяния он не испытал, хотя выговор получил от генерала, которому, как оказалось, этот Топильский приходился племянником. Обозлившись на ябеду еще больше, он всю злость направил на его жену, глупую овцу, которой при таких – то родственниках лучше бы ходить по соляриям и салонам красоты, а не корчить из себя деловую женщину. Глядя сейчас, как эта дурочка пытается спрятать свой страх, Дубенко откровенно рассмеялся. Девица тут же вскинула свои умело нарисованные бровки. Пожалуй, впервые он посмотрел на свою секретаршу, как на женщину. «Не впечатляет», – подумал он, делая рукой жест в сторону двери. Еще больше округлив глаза, та резко развернулась на каблучках и направилась к выходу. По пути она обернулась, как бы спрашивая, не передумал ли начальник ее отпускать, но он уже повернулся к ней спиной.

Развернув кресло к окну, Дубенко вслушивался в ровный гул проезжавших мимо окон машин. Мысли вновь вернулись к ушедшей девушке. Лет пять назад он бы не упустил возможности попользовать ее. Дубенко знал, что женщин к нему тянет. Время от времени они появлялись в его жизни, не задерживаясь в ней более, чем на полгода. Сказать, что он не влюблялся, ничего не сказать. Он даже не испытывал никаких симпатий к «объектам». Здоровое мужское начало требовало своего, и он кидал к ногам этого самого начала очередную жертву. То, что они жертвы, он понимал. Любовник он был никакой, заботясь только о себе, но не о партнерше. Насытившись, он мог буквально пинками выгнать рискнувшую связаться с ним женщину из своей квартиры, не думая, что на улице уже хорошо за полночь. Впрочем, иногда он заказывал им такси. Тех, кто жил в его квартире, чаще всего выполняя работу домработницы и кухарки, он через некоторое время переставал замечать. Часто, забыв, что в доме уже живет одна женщина, он приводил другую. Скандалы по этому поводу сводились к тому, что он оставлял соперниц разбираться, а сам садился к телевизору, включая громкость на полную.

Выйдя через пару часов на кухню, он обычно заставал только одну из них. Что тянуло их в его холостяцкое жилище, он не знал. Минимум мебели и полное отсутствие того, что все называют «милыми пустячками», могло отпугнуть даже мужчину. Видимо, чисто интуитивно женщины понимали, что здесь им открывается простор для приложения своей фантазии по части обустройства и наведения порядка. Дубенко откровенно радовался, когда делал крутой «облом» их планам. Занавесочки срывались и бросались в мусорное ведро, а керамические вазочки смахивались им со стола и разбивались. Вместе с этим и разбивались мечты несостоявшейся хозяйки. Только однажды он допустил оплошность. Ее звали Сулико, как и его маму. Кто и зачем назвал эту русскую девушку грузинским именем, он не знал. Она была молчалива и нежна в постели. Она умела довольно ловко уходить от его вопросов о себе, отвлекая его поцелуями и ласками. Не очень скоро он понял, что его берлога превратилась в уютную квартирку. Веселенькие шторки прикрывали кухонное окошко, на подоконниках откуда – то взялись горшки с фиалками и кактусами. А в спальне, на полу около окна в огромном вазоне росло лимонное деревце, на котором висело несколько желтых плодов. Он даже потрогал их руками, понюхал и помял, чтобы удостовериться, что они настоящие. Сулико только тихо посмеялась над ним, а вечером, сорвав самый большой лимон, порезала его на тонкие ломтики и красиво уложила на тарелочку. Да и тарелки такой у него не было: черная, с золотым ободком, а в центральном круге – выпуклый рисунок танцующей пары в старинных платьях. Тогда он понял, что не сможет отказаться от Сулико. Она ни в чем не стремилась ему угодить, не спорила с ним, но чудным образом обнаруживалось, что вышло все по ее, а не по его желанию. Ее насмешливый ротик кривился в необидной ухмылке, когда она видела его растерянность. Маленькие ручки обхватывали его мощную шею, и она всем телом прижималась к нему, как бы говоря, что она любит его за его же слабость. Благодарность и покорность, как ему казалось, были искренними потому, что все заканчивалось в постели. Они требовали друг с друга на равных, нимало не заботясь о том бесстыдстве, которое всегда прорывается только у голодных и жаждущих любовников. Он расслабился, не заметив, как пролетели полгода, потом еще год.

Но однажды, придя со службы, он не обнаружил ее дома. Это было настолько необычно, что он сразу подумал о самом плохом. Ее могли выкрасть, увести силой, обманом или еще как. Бестолково бегая по квартире, он, наконец – то стал примечать отсутствие кое – каких предметов. И только не обнаружив на привычном месте лимонного дерева, он стал догадываться, что она ушла сама. Кроме цветов, цитрусового деревца и расписной тарелки, она не взяла ничего. Колечки и цепочка, подаренные им в порыве невесть откуда взятой щедрости, остались в шкатулке на тумбочке. Он даже не обиделся. Он простил ее заранее, отрепетировав слова прощения, которые он ей скажет, когда она вернется. Через неделю, в очередной раз наткнувшись вслепую на цветастый половичок, купленный ею в каком – то занюханном магазинчике, он расплакался, как ребенок. Он и стал на миг ребенком, к которому вернулась боль от сознания, что он брошен. Как и тогда, много лет назад, когда умерла мать, его мама Сулико, бросив его в этом мире на чужого дядьку, который так и не стал ему отцом, как ни старался. Дубенко – старший был слишком слаб, чтобы стать примером для сына своей красавицы жены, гордой грузинской женщины, которую судьба привела на богатую Гуцульщину. Плача, он повторял имя Сулико, то ли вспоминая мать, то ли горюя о потерянной любовнице.

Бессонно проведенная ночь стерла в нем остатки жалости к себе. Все хорошее, что было в его жизни, он вычеркнул из памяти. Потому, что у него появилась цель. Вернее, цели было две. Но сводились они к одной задаче: найти и уничтожить. Ее, и его. Она – Сулико Вагапова, он – Щеглов Иван Петрович. Больная душа, пытаясь защититься от прошлых и будущих потерь, нашла виновных. Человек, который бросил его первым, носил фамилию Щеглов. Мама не умерла бы такой молодой, если бы тот ее не предал.

Но начать он решил все – таки с женщины. По горячим следам. Кафе, где они познакомились, пользовалось дурной репутацией в городе. Но жаркое там готовили отменно. Сулико работала гардеробщицей, выдавая по номеркам пальто и шубы и ловко уворачиваясь от протянутых рук пьяненьких мужичков. Он наблюдал за ней минут двадцать, прячась за слегка прикрытой дверью в зал. Поужинать ему так и не удалось: решение забрать девушку и увести ее к себе домой созрело одноминутно. Он был уверен, что не получит отказа, заранее зная слова, которые ей скажет. Совсем не удивившись, что она поняла его правильно, он дал бумажную денежку швейцару, чтобы молчал о том, куда и с кем исчезла с рабочего места Сулико. Так она вошла в его жизнь. Свое имя она ему назвала уже в постели, расслаблено вытянувшись после секса. Пока он был в ванной, она успела приготовить бутерброды и заварила чай. Ела она с таким же аппетитом, как и отдавалась ему. Откуда – то она знала, на какой полке у него сахарница и, что хлеб он держит в большой эмалированной кастрюле на окне. Он благородно, сам себе удивляясь, предложил помыть чашки, но она взглядом прогнала его с кухни. Он быстро привык к ней. И теперь не хотел отвыкать. Он был уверен, что найдет ее легко, даже в миллионном городе. Если она, конечно не уехала.

Визит в злачное место ничего не дал. Кроме ее фамилии. Хитро улыбаясь, швейцар, судя по выправке и четким ответам, бывший военный, кивнул головой на одну из официанток. Девушка, заметив этот кивок, изменилась в лице и быстро двинулась с подносом в сторону кухни. Уйти далеко ей не удалось. Заикаясь от страха, она пролепетала, что, вроде, не один вы такой, оставьте меня в покое, она все – таки выскользнула из его пальцев. Он даже не попытался ее догнать. То, что Сулико его использовала, он догадался. Он потратил уйму времени и денег, чтобы найти ее, но она пропала. Обладай он тогда такими же возможностями, как сейчас, он бы ее нашел. Ничего не оставалось, как забыть. С женщинами он стал еще более нетерпим, вволю отыгрываясь на их слабостях.

Дубенко наконец вспомнил, зачем звал секретаршу. Он ничего не ел с утра, пытаясь выбраться из очередного приступа боли, и хотел приказать ей принести чаю. Но этот молодой наглец, посмевший ставить ему условия, выбил его из колеи. Стрельцов, сам того не подозревая, задел его больное место. Использовать вслепую своего помощника, похоже, больше не удастся. Придется обходиться своими силами.

Глава 17

– Здравствуйте, Егор Иваныч, – пропел у него над ухом насмешливый голос. Беркутов поежился. Он терпеть не мог, когда кто – то подкрадывался к нему сзади. Впрочем, для почти двухметрового Молчанова, слово «подкрадывался» совсем не подходило. Если бы Беркутов не был так поглощен своими мыслями, он услышал бы слоновью поступь своего друга.

– Начальство пугаешь, Молчанов?

– Ни, боже мой! И в мыслях не было. Ты что такой мрачный с утра? Еще что случилось? Дай, угадаю. Не выспался, не завтракал, ехал в маршрутке.

– Все так.

– Слушай, Егор, может помочь чем? Приходи к нам сегодня на ужин, Милка соскучилась, – Молчанов сделал последнюю попытку вызвать улыбку у Беркутова.

– Да, спасибо, – серьезно ответил тот, открывая ключом дверь кабинета, – Кстати, как твоя язва?

– Это ты о Милке? Ничего, в порядке.

– Это я о твоей болячке. Вылечился?

– От этого не вылечишься.

– Зачем на службу пришел?

– Егор, ну, не могу я дома. Милка сестру милосердия из себя изображает, таблетками закормила. Даже специальное блюдечко для этого завела. Я половину по карманам распихиваю, потом в сортир смываю, так она еще с соседкой договорилась, чтобы мне уколы делать. Ты бы выдержал?

Беркутов сочувственно покачал головой. Он бы не выдержал. В свое время, отлеживаясь в госпитале после ранения, сам не чаял, как бы оттуда побыстрее сбежать.

Через полчаса все «беркутовские» собрались в кабинете начальника. То ли с недосыпу, то ли от предстоящего обмена весьма скудной информацией, на лицах не было ни проблеска хорошего настроения. И только у Палыча изредка поблескивали глаза: вчера его старшая дочь родила ему внучку, и он ждал подходящего момента, чтобы сообщить об этом.

– Кто начнет? – Беркутов обвел взглядом сидящих за столом.

– Я, – Олег Панин справедливо решил, что рутинная работа по опросу работников стройки по объему превзойдет все, что добыли другие, – Начну с площадки, на которой была найдена Катя Семенова. Девять человек, включая прораба и приходящую повариху. Вся бригада – из Осетии. Оформлены, как положено. Бригадир – Вадим Джанаев, в России десять лет. Все, кроме него, живут в вагончиках на площадке. Джанаев снимает квартиру на Юбилейной. Похоже, подчиненные его побаиваются, дисциплину он держит сурово, за ошибки серьезно наказывает.

– Зато начальство его ценит, – перебил Олега Палыч, – я встречался с самим Семеновым, Катиным отцом, он очень им доволен.

– Да, рабочие говорят тоже самое. Так вот. В тот вечер на стройке оставались трое. Остальные, как оказалось, имеют подруг в городе. Те, кто остались в бытовке, в девять поужинали, легли спать. Специально никто стройку не сторожит, забор крепкий, на воротах замки. Площадка освещена мощными прожекторами. Темный только один угол, туда складывают битый кирпич и всякие строительные отходы, как раз там и нашли девушку. Кстати, Джанаева в городе вообще нет, он уехал на родину, там у него кто – то заболел из родни.

– Выясни, действительно ли уехал. Аэропорт, вокзал. Машина у него есть?

– Не спрашивал. Зарабатывает бригада прилично, так что вполне возможно. На остальных площадках рабочие в основном из местных. Вечером, естественно, расходятся по домам. Ночью площадки охраняют сторожа. Кстати, девушек там тоже нашли в неосвещенных местах..

– Да, негусто. Палыч, как тебе Семенов?

– Как? Убитый горем отец. Готов душу заложить, лишь бы найти мерзавца. Не похоже, чтобы что – то скрывал, был предельно откровенным. Кстати, лично знает почти всех своих рабочих. Большинство кочует с ним по стройкам. Бригада Джанаева единственная, нанятая в этом году. Говорит, взял по рекомендации одного из партнеров. Сейчас не нарадуется. Наши нет – нет, да и загуляют, а у Джанаева никто не пьет, даже по вечерам и выходным. Да и выходные они берут редко. Так что, работа там кипит, он доволен. Помог с оформлением в городе, чтобы не было проблем. Был я в отделе кадров, посмотрел личные дела. Судимых двое. Оба с площадки на Воронежской. Зимин, каменщик – ДТП с трупом. Воротников, разнорабочий – изнасилование.

– Это уже интересно.

– Нет, Егор. Тут мимо. У обоих алиби. Зимин праздновал день рождения жены, допраздновался до потери чувств и проспал до утра под наблюдениям многочисленного семейства. У Воротникова сложный перелом ноги, с трудом передвигается по комнате на костылях.

– Видел сам?

– Видел. Разговаривал с ним. Парень отвратный. Наглость граничит с самодовольством. Но уйти с такой ногой далеко не мог бы.

– Хорошо. Олег, на тебе отъезд Джанаева. И еще девушки – подружки. Спрашивай про новых знакомых погибших. Палыч, выясни, кто рекомендовал Семенову бригаду Джанаева. На всякий случай. Конечно, на стройку забраться может и посторонний, но больше похоже, что убийца из тех, кто хорошо знает территорию.

– Семенов и сам считает, что это свои. Сегодня я к нему иду с полной распечаткой из отдела кадров. Я уже говорил, что он многих знает, расскажет о ком возможно. Хотя я думаю, это мало, что даст.

– Посмотрим. Всю информацию – Молчанову в распечатках.

Олег и Палыч одновременно поморщились. Подавать аналитику записочки, кое – как нацарапанные на листках из блокнота, Беркутов не разрешал. Значит, придется тыкать пальцами в пишущий агрегат. А это – минимум час потерянного времени.

– Может, расскажешь, что у тебя случилось? – Молчанов дождался, когда за Паниным и Дубининым закроется дверь.

– Да, почти нечего рассказывать. Кота нашего, Фунта, помнишь? Отравили его вчера. Прихожу домой, а он мордой к двери в коридоре лежит. Черт, колбасу, которую он ел, надо в лабораторию снести. Хочу знать, что напихали в последний ужин бедняге Фунту.

– Выяснил, кто газ вам в квартиру напустил?

– Нет. Кузьмин работает. Главное, причину найти не могу. У меня и врагов – то нет. Если только тот парень из метро, которого я вычислил. Но как он мог так быстро узнать мой адрес? Это надо доступ к информации иметь.

– Вероятно, просто проследил?

– Да я после взрыва на скорой уехал в больницу. Там был с полчаса. А потом сразу в контору. Что, он за мной ездил? Нет. Это ж каким надо наглым быть? А так… Кому я мешаю? Так вот…несерьезно. Хотели б убрать кто – давно б убрали. А это даже на покушение не тянет.

– Могу назвать тебе по крайней мере одного человека, который пострадал от тебя за последние полгода. Твоя бывшая.

– Да ладно! Ну, умора! Лерку от телевизора оторвать может только еще более хороший телевизор. Думаю, она и не заметила, что от нее муж ушел.

– Но вы же разводились?

– И что? Папенька ее привез в ЗАГС, она поставила свою подпись и – домой. Нет, я для нее уже давно закрытая книга. Или, вернее, давно просмотренный сериал.

«Плохо ты знаешь женщин, майор. Послушал бы ты, что они говорят о нас! Это так считается, что они только о тряпках, да о косметике болтают!», – подумал Молчанов, закрывая за собой дверь. Он вспомнил, как недавно невольно подслушал разговор жены с подругой. Думая, что он занят компьютером, бывшая Милочкина одноклассница с упоением рассказывала его жене про то, как она женила на себе крутого бизнесмена. Молчанов, среагировав на знакомую фамилию, отвлекся от дела и, затаив дыхание, слушал эту историю. Женщина не просто познакомилась с беднягой, она устроила целую компанию по его «отлову». Спектакль был продуман до мелочей, проработаны все обходные пути. Предварительно был пройден курс омоложения, подтянута фигура. Молчанов тогда подумал, что у мужика не было шансов. Наверное, тот очнулся только за свадебным столом, уже окольцованный.

Глава 18

Марина сидела на подоконнике своей комнаты и вертела в руках телефонную трубку. «Абонент временно недоступен», – который день она слышала только эту фразу. Она давно приняла решение. Только одно дело решить, другое – выполнить. Из дома выходить нельзя, вчера звонил Егор Иванович, парня из метро не нашли, убийцу девушек тоже. Интересно, мама боится за нее? В последнее время она чем – то озабочена. И молчит. Иногда смотрит только, как будто ждет от нее что – то. Может, догадалась уже? Наверное, взрослые дети – это проблема. И Маринка – проблема, и Никита – проблема. Никита уже три дня не звонил. Не хотела мама его отпускать на эту работу в Италию, но он упрямый! Сначала звонил, а теперь и он пропал. И Вадик пропал и брат пропал. Здорово!

«У меня начинается токсикоз», – Маринка не понимала, от чего у нее время от времени появляется тошнота, от страха или от беременности. Когда она была в больнице, доктор Березин сразу ее «сосчитал». Единственное, что ей удалось у него вымолить, это обещание, что маме он не скажет хотя бы три дня. Она хотела рассказать все сама. Три дня прошли, а она так ничего и не рассказала. А тут еще Вадик исчез. Он, конечно, не бросит ее и ребенка. Но она сама уже не знает, хочет ли быть с ним. Бабушка всегда говорила, что лучше спросить и получить ответ, хоть какой, чем мучиться от неизвестности. И лучше сказать человеку правду, чем потом жалеть, что не сказала ее. Вот Маринка и хочет Вадиму сказать, что не любит его. И о ребенке он имеет право знать. Он отец. Только куда этот папочка делся?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.