Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Слияние - Звездный оракул

ModernLib.Net / Научная фантастика / Макоули Пол / Звездный оракул - Чтение (стр. 4)
Автор: Макоули Пол
Жанр: Научная фантастика
Серия: Слияние

 

 


Это впечатление походило на возникшую и ускользнувшую мысль, на мелодию, которую никак не получается вспомнить. Какая-то тусклая звездочка, мерцающая слабее, чем огонек самой маленькой машины, влекла его, как влечет усталого путника в конце долгого унылого пути свет родного очага, и он, ободренный сердцем, устремляется к дому. Но как только Йама полетел к нему и машина, которой он воспользовался, понеслась над угрюмыми волнами ночной реки, Тень зашевелилась и проснулась, а с нею проснулся и Йама. (Выше по реке машина вдруг обнаружила, что находится над серединным течением Великой Реки и движется по гравитационной геодезической линии к Офиру. Она так резко затормозила, что от трения ее корпус раскалился докрасна, потом завертелась вокруг своей оси, совсем как отряхивающаяся собака, вспомнила задачу, которую ей следовало выполнять, определила координаты и, смущенная, поспешила назад.) Проснувшись, Йама понял, что за искра его привлекла. Эта мысль согрела ему сердце и придала силы. Он поклялся: я найду его, узнаю, жив ли Пандарас, он должен быть жив; диск действует, только если он держит его в руках, не все еще потеряно.
      Разумеется, это было слабым утешением. Пусть он найдет Пандараса, что он ему скажет? А если сам Пандарас отыщет Йаму, что он сможет сделать?
      Призрачная надежда, но другой у него не было.

5. ОФИР

      Когда-то Офир был самым прекрасным городом Слияния. Процветающий и спокойный, он поражал великолепием своих каналов, благоухающих ароматом водяных лилий. Роскошные пальмы и цветущие деревья окаймляли эти водные артерии. Белые, словно соль, дома утопали в зелени чудесных садов, террасами спускающихся со склонов. Главный храм города славился мудростью своих аватар. Три расы жили там в согласии и гармонии. Славу города составляли ювелиры, ткачи и чеканщики, а в его семинарии получила образование половина всех священников Слияния.
      Война преобразила Офир. Население города возросло в десять раз. Солдаты, идущие за ними торговцы и шлюхи, беженцы запрудили улицы, встали лагерями в муниципальных парках и цитрусовых рощах вокруг города. Со стороны верховий над предместьями висели огромные флайеры, некоторые превосходили размерами караки, вмещающие тысячу солдат за раз. Доки оказались забиты кораблями, на причалах высились груды товаров для армии. В парке вокруг главного храма выстроились бараки. Процветало незаконное виноделие для нужд тысячи ночных баров. Начались кровавые разборки между бандами, контролирующими торговлю наркотиками и проституцию, а также между бандитами и городской стражей, которая пыталась хоть как-то их обуздать. Никем не убранные трупы лежали на обочинах шумных улиц, их обгладывали шакалы и лисы. Мертвецы плавали в широких каналах среди великолепия цветущих лилий, их сопровождали сонмища зеленых водяных черепах и парочка задумчивых грифов.
      Город заполнили слухи о еретических культах, которым служат тайные адепты. В день приезда Пандарас и Тибор сами видели, как в кафе вошла женщина, а через мгновение все здание превратилось в оранжевый огненный шар, из которого выскочили две или три пылающие фигуры, чтобы тут же упасть замертво на тротуаре.
      День и ночь улицы заполняли солдаты и все те, кто от них кормится: проститутки сотни различных рас, лоточники, игроки, карманники, сутенеры, шарлатаны со связками фальшивых амулетов и рубашками, защищающими от оружия еретиков. Потоки фургонов, рикш, повозок, популярных в Офире мотоциклов вились по запруженным улицам, которые утопали в неумолчном шуме от криков разносчиков, воплей целых орд попрошаек, от музыки из баров и придорожных кафе, от никогда не затихающего уличного движения с его свистками, звонками, колокольчиками и ревом запрещенных генераторов. В каналах было тесно от медленно двигающихся лодок, а на каждом перекрестке располагались связанные друг с другом сампаны, образуя импровизированные рынки. По ночам вспышки неоновых реклам, шипя, бросали разноцветные блики на белые стены домов, а шум и толчея, казалось, удваивались и утраивались. Бессонный и беспокойный людской поток никогда не иссякал.
      В первый же день Пандарас продал лодочный мотор и арбалет, но выручил за них совсем мало: город был полон оружия и снаряжения. Потом он взялся выступать в открытых кафе, исполняя в каждом две-три известные песенки, а Тибор собирал скудный гонорар из нескольких мелких монет. Когда же раб стал горько жаловаться на унизительность такого занятия, Пандарас указал ему на маленькую девочку, которая ходила от стола к столу и спрашивала посетителей, не хотят ли они почистить ботинки, а два ее братца сидели у дверей со щетками и бархотками.
      — Видишь, люди и не так зарабатывают на жизнь, — прокомментировал он.
      — Я ведь иеродул, маленький господин, — заявил Тибор с видом оскорбленного достоинства, — а не уличный мальчишка. Подобное занятие меня унижает.
      — Тобой распоряжаюсь я, — отрезал Пандарас. — Ты сам так сказал. Народ твоей расы позволяет другим собою командовать в качестве епитимьи за грехи предков. Вы стали рабами и других вокруг себя превращаете в рабов, потому что они должны нести за вас ответственность. Совсем неплохо, когда кто-то принимает за тебя все решения! Легко вести себя как ребенок! А теперь тебе придется расхлебывать последствия такой позиции. Ты не можешь выбирать службу. Делай что тебе говорят. И тебе придется подчиниться, потому что нам нужны деньги, чтобы оплатить проезд в низовья. Может, ты этого и не понимаешь, ты ведь раб, а рабам не нужны деньги, о них заботятся хозяева. Но нам сейчас нужны деньги, если я хочу найти своего господина, пока еще не состарился. Моя раса живет очень интенсивно и ярко, однако недолго. У меня нет терпения делать дела надежно, но медленно.
      — Мы найдем «Соболь», и тогда все будет хорошо, — высказал надежду Тибор. — Вот увидишь. Они считают, что мы погибли. Представляешь, как они обрадуются.
      — Они все погибли! Погибли, и корабль тоже погиб!
      Фалерус прожил дольше, потому что он находился в стороне от центра пожара, но для него было бы лучше умереть сразу, как остальные. Так все и было. Все, кроме Фалеруса, погибли в одно мгновение, а в следующее превратились в дым. Их уничтожили оружием войны. Ты должен это понять, Тибор! Должен!
      Тибор молчал. Наконец он предложил:
      — Ты мог бы продать книгу.
      Пандарас вздохнул. В эту круглую безволосую голову невозможно ничего втолковать!
      — Я не могу ею распоряжаться, она не моя, — терпеливо проговорил он. Она принадлежит моему господину, и я поклялся ее вернуть.
      — Может, «Соболь» скоро придет, — гнул свое Тибор. — Наверняка мы его обогнали. Но он обязательно потихоньку нас нагонит. Все суда, что идут на войну в низовья, непременно останавливаются в Офире.
      — Мы не можем здесь оставаться, — возразил Пандарас. — Нам надо искать моего господина.
      Крохотная искра в керамической монете превратилась теперь в целое созвездие, которое образовало причудливый рисунок из световых точек и черточек. Каждый раз, когда Пандарас смотрел на диск, они выглядели по-новому. Пандарас считал, что сейчас они находятся к Йаме ближе, чем прежде, но все равно еще далеко.
      Первые несколько ночей Пандарас и Тибор спали на улице, а умывались и пили из общественных кранов. Они ночевали на крышах, завернувшись в листы упаковочной пены, которую покупали у старьевщика. В этом городе все имело свою цену. Оружие, доспехи, боеприпасы были дешевы, но зато пища и жилье невероятно дороги. Такова экономика войны.
      Офир отстоял очень далеко от линии фронта, проходящей по самому краю джунглей низменности Утерянных Вод. Однако на третью ночь своего пребывания в городе Пандарас и Тибор проснулись от звуков непрерывной канонады. Над рекой ниже по течению разгорались яркие синие вспышки. Казалось, проснулся весь город. На каждой крыше стояли люди и смотрели на мелькание голубого огня. Внезапно черное небо раскололось ярко-белой нитью, и на мгновение стало светло, как днем. Пока Пандарас тянул руку, чтобы прикрыть глаза, свет погас, а через несколько секунд раздался низкий рокот, и крыша, на которой они стояли, заколебалась, как палуба. С пальм, окаймлявших улицу, слетели верхушки. По всему городу в воздух поднялись летучие мыши, птицы и крупные бабочки, Как только Пандарасу удалось отложить достаточно денег, он снял место для ночлега вблизи одного из каналов. Это была каморка, отгороженная в когда-то приятной комнате прекрасных пропорций. Стены ее представляли собой бумажные ширмы, натянутые на бамбуковые рамы, а внутри едва хватало места для двух подстилок из рафии. В других отсеках комнаты жили еще две семьи. Одна из них, состоящая из быстрых, гибких, черноволосых и смуглых людей, держала маленькую столовую, и в воздухе постоянно висел запах горячего масла и тушеных овощей. Тибор помогал им на кухне: сначала только резал овощи, потом стал готовить сладкий соус с креветками и выпекать тоненькие хлебцы, подаваемые к каждому блюду. Вторая семья, пять поколений, начиная с крохотного лысого младенца и кончая беззубым дедом, жила на доход от трех рикш. В доме стоял непрерывный шум: в одной из каморок обязательно кто-нибудь не спал. Соседи чинили повозки, готовили еду, ругались, играли в карты, слушали молитвы с кассетного магнитофона. Весь этот гомон смешивался со звуками сотен других жизней, идущих у всех на глазах.
      Это была та самая жизнь, от которой когда-то сбежал Пандарас, нанявшись сначала слугой в трактир, потом назначив себя оруженосцем у Йамы. Сейчас он чувствовал такой же зуд, как и Тибор. Пандарас прекрасно понимал: случайной работой денег ему не собрать, она годится только как передышка, пока он не составит приемлемый план. Как ни странно, вступить в армию здесь было невозможно, хотя город просто наводнили наемники. Проникнуть на корабль тайком — тоже не выход: придется платить кому-нибудь из команды. Именно так поступали картежники, шлюхи и все те, кто тащился за армией. Пандарас был уверен: он сумеет придумать, как добыть денег. В подобном месте человек с хитростью и умом способен заработать кучу денег — конечно, если раньше его не убьют.
      Например, один из сыновей в семье, которая владела повозками рикш, приходил и уходил в любое время, носил всегда отглаженный килт и чистую белую рубашку с короткими рукавами. Держался он дерзко, и родители перед ним робели.
      Глаза он прятал за пластиковыми оранжевыми очками, а на нижней губе у него постоянно висела сигарета. Настоящий гангстер! Пару раз Пандарас попробовал за ним проследить, но парень легко пропадал в шумном лабиринте улочек и проходных дворов за стоящими вдоль канала домами. Если он и заметил слежку, то никак этого не показал. Пандарас сам для себя решил, что такой субъект — верный ключ к быстрым деньгам.
      Как-то вечером Тибор и Пандарас, закончив свое представление, выходили из кафе. Тут к ним подскочили два бандита и потребовали всю дневную выручку, якобы за право выступать в этой части города. Пандарас, знавший, что показать слабость — значит навсегда сделаться дойной коровой, выхватил кинжал и, не задумываясь, полоснул налетчика по руке. Тот отступил. Тибор ухватил второго за шею, приподнял над землей, мягко вынул из его рук нож и отдал Пандарасу. Пандарас повертел лезвием перед носом бандита и приятным голосом осведомился, чем это честные артисты привлекли внимание двух таких изысканных джентльменов.
      Пленник выплюнул длинную струю желтой слюны. Как и его товарищ, он был очень высок ростом, тощ и облачен в какие-то серые лохмотья, многослойной спиралью окутывающие туловище. Кожа на открытых местах тела была жесткой, зернистой и очень светлой. Суставы костлявых рук и ног Распухли, маленькая плоская головка выглядела как тарелка на длинной подставке-шее. Черные подвижные глаза были широко расставлены. Треугольный рот довершал портрет.
      Пандарас стер с лица липкую слюну и приставил к глазу бандита его собственный нож. Глаз странно съежился, а второй развернулся и с ужасом уставился на лезвие. Бандит забормотал:
      — Ты не посмеешь…
      — Пожалуй, я отпущу его, маленький господин, — бесстрастно проговорил Тибор. — Уверен, он больше не станет нас беспокоить. Он просто ошибся.
      — Пусть сначала скажет, на кого он работает.
      Треугольный рот изогнулся, и бандит снова плюнул, на сей раз Пандарасу под ноги.
      — Вы сами ошиблись, — заявил он. — Я — человек Пирры. Кстати, вы тоже. Как и вся уличная мелюзга. Только не все это знают.
      — Значит, здесь распоряжается Пирра, так? А я-то считал, что в городе заправляет Департамент Туземных Проблем.
      — Армия, что ли? — Губы бандита затряслись — он смеялся. — Вы что, недавно у нас? — спросил он. — Армии нет дела до улиц, они там думают только о войне. Мы к ним не лезем, и они нас не трогают. Хотите бесплатный совет? Мы — не то что армия. У нас порядок. Те, кто не хочет жить по-нашему, убираются. Ты ловко управляешься с ножичком, но ведь в следующий раз мы можем прийти с пистолетом.
      — Пожалуй, мне надо поговорить с этим твоим Пиррой.
      Могу порассказать ему много полезного. — Пандарас дал знак, и Тибор отпустил пленника.
      — Если Пирра захочет с тобой поговорить, она сама за вами пошлет. Но лучше помолись, чтобы она не захотела. — Бандит поправил свои спиралеобразные лохмотья, сплюнул в третий раз и пошел прочь.
      Несмотря на эту угрозу, Пандарас и Тибор продолжали каждый вечер обходить близлежащие кафе, и никто их не беспокоил, однако Пандарас понимал, что рано или поздно будет продолжение. Такой уж порядок. Надо только опередить события, обдумать свои действия и не зевать.
      Пандарас успел подружиться с дедом из семьи рикш. Мемос, внушительный старикан, проводил свои дни на одном из самых многолюдных перекрестков города. Он занимался тем, что надувал шины рикш и велосипедов, получая по копейке за шину. Такая работа требовала много сил, и по вечерам Пандарас массировал старику ноющие плечи гвоздичным маслом и слушал сплетни, которые тот приносил от рикш, знавших все, что делается в городе.
      Семья Мемоса принадлежала к одной из трех рас, населявших Офир до войны. Внешностью они напоминали пауков: короткое тело и длинные суставчатые конечности, двигающиеся резкими рывками. У самого Мемоса был костлявый череп с четко выраженным крестом, выступающие надбровья нависали над живыми карими глазами. Из одежды он носил только замасленный килт и пояс, на котором висели мелкие инструменты. Как и большинство людей этой расы, работавших в основном в доках на сборке и ремонте вооружения, Мемос очень ловко управлялся с машинами. Его грубая кожа была раскрашена желтыми и коричневыми полосами, а длинные седые волосы убраны в аккуратную косу. В былые, довоенные, времена такая внешность говорила бы о достойном положении в обществе и в семье, однако сейчас старик вынужден был смирить свою гордость перед гангстерской наглостью внука и принимать его подачки.
      Прежде Мемос владел несколькими домами, но их реквизировали для нужд армии, и теперь семья вертелась, как могла, чтобы добыть себе пропитание. Тем не менее в старике не чувствовалось горечи, напротив, Пандарас, пожалуй, никогда не встречал более добродушного и терпеливого человека. Он рассказал Пандарасу множество легенд своей расы. До преображения его народ жил на широкой равнине, заросшей высокими травами. Мужчины охотились на мелкое зверье, а женщины собирали корни и плоды. Когда лето подходило к концу, а Око Хранителей в последний раз заходило за горизонт, женщины молотили зерно, перемалывали его в грубую муку, а из отрубей варили нечто вроде пива. Еще тридцать поколений назад его раса жила именно так, но только сейчас, признался Мемос, его народ понял, как он был богат.
      — Мы работали всего несколько часов в день, — с грустью вспоминал он. Остальное время мы пели песни и рассказывали легенды, выкладывали картины из плоских камешков или же выкладывали орнаменты из кусков скальных пород, чтобы умилостивить Хранителей. А что теперь? Мы трудимся все время, когда не спим, и лишь с большим трудом зарабатываем на скудное пропитание. Какая выгода народу от преображения?
      — Если люди не прошли преображение, они не свободны, — объяснил Пандарас. Конечно, его господин нашел бы ответ получше, ведь Йама постоянно размышлял о таких вещах.
      Такой ответ не удовлетворил Мемоса.
      — Свободны, уж это точно. Свободны сдохнуть с голоду.
      Свободны стать чужими рабами.
      — В Изе мы полагаем, что в таких людях, как мы, вся сила города.
      — Слыхал, слыхал, — отозвался Мемос, — но я все же думаю, что простое население Иза угнетено не меньше, чем мы здесь. Хранители возложили на нас тяжкое бремя. Кто знает, может, люди вроде меня не достойны их даров.
      — Надо верить, что хотя бы детям достанется лучшая участь, — вздохнул Пандарас, но Мемос никак не отреагировал на эти слова. В городе мало кто верил в это основополагающее утверждение. Впав в отчаяние и нищету, люди забыли о благодатной защите Хранителей.
      Как-то вечером они по обыкновению сидели у дверей разгороженной на каморки комнаты, Мемос на пластиковом стуле, Пандарас у его ног. Перед ними тянулся канал, изрезанный листьями водяного гиацинта. На другой стороне женщины, сидя на корточках, стирали белье. Гладкими плоскими камнями они выбивали из него грязь. Женщины принадлежали к той же расе, что и бандиты, напавшие на Пандараса и Тибора. Из домов, окаймляющих канал, доносились звуки молитвы — кто-то включил кассетный магнитофон на полную громкость. Из другого окна слышались крики и ругань.
      Только что прошел дождь, воздух был чист и прозрачен. Провисшая паутина электрических проводов высоко над водами канала трещала и искрилась всякий раз, когда с нее падали капли. Эта картина живо напомнила Пандарасу его детство в Изе, только тут было более жарко и влажно.
      Над головами медленно пролетел флайер, его днище ощетинилось оружием казалось, дула гребенкой прочесывают крыши. Шум генераторов заглушил все звуки в целом квартале. В бегущей тени флайера воздух становился как будто знобяще-холодным и еще более сырым. Прекратились все разговоры, каждый остановился и взглядом провожал летающую машину. Когда флайер скрылся из глаз, Мемос наконец пошевелился и мрачно заметил, что война приближается и дела, видать, плохи.
      Пандарас кивнул и отхлебнул мятного настоя из своей чашки, ожидая, что старик станет развивать эту тему. Со времени приезда в Офир он многое узнал о войне. В Изе она казалась далекой и малоинтересной. Люди там не слишком о ней задумывались. Они узнавали новости от профессиональных сказителей, которые пели песни и исполняли былины @ героических подвигах и великих победах каждому, кто соглашался слушать. Но здесь война была практически по соседству, и тут любой мог поведать свою собственную историю. И в большинстве рассказов говорилось о внезапных наступлениях еретиков, о беспричинных поломках оружия, о падающих с неба машинах. Говорили о новом генерале или вожде, появившемся среди орд еретиков, о сокрушительных поражениях и горьких отступлениях.
      Мемос высказал мысль, что легко понять, как плохи дела на войне, потому что почти никто не тащится за солдатами к линии фронта. Картежники и шлюхи понимают, что на поражении не наживешься.
      — Нашему народу пора убираться из города, — размышлял он. — Нам нужно вернуться на свои высокогорные равнины, вернуться к прежней жизни. Но дело в том, что мы не можем быть иными, чем стали теперь. Мы превратились в людей, потеряли способность быть как животные и позволять инстинкту управлять нашими действиями. Теперь каждый из нас заперт в собственной душе, как в тюрьме.
      Пандарае огорчался, слушая эти жалобы. Старик ему нравился.
      — А что говорит твой внук? — поинтересовался он.
      Мемос ответил не сразу. Он допил свой чай, процедив последние капли сквозь крупные передние зубы, потом выплюнул стебельки травы. Наконец он произнес:
      — Он не из нашей семьи. Больше не из нашей. Теперь он принадлежит Пирре.
      Пандарасу хотелось еще что-нибудь разузнать, но Мемос не желал говорить о Пирре и своем внуке. Те, кто работал в кафе, тоже не хотели о ней говорить. Они отмахивались от расспросов Пандараса предостерегающими жестами, касаясь глотки, глаз или лба. Они считали, что человеку вроде Пандараса не стоит забивать себе голову мыслями о таких людях, как Пирра. Ничего, кроме беды, от нее не дождешься. Не имея конкретной информации, Пандарае строил грандиозные и невероятно сложные планы, как одурачить атаманшу гангстеров, сам прекрасно понимая, что все это просто пустые мечты. Он уже стал впадать в отчаяние — прожив в городе две недели, ему не удалось отложить ни одной монеты. Деньги здесь таяли как дым, а были необходимы как воздух: ими оплачивался каждый миг жизни, и удержать их было не легче, чем воздушную струю.
      А потом за Тибором пришли солдаты.
      Дело было на рассвете. Пандарае проснулся от того, что кто-то ударил его ботинком по ребрам. Крохотная каморка была вся забита солдатами. С трудом протиснувшись между ними, Пандарае встал на ноги. Чьи-то руки сгребли его, подняли в воздух и отшвырнули в сторону. За тонкой перегородкой визжали на разные голоса две женщины и сердито кричал мужчина. Один из солдат бросил на пол какую-то бумажку, еще раз ударил Пандараса ногой и вышел вслед за товарищами.
      Тибор исчез. Пандарае выскочил на улицу и успел заметить, как плоскодонная лодка с навесным мотором на корме скрывается в предрассветной мгле. Поднятые ею волны стучали о берега канала и раскачивали сампаны, сгрудившиеся на перекрестках. Кто-то выстрелил в воздух из карабина, лодка обогнула изгиб канала и пропала.
      Пандарае бросился в погоню, но, пробежав с пол-лиги, стал задыхаться, остановился и схватился за бок. У него сильно болели ребра, а все его имущество, включая драгоценную книгу Йамы, осталось в той комнате.
      Бумага оказалась ордером на реквизицию… некоего раба, известного под именем Тибор. К ней был прикреплен чек на двести пятьдесят акций военного займа. Пандарае в бешенстве разорвал в клочки ордер и чек и швырнул их в ребятишек, которые подобрались к входной двери посмотреть, что он делает. Армейский чек не имел практически никакой цены. На двести пятьдесят акций нельзя было купить даже сигареты.
      Ребра продолжали ныть, отдаваясь острой болью при каждом глубоком вдохе. Пандарае оторвал полоску от подола старой рубахи и обмотал ее вокруг груди. Мемос сидел у двери, когда Пандарае вышел, и окликнул его.
      — Они увезли твоего друга из города, — произнес старик. — Забрали его на войну. Говорят, что недавно состоялось большое сражение и было много жертв. Иеродул там будет очень полезен. Иеродулов из нашего храма забрали давным-давно, они работают в госпиталях.
      — Здесь тоже есть госпиталь, — тупо проговорил Пандарас.
      — Он для гражданских, — объяснил Мемос. — К тому же он фактически закрыт, потому что по обычным каналам невозможно получить никаких лекарств. Раненых солдат в город не привозят. Считают, что это подорвет боевой дух тех, кто только что прибыл и еще не был в деле. Кроме того, многих раненых нельзя перевозить, они умрут при транспортировке. Их лечат в плавучих госпиталях вблизи от линии фронта. Я думаю, туда твоего друга и взяли. Ты тоже туда отправишься, Пандарас?
      — У меня есть другие обязательства, — отрезал Пандарас и вдруг с удивлением увидел, что по тропе вдоль канала идет внук Мемоса. На губах его, ниже оранжевых стекол очков, змеилась довольная улыбка. Следом за ним шагали двое бандитов, которые напали на них с Тибором возле кафе.

* * *

      И Пандарас пошел с ними. Выбора у него не было. Ему позволили оставить себе кинжал и книгу, а ножик бандита и все сэкономленные деньги отняли. Когда они шли через рынок пряностей, он спросил:
      — Это ведь вы им сообщили?
      Парень ухмыльнулся еще шире. Он шел развинченной походкой, и прохожие торопливо расступались. Казалось, его накрахмаленная белая рубашка светится в зеленоватой тени тамариска, где торговцы специями расставили свои лотки.
      Низким тихим голосом он сказал:
      — Тебя многие видели с иеродулом. Неплохо придумано, а?
      Из-за него вам лучше подавали. Не отрицай. А другим фиглярам стало завидно. Может, кто-то из них нашептал солдатам про твоего раба. А еще я слышал, что тебя ищут. Те, кто ищет, тоже могли настучать. Не кисни. Вдруг ты еще чем-нибудь сумеешь заняться.
      — Мне надо поговорить с Пиррой.
      Сейчас Пандарас был спокоен. Гнев улетучился. Удивительно, но когда наконец случилось то, чего он так долго боялся, в душе его возникло нечто похожее на облегчение.
      Однако Пандарас понимал: теперь ему надо быть очень осмотрительным. Оступись он, и его господин и Тибор будут для него навеки потеряны.
      Парень засмеялся и похлопал Пандараса по плечу странным, будто ощупывающим движением.
      — Ну, это быстро не делается, — хмыкнув, проговорил он.
      — А кто это меня ищет? — вспомнил Пандарас.
      — Что-то он слишком много болтает, — вмешался один из бандитов. Тот самый, которого ранил Пандарас. — Укорочу-ка я ему язык.
      — Оставь его в покое! — рявкнул внук Мемоса.
      — А как твоя рука? — невинным голосом осведомился Пандарас.
      Бандит зашипел и схватился за рукоять пистолета, заткнутого среди слоев тряпья на его долговязом теле.
      Парень, словно ничего не заметив, отвечал:
      — Тебя разыскивает один чиновник. Не армейский, но из тех, кто командуют армейскими. Высокий такой. С посохом.
      Черноволосый, а вот здесь у него белая полоса.
      Парень провел пальцем по левой щеке, и Пандарас тотчас догадался, о ком речь, хотя человек этот наверняка должен быть мертв. У него волосы встали дыбом.
      — Тогда я точно должен повидать Пирру. Прямо сейчас.
      — Сначала с тобой надо разобраться, — мотнул головой парень, — а потом, может, она с тобой и поговорит. Она очень занята. У нее полно дел.

* * *

      Три дня Пандараса держали в маленькой душной комнатке на верхнем этаже шестиэтажного дома, выходящего окнами на одну из городских площадей. Людской гомон и грохот повозок не прекращались ни день, ни ночь. Запах горящего спирта смешивался с ароматом цветущего винограда, который оплетал балконную решетку за окном. Под балконом торчал столб с громкоговорителем, и тот целыми днями шипел и что-то неразборчиво бормотал. В центре комнаты из поломанной трубы капала вода, звонко шлепаясь в пластиковое ведро. Одна только ящерица составляла Пандарасу компанию.
      Она часами сидела на стене абсолютно неподвижно, и лишь слабое биение пульса у нее на глотке указывало, что это живая тварь. Потом ящерица делала резкий бросок, хватала таракана или жучка и снова замирала в неподвижности. В комнате не было никакой мебели. Спал Пандарас на балконе, а в часы бодрствования разглядывал картинки в Пуранах или же наблюдал за уличным движением, которое крутилось вокруг кучки гигантского бамбука в центре площади. И все это время он помнил, что должен не терять самообладания. Должен сохранять решимость.
      Керамический диск продолжал мерцать узором из слабых искр.
      Парень, внук Мемоса, и оба бандита навещали Пандараса каждое утро и вечер. Они приносили еду из ближайшей забегаловки: рис, креветки и острый зеленый перец в бумажном пакете, края которого были прозрачными от жира. Парень садился на корточки у окна, смотрел, как Пандарас ест, чистил свои широкие ногти лезвием перочинного ножичка. Два гангстера оставались у дверей и толковали меж собой на щелкающем отрывистом наречии. За поясом отглаженных брюк парень всегда носил пистолет, прикрывая его рубахой навыпуск, у обоих гангстеров тоже были пистолеты.
      Мальчишку звали Азуф. Он был старше Пандараса, но принадлежал к долгоживущей расе, а потому был еще ребенком. В нем чувствовалась холодная жестокость существа, которое никогда не испытывало боли, которое не верит, что когда-нибудь умрет, и которое полагает, что смерь — это ерунда. Он никогда не снимал оранжевых очков, никогда не отвечал на вопросы Пандараса, а вместо этого минут десять, а то и полчаса говорил о войне, потом внезапно и без предупреждения поднимался и уходил. Двое гангстеров шли за ним следом.
      Дверь не была заперта, но у Пандараса хватало ума, чтобы не пытаться сбежать.
      На третий вечер два бандита грубо спихнули его с лестницы и поставили на краю тротуара у самой дороги. Прохожие делали широкую дугу, обходя их, а транспорт проносился в ладони от носков ботинок. В тени гигантского бамбука стоял рикша. Пандарас увидел, как кто-то внутри кабины наклонился к водителю и сказал несколько слов.
      Водитель кивнул и налег на педали. Когда рикша отъезжал, Пандарас успел бросить взгляд на пассажира: женщина в красном шелковом платье, более миниатюрная, чем он сам, огромные глаза, свойственные ночным расам, длинные, роскошные черные волосы.
      Поднимаясь по лестнице в дом, Пандарас спросил Азуфа, не Пирру ли он видел.
      — Не лезь не в свое дело, — рыкнул один из гангстеров.
      — Я не с тобой разговариваю, — бросил через плечо Пандарас. — Ты сам ничего не знаешь.
      — Пирра тобой заинтересовалась, — сказал Азуф.
      — Она что, боится со мной поговорить?
      — Она просто еще не решила, стоит ли с тобой возиться, — насмешливо отозвался Азуф. Входя в комнату, он положил руку на спрятанный под рубахой пистолет, подошел к окну, лег на подоконник и осмотрел шумную улицу далеко внизу.
      — Чего ты боишься? — спросил Пандарас.
      — Мы живем своим умом, — не поворачивая головы, ответил Азуф. — Покажи, что ты чего-то стоишь, и ты — наш, а мы — твои.
      — А тот тип все еще меня ищет, ведь так? А он человек опасный, уж я-то знаю.
      — Может, нам следует выдать тебя? Как тебе это понравится?
      — Значит, денег он не предлагает, иначе вы бы давно уже это сделали.
      — Он угрожает, а мы этого не любим. Рано или поздно Пирра его найдет и разберется с ним. — Азуф обернулся и стал бесцеремонно разглядывать Пандараса. — Кто ты?
      — Верный слуга.
      Азуф кивнул.
      — Мы хотим знать, откуда у тебя иеродул, почему тебя так настойчиво ищут и где твой хозяин.
      — Я его потерял.
      Азуф усмехнулся.
      — Не печалься. Для такого, как ты, хозяин быстро найдется.
      Позже, когда Азуф уходил, Пандарас ему сказал:
      — Передай Пирре, что я много чего знаю.
      Гангстеры зашлись дребезжащим смехом, а Азуф набычил голову:
      — Не изображай из себя важную птицу, и все будет нормально.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23