Лью Арчер (№16) - Человек из-под земли

Моя спутница присела на угол стола возле телефона, предоставив мне удобное вертящееся кресло. Вблизи я чувствовал запах ее тела, он был приятным, хотя слегка неживым, словно запах сухих листьев. Меня волновало странное любопытство, мучит ли ее по-прежнему та страсть, по приказу которой она когда-то взбиралась с Лео Броудхастом к домику наверху каньона? Она увидела вопрос в моих глазах, но ошиблась, толкуя его. А может, не так уж и ошиблась...

— Я не такая уж сумасшедшая, как вам кажется, мистер. Раза два меня посещали мистические видения, и я знаю, что каждая ночь — это первая ночь вечности.

— А как быть с днями?

— Лучшие вещи я делаю ночью, — коротко ответила она.

— Я слыхал...

Она хватала на лету, а потому вскинулась:

— Вам что-то наговорила Марта...

— Она говорила о вас с глубоким почтением. Говорила, что вы спасли ей жизнь, когда она была молоденькой девушкой...

Это было ей приятно, но она не сменила темы.

— Вы знаете о моем романе с Лео Броудхастом. В противном случае, вы не произнесли бы этого имени.

— Я только объяснил, кто такой малыш...

— Видно у меня начинается паранойя...

— Возможно, самую малость... Это следствие одинокой жизни...

— Откуда вам это известно, доктор?

— Я не доктор, я лишь пациент. Моя жизнь также одинока...

— По собственной воле?

— Нет, это была не моя воля. Меня не выдержала жена. И я уже смирился с этим.

— Я тоже. Я полюбила одиночество, — заявила она без достаточной уверенности. — Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния духа.

Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее напоминали тяжелые контузии и открытые раны...

— Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него сломана рука...

На ее выразительном лице отразилась боль.

— Где он может быть?

— В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...

— От чего он, собственно, скрывается?

— Вам это должно быть известно лучше, чем мне.

Она покачала головой.

— Я не видела его пятнадцать лет...

— Почему?

Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем разговорам и действиям.

— Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...

— Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...

— Мне также. Я поехала в Рено, чтобы развестись, он должен был приехать ко мне туда. Но так и не появился. Просто-напросто цинично пустил меня по ветру... — она говорила это легким, хотя и не лишенным горечи, тоном, как о чем-то давно перегоревшем. — Я не видала его с тех пор, как покинула Санта-Терезу.

— Куда же он поехал?

— Откуда мне знать? Я не получала от него никаких известий.

— Похоже, он уехал за границу...

— Откуда вы знаете?

— От Марты. Она утверждает, что ей сказали это вы.

Это слегка сбило ее.

— Возможно, я и говорила что-то такое... Лео часто обещал увезти меня на Таити или на Гавайи...

— Обещаниями он не ограничился. Насколько мне известно, он забронировал два места на английском судне, шедшем через Ванкувер в Гонолулу. Корабль назывался «Свенси Кастл» и отплыл из Сан-Франциско около 6 июня 1955 года.

— И Лео отплыл на нем?

— Во всяком случае выкупил билеты. Вас не было с ним?

— Нет. В это время я уже, по меньшей мере, неделю была в Рено. Видно, он уехал с другой женщиной...

— Или один, — заметил я.

— О, нет! Лео не выносил одиночества. Кто-то должен был находиться при нем, чтобы он чувствовал, что живет. Собственно, это и было одним из поводов к тому, что я вернулась сюда, когда он меня бросил. Я хотела доказать себе, что смогу жить одна, что не испытываю в нем необходимости. Я родилась в этом доме, — она говорила так, словно все пятнадцать лет ожидала слушателя. — Это дом моего деда. Я воспитывалась здесь, у бабушки, когда моя матушка умерла. Это целое событие — такое возвращение в дом своего детства, одновременно интригующее и поражающее! Я чувствовала, что я невероятно молода и в то же время невероятно стара. Словно дух этого дома...

«Похоже на то, — подумал я. — В этом старомодном длинном платье, одновременно юная и древняя, внучка и бабка в одном лице, не лишенная шизофренического налета...» Она нервно встряхнулась, недовольная собой.

— Я совсем вас заговорила! Наверное, это жутко тоскливо!

— Ничуть! Меня интересует Лео. Я немного знаю о Нем. — Честно говоря, я тоже. Года два я засыпала с мыслью о нем и просыпалась в надежде увидеть его сегодня... А потом вдруг поняла, что совершенно не знаю его. Все в нем было внешним, вы понимаете?

— Не слишком...

— Ну, ведь вы знаете! Я хочу сказать, что у него не было внутренней жизни. Он был человеком действия — и это все. Весь он выражался в действии.

— В каком действии?

— Во время войны он участвовал в девяти или десяти десантах на Тихом океане. После войны выступал в регатах, играл в теннис, в поло...

— Немного же времени у него оставалось для женщин...

— Ему не требовалось много времени, — с терпкой иронией ответила она.

— Таким как он, мужчинам без внутреннего мира, это не нужно. Я понимаю, это похоже на ревность и обиду, но на самом деле все совсем не так. Я любила Леона, может, и сейчас люблю. Не знаю, что бы я делала, появись он сейчас на пороге...

Она глянула на дверь.

— А это возможно?

Она качнула головой.

— Я даже не знаю, жив ли он...

— У вас есть повод думать, что его нет в живых?

— Нет... Но я часто убеждала себя, что он мертв, чтобы легче перенести все это. Он ведь даже не позвонил мне в Рено...

— Для вас это было ударом?

— Я проплакала всю зиму. Но забилась сюда и как-то выстояла. Теперь моя жизнь словно проходит на экране...

— Вы никогда не чувствуете себя одинокой, мисс?

Она твердо глянула на меня, словно проверяя, не собираюсь ли я случайно ввалиться в ее жизнь. Видимо, убедилась, что не собираюсь, потому что ответила:

— Я всегда чувствую себя одинокой. По крайней мере, так было, пока я не научилась жить в одиночестве. Вы поймете, что я хочу сказать, ведь вы тоже одиноки. Эдакое вечное сожаление о самой себе, когда винить во всем можно только себя...

— Это мне знакомо, — подтвердил я, чтобы иметь возможность вернуться к разговору о ее замужестве, казавшемся мне зерном проблемы. — Почему вы ушли от мужа, мисс?

— Между нами все было кончено...

— Вы не тосковали по мужу или по сыну?

— По Брайану — нет. Он был груб со мной, этого я не могла простить.

Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Джерри или хотя бы увидеться с ним. Конечно, я тосковала по малышу, но научилась обходиться без него... Сейчас мне уже и впрямь никто не нужен... в прямом смысле...

— А в переносном?

Ответом была улыбка, глубокая и настолько выразительная, словно ее лицо отражало тончайшие светотени мыслей.

— В переносном смысле все совсем иначе. Разумеется, я чувствовала себя предательницей. Больше всего меня мучила тоска по детям. Не только по Джерри, но по всем, которых я учила... Долго перед моими глазами стояли их лица, в ушах звучали голоса...

— Например, голос Марты Крендалл?

— Да, она была из моих детей.

— Вместе с Элом Свитнером и Фрицем Сноу...

Она глянула на меня сердито.

— Вы все обо мне разузнали, мистер! Я не такая уж важная фигура, поверьте мне!

— Возможно. Но на эту троицу я натыкаюсь постоянно. Они познакомились в вашем классе?

— К сожалению.

— Почему «к сожалению»?

— Потому что втроем они были взрывоопасны! Разумеется, вы слыхали об их лос-анжелесской эскападе?

— Да. Не совсем понимаю только, кто был вожаком. Элберт?

— Так считали все. Он один состоял на учете в полиции. Но лично мне кажется, что это была идея Марты. И именно она вышла сухой из воды, — задумчиво добавила она. — Ну, если можно сказать так о вынужденном браке с немолодым мужчиной...

— А кто был отцом ее ребенка? Элберт Свитнер?

— Об этом спросите у Марты, мистер, — она сменила тему. — Элберт действительно умер? Марта говорила что-то такое по телефону...

— Он был зарезан вчера. И не спрашивайте меня, кто его убил, потому что я этого не знаю.

Она в смятении глядела на пол, словно зарезанный лежал у ее ног. — Бедный Элберт! Немного он получил от жизни. Почти всю ее провел в заключении...

— Откуда вам это известно?

— Я старалась не терять его из виду. Честно говоря, — добавила она после минутного колебания, — он был здесь на прошлой неделе.

— Вы знали, что он бежал из заключения?

— А если и знала, что с того?

— Вы его не выдали...

— Я не слишком законопослушный обыватель, — в ее тоне прозвучала тень иронии. — Это был его третий срок, он должен был провести за решеткой практически весь остаток жизни...

— За что он сидел?

— За вооруженное нападение.

— При виде его вам не было страшно?

— Я никогда его не боялась. Я была поражена, но не испугана.

— Что ему было нужно? Деньги?

Она кивнула.

— Много я не могла ему дать. Я не продала ни одной картины за достаточно долгое время.

— Вы дали ему что-то, кроме денег?

— Немного хлеба с сыром...

Книжка в зеленой обложке все еще была у меня с собой. Я достал ее.

— Похожа на мою старую книгу... — сказала она.

— Это она и есть, — я показал ей экслибрис.

— Откуда она у вас? Разумеется, не от Эла Свитнера...

— Нет, косвенным образом от вашего сына.

— Он сохранил ее?

Казалось, ее пугал каждый осколок прошлого, от которого она отреклась.

— Очевидно, — я показал ей карандашные каракули на первой странице. Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели вот на это, — я открыл книгу и вынул объявление. — Не вы ли дали это Элу Свитнеру?

Она взяла листок в руки и всмотрелась в него.

— Да, я.

— Зачем?

— Я хотела, чтобы он получил немного денег. — Весьма подозрительный акт милосердия. Мне трудно поверить в полный альтруизм ваших побуждений.

Она была оскорблена, но не слишком, словно все это не стоило подлинного гнева.

— Что вы можете знать о моих побуждениях?

— Только то, что вы мне расскажете.

Она молчала с минуту или две.

— Наверное, это было любопытство. Я хранила эту вырезку несколько лет и не могла решить, что делать. Я не знала, кто поместил объявление. Но мне не известно, что стало с Леоном. Я подумала, что, возможно, Элберт узнает...

— Вы направили его в Санта-Терезу. Это была мрачная идея.

— Почему мрачная?

— Элберт погиб. Стенли Броудхаст также.

Я рассказал ей подробности.

— Значит, это Стенли поместил объявление в «Кроникл»... — прошептала она. — Я связалась бы с ним, если бы знала это. Я думала, что это Элизабет...

— Почему?

— Я помню, когда был сделан этот снимок, — она разгладила вырезку на колене, словно найденное птичье перо. — Его сделала Элизабет, когда она еще не знала, что мы с Леоном — любовники. Он о стольком мне напоминает! Обо всем, что я имела и потеряла...

Ее глаза наполнились слезами. Мои остались сухими. Я думал обо всем, что потеряла Элизабет Броудхаст.

Глава 27

Гравий перед домом захрустел под колесами большого автомобиля. Эллен подняла голову. Я пошел к входной двери, она двинулась за мной. На веранде ждала Марта Крендалл, при виде меня ее лицо вытянулось.

— Они не приехали?

— Они не приедут никогда, если вы будете вот так стоять на виду, миссис. Дом под наблюдением.

Эллен окинула меня влажным взглядом. Я попросил их с Мартой войти в дом, а сам сбежал по лесенке к новенькому золотисто-коричневому «Седан-де-вилль». Лестер Крендалл неподвижно сидел за рулем.

— Я говорил мамочке, что все это — пустая трата времени и сил. Но она уперлась на том, чтобы ехать сюда. — Он окинул холодным взглядом фасад дома. — Значит, вот где живет знаменитая Эллен? Дом форменным образом разваливается...

— Подумайте лучше, куда деть машину, мистер, — оборвал я его. — Или подвиньтесь и это сделаю я.

— Делайте. Я выжат, как лимон.

Он перенес свое тяжелое тело на соседнее сидение, давая мне возможность отвести машину за дом. Дело понемногу начинало проясняться, отдельные элементы складывались в целое, и это привело меня в состояние приподнятости и обострило чувства. Если я и услышал звук другой машины, то лишь подсознательно. Когда мы с Крендаллом выходили из-за дома, я заметил на краю гравиевой дорожки человеческий силуэт — бородатую голову над светлым треугольником сорочки, похожим на предостерегающий сигнал. В ту же секунду дорожку залил свет фар, выхватив из темноты Джерри Килпатрика с рукой на перевязи. Видимо, он узнал Крендалла и меня, потому что повернулся к уже близким фарам с криком:

— Сьюзи! Смывайся!

«Шевроле» затормозил, покачнулся и с нарастающим шумом двинулся назад. Джерри неуверенно осмотрелся и прихрамывая бросился с дорожки в сторону, прямо в объятия Вилли Маккея и его солидного помощника. Прежде, чем я добежал до них, машина вывернула на асфальт Хэвен-Роуд, свет фар метнулся по стволам деревьев, словно длинный мазок кисти и начал удаляться в сторону Сан-Франциско.

— Я дам сигнал тревоги на мост! — крикнул Вилли.

Я вскочил в свою машину и поехал за беглецами. У въезда на мост уже был затор. Первым стоял «Шевроле», он был пуст. Сьюзи бежала по мосту, волоча малыша за руку. На порядочном расстоянии от них переваливался полный человек в форме дорожной полиции.

Я припустил за ними изо всех сил. Сьюзи обернулась, выпустила руку Ронни, подбежала к ограждению и исчезла за ним. На какое-то парализующее мгновение мне показалось, что она совершила непоправимый шаг. Потом я заметил развевающиеся над парапетом светлые девичьи волосы.

Полицейский остановился. Малыш растерянно стоял за ним. Он выглядел как беспризорник, с чумазой мордашкой, в великоватых штанишках и свитере. Он улыбнулся мне встревожено, словно я поймал его на чем-то, заслуживающем наказания.

— Привет, Ронни!

— Привет! Смотрите, что делает Сьюзи, мистер...

Она держалась за барьер обеими руками, наклонившись над ночной темнотой. За нею, прорезав тучи, блеснула молния, обвивая темноту, как огонь обвивает стены дома. Я крепко взял мальчика за руку и двинулся к парапету. Девушка смотрела на меня и в глазах ее не было ни тени узнавания или заинтересованности — так смотрят на представителей другой расы — человек после двадцати...

— Вы знаете ее? — спросил полицейский.

— Я знаю, кто она. Ее зовут Сьюзан Крендалл.

— Я слышу ваш разговор, — вдруг отозвалась она. — Прекратите, а то я прыгну!

Полицейский отступил на шаг. — Скажите ему, чтоб отошел подальше, — обратилась она ко мне.

Я сделал это и полицейский послушно отошел. Теперь она смотрела на нас уже более заинтересованно, как на актеров, послушных ее воле. Лицо ее словно застыло и лишь широко открытые глаза обводили сцену.

— Что вы сделаете с Ронни, мистер? — спросила она мертвым голосом.

— Отвезу его к маме.

— Откуда мне знать, что вы действительно это сделаете?

— Спроси у Ронни, он меня знает.

Малыш заявил громким голосом:

— Он разрешил мне кормить птичек.

— А, так это вы... Он об этом целый день рассказывал...

Она улыбнулась Ронни бледной покровительственной улыбкой особы, давно выросшей из этих детских радостей. Но сама она, с белыми пальцами, судорожно вцепившимися в барьер, с развевающимися волосами, была словно полуребенок-полуптица, замершая у края пропасти.

— Что вы мне сделаете, если я вернусь?

— Ничего.

— Вы меня застрелите или посадите в тюрьму? — продолжала она, словно не слышала ответа.

— Ни то, ни другое.

— Что вы сделаете? — повторила она.

— Отвез бы тебя в более безопасное место. Она серьезно покачала головой.

— На свете нет безопасных мест.

— Я сказал: в более безопасное место.

— И что бы вы со мной сделали?

— Ничего.

— Мерзкий вонючий врун!

Она склонила голову и посмотрела через плечо вниз, туда, где нет ни моего вранья, ни ее гнева.

Со стороны Сан-Франциско на мосту показался тягач с прицепом. Я обеими руками изобразил останавливающий жест, полицейский повторил его. Тягач притормозил и остановился.

— Возвращайся, Сьюзи, — сказал я.

— Да, возвращайся, — поддержал меня Ронни. — А то упадешь!

— Я уже упала, — горько ответила она. — Мне некуда возвращаться.

— Я отвезу тебя к маме.

— Я не хочу ее видеть! Я не хочу больше жить с ними!

— Скажи им это, — заявил я. — Ты взрослый человек, можешь жить с другими людьми. Стоя там, ты ничего не добьешься.

— А если мне здесь нравится? — Однако, она тотчас же спросила:

— С какими людьми?

— Разве на свете мало людей?

— Но я боюсь!

— Боишься, после того, что с тобой случилось?

Она кивнула головой. Потом снова посмотрела вниз. Я замер, уверенный, что потерял ее. Но она лишь прощалась с пропастью. Потом перелезла обратно через барьер на мост и прислонилась к нему, дыша часто и неглубоко.

Малыш двинулся к ней, потянув меня за руку. Он сжал другой лапкой ее ладонь и мы втроем пошли к въезду на мост, где Вилли Маккей и его помощник говорили с местными полицейскими. Видимо, Вилли нашел к ним подход, потому что они задали нам несколько вопросов, записали наши фамилии и отпустили.

Глава 28

Вилли забрал Ронни в «Шевроле». Мне не слишком хотелось расставаться с ним, но я должен был поговорить с Сьюзан прежде, чем она увидится с родными.

Она безвольно сидела рядом со мной, когда я выруливал из затора. Полицейский, гнавшийся за ней по мосту, перекрыл движение со стороны Сан-Франциско. Когда мы отъехали, он явно испытал облегчение.

— Куда вы меня везете? — неожиданно встревожилась она.

— К Эллен Стром. Ты ведь хотела поехать туда.

— Да, наверное... Там мои родные, правда?

— Они приехали незадолго до тебя.

— Вы не говорите им, что я хотела спрыгнуть, ладно?

— Это не удастся скрыть. Да и всего остального тоже, — я сделал паузу, чтобы сказанное дошло до нее. — Я не понимаю, зачем ты убегала? — Меня задержали у въезда на мост. Не хотели пропустить. Начали кричать, забрасывать меня вопросами... И вы меня тоже не пытайтесь расспрашивать! — выпалила она на едином дыхании. — Я не обязана вам отвечать!

— Да, ты не обязана. Но если ты не расскажешь мне, что случилось, так кто расскажет?

— О чем вы говорите? О том, что случилось на мосту?

— Нет, о том, что случилось вчера в каньоне, когда ты пошла туда со Стенли Броудхастом и Ронни. Зачем ты пошла туда?

— Мистер Броудхаст просил меня. Этот Свитнер все ему обо мне рассказал. Все, что я выдумала, когда свихнулась...

— Что именно?

— Я не хочу говорить об этом! И даже думать не хочу! И вы меня не заставите!

В ее голосе зазвучали истерические нотки. Я сбросил скорость и окинул ее краем глаза.

— Ну, ладно. Зачем ты в пятницу поехала с мистером Броудхастом к нему домой? Тебя послал Элберт Свитнер?

— Нет, это была мысль Джерри. Он считал, что я должна поговорить с мистером Броудхастом, вот я и пошла. Потом, в субботу, мы поехали в каньон.

— Зачем?

— Проверить, зарыто ли там что-либо.

— Что именно?

— Маленький красный автомобиль. Мы ехали в маленьком красном автомобиле...

Ее голос изменился, звучал так, словно она перешла в другое измерение.

— Кто это «мы»?

— Мамочка и я... Но я не хочу говорить о том, что случилось. Это было очень давно, когда у меня случилось что-то с головой...

— Мы говорили о том, что было вчера, — напомнил я. — Значит, Стенли Броудхаст хотел откопать автомобиль?

— Да, маленький красный спортивный автомобиль. Но он не докопался так глубоко...

— Что же произошло?

— Толком не знаю. Ронни попросился в туалет, так что я взяла ключ и пошла с ним в домик. Через минуту услыхала крик мистера Броудхаста, думала, что он зовет меня и вышла во двор. Я увидела, что он лежит на земле, а над ним наклонился мужчина с черной бородой и волосами, как у хиппи, и бьет его мотыгой... Я увидела кровь на спине у мистера Броудхаста — растущее красное пятно. В тот же момент под деревьями показался огонь — растущее оранжевое пятно... Тот мужчина стащил мистера Броудхаста в яму и принялся засыпать его...

— И что же ты сделала, Сьюзан?

— Вбежала в домик, схватила Ронни и мы с ним вдвоем убежали. Мы прокрались вниз, к дороге, мужчина нас не заметил...

— Ты можешь его описать? Молодой или старый?

— Не знаю, он был слишком далеко... На нем были большие черные очки, лицо было видно плохо... Но, наверно, молодой, с такими волосами...

— А мог это быть Элберт Свитнер?

— Откуда? У него же нет длинных волос!

— А если бы он надел парик?

Она задумалась.

— Нет, все равно не думаю, что это был он. И вообще я не хочу о нем говорить. Он сказал, что убьет меня, если я его выдам.

— Когда он это сказал?

— Я же сказала, что не хочу говорить! И вы меня не заставите!

Фары встречной машины облили ее лицо волной мелового света. Она отвернулась, словно боясь, что высветят ее тайну. Мы приближались к Хэвен-Роад. Я съехал на обочину и затормозил машину под деревьями. Сьюзан сжалась на другом конце сидения.

— Не приближайтесь ко мне! — выдавила она, вся дрожа. — Не делайте со мной ничего!

— Почему ты считаешь, что я что-то могу с тобой сделать?

— Вы такой же, как этот Свитнер! Он тоже говорил, что хочет только выяснить, что я помню. А потом повалил меня на эту грязную кровать... — На чердаке охотничьего домика?

— Да... Мне было больно... Я была вся в крови... — ее глаза смотрели в ночь сквозь меня. — Что-то ухнуло... Я видела кровь на его голове... Красное пятно... Мамочка убежала на улицу и не вернулась за мной... Она не возвращалась целую ночь...

— О какой ночи ты говоришь, Сьюзан?

— О той, когда его похоронили под платаном...

— Но это было днем...

— Нет, была черная ночь... Я видела огонь, двигавшийся между деревьями... Это была большая машина, она рычала, как дракон! Я боялась, что она и меня закопает... Но она не знала, что я там...

Все это она произнесла странным детским голосом, словно рассказывая сказку.

— А где ты была?

— Я пряталась на чердаке, пока не вернется мамочка... А она не возвращалась всю ночь... И сказала, что я не должна никому говорить... Никогда-никогда!

— С тех пор ты ее видела?

— Конечно.

— Когда?

— Всю свою жизнь, — заявила она.

— Я говорю о последних тридцати шести часах. Мистер Броудхаст был похоронен вчера...

— Вы хотите совсем свести меня с ума, как этот Свитнер! — она зажала ладони между колен, сотрясаемая крупной дрожью. — Не говорите мамочке, что он со мной сделал! Я не должна была подпускать к себе мужчин! И не подпущу больше никогда!

Она смотрела на меня с глубоким недоверием. Меня охватили жалость и злость. Жалость к ней и злость на себя. Было преступлением допрашивать ее в такой ситуации, будить воспоминания и страхи, толкнувшие ее на край пропасти. Я сидел возле нее, прокручивая в памяти ее ответы. Сначала они казались мне безумным круговоротом мыслей, отталкивающихся от реальности, но постепенно уходящих от нее все дальше. Но по мере того, как я классифицировал ее слова и образы, я начинал понимать, что речь шла о нескольких отдельных событиях, перепутавшихся и наложившихся друг на друга в ее сознании.

— Сколько раз ты была в охотничьем домике, Сьюзи?

Ее губы шевельнулись в безумном подсчете.

— Насколько я помню, три. Вчера, когда Ронни попросился в туалет...

Дня два назад, когда Свитнер сделал это со мной на чердаке... И когда-то давно, с мамочкой, когда я была маленькая, меньше Ронни. Ухнул выстрел, она убежала, а я сидела всю ночь на чердаке... — она залилась тихими прерывистыми слезами. — Я хочу к маме...

Глава 29

Родные ждали ее перед домом с двумя башенками. Сьюзан выбралась из машины и направилась в их сторону, волоча ноги и опустив голову. Мать обняла ее, осыпая ласкательными именами. В этой теплоте таилась искорка надежды для них обеих.

Лестер Крендалл стоял рядом, не зная, куда себя деть. Он неуверенно глянул на меня и двинулся в мою сторону нетвердыми шагами, словно земля уходила у него из-под ног, причем по моей вине.

— Ваш человек, — он махнул рукой в сторону дома, видимо, подразумевая Вилли, — ваш человек сказал, что она собиралась спрыгнуть с моста, но вы ее удержали... Я безмерно благодарен вам...

— Просто повезло... Возможно, вы ей что-нибудь скажете?..

Он глянул на меня краешком глаза.

— Что я должен ей сказать?

— Ну, что вы рады, что она не убила себя...

Он отмахнулся от моего предложения.

— Я не хочу этих театральных жестов!

— Мне так не кажется. Она пыталась покончить с собой дважды на протяжении последних четырех дней. Я бы не рискнул забирать ее домой, не показав соответствующему врачу.

Он отвернулся, провожая взглядом входивших в дом женщин.

— Ее никто не обидел?

— Обидели. Морально и физически. Она была одурманена наркотиками и изнасилована. Она была свидетелем, по меньшей мере, одного убийства, а, возможно, и двух. Не ждите, что она справится со всем этим без помощи психиатра.

— Господи! Кто ее изнасиловал?!

— Элберт Свитнер.

Крендалл застыл в каменном молчании. Я ощутил, как в нем поднимается тяжелая сила его юных лет.

— Я убью подонка!

— Он уже мертв. Быть может, вам об этом что-либо известно?

— Нет...

— Вы не видели его в последние два дня?

— Я видел его один раз в жизни, восемнадцать лет назад. Я был свидетелем в суде, когда его посадили в исправительный дом за угон моей машины.

— Я слыхал, что он посетил вас в вашем отеле после освобождения из престонского исправительного дома... Не припоминаете?

— Ладно. Я видел его дважды. Ну, и что это доказывает?

— Не расскажете ли вы мне, что тогда произошло?

— Вы сами прекрасно знаете, иначе вы не вытаскивали бы эту историю на свет Божий. Он хотел разбить наш брак. Все эти три года в исправительном доме он, наверное, ничего не делал, только думал, как этого добиться! Сказал, что он — отец Сьюзи и что подаст в суд для установления отцовства. Я пересчитал ему кости! — он дважды вбил кулак в открытую левую ладонь. — Марту я тоже поколотил. Она забрала Сьюзи и ушла, это не удивительно. И не возвращалась достаточно долго...

— Она ушла со Свитнером?

— Не знаю... Она так никогда и не рассказала мне... Я думал, что уже не увижу ни Сьюзи, ни ее... Казалось, вся моя жизнь летит в пропасть! Вот и долетела...

— Вы можете сейчас построить ее заново. Все зависит от вас...

В его глазах мелькнула искорка понимания, но, несмотря на это он проговорил:

— Сам не знаю, Арчер. Я старею, шестой десяток идет к концу. Все дело в том, что мне вообще не нужно было принимать в свой дом Марту с чужим ребенком...

— Кто бы ее тогда принял?

— Многие мужчины были бы счастливы назвать ее своей женой! Она была невероятно красива. Да и остается такой.

— Давайте не хоронить себя заживо. Вы уже решили, где проведете ночь?

— Я думал вернуться в Петролеум-Сити. Я-то вымучен, но Марта еще на коне...

— А завтра?

— Вернемся в Пасифик-Палисейд. Там рядом находится клиника, думаю отвезти Сьюзи туда, чтобы ее обследовали, — сказал он, словно это была его собственная идея.

— Только сделайте это обязательно, Лестер. И следите за ней получше.

Как я уже говорил, она вчера была свидетелем убийства, убийца может захотеть заставить ее замолчать...

Я рассказал ему о длинноволосом мужчине и парике, найденном на трупе Элберта Свитнера.

— Но значит, это Свитнер убил Броудхаста?

— Убийца хочет, чтобы думали так. Но это абсолютно невозможно. Я видел Свитнера в Нортридже примерно в то время, когда был убит Стенли Броудхаст, — я заколебался. — Кстати, а где в это время были вы?

— Где-то в Лос-Анджелесе. Искал Сьюзи.

Я не спросил его, есть ли у него свидетели. Возможно, в знак благодарности за это он вынул бумажник и сунул мне несколько стодолларовых бумажек. Но я не хотел ни брать у него ничего, ни быть ему чем-либо обязанным, пока дело не прояснится.

— Спрячьте это, мистер, — сказал я. — Вам не нужны деньги?

— Если все кончится благополучно, я пришлю вам счет.

Я направился в дом. В холле сидел Вилли Маккей с малышом на коленях и рассказывал ему о своем знакомом, старом заключенном, пытавшемся вплавь удрать из Алькатраса[10].

Марту Крендалл с дочерью я нашел в комнате, выходившей окнами на фасад дома. Они сидели в оконной нише, склонив друг к другу светловолосые головки. Час-полтора назад дом был тих, как пустыня, а сейчас напоминал теплое семейное гнездо. Я понимал, что выбираю небезопасный путь, но был вынужден рисковать. Поймав взгляд Марты Крендалл, я кивком головы пригласил ее в дальний конец комнаты.

— В чем дело? — нетерпеливо спросила она, оглянувшись на Сьюзи. — Я не хочу оставлять ее одну...

— Возможно, придется.

Она с тревогой глянула на меня.

— Вы что, хотите запереть ее?!

— Возможно, вы сами сочтете необходимым поместить ее куда-нибудь на какое-то время. Она много пережила и имеет склонность к самоубийству... Она попыталась беззаботно пожать плечами, но это получилось не слишком убедительно.