Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Посол Урус-Шайтана (Тетралогия - 1)

ModernLib.Net / История / Малик Владимир Кириллович / Посол Урус-Шайтана (Тетралогия - 1) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Малик Владимир Кириллович
Жанр: История

 

 


      На третий день, в полдень, Звенигора увидел впереди темно-серый дым. Он призрачными вьющимися столбами поднимался из-за горы и устремлялся высоко в голубое безоблачное небо.
      Звенигора подстегнул коня, погнал галопом, пока не выскочил на крутой склон, на котором встал как вкопанный, пораженный неожиданным зрелищем. С холмов сбегал, чернея, голый лес, а внизу, в затишье, отливал желтизной широкий луг. Вдоль ручья взвивались багровые костры: там горел хутор. В небо поднимались бурые столбы дыма. Малиновые языки пламени охватывали приземистые постройки, и над ними дрожало раскаленное марево, пронизанное искрами.
      "Татары!.."
      Звенигора внимательно посмотрел вокруг. Вон, на другой стороне долины, по узкой ложбине поднимается вверх конный отряд. У казака зоркий взгляд, и он видит фигуры всадников в лисьих малахаях, с луками за спиной. А между ними - пеший ясырь10: мужчины, женщины, подростки.
      Звенигора скрипнул зубами: проклятые людоловы! Разбой, грабежи и порабощение сделали своим ремеслом, что приносит им огромные прибыли на невольничьих рынках Крыма и Турции. Будь с ним сотня казаков, он не задумываясь бросился бы в погоню, чтобы вызволить людей. А что сделает один? Остается только благодарить судьбу, что сам не попал к ним в лапы.
      Казак спустился в долину и медленно поехал улицей охваченного пламенем хутора. Конь настороженно прядал ушами, косил глаза на трупы стариков и детей.
      В одном дворе под грушей внезапно поднялась фигура женщины. Звенигора подъехал к ней. Женщина взглянула на него безумными глазами. Возле нее лежали двое детей в белых, залитых кровью рубашонках.
      - Ты только приехал, запорожец? Ха-ха-ха! Поздно! Михайлика забрали, малюток убили... Видишь?.. А я стала кукушкой - ку-ку, ку-ку!.. Полечу за Михайликом... До самого Крыма проклятого полечу!.. Ку-ку! Спите, пока вернусь, мои детоньки, ку-ку, ку-ку!..
      Ее мысли спутались. Она припала к детям, застонала, как чайка, забилась в глухом рыдании.
      Звенигора рванул поводья, ударил коня под бока.
      Чем он мог помочь несчастной? Обещать, что казаки отобьют у татар ее Михайлика? Или помочь ей похоронить деток? Она еще долго будет биться над ними смертельно раненной лебедушкой, пока, обессилев, и сама не умрет возле них.
      Выехав на холм, Звенигора оглянулся на черную от дыма долину и повернул на север.
      Чтоб не встретиться с татарским отрядом, взял немного в сторону от знакомой дороги, поехал окольным путем. Вскоре наткнулся на большое село, в конце которого в излучине степной речки стояла крепость. На свеженасыпанном валу желтел крепкий дубовый частокол. В середине - добротный дом с разукрашенным крыльцом и деревянными сараями, колодец с высоким журавлем.
      "Вот это построил кто-то! - подумал Звенигора. - За такими стенами можно отсидеться не то что от орды - орда не любит брать крепости приступом, нападает на беззащитные крестьянские дворы, - и от кварцяного11 войска и от янычар!"12
      Он спустился вниз и остановил коня у родника. В ветхом, зеленом от мха корыте голубела прозрачная холодная вода. Конь смаковал ее, цедя сквозь зубы.
      По улице проскакали четыре всадника. Передний - в темном жупане из тонкого сукна, с дорогой саблей на боку - показался Звенигоре знакомым. Где-то он уже видел это бледное треугольное лицо с крепко сжатыми губами. Но вот где, припомнить не мог. Сзади мчались слуги.
      Подошел пожилой крестьянин с деревянными ведрами на коромысле. Издалека скинул шапку перед казаком, поклонился:
      - Дай бог здоровья!
      - Будь и ты здоров! - ответил Звенигора и показал нагайкой на крепость. - Кто это тут замок построил?
      - Нашелся такой, - уклончиво начал крестьянин, но, увидев открытое лицо и доброжелательный взгляд, добавил: - Петро Чернобай... Дорошенковского полковника Якима сынок... Хотя молодой, а жила! В паны лезет!.. Вот и построил... чужими руками...
      "А-а, Чернобай... Так это он проскакал только что", - подумал Звенигора, его-то он действительно встречал и раньше.
      Два года тому назад Чернобай приезжал на Запорожье с письмом от правобережного гетмана Петра Дорошенко. Чернобай держался высокомерно, и запорожцы пригрозили привязать его к лошадиному хвосту, если он не уберется ко всем чертям из Сечи.
      Видя, что горячие головы могут исполнить угрозу, Серко приказал Звенигоре с десятком казаков проводить Чернобая в степь и там отпустить на все четыре стороны: посланец все-таки!
      - Знаю такого, - сказал Звенигора и, вспомнив опустошенный татарами хутор, добавил: - Однако вы напрасно на него в обиде... В окрестностях рыскают татары, в крепости можно переждать лихое время.
      - Татары? Где? - Крестьянин вздрогнул.
      - Камышовку спалили... Я чуть было не наткнулся на их конный отряд. Всех увели в неволю. А младенцев и стариков перебили...
      Крестьянин изменился в лице.
      - Спасибо, казак, за весть! Я побегу... Надо тревогу поднимать...
      Он бросил ведра на землю и быстро побежал в крепость.
      Напоив коня, Звенигора выскочил из села в степь. Гнал коня изо всех сил, не жалел. Было бы глупо попасть в руки татар в самом начале пути. С жеребца летела желтая пена, он тяжело дышал.
      Стал придерживать коня только тогда, когда въехал в лес. Узкой тропинкой взобрался на холм и остановился.
      Вечерело.
      На голой вершине, открытой всем ветрам, стояла старая, почерневшая от времени мельница с обломанными крыльями. Вокруг ни души. Даже дорога и тропинки, вившиеся к ней по лесу, позарастали бурьяном и кустарником. Видно, давно уже не привозили сюда зерна для помола, давно отгрохотали и остановились каменные жернова.
      Звенигора привязал коня к обгрызенной коновязи, а сам, вытянув занемевшие ноги, сел на дубовую колоду, прислонился спиной к стене ветряка и закрыл глаза. Почувствовал, как усталость сковывает тело, задремал.
      Неожиданно в вечерней тишине послышалось какое-то шуршание и тихие вздохи. Звенигора подскочил и оглянулся... Что за чертовщина! Нигде никого! Неужели притаился кто на мельнице? Или ему почудилось?
      Он притих, прижавшись ухом к холодным замшелым доскам. И снова послышался шорох. Потом тихий жалобный стон. Словно кто-то беззвучно плакал. Звенигора вскочил на ноги и кинулся к дверям. Они были закрыты железной цепью и приперты крепким дубовым колом.
      "Странно, - подумал казак, вытаскивая из дерева скобу, - кому понадобилось запирать эту ветхость?"
      Двери со скрипом открылись.
      - Кто здесь? - спросил Звенигора, входя внутрь.
      В ответ - тишина и темнота. Сделал несколько шагов дальше, и серый вечерний свет, вырвавшись из-за его спины, упал на утоптанный тысячами ног пол и косматые внутренности ветряка - короб для муки, жернов, узкие ступеньки, ведущие куда-то вверх, опутанные паутиной балки.
      - Кто здесь? - снова спросил казак, всматриваясь во что-то темное у противоположной стены.
      Оттуда послышался приглушенный стон. Темная груда зашевелилась. Удивленный Звенигора приблизился и чуть не вскрикнул от неожиданности: на полу лежали три девушки. Руки и ноги связаны веревками, во рту - тряпки. Все трое дрожали от холода, хотя одеты были хорошо.
      - Кто вы? Как очутились здесь? - Звенигора вытащил тряпье, разрезал саблей веревки.
      Перепуганные, окоченевшие девушки еле поднялись на ноги. Но, пройдя несколько шагов, в изнеможении присели, с тревогой и недоверием поглядывая на незнакомца.
      Девушки были очень красивые. И Звенигора начал догадываться, какая судьба забросила их в эту старую мельницу.
      Девушки трепетали, как вишенки в грозу.
      - Откуда ты? - обратился к русокосой, что сидела поближе.
      - Из Чигирина, - тихо ответила девушка. - Поповна я... Меня из дома выкрали какие-то неизвестные...
      - А вы? - Звенигора посмотрел на двух чернявых.
      - Мы сестры... Из Корсуня... Нас схватили в дороге, когда мы возвращались с братом из Черкасс, где живет наша тетка... Брата убили, а нас вот завезли неведомо куда... И не знаем, что нас ждет...
      - Не трудно догадаться, - тихо пробормотал Звенигора. - Вас хотели продать татарам в гарем... Какие-то мерзавцы связались с татарами и торгуют живым товаром!
      Девушки залились слезами. Сестры обнялись, а русоголовая протянула руки к Звенигоре:
      - Отпусти нас! Спаси нас!
      - Я вас развязал не для того, чтобы держать. Бегите отсюда, да побыстрее!
      Девушки снова вскочили на ноги. Однако счастье их было слишком коротким, они не успели даже во двор выбежать. За стеной послышался стук копыт - у мельницы остановились три всадника. Увидев коня и открытые двери, они стремглав спрыгнули на землю и бросились к мельнице, на бегу вытаскивая сабли.
      Девичий крик прорезал вечернюю тишину. Звенигора выхватил из ножен саблю, стал в дверях. Несмотря на густые сумерки, он опознал в одном из тех, кто бежал к ветряку, Чернобая.
      Так вот чьих рук это позорное дело! Бывший служака Дорошенко, потеряв господина, который вынужден был сдаться на милость царя и гетмана Самойловича, теперь стал настоящим разбойником!
      - Стойте! - крикнул Звенигора. - Если вы приехали за девчатами, то ничего не выйдет! Не возьмете! Я не позволю ими торговать! Разве что переступите через мой труп!
      - И переступим! - выкрикнул Чернобай и скрестил со Звенигорой сабли.
      "Скверное дело: я один, а их трое, - подумал Звенигора, отбивая первый выпад Чернобая. - Совсем скверное... Вот если судьба поможет мне одолеть Чернобая, холопы сами удерут отсюда".
      Он стоял на ступеньках, на голову выше противника. Лязг и скрежет сабель разносились в тихом морозном лесу. Сильная и ловкая рука метко отбивала короткие, но опасные выпады Чернобая. За спиной слышались перепуганные крики и плач девушек,
      Под натиском Звенигоры Чернобай немного отступил. Его хищное лицо с тонким длинным носом и закушенной губой застыло от напряжения и походило сейчас на маску, из груди порой вырывался натужный хрип. Чернобай, видно, смекнул, что перед ним искусный боец, и сотнику стало душно. Левой рукой он рванул ворот кунтуша.
      - Жарко стало, Чернобай? Подожди, станет еще и холодно! - насмешливо промолвил Звенигора, зная, как насмешка выводит противника из равновесия.
      - Ты знаешь, как меня звать? - вскрикнул удивленный Чернобай.
      - А почему бы и нет? Такого видного казака да не знать! - издевался Звенигора, ни на миг не спуская взгляда с сабли противника. - Запорожцы помнят, как ты приезжал в Сечь от Дорошенко. Жаль, что не снесли тогда твоей головы - не торговал бы теперь нашими девчатами!..
      Лицо Чернобая перекосилось, смертельно побледнело.
      - Хлопцы! - прохрипел он.
      Что-то просвистело в воздухе. Звенигора не успел отклониться, и тугая петля сдавила ему горло. Он хотел перерубить аркан саблей, но сильный толчок свалил его на пол. Парни вырвали саблю из руки, наставили пистолеты. Сзади послышался отчаянный девичий крик.
      Тяжело дыша, Чернобай наклонился и прошипел в лицо:
      - Ну, собака, попался? Теперь мы поговорим иначе!
      Они смотрели в глаза друг другу. Чернобай злорадно кривил в усмешке тонкие губы. На его бескровном лице застыло выражение жестокой радости.
      Звенигора знал: Чернобай ни за что не оставит в живых свидетеля своего гнусного преступления. И никто не узнает, куда делся казак, что с ним произошло. Зря будет выглядывать его больная мать из окошка хаты в далекой Дубовой Балке, напрасно будет ждать известий кошевой Иван Серко...
      А Чернобай, словно читая его мысли, цедил сквозь зубы слова, которые терзали сердце, как грязные когти рану.
      - Мальчишка! Сопляк! Кому ты вздумал стать поперек дороги? Ха-ха-ха! Чернобаю! - Он говорил о себе в третьем лице. - Надо быть последним дурнем, чтобы решиться на такое! Я вижу, ты уже каешься. Тебе не хочется умирать. Еще бы! Ты уже понял, что за ошибку - стать на пути Чернобая - ты рассчитаешься своей дурной головой! Ты ведь уже жалеешь, что вступился за тех пташек! - Он кивнул головой на ветряк, где один из парней снова связывал девушек. - Тебя мучает мысль, что никто никогда не узнает о твоей смерти... И не узнает! Ты скоро отправишься на тот свет!.. С моей помощью, конечно!.. Ха-ха-ха!..
      Звенигора вздрогнул от этого хриплого смеха, как от прикосновения гадюки. Понимая, что терять уже нечего, он внезапно рванулся и ударил врага ногами в живот. Чернобай вскрикнул и кубарем покатился по земле.
      Его парни кинулись на Звенигору. Один рукояткой пистолета с размаха ударил по голове, другой, бросив девчат, навалился всем телом, заломил казаку руки назад.
      - Не убивайте! - крикнул, корчась, Чернобай. - Я сам!
      Парень помог ему подняться. Согнувшись и держась за живот, он медленно подошел к Звенигоре, выхватил из ножен короткий татарский кинжал. Перекошенное от боли и злости лицо посинело, как у мертвеца, оскалилось неестественно дикой гримасой.
      "Куда ударит? В сердце? В живот? Или перережет горло?" - мелькнула в голове казака мысль.
      Почему-то совсем не чувствовал страха. Словно не о его жизни шла речь. Тело казалось чужим, деревянным. Только снова в мозгу, как молния, мелькнула мысль: "А поездка в Турцию? Что подумает Серко? Ведь он никогда не узнает, что со мной случилось... А мать? Бедная моя!.."
      Но Чернобай не ударил. Подержав кинжал в руке, скользнул взглядом по кустарнику и крикнул парням:
      - Хлопцы, мигом очистите ровненький граб и хорошенько заострите посадим эту стерву на кол! Да быстрее!
      Парни выхватили сабли и побежали к лесу.
      В это мгновение со склона донесся резкий свист. Потом повторился. Кто-то, очевидно, подавал сигнал тревоги...
      - Назад! - крикнул Чернобай, и парни подбежали к нему. - Бросьте его на коня! Возьмем с собой. Сейчас некогда. Но, клянусь пеклом, он у меня еще сегодня будет корчиться на колу!
      Сопя и ругаясь, парни подхватили Звенигору, взвалили на коня, арканом связали ноги, крепко приторочили к седлу. Потом то же самое проделали с девушками.
      Подъехал всадник.
      - Что там? - тихо спросил Чернобай.
      - Кто-то едет по склону вверх.
      - А, черт! Заткните ему рот, а то, не ровен час, начнет кричать.
      Звенигоре всунули в рот шершавый вонючий кляп. Дышать стало тяжело. От удара пистолетом гудела голова.
      - Ну, айда! - Чернобай вскочил на коня. - Митрофан, береги мне его как зеницу ока. В случае опасности нож под ребро. Чтоб и не пикнул!
      Отряд рысью выехал на лесную дорожку, что петляла меж голых деревьев. Никто не разговаривал, только глухо топали копыта.
      Вскоре началась степь. Густые сумерки окутывали землю.
      Луна еще не взошла, и холодное зимнее небо серым колпаком опускалось сверху.
      У Звенигоры затекли завязанные ноги и руки. Вонючая тряпка не давала дышать. Он старался вытолкнуть ее изо рта языком, но только наглотался шерсти.
      Дороге, казалось, не было конца. Около полуночи остановились в редком кустарнике. Чернобай пропал в темноте и вскоре возвратился в сопровождении всадника, в котором Звенигора узнал татарина.
      - Езжайте за нами, - приказал Чернобай парням, а сам с татарином поехал впереди.
      Они спустились в глубокий овраг, где горел костер. По склонам паслись стреноженные кони. На холодной, промерзшей земле сидели и лежали люди захваченные в полон мужчины, женщины, подростки. Возле них с обнаженными кривыми саблями ходили татары-часовые.
      Заметив прибывших, от костра поднялись двое, придержали коней у Чернобая и сопровождавшего его татарина.
      - Али, - обратился к нему Чернобай, - смотри товар, у меня времени мало.
      С этими словами он кивнул парням, чтобы сняли с коней девушек. Бледные от страха и переживаний, они испуганно смотрели на татарина, который зацокал языком и расплылся в радостной улыбке.
      - Ай-вай! Якши! Дуже допре! - путал он татарские и украинские слова. Якши ханум!13 Ага14 знает толк! Недаром моя делал такой опасный поход. Будет чем продавать в Кафу!15
      Он подошел к девушкам, грязными пальцами поднимал их подбородки и, цокая языком, заглядывал в глаза. Несчастные онемели от страха, вздрагивали от омерзения, но Али не обращал на это никакого внимания.
      - Ай-вай! Якши ханум, - удовлетворенно повторял он. - Спасибо, мий дорогой труже, спасибо, ага Петро!
      - Товар для ханского гарема, - сказал Чернобай. - Плати деньги, Али!
      Покрытое оспой лицо татарина сразу стало суровым, непроницаемым. Глаза сузились.
      - Сколько?
      - По полторы тысячи цехинов!16
      Али проглотил слюну, словно подавился.
      - По пятьсот.
      Чернобай отрицательно покачал головой.
      - По шестьсот. - Али облизал языком пересохшие на морозе губы.
      - Ты выручишь по три тысячи, Али. Я знаю. Таких девчат еще никогда не продавали ни в Кафе, ни в самом Стамбуле. Они стоят больше, чем все твои невольники. - Чернобай скосил глаза в ту сторону, где ясырь. Мне они тоже не даром достались...
      - Знаю, каждый охотник, выходя на охоту, рискует... Но денег ты за них не платил.
      - Не стоила б овчинка выделки... Так какое твое последнее слово?
      - По восемьсот - и ни цехина больше!
      - Хорошо, - согласился Чернобай. - Но в случае опасности... сам понимаешь, они должны навек замолкнуть. Я рискую головой!
      - Зачем такая разговор! - обиделся Али. - Не маленькая я, знаю. Удар саблей - башка с плечей!
      Из-под полы засаленного тулупа достал мошну, отсчитал деньги, потом кивнул на Звенигору:
      - А этого за сколько?
      - Этот не продается, - сердито ответил Чернобай.
      - Жаль. Видно, крепкая казак. Дуже допре работника могла стать. Бакшиш за него дала бы большой! Может, продашь?
      Чернобаевы парни переглянулись. Один из них крякнул, очевидно желая что-то сказать. Но Чернобай поспешно отрезал:
      - Нет, он мне самому нужен. Прощай, мурза. Наш договор остается в силе?
      - Конечна. Моя думает, будут еще на Украине красивые девчата? - Али хихикнул. - Прощай, ага Петро! Пусть бережет тебя аллах!
      Чернобай вскочил на коня, еще раз махнул рукой, прощаясь с Али, и небольшой отряд из пяти всадников нырнул в темноту.
      6
      Промерзшая земля звонко гудела под копытами коней. Шелестел колючий обледеневший бурьян. Щербатый месяц раскачивался посреди неба, словно пьяный, и казалось, вот-вот сорвется и трахнется лысиной об крутой холм. И тогда настанет тьма.
      Звенигора знал, что не месяц качается, а он сам колышется в седле. Тело совсем занемело. Туго связанные руки и ноги затекли, он перестал их чувствовать. Жесткий кляп ободрал ему и язык и рот, приходилось глотать собственную солоноватую кровь. Нестерпимо хотелось пить.
      Его везли на смерть. Он знал об этом. Но где произойдет казнь и какую лютую смерть придумал Чернобай, его уже не интересовало. Лишь бы скорее все кончилось...
      У высокого кургана, что виднелся на фоне синего неба, Чернобай остановился.
      - Митрофан, на вершине много камней... Пойди принеси каменюку для этого байстрюка. Да не мешкай! - Парень бросился к кургану, а Чернобай обратился к Звенигоре: - Только не думай, чертово отродье, что мы тебя утопим. Нет, голубчик, это была бы слишком легкая смерть для такого... Мы посадим тебя на кол и подождем, пока он вылезет у тебя через горло... Вот какой смертью помрешь, голубчик!.. Зато и на том свете закажешь всем за тридевять земель обходить Чернобая!.. А потом привяжем тебе на шею камень и кинем в озеро, на корм карасям. Чтоб и следов не осталось!.. Ну как? Нравится?.. Нет?.. То-то же!
      Он говорил бы и дольше, так как картины предстоящих мук врага доставляли ему удовольствие, но парень вернулся с камнем, и отряд тронулся дальше.
      Через час они выехали на торную дорогу.
      - Скоро озеро, хлопцы, - сказал Чернобай. - Еще верст пять...
      Вдруг он замолк и начал прислушиваться.
      - Вы ничего не слышите?
      Все остановились.
      - Будто всадник скачет, - неуверенно произнес долговязый Митрофан.
      - Не будто, а действительно всадник, - подтвердил другой парень, в белом башлыке. - О-о, слышите? Приближается сюда... Кажись, один.
      Вдалеке слышался звонкий топот - конь мчался галопом.
      - Кто-то спешит в Чернобаевку, - сказал Чернобай и обратился к тому, кто в башлыке: -Отъезжай с этим за кусты, а мы тут подождем - узнаем, кто это скачет...
      Хорь дернул коня Звенигоры и остановился тут же, за кустом.
      Топот приближался. Вот показалась темная фигура всадника - он мчался во весь опор. В мертвой тишине ночной степи громко звенела мерзлая дорога.
      Заметив на дороге незнакомцев, всадник осадил коня.
      - Кто такие? - выдохнул тревожно.
      - А ты кто и куда направляешься? - в свою очередь спросил Чернобай.
      - Я еду в Чернобаевку.
      - К кому?
      - К Петру Чернобаю.
      - Я и есть Петро Чернобай. Что случилось? Что за спешка? Подъезжай сюда.
      Всадник подъехал поближе, пристально вглядываясь в незнакомцев, готовый при малейшей опасности повернуть коня назад.
      Но вот Чернобай поднял голову, и месяц осветил его лицо. Из груди всадника вырвался облегченный вздох.
      - Ф-фу, так и есть - хозяин! - Он подстегнул коня и приблизился вплотную: - Я от полковника...
      - Что с отцом? - вскинулся Чернобай. - Ему хуже?
      - Помирают... Просили, чтоб вы немедля прибыли к нему. Едем!.. Дорога каждая минута!
      - Матерь божья! - вскрикнул Чернобай. - Успеем ли? У меня конь совсем загнан...
      - Авось еще поспеем. Однако мешкать нельзя!
      - Едем! Герасим, ты со мной! А ты, Митрофан, с Хорем... - Он что-то шепнул ему на ухо и с места послал коня вскачь.
      Герасим и посланец погнали коней за ним.
      Хорь, ведя на поводу коня Звенигоры, выехал на дорогу и спросил:
      - Что он сказал, Митрофан?
      - Чтоб мы сами сделали с этим все, что надо.
      - Черта лысого! Мне надоело таскаться по степи! Было бы хоть за что... Чернобай положил в карман полный кошель денег, а нам - кукиш с маком!.. Вернемся домой - не на что будет и горло промочить.
      - Так что ты надумал? - с расстановкой спросил Митрофан. - Порешить запорожца тут и не тащиться к озеру?.. По мне, можно и так. Чернобаю хотелось помучить его, а нам это ни к чему. Пусть легкой смертью помрет!
      - Ну и бестолковый ты, Митрофан, - пробурчал Хорь, поднимаясь на стременах, чтобы хоть немного сравняться с высоким, как жердь, товарищем. Тебе разжуй и в рот положи!.. Я клоню к тому, что Чернобай за девчат нам не даст и злотого. А нам бы неплохо иметь с этой канители какую-нибудь выгоду...
      - И каку таку выгоду? - вытаращил глаза парень.
      - Давай догоним Али, - быстро зашептал Хорь, - продадим ему этого казака! Ты же слышал - он сам хотел его купить. Как ты думаешь, сколько он даст за него?
      - Ты что - сдурел? - испуганно отшатнулся Митрофан. - Чернобай проведает - головы поснимает! У него разговор короткий!
      - А откуда он узнает? Нешто сами разболтаем?.. Скажем: так и так... посадили на кол, а потом камень на шею и бросили в воду. Пусть нырнет в озеро, поищет... Попросим Али, чтобы тоже молчал, а этого парня продал куда подальше, за море.
      Митрофан заколебался, что-то соображая своим тяжеловесным умом.
      - Ну, чего тут долго думать? - не успокаивался Хорь. - Татарин даст за него не меньше ста цехинов. Положим в карман по полсотне. Или у тебя их и так много есть?
      - Кой черт! Даже пива не на что выпить. Шинкарю задолжал...
      - А так враз разбогатеешь! Али заплатит, не первый раз с ним дело имеем... Едем, пока не рассвело. Если татары снимутся, ищи тогда ветра в поле!
      Митрофан почесал затылок.
      - Страшновато, правда...
      Это означало согласие. Нетвердое, неуверенное. Но Хорю большего и не требовалось. Он быстро развернул коней и погнал обратно.
      ...Али долго не торговался. Пощупав мышцы Звенигоры, он понял, что перед ним наилучший товар и сразу же заплатил деньги. Окоченевшего казака сняли с коня и со связанными руками толкнули в толпу невольников.
      7
      Пленников гнали пешком. Только молодых красивых девушек, предназначенных для гаремов, везли на лошадях: то был ценный товар. Пожилых женщин и детей не связывали. Зато за мужчинами следили строго: по десяткам привязывали к седлам и тянули, как скот.
      Звенигора в своей десятке шел первым; руки связаны за спиной сыромятным ремнем, длинный крепкий аркан вокруг пояса неумолимо тянул все вперед и вперед - в Крым, в неволю, на смерть.
      На второй день, когда отряд поспешно, чтоб не заметила издалека казацкая стража, переваливал через высокий холм, впереди встреврженно зашумели голоса.
      У Звенигоры радостно екнуло сердце. Неужели запорожцы?
      Он судорожно стал оглядывать округу, надеясь увидеть рассыпанный строй всадников. Но всюду только безлюдная даль. Чего же заволновались татары? Что их встревожило?
      Вот от отряда отделились пять всадников и галопом помчались в долину. Испуганно вспорхнула из бурьяна тяжелая стая сытых дроф.
      Звенигора взглянул в ту сторону, куда помчались всадники, и у него сжалось сердце. На противоположном склоне долины шли два путника. Что-то очень знакомое было в нечетких контурах их фигур. Кто они? Где он их видел?
      Тем временем всадники скрылись в долине. Путники остановились: очевидно, заметили татар. Потом быстро полезли вверх. Напрасные усилия! Разве убежишь от быстроногих татарских коней? Разве спрячешься от зоркого татарского взгляда в этой голой, безлесной степи?
      Вот один оглянулся, бросил своего товарища и быстро помчался вперед. Задний остановился. Некоторое время стоял неподвижно, будто прислушиваясь к чему-то, а потом, вытянув вперед руки, тоже побежал. Но бежал он как-то неуверенно, неуклюже, спотыкался, падал и все время забирал влево.
      "Слепой! - ужаснулся Звенигора. И сразу узнал кобзаря Сома и его поводыря Яцько. - И занесло же несчастных! В самые лапы степных хищников!"
      Их привели, когда отряд пленных спустился в долину.
      Яцько плакал и испуганно оглядывался, как загнанный зверек. Сом держался спокойно. Его поставили перед Али. Старик поднял седую голову шапку он где-то потерял - и уставился на татарина страшными дырами, в которых когда-то были глаза.
      Али презрительно улыбался.
      - Мальчишку привяжите! Да крепче! Прыткий щенок, еще убежит по дороге... А старика... старика отпустите. Не вести же нам его в Крым!.. Эй, старик, иди себе прочь! Слышишь?
      - Спасибо тебе, - глухо промолвил Сом и шагнул неуверенно вперед.
      Но в это время, вырываясь из цепких рук татарина, закричал Яцько:
      - Дедушка! Дедушка! Куда же ты? А я?..
      Услыхав голос Яцько, кобзарь остановился и нащупал рукой тулуп мурзы.
      - Отпусти мальчонку, добрый человек, и аллах не обойдет тебя своей милостью. Он мал еще... Сирота. Ты немного заработаешь на нем. Не бери греха на душу! - умолял он.
      - Иди! Иди прочь, гяур! - заверещал Али и ударил старика нагайкой по голове.
      Сом схватился за окровавленный лоб и рванулся в сторону. Его длинные тонкие ноги путались в бурьяне как ходули. Торба отлетала, била по спине. Глухо стонала кобза.
      Али схватил лук. Наложил стрелу.
      - Деда! Они хотят убить тебя! Беги быстрей! - закричал Яцько.
      Али натянул тетиву. Послышался резкий короткий посвист черной стрелы. Кобзарь споткнулся, взмахнул руками и упал лицом в бурьян.
      Татары загоготали. Один из них вытащил саблю, кинулся было к старику, чтобы прикончить, однако мурза остановил:
      - Сдохнет и так! Я хорошо попал!
      Он подъехал, нагнулся и выдернул стрелу из спины.
      - Вонючий пес! Разбойник! Зачем убил дедусю? Что он тебе сделал? А-а-а!.. - закричал Яцько.
      Али оскалил зубы. В его узких глазах черным пламенем сверкнул гнев. Широкое скуластое лицо исказилось недоброй усмешкой. Он рванул коня, зло хлестнул Яцько нагайкой по голове. Мальчонка перестал кричать, втянул голову в плечи.
      - Беги сюда! - крикнул Звенигора.
      Яцько проворно шмыгнул в толпу пленников. Те сомкнули ряд.
      Али придержал коня, мерзко выругался.
      - Гяур! Собака! - прошипел отъезжая и давая знак передним трогаться.
      Засвистели нагайки, зазвучали резкие гортанные выкрики. После вынужденной остановки татары еще быстрее погнали пленных.
      Яцько, дрожа всем телом, прижался к Звенигоре. Испуганно глядели светло-голубые глаза из-под белесых волос, которые нависали на лоб.
      - Куда вас понесло, несчастных? - с жалостью спросил казак. - Сидели бы себе в Сечи!
      - Дед Сом хотел проведать родных, - всхлипнул мальчик. - Где-то недалеко здесь живут... Вот и доходились! Дед богу душу отдал, а меня, как курчонка, схватили татары... У-у-у!..
      Мальчик снова заплакал. Звенигора пытался утешить, отвлечь его мысли. Куда там! У самого в горле стоял горький комок, а на сердце давил тяжелый камень.
      ...Перекоп проходили под вечер. Огромное холодное солнце катилось над равниной и кровавым светом заливало узкий перешеек. Крым! По-татарски Кырым17.
      Звенигоре уже приходилось здесь бывать во время похода Серко в Крым, и он знал, что место это называлось "Дорогой слез", "Воротами слез", так как где бы татары ни взяли ясырь - на Правобережье или Левобережье, на Слобожанщине18 или в Галиции, на Дону или под Москвою, - они обязательно проводили его через Перекоп. Ханская стража и мубаширы19, которые постоянно находились в Перекопской крепости, брали за каждого пленника ясак - налог в казну. Здесь конные отряды разделялись на небольшие группки, которые растекались отсюда по всему Крыму. Здесь делили ясырь, разлучая мужей с женами, детей с родителями, братьев с сестрами.
      Пока пленники шли по родной земле, они еще не сознавали полностью всей глубины несчастья, что случилось с ними, надеялись то на побег в дороге, то на неожиданное нападение казаков, то кто знает на что. Здесь теряли последнюю надежду: впереди лежала чужая страшная земля, которая, словно чудовище, пожирала ежегодно десятки тысяч людей и почти никого не возвращала назад.
      Из уст в уста передавалось одно только короткое страшное слово: "Крым!" Задрожали даже мужские сердца. Пленники оглядывались назад, где в серой мглистой дали таяли родные степи, и на глаза им набегали слезы. Запричитали женщины, заплакали дети. Мужчины плакали молча. Слезы падали на сухую, истоптанную множеством ног землю, которая в течение столетий стала бесплодным солончаком. Только горькая рапа20 порою встречалась на ней да росла удушливо-едкая полынь.

  • Страницы:
    1, 2, 3