Остров Медвежий

— Там, где Отто хранит свой эликсир жизни?

— Не в дизельном же блоке искать Лонни. Солярка и бензин не по его части. Сходили бы вы в склад, чтобы найти утешение от тягот сурового нашего мира, от острова Медвежий, от компании «Олимпиус продакшнз», словом, от чего угодно, и затеяли с ним разговор. Скажите, что скучаете по семье и еще что-нибудь. Заставьте его разговориться.

Помолчав, Конрад произнес:

— Мне Лонни нравится. Не по душе мне это задание.

— Мне не до ваших переживаний. Меня заботит безопасность и жизнь людей.

— Хорошо, — кивнул он, внимательно поглядев на меня. — А не боитесь обращаться за помощью к одному из подозреваемых?

— Я вас ни в чем не подозреваю, — ответил я. — И никогда не подозревал.

Он молча глядел на меня какое-то время, затем проговорил:

— Скажите то же самое Мэри, хорошо? — Он отвернулся и направился к двери. Я подошел к керогазу. Мэри Стюарт посмотрела на меня серьезно и спокойно.

— Конрад велел сообщить вам — вы меня слушаете? — что он не состоит в списке подозреваемых.

— Это хорошо, улыбнулась девушка, но не слишком весело.

— Мэри, — произнес я, — вы мною недовольны.

— Ну и что?

— Что — ну и что?

— Вы мне друг?

— Конечно.

— "Конечно, конечно..." — Она очень похоже передразнила меня. — Доктор Марлоу — друг всего человечества.

— Доктор Марлоу не обнимается всю ночь напролет со всем человечеством.

Снова улыбка. На этот раз повеселей.

— А Чарльзу Конраду? — спросила она.

— Он мне нравится, но я не знаю его мнения обо мне.

— И мне он нравится. Насколько мне известно, и я ему нравлюсь. Поэтому мы все друзья. — Я чуть было не сказал «конечно», но только кивнул. — Так почему бы нам троим не делиться секретами?

— Женщины — самые любопытные существа на свете, — ответил я. — Во всех смыслах этого слова.

— Не надо считать меня дурой, прошу вас.

— А вы сами-то делитесь секретами? — спросил я. Мэри нахмурилась как бы в недоумении, и я продолжал:

— Предлагаю детскую игру. Вы сообщите мне свой секрет, а я в ответ — свой.

— Что вы имеете в виду?

— Вашу тайную встречу вчера утром. Во время снегопада, на верхней палубе. Когда вы были так милы с Хейсманом.

Я ожидал немедленной реакции и очень удивился, когда на мои слова девушка никак не отреагировала. Она лишь взглянула на меня и проронила:

— Так вы за мной шпионили?

— Я случайно оказался поблизости.

— Что-то я вас поблизости не заметила, — закусив губу, сказала она, правда, не очень расстроенным голосом. — Очень жаль, что вы это видели.

— Почему же? — Я хотел произнести эту фразу с иронией, но удержался.

— Потому что не хочу, чтобы люди знали.

— Вполне очевидно, — терпеливо продолжал я. — Но почему?

— Потому что мне нечем гордиться. Мне нужно зарабатывать на жизнь, доктор Марлоу. Я приехала в Великобританию всего два года назад и ничего не умею. Актриса я никудышная, я это знаю. У меня ни крупицы таланта. Две последние картины с моим участием были сплошным кошмаром. Не удивительно, что все" на меня косятся и спрашивают друг друга вслух, с какой это стати я снимаюсь уже в третьем фильме киностудии «Олимпиус продакшнз». Теперь вы знаете причину. Мне покровительствует Иоганн Хейсман. — Мэри слабо улыбнулась. — Вы удивлены, доктор Марлоу? Может быть, шокированы?

— Нет.

Улыбка исчезла с ее губ. Лицо помертвело. Безжизненным голосом девушка произнесла:

— Выходит, вы легко поверили, что я такая?

— Нет. Наоборот. Я вам не верю.

Девушка посмотрела на меня растерянно и грустно.

— Не верите, что я такая?

— Не верю. Мэри Стюарт не может быть такой. Дорогая Мэри не может быть такой, какой она хочет себя выставить.

Лицо ее вновь ожило, и она проговорила в волнении:

— Для меня это самый лучший комплимент. — Девушка помолчала, разглядывая свои руки, потом, не поднимая глаз, произнесла:

— Иоганн Хейсман — мой дядя. Мамин брат.

— Ваш дядя? — Как ни готов я был ко всяческим неожиданностям, но подобный вариант мне никогда бы и в голову не пришел.

— Дядя Иоганн. — И снова мимолетная, едва заметная улыбка, в которой светилось лукавство. Как же хорошо она смеется от восторга и счастья, подумал я. — Можете мне не верить. Сами пойдите к нему и спросите. Только без свидетелей, пожалуйста.

Ужин в тот вечер прошел не слишком весело. Недоставало товарищеской, теплой атмосферы, какая обычно возникает, когда собирается компания друзей.

Большинство унесли еду к себе в спальни, остальные сидели за столом или стояли кучками, " рассеянно ковыряя в тарелках бобы с тушеным мясом.

Но главное, у всех было такое ощущение, будто мы присутствуем на некоем подобии последней вечери. И потому очень часто то один, то другой поднимал глаза от миски, окидывал быстрым взглядом соседей, рассчитывая по каким-то признакам разоблачить предателя. Конечно, таких явных признаков налицо не было; обстоятельство это усугублялось тем, что в большинстве своем присутствующие вели себя не вполне естественно. Таково уж свойство человеческой натуры: даже ни в чем не повинный человек, зная, что его подозревают, начинает подчеркнуто показывать свое равнодушие и невозмутимость, тем самым лишь усиливая общую подозрительность.

Естественно, Отто к числу такого рода людей не принадлежал. Оттого ли, что его считали совершенно невиновным, или оттого, что он был президентом компании и продюсером фильма, он смотрел на всех свысока и чувствовал себя хозяином положения. Как ни казалось это прежде невероятным, Отто, обычно вялый и нерешительный, похоже, был из тех, кто проявляет свои лучшие качества в кризисных ситуациях. Когда он поднялся, чтобы в конце трапезы обратиться к нам с речью, от нерешительности и вялости его не осталось и следа.

— Мы все помним, — произнес он энергичным голосом, — кошмарные события, происшедшие в течение последних двух суток. Полагаю, иного объяснения случившемуся, кроме предложенного доктором Марлоу, быть не может. Более того, боюсь, мы должны серьезно отнестись к его прогнозу на будущее. От реальности нам никуда не скрыться, поэтому прошу не считать, что я недооцениваю серьезность обстановки. Мы оказались отрезанными от внешнего мира и не вправе рассчитывать на чью-либо помощь. В то же самое время, памятуя о наших коллегах, которые умерли насильственной смертью, не следует упускать из виду, что это может повториться. — Отто спокойным взглядом обвел аудиторию, его примеру последовал и я. Заявление Отто произвело впечатление на многих. Он продолжал:

— Именно потому, что ситуация, в какой мы оказались, совершенно невероятна и неестественна, предлагаю вести себя наиболее разумно. Если поддаться панике, это делу не поможет и лишь усугубит наше положение.

Мы с моими коллегами решили продолжать, естественно соблюдая все меры безопасности, ту работу, для выполнения которой сюда прибыли. Уверен, и вы со мной согласитесь, что лучше занять наше время и внимание полезным и целеустремленным трудом, чем сидеть сложа руки и предаваться мрачным мыслям.

Я вовсе не предлагаю делать вид, будто ничего страшного не произошло. Я предлагаю действовать так, как мы действовали бы в обычных условиях. Тогда это принесет нам пользу. Если позволит погода, завтра три группы начнут натурные съемки...

Отто не советовался, он приказывал. Будь я на его месте, я бы действовал так же.

— Основная группа, возглавляемая мистером Дивайном, отправится на север по ведущей к соседней бухте дороге Лернера, построенной еще в начале нынешнего столетия. Правда, от нее, думаю, мало что сохранилось. Граф, Аллен и Сесил, естественно, будут его сопровождать. Я сам туда отправлюсь и хочу, чтобы вы пошли со мной, Чарльз, — добавил он, обращаясь к Конраду.

— А я вам не понадоблюсь? — спросила маленькая Мэри, подняв руку, точно школьница.

— Почти все это будет натура... — Отто на полуслове умолк, посмотрел на лицо Аллена, все в синяках и ссадинах, затем перевел взгляд на Мэри и плутовато улыбнулся. — Конечно, если желаете. Мистер Хендрикс вместе с Люком, Марком и Джоном постараются записать на пленку все звуки — вой ветра в ущельях, крики птиц на скалах, удары волн, разбивающихся о берег. Мистер Хейсман захватит с собой портативную камеру и на лодке обследует побережье в поисках подходящих для съемок участков. Мистер Юнгбек и мистер Хейтер любезно согласились сопровождать его. Такова программа на завтра. Но самое важное решение, которое я оставил напоследок, совсем не связано с нашей работой. Мы пришли к выводу, что следует обратиться с призывом о помощи. Под помощью я подразумеваю помощь представителей правосудия, правопорядка или иных компетентных органов. Пусть они проведут тщательное и квалифицированное расследование в самые сжатые сроки. Вызвать их не только наш долг, но и необходимая мера для собственной безопасности. Чтобы обратиться за помощью, необходимо радио, а ближайшая рация находится в Тунгейме, где расположена норвежская метеостанция.

Я едва удержался, чтобы переглянуться со Смитом.

— Мистер Смит, — продолжал Отто, — то, что вы отстали от судна, может обернуться для нас удачей. Вы единственный среди нас моряк-профессионал.

Скажите, есть ли возможность добраться до Тунгейма на лодке?

Помолчав несколько секунд для вящего эффекта, штурман произнес:

— Как ни отчаянно наше положение, при нынешних погодных условиях это невозможно, мистер Джерран. После недавних штормов море не скоро успокоится.

У рабочих шлюпок тот недостаток, что при сильной встречной волне повернуть назад никак нельзя. Корма у таких лодок открыта, лодку захлестнет, и она потонет. Прежде чем отправиться в путешествие, нужно дождаться, чтобы море успокоилось.

— Понятно. Пока это опасное предприятие. А когда волнение стихнет, мистер Смит?

— Все зависит от ветра. Сейчас он отходит к весту, и, если бы он дальше не менял своего направления, можно было бы попытать счастья. Если же ветер перейдет на норд-вест и будет перемещаться по часовой стрелке, ничего не получится, — улыбнулся Смит.

— А как вы считаете, пешком до Тунгейма можно добраться?

— Не знаю. По части арктических переходов я не специалист. Думаю, мистер Хейсман даст более квалифицированный ответ.

— Нет-нет, помотал головой Иоганн. -Лучше выслушаем ваше мнение, мистер Смит.

И штурман последовал его совету. По существу, это был почти буквальный пересказ моих размышлений по этому поводу у нас в комнате. Когда он закончился, Хейсман, знавший об арктических путешествиях не больше, чем я об обратной стороне Луны, с умным видом произнес:

— Сформулировано кратко и четко. Я полностью согласен с мистером Смитом.

Наступила тишина, которую первым нарушил штурман, сказав смущенно:

— Я тут человек лишний. Так что, едва погода улучшится, попробую добраться до базы.

— А теперь я с вами не согласен, дружище, — тотчас отозвался Хейсман. Это же самоубийство.

— Об этом сейчас и думать нечего, — заявил Отто. — Тут не обойтись без экспедиции.

— Вряд ли нужна экспедиция, — кротко возразил Смит. — Какой прок от слепых поводырей слепцов?

— Мистер Джерран, — вмешался Ион Хейтер. — Может, я смог бы помочь?

— Вы? — удивился Отто, затем лицо его просветлело. — Я же совсем забыл.

— И прибавил удовлетворенно:

— Ион участвовал в качестве каскадера в съемках фильма. «В горах Сьерра-Невады». Он дублировал актеров, которые боялись гор. Это первоклассный скалолаз, уверяю вас. Каково ваше мнение?

Вопреки моим ожиданиям Смит тотчас ответил:

— Вот такой состав экспедиции меня устраивает. Буду очень рад обществу мистера Хейтера. Особенно если он согласится большую часть пути тащить меня на себе.

— Тогда договорились, — заключил Отто. — Очень благодарен вам обоим. Но отправитесь вы, если погода улучшится.

— В таком случае все вопросы улажены.

— А вы — как вновь кооптированный член правления — согласны? — с улыбкой спросил меня Джерран.

— Пожалуй, да, — отозвался я. — За исключением вашего предложения разойтись до утра.

— Ах вот как! — сказал Отто.

— Вот именно! — ответил я. — Неужели вы действительно считаете, что мы все должны пойти спать? Для некоторых господ с известными намерениями самое удобное для их дел время — это раннее утро. Говоря о господах, я имею в виду не только присутствующих в этом помещении, а говоря о намерениях, подразумеваю преступные намерения.

— Мы с моими коллегами обсудили этот вопрос, — возразил Отто. Предлагаете организовать дежурство?

— Такая мера, возможно, поможет некоторым из нас прожить подольше, сказал я. Пройдя в центр помещения, я прибавил:

— Отсюда просматриваются все пять коридоров, так что ни один из тех, кто выходит из комнаты или входит в нее, не останется незамеченным.

— Понадобится какой-то особенный сторож, — вмешался Конрад. — Сторож, у которого шея на шарнирах.

— Никакого особенного сторожа не потребуется, если дежурить по двое, сказал я. — Не в обиду будь сказано, но эти двое будут наблюдать не только за коридорами, но и друг за другом. В пару будут входить подозреваемый и чистый от подозрений. Думаю, обеих Мэри из числа дежурных следует исключить.

Аллена тоже, ему надо хорошенько выспаться.

Остаются мистер Джерран, мистер Гуэн, мистер Смит, Сесил и я. Итак, пятеро, которые вполне справятся с двухчасовым дежурством, скажем с двадцати двух до восьми часов.

— Отличное предложение, — заметил Отто. — Значит, пять добровольцев у нас уже есть.

Все тринадцать предложили свои услуги. Договорились, что Гуэн и Хендрикс будут дежурить с двадцати двух до полуночи, Смит и Конрад с полуночи до двух, Отто и Юнгбек с четырех до шести, а Сесил и Эдди с шести до восьми. Некоторые из оставшихся, в частности Гpaф и Хейсман, запротестовали, заявив, что их, дескать, третируют. Но после уверения, что впереди еще двадцать одна ночь, голоса протеста умолкли.

По одному, по двое разошлись по комнатам почти все. Кроме Смита и меня, остался Конрад. Я понял, что он намерен потолковать со мной. Мельком посмотрев в мою сторону, штурман ушел в нашу спальню.

— А как вы узнали насчет Лонни и его семьи? — спросил Конрад.

— Догадался. Он с вами беседовал?

— Немного. Семья у него была.

— Была?

— Вот именно, была. Жена и две дочери. Взрослые девушки. Автомобильная катастрофа. Не то они налетели на чью-то машину, не то чужая машина врезалась в них. Кто вел машину, не знаю — Лонни замолчал, словно жалея, что развязал язык. Он даже не сказал, находился ли он сам в машине, кто еще в ней сидел и даже когда это случилось.

Большего Конраду не удалось выяснить. Некоторое время мы с ним поговорили о всякой всячине, и когда появились Гуэн и Хендрикс, я пошел к себе в комнату. Смита на раскладушке не было. Уже одетый, он вывинчивал последний шуруп. Фитиль керосиновой лампы был опущен, и в комнате царил полумрак.

— На прогулку? — спросил я.

— Там кто-то бродит. — Смит протянул руку к своей канадке, я последовал его примеру. — Я решил, что через дверь выходить не стоит.

— И кто там?

— Не имею представления. В окно заглянул какой-то тип, лица его я не сумел разглядеть. Он не знал, что я наблюдаю за ним. Я в этом уверен, поскольку, отойдя от нашего окна, он подошел к окну спальни Джудит и осветил ее фонарем. Этого он бы не сделал, если бы знал, что за ним следят. — Смит уже вылезал из окна. — Он выключил фонарь, но я успел заметить, куда он направляется. Он спустился к причалу, я в этом уверен.

Последовав примеру Смита, я закрыл окно, подложив сложенный листок бумаги между створкой и рамой. Погода ничуть не изменилась, все так же мела метель, крепчал мороз и дул пронизывающий до костей ветер, перешедший в зюйд-вестовую четверть. Подойдя к окну Джудит Хейнс, мы прикрыли фонари, направляя внутрь узкий пучок света. Нашли на снегу следы и решили было идти дальше, но тут мне пришло в голову выяснить, где эти следы начинаются.

Однако сделать это не удалось: их владелец обошел вокруг строения по крайней мере дважды, волоча ноги, поэтому нельзя было установить, из какого окна он выбрался. Досадно, что он так умело замел свои следы; факт, что подобная мысль пришла ему в голову, настораживал. Выходит, таких поздних вылазок следует ожидать и впредь.

Держась подальше от следов незнакомца, поспешно, но осторожно мы спустились к причалу. Возле пирса я рискнул включить на мгновение фонарь и увидел, что следы ведут дальше.

— Понятно, — едва слышно проговорил Смит. — Наш приятель направился к субмарине или шлюпкам. Если пойдем следом за ним, можем столкнуться с ним нос к носу. Если же дойдем до конца причала и лишь взглянем, где он, он заметит наши следы, когда будет возвращаться. Нужно ли, чтоб он знал о нашем присутствии?

— Нет, никто не может запретить человеку выйти на прогулку, даже в метель. И если мы себя выдадим, он наверняка будет столь осторожен, что впредь на Медвежьем не сделает ни одного ложного шага.

Мы укрылись среди прибрежных валунов, находившихся в нескольких метрах от причала, — излишняя предосторожность в условиях почти полной темени.

— Как думаешь, что он намерен предпринять? — спросил Смит.

— Что конкретно, не знаю. Но, вообще говоря, все, от подлости до преступления. Когда он уйдет, мы узнаем.

Минуты две спустя наш приятель уже возвращался. Пелена снега была столь плотной, что, если бы не колеблющийся свет фонаря в руке у незнакомца, мы бы его и не заметили. Выждав несколько секунд, мы вышли из своего убежища.

— Он нес что-нибудь? — спросил я.

— Я тоже об этом подумал, — ответил Смит. — Возможно, но ручаться не стану.

По следам незнакомца мы дошли до конца причала. Следы подвели нас к железному трапу. Без сомнения, человек этот побывал на модели субмарины: и корпус, и площадка внутри боевой рубки были испещрены его следами. Мы спустились внутрь.

Все было на месте: никаких изменений мы не заметили.

— Не нравится мне эта посудина, — сказал задумчиво Смит. — Прошлый раз я назвал ее железным гробом. Не хотел бы, чтобы он предназначался для нас.

— А существует такая опасность?

— Похоже, наш приятель ничего не унес. Но не зря же он приходил сюда.

Думаю, он что-то принес. Уж не взрывное ли устройство?

— Допустим, ты прав. Но он не мог подложить пластиковый заряд, который трудно обнаружить. Чтобы уничтожить такую махину, нужно большое количество взрывчатки и детонатор замедленного действия.

— С тем чтобы он мог спать как ни в чем не бывало, когда произойдет взрыв? От этого мне еще больше не по себе. Как думаешь, сколько времени ему понадобится, чтобы забраться к себе в постель?

— Сущие пустяки.

— Господи, так что же мы тут стоим и болтаем? — Смит обвел вокруг себя лучом фонаря. — Черт возьми, куда же он мог спрятать адскую машину?

— Думаю, возле переборки. Или на днище. — Мы обследовали палубу, но ничего не нашли. Затем стали осматривать детали корпуса, приподняли грибовидные якоря, якоря-цепи, заглянули под компрессор, лебедку, осмотрели пластмассовые модели перископа и пушек, однако ничего не обнаружили. Даже осмотрели крышки балластных цистерн, не отвинчивались ли они, но на головках болтов не было ни единой царапины. Будь устройство прикреплено у переборки, мы бы его тотчас заметили.

Смит озабоченно взглянул на меня, потом посмотрел в носовую часть корпуса:

— Не положил ли он устройство в какой-то из тех рундуков? Это удобно и быстро.

— Вряд ли, — отозвался я, но направил луч фонаря вдоль рундука, в котором хранилась краска. Задержав взгляд на настиле, я спросил штурмана: Видишь?

— Комок снега из-под сапога. — Протянув руку к крышке рундука, он произнес:

— Время не ждет. Надо заглянуть в рундук.

— Лучше не надо, — схватил я его за руку. — А вдруг тут мина-ловушка?

— И то правда. — Он отдернул руку. — Тогда и взрывателя не понадобится.

Но как же нам его открыть?

— Постепенно. Вряд ли он успел установить какую-нибудь электрическую систему. Скорее всего, если он что и установил, то простое натяжное устройство. В любом случае на пару дюймов приподнять крышку можно. Ведь ему нужно было вытащить собственную руку.

Мы осторожно приподняли крышку и изучили содержимое рундука. Внутри ничего постороннего не было, но исчезли две банки быстросохнущей краски и две кисти.

Посмотрев на меня, штурман покачал головой. Мы закрыли рундук, вылезли из рубки и снова поднялись на причал.

— Не думаю, чтобы он отнес краску к себе в комнату. Ведь в тесном помещении такие банки не так-то просто спрятать, тем более если ваши друзья нагрянут.

— Ему незачем прятать банки в комнате. Я уже говорил, кругом полно сугробов, в них можно укрыть все что угодно.

Если незнакомец и спрятал краску в каком-то из сугробов, то, судя по следам, не по пути от причала к жилым блокам. Мы подошли к жилому помещению и убедились, что следы затоптаны.

— Похоже, что кто-то еще обошел вокруг блока, — заключил Смит.

— Пожалуй, ты прав, — ответил я. Подойдя к окну нашей комнаты, я хотел было открыть его, но что-то меня остановило. Направив луч света на раму, я спросил Смита:

— Ничего не заметил?

— Заметил. — Сложенный листок бумаги упал. Наклонившись, Смит что-то поднял с земли. — Побывал гость, а может, и не один.

— Похоже на то, — согласился я. Мы забрались внутрь, и пока Смит завинчивал шурупы, я прибавил огня и принялся обследовать комнату. Прежде всего осмотрел медицинский инструментарий и понял, что произошло.

— Так-так, проговорил я. -Одним выстрелом он убил двух зайцев. Мы друг друга стоим.

— Мы?

— Тот малый, который заглядывал в окно. Минут пять маячил, пока не убедился, что его заметили. Затем, чтобы привлечь к себе внимание, он направил луч фонаря в окно комнаты Джудит. Этого достаточно, решил он, чтобы увести нас подальше от блока.

— И он не ошибся в расчетах, не так ли? — Посмотрев на мой раскрытый чемоданчик, штурман проговорил:

— Насколько я понял, кое-что исчезло?

— Правильно понял. — Я показал ему пустое гнездо. — Исчезла смертельная доза морфия.

Глава 11

— Четыре склянки пробило, живей вставай, чудило, — потряс меня за плечо Смит. И призыв, и жест были излишними: я был настолько издерган, что едва штурман повернул ручку, я проснулся. — Пора с докладом на мостик. Мы свежий кофе сварили.

Я пошел следом за ним в кают-компанию, поздоровался со склонившимся над кофейником Конрадом и вышел наружу. К моему удивлению, ветер, дувший теперь с веста, ослаб баллов до трех, снег почти перестал, и мне даже показалось, будто на юге, над бухтой Сор-Хамна, в просвете между тучами тускло сияют звезды. Зато морозило сильней, чем ночью. Поспешно затворив дверь, я повернулся к Смиту и сказал вполголоса:

— Неожиданная перемена погоды. Если так будет продолжаться, Отто напомнит тебе о твоем вчерашнем обещании добраться до Тунгейма и вызвать полицию.

— Я уже сам жалею, что пообещал, но ведь у меня не было другого выхода.

— Теперь тем более. Плыть никуда не следует. Посматривай за Хейтером, да повнимательней.

— Считаешь, что он опасен? — произнес Смит после продолжительного молчания.

— Он один из тринадцати потенциальных убийц, причем из тех, кто вызывает особое подозрение. Если исключить из чертовой дюжины Конрада, Лонни и «Трех апостолов», остается восемь. И один из восьми, может, двое или даже трое — это те, за кем нужен глаз да глаз.

— Уже теплее, — ответил Смит. — Но почему ты думаешь, что пятеро из них... — Штурман на полуслове умолк, заметив, что в кают-компанию, позевывая и потягиваясь, вошел Люк — худой, неуклюжий, долговязый юноша. Он был так лохмат, что хотелось позвать цирюльника или надеть ему на шевелюру повязку.

— Неужели ты думаешь, что он способен на убийство? — спросил я.

— Я мог бы засудить его за музыкальные безобразия, какие он вытворяет на своей гитаре. Но на большее он не способен, — согласился Смит. — То же можно сказать и об остальных четверых. — Наблюдая за Конрадом, который куда-то нес чашку кофе, штурман прибавил:

— За нашего героя поручусь головой.

— Куда же он так спешит?

— Поддержать силы дамы сердца. Ведь мисс Стюарт, по существу, дежурила вместе с нами.

Я хотел было заметить, что у этой дамы сердца странная привычка шататься по ночам, но передумал. Хотя прежнее ее поведение для меня оставалось загадкой, я ни на минуту не допускал, чтобы девушка могла иметь какое-то отношение к деятельности преступников.

— Это важно — добраться до Тунгейма? — спросил Смит.

— Доберешься ты туда или нет, не имеет особого значения. Все зависит от погоды и поведения Хейтера. Если придется вернуться, тем лучше, ты мне здесь пригодишься. Если доберешься до Тунгейма, там и оставайся.

— Как я там останусь? Я же отправлюсь за помощью, не так ли? И Хейтер потребует, чтобы я вернулся.

— Если скажешь, что устал и нуждаешься в отдыхе, тебя поймут, я уверен.

Если Хейтер начнет шуметь, потребуй, чтобы его арестовали. Я дам тебе письмо для начальника метеостанции.

— Ах вот как, письмо? А если господин начальник откажется выполнить твое распоряжение?

— Думаю, ты сумеешь найти людей, которые тебе охотно помогут.

— И это, конечно, твои друзья, — посмотрел на меня без особого восторга штурман.

— На станцию откомандирована группа британских метеорологов. Их пятеро.

Но они не метеорологи.

— Естественно, — холодно, почти враждебно отозвался Смит. — Вижу, вы не любите раскрывать свои карты, доктор Марлоу.

— Не сердись. Я не прошу, а приказываю. Такова стратегия. Если ты не подчиняешься приказам, то я подчиняюсь. Тайна, которую знают двое, известна всем. Если в ты заглянул в мои карты, то еще неизвестно, кто был бы следующим. Письмо это я дам тебе утром.

— Хорошо, — произнес Смит, с трудом сдерживая гнев, и с мрачным видом добавил:

— Нисколько не удивлюсь, если обнаружу в Тунгейме и «Морнинг роуз».

— Такая возможность отнюдь не исключена, — ответил я.

Кивнув, Смит отвернулся и направился к печке, у которой стоял Конрад, разливая кофе. Минут десять мы сидели, прихлебывая ароматный напиток и разговаривая о пустяках, затем Смит и Конрад ушли. В течение последующего часа не произошло ничего стоящего внимания, не считая того, что спустя пять минут после начала дежурства Люк внезапно заснул. Будить я его не стал. В отличие от Люка, мне было не до сна, голова разламывалась от дум.

Но вот в коридоре открылась дверь, вышел Лонни. Поскольку, по его словам, спал он обычно мало, факт этот меня не удивил. Войдя в кают-компанию, он тяжело опустился на стул рядом со мной. Выглядел он подряхлевшим и измученным и говорил без привычной шутливости.

— И снова перед нами добрый исцелитель, — произнес он. — И снова он врачует народ. Я пришел, дружище, разделить с вами полнощное бдение.

— Сейчас не полночь, а без двадцати пяти четыре, — ответил я.

— Это для красного словца, — вздохнул Лонни. — Я плохо спал. Вернее, не спал вовсе. Перед вами обремененный заботами старик, доктор.

— Очень жаль это слышать, Лонни.

— Не нужно слез. Как и большая часть человечества, я сам создаю себе проблемы. Быть стариком само по себе плохо. Быть одиноким стариком — а я много лет одинок — и того хуже. Но быть одиноким стариком, который не в ладах с совестью, — просто невыносимо. — Лонни снова вздохнул. — Нынче мне особенно жаль себя.

— Почему вы решили, что вы не в ладах с собственной совестью?

— А потому, что она-то и не дает мне спокойно спать. Ах, дружок, что может быть лучше, чем уснуть без мук. Чего же еще пожелать старику, когда настанет вечер и придет пора уйти?

— Чтобы попасть в кабак на том берегу?

— Не будет даже этого, — мрачно покачал он головой. -Таких, как я, в раю с распростертыми объятиями не ждут. Рылом мы не вышли, дружок, улыбнулся старик, но глаза его оставались печальными. — Пивной бар в. чистилище — на большее я не рассчитываю.

Старик умолк, закрыв глаза, и я решил, что он уснул. Но он прокашлялся и сказал невпопад:

— Всегда это приходит слишком поздно. Всегда.

— Что приходит, Лонни?

— Сострадание, понимание или прощение. Думается, Лонни Гилберт мог прожить жизнь более достойно. Но я понял это слишком поздно. Слишком поздно надумал сказать, что я тебя люблю, какой ты славный человек или что я тебя прощаю. Если бы да кабы... Трудно помириться с человеком, если ты смотришь на него, а он лежит мертвый. Боже мой, Боже мой! — С видимым усилием он поднялся. — Но ничтожная надежда еще осталась. Лонни Гилберт сейчас пойдет и сделает то, что должен был сделать много лет назад. Но сначала я должен вооружиться, влить огня в старые жилы, очистить разум, словом, подготовиться к тому испытанию, которое, со стыдом признаю, мне предстоит. Короче, дружище, где виски?

— Боюсь, Отто унес его с собой.

— Добряк Отто, добрей его не сыскать, только скуповат немного. Но ничего, до основного хранилища рукой подать.

Он направился к выходу, но я его остановил.

— Когда-нибудь вы пойдете в склад, сядете на ящик и замерзнете. Незачем вам туда идти. У меня в спальне есть бутылка. Из того же источника, уверяю.

Сейчас принесу, а вы тут присмотрите. — Присматривать ему не было нужды: секунд через двадцать я вернулся.

Лонни щедрой рукой наполнил стакан, опустошил его в несколько глотков, посмотрел влюбленно на бутылку и отставил ее в сторону.

— Выполнив свой долг, я вернусь и выпью не торопясь. А пока я подкрепился в достаточной мере.

— Куда же вы направляетесь? — спросил я, не представляя, что за дела могут быть у него среди ночи.

— Я в большом долгу перед мисс Хейнс. Я хочу...

— Перед Джудит Хейнс? — невольно удивился я. — А я-то думал, вы и смотреть в ее сторону не желаете.

— В огромном долгу, — твердо произнес старик. — Можно сказать, хочу снять с души грех. Понимаете?

— Нет. Я понимаю одно: сейчас только без четверти четыре. Если вопрос этот так важен, как вы заявляете, то раз уж вы откладывали его решение столько лет, подождите еще несколько часов. Кроме того, мисс Хейнс больна, она испытала тяжелейшее душевное потрясение и находится под действием транквилизаторов. Нравится ей это или нет, но я ее доктор, и я вам не разрешаю будить ее.