Мужской взгляд

      – Ты самая хорошая, Джози.
      Они становились все ближе и ближе друг другу. Очень скоро ему придется признать, что он любит ее.
 
      Спустя два часа Хьюстон и Джози направлялись обратно на пляж, и он пытался разжать губы, чтобы выдавить из себя эти слова: «Я люблю тебя».
      Произнести их было не так уж сложно. Вреда они не принесут. Она не засмеется. Небеса не разверзнутся, и цунами не обрушится на их готовы. Но слова не шли у него с языка.
      Хьюстон не надеялся застать свою семью. Ведь они покинули пляж в полдень, а сейчас уже было шесть часов вечера. Пока они занимались любовью, спали и ели, время прошло. И теперь их никто не отвлечет. Будут только он, она и океан. И даже можно дождаться захода солнца. Тогда он попробует наконец оторвать язык от нёба и произнести заветные слова.
      – Ты нашел свою доску для серфинга? – спросила она уже в третий раз.
      Хьюстон понимал, что Джози тревожилась по поводу того, что он снова займется серфингом, не говоря об этом напрямую. Он ценил ее заботу, но был также доволен тем, что она не перечисляла причины, по которым ему не следовало залезать в воду.
      Плевать, что его рука еще неподвижна и следовало бы вновь наложить на нее шину. Сегодня он был свободен от швов, от шины на перевязи. И ему хотелось поскорее оказаться в воде. Прохладной, темно-синей… Ощутить, как волны омывают его с ног до головы, перекатываются через него, массируют тело. И Джози должна разделить с ним это удовольствие.
      – Вот она. – Он подхватил доску левой рукой, с удовольствием ощущая ее тяжесть, и приостановился, чтобы подождать Джози, которая, запыхавшись, старалась поспевать за ним.
      Пляж был почти пуст. Большая часть жителей их кондоминиума – люди в возрасте, а пляж частный. Обычно он не занимался здесь серфингом, а отправлялся к больнице, где прибой был сильнее, а волны выше. Но сегодня ему просто хотелось вновь встать на доску. Развлечься. А то он уже успел забыть, что такое нормальное состояние человека.
      У кромки воды, где песок был влажный, а вокруг разносились пронзительные крики чаек, он остановился и бросил доску.
      – Я люблю океан.
      «Я люблю тебя». Слова эти непрерывно кружились у него в голове.
      Солнечные лучи отражались от поверхности воды. Он смотрел в сторону горизонта и ласкал руку Джози.
      – Посмотри, как величествен океан. Я и представить себе не могу, чтобы жить где-нибудь в другом месте.
      – Я тоже. Здесь так тепло, и кажется, что солнце никогда не перестанет светить. – Она сделала несколько шагов вперед, вода захлестнула ее голые ноги, и она рассмеялась. – Конечно же, я догадываюсь, что солнце каждый день будет восходить на востоке и заходить на западе. Но в эту пору даже трудно вообразить, что бывает дождливо, пасмурно или холодно.
      Джози, казалось, размышляла вслух, этакий неудержимый поток сознания. Хьюстон стоял чуть позади и с удовольствием слушал ее болтовню.
      Вдруг Джози отскочила от воды, улыбка исчезла, на лице появилось тревожное выражение.
      – А сейчас, случайно, не время обеда у акул? Может, они подплывают поближе к берегу? Ведь именно здесь все произошло?
      По правде сказать, Хьюстону и в голову не приходило, что ему будет страшно возвращаться в воду, хотя он на собственном опыте познал, каково это – связаться с акулой, пробудив ее хищные инстинкты. Ему казалось, что слишком уж мала вероятность дважды подвергнуться нападению акулы. Океан был частью его жизни, и он не намерен отказываться от него.
      – Нет, это случилось неподалеку от больницы, там волны и буруны лучше.
      Он опустился на песок и указал на место рядом с ним. Едва она чуть пригнулась, чтобы устроиться рядом, как он внезапно потянул ее, и она оказалась у него на коленях. Джози отбросила свои маленькие грязные кеды, а он про себя решал, стащить ему самому с нее его собственную майку или наслаждаться зрелищем, как она будет снимать ее с себя.
      Она обвила его шею руками, на ее лице был заметен испуг.
      – Ты уверен, что стоит лезть в воду? А вдруг она все еще шляется где-нибудь поблизости? У акул ведь неограниченный радиус передвижений.
      Прежде он посмеялся бы над ее страхами, но теперь что-то остановило его.
      – Она же не подкрадывалась ко мне, не охотилась. Я лишь оказался на ее пути. Вероятно, она приняла меня за тюленя, ведь подошло время обеда. Откусила кусочек и поплыла дальше своей дорогой. Скорее всего это был молодой акуленок, еще неопытный охотник, и на меня напал по ошибке.
      Джози положила голову ему на плечо, чуть вздрогнув.
      – Охотник, надо же.
      Он ничего не ответил, притянул ее поближе, пока ее голова не устроилась у него на груди. Волосы приятно щекотали его подбородок.
      Легкий бриз осыпал их мельчайшими брызгами соленой воды. Ему вдруг пришло в голову, что срок пребывания Джози в Акадии ограничен и, завершив травматологическую ординатуру, она, возможно, перейдет в другую больницу. Он не мог допустить и мысли о ее отъезде, по крайней мере с момента возникновения близких отношений. Вдруг она окажется вне пределов его досягаемости? От такого предположения ему стало неуютно и больно.
      Стараясь не выдать охватившего его волнения, он небрежно поинтересовался:
      – И как долго у тебя еще продлится ординатура в Акадии? Ты останешься в больнице?
      На минуту повисло молчание.
      – Я точно еще не знаю, но вообще-то собираюсь работать где-нибудь в этих местах. Мне не хотелось бы уезжать дальше, чем миль на пятьдесят, от матери. У нее ведь только я. Я буду заниматься педиатрической травматологией и очень рассчитываю остаться здесь.
      Он с облегчением поцеловал ее в затылок.
      – Хорошие планы.
      – Спасибо. – Ее пальчики игриво щекотали его грудь. – А как насчет тебя? Какие у тебя планы?
      Черт, если бы он сам знал! Первой его мыслью было отделаться от нее, сказать, что никаких планов у него нет, кроме скорейшего выздоровления. Но Джози заслуживала лучшего. Она должна была услышать правду, да и ему нужно сказать об этом вслух.
      – Скажу тебе по секрету, Джози, что мне трудно даже думать на эту тему. – Тяжело вздохнув, он невидяще смотрел в океанскую даль. – Мне трудно строить какие-либо планы, я боюсь, что большой палец никогда не будет сгибаться. И я дьявольски напуган.
      У Джози на глазах выступили слезы. От жалости к Хьюстону, которого ожидало столь неопределенное будущее, и от радости, что он доверил ей самые сокровенные и тягостные мысли и чувства.
      Она погладила его по груди, прижалась губами к его затылку.
      – Я бы решила, что ты ненормальный, если бы ты не был напуган.
      Он часто задышал.
      – Я тебе тоже открою один секрет, Хьюстон. – Хранимую в глубине души тайну, в которой она до сих пор не желала признаваться даже самой себе. – Я не хочу быть хирургом. Разве это не полнейшая глупость? Я думала, что мне это на роду написано. Я собиралась решать трудные задачи, изучая рентгеновские снимки и ставя диагнозы. Мне хотелось стать врачом, пойти по стопам отца. Он умер от рака, когда мне было пятнадцать лет. И у меня было такое чувство, будто я обещала ему стать хирургом. Но сейчас я поняла, что это не для меня.
      Он крепче сжал ее руку, и она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо.
      – Ты знаешь, я счастливый, уверенный в себе человек, и мне нравилось учиться в мединституте. Но с тех пор как я начала проходить ординатуру, у меня появились большие сомнения на собственный счет. Мое моральное состояние просто отвратительно.
      Разговор об этом заставил ее ощутить себя слабой и ранимой, но раз уж он сам признался ей в собственных душевных метаниях и страхах, то и она вывалила перед ним свои колебания.
      – Ты отличный доктор, Джози, не сомневайся в этом. – Конечно, что еще он мог сказать, если она сидит у него на коленях? Но Хьюстон славился тем, что резал правду-матку в глаза. Это заставило ее почувствовать себя лучше. Она погладила его руку:
      – Ничего, Хьюстон, все уладится, ты полностью вылечишься.
      – А ты станешь блестящим хирургом.
      Может, это были иллюзии, которыми они питали друг друга, но вот так, сидя на песке и изливая душу друг другу, они испытывали близость и успокоение. Это давало надежду, что их проблемы уладятся и утрясутся. И все будет хорошо.
      Почти в шутку она сказала:
      – Раз уж мы исповедуемся и делимся своими тайнами, знаешь, чего я еще очень боюсь? Мусоровозов.
      Хьюстон рассмеялся:
      – Мусоровозов? Почему?
      – Я всегда была уверена, что они кого-то поймали и, нажимая на кнопку, вместе с мусором превращают его в прессованную плиту. Мне было очень страшно. – При одной мысли об этом она непроизвольно вздрогнула. – Я думаю, это следствие того, что «Терминатора» я посмотрела, когда мне было всего девять лет.
      Он коснулся губами ее лба.
      – А я боюсь отравиться едой. Это непроизвольный страх заразиться сальмонеллой.
      Джози фыркнула, начиная получать кайф от ситуации.
      – Когда мне было двенадцать, я на спор сперла из лавки губную помаду. Потом мне стало так нехорошо, что я вернула ее на ту же полку, всего лишь раз попользовавшись ею.
      – Ты гадкая, испорченная девчонка.
      Он жестом предложил встать, и она поднялась, держась руками за бедра, пяткой одной ноги стряхивая песок с другой.
      – А как насчет тебя? Что ты натворил такого, в чем мог бы сейчас признаться?
      Он помог ей стряхнуть песок, чуть коснувшись ее лодыжек и бедер, а затем легко шлепнув по заду, в ответ на что она звучно чмокнула его.
      – Когда мне было шестнадцать и Дженни Станисласки частенько звонила мне, я просил Кори сказать ей, что меня нет дома: мне не хотелось говорить с ней.
      – Это страшно, – сказала она с притворным ужасом.
      – Отвратительно, – согласился он. – А теперь снимай эту майку, чтобы я мог разглядеть бикини.
      Его помыслы не отличались разнообразием, главное, чтобы она оказалась раздетой. Да и сама она не жаловалась на это.
      – Я не собиралась сегодня залезать в воду. – Хьюстон коснулся майки, легко проведя пальцами по ее голой ноге.
      – Ты хотела отпустить меня в воду одного? Беззащитного? Одинокого и испуганного?
      Блуждающие, ищущие пальцы пробежались по трусикам бикини. Она с трудом сглотнула, исполненная решимости не поддаваться на его происки.
      – Я думала, ты не боишься.
      – Это может случиться, когда я окажусь в воде.
      – И то верно. – Он выглядел испуганным. – Что ж, тогда пойдем.
      Она сбросила майку и протянула ему руку.
      Он издал лихой посвист и только ухмыльнулся, когда она бросила на него недоверчивый взгляд. Бикини оказалось не самой удачной идеей.
      – Каждый раз, стоит мне взглянуть на тебя, как мне хочется сорвать кокос.
      Она смущенно посмотрела вниз, на рисунок на бикини, и поперхнулась, когда он ущипнул ее за сосок.
      – Один сорвал.
      – Хьюстон! Быстро в воду!
      – Ладно. – Подхватив доску для серфинга, он пошлепал сквозь буруны и плюхнулся на нее, как только достаточно удалился от берега.
      Его рука с минуту бороздила воду, пока его относило в сторону, и Джози почти физически ощущала его облегчение от того, что он вновь очутился в воде. Он перевернулся на спину, когда она шагнула в теплую океанскую воду, а пальцы погрузились в илистое дно.
      – Иди сюда, – позвал он, лежа на доске и расслабленно опустив ноги в воду.
      Джози улыбалась, пока шла к нему. Господи, она была счастлива! Просто до смешного. Да и он казался больше, чем когда-либо, размягченным и расслабленным.
      – Давай иди ко мне.
      – Это как? – Доска казалась ей неустойчивой.
      – Ты просто вскарабкайся на задний конец, а я придержу, чтобы доска не накренилась.
      Точно. Джози ухватилась за твердую белую доску и ползком подтянулась, с трудом представляя себе, каким образом она сможет закинуть на нее ногу. Руки у нее разжались, и она заскользила назад в теплую воду, больно прижавшись грудью к доске. В очередной раз в голову закрались мысли, почему именно она вечно попадает во всяческие несуразные ситуации, доставляющие массу проблем.
      Пытаясь удержать равновесие, она подалась вперед и едва не выскочила из топа бикини. Прекрасный вид и перспектива, должно быть, открылись перед ним.
      – Ух, я застряла.
      – Не пытайся сесть или встать. Просто понемножку двигайся ползком на животе.
      Совет сработал, она медленно, но верно, дюйм за дюймом подползла, оказавшись как раз у него между колен, прямо над мокрыми плавками, на которых образовался подозрительный бугор. Еще минуту назад его здесь не было. Доска качнулась, она испугалась, ухватилась за его ноги и уперлась грудью как раз в этот бугор.
      Он застонал.
      Это уже становилось интересным. Ей это начало нравиться, несмотря на страх, и она стала медленно передвигаться ползком вверх по доске. И вот уже их тела соприкасаются, бедра трутся, ее грудь прижата к его груди, и в конце концов трусики ее бикини плотно застревают на его плавках. Их губы сомкнулись.
      Доска мягко покачнулась, они перевернулись, и она оказалась сверху, плотно прижавшись к нему всем телом.
      – Слушай, когда мы сойдем на пляж, ты сможешь проделывать это каждый день? – спросил он хрипло. – Такого опыта у меня еще не было.
      Затем он крепко поцеловал ее.

Глава 18

      На следующий день Хьюстон, насвистывая, направлялся в свой кабинет.
      Джози снова наложила шину, и его будущая работа еще была под вопросом, но его это мало заботило.
      Сейчас, когда Джози постоянно была рядом, он чувствовал себя таким счастливым, в душе у него все пело. И если бы не привычная сдержанность, он начал бы напевать вслух.
      Хотя Джози и провела с ним ночь, те три главных слова так и не сорвались с его губ. Он уже намеревался произнести их, но так и не созрел для этого. Но это обязательно случится.
      Джози никуда не уходила. Они были вместе. Он нарушил все свои правила, заведя роман с сотрудницей, ну и наплевать, пусть все идет к черту. Он устал от одиночества и вдруг обнаружил, что его жизнь могла измениться в любой момент. И оказалось гораздо лучше радоваться и наслаждаться тем, что он уже получил, чем переживать и беспокоиться о возможном будущем.
      Проходя мимо кабинета Тима Шейнберга, он обернулся и вдруг заметил, что тот машет ему рукой.
      – Эй, Хьюстон, у тебя не найдется минутка для меня? – Он собирался посетить нескольких больных, но сейчас было еще рано. Он проснулся с рассветом и почти сразу отправился в больницу, оставив Джози спящей в постели.
      – Конечно, Тим. В чем дело? – Он заглянул в дверной проем.
      – Как там обстоят дела у доктора Эдкинс в операционной?
      Доктор Шейнберг сидел, откинувшись в кресле. Внешне брошенный вскользь, якобы случайно, вопрос отнюдь не был невинным. Хьюстон сразу почувствовал это.
      Он также знал, что на какую-то долю секунды дольше, чем нужно, задержался с ответом.
      – Отлично.
      Тут, пожалуй, таилось некоторое преувеличение. Джози, конечно, многое умела – это верно, но ее движения были замедленны, решения взвешивались и принимались чересчур долго. Теперь-то он знал, почему это происходило. Но он оказался в неловком положении.
      То ли защищать Джози в надежде, что она вот-вот появится сама, или сказать правду, тем самым, возможно, помочь какому-нибудь больному.
      – Входи и закрой за собой дверь. – Тим выпрямился в кресле.
      Черт! Хьюстон последовал указанию и опустился в кресло напротив Тима, стараясь сохранять непринужденность.
      – Что-нибудь не так, Тим?
      Это было очевидно. Пальцы Тима выстукивали нервную дробь по столу, другая рука возилась с галстуком.
      – Хьюстон, мы давно знаем друг друга, и ты чертовски хороший хирург. И мы ведь друзья, верно?
      Беспокойство Хьюстона усилилось. Тим действительно нравился ему, и он уважал его профессиональные качества, но сейчас было неясно, к чему он клонит.
      – Конечно же, мы друзья. И в Акадию я пришел по твоей рекомендации.
      Тим кивнул, пристально глядя на него.
      – Скажи откровенно, Хьюстон. У тебя роман с одной из моих интернов?
      У него вспыхнуло лицо. Он готов был взорваться. Но стиснул зубы и не произнес ни слова, Тим вздохнул:
      – В общем-то меня это не касается, но тут у нас возникла проблема. У нас есть врач второго года ординатуры, у которой уже есть два балла «против» в ее характеристике. Она отличный врач, у нее превосходные отношения с пациентами. Они доверяют ей, и она вкладывает всю душу в работу с больными, такого я давно уже не видел. Но и ты, и я знаем, что ее хирургические навыки далеко не отличные, скорее посредственные.
      Хьюстон не был уверен на этот счет или, может, не хотел этого допускать. Или слышать, когда это говорят вслух другие.
      В любом случае ему не понравилось, что все его мысли, вся его озабоченность по поводу связи с Джози внезапно отходили на задний план как раз тогда, когда он сумел убедить себя в обратном.
      – Ей просто недостает опыта.
      Пригвоздив его к месту суровым взглядом, Тим фыркнул:
      – Чего ей недостает, так это собраться и доказать, на что она способна. А также ей не следует состоять в интимной связи с тобой. Послушай, если это всплывет, ты лишь слегка обожжешься, а вот Джози сгорит совсем. Даже если она всего лишь твоя мелкая прихоть или увлечение, неужели ты хочешь, чтобы это оказалось на твоей совести?
      Хьюстон запустил руку в волосы и топнул ногой, разозлившись на самого себя:
      – Она не мелкое увлечение, а намного больше значит для меня, и я не хочу, чтобы она пострадала из-за этого, Тим.
      Тут Тим улыбнулся, на его загорелом, испещренном морщинами лице появилась одобрительная усмешка.
      – Рад слышать это от тебя. – Он развернулся во вращающемся кресле лицом к экрану компьютера. – Что ж, тогда мы исправим это тотчас же, ладно? Если вы не работаете вместе, нет ничего неприличного в том, что вы встречаетесь. Так что сегодня мы постановляем, что доктор Эдкинс переводится прямиком в больницу Сент-Джон.
 
      – Что за чертовщина? – Джози снова и снова перечитывала бумажку на столике, словно она могла каким-то таинственным образом превратиться в нечто более приятное или съедобное.
      Сара перестала жевать сандвич ровно настолько, чтобы спросить:
      – Что там?
      Джози откусила кусок помидора, с удовольствием представив себе, что это голова доктора Хейза. Господи, а ведь она верила ему. Призналась, что любит его. Занялась с ним любовью аж на доске для серфинга! Рассказала о своих опасениях и страхах, а он сдал ее. Вот уж верно, акулы кусают не только в океане.
      Проклятие, она боялась расплакаться прямо тут же, в кафетерии.
      – Меня перевели в больницу Сент-Джон.
      – Перевели? Почему? Разве они могут сделать это, не спросив тебя?
      Дрожащей рукой Джози показала ей бумажку с чертовым текстом.
      – Я тоже так думала. Но ты только послушай.
      Это написал доктор Шейнберг. Все так. Но Хьюстон продал ее. Использовал. Дал ей понять, заставил почувствовать, что она небезразлична ему. И вот теперь это.
      Гнев и боль душили ее. Она стала читать шепотом, чтобы никто в кафетерии не мог услышать:
      –  «Доктор Эдкинс – врач высокой квалификации, обладающий обширными познаниями как в общей медицине, так и в травматологии. У нее прекрасные взаимоотношения как с больными, так и с коллегами, она хорошо сотрудничает с коллективом хирургов».
      Джози остановилась и сделала глубокий вдох. Сара вытерла губы салфеткой.
      – Какое это имеет отношение к твоему переводу? Пока все звучит прекрасно.
      – Я еще не дошла до самой дерьмовой части. – Дрожащим голосом она продолжила чтение: – «Однако главный хирург, доктор Хейз, полагает, что доктор Эдкинс обладает недостаточными профессиональными познаниями и навыками в области восстановительной, хирургической травматологии, и рекомендует перевести ее для прохождения ординатуры по курсу педиатрической травматологии в больницу Сент-Джон».
      Сара не верила собственным ушам.
      Понятна реакция Джози. Как он мог поступить так? Выгнать из Акадии, даже не поговорив с ней? Это было равносильно тому, чтобы жирно написать на ее профессиональном резюме: «Не доверяйте этой женщине со скальпелем».
      – Перевод вступает в силу с первого октября, как говорится в этом шедевре, которым меня одарил доктор Шейнберг.
      – Хьюстон ходатайствовал о переводе? – спросила Сара. – Это не он. Он не мог.
      – Именно он. Ведь смог же!
      Джози уронила голову на стол и с трудом удержалась, чтобы не смять эту бумажку в маленький шарик и не зашвырнуть в дальний угол комнаты. А потом расплакаться.
      Хьюстон действительно бросил грязное пятно на всю ее карьеру.
      – Джози, я не знаю, что и сказать. Может, он решил, что тем самым оказывает тебе услугу?
      Она фыркнула, даже не пытаясь поднять глаза:
      – Ну да, верно. Оказывается, погубить мою карьеру теперь называется – оказать мне услугу. Так я должна это понимать?
      Ее слова звучали глухо из-под сложенных рук.
      – Это мне наказание за шашни с сослуживцем.
      Это его наказание. Таким образом он прогонял ее, после того как накануне позволил себе допустить ее слишком близко.
      Контроль. Он должен всегда сам контролировать положение, а она осмелилась нарушить это правило.
      Это была случайность, обернувшаяся самой большой ошибкой, – переспать с ним и влюбиться в него.
      – У тебя локоть в салате.
      Джози вскочила и обнаружила, что большой лист салата прилип к рукаву.
      Великолепно. Она стряхнула его салфеткой и вдруг сообразила, как ей следует поступить.
      – Пойду-ка поговорю с ним.
      – Ты считаешь, что это хорошая мысль? – Сара сдвинула очки на лоб и нахмурилась: – Мне не кажется, что разговор с доктором Хейзом – это лучшее, что ты можешь предпринять немедленно.
      – Ты права. – Джози схватила бумажку и прищурилась. Беседа – это слишком хорошо для него. – Я задушу его.
      Сара покачала головой:
      – Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что ты сейчас не в той форме и настроении, чтобы вести разумную беседу с ним на эту тему.
      – Разумную? – Джози вышла из себя. – Это ты называешь разумным?! – Она потрясла бумажкой перед ее физиономией. – Хьюстон Хейз не понимает значения этого слова. Я родилась с головой на плечах.
      – Сейчас этого о тебе не скажешь.
      Может, Сара и права. Но ведь проблема в гораздо большем, чем ее карьера. Речь шла о ее сердце. Хьюстон продолжал разбивать его на мелкие кусочки и топтать загорелыми ногами.
      – Ладно, мне уже полегчало. Теперь хочется просто кастрировать, а не убить его.
      – Не делай этого, – предостерегла ее Сара. – Может статься, что ты сама пожалеешь об этом.
      Боль заполонила все ее существо, стучала в голове, вырывалась хриплым дыханием, отзывалась жгучими позывами в желудке.
      – Плевать я на это хотела, поскольку не собираюсь больше заниматься с ним сексом. И уж точно – на доске для серфинга.
      У Сары глаза на лоб полезли.
      – Ты трахалась с ним на доске для серфинга? Это ж надо. И как оно получилось, здорово? Срочно ищу серфера.
      Получилось здорово, даже слишком. «Значит, тебя можно заставить оголиться, навешать лапши на уши, а потом хладнокровно и расчетливо сломать тебе жизнь? Будь все проклято!» На глазах у нее выступили слезы, а в голосе прорезалась интонация подвыпившего попугая.
      Джози чуть прищурилась и постаралась взять себя в руки.
      – Мы встретимся с ним, но я буду вести себя спокойно и рассудительно.
      Даже если это убьет ее.
      Она схватила тарелку с недоеденным салатом и швырнула ее в мусор.
      – Удачи тебе, – напутствовала ее Сара. – Только не надо швырять в него вещи или бросаться на него через стол. И вообще постарайся не придушить его.
      – Да нет, я и не думала об этом всерьез. – А насчет того, чтобы задушить его, это был просто минутный порыв, крик души. Впрочем, хорошая пощечина была бы тут в самый раз.
      Схватив оскорбительную бумажку, она выскочила за дверь, махнув рукой Саре на прощание. С каждым шагом она напоминала себе, что должна держать себя в руках.
      Если она ворвется в его офис и начнет вопить как базарная баба, это делу не поможет. Надо просто потребовать от Хьюстона, чтобы тот опроверг это глупое и обидное утверждение об ее некомпетентности и отменил приказ о переводе.
      К тому времени когда она добралась до двери его кабинета, она выглядела вполне пристойно. За исключением разве что пятна от салатного соуса на локте и мрачного выражения лица, от которого была не в силах избавиться.
      В креслах три пожилых пациента ожидали приема, а совсем юная медсестра-регистраторша выглядела вконец умотанной. Когда Джози приблизилась к ней, девушка тяжко вздохнула:
      – Я готова отдать все до последнего цента, если бы вы заняли мое место до конца дня.
      – Так трудно пришлось сегодня? – сочувственно спросила ее Джози. Она сама хотя бы получала вполне приличную плату за трудности и неприятности, доставляемые работой. Эта девушка, судя по всему, едва наскребала на жизнь.
      – Минут двадцать я сражалась со страховой компанией по поводу счета одного пациента, доктор Хейз начал прием на полчаса позже, мало того, я еще и ноготь сломала. – Она сунула ей палец под нос. – А ведь я только вчера привела руки в порядок, и обошлось мне это в двадцать баксов.
      – Похоже, у нас обеих был не самый удачный день. А мне вот еще предстоит кое-что выяснить с вашим шефом.
      Медсестра состроила гримасу:
      – Только не слишком выводите его из себя, умоляю вас. А то вы уйдете, а мне с ним общаться до конца дня.
      Джози с трудом выдавила усмешку:
      – Ладно, постараюсь.
      Карточка на двери процедурного кабинета была вынута, что означало, что Хьюстон находился там с пациентом. Она оперлась спиной о стену и приготовилась ждать. Часы на стене показывали двенадцать минут второго. У нее оставалось тридцать восемь минут до обеда. Она будет ждать его тридцать семь минут, если придется.
      Не прошло и пяти минут, как дверь отворилась и появился Хьюстон с папкой в руке. Он едва не столкнулся с ней, но вовремя остановился.
      – Джози! Рад видеть тебя здесь. Может, пойдем пообедаем? – Он потянулся к ней, словно собирался поцеловать, но она резко отстранилась:
      – Я тебя оторву на минутку. – Он удивленно вскинул брови:
      – В чем дело?
      – Мне надо поговорить с тобой наедине.
      Он с озадаченным и невинным видом полистал папку.
      – Я почти закончил. Может, после обеда?
      Покачав головой, она вытащила бумажку с приказом о переводе:
      – Нет, это не может ждать. Я требую объяснить вот это.
      – А что это? – Он склонился над ней, явно не узнавая бумажку, затем взглянул на часы.
      – Приказ о моем увольнении. Перевод в Сент-Джон, вступающий в силу с первого октября. Ровно через неделю.
      – Ну и что?
      Несмотря на охватившую ее ярость, она заставила себя оставаться спокойной.
      – Совершенно очевидно, что ты знал об этом. А теперь мне хотелось бы узнать, почему ты счел возможным очернить мою профессиональную пригодность.
      Он посмотрел сначала налево, затем направо, наклонился к ней и спросил с опаской:
      – О чем ты говоришь?
      – Я говорю о том факте, что ты заявил доктору Шейнбергу, что я никудышный хирург, меня нужно отстранить от дела и отправить обратно в медучилище. – Ладно, пусть она слегка преувеличила. Но так было надо.
      – Что? Пройдем в мой кабинет. – Он хотел взять ее под локоть, но она отдернулась, будто обожглась.
      Не хватало еще, чтобы он у всех на глазах повел ее, как упрямую девчонку. Он нахмурился:
      – Мы должны прояснить это, но у меня на все про все не больше пяти минут, Джози. Меня ждут больные. Давай займемся этим в кабинете.
      – Тогда начинай ты, да побыстрее. – Соблазн завопить прямо в холле был велик. Но она удержалась, призвав себя к благоразумию, и вошла в кабинет.
      Он последовал за ней, успокаивающе протянув к ней руки:
      – Я не понимаю, что тебя так расстроило. Мы с Тимом посоветовались и решили, что для всех заинтересованных сторон будет лучше, если ты будешь переведена до того, как наши с тобой отношения станут достоянием гласности для всех. Я не говорил, что ты никудышный хирург и тебя следует отправить в медучилище. И если ходят такие слухи, значит, меня неверно поняли.
      Это она неверно поняла его.
      Слезы потекли по ее щекам, она яростно утерла их.
      – Значит, вы с Тимом сидели у него в кабинете и решали, что будет лучше для меня? Это занятие не для слабонервных! А как Тиму стало известно, что между нами что-то было?
      Он почесал подбородок.
      – Судя по всему, у него есть глаза и уши. А люди говорят. У нас не было другого выбора.
      – Тебя можно было перевести! – Нуда, ничего подобного никогда не могло прийти в их мужские головы. – Как вы могли проделать это со мной? Ни одного ординатора нельзя перевести без основательных причин, вроде серьезного ляпа или оглушительного провала. Теперь все будут спрашивать, что я натворила. Как вы могли такое сделать, зная, что это очень повредит мне? Еще вчера вечером… – Она на минуту утратила голос.
      Хьюстон швырнул папку на стол и убрал волосы с ее лица.
      – О, дорогая, ты ошибаешься, все будет совсем не так.
      Когда он запечатлел поцелуй у нее на лбу, она вздрогнула. Ей захотелось, чтобы ее возмущение утихло. Пусть он убедит ее, что она заблуждается! У нее опустились плечи, она прикусила дрожащую губу.
      – Я не собирался разрушать твою карьеру, я пытался помочь тебе, защитить тебя.
      На какое-то мгновение она дрогнула, на нее нахлынули воспоминания о ночи, проведенной с Хьюстоном. Ей захотелось поверить ему, довериться тому, что она чувствовала в его объятиях, читала в его глазах. Но его слова подстегнули ее. Он мог называть это как угодно, но только не помощью.
      – Да это все просто куча ты сам знаешь чего, Хьюстон! – Она снова помахала бумажкой перед его носом, не доверяя себе, если вдруг он надумает снова коснуться ее. – Ты просто избавляешься от меня. Прошлой ночью я перешла грань, слишком приблизилась к тебе, увидела частицу тебя подлинного да еще и совершила роковую ошибку, признавшись, что я люблю тебя. И теперь ты строишь препятствия, удаляя меня на безопасную дистанцию.