Святая ночь

      Ученый повернул обратно. Выйдя из рощи, он увидел знакомую фигуру у входа в его дом. Сердце Фида учащенно забилось, но он продолжал спокойно шагать, словно ничего не случилось. Когда взгляды их встретились, он сказал только:
      - Прошло двадцать два года, Ниг...
      - Фид! - Ниг обнял постаревшего друга.
      - Я действительно ошибся? - сдавленным голосом спросил Фид.
      - Сейчас трудно сказать наверняка.
      - На днях соберется Комиссия по водворению...
      - Я написал письмо Верховному собранию с просьбой не спешить с решением.
      - Спасибо, Ниг. Однако до сих пор не был прощен ни один из ученых, допустивших ошибку.
      - Именно поэтому мы и оказались на краю гибели. Ошибавшиеся ученые попадали в Приют и лишались возможности вести исследования, а неошибающиеся жили в свое удовольствие и довели нашу бедную планету... Неужели так трудно понять эту простую истину!
      - Напрасно ты кипятишься, - понизив голос, заметил Фид. - Эта задача не из тех, которые мы можем обсуждать.
      - Если бы мы покидали Унет, какую память о себе оставили бы мы?
      - Я не думал об этом.
      - Ты должен был подумать... Кива будут погребать с почестями?
      - Нет, об этом речи еще не было. Медикам пока не удается установить причину смерти. Попробуют, видимо, оживить его... Ты привез с собой целый ворох загадок. Хватит ли нам времени, чтобы разгадать их?
      Не дожидаясь приглашения, Нияз открыл переднюю дверцу машины, смахнул с сиденья пыль. Усевшись, он бросил портфель назад и уставился на дорогу. Игитали-ака подумал: "Э-э, да парень-то из тех, что любят заноситься". Вопросительно посмотрел на Даврана. Но тот, словно ничего не заметил, открыл заднюю дверцу и сел рядом с портфелем начальника.
      - Трогаемся, Игитали-ака?
      Машина двинулась по ухабистому проселку. Клубы пыли взлетали из-под колес, наполняли кабину. Нияз поспешно поднял боковое стекло. Затем достал из кармана носовой платок, сложил его несколько раз и набросил на шею. Игитали-ака искоса наблюдал за движениями гостя. Что-то не нравилось ему в Ниязе: то ли выражение лица, то ли не к месту франтоватый вид. И все-таки он ничем не выдавал своих чувств - встретить гостя следует как подобает, независимо от того, мил он тебе или нет. Понятие об этом Игитали-ака впитал с молоком матери. Но поделать с собой ничего не может - не по нутру ему этот парень. Видно, поэтому он все не может найти повода, чтобы начать разговор. Да и Давран что-то молчит. Может, не выспался: сидит с закрытыми глазами...
      Когда машина выбралась на большую дорогу, Нияз спустил боковое стекло. Подставил лицо ветру.
      - Какой воздух, словно каймак! [сливки] - сказал он.
      Игитали-ака слегка улыбнулся и кивнул головой.
      - Машина ваша собственная?
      - Да, собственная.
      - Вы изрядно потрепали ее.
      - Дорогу вы сами видели, благо еще машина терпит.
      - Сколько вы за нее заплатили? Продайте ее, пока она совсем не развалилась.
      - Зачем?
      - Как зачем? Купите новую.
      Разговор начал Нияз. Долг хозяина обязывал Игитали-ака поддержать беседу. Поэтому Игитали-ака, не глядя на гостя, сквозь зубы сказал:
      - Не-ет, я не могу ее продать.
      - Как это "не могу продать"? Да она у вас уже прошла восемьдесят тысяч, раскрутите назад вот эту штуковину, доведите показания спидометра до двадцати тысяч, смажьте, подтяните кое-где, протрите, и все дела. Пригоните в город и продадите по меньшей мере за шесть тысяч - ручаюсь за это.
      - Если захочу продать - покупатель и здесь найдется. Только, дорогой гость, я не умею ловчить. Да и главное - эту машину мне дали в награду. Она мне дороже любых денег.
      - В награду?!
      - Да.
      - Где вы работали прежде?
      - А где Может работать житель кишлака - хлопок выращивал.
      - Вы были механизатором?
      - Когда возникала необходимость, был и механизатором.
      - Да-а, бросить такую работу!.. Я слышал, они огребают кучу денег...
      Нияз не смог закончить свою мысль. Давран слегка толкнул его в плечо. Нияз обернулся.
      - Проснулся?
      - Сейчас будем проезжать барханы.
      Однако Нияз не понял знака Даврана и, вместо того чтобы прервать неудачный разговор, продолжал:
      - Я слышал, что некоторые живут в свое удовольствие до самой осени, а на поле выходят с началом уборки урожая. Соберут пятьсот или шестьсот тонн хлопка, загребут денег на машину и опять отдыхают до следующего сезона. Это верно?
      Игитали-ака взглянул на Нияза.
      - Возможно, есть и такие.
      - Вы не обижайтесь, я не хочу сказать, что вы из таких.
      - Ба-а, дорогой гость, даже и не подумаю. Продолжайте, не стесняйтесь.
      - Выходит, вы неплохо работали, если вас наградили машиной. А ордена у вас есть?
      - Есть.
      - Сколько?
      - Стоит ли их пересчитывать?
      - Да я так, ради интереса... Во всяком случае, меня удивляет, почему вы в экспедиции.
      - Врачи посоветовали, чтобы я сменил профессию... Смотрите, только что мы ехали по цветущей долине, и уже начинается пустыня. - Игитали-ака явно хотел перевести разговор на другую тему.
      Деревья вдоль дороги поредели. А скоро за окнами машины поплыли песчаные барханы. Даврану казалось, что эти пески скрывают от взора людей тайны древности. Пески в Кызылкумах или Каракумах никого не удивляют. Однако встреча с небольшим клочком пустыни прямо в центре цветущей долины наполняет душу какой-то тревогой. Во всяком случае, так бывает с Давраном, когда он проезжает этой дорогой. "Что это? Каприз природы? Скорей всего в древние времена вся Фергана выглядела так и благодаря настойчивости народа превратилась в цветущий сад. Может быть, наши деды и прадеды, сражавшиеся с песком, оставили в качестве напоминания грядущим поколениям этот кусочек пустыни, нечто вроде естественного музея?.."
      - Кажется, в песках что-то посажено? - спросил Нияз.
      - Деревья саксаула, - ответил Игитали-ака.
      - Саксаула? Это еще зачем? Ведь эти места хотели осваивать?
      - Пески занимают площадь около десяти тысяч гектаров. Что можно было, освоили. Навозили на песчаный слой земли, сверху набросали слой плодородной почвы и сейчас сеют хлопчатник. А саксаул сажают для того, чтобы барханы не ползли на посевы. Тяжело приходится. Каждый год принимаются за посадки.
      - Что, не прививается?
      - Прививаться-то прививается, но едва росток пробьется наружу, как сюда пригоняют скотину. Сколько скандалов было из-за этого. И штраф платили. Но положение остается прежним. Если к саксаулу не притрагиваться в течение двух лет, потом горя знать не будешь - прибыль пойдет горой.
      - Игитали-ака, вот вы дехканин, - сказал Давран. - Со временем от песков не останется и следа - пустыню осваивают. Но как вы считаете: правильно ли это будет?
      - Не в характере нашего народа сидеть сложа руки. Стоит узбеку увидеть клочок свободной земли, он тут же что-нибудь посадит. Вот и на месте пустыни он разобьет сады.
      - Но правильно ли это будет?
      - А чего тут неправильно?
      - Полное уничтожение пустынь окажет вредное влияние на климат.
      - Вы люди ученые, а мне откуда знать? Мое дело работать. - Он на минуту задумался, затем произнес: - Конечно, климат тоже меняется. Не потому ли так часто люди стали умирать внезапно? Раньше подобных случаев было мало. А теперь о них слышишь чуть не каждый день. В кишлаках, правда, не так много, больше в городе. Интересно, в чем же причина?
      - Причина проста: давление крови... - важно сказал Нияз, разминая сигарету.
      Игитали-ака так и не услышал объяснения внезапных смертей. Нияз быстро перевел разговор на новую тему: о страшном урагане, пронесшемся над Америкой. Давран усмехнулся: он знал, что Нияз любит щегольнуть своей мнимой образованностью. И то, что сей "ученый муж" не сумел дать ответа на вопрос дехканина, лишний раз свидетельствовало о его невежестве. Хотя причины ишемических заболеваний давно известны любому образованному человеку.
      Остановились в райцентре возле книжного магазина. Директор, невысокий плотный мужчина, обнял Даврана как родного брата, остальных приветствовал крепким рукопожатием. Давран представил его: "Камалходжа. Вместе учились в школе, женился здесь и остался в этом районе". Узнав, что гости собрались на рыбалку, Камалходжа попросил немного подождать, сел в свой "Запорожец" и куда-то уехал. Вернулся он через полчаса. К багажнику на крыше машины был привязан невод. Вместе с директором магазина приехал высокий худой парень. Это был Закирали - самый заядлый рыбак в округе. Камалходжа представил приятеля гостям.
      - А родился он в год верблюда [двенадцатилетний цикл летосчисления на мусульманском Востоке, каждый год которого носит название животного (мышь, корова, тигр, заяц, рыба, змея, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья); год верблюда - выдумка Камалходжи], - добавил он шутливо.
      - Не удивляйтесь, гости дорогие, - сказал Закирали, парируя шутку друга, - с тех пор как книжным магазином стала заведовать корова, цикл летосчисления увеличился на один год.
      Все от души рассмеялись. Затем забрались в машину Камалходжи и отправились к реке. Пока ехали, не смолкали шутки, смех.
      На песчаном берегу Закирали сразу же снял невод с багажника, разложил его и начал латать порванные места. При этом он ворчал, что сети не стоит доверять даже признанным "королям" рыбной ловли, и выругался в чей-то адрес. Тем временем Камалходжа открыл багажник и вытащил две старенькие курпачи [узкие стеганые одеяла], сумку с продуктами и выпивкой.
      Вскоре невод был готов. Запирали с Камалходжой вошли в воду. Распустив снасть, они тянули ее за оба конца и медленно продвигались против течения. Невысокий Камалходжа шел возле берега, а Закирали ближе к середине, где вода доходила ему до плеч. Если попадались ямы, голова его скрывалась под водой, затем он выныривал вновь и молча махал рукой остановившемуся другу: что встал? Таким образом, рыбаки удалялись все дальше.
      Нияз некоторое время наблюдал за ними, затем разделся, аккуратно сложил одежду, убрал ее на сиденье машины и лег на расстеленную курпачу. Его, видно, разморило на солнце - через минуту он уже спал, приоткрыв рот. Давран скатал вторую курпачу наподобие подушки и, подсунув ее под голову коллеге, пошел к реке. Игитали-ака принялся разводить костер. Ветви деревьев и кустов склонялись к самой воде, мокрая листва блестела под солнцем, словно вырезанная из жести. Все вокруг во власти тишины. Глядя на этот пейзаж, Давран забыл о своем намерении искупаться. Его раздумья прервал шум мотора. Кто-то плыл по самой середине потока. Но вот лодка повернула в его сторону и через минуту мягко ткнулась в песчаный берег. На песок прыгнул юноша в брюках с закатанными до колен штанинами, в тюбетейке, надвинутой на самые брови.
      - Думал, нарушители порядка, а тут, оказывается, свои, - сказал он с улыбкой. - Похоже, здесь где-то Закирали-ака. Не узнаете меня? Я племянник Камалходжи-ака. Мы виделись с вами в прошлом году. Тогда я тоже работал в магазине.
      Давран узнал парня, но никак не мог вспомнить его имя.
      - Теперь мне поручено охранять эти места, - сказал юноша. - Хотите, прокачу вас до острова?
      Давран кивнул и влез в лодку. Племянник Камалходжи оттолкнул лодку от берега, завел мотор.
      - Хотите посмотреть на диких коз? - спросил словоохотливый парень. Вообще-то это обыкновенные домашние козы. Они как-то умудрились перебраться через реку прошлым летом, когда стояла засуха и воды было Мало. А потом уже не смогли пройти назад и одичали. Как только завидят человека, убегают.
      - Вон, смотрите, побегут, если подплывем ближе, - сказал он, когда до острова оставалось несколько десятков метров.
      Давран бросил быстрый взгляд в указанную парнем сторону. Среди зарослей неподвижно стояли три белых козы и настороженно смотрели на лодку. Как только подплыли ближе, они словно по команде повернулись и бросились в глубь острова.
      - Видели, совсем одичали. - С этими словами племянник Камалходжи повернул лодку и прибавил обороты двигателя.
      - Что теперь с ними сделают? - прокричал Давран, чтобы собеседник услышал его сквозь рев мотора.
      - Когда уровень воды в реке опустится, пойдут в кишлак и объявят, чтобы хозяева забрали их. Иначе пристрелят.
      - Кто?
      - Да общество охотников. Говорят, что эти места превратят в заповедник. Поэтому пасти домашний скот здесь нельзя. Оказывается, в древние времена здесь водились дикие животные: от джейранов до тигров. Теперь, говорят, их вновь завезут сюда и будут разводить.
      Лодка шла теперь совсем рядом с берегом острова. Давран не отрывал глаз от зарослей. Ему чудилось, что из-за каждого куста поблескивают глаза коз. "Убежали, испугавшись человека... И это домашние животные, прожившие с ним тысячелетия. Что же говорить о диких зверях? Наш предок охотился, чтобы не умереть с голоду. А мы убиваем просто так, ради интереса. При раскопках мы обнаруживаем следы неизвестных животных, отпечатки неведомых растений. Какие из них исчезли с лица Земли по вине человека? Хорошо, что сейчас начали охранять сохранившихся редких животных. Но ведь нельзя уже вернуться назад, к той близости с природой, которая была естественной для доисторического человека..."
      - Эге-ге-е! - Сидевший на корме племянник Камалходжи поднялся и замахал рукой. Давран теперь только заметил у противоположного берега ловивших рыбу друзей, те в ответ тоже кричали и размахивали руками. Подплыли к ним, помогли выбрать невод. Дюжина крупных сазанов и усачей билась в мокрой сети. Закирали ловко выпутал рыбу, сложил улов в сумку. Подмигнул Камалходже: "Не арестует нас твой племянник?"
      Все дружно расхохотались.
      Нияза разбудили, когда уха была готова.
      - Забудь сейчас о раскопках, я был, видел, с меня хватит. Поверь, я поддержу тебя. Работа у тебя пойдет, - говорил Нияз Даврану.
      - У Даврана одна работа на уме. А человек не машина, ему нужен отдых, вмешался в их разговор Камалходжа.
      Но сколько ни упрашивал Камалходжа, Давран стоял на своем. После ужина, выпив пару пиалушек чая, отправились в путь, поручив Нияза заботам Камалходжи.
      Отъехав от гостеприимного дома, заговорили о завтрашних делах. Обоим было неловко даже упоминать о Ниязе, оставшемся "гостить" у малознакомых людей. Наконец Игитали-ака, вздохнув, спросил:
      - Судя по словам этого вашего сослуживца, он может прекратить все работы. Это правда?
      - Правда, - кивнул Давран.
      - Но он говорит: "Поддержу", - может, все будет в порядке?
      - А вот в этом я сомневаюсь. Если он заявит, что работы следует остановить, их, несомненно, остановят. Но если скажет, что надо продолжать раскопки, - их все равно могут прекратить. Он ведь слабая личность.
      - Я слышал, Асаджан тоже спорил из-за этого места. Чем же не понравилась ваша работа тому сильному человеку?
      - У них была личная вражда.
      - У нас в кишлаке на смех поднимут, если сказать такое. Все уверены, что ученые - самые умные, кристальные люди. А вражда - это удел всяких неучей, бездельников, невежд.
      Давран улыбнулся. Он и сам был такого же мнения, когда учился в школе. Да и на первых курсах института преподаватели с ученой степенью казались ему чуть ли не святыми. Когда до него стали доходить всякие сплетни о преподавателях, он поначалу просто отказывался их слушать. Но с годами он убеждался в том, что ученые не так уж отличаются от простых смертных, что и в их среде можно встретить недоброжелательство, подлость. Немало здоровья унесли у Асада Бекмирзаевича его постоянные стычки с руководством института, с теми, кто завидовал его научным успехам...
      Видя задумчивость спутника, Игитали-ака не стал докучать ему разговорами. Когда машина въехала на неосвещенную улицу кишлака, он предложил: "Переночуйте у меня, а утром сын отвезет нас на работу". Но Давран не согласился и попросил высадить его возле шоссе.
      До палатки оставалось каких-то сто метров, когда знакомый звук заставил Даврана остановиться. Раздался слабый свист. И снова повторился этот звук, напоминающий скрип двери. Перед глазами археолога все поплыло, и он неожиданно для себя сел на обочине дороги. Окрестность осветилась человеческая фигура огромного роста, окруженная сиянием, двинулась к Даврану...
      Во время своего путешествия на Эрл Ниг часто думал о том, как он встретится с родными после полета, как сложатся их взаимоотношения в дальнейшем. Оставшиеся на Унете значительно постареют, жизненного опыта у них будет намного больше, чем у космонавтов. Неудивительно, если друг, с которым он делился всеми своими помыслами, станет чужим, а единомышленник - идейным противником. Ведь за это время на родной планете пройдет бездна времени...
      По окончании карантина он получил разрешение общаться с унетянами, и на него обрушилось столько новостей, столько разноречивых мнений, что он невольно стал ощущать себя отставшим от жизни, каким-то чужаком среди своих. Даже с женой не получалось разговора по душам. Дети - сын и дочь тоже отдалились от него: ведь они росли, не зная отца. И при первой же встрече с Нигом они заспорили. Нимало не смущаясь, они говорили о собственном отце как об одном из тех, кто нанес вред обществу: провал экспедиции на далекую планету лишал унетян последней надежды. Нигу и в голову не приходило, что ему придется выслушать такое от собственных детей. Поэтому, узнав, что Фида собираются поместить в Приют, он не удивился и даже не разгневался. С тех пор как они с Кивом отправились в космос, к ученым начали относиться еще хуже - на них стало принято сваливать все беды угасающей цивилизации.
      Жена сильно постарела. Ходит с трудом. По всему видно, что старуха доживает последние месяцы. И рядом с ней - Ниг, молодой, полный энергии. Он готов снова ринуться в космические бездны, искать в бесконечных пространствах Вселенной Надежду для унетян.
      Ниг чувствовал себя потерянным, никчемным. Прежде стремление вернуться на Унет, к жене и детям придавало ему силы.
      - Я думал, меня встретят и внуки, - сказал он однажды, когда сын к дочь собирались спать и выбирали для себя программу сновидений.
      - Вы бесконечно отстали от жизни, - ответил первенец таким тоном, который покоробил Нига. - Уже восемь лет как действует постановление, запрещающее иметь детей.
      - Вот как? - опешил отец.
      - С тех пор как репутация ученых-естественников упала в глазах общества, для нас на первом месте стоит философия. Администраторы тоже прислушиваются к современным мыслителям. Особенно распространены идеи Мала - он говорит, что биологическое продолжение рода абсурдно, и не видит смысла в создании семьи. Сначала его последователи женились или выходили замуж только потому, что это была дань традиции. А теперь и в этом не стало необходимости. После декрета о запрещении деторождения были повсюду созданы Дворцы любви.
      - Это философия эгоистического невежды, - воскликнул Ниг. - Жить для самоуслаждения, не имея никаких обязательств перед прошлым и будущим! Вы нарушаете великий закон жизни - она никогда не может прерваться сама по себе. Только насилие или катастрофа могут остановить ее. Подлые идейки Мала - кредо врага жизни...
      Жена Нига, схватившись за грудь, закашлялась. Сын быстро захлопнул окно, опустил штору.
      - Видите? Попробуйте-ка продолжать жизнь на этой раскаленной сковородке, если у вас не будет кондиционера... По-вашему, я должен желать своим детям этого? А дальше будет хуже. Нет, я не хочу, чтобы они задохнулись во имя утверждения вашей оптимистической философии. Что они увидят, появившись на свет? Сколько проживут? Сколько лет мы протянем сами?
      - Вы просто духовно деградировали. Каким еще словом можно назвать отказ от борьбы?
      Действительно, многое изменилось. Умом понимая это, Ниг никак не мог принять сердцем новые порядки. Он тосковал по прошлому, по той цельности, которая встречалась еще среди людей его времени. Поэтому он и пришел к Фиду.
      Старый друг говорил с болью, с горячностью - видно, много накопилось у него на душе. Нет, не все унетяне простились с надеждой. Хотя говорить сейчас небезопасно, есть еще те, кто верит в будущее планеты, готов бороться за продолжение жизни. Философия пессимизма не новость, она всегда пыталась мешать развитию общества. Но она перешла в наступление в самый тяжелый момент, в тот момент, когда, напротив, необходимо было собрать все силы для поисков выхода из тупика.
      - Многие из тех, кто пытался противостоять заразе "закатничества", попали в Приют. Другие не выдержали борьбы - Кив, например.
      - Я слышал. Но не стоит сожалеть о нем, - жестко сказал Ниг.
      - Почему?
      - Он убил сам себя. Он совершил предательство.
      - Кого же он предал?
      - Сначала себя, потом общество, науку. Я не умею сожалеть о трусах.
      - Ты чрезмерно требователен... Ты отсутствовал долгое время. Очень многое изменилось.
      - Пессимизм приближает катастрофу, и мы должны остерегаться его, как инфекции. Ученый обязан воспользоваться даже самым последним шансом. От смерти никто не убежит. Но надо быть готовым встретиться с ней лицом к лицу...
      А вот мой отпрыск предпочел бы, чтобы она застала его в момент, когда он нацепил на себя шлем проектора сновидений, - горько произнес Ниг.
      После этой беседы Ниг в течение нескольких дней не выходил из библиотеки, знакомился с последними научными публикациями. Большинство разработок преследовало цели, продиктованные философией Великого Заката: сделать быт последнего поколения унетян как можно комфортабельнее и разнообразнее, не допустить дальнейшего падения уровня жизни из-за предельного истощения ресурсов планеты. Но Нигу попались и другие работы. Авторы их были по-настоящему встревожены торжеством последователей Мала и хотели спасти цивилизацию Унета.
      Ниг часто стоял на берегу. Прикрыв глаза, вспоминал видеозаписи, которые смотрел на звездолете. Там море казалось красивее. Он поежился от холода. Соединив руки за спиной, стал прохаживаться у самой кромки воды. "Если бы сейчас удалось вернуть океану все взятые у него химические элементы, смогли бы мы вновь возродить жизнь в его глубинах?.. Да, мы должны это сделать. Если ресурсов больше нет на Унете, мы отыщем их на соседних планетах. Пусть не удастся найти новое жизненное пространство, можно еще возродить наш старый мир..."
      Тем временем исследователи приступили в лабораториях Центра космоплавания к осмотру образцов, доставленных с Эрл. Когда очередь дошла до изваяний и их подвергли систематическому анализу, произошла сенсация: это были окаменелости органического происхождения! Более тщательное изучение позволило установить набор хромосом и сделать вывод о биологическом родстве обитателей Эрл и унетян.
      Поэтому когда на очередном заседании Комиссии по водворению слушалось дело Фида, Ниг заявил о том, что ученый не ошибался в расчетах - на далекой планете действительно существовала жизнь. И возможно, она погибла совсем незадолго до прибытия экспедиции с Унета. "Что, если Кив сделался жертвой того самого грозного явления, из-за которого население Эрл обратилось в камень?" После долгих прений решение о водворении Фида было отложено до тех пор, пока не будет обследован труп погибшего космонавта.
      Фид немедленно получил назначение в лабораторию, занимавшуюся исследованием окаменелостей. Он энергично взялся за дело. И уже через несколько дней руководимая им группа ученых добилась интересных результатов. Старый друг связался с Нигом и пригласил его зайти в лабораторию.
      - Кажется, мы допустили одну весьма серьезную ошибку, - сказал Фид, едва космонавт появился в его владениях.
      - А, значит, ты все еще надеешься выявить виновника неудачи экспедиции и засадить его в Приют? - саркастически заметил Ниг.
      - Да, боюсь, что кому-то придется иметь дело с Комиссией. Но теперь речь не об этом. Сейчас мы постараемся определить, где была допущена ошибка, - сказал Фид и, обняв Нига за плечи, повел его в соседнее помещение.
      Как только руководитель и его гость вошли, один из сотрудников доложил, что к опыту все готово. Фид вместе с Нигом приблизились к стойке с образцами и реактивами.
      - Эта эмульсия - основа жизни на Эрл. Смесь, со держащая двадцать разновидностей аминокислот Мы превратим ее в камень.
      - Зачем?
      - Возникло одно предположение. Кажется, мы перестраховались и оберегали вас больше, чем это было необходимо. Не погубили ли обитателей планеты Р-лучи, которые предназначались для защиты вас и корабля от биосферы Эрл?
      - На нас ведь они не повлияли?
      - Во-первых, вы были защищены от излучения, а во-вторых, учти разницу в строении своей клетки и клетки обитателя Эрл. У тебя двадцать семь аминокислот, у него двадцать... Готовы? - обратился он к коллегам.
      - Готовы.
      - Начнем.
      Предположение Фида подтвердилось - после облучения эмульсия превратилась в камень.
      Космонавт был подавлен. Ему стало не хватать воздуха, и он шагнул к выходу.
      - Куда ты? - Фид бросился за другом.
      - Столько жертв, столько трудов! - сдавленно произнес Ниг. - И все надежды погибли из-за какой-то мелочи...
      - Это Лон виноват! - грозно проговорил Фид. - Его Р-лучам мы обязаны краху экспедиции. Ну ничего, он ответит нам за это.
      - Постой, - с горькой усмешкой сказал Ниг. - Еще недавно ты сам чуть было не угодил в Приют. А теперь хочешь стать палачом другого ученого только потому, что он оказался менее удачлив, чем ты? Нам всем надо объединяться для спасения Унета, а не грызть друг другу глотки.
      Когда Ниг вышел из Центра, был уже вечер, однако дневной зной еще не спал. Огромные куполообразные здания лабораторий тоже дышали жаром. Застоявшийся воздух сух, нигде нет спасения. Скорее домой, в комнату с наглухо закрытыми окнами, со слабо жужжащим кондиционером. "Надо снова лететь на Эрл! Правда, теперь экспедицию организовать сложнее - ресурсы Унета на пределе, да и общественное мнение относится к рекомендациям ученых уже не с тем вниманием..."
      Когда Ниг пришел домой, семья ужинала. Расспросив жену о самочувствии, он сел возле своего столика, нажал комбинацию кнопок раздатчика и взял из открывшегося окошечка пакеты и тубы с провизией.
      - Видно, работы много? - бросил первенец. - Что-то поздно вы стали приходить.
      - Дел хватает.
      - Есть новости?
      - Есть... Мы были правы, готовя экспедицию на Эрл - там должна быть жизнь.
      - Вот как?
      - Да. И проблема переселения по-прежнему на повестке дня. Только для этого нужна решительная, готовая к борьбе молодежь. Ей продолжать цивилизацию Унета на новой планете.
      - Интересно, где вы собираетесь набирать эту романтическую молодежь? саркастически заметил сын. - Вот уже десять лет не рождаются дети на этой проклятой планете.
      - Не мы стояли у истоков прогресса. И остановить его не в наших силах. Такие, как ты, пессимисты и становятся на пути тех, кто борется за предотвращение катастрофы.
      - Возможно, мы приближаем ее?
      - Да. Можно сказать и так. Но время еще не потеряно. Надо отказаться от зловредной философии Мала, приняться за работу. Вырастить поколение, которое пронесет наследие нашей цивилизации через космические бездны и построит новый Унет... До катастрофы еще далеко. Если мы будем бороться, даже твои дети не станут ее свидетелями. Конец приближают излишняя паника, бездеятельность.
      - Вы сами не уверены в своих словах.
      Ниг понял, что продолжать разговор с сыном бесполезно. "Возможно ли найти единомышленников в среде этих юнцов?" - подумал космонавт.
      Через несколько дней после этого разговора Верховное собрание выслушало отчет медиков, исследовавших причины смерти Кива. По мнению врачей, участник экспедиции погиб из-за мощного воздействия на его мозг какого-то неведомого излучения. Однако влияние генератора Р-лучей исключалось, так как никаких следов повреждений в защитной оболочке космонавта не обнаружили. Руководитель лаборатории реанимации считал, что надо попытаться оживить Кива, хотя шансы на удачу были не так уж велики. Верховное собрание одобрило это предложение.
      Ниг был приглашен в качестве консультанта. Психологи полагали, что обстановка, в которой будет происходить оживление, должна быть максимально приближена к той, что окружала Кива в момент гибели. Снимки и видеозаписи помогли создать макет местности - здесь были деревья, дувалы, даже арык с водой. Ниг показал место, где располагались окаменелости, привезенные им на корабле, - именно рядом с ними Кив рухнул замертво.
      Когда все было готово, над макетом возвели купол, под ним предполагалось воссоздать атмосферу Эрл. Умершего космонавта поместили на ложе, оборудованное датчиками, подвели к различным частям тела провода, закрепили присоски вибраторов, над головой установили шлем - импульсный преобразователь. В первые часы операции оживления под куполом был создан вакуум. Только тогда, когда с помощью вибраторов и инфракрасного облучения температура тела была доведена до нормальной, насосы начали подавать газообразную смесь азота, кислорода, водорода и углекислоты. Теперь нужно было ждать несколько дней, когда можно будет начать воздействовать на сознание Кива посредством импульсного преобразователя.
      Ниг волновался все это время, и врач, наблюдавший за состоянием его психики, снова потребовал, чтобы космонавт отправился отдохнуть к морю. "Вернетесь к моменту оживления и войдете в камеру. А пока постарайтесь забыть об операции".
      Но ему не пришлось присутствовать в лаборатории в этот ответственный день. Неожиданная простуда - Ниг сильно переохладился во время подводной прогулки - надолго приковала его к постели. Когда же космонавт смог познакомиться с бюллетенем, посвященным операции, он был потрясен: реанимация удалась, но тяжелое психическое расстройство потребовало срочного помещения Кива в клинику.
      Когда Ниг получил наконец разрешение врача вернуться к своим занятиям, он немедленно отправился в лабораторию и попросил отчет о завершающем этапе операции. Но руководитель предложил космонавту подождать, пока материалы будут доставлены из Центра лингвистики.