Фалак

      Помолчав, Камариддин добавил:
      - Слышал, как султан посадил в лужу мухтасиба?
      - Нет.
      - Э-э, да об этом говорит весь Самарканд! Месяц назад, в пятницу, его величество пожаловал на молитву в Биби-Ханум. После молитвы мухтасиб при всем народе намекнул, что наш султан отступает от благочестия. Тогда Улугбек поднялся со своего места и направился к мухтасибу. Собравшиеся ожидали, что он прикажет наказать муллу. Но вместо этого султан обратился к мухтасибу: "Это правда, что Ходжа Ахрор сравнивал вас с пророком Мусой?" Сайд Ашик подтвердил это. Тогда султан спросил: "Вы принимаете его уподобление?" - "О нет, - отвечал мухтасиб. - Я недостоин даже лобызать след пророка". - "Теперь скажите мне, - продолжал Улугбек. - Кто более велик - я или древние фараоны?" - "Вы, умиротворивший вселенную!" склонился Сайд Ашик. Султан улыбнулся и сказал: "Всевышний дал наказ Мусе-пророку, чтобы он не величался перед фараоном, а, наоборот, был почтителен с ним. Так почему же тот, кто намного ниже пророка, смеет судить того, кто превосходит фараона?" Мухтасиб готов был сквозь землю провалиться.
      Камариддин оказался умным и занятным собеседником. В разговорах с ним Шамсибек не замечал, как проходят дни. Сипах был одним из сильнейших людей Самарканда - мало кому удавалось положить его на лопатки. Глядя на могучую фигуру спутника, Шамсибек думал: "Если бы он не родился богатырем, то родился бы ученым".
      Вечером четвертого дня, когда караван вступил уже на благодатные земли Ферганской долины, путники заметили множество огней в стороне от дороги.
      - Кажется, свадьба, - кивнул в сторону огней Камариддин.
      - Непохоже, - возразил Шамсибек. - Не вижу большого костра. Мне сдается, в кишлаке что-то стряслось.
      - В таком случае давай посмотрим.
      Пришпорив коней, они поскакали в направлении селения. По мере приближения к кишлаку все слышней становился разноголосый гомон толпы, собравшейся вокруг костров. Подъехав ближе, путники различили а центре сборища глиняную стенку, а возле нее огромного роста парня в рваном халате и с синяками на лице. Руки и ноги его были связаны. Рядом сидела хрупкая девушка, прикрывавшая лицо косынкой. Чуть поодаль стоял, перебирая четки, чернобородый человек в большой чалме.
      Привязав лошадей к дереву, Камариддин и Шамсибек протиснулись сквозь толпу к бородачу. Сипах поздоровался и спросил:
      - Уважаемый, что случилось?
      Оглядев богато одетых гостей, чернобородый осторожно сказал:
      - Кто вы? Я должен знать, с кем говорю.
      - По велению султана мы направляемся в Андижан, - ответствовал Камариддин и достал из-за пазухи грамоту, подписанную Улугбеком. Поцеловав ее, он провел ею по глазам и передал грамоту бородачу.
      Тот осторожно принял свиток, также поцеловав и проведя им по глазам. Потом развернул и, увидев подпись султана, низко поклонился:
      - Готов служить вам, достопочтенные. Я местный кадий [судья].
      Вслед за ним вся толпа склонилась перед гостями.
      - Я хочу знать, - повторил свой вопрос Камариддин, - зачем здесь столько людей...
      - Народ собрался покарать преступивших закон пророка.
      - В чем их обвиняют?
      - Девушка, которую вы видите, была помолвлена с джигитом по имени Ахмадбайвачи. Этот нечестивец, - бородач указал на покрытого кровоподтеками гиганта, - вскружил ей голову и сговорился убежать вместе с ней накануне свадьбы. Их схватили и привели ко мне. Я постановил предать их смерти.
      В это время в толпе послышался шум, и через минуту к гостям протискался худой седеющий дехканин. Он упал на колени перед Камариддином:
      - Выслушай меня, облеченный доверием величайшего из подданных аллаха!
      - Говори! - сказал сипах.
      - Девушка, которую ты видишь, - моя младшая дочь. Это я виновник ее прегрешения, я заставил ее согласиться на помолвку с Ахмадбайвачи. Прикажи казнить меня, а ее отпустить...
      - Так ты не давала согласия выйти замуж за того джигита, о котором говорит твой отец? - обратился сипах к девушке.
      Она, вздрагивая от страха, отрицательно покачала головой.
      - Кто ты такой? - спросил Камариддин изукрашенного кровоподтеками силача.
      Гигант угрюмо молчал, даже не взглянув на вопрошавшего.
      - Это местный полван [богатырь], - поспешил объяснить дехканин.
      - О, это любопытно, - промолвил сипах и подошел к силачу. - Как тебя зовут?
      - Ганимурад, - мрачно ответил тот.
      - В Самарканде мало молодцов, которые могут похвастаться победой надо мной, - сказал Камариддин. - Если ты окажешься в числе тех счастливцев, что смогли припечатать к земле Камариддина, сына Ибрагима, ты будешь жить.
      Сипах повернулся к кадию:
      - Развяжите его.
      Приказание было тотчас же исполнено, и Ганимурад принялся растирать затекшие руки.
      - Дайте ему умыться и накормите, - сказал Камариддин. - Я не хочу победы над голодным джигитом...
      - Тем временем кадий успел распорядиться о ночлеге для важных гостей и, подобострастно кланяясь, сообщил об этом сипаху. Камариддин благосклонно взглянул на расторопного бородача и сказал:
      - Прикажи накормить наших лошадей. Да пусть принесут пояс этому силачу, - он кивнул в сторону Ганимурада.
      - Пояс! - крикнул кадий, и из толпы сейчас же протянули несколько поясов.
      - Ну держись, парень, - улыбнулся Камариддин, передавая богатырю пояс.
      Туго подпоясавшись, молодой человек вышел в середину круга, очищенного толпой для состязания. Камариддин снял свой халат, протянул его Шамсибеку. Освещенные пламенем костра, борцы начали сходиться. Бронзово-красные блики играли на их могучих торсах. По толпе прошел невольный гул восхищения противники явно не уступали друг другу ни в красоте, ни в силе.
      Взявшись за пояса, богатыри некоторое время не тревожили один другого и лишь редкими мощными рывками пробовали устойчивость соперника. Наконец Камариддин резко уперся подбородком в плечо Ганимурада и изо всех сил потянул его за пояс к себе. Тот не шелохнулся, словно врос в землю. Борцы быстро пошли по кругу, то и дело пытаясь оторвать друг друга от земли. Противоборство длилось несколько минут. Страсти накалились. В толпе слышались возгласы, подбадривавшие того или другого из противников. Казалось, что состязание кончится вничью. И вдруг - Шамсибек не сразу осознал случившееся - могучее тело Камариддина качнулось в сторону деревенского силача, приподнялось над землей, а в следующее мгновение гигант снова стоял на ногах.
      Ганимурад мог бросить соперника на землю, но не сделал этого. Камариддин оценил великодушный жест и дружелюбно обнял молодого человека.
      - Только истинный богатырь способен на такой поступок! - сказал сипах.
      Затем Камариддин обратился к толпе:
      - Люди! Ваши земляки - Ганимурад и эта юная девушка - они ведь так молоды. Простите им их прегрешение! Тем более что они любят друг друга, а юная подруга богатыря была просватана против своей воли... пусть они поженятся.
      "Да что там!", "Простить, конечно!", "Правильно вы сказали, уважаемый!" - раздалось в толпе. Камариддин взглянул на кадия. Тот потупился и развел руками.
      Наутро путники двинулись дальше в сторону Андижана. Около полудня Шамсибек и его спутник отделились от каравана и, пришпорив лошадей, поскакали в сторону большого селения, утопавшего в зелени садов.
      - Твой Булакбаши - настоящий рай, - заметил сипах. - Теперь я понимаю, почему ты так упирался, когда шахрияр решил оставить тебя в Самарканде.
      Ведя коней на поводу, путники прошли узкой улицей к дому Шамсибека. Толкнув низкую дверцу, молодой человек прошел в просторный дворик, затененный виноградными лозами. Первыми, кого он увидел, были годовалый младенец, ползавший возле суфы, и следившая за ним пожилая женщина.
      - Мама! - негромко позвал Шамсибек.
      Женщина обернулась на его голос и, вскрикнув, бросилась к сыну. Из дверей дома во двор устремились бабушка, тетка, жена Шамсибека.
      - Жив, жив, сыночек! - повторяла мать, поглаживая его по плечу. - А мы уж столько слез по тебе пролили.
      - Вы, женщины, всегда слишком много плачете, - с улыбкой промолвил Шамсибек и подхватил на руки ребенка. - Сын, ты уже совсем большой! Пора заводить для тебя коня...
      Оказалось, что отец Шамсибека уехал на несколько дней по делам в Андижан.
      До приезда отца молодой человек никому не говорил о повелении Улугбека переселиться в столицу. Когда Исмаил-Хаджи узнал волю султана, он сказал:
      - Аллах милостив к тебе, сынок. Великий Улугбек призывает тебя для служения. Да хранит тебя на всех путях отцовское благословение.
      Расстались на развилке дорог на холме. И долго еще стояли отец и мать, глядя, как маленький караван из нескольких повозок и двух всадников медленно тащится по большой торговой дороге, то и дело пропадая в клубах пыли.
      Шамсибек и Камариддин договорились заехать за Ганимурадом и его женой. Сипах думал устроить богатыря в личную гвардию султана. Но когда через два дня путники прибыли в знакомый кишлак и остановились перед воротами дома новобрачных, никто не выбежал на шум. Камариддин привстал на стременах и заглянул через дувал во двор. Там никого не было. Тогда всадники спешились и, привязав коней, вошли во двор.
      - Хозяева! - позвал Шамсибек.
      За спиной его раздался какой-то шорох. Молодой человек резко обернулся - из-за занавески, закрывавшей вход на женскую половину, вышла жена Ганимурада. Лицо ее было не закрыто, волосы распущены. Шамсибек отвел глаза в сторону. Вдруг женщина вскрикнула и бросилась в угол двора. Через Мгновение оттуда раздался безумный хохот.
      Шамсибек и Камариддин недоуменно взглянули друг на друга. В это время отворилась другая дверь, и перед гостями появился седобородый старец. Он опирался на толстую палку, на лице его было написано страдание.
      - Что с вами, аксакал? - бросился к нему Шамсибек.
      - А-а, что я... Вы бы лучше спросили, что с нашим Ганимурадом.
      - Что такое? - В один голос спросили Шамсибек и Камариддин.
      - Если бы он уехал в тот раз с вами, - старик покачал головой, - наутро после свадьбы на нас напал Ахмадбайвача со своими головорезами. Они кричали, что свадьба незаконна... Ганимурада спасло только заступничество аллаха - другой бы на его месте давно распростился с этим миром... Но он очень плох и уже который день не приходит в себя.
      - А что с вами?
      - Болит нога... Я не знаю, как все это случилось. Помню только, что упал у порога невесты...
      - У порога невесты?! Так они... входили на ее половину?!
      Старик молча кивнул и поник головой.
      Камариддин выхватил из ножен кривую саблю.
      - Где эти шакалы?!
      Шамсибек остановил его движением руки:
      - Аллах уже осудил их на вечную муку. Да будет орудием его скорого мщения суд султана.
      - Ты хорошо сказал! Пусть закон сокрушит этих слуг шайтана!
      А вскоре из центра селения раздались гулкие удары барабана, и все население кишлака сбежалось к громадному костру, полыхавшему посреди площади.
      Из толпы всадников отделился сипах на горячем жеребце. Грозно посверкивая белками, он обратился лицам, к толпе и указал нагайкой на кучку растрепанных молодых людей, жавшихся вокруг Ахмадбайвачи. Голос Камариддина гремел:
      - Эти нечестивцы посягнули на чужую жену! Какого наказания достойны они?
      Толпа заревела:
      - Только смерть!
      - А что скажет нам муфтий? - спросил сипах.
      Представительный старик в чалме шагнул из толпы и сказал:
      - Народ говорит правильно. Так велит закон.
      - Почему же вы не осудили преступников раньше? Вы, кадий и мулла, - вот кто несет ответственность за то, что злодеи не понесли никакого наказания.
      Муфтий не ответил. Тогда к костру пробрался судья и заявил:
      - Я вообще не слышал об этом деле.
      - Ну так теперь вы о нем знаете. Преступники во всем сознались.
      Камариддин повернулся к своим джигитам и зычно провозгласил:
      - Именем закона! Преступников казнить! Укрывателям преступления - по пятьдесят плетей!
      Толпа одобрительно зашумела.
      Маленький караван, состоявший из двух всадников и нескольких арб, на которых разместился скарб Шамсибека, а также ехали его жена с дочерью и Ганимурад, добрался до Самарканда поздним вечером. Свернув в первый попавшийся караван-сарай, усталые путники прочитали вечернюю молитву и сразу же повалились спать.
      Утром, оставив Махфузу с сыном и Ганимурада отдыхать после долгой дороги, Шамсибек и сипах отправились в резиденцию султана. Явившись в приемную Хрустального дворца, они попросили дежурного чиновника доложить о себе Улугбеку. К удивлению толпившихся здесь сановников, через несколько минут глашатай выкликнул имена только что прибывших Камариддина и его подопечного.
      Первое, что увидел Шамсибек, когда за ним затворились высокие резные двери, был трон. Но, к удивлению молодого человека, он оказался пуст. Султан, одетый, как всегда, просто, стоял в стороне возле небольшого фонтана, окруженный группой молодых людей. Рядом с ними примостился писец, державший на коленях развернутый свиток.
      Улугбек кивнул вошедшим и указал им место возле себя. Приблизившись, Шамсибек услышал слова одного из молодых людей, собравшихся возле фонтана.
      - Вы говорили, шахрияр, что расскажете о вращении Земли вокруг Солнца. Я правильно понял ваше намерение?
      Камариддин наклонился к Шамсибеку и шепнул ему на ухо:
      - Этот юноша - один из любимейших учеников султана. Его зовут Мирам Чалаби. Он внук Руми.
      Улугбек, улыбаясь, взглянул на задавшего вопрос:
      - А не приблизим ли мы свой смертный час, если будем толковать о том, что Земля обращается кругом Солнца? - На минуту он задумался, потом, посерьезнев, продолжал: - Глупцы не поймут нас. Эта мысль может быть воспринята только самыми мудрыми. Так что... - Улугбек повернулся к писцу. - Запишем: "Земля есть центр сотворенного всевышним мира. И хотя у нее не обнаруживается той силы, которая могла бы приводить в движение прочие небесные тела, наука полагает ее сердцем вселенной". Отнеси это каллиграфам. Пусть к вечеру перенесут на пергамент.
      Кивнув окружавшим его молодым людям, он отделился от их группы и подошел к Шамсибеку и Камариддину.
      - Как прошло путешествие?
      - Слава аллаху. Благодаря вашему покровительству мы съездили благополучно. Кроме того, я привез вам послание от наместника Ферганы, сипах протянул султану свиток.
      Развернув письмо, Улугбек пробежал его глазами и сказал Шамсибеку:
      - Наместник пишет, что возьмет твоих родителей под свое покровительство.
      - Благодарю вас, повелитель.
      - Шахрияр, позвольте занять ваше внимание еще на минуту, - обратился Камариддин.
      - Я слушаю.
      - Мы привезли с собой богатыря...
      - Прекрасно. Завтра же устроим состязание в саду.
      - Это невозможно, о могущественный.
      Улугбек с недоумением посмотрел на сипаха.
      - Дело в том, что богатырь ранен.
      И Камариддин в немногих словах пересказал историю несчастной женитьбы Ганимурада. Узнав о казни Ахмадбайвачи и его сообщников, султан воскликнул:
      - Видит всевышний, я не кровожаден! Но твоей рукой, Камариддин, двигала сама справедливость!
      Улугбек два раза хлопнул в ладоши. В то же мгновение из-за шелкового занавеса возникла фигура писаря.
      - Созвать лучших лекарей Самарканда! Сегодня после полудня в Чилустуне.
      Писарь низко поклонился и исчез.
      Султан направился к трону. Усевшись, он со вздохом произнес:
      - Сколько же еще бед принесет нам этот недуг?
      - О чем вы говорите, шахрияр? - несмело спросил Шамсибек.
      - Я говорю о фанатизме, мой мальчик, - печально улыбнувшись, ответил Улугбек.
      Султан на минуту как бы забыл о своих посетителях и погрузился в раздумье. Сипах и Шамсибек почтительно молчали, боясь нарушить тишину. Наконец Улугбек поднял глаза на юношу:
      - Да, чуть не забыл сказать, мулла Шамсибек. Место для больницы уже выбрано. Так что посоветуйтесь с архитектором и принимайтесь за работу. Во все концы страны отправлены глашатаи - они соберут искуснейших лекарей. Это будет не просто больница, а храм медицинской науки, и слава его разнесется до крайних пределов земли на Западе и Востоке. Для такого дела моя казна всегда открыта. По всем вопросам, связанным с лечебницей, можете являться ко мне в любое время... А завтра вечером вы должны присутствовать на беседе мудрых.
      Архитектор - уста [мастер] Хидир - оказался много старше Шамсибека. Он был невысокого роста, но крепкого сложения. На его открытом лице застыло выражение участия и доброты. Одет он был в синий шелковый халат, а на голове у него красовалась небольшая зеленая чалма. Сжав в своих широких крестьянских ладонях руку молодого человека, зодчий сердечно сказал:
      - Я очень ждал вашего приезда...
      Шамсибек почувствовал себя с уста Хидиром так легко и просто, словно они были знакомы много лет. Поэтому он сразу перешел к делу:
      - Где выбрали место для лечебницы?
      Архитектор развернул план города и указал кружок на окраине:
      - Вот на этом холме. Здесь оказался самый здоровый воздух. Здание будет трехэтажным - так повелел шахрияр.
      - Почему именно трехэтажным? - недоумевающе спросил молодой человек.
      - Потому что так оно будет выглядеть величественно и украсит столицу.
      - Простите, уста Хидир, но с какой целью строится здание?
      - Об этом вы должны знать лучше меня. Мне было сказано, что здесь будет лечебница.
      - В том-то и дело. Народ будет приходить лечиться, а не для того, чтобы подивиться на высоту больницы. Достаточно и одного этажа.
      - Не совсем понимаю вас.
      - Вокруг здания обязательно должен быть сад. Кроны деревьев будут укрывать лечебницу от палящих лучей солнца. А в трехэтажном сооружении больные будут страдать от жары больше, чем от своих недугов. К тому же подниматься на третий этаж им будет не так легко, как здоровым.
      - Мудрые слова, - кивнул зодчий. - Надо будет доложить об этом султану. Его величество сам будет утверждать проект...
      Солнце уже садилось, когда Шамсибек явился на беседу в Чилустун. На террасе собралось около двух десятков людей всех возрастов. На коврах были постелены скатерти, поставлены яства. Возле восьмигранного столика, заваленного фолиантами, примостился писарь.
      - А вот и наш юный алхимик! - улыбнулся султан, увидев Шамсибека. Кажется, все в сборе?
      Молодой человек, которого Шамсибек видел в прошлый раз во дворце, указал ему место возле себя и, когда юноша опустился на ковер, представился:
      - Я Махмуд ибн Махмуд по прозвищу Мирам Чалаби.
      - Вы внук Казизаде Руми? - вежливо спросил Шамсибек. - Мне говорили о вас.
      Мирам сдержанно кивнул и устремил взгляд в сторону Улугбека, который кого-то искал глазами.
      - Не хватает еще одного, - сказал султан. - Где мой сын Алладин Али Кушчи?
      - Я здесь, мой повелитель! - раздалось из зарослей роз, и на повороте тропинки, ведущей к обсерватории, появился высокого роста смуглый мужчина в простом одеянии, похожий скорее на ремесленника, чем на ученого.
      Али Кушчи торопливо приблизился к террасе и, тяжело дыша от быстрой ходьбы, поклонился Улугбеку.
      Султан указал ему место рядом с собой. Теперь Шамсибек получил возможность ближе рассмотреть счастливца, которого повелитель нарек своим сыном.
      Улугбек обвел собравшихся взглядом и сказал:
      - Вот уже шесть лет, как патриарх мудрейших, Афлатутон наших дней Салахиддин Муса Казизаде Руми переступил порог рая. После его смерти, а также после кончины Гиясиддина Жамшида мы сильно обеднели. Для того чтобы восполнить уход многомудрых учителей, я решил следующее... - султан на минуту умолк, как бы собираясь с мыслями. - Я решил основать в Самарканде Байтул-хикма [академия]. Если в ней объединятся силы всех ученых и мудрецов, которые будут освобождены от забот по добыванию хлеба насущного, то науки и искусства процветут в Мавераннахре так, как ни в одной державе прошлого и настоящего.
      По террасе прошел одобрительный гул.
      - Наша земля освящена великими именами, - продолжал султан. - Это Абу-наср Фараби, аль Хорезми, аль Беруни, Ибн-Сина. В годы правления ханов, которые желали счастья только самим себе, эти люди были чужаками на родной земле. Свой долг я вижу в том, чтобы сделать Самарканд отечеством всех ученых, а не только тех, кто родился на этой земле. Сюда будут съезжаться лучшие умы со всего света...
      Одно из первых занятий академии Улугбека было решено провести в обсерватории. Много наслышанный об этом чуде Самарканда, Шамсибек с волнением подходил к трехэтажному зданию, возвышавшемуся над деревьями дворцового сада. Возле входа ему встретился уста Хидир.
      - Вот и славно, что вы пришли раньше, назначенного часа, - сказал архитектор. - Я успею поводить вас по обсерватории.
      Когда они поднимались по широким мраморным ступеням, зодчий без умолку расхваливал достоинства этого уникального сооружения, которое возводилось, конечно, под его руководством.
      - Представьте себе - это здание нисколько не пострадает даже при самом сильном землетрясении...
      На каждом этаже было по нескольку десятков комнат, а посредине располагались залы для собраний. На стенах были изображены все созвездия видимого из обсерватории неба. А на центральном плафоне верхнего этажа Шамсибек увидел изображение солнца и семи планет, располагавшихся вокруг него.
      - Давайте выйдем на террасу и полюбуемся видом города, - предложил уста Хидир...
      Время шло. К началу зимы фундамент лечебницы был готов, и каменщики приступили к возведению стен. Каждый день, возвращаясь со своей основной службы в казне, Шамсибек заглядывал на строительную площадку. Поговорив с уста Хидиром, который бессменно руководил работами, молодой человек заворачивал, к Камариддину - у него на время выздоровления поселился Ганимурад. Богатырь почти совсем поправился и довольно быстро передвигался по двору на костылях. Но, когда наступила чилля [период самых сильных холодов], Ганимурад опять слег - на ноге его образовалась опухоль. Осмотрев посиневшую лодыжку силача, Шамсибек сказал:
      - Нужно приготовить мазь. Завтра я пришлю вам ее. К тому же ногу необходимо оберегать от холода.
      Когда гость направился к воротам, провожавший его сипах спросил:
      - Что-нибудь серьезное? Увидев опухоль, ты изменился в лице.
      - Это гангрена.
      - А как ее лечить?
      - Боюсь, что никак. Надо отрезать ногу.
      - Да смилостивится над ним аллах! Такие богатыри, как Ганимурад, великая редкость. Какое несчастье, что именно ему выпало испить горькую чашу!
      Друзья помолчали, горестно повесив головы.
      - Кстати, - вспомнил Камариддин. - Я встретил твоего землячка.
      - Абдулвахаба?!
      - Да, именно этого бездельника...
      Прядя домой, Шамсибек был невесел. Махфуза подошла к мужу и ласково спросила:
      - Что омрачает ваше лицо?
      - С Ганимурадом опять худо. Бедняга, видимо, останется безногим калекой.
      - Плохая новость, - поникла Махфуза. - А я хотела порадовать вас...
      - Что такое?
      Не говоря ни слова, Махфуза вышла из комнаты. Через минуту она возвратилась с голубым шелковым платком в руках и развернула его перед мужем. Шамсибек увидел вышитое в центре его золотое солнце, вокруг которого располагались семь разноцветных планет.
      - Ты сама вышила это?
      - Да. На меня ваш рассказ о росписях обсерватории произвел такое сильное впечатление, что я решила вышить их на платке.
      - Как ты назовешь этот узор?
      - Фалак [небо].
      - Я покажу султану, - с этими словами Шамсибек бережно свернул платок.
      Махфуза несмело взглянула на мужа:
      - У меня тоже есть неприятное известие...
      - Слушаю, - Шамсибек нахмурился.
      - По нашей улице все время шатается Абдулвахаб с ватагой каких-то оборванцев.
      - Это накшбандии.
      - Они ведут себя вызывающе - выкрикивают угрозы каким-то грешникам, которые предались в руки шайтанов. Когда я слышу их дикие вопли, мне делается страшно...
      - Ничего, - успокоил ее Шамсибек. - Бездельникам просто нечем заняться.
      - Не затаил ли Абдулвахаб злобу на вас?
      - Ему надо бы злиться прежде всего на самого себя.
      После одной из бесед в академии Шамсибек подошел к султану.
      - Повелитель, позвольте похитить у вас минуту вашего драгоценного досуга?
      - Я слушаю тебя, мой юный алхимик.
      - Наш Ганимурад, о котором вы так много наслышаны, стал поправляться. Все шло как нельзя лучше, но вот теперь внезапно у него началась гангрена.
      - Какое несчастье! - покачал головой Улугбек.
      - Я задумал изготовить для него лекарство, шахрияр. Но для того чтобы мой замысел удался, мне нужно кое о чем узнать у вас...
      - Спрашивай все что угодно.
      - На одной из ваших лекций, о ведающий пути светил, вы говорили, что если бы Луны не было, то ход жизни на Земле был бы совсем другим, и силы, действующие на нас, совершенно изменились бы.
      - Ты говоришь сущую правду.
      - Я подумал, мой повелитель, что во время затмения Луны ее сила исчезает и что свойства веществ изменяются на это время. Животные, например, чувствуют какие-то перемены в мире, которых не ощущает человек, - собаки начинают лаять как бешеные, ослы ревут, кони ржут в своих конюшнях. Сама природа в дни затмений сходит с ума - на морях бушуют ветры, по земле прокатываются бури и ливни...
      - Что ж, твои соображения заслуживают внимания.
      - И я решил, о шахрияр, изготовить лекарство для Ганимурада во время лунного затмения, в момент, когда свойства веществ изменяются. Может быть, это снадобье принесет излечение нашему богатырю... Но для этого мне хотелось бы знать, скоро ли будет такое затмение, - ведь вы говорили, что можете предсказывать их сроки.
      - Да, мой пытливый ювелир, на твое счастье, затмение должно быть совсем скоро - в восьмой день хамола [первый месяц мусульманского нового года, начинающегося 22 марта]. Я объявлю об этом Самарканду. Весь народ будет молиться в мечетях о даровании победы свету над тьмой. И ты тоже должен будешь присутствовать на молебне. Иначе тебя сочтут еретиком.
      - О украшенный премудростью, неужели аллах не вернет нам Луну, если я буду отсутствовать на молитве? Я думаю, ему угодно будет помочь излечению невинно пострадавшего.
      Улугбек тонко улыбнулся и промолвил:
      - Я ничего не слышал... У тебя все?
      - Нет, повелитель. Я хочу показать вам вот это, - Шамсибек достал из сумки платок, вышитый Махфузой, и развернул его.
      Улугбек издал удивленный возглас и спросил:
      - Кто сделал это?
      - Платок вышила моя жена.
      - Но откуда ей известны вещи, доступные лишь разумению мудрых?
      - Я рассказал ей о росписи в вашей обсерватории, шахрияр. И она с моих слов представила себе все точно так, как оно есть на самом деле.
      Султан на минуту задумался. Вдруг лицо его осветилось:
      - Мне пришла в голову одна мысль. Я постановлю, чтобы всякая невеста приносила с собой в дом жениха такой платок... Как он, кстати, называется?
      - Фалак.
      - Вот-вот. Чтобы каждая девушка, собирающаяся замуж, имела такой фалак. Иначе же людей не заставишь покупать эти платки, я не говорю уже о картах звездного неба или схемах движения планет. Ничего не нужно объяснять на первых порах, ибо нас могут обвинить в связи с шайтаном. Представления о Солнце как центре мира медленно, постепенно закрепятся в сознании народа ведь каждый день, глядя на висящий на стене фалак, человек незаметно для себя усвоит то, что добыто нами научным путем. И только тогда он сможет принять и объяснения ученых... Предоставляю тебе исключительное право на изготовление фалаков. Пусть твоя жена присмотрит несколько хороших мастериц и заведет мастерскую. Это, думаю, и поможет вам поправить свои денежные дела...
      Шамсибек поклонился.
      Настал вечер восьмого дня месяца хамола. За несколько часов до начала затмения Шамсибек приготовил на столике посреди двора различные травы и снадобья. Все это он собирался растереть в ступке и смешать в тот момент, когда тень Земли закроет ночное светило...
      Подул легкий ветерок. Край лунного диска, сиявшего в безоблачном вечернем небе, вдруг заалел, словно прикоснулся к горящим углям. Шамсибек немедленно подкинул дров в костер, разведенный рядом со столиком, и сунул в огонь медный сосуд с настоем из трав. А когда красный цвет залил половину Луны, юноша сложил в ступку различные снадобья - в их числе мумие, воск, жженые перья орла - и приготовился истолочь все это, как только наступит полное затмение.
      А над городом нарастал невыносимый гвалт: овцы блеяли в загонах, собаки истошно лаяли, а люди - те, кто не смог по немощи отправиться в мечеть, изо всех сил колотили у себя во дворах по металлическим тазам и выкрикивали заклинания, чтобы отпугнуть шайтана, покусившегося на Луну.
      Среди этого грохота Шамсибек не услышал, как отворились ворота и в его двор хлынула толпа дервишей. Молодой человек только что взял тяжелый пестик, чтобы истолочь приготовленную смесь. В этот момент кто-то бросился на него сзади и вырвал пестик из руки. Обернувшись, ученый увидел искаженные гневом лица оборванцев. Один из них, закружившись на месте, дико завизжал:
      - Правоверные! Этот сын ада хочет вызвать светопреставление! Он в сговоре с самим шайтаном и заклинает нечистую силу!
      Из толпы выдвинулся высокий дервиш. Шамсибек тотчас узнал в нем односельчанина. Абдулвахаб взмахнул над головой тяжелой дубиной и крикнул:
      - Божьи люди! Не допустим свершиться злому делу! Только уничтожив служителя преисподней, вы спасете светило...
      Страшный удар опустился на голову Шамсибека. Последнее, что он увидел, был огромный шар Луны...
      3
      Стояла поздняя осень. Но дождей было мало; часто выдавались ясные прохладные дни, и тогда из окна санатория видны были во всех подробностях горные цепи Памира.
      Джахангир Алиев подолгу бродил по окрестностям, играл в теннис и... ничего не читал. Это последнее требование главного врача санатория было самым категорическим. После всех треволнений последних месяцев, после эксперимента и связанного с ним вживления проводов в мозг ученому необходимо было несколько недель не давать себе никакой интеллектуальной нагрузки. Именно поэтому врач полностью запретил Джахангиру принимать посетителей, а также дал указание отправлять назад адресованные ему письма.