Друг стад (Айболит из Алабамы)

      — Я про него слышала; только, сдается мне, называется он «Доктор Живаго», по роману Пастернака, — отвечала Джан. — Говорят, фильм и впрямь первоклассный. — Судя по интонациям ее голоса, жена моя с трудом сдерживала смех. «Доктор Виварго», надо же такое сказать!
      Мы еще немного побеседовали о том, о сем, а затем неспешно прошествовали в фойе, задержавшись лишь для того, чтобы изучить огромные афиши, возвещающие о новых поступлениях. Когда мы, наконец, дошли до «пункта контроля», там, на табуреточке, уже восседал Гарвис, терпеливо нас поджидая.
      — Вы их продаете, вы их и отбираете? — усмехнулась Джан. Гарвис скользнул взглядом по билетам, разорвал их надвое и вернул нам наши половинки.
      — Как насчет попкорна? — осведомился он, вставая с табуретки и занимая место за буфетной стойкой.
      — С удовольствием! Два попкорна, средний стакан кока-колы и большой «Доктор Пеппер».
      — Извините, у нас только кока-кола, — посетовал Гарвис.
      — Хорошо, тогда будьте добры маленькую и большую.
      — Док, больших стаканов у меня нет. Как насчет двух маленьких? — Он пошарил в коробке со всяким хламом в смутной надежде отыскать чашку покрупнее.
      — Пусть будут две маленьких. Мне большая порция вообще противопоказана, я на диете. — Гарвис, не улыбнувшись, наполнил три маленьких стаканчика: видно, обиделся на дурацкую шутку насчет диеты.
      Я не смел поднять глаз на Джан, опасаясь, что оба мы разразимся смехом. Я видел, что и она избегает глядеть в мою сторону. Из сострадания она перешла в начало ряда, за пределы моего поля зрения.
      — А вон и ваш пациент, Док, — сообщил Гарвис, указывая на старый диван рядом с лестницей, ведущей на балкон. Там, бесцеремонно оккупировав всю посадочную площадь, мирно спал Самбо. Дышал он вроде бы нормально. Надо думать, укол принес ему желанное облегчение.
      — Самбо! Просыпайся, старик! Док на тебя глянуть хочет! — заорал Гарвис. Он словно вовсе не замечал людей, рассевшихся в зрительном зале буквально в нескольких шагах от него, и, похоже, утратил всякий интерес к буфету, билетам и новым посетителям, уже столпившимся у кассы. Видно было, что Самбо — его гордость и радость.
      Едва прозвучало его имя, песик мгновенно взвился в сидячее положение, возможно, решив, что пробил час попкорна. Заметив, что я направляюсь в его сторону, он усмехнулся во всю пасть и завилял хвостом. Хвост выбивал приветственный ритм по ветхим подушкам, и над диваном столбом вились пыль и собачий пух. Самбо вежливо откашлялся, — по-собачьи, не открывая пасти, и с каждым покашливанием щеки его так и раздувались.
      — Привет, Самбо, — ласково проговорил я, поглаживая пса по голове. Да ты, никак, этих гадких сигарет накурился? — Вот теперь хвост принялся выбивать диван всерьез, облако пыли пополам с шерстью окутало наши головы, и мы оба закашлялись в унисон. Я по привычке проверил цвет десен, открыл пасть, осмотрел язык и глотку.
      — С ним все о'кей, Док? — осведомился Гарвис, так, словно Самбо вот уже много недель не бывал у доктора.
      — Ага, на мой взгляд все в норме, — насколько можно судить при таком свете.
      — Милый, не забывай про фильм, — вмешалась Джан. — Пойдем-ка сядем. Фильм вот-вот начнется.
      Мы прошли вниз по проходу; в ушах наших эхом отдавались отголоски респираторных симптомов малыша Самбо. В зрительном зале собралось человек тридцать, включая трех десятилетних мальчишек, — без таких ни один сеанс не обходится! Эти вертелись и хихикали на первом ряду, состязаясь, кто сильнее хлопнет соседа по плечу. В одном из шалунов я узнал «Дружочка» Кларка, Гнусова младшего братишку. Похоже, он-то и одерживал верх в потасовке. Подобно старшему брату, для своего возраста он был довольно рослым, и, в отличие от ребятишек помладше, явно нуждался в хорошей дозе глистогонного.
      Именно на ферме Кларка мне довелось оперировать одного из первых моих рогатых пациентов, — несколько месяцев тому назад, пару дней спустя после нашего приезда. Гнус, старший из сыновей, рослый парнище четырнадцати лет, уже обзавелся собственным стадом и в том, что касалось содержания и ухода, принимал решения абсолютно самостоятельно. Его недавнее приобретение, бык-рекордист, проглотил кусок проволоки для перевязки тюков и теперь страдал от последствий, — обычно таковыми оказывается острый приступ перитонита, поскольку проволока прокалывает второй отдел желудка. Я провел операцию прямо на месте, в красном коровнике, — Гнус умело мне ассистировал, — и бык отправился исполнять ту самую миссию, ради которой, собственно, и был куплен.
      После недолгих поисков мы высмотрели-таки два неповрежденных сиденья в середине зала, по правую сторону от левого прохода. Я выбрал место с краю, чтобы можно было с удобством вытянуть ноги — и, если понадобится, выйти, никому не мешая.
      — А где мой попкорн? — спросил я у Джан. Она знай себе набивала рот маслянистыми хлопьями: рука равномерно двигалась от пакета ко рту, наводя на мысль о неспешном ритме обслуживания сборочного конвейера. — И мои кока-колы? Можно, я у тебя отхлебну?
      — Нет уж, сэр! Сами сходите, — прошептала она, вырывая у меня пакет. Когда Гарвис убежал играться с тобой и с Самбо, я просто-напросто зашла за стойку и взяла все, что нужно. Вот и ты сходи. Заодно и руки помоешь. А то весь в собачьей шерсти!
      — Нет уж, я подожду. Даю гарантию, что мой заказ он доставит: захочет потолковать про псину.
      В ожидании попкорна с напитками, я разглядывал помещение некогда недурного здания. Как большинство провинциальных киношек, «Гала» видывал и лучшие дни, а сейчас остро нуждался в подновлении и покраске. На высоком потолке виднелись проплешины осыпающейся штукатурки и темные концентрические потеки воды; впрочем, в остальном здание казалось вполне надежным. Пахнущие плесенью красные бархатные кресла давно следовало бы демонтировать и отнести на свалку: тут и там попадались поломанные подлокотники и заклинившие сиденья; шурупы креплений разболтались, вывинтились из пола, так что кресла раскачивались вперед-назад. Разумеется, от этого дефекта озорники были в полном восторге и, времени зря не теряя, самозабвенно расшатывали кресла, до поры уцелевшие.
      В экране, чуть правее от центра, зияла огромная дыра, — возможно, последствия снаряда, метко брошенного рукою какого-нибудь рассерженного зрителя, когда порвалась пленка или заело сменную катушку. Я слыхал, что демонстрировать зрителям белый экран в течение нескольких минут, пока меняются бобины, — это в порядке вещей. Я легко представлял себе, как вопят и улюлюкают нетерпеливые подростки, — им ведь вечно некогда. Я частенько гадал, и почему это молодежь всегда так спешит, а люди пожилые, напротив, плетутся себе по жизни черепашьим шагом. Поскольку у молодых впереди — лет шестьдесят или семьдесят, а у старичков в запасе несколько кратких лет, не более, — сдается мне, поспешают не те, кому это пристало.
      Я помахал рукой нескольким друзьям и клиентам, а потом намеренно вжался в кресло, прячась от владельцев животных, — а то, чего доброго, нарушат наш вечер отдыха, требуя бесплатного совета!
      Наконец свет погас и на экране запрыгала реклама будущих поступлений, в то время как звук нарастал вплоть до максимального предела. Над толпой раздались возмущенные вопли, и уровень децибелов понизился на несколько отметок. Убедившись, что, вопреки моим предсказаниям, Гарвис заказ мой нести и не думает, я, к вящему удовольствию Джан, неохотно вернулся к буфету, сам зачерпнул себе попкорна и налил кока-колы. Самбо следил за каждым моим движением, и, когда я прошел мимо, принялся облизываться вовсю. Не успел я занять свое место, как холодный собачий нос ткнулся мне в локоть: скорбные, умоляющие глаза Самбо были обращены на пакетик с попкорном. Взгляд его неотрывно следил за рукой, что двигалась от пакета ко рту; и всякий раз, слыша, как под пальцами погромыхивает пакет, пес принимался с удвоенной силой стучать хвостом по креплению кресла. Непростое это дело — игнорировать собаку-попрошайку, что умильно покашливает, виляет хвостом, облизывается и пускает слюну, так что спустя несколько минут я сдался и принялся угощать его зернышком-другим. Самбо сметал с моих рук подачку с жадностью полуголодного дворового пса. Наконец, когда показалось дно пакета, притомившийся Самбо плюхнулся на пол прямо в проходе и задремал.
      По слухам, «Унесенных ветром» Самбо просмотрел двадцать семь раз, но мультики про Дорожного Гонщика любил еще сильнее, — даже устраивался в первом ряду, чтобы ничего не упустить. Завсегдатаи кинотеатра уверяли, что пес застывает там, не сводя глаз с экрана, машет хвостом и то и дело потявкивает, ободряя неумеху-койота. Однако в тот вечер пес ни малейшего интереса не выказал; возможно, потому, что показали мультики из другой серии.
      Но вот начался фильм. Джон Уэйн и его взвод морской пехоты отдавали жизнь за свою страну на далеком островке Иодзима. Хотя заядлым киношником меня не назовешь, крепкие ребята вроде Джона Уэйна мне чем-то близки, а уж сколько в этом фильме действия, сколько динамики! Но вот в грохот пулеметного огня и взрывов минометного обстрела вклинился вопль из глубины здания:
      — ДЖИММИ, ТЕБЯ К ТЕЛЕФОНУ!
      Человек, сидящий в противоположном конце зала, неспешно поднялся и вышел. По всему судя, если звонили и спрашивали кого-то, кто, как подозревалось, был в числе зрителей, сидящий на самом верху подносил ко рту сложенные рупором ладони и громко объявлял об этом на весь зал. Мы с Джан переглянулись и покачали головами. Думали мы в унисон: «Вот уж ни за что бы в такое не поверил; чего только в жизни не увидишь!»
      А мальчики, сидевшие в первом ряду, совсем от рук отбились. Былое сдержанное хихиканье, возня и беспорядок переросли едва ли не в кулачную драку под аккомпанемент визга и скрежета видавших виды сидений. Наконец, после того, как в адрес шалунов прозвучало несколько «Шш-ш-ш!», чаша моего терпения переполнилась. Я решительно подошел к детям и опустился на колени. Над пресловутым трио воцарилась благословенная тишина.
      — О'кей, мальчики, — строго объявил я. — В задних рядах за вашим гвалтом ничего не слышно. А ну, тихо, не то приведу мистера Аллена, а он позвонит вашим папам. Все поняли?
      — Да, сэр, — хором заверили они. Шеи их словно окостенели, а в непомерно расширенных глазах отражались причудливые картинки с экрана. Самбо проследовал за мною к первому ряду и теперь обнюхивал ногу Дружочка, вне всякого сомнения почуяв запах Кларковых породистых редбоун-кунхаундов. Я возвратился на свое место, от души надеясь, что новых помех не последует.
      Наконец-то в зрительном зале воцарился мир, — если, конечно, не считать военных действий, однако все знали, что и они завершатся миром еще до того, как на экране появится слово «Конец». Присмиревшие мальчики сидели тихо, как мышки, не смея даже головы повернуть в сторону соседа. Однако я мог бы догадаться, что долго это не продлится.
      — ДРУЖОЧЕК, А НУ ПОЙДЕМ! — проревел низкий бас с заднего ряда.
      Этот голос я сразу узнал. Бас принадлежал Джеймсу Кларку, отцу Дружочка. Однако малец и не двинулся с места, явно пытаясь урвать еще минутку-другую в обществе друзей-приятелей, что с новой силой завозились и заерзали на сиденья. Очень скоро рокочущий бас раздался снова.
      — ДРУЖОЧЕК, Я КОМУ СКАЗАЛ, ПОШЛИ! ИЛИ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я САМ ТЕБЯ ВЫТАЩИЛ?
      На сей раз оклик эхом отразился от тридцатифутового потолка, заглушив даже приказы моего любимого героя на экране. Нетерпеливый голос заключал в себе явную угрозу, — и результат ждать себя не заставил.
      Мальчишка вскочил с места и неуклюже затопал к выходу между рядами, едва не наступив на Самбо, что, растянувшись в проходе, спал крепким сном. У нашего ряда Дружочек помедлил, развернулся спиной и попятился к двери, продолжая следить за развитием событий на экране.
      — Что следующим номером? — прошептал я на ухо Джан. — Все эти шоу сверх программы по занимательности и фильму не уступят!
      — Пожалуй, даже превзойдут, — возразила она. — В фильме всегда знаешь, что будет дальше.
      Очень скоро до слуха моего донесся отдаленный трезвон телефона. Несколько секунд спустя раздался голос Гарвиса:
      — ЭЙ, ДОК, ЭТО ВАС!
      Я огляделся, проверяя, не откликнулся ли на призыв, неспешно поднявшись и направившись к выходу, какой-нибудь еще «Док». Но если в зале таковой и был, он даже не шелохнулся.
      — Ты лучше сходи, милый. Вдруг это наша няня? — велела Джан.
      Ни слова не говоря, я двинулся к телефону, гадая, что за волнующий сюрприз ждет меня на сей раз.
      — Алло…
      — Мистер Маккормак, это Робинсон, представитель страховой компании «Новая жизнь». Как вы себя чувствуете?
      — На все сто, — заверил я. — А вы как?
      — Это просто замечательно, мистер Маккормак, — ответствовал он, точно заведенный магнитофон. — Мне хотелось бы занять несколько минут вашего драгоценного времени для того, чтобы рассказать вам о замечательной ультрасовременной новой концепции в области финансовой защиты вашей горячо любимой семьи в случае вашей безвременной кончины. Сколько вам лет, мистер Маккормак?
      «Нет, вы только представьте себе: этот неизвестно откуда взявшийся придурок звонит мне в такой час, да еще когда я в кои-то веки выбрался с женою «в свет»!» — вознегодовал я про себя. Не иначе, как упился контрабандным самогоном или белены объелся! Кипя от негодования, я, тем не менее, напомнил себе, что этот телефонный разговор — отличная тренировка в преддверии новых идиотских звонков, которые непременно воспоследуют.
      — Что до моего возраста, это конфиденциальная информация, — изрек я. Лицо у меня горело, сердце то и дело сбивалось с ритма. — Позвольте в свою очередь вас спросить, есть ли у вас собака или кошка?
      — Простите? Э-э-э, собственно говоря, да. И собака, и кошка, — отвечал он.
      — Дайте мне ваш телефон; возможно, мне понадобится перезвонить вам. Мой собеседник послушно продиктовал цифры междугородного номера.
      — Сэр, вы и в самом деле верите, что возможно позвонить из другого города абсолютно незнакомому человеку и продать ему страховку? Я лично в этом склонен усомниться.
      — Сэр, но это же ради защиты ваших горячо любимых близких, и…
      — Сэр, я упражняюсь в том, как отвечать на звонки разных бестолковых остолопов, и в данный момент я ценою невероятных усилий тренируюсь сдерживать желание наорать на типов вроде вас за то, что оторвали меня от любимого фильма с участием Джона Уэйна. А теперь я пожелаю вам доброй ночи и повешу трубку, так и не сказав вам ни одной гадости. Доброй ночи!
      — Но разве вы не хотите, чтобы ваши горячо любимые близкие были должным образом защищены в случае вашей безвременной… — Я осторожно опустил трубку на рычаг, оборвав увещевания на середине фразы. Да, мои «телефонные манеры» существенно улучшились; прежний Джон в подобной же ситуации разнес бы олуха в пух и прах и со всей силы шмякнул бы трубкой. На пути от телефонной кабинки меня остановил общительный Гарвис.
      — Ну, как вам обоим фильм, по душе?
      — О, да! С тех пор, как мы переехали в Батлер, мы ни разу так славно не развлекались, — заверил я, сам изумляясь собственной новообретенной дипломатичности.
      — Я знал, что вам понравится. Надо бы вам сюда выбираться хотя бы раз в пару недель. Уж не дожидайтесь этого «Доктора Виварго»! — посоветовал он. — Кстати, как вам кажется, ведь кашель Самбо вроде получше стал?
      — Хорошо, что вы напомнили. Я понял, чем вызван его бронхит.
      — Так чем же, чем? Это все глисты, верно?
      — Вовсе нет. Все дело в этом гадком диване. Прикажите своим рабочим завтра же оттащить его на свалку, — посоветовал я. «А заодно и все эти старые кресла», — хотелось мне добавить, но в этом удовольствии я себе отказал, вовремя вспомнив о такте.
      — Диван, вы говорите?
      — Да, у пса на него аллергия. Выбросьте его вон и купите Самбо новый, — наказал я, уже по пути к своему месту. — Хочу посмотреть конец, ну, тот эпизод, где погибает Большой Джон.
      — Знаю, знаю. До того печально, что я и смотреть не могу. Мало мы чтим и уважаем наших ветеранов Второй Мировой, что и говорить! Торопитесь, Док, торопитесь. А я пойду проверю кинопроектор. — Из заднего кармана Гарвис извлек носовой платок и шумно высморкался в него пару раз.
      — Ну, и кто это был, милый? Ведь не няня же? — спросила Джан, едва я вернулся на свое место.
      — О, всего лишь один очень милый человек из Мобила: пытался продать мне страховку во имя защиты финансовых интересов моей семьи, — отвечал я. Внутри у меня все кипело; я все отдал бы за парочку ручных гранат. Большому Джону и его солдатам эти штуки сослужили отменную службу.
      — А зачем он звонил сюда? Неужто не мог подождать?
      — Видимо, не мог. Судя по всему, бедняга решил, будто я прямо сейчас коньки и отброшу. Пожалуй, на всякий случай на обратном пути за руль сядешь ты.
      Оставшаяся часть вечера прошла относительно спокойно. Один раз порвалась лента; а чуть позже, когда меняли бобины, случилась небольшая пауза. На юг, с оглушительным воем сирены, промчалась пожарная машина, и большинство зрителей выбежали из зала поглядеть, не в направлении ли их недвижимой собственности она поехала. Несколько человек бросились к легковушкам и пикапам и укатили по домам.
      Когда фильм наконец-то закончился и мы с Джан направились к микроавтобусу, я с запозданием осознал, что «вечер отдыха» заслуживал любое название, кроме этого.
      — Следующий раз останемся-ка мы дома, — предложил я.
      — Отличная идея, — согласилась Джан. — Ну, то есть, до тех пор, пока не привезут «Доктора Виварго». Говорят, фильм просто первоклассный.
      Мы просмеялись всю дорогу до «Дейри Квин», однако, завернув за угол и обнаружив, что свет в окнах погашен, а двери заперты, разом погрустнели.
      — Ох, а я-то так мечтал о сандей с помадкой! — посетовал я. — Надо же было вознаградить себя за вечер, проведенный в «Гала»!
      — Да ладно тебе, купишь «Лунный», и сойдет, — отозвалась Джан.
      Очень скоро я вышел из придорожного магазинчика с бумажным пакетом в руке.
      — Ну как, купил? — полюбопытствовала Джан.
      — «Лунные» закончились, так что я взял две пинты молока и два «масляных пальчика». Тед говорит, «Лунные» нынче в дефиците.
      — Не удивляюсь — учитывая, сколько оберток я давеча нашла у тебя в пикапе, — усмехнулась Джан. — Ну да ладно; «масляные пальчики» я люблю больше.
      Спустя некоторое время мы обнаружили, что «Гала» и его непринужденная, домашняя атмосфера запали нам в душу, и мы вновь и вновь возвращались в сию обитель развлечения, причем более-менее регулярно. В конце концов, шире, шире надо смотреть на вещи! Когда в город привезли-таки «Доктора Виварго», мы побывали на обоих просмотрах!

10

      Я всегда любил кошек. Странно: многие люди считают, будто только потому, что ветеринар немало времени проводит на фермах, пользуя лошадей, коров и свиней, он не способен на теплые чувства к мелкому зверью, особенно к кошкам. В толк взять не могу, что привело их к этому выводу.
      На большинстве животноводческих ферм, что я посетил за последние сорок лет, в доме и пристройках водилось по кошке, а то и по две, причем не только в целях борьбы с мышами и крысами, но и дружеского общения ради. Владельцев молочных хозяйств любителями кошек обычно не назовешь, но каждая такая ферма кишмя кишит кошками. И я смело могу поручиться: они там не для того, чтобы выпивать лишнее молоко: ведь многие носят имена и прогуливаются по специально отведенным угодьям. А еще я заметил, что, когда приезжаешь по вызову на ферму, всегда найдется хоть одна кошка, желающая поучаствовать в лечении крупного пациента.
      Вообразите себе смятение и страх ветеринара, сосредоточенно склонившегося над занедужившей коровой в полутемном стойле, когда жаждущая общения кошка вдруг спрыгивает со стропил и с глухим стуком приземляется ему на спину. В подобном случае можно гарантировать, что ветеринар поспешит вернуться в вертикальное положение — и кошка с леденящим кровь воплем полетит через все стойло.
      В итоге многолетних наблюдений и практики я пришел к выводу, что животные и люди в общем и целом довольно схожи. Люди в большинстве своем славный народ, хотя я стараюсь по возможности избегать тех, что двуличны и подлы. Такие мило улыбаются тебе, а сами при этом точат нож, который при случае воткнут тебе в спину. Встречаются и собаки такого же склада.
      А вот хорошие друзья — будь то представители песьего или человеческого рода, — вот уж утеха из утех! Они преданны, тактичны, постоянны, искренне озабочены благоденствием вашей семьи. И те, и другие вместе с вами в рабство пойдут, — или за вас, буде возникнет необходимость.
      А как же кошки? Обладают ли они хорошими и дурными чертами своих коллег, принадлежащих к людскому и собачьему племени? Может быть, я и впрямь к кошкам слегка пристрастен; я считаю, что кошки более стабильны, менее подвержены перепадам настроения, и куда независимее большинства людей и собак. Кошки думают сами за себя, не злятся и не раздражаются, ежели к ним не приставать, не теряют головы во всеобщем хаосе или оказавшись на распутье. Они четко определяют условия, на которых можно с ними вольничать. Любители кошек — тоже совершенно особая разновидность. Не могу определить ее с точностью, однако эти люди — совсем не то, что «собачники».
      До того, как мы с Джан перебрались в графство Чокто, мы рассмотрели самые разные варианты ветеринарных практик. Мы пригляделись к маленькой эксклюзивной практике в Мемфисе, подумали, не вернуться ли в родные края в средней части Теннесси, и даже списались с практикой в канадской провинции Альберта. Канадский вариант казался многообещающим до тех пор, пока я не дочитал до места, где говорилось, что снег там выпадает в октябре, а в мае еще не тает. До сих пор гадаю, не упомянули ли про затянувшуюся снежную зиму лишь для того, чтобы часть взыскующих информации неженок не покидала пределов Глубокого Юга , где нам, по чести говоря, самое место.
      Мало того, мы посещали ветеринарные клиники и наблюдали коллег за работой, желая посмотреть, как они ведут практику и поднабраться идей касательно того, как справляться с рядом заболеваний или патологий. Любопытно, что пациенты моих коллег в процессе осмотра и лечения всегда вели себя безупречно. Они смирно сидели на смотровом столике, стоически позволяя исследовать уши отоскопом, глаза — офтальмоскопом, грудную клетку — стетоскопом, равно как и досконально и придирчиво изучить, прощупать и прозондировать все прочие части тела. Кошки, например, и не думали вопить, кусаться, царапаться или пытаться отравить жизнь всем и каждому в радиусе ста ярдов от госпиталя. Мы уже совсем было решили открыть клинику для кошек в одном из крупных южных городов. Но я всей душой мечтал о маленьком провинциальном городке с его сельской атмосферой, где я половину времени проводил бы на свежем воздухе, работая на фермах бок о бок с настоящими фермерами, и энергично махал бы им рукой, когда наши пикапы встречались бы на проселочной дороге. Более того, невзирая на всю мою любовь к кошкам, я вскорости обнаружил, что зафиксировать и полечить сопротивляющуюся кошку в моей клинике куда труднее, нежели в заведении городского коллеги в Мемфисе.
      Однако невзирая на то и дело возникающие трудности в обращении с этими пушистыми друзьями человека, наша приверженность к представителям кошачьего рода для «кошатников» была очевидной, — причем как для местных, так и для живущих вдалеке. И очень скоро они доверили нам заботу о здоровье своих ненаглядных питомцев.
      Чаще всех к нам наведывалась дама средних лет по имени Джози Рейни. Около тридцати лет Джози проработала в Индианаполисе, и, устав от толкотни и давки большого города, возвратилась на родину, — в леса на севере Чокто, примерно в пятнадцати милях от Батлера, — дабы доживать свои дни в мире и тишине, в окружении непрерывно растущего семейства кошек. Согласно отчетам из парикмахерской Чаппелла, Джози, со всей очевидностью, заработала на севере неплохие деньги; но как — никто не знал. Кажется, дословная формулировка звучала следующим образом: «Так или иначе, а деньжат она загребла будь здоров». Надо думать, кто-то из завсегдатаев или работников парикмахерской пару раз видел, как она выгружает пачки и пачки «зелененьких» у окошка кассы в банке Чокто.
      Невзирая на ее очевидное богатство, Джози Рейни не могла похвастаться наличием машины, — а в доме у нее не было ни телефона, ни водоснабжения, ни электричества. Впрочем, этих современных удобств, порождения второй половины двадцатого века, она и не желала. Зато кошкам своим стремилась обеспечить самое что ни на есть лучшее ветеринарное обслуживание.
      Спустя примерно неделю после того, как здание нашей новой клиники открылось для широкой публики, она позвонила нам, воспользовавшись ближайшим телефоном в Пеннингтоне, и попросила записать ее на прием в ближайшие несколько дней. Мы же отнюдь не привыкли к тому, чтобы клиенты звонили настолько заранее и в самом деле назначали день и время. Обычно все происходило куда менее формально.
      — Док ведь еще какое-то время на месте побудет? — спрашивал голос в телефонной трубке.
      — Да, думаю, побудет. А чего бы вы хотели? — вежливо осведомлялась Джан.
      — Ну, мне нужно во второй половине дня в город сгонять за одной деталью для трактора; вот я и подумал, свожу-ка заодно старину Ровера в это ваше заведение, чтоб ему глистов выгнали да укол против бешенства сделали. Когда вы с прививками ездили, меня дома не случилось.
      — Хорошо, сэр, ждем вас примерно через час, — отвечала Джан.
      — Ну, я вообще-то не уверен, как скоро доберусь; может, еще заверну к Чаппелу да подстригусь, если очереди нет. Ведь док до вечера никуда не денется? — Не приходилось сомневаться, что Джан общается с такого рода клиентами куда тактичнее меня.
      Из первого же разговора Джан поняла, что эта дамочка мисс Джози привыкла иметь дело с городскими ветеринарами, — раз попросила записать ее на прием. Джан часто пыталась убедить меня в преимуществах предварительной записи в отношении мелких животных, но, как большинству людей, мне она не нравилась, и я предпочитал панибратскую систему «пришел — заходи».
      — Но это же куда практичнее, — доказывала Джан, — и, кроме того, экономит твое драгоценное время. Ведь без предварительной записи не попадешь ни к врачу, ни к дантисту, ни даже в салон красоты Люсиль Скиннер! Этот вчерашний торговец лекарствами сказал мне, что в некоторых пижонских парикмахерских Мобила нынче приходится даже на стрижку записываться!
      — А как насчет случайных посетителей? Вот едут люди по дороге со своими дирхаундами и выдалась у них свободная минутка-другая. Отчего бы им не завернуть сюда, не проверить собачек на сердечных глистов или что уж им там нужно. Что с такими прикажешь делать, гнать от дверей восвояси? Кроме того, свиньи полетят в тот день, когда я позвоню в парикмахерскую спросить, в котором часу можно подъехать подстричься.
      — Да, если здесь будут люди, у которых хватило здравого смысла позвонить заранее, таким придется подождать. Да, в один прекрасный день придется и на стрижку записываться, в точности как на прием к доктору. И вот что я еще подметила. Владельцы кошек весьма одобряют деловой подход к здоровью своих любимцев, что, помимо всего прочего, включает предварительную запись.
      Я знал, что Джан права, но не хотел этого признавать. В ветеринарном колледже мы тысячи часов потратили на изучение анатомии, физиологии, патологии и всевозможных звериных болезней, однако коммерческим аспектам практики внимания совсем не уделяли.
      Джози Рейни явилась в назначенный час на взятом напрокат грузовичке. Полагаю, формально грузовик этот проходил по разряду такси, однако не мог похвастаться ни счетчиком, ни лицензией; в Пеннингтоне такси вообще не водились. Этот видавший виды драндулет с высоким задним бортом принадлежал местному умельцу на все руки по прозвищу Юниор, который подвизался в транспортировке мусора, дров, коз, навоза, — словом, всего, что помещалось в кузове. Он и людей возил, — тех, что не возражали против остаточного козьего благоухания.
      Разъезжая по вызовам от одной скотоводческой фермы к другой, я частенько встречал Юниора на дорогах. Этот маленький, коренастый человечек, угнездившийся на низком подрессоренном водительском сиденье, смотрелся на диво нелепо. Все, что видел водитель встречной машины — это краешек кепки с твердым козырьком, на три-четыре дюйма торчащий над верхней частью руля. Размер ему требовался, скорее всего, седьмой, однако кепка его явно была номером больше: Юниор натягивал ее на самые уши, а козырек едва не закрывал глаза. Я частенько гадал, часом не ложится ли он спать прямо в кепке? И не приросла ли она к голове за столько времени?
      Задняя часть машины выглядела столь же нескладно. Борта грузовика были нормальной длины и выступали за платформу не далее чем обычно, зато высотой отличались непомерной. Так что, если грузовик шел порожним, верхние края их качались на ветру, и водители встречных машин не могли избавиться от пугающей мысли о том, что колымага вот-вот оторвется от земли и взлетит на манер гигантского ленивого гуся или, чего доброго, перевернется. Будучи нагружен мусором, сосновыми иголками и прочим сыпучим материалом, грузовик не только заваливался то на один бок, то на другой, но терял свою ношу с пугающей быстротой, — благодаря воздушным завихрениям, возникающим при движении машины вперед. При встрече с огромным лесовозом Юниор останавливался как вкопанный и молился об избавлении от надвигающейся воздушной волны. Проблема «сдувания» отчасти решилась, когда Юниор нанял трех местных подростков — лежать, распластавшись, поверх груза. К несчастью, однажды летним днем две дамочки-доброхотки в «кадиллаках» из Меридиана пристроились за грузовиком с мусором и пришли в ужас от непотребного зрелища: подростки, одетые лишь в подрезанные и обтрепанные джинсы, разлеглись на вонючих отбросах. На Юниора поступила жалоба в офис шерифа, и шериф ненавязчиво порекомендовал ему держаться окольных дорог, подальше от шоссе с заезжими «кадиллаками».
      По прибытии в клинику Джози и Юниор представляли собою презабавное зрелище. Юниор был на целый фут ниже своей пассажирки, и его перепачканная футболка и штаны цвета хаки, натянутые едва ли не до подмышек, составляли разительный контраст с облачением его довольно объемной спутницы. Невзирая на жаркий и влажный климат южной Алабамы, Джози Рейни драпировалась в несколько слоев разноцветных одежд, явно приобретенных в высшей степени экслюзивном «магазине для полных», расположенном где-то за пределами графства Чокто. Ни в Батлере, ни в Пеннингтоне подобных бутиков не водилось.