Риск (№1) - Рубиновый сюрприз

— Замечательно, — процедил сквозь зубы Новиков.

— Послушай, ты, мерзкий сукин сын, я пообещал устроить в четверг специальный просмотр выставки для главных искусствоведов из «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс» и других влиятельных газет и журналов.

— Не волнуйся, американские журналисты охотно придут к своей кормушке, — сухо заметил Новиков. — Не стоит бояться их.

Хадсон вытянулся в полный рост и грозно встал перед русским куратором, словно основатель Ветхого Завета.

— Эта выставка очень важна для моей репутации, особенно теперь, когда откуда-то появилась все вынюхивающая вокруг эта сука Тод. Она явно пытается скомпрометировать меня, докопавшись до моих старых сделок.

Новикову с трудом удалось остаться равнодушным при упоминании о Клэр Тод.

— Имя Фаберже будет красоваться во всех заголовках, — продолжил Хадсон. — Только благодаря императорским яйцам предстоящая выставка и мой музей могут попасть на первые страницы газет и журналов. Поэтому выкладывай Фаберже, сынок, да поживее.

— Их сейчас осматривают специалисты, чтобы проверить, нет ли каких-либо повреждений после перевозки, — мягко и успокаивающе произнес Новиков.

Но Хадсон только еще больше распалился.

— Где они? — гремел он, требуя ответа.

— Будут на месте, как только завершится подготовка к выставке. До тех же пор их будут хранить за семью замками.

— Покажи мне эти проклятые яйца!

Несмотря на внешнее спокойствие, Новиков в душе проклинал Хадсона и ругался, как последний спившийся работяга. Он, конечно, придумал историю на такой случай, но все-таки надеялся, что эта байка не пригодится.

— Яйца доставят к полудню, — уверенно проговорил Новиков.

— Все? — проворчал Хадсон.

— Кроме одного, — спокойно ответил Новиков. — Оно получило незначительное повреждение при перевозке.

— Какое именно яйцо?

— Одному из младших сотрудников обслуживающего Персонала выставки пришлось вернуться в Москву вместе с поврежденным экспонатом. Через сорок восемь часов он вернется в Лос-Анджелес.

— Пресса должна прийти на просмотр через тридцать часов. Какого яйца не хватает?

— «Рубинового сюрприза», — вздохнув, промолвил Новиков.

— Его отправили в Москву? — заорал Хадсон. — Ты говоришь, что это проклятое яйцо в Москве?

Несколько русских посмотрели на Хадсона. Однако подчиненные не обратили внимания на выкрики шефа, уже привыкнув к тому, что он часто терял самообладание во время встреч со своими клиентами. Их волновало только то, чтобы его гнев не обрушивался непосредственно на них.

— Господи! — разозлился Хадсон. — Почему ты ничего не сказал мне об этом раньше? Я пообещал этим газетчикам, что они первыми узнают сенсационную новость: впервые в Америке царские сокровища дореволюционной России!

— Поэтому-то мы и хотим, чтобы такая выставка прошла должным образом, — успокаивающе произнес Новиков.

— Тогда почините эту чертову вещь в Лос-Анджелесе! — завопил Хадсон. — На Хилл-стрит достаточно много ювелиров, которые быстрее сделают такое же новое яйцо, чем вы почините старое в Москве.

Внезапно поблизости очутился Гапан. Вид у него был словно у оборванного пролетария, смотревшего на заевшегося буржуя. Хадсон сердито взглянул на него, ощутив отвращение от его изборожденного морщинами лица. Хадсон слышал, что Новиков и этот омерзительный русский были любовниками. Не вызывало сомнений, что Гапан являлся также телохранителем изящного и элегантного Новикова.

Новиков посмотрел на Гапана, затем снова бросил взгляд на Хадсона:

— Москва — единственное место, где до сих пор сохранились почти все инструменты того времени, а также сама мастерская Фаберже. Мы постараемся, чтобы яйцо приобрело первоначальный вид.

— Это возмутительно! Я сообщу об этом в Министерство культуры. Там оторвут твои яйца, если, конечно, таковые у тебя имеются.

Новиков рассмеялся:

— Будь уверен на этот счет. Я регулярно занимаюсь тем же, чем и ты Хадсон.

Гатан мрачно посмотрел на своего шефа.

— Не создавай себе лишних хлопот звонками к министру, — спокойно добавил Новиков. — Он слишком занят, чтобы его беспокоили, по поводу такого пустяка, как мелкий ремонт золотой филиграни.

У Хадсона только открылся рот.

— Мы привезли с собой сто пятьдесят три изделия Фаберже, которые ни разу не выставлялись на Западе. Надеюсь, это не затронет ваше национальное достоинство, если всего лишь одна работа знаменитого мастера будет отсутствовать каких-то несколько часов?

Хадсону хотелось поспорить, но действие алкоголя и адреналина уже прошло, опустошив его. Он на мгновение прикрыл глаза, почувствовав себя более истощенным, чем когда начинал курс лечения в Румынии.

— Воспользуйся свободным временем, чтобы отдохнуть и еще раз вспомнить о том, что ты здесь наговорил, — стал его тихо уговаривать Новиков. — Все экспонаты будут на месте в среду, то есть до начала закрытого просмотра выставки журналистами.

Хадсон заглянул в глаза Новикова, светящиеся каким-то странным светом, и внезапно почувствовал, что земля стала ускользать у него из-под ног. Услужливый, льстивый тенор Новикова будто ласкал. На минуту Хадсону захотелось узнать, что это такое — иметь секс с мужчиной. Если, конечно, Новиков являлся мужчиной, в чем Хадсон сомневался. Ни один мужчина не был таким привлекательным, таким… соблазнительным.

Новиков одарил его улыбкой Мадонны.

— Если хочешь, я помогу показать выставку журналистам. Отвлеку их внимание на другие экспонаты, которые представляют собой с художественной точки зрения более впечатляющее зрелище, чем красное яйцо Фаберже.

Хадсон глубоко вздохнул ощутив слабый сексуально-экзотический запах от Алексея Новикова. Он даже встряхнув головой, словно смутившись, и молча пообещал себе не пить больше водку, в каком бы подавленном состоянии ни находился.

Но в таком случае нужно было отделаться и от Клэр Тод.

Выругавшись про себя, Хадсон произнес:

— Я вкладываю огромные деньги в эту выставку.

— И Россия тоже, мой друг — заверил его Новиков. — Это необходимо чтобы вновь наладить добрые отношения между нашими странами, которые долгое время разделяла глупая идеология. Разве не так Гапан?

Гапан что-то сказа по-русски, глядя куда-то между Новиковым и Хадсоном. Последний ничего не понял, но не сомневался в том, что это был не комплимент. Гапан произвел на Хадсона впечатление человека, который не льстит ни Господу, ни Ленину, ни тем более капиталисту.

— Ах Гапан, — беззаботно произнес Новиков, — новой России нужны друзья для того, чтобы выжить. Поэтому-то тебе и предоставлено право сопровождать нашу выставку друзей нельзя купить. Их можно только завоевать.

Гапан слушал скучающим выражением лица.

— Не обращай на него внимания, — обратился Новиков к Хадсону. — Он всегда был занудой.

— Скорее всего, он пережиток прошлого, — поправил Хадсон.

— Точно! Это я и имел в виду. — Новиков одобряюще похлопал Хадсона по плечу. — Тебе следует отдохнуть, мой друг. Ты нам нужен полный сил и энергии. Данная экспозиция — это дар другой части мира, в знак того, что мы со всеми народами желаем жить в согласии.

— И делать деньги, — добавил Хадсон угрюмо.

— Безусловно, и это тоже, — улыбнулся Новиков. — Ты, как никто другой, должен знать о наших денежных затруднениях. Уверен, что несколько сот тысяч долларов не являются огромной жертвой для такого бизнесмена, как ты.

— Твое правительство настаивает на трех миллионах за право выставиться в моем музее. И тебе это отлично известно.

— Спокойно, — перебил его Новиков; грациозно поведя плечами. — Такая сумма тоже не слишком велика для тебя, правда? Ведь ты чрезмерно богатый человек.

— Есть ли пределы российской скупости теперь, когда вы отреклись от прежних социалистических идеалов? — требовательно спросил Хадсон.

— Если тебе кажется, что сумма, назначенная за проведение выставки, слишком завышена, я постараюсь поговорить по этому поводу с министром. Мы оценим твою дружбу.

— В самом деле? — Хадсон взглянул на Новикова. — Тогда зачем вымогаете?

— Что? Прости, я не понял, что значит, вымогаете?

Наступила такая тишина, что даже шепот рабочих в залах музея показался громким.

— Не могу понять, замешан ли ты во всей этой махинации, — наконец произнес Хадсон. — Ты первым узнаешь, когда мне станет это известно. Тем не менее, возврати сюда яйцо.

С этими словами Хадсон развернулся и направился к выходу.

Новиков смотрел, как он гордо вышагивал по гладкому мраморному коридору, а затем через высокую арочную дверь из черного дерева вышел из музея, который построил в честь самого себя.

— Гапан, — тихо позвал Новиков.

— Я здесь.

— Найди эту суку Тод. Нужно поговорить с ней.

Глава 17

Лорел проснулась среди темноты. Еще в полусонном состоянии, ничего не понимая, она попыталась вспомнить, где находится.

В небольшой комнате, служившей спальней, было тихо и прохладно. Лорел лежала в прозрачной хлопчатобумажной рубашке, накрытая мягким одеялом. Она не имела ни малейшего представления о том, как долго длился ее сон. Часов в комнате не было. Единственным указателем времени была узкая полоска яркого дневного света, пробивающаяся через тяжелые шторы на окне.

В течение минуты Лорел всматривалась в эту полоску. Свет казался настолько интенсивным, словно проходил через кристаллическую призму.

Свет пустыни.

Лорел стала вспоминать предыдущую ночь. Холодный, бледный свет луны, оттеняющий лишенные растительности горы и движущиеся дюны. Такую картину она увидела после приземления самолета в маленьком аэропорту компании «Риск лимитед» возле самого подножия гор Санта-Роза.

«Риск лимитед». Круз Рован. Ее отец и «Рубиновый сюрприз».

Лорел ужаснулась и снова спряталась в постель, укутавшись одеялом. Ее сердце заколотилось, когда она вновь, как наяву, услышала оружейную стрельбу, ощутила холод цементного пола, на котором лежала, прикрытая от пуль телом Круза. Он не давал ей подняться, пытаясь защитить от незваных гостей. Потом она почувствовала тепло и нежное прикосновение его пальцев на своих губах и горячий страстный поцелуй.

Резким движением Лорел отбросила одеяло и выпрыгнула из кровати. Кафельный пол спальни был гладким и чистым но стоять на нем босыми ногами холодно.

«Все же лучше, чем лежать на полу в моей мастерской», — подумала она. Однако сердце; ее продолжало биться слишком громко и учащенно. Отчасти от страха, отчасти…

— Интересно, может ли «Риск лимитед» защищать глупых женщин от таких соблазнительных мужчин, как Круз Рован? тихо промолвила Лорел. — Вероятно, нет, Ну что ж, очень плохо. Мне потребуется любая помощь. — Она вздрогнула от звука собственного голоса и тут же добавила: — Нет, я не хочу повторить судьбу своей матери.

Лорел быстрыми шагами подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы в сторону. Солнечный свет ворвался в комнату ярко-желтым водопадом. Лорел жмурилась до тех пор, пока глаза не привыкли. Через некоторое время сквозь ослепляющий свет стал пробиваться лишенный влаги, сухой, каменистый пейзаж.

Смотреть было почти не на что: несколько разбросанных друг от друга сложных сооружений и шоссе со щебеночным покрытием, напоминающим черную мертвую змею, неподвижно лежащую под солнцем. Пустыня была необитаема. Лорел невольно крепко сжала в руках портьерную ткань, силясь понять, что же заставило ее настолько довериться Крузу Ровану, чтобы прилететь в это заброшенное людьми место.

«Мне грозила опасность, — рассуждала она сама с собой и тут же спрашивала: — Так ли это было эта самом деле, я не ошиблась?

И вдруг Лорел снова услышала стрельбу и почувствовала, как резко дернулось тело Круза, когда в него угодили пули, предназначавшиеся для нее.

— Все в порядке, — прошептала Лорел. Опасность миновала, я могу быть спокойна. Теперь мне нужно каким-то образом связаться с отцом, но так, чтобы Круз не выследил его. Как же это сделать? Лорел мучительно, искала ответа. До вчерашней ночи она и не задумывалась над тем, что телефон может прослушиваться. Но сейчас была уверена, что агенты из «Риск лимитед» если уж и не подключили датчик к ее комнате, то каждый ее телефонный разговор готовы записать на магнитофон.

Лорел с грустью посмотрела на телефон, стоящий на ночном столике возле кровати: так близко и так далеко.

Внезапно ее осенила гениальная идея. Взглянув на циферблат, она запомнила нужные ей цифры. Затем, подняв телефонную трубку, набрала номер отцовского радиотелефона, дождалась сигнала, запрограммировала необходимые цифры и быстро повесила трубку. На все у нее ушло менее тридцати секунд.

Молясь, чтобы это было правильным решением, она оглянулась в поисках своей одежды. Но кроме тонкой ночной сорочки, которую она нашла прошлой ночью на кровати-раскладушке, Лорел ничего не видела.

Подойдя к стенному шкафу, она открыла дверцу. Там одиноко висел, летний хлопчатобумажный халат, который легко можно было принять и за ночную рубашку. Лорел ничего не оставалось, как только снять халат с вешалки и набросить на себя. Продолжая застегиваться, она вышла в прохладный коридор и направилась в залитую солнечным светом комнату, которая находилась в самом его конце.

Высокая женщина с блестящими черными волосами и с кожей цвета ярко-красного кирпича накрывала на стол. Комната была просторной ив то же время очень уютной. Бросался в, глаза роскошный, но весьма экономичный дизайн, предпочитаемый на Юго-Западе.

— Доброе утро, мисс Свен, — радостно обратилась к Лорел женщина. — Меня зовут Грейс Мендоза. Я работаю на Кассандру Редпэт. Вы хорошо отдохнули?

— Да, спасибо. А где моя одежда?

— В сушилке. Я принесу ее, как только вы позавтракаете или, если хотите, можете назвать это ленчем.

Лорел удивленно заморгала глазами:

— Который сейчас час?

— Почти одиннадцать. Круз просил, чтобы мы дали вам возможность как следует выспаться. Похоже, сегодня у вас была спокойная ночь?

— Не совсем, — строго ответила Лорел. — А где сам мистер Рован? Мне необходимо поговорить с ним прямо сейчас.

Взглянув на халат Лорел, надетый поверх ночной сорочки, Мендоза сильно удивилась, но не проронила ни слова.

— Несколько минут назад я видела, как он вместе со старшим сержантом Джиллеспи направлялся в спортзал.

Лорел вспомнила, как Круз просил ее сесть за руль вместо него. Он говорил, что ему слишком больно вести машину.

— В спортзал? — переспросила Лорел, не веря своим ушам.

— Когда он приезжает сюда, то, по меньшей мере, раз в день обязательно посещает спортзал.

— Даже если у него сломано ребро?

— На Крузе быстро все заживает.

В отличие от темных глаз Мендозы в глазах Лорел не было оттенка удивления.

— Быстро? — язвительно произнесла она. — Да этот человек с точки зрения медицины просто ходячее чудо! Кстати, а где находится спортзал? Не могу дождаться, чтобы увидеть это живое чудо.

— Спортзал расположен вон в том здании под старыми южноамериканскими вечнозелеными деревьями, — ответила Мендоза, указывая рукой. — Но не желаете ли вначале выпить стакан апельсинового сока или чашечку кофе? Круз скоро вернется. Лорел ничего не ответила: Как только она ушла, Мендоза набрала номер Кассандры Редпэт.

Несмотря на то что аллея, ведущая к спортзалу, утопала в тени ветвей, Лорел ощущала сильную жару, которая казалась еще более невыносимой из-за гнева, пылавшего внутри нее на человека, которому она доверилась.

— И которого желала, — со злостью произнесла Лорел вслух. — Не следует этого забывать Я вела себя, как слабовольный человек.

Спортзал представлял собой бетонное строение без окон в форме куба. Он был сконструирован таким образом, чтобы лучи палящего солнца пустыни не проникали внутрь. Лорел вошла через массивную дверь и сразу остановилась, постепенно привыкая к мягкому искусственному освещению после ослепительного изнуряющего солнца.

В первые минуты ей показалось, что в здании было тихо, но затем она. Расслышала приглушенное ворчание и тяжелое дыхание.

— Ах ты сукин сын! Сейчас я посмотрю, на что ты годишься.

Лорел узнала голос Круза Рована. Трудно было поверить, что тот страдал от своего ранения. Она поспешила по коридору, горя от нетерпения заглянуть в глаза Круза.

— Ты, красавчик, медлителен. Чересчур медлителен. Где твоя скорость? Ты оставил ее в самолете? Будешь стараться или чесать свою задницу?

Тот, кто поддразнивал, говорил на хорошем английском языке с очень мягким шотландским акцентом. Лорел подошла к стеклянной двери и заглянула в спортзал.

На Крузе была специальная одежда для занятий дзюдо. Ходил он босиком. В тот момент, когда Лорел увидела его, он вращался по часовой стрелке на толстом белом половике, свободно болтая руками. Его взгляд, был прикован к высокому, крепкого телосложения и очень загоревшему мужчине, описывающему круги вместе с ним. Мужчины смотрели друг на друга так, как мангуста на кобру.

Джиллеспи был намного выше Круза. Его гладко выбритое лицо блестело от пота. Двигался он ловко и энергично, словно профессиональный атлет в зените своей славы. На ногах тоже отсутствовала какая-либо обувь. Казалось, что его полусогнутое положение доставляло ему неудобство, но зато это позволяло перемещаться, не теряя центра тяжести.

Мужчины были настолько сосредоточены друг на друге, что не заметили присутствия Лорел, наблюдавшей за ними с чувством раздражения и восхищения. Она никогда раньше не видела столь мужественных и благородных мужских лиц, обращенных друг на друга во время безоружного поединка.

— Ты загибаешься, — язвил Джиллеспи. — Ты протягиваешь ноги. — Без предупреждения старший сержант развернулся и принялся кружить в обратном направлении. — Черт проклятый! — с отвращением продолжал Джиллеспи, — тебе только держать неоновую вывеску.

Словно желая подтвердить сказанное, Джиллеспи быстро шагнул вперед, сделав поворот одной вытянутой ногой, чтобы нанести удар в левую часть груди Круза.

Круз ожидал атаку. Обеими руками он схватил Джиллеспи за ногу и мгновенно отшвырнул ее кверху. Старший сержант сделал превосходное воздушное сальто и возвратился в исходное положение. Сейчас внимание Лорел было обращено на Круза. На Круза, который только что перекинул через голову здоровяка Джиллеспи. На Круза, спасшего ей жизнь. На Круза, целовавшего ее так, словно она была для него единственной женщиной на свете. На Круза, который систематически ей лгал.

Она везла его до аэропорта, потому что Круз сказал, что не в состоянии был это делать сам. Он даже любезно согласился с тем что не мог на руках занести ее на борт самолета. У Лорел вздрогнула: семь лет учебы военным искусствам все равно не позволили бы ей удержаться на ринге с Крузом более пяти минут. Однако больше беспокоило то, как он настолько хорошо ее узнал, что даже не пытался затаскивать на самолет, кричащую и сопротивляющуюся.

Мужчины снова двигались по кругу, нанося друг другу ложные удары и демонстрируя свою силу. Даже открыв стеклянную дверь спортзала, Лорел оставалась незамеченной.

— Что теперь скажешь, старик? — спросил Круз, саркастически подражая британскому акценту Джиллеспи. — Сколько я потерял?

— Я знаю, что ты умеешь все быстро компенсировать, — возразил Джиллеспи. — Посмотрим, сколько ты продержишься, дамский угодник.

— Столько, сколько мне будет нужно.

— Отлично! — сказала Лорел. — Отныне я могу больше не чувствовать себя виновной за те пули, которые угодили в вас из-за меня.

Замерев, Круз уставился на нее, моментально все прокручивая в голове. Одного взгляда на Лорел достаточно, чтобы понять, что она была в гневе за его обман.

— Спокойно, — быстро произнес Круз, — вы не имеете ни малейшего представления о том, что…

— Прекратите, — отчетливо промолвила Лорел, — я знаю, когда из меня делают дуру. Жаль, что раньше…

— Дорогая, если бы вы только…

— Жаль, что раньше я не повеселилась вместе с вами в этой игре, которая подобна пасьянсу. Удовольствие получает всегда лишь один игрок.

— Лорел, я не…

Она продолжала говорить, не слушая его оправданий:

— Я покидаю это место под названием Альфа Сьерра Альфа Папа.

Круз молча моргал глазами. Лорел обратилась к Джиллеспи:

— Вы правы. Круз сегодня чересчур медлителен. Прощайте.

— Нет, — категорически заявил Круз.

Джиллеспи переводил взгляд с него на Лорел и обратно.

— Да, — возразила она, даже не глядя в его сторону.

— Вы говорили… — начал Круз, но Лорел снова перебила его:

— Полагаю, вам было бы легче, если бы я оставалась молчаливой, податливой и управляемой, но произошло непредвиденное.

Джиллеспи еле сдерживал улыбку:

— И произошло это здесь и только что, не так ли?

— Совершенно верно, — согласилась Лорел. — Поэтому свяжитесь со своим пилотом, шофером или еще с кем бы то ни было. Я уезжаю отсюда.

— Нет, — сказал Круз.

Джиллеспи повторил за ним, но более тихо:

— Это было бы неразумным поступком, мисс Свэнн.

— Круз тоже лгал мне об этом, я поверила и в результате — я пленница.

— Вы дорогой гость, — поправил Джиллеспи.

— Неправда. Никто не дорожит дураками. Особенно сомнительными дураками. — Она посмотрела на Круза. — Вы надеетесь, что я помогу вам найти отца?

— Лорел, дорогая, я…

— Попридержите свой язык, дорогой.

Лорел вышла из спортзала. И Крузу, и Джиллеспи было бы легче, если бы она е шумом хлопнула за собой дверью. Но этого не произошло. Оба сразу бросились к телефону. Крузу удалось опередить Джиллеспи.

Лорел почти не замечала яркого света. Мендоза по-прежнему хлопотала возле стола. От гнева и унижения у Лорел пылали щеки, словно она слишком долго находилась под открытым палящим солнцем.

— Посол желает переговорить с вами, — сказала Мендоза. — Она в своем кабинете.

— Мне не хотелось бы ее беспокоить, — холодно ответила Лорел.

— Вы совсем не побеспокоите ее. Ближайший город находится на востоке, — добавила Мендоза, как будто Лорел спрашивала ее об этом.

— Как далеко отсюда? — выдержав паузу, поинтересовалась Лорел.

— Больше пятидесяти миль.

Лорел уже собиралась выходить из комнаты, но последние слова Мендозы заставили ее остановиться. Пятьдесят миль!

— Если вы думаете добраться туда пешком, — посоветовала Мендоза, — то следует дождаться вечера.

Лорел открыла рот, но не произнесла ни слова.

— Я родом из индейского племени собоба, — спокойно продолжила Мендоза. — Мой народ в течение последних пятисот лет зимой и летом кочует по всей стране. Никто из нас не смог бы пройти и пяти миль под солнцем пустыни, , не говоря уже о пятидесяти.

Глубоко вздохнув, Лорел постаралась не впасть в панику. Она оказалась в ловушке.

— Поговорите с послом, — настаивала Мендоза, — она вам все объяснит.

— Где здесь прачечная? — печально спросила Лорел.

— Вперед по коридору, третья дверь слева. Вам действительно следует познакомиться с послом, — крикнула ей вслед индианка. Лорел не обернулась. От быстрой ходьбы ее тонкий легкий халат развевался и опадал словно обломанные крылья.

Глава 18

Из дешевого репродуктора, как из консервной банки, доносились звуки балалайки. Летний смог напоминал Дэмону Хадсону московский туман. На тротуарах было полно унылых женщин, одетых в плохенькие домашние платьица; скамейки заняты сурового вида стариками, которые курили и беседовали друг с другом почти шепотом, будто боялись, что кто-то мог подслушать их обычные ежедневные разговоры. В жаркий летний день Хайленд-парк в западной части Лос-Анджелеса становился копией парка Горького в Москве.

Хадсон ненавидел его. Несмотря на проводимую им кампанию в защиту дружбы с Советским Союзом и с русскими людьми, его истинные чувства были куда сложнее. Он любил ту систему и одновременно презирал — из-за ее угрюмых и грубых людей.

На протяжении семидесяти пяти лет советского правления и реформ русские оставались для него такими же озлобленными, дурно пахнущими и суеверными. Миллионы погибли во время Великой Отечественной войны против Гитлера, столько же умерло в тюрьмах и лагерях.

Однако ни множество смертей, ни недавние политические потрясения не повлияли на то, чтобы изменить русских людей. Хадсон вспоминал об этой горькой истине каждый раз, когда посещал эмигрантскую общину западной части Лос-Анджелеса.

Сегодня Хадсон сделал исключение. В этой среде Давиньян чувствовал бы себя более непринужденно, чем где бы то ни было еще. К старости ювелир стал чересчур сентиментальным. Он с жадностью впитывал в себя все, что касалось матери-России, подобно тому, как другие люди его возраста с удовольствием впитывали в себя лучи летнего солнца.

Хадсону, хотелось, чтобы в их последнюю встречу Давиньяну было как можно комфортнее.

Ювелир спокойно сидел под отцветшим деревом джакаранды и напоминал маленькую птичку. Он был в солнцезащитных очках с круглой металлической оправой, но они не могли в достаточной мере защитить его от усиливающегося с годами косоглазия. Давиньян не узнал приятеля.

— Давиньян, — тихо позвал Хадсон.

— А, Дэмон, — ответил старый ювелир, повернувшись на голос. — Не ожидал, что ты появишься с этой стороны. Я не видел, где остановился твой автомобиль.

— Я добирался пешком.

— Пешком? — Давиньян удивленно покачал головой. — В следующий раз тебе захочется пробежаться разминочным темпом, чтобы снова сделаться молодым.

— Послушай, я принес тебе чай со льдом из ресторана «Крымский», — не обращая внимания на замечание Давиньяна, сказал Хадсон. Он достал из бумажного пакета пластиковую чашку, наполненную жидкостью со льдом, и протянул ее Давиньяну, а затем достал прохладительный напиток лично для себя.

— С лимоном? — спросил Давиньян, склонив голову набок.

— С двумя ломтиками лимона, как всегда, — ответил Хадсон.

— Спасибо, — сказал Давиньян, — а то становится жарковато.

Он принялся молча и не спеша пить крепкий горький чай, наблюдая за сидевшим рядом Хадсоном.

— Мне нравится это место, — наконец произнес Давиньян. — Оно напоминает мне то, где я вырос. Думаю, что когда-нибудь я должен снова приехать в Москву хотя бы для того, чтобы посмотреть, как сильно там все изменилось.

— Я был там в прошлом месяце, — ухмыльнулся Хадсон, — поверь, там изменилось все не настолько, насколько, возможно, тебе хотелось бы.

— Может быть, ты имеешь в виду общество, в котором часто приходится тебе вращаться. Кормушка осталась прежней, и самая большая свинья везде ест первой. — Давиньян отхлебнул чай и вздохнул: — Но на том уровне, где живет большинство людей, подобных мне, все по-другому, абсолютно по-другому.

— Так ли это? — равнодушно спросил Хадсон.

— Генералы остались на своих местах, но те, кто считался моими коллегами — полковники, майоры, капитаны, — всё они ушли, вернее, их уволили. Их уже нет.

— Поэтому ты ничего не смог узнать? Давиньян пожал худыми плечами.

— Я кое-что выяснил, но очень мало. Существует целое поколение людей, хороших, способных людей, которые некоторым образом были моими товарищами.

— Избавь меня от столь трогательной истории, — перебил его Хадсон. — В отличие от них я все еще продолжаю играть. Поэтому мне нужна любая информация.

Жестом тощей, дряблой руки, повернутой ладонью к Хадсону, Давиньян заставил того замолчать. Он сделал еще глоток холодного чая, растягивая разговор, как будто ничего интересного у него больше не было запланировано на сегодняшний день.

— Я смог добыть кое-какую информацию о Клэр Тод. Как ты и. подозревал, она несколько раз выполняла задания Москвы. В основном они заключались в распространении некоторых сообщений, выгодных Советам.

— Какого рода сообщения? — нетерпеливо спросил; Хадсон.

— Этого я не знаю. Первую удачную работу Тод выполнила, будучи совсем молодой, тогда она еще училась в колледже. Это было во время Олимпийских игр, проходивших здесь, в Лос-Анджелесе.

— Когда бойкотировали русские?

— Да, несколько африканских Делегаций получили угрожающие письма, якобы от куклуксклановцев. Таким образом была сделана небольшая попытка привести в замешательство организаторов Олимпиады.

— Грубая работа.

— Но это часто срабатывает. Однако организаторам Олимпийских игр удалось Перехватить письма и уничтожить их. Трюк не удался бы, если бы кто-то не передал копии этих писем вашей мисс Тод. Она тут же опубликовала их в студенческой газете, превратив это в международный инцидент. Давиньян в ожидании посмотрел на Хадсона.

— Это мне не поможет, — резко ответил тот. — Слишком старая история.

— А вот и посвежее. Клэр Тод оказалась исключительно полезной для общества, когда опубликовала пример вопиющего непрофессионализма одного американского агента ФБР. Это стало сенсационной новостью, после чего она завоевала себе репутацию уважаемой всеми журналистки.

— Я не припоминаю ничего подобного. — Ты определенно должен знать об этом. Особый агент ФБР застрелил двоих террористов, захвативших в заложники Генерального консула ЮАР здесь, на Беверли-Хиллз. После нескольких дней безуспешных переговоров с террористами и угроз их пришлось застрелить. Везде были установлены телевизионные камеры.

Хадсон вспомнил эту историю лишь потому, что поддерживал тесную связь с южноафриканским дипломатом, заменившим на посту убитого Генерального консулат. Благодаря ему компании «Хадсон интернэшнл» удалось приобрести южноафриканскую технологию газификации угля.

— Я вспомнил, — произнес Хадсон. — Но какое это имеет отношение к Тод?

— Через нее наши люди смогли дискредитировать агента ФБР, который убил тех террористов. Средства массовой информации представляли его как некоего героя, пока не стало известно, что темнокожие террористы пытались сдаться властям после того, как расправились с Генеральным консулом.

— Продолжай, — потребовал Хадсон, замерев от любопытства.

— Существовало всего лишь предположение и только, будто бы этот Рован сам свершил правосудие выбрав более суровую меру наказания, чем ту, которую определил бы им суд. Вскоре данное предположение было подкреплено опубликованием в «Лос-Анджелес таймс» фотографии Круза Рована, участвовавшего в неонацистской демонстрации.