Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тони Хилл/Кэрол Джордан (№2) - Тугая струна

ModernLib.Net / Триллеры / Макдермид Вэл / Тугая струна - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 6)
Автор: Макдермид Вэл
Жанр: Триллеры
Серия: Тони Хилл/Кэрол Джордан

 

 


Брендон безучастно взглянул на Кэрол:

– Ты не психолог.

– Разумеется, но в прошлом году, работая с Тони Хиллом, я многому научилась. А с тех пор я еще и читала по этой теме все, что только смогла найти.

– Тебе нужно было подать заявление в Особое подразделение, – сказал Брендон, не спуская с нее цепких глаз.

Кэрол почувствовала, как у нее запылали щеки. Хорошо бы неожиданную краску удалось списать на вино и кофе.

– Мм вряд ли были нужны старшие офицеры, – сказала она, – если не считать командира, Биндопа, все остальные там по званию не выше сержанта. Кроме того, мне нравится работать самостоятельно – так лучше узнаешь и людей, и место.

– Через пару недель они уже развернутся вовсю, – Брендон никак не соглашался перевести разговор на другое. – Может быть, перед этим им стоило бы взять случай вроде этого и опробовать на нем силы.

– Может быть, и стоило бы, – согласилась Кэрол, – только это – мой поджигатель. И я не готова кому-то его отдавать.

– Отлично, – не стал спорить Брендон, с интересом отметив то, как яростно уже сейчас Кэрол бросилась защищать свои права на работу в полиции Восточного Йоркшира. – Только держи меня в курсе, договорились?

– Конечно, – пообещала Кэрол. Испытанное ею огромное облегчение она объяснила возможностью для нее и всей команды прославиться, в случае если дело окажется им по зубам. Но в глубине души она понимала, что обманывает себя.


Спать в комнате, которую человек из конторы по торговле недвижимостью представил как спальню для гостей, в квартире Шэз мог далеко не каждый, особенно принадлежащий к той разновидности людей, кому, чтобы уснуть, нужно прочитать страничку-другую. Если в ее квартире шкаф в гостиной был доверху забит безобидными книжками вроде детективных романов и любовных историй, которые можно найти на любом уличном развале и которые вполне удовлетворяют обывательскому вкусу, то полки в комнате для гостей, которую Шэз переделала в кабинет, были сплошь заставлены леденящим душу чтением, маскировавшимся под учебники. Тут была пара книг, сочиненных извращенцами-психологами и учеными, изучающими особенности агонии, такими как Барбара Вайн и Томас Харрис. Но в основной своей массе содержание книг, составлявших рабочую библиотеку Шэз, было страннее и причудливее любых вымыслов художественной литературы. Если бы нужно было составить курс лекций по серийным убийцам, то ее библиотека могла бы послужить образцом.

Нижние полки занимали тома, которых она слегка стеснялась, – пухлые документальные жизнеописания знаменитых маньяков с жуткими прозвищами, сенсационными описаниями их деяний, стоивших сотням несчастных утраты всех надежд и самой жизни. Прямо над ними в ряд стояли более солидные версии тех же самых биографий, серьезные тома, полные глубокомысленных замечаний и психологических открытий, подчас страдавших отсутствием логики.

Полкой выше, на уровне глаз каждого, кто садился за стол, на котором были разложены блокноты Шэз и помещался ее ноутбук, располагались одиссеи ветеранов, положивших жизнь на борьбу с серийными убийцами. Поскольку прошло добрых двадцать лет с тех пор, как психологический портрет сделал свои первые шаги, те, кто тогда стоял у истоков, теперь уже пару лет как сошли со сцены и вознамерились к выплачиваемой им скромной пенсии добавить малую толику собственного вклада в историю молодой науки – повествованием о собственных громких успехах и вскользь упоминаемых неудачах. В конце концов, и они были только люди.

Над автобиографиями помещалась научная литература, где на корешках значились такие названия, как: «Психопатология убийств на сексуальной почве», «Осмотр места преступления» и «Серийные изнасилования: клиническое исследование». Только самая верхняя полка позволяла сделать вывод, что сама хозяйка мечтает стать охотницей за маньяками, а не самим маньяком: там помещался ряд книг по юриспруденции, в том числе несколько руководств по «оформлению полицейских рапортов и криминалистических заключений». Это была внушительная коллекция, и Шэз собрала ее, конечно, не за два-три месяца, прошедших с тех пор, как ей повезло занять заслуженное место в особом подразделении. За коллекцией стояли годы учебы, помогавшей ей готовить себя к тому великому дню, который, она не сомневалась, однажды настанет, – когда она, Шэз, понадобится, чтобы описать еще одно леденящее кровь преступление, на этот раз раскрытое благодаря ее усилиям. Если бы убийц можно было ловить, только читая книги, на ее счету уже сейчас было бы самое большое число арестованных.

Несмотря на уговоры остальных, она, извинившись, отказалась от похода по ночным клубам, куда они собирались после ресторана. Причина заключалась не только в том, что Шэз никогда не была фанаткой клубов. Сегодня вечером собственная рабочая комната притягивала ее гораздо больше, чем любые выдумки ди-джея или бармена. Если совсем честно, она весь вечер волновалась, предвкушая, когда сможет снова усесться за свой компьютер и довести до конца работу по сопоставительному анализу данных, начатую ею в тот день после обеда. За трое суток, которые прошли с того дня, как Тони дал им задание, Шэз каждую свободную минуту уделяла полученным материалам о пропаже детей. Наконец-то у нее появилась возможность применить на практике все те теории и хитрые приемы, которые она знала из книг. Для начала она прочла все описания дел – и не один, а три раза. И только после того, как возникла полная уверенность, что прочитанное улеглось у нее в голове, Шэз разрешила себе сесть за компьютер.

Программа, имевшаяся в ее распоряжении, не была последним словом в компьютерной технике уже в те времена, когда приятель-студент дал Шэз скачать ее. Сейчас же она, честно говоря, явно претендовала на то, чтобы занять почетное место в музее компьютерных технологий. Но хотя ее компьютер и не имел, быть может, всех новомодных усовершенствований и приспособлений, саму Шэз он более чем устраивал. Он ясно располагал материал, умел сортировать данные, позволяя ей вводить свои собственные категории и критерии для анализа, и она чувствовала, что все операции происходят в согласии с ее собственной логикой и инстинктами, так что работа шла легко. В тот день она с раннего утра занималась тем, что вбивала в компьютер информацию, и это дело настолько увлекло ее, что она не захотела отрываться от экрана, даже чтобы приготовить поесть, а вместо того удовольствовалась бананом и половиной пачки диетических крекеров, после чего перевернула ноутбук, чтобы стряхнуть с клавиатуры крошки.

Сейчас, снова усевшись перед экраном, предварительно стянув с себя вечернее платье и смыв с лица косметику, Шэз чувствовала себя счастливой. Пальцы щелкали кнопкой мыши, курсор прыгал по экрану, послушно открывались нужные меню, интересовавшие ее гораздо больше, чем меню ресторанные. Она рассортировала так называемых беглецов по возрасту и вывела на принтер результаты. То же самое было проделано с местами их проживания, типом внешности, контактами с полицией, которые имелись (или не имелись) ранее, теми или иными осложняющими обстоятельствами в семье, пристрастием к алкоголю и наркотикам, сексуальными партнерами и склонностями. Нельзя сказать, чтобы те полицейские, кто вел расследование, с особым вниманием относились к хобби беглецов.

Шэз склонилась над распечатками, изучая каждую в отдельности, потом разложила их все на столе, чтобы легче было сравнивать. Глядя на списки, она ощутила внутри, возле диафрагмы, холодок возбуждения. Еще раз внимательно просмотрев распечатки, она сравнила копии с фотографиями в файлах, чтобы лишний раз убедиться, что не выдает желаемое за действительное, выдумывая то, чего на самом деле нет. «Ты просто молодец», – тихонько сказала она себе, испустив долгий вздох облегчения.

Зажмурившись, она опять перевела дух. Когда она снова посмотрела на распечатки, сходство по-прежнему было тут. Группа из семи девочек. Во-первых, очень похожих внешне. У всех коротко остриженные темные волосы и голубые глаза. Всем от четырнадцати до пятнадцати лет, рост от метра пятидесяти пяти до метра шестидесяти. Все жили дома с кем-то из родителей (вариант – с обоими родителями). В каждом случае и друзья, и члены семьи говорили полиции, что никак не могут объяснить исчезновение девочки, уверяли, что у нее не было ни малейших причин бежать из дома. Уходя, девочки не брали с собой почти ничего, но в то же время при осмотре вещей каждый раз выяснялось, что вроде бы не хватает одежды, из-за чего главным образом в полиции и отказывались видеть в них возможных жертв похищения или убийства. Еще больше впечатление схожести усиливалось оттого, что одинаковым было время исчезновений. Каждый раз девочка, о которой шла речь, утром, как обычно, уходила в школу и больше не возвращалась. Кроме того, все они говорили дома неправду о том, где собираются провести вечер. И последнее, хотя компьютер здесь мало в чем мог помочь, все они несомненно принадлежали к одному определенному типу. В их кокетливых взглядах просвечивала чувственность, искушенность, с которой они позировали перед фотоаппаратом, говорила, что детство с его невинностью осталось для них позади. Знали они это или нет, но они были сексуальны.

Так, теперь общность со знаком минус. Ни одна из девочек никогда не была отмечена как трудная. Ни у одной не было неприятностей с полицией. Друзья сознавались, что в компании они позволяли себе чуть-чуть выпить, может, укололись пару раз или даже приняли стимулятор. Но о сколько-нибудь серьезном употреблении наркотиков речи не шло. Ни в одном из семи случаев ничего не говорилось о том, что девочки могли заниматься проституцией или быть жертвами сексуальных домогательств.

В подборке, конечно, были и несовпадения. У трех девочек из семи имелся бойфренд, у четырех – нет.

Места, где они жили, никак не были связаны друг с другом: Сандерленд находился далеко на севере, а Эксмут – на самом юге. Между ними располагались Суиндон, Грэнтэм, Тэмуорс, Вигэн и Галифакс. Сообщения об исчезновениях покрывали временной промежуток в шесть лет. Интервалы между происшествиями разнились, но никак не сокращались, как можно было бы предполагать, если бы на самом деле тут действовал серийный убийца.

Но, с другой стороны, тут могли быть и девочки, о которых она пока еще ничего не знала.

Когда утром в воскресенье Шэз проснулась спозаранку, то честно попыталась заставить себя снова заснуть. Она понимала, что продвинуть расследование и установить связь между предполагаемыми жертвами она может одним-единственным способом, но с этим нельзя было торопиться. Накануне, ложась около двенадцати, она пообещала себе продвинуться в желаемом направлении, сделав нужный звонок днем, между часом и двумя. Но теперь, лежа в постели с широко открытыми глазами, когда часы показывали четверть седьмого, а голова готова была лопнуть от проносившихся в ней мыслей, Шэз поняла, что до обеда не выдержит.

Сердясь на то, что нельзя двинуться вперед иначе, как с чьей-то помощью, она сбросила Одеяло. Через полчаса она уже переключала скорости на длинном подъеме, откуда начиналась трасса М-1.

Принимая душ, одеваясь и проглатывая свой кофе под передачу последних новостей, Шэз еще как-то держала мысли в узде. Сейчас, когда ей навстречу неслась черная пустая лента трехполосного шоссе, она уже не могла ни на что отвлечься. Одного голоса в радиоприемнике было недостаточно. Даже призыв Тони Хилла проявлять осмотрительность сегодня не смог бы удержать ее. Нетерпеливым движением вытащив из магнитолы кассету с ариями из оперетт, она бросила делать вид, что пытается сосредоточиться. Следующие два с половиной часа ей ничего не оставалось делать, кроме как прокручивать в уме воспоминания, как прокручивают в дождливое воскресенье сто раз виденные фильмы.

Было уже почти десять, когда она съехала с автомагистрали к подземной стоянке Барбикана. Ей было приятно убедиться, что охранник на стоянке явно помнит ее, на что она, откровенно говоря, надеялась, хотя вид у него, когда он увидел ее лицо, неуверенно улыбавшееся ему из-за стекла его будки, был порядком ошарашенный.

– Привет, прекрасная незнакомка, – весело приветствовал он ее, – давненько мы тебя не видели.

– Я теперь перебралась в Лидс, – ответила она, тщательно изгоняя из своего ответа всякий намек на недавний срок ее переезда.

Прошло больше полутора лет с тех пор, как она была здесь в последний раз, почему это произошло – было ее личным делом и должно таковым и оставаться.

– Крис не говорила, что ждет тебя, – сказал он, вставая со своего места и направляясь к ней. Сопровождаемая им, Шэз вышла из будки и спустилась по ступенькам.

– Это было спонтанное решение, – уклончиво сказала она, открывая дверцу и садясь в машину.

Ее ответ, судя по всему, вполне удовлетворил охранника.

– Ты здесь на ночь? – он, хмуря брови, высматривал на парковке свободное место.

– Нет, я не думаю долго задерживаться, – твердо сказала Шэз, заводя двигатель, потихоньку ползя вслед за служителем между рядами и наконец втискивая машину в указанный им свободный промежуток.

– Я провожу тебя в здание, – сказал он, когда она снова была рядом с ним. – Ну так каково же это, жить на крайнем севере?

Шэз улыбнулась.

– Там в футбол лучше играют, – единственное, что она произнесла, пока он распахивал перед ней массивную дверь из стекла и металла и жестом приглашал войти. И еще вам очень повезло, что я не террорист, подумала она, стоя в ожидании лифта.

На четвертом этаже, посреди длинного, покрытого ковровой дорожкой коридора, она остановилась. Глубоко вздохнув, нажала кнопку звонка. В последовавшей затем тишине она медленно и равномерно дышала носом, пытаясь совладать с нервным напряжением, от которого ее желудок бурлил, как вода в джакузи. Когда она уже почти перестала надеяться, что на звонок ответят, послышался слабый шорох шагов. Потом тяжелая дверь чуть-чуть приоткрылась.

Спутанные каштановые волосы, сонные карие глаза с темными кругами под ними и недовольными морщинками между бровей, курносый нос и зевок, наполовину прикрытый короткопалой, украшенной маникюром рукой, показались в щели.

На этот раз оказалось, что легкая улыбка Шэз обладает такой же силой, как и ее глаза. Крис Девайн растаяла, как и всегда, в волнах охватившего ее тепла. Поднятую ко рту руку она уронила, но губы ее так и остались приоткрытыми. Сначала пришло удивление, потом радость и наконец испуг.

– Могу я рассчитывать на чашечку кофе? – спросила Шэз.

Крис нерешительно сделала шаг назад, дверь распахнулась.

– Тебе лучше зайти, – сказала она.


Стоящие вещи не даются в руки легко, твердил он себе настойчиво и методично в течение этих двух мучительных дней, хотя и так вряд ли мог когда-нибудь об этом забыть. Его детство было изуродовано жестокой дисциплиной, когда всякая шалость и любой намек на своеволие подавлялись силой. Он научился не показывать, какие страсти бушуют под его внешней сдержанностью, сохраняя вежливое и невозмутимое выражение, какие бы оскорбления противники ни бросали ему в лицо. Кто-то другой, наверное, дал бы так или иначе почувствовать нетерпение, охватывавшее его всякий раз при мысли о Донне Дойл, но только не он. Он слишком хорошо умел притворяться. Не было случая, чтобы кто-то поймал его на том, что его мысли витают неизвестно где, рассекая неведомые просторы, без всякой связи с окружающим. Эта черта когда-то спасала его от боли, теперь же – от опасности.

Мысленно он был с ней, он спрашивал себя, не нарушит ли она обещания, думал о том огне нетерпения, который наверняка сжигает ее. Он думал, что она стала теперь не той, что раньше, овладев тайным оружием знания, и был уверен, что она смотрит свысока на все газетные астрологические прогнозы, потому что лучше всех знает, что ей готовит будущее.

Конечно, ее знание будущего не могло во всем совпадать с его, он это понимал. Два более несхожих взгляда трудно себе представить. Так далеко отстоящие друг от друга, что между ними вряд ли можно было бы найти хоть что-то общее. Кроме оргазма.

Воображая несбыточное будущее, которое воображала себе она, он чувствовал, как сердце его сжимается от восторга, соседствовавшего и перемежавшегося с легкими уколами страха, что она не сдержит слова, когда, даже играя на компьютере с больными детьми в отделении детской онкологии, он вдруг представлял себе, как Донна в школьном гардеробе выбалтывает секрет своей лучшей подруге. Где бы он ни находился, он играл с собой в эту рискованную игру. И каждый раз он точно рассчитывал, как упадет фишка. Не было случая, чтобы кто-то заинтересовался им. В плане расследования. Однажды вышло, что безутешные родители пропавшей девочки-подростка попросили разрешения выступить в его передаче, потому что, говорили они, где бы сейчас ни была их дочь, она ни за что не пропустит свои любимые «Визиты Вэнса». Как мило и забавно. Они были так трогательны, что потом целый год все сжималось у него в груди при одном воспоминании. Как ему было сказать им, что впредь с дочерью они смогут говорить только через медиума?

Две ночи подряд он ложился спать под утро и просыпался уже на рассвете на влажных от пота простынях, с бешено колотящимся сердцем и широко открытыми глазами. О чем бы ни был тот призрачный сон, после него ему уже не удавалось уснуть и оставалось мерить шагами тесный гостиничный номер, по очереди испытывая то восторг, то тревогу.

Но ничто не длится вечно. Вечер среды застал его в его убежище, в Нортумберленде. Всего пятнадцать минут езды от центра города, а место уединенное, не хуже какой-нибудь затерянной в горах фермы. В прошлом крошечная методистская церковь, никогда не собиравшая больше двадцати пяти человек зараз, была куплена им, когда от здания остались четыре покоробленные стены и просевшая крыша. Местные строители, радуясь, что подвернулся случай заработать наличные, мигом переделали ее, придав весьма необычные черты и ни разу не усомнившись в названных им для этого причинах.

Он с наслаждением занялся приготовлениями к приему гостьи. Простыни были чистыми, постельное белье вынуто. Телефон он выключил, автоответчик поставил на самую низкую громкость, факс убрал в ящик стола. Провода могут раскалиться от звонков, пусть звонят хоть всю ночь – до утра он все равно ничего не услышит. Льняная скатерть, накрывшая стол, была такой ослепительно-белой, что казалось, она светится в темноте. На ней хрусталь, серебро и фарфор заняли свое положенное место. Бутоны красных роз в высокой граненой вазе, свечи, поражающие великолепием в простых подсвечниках георгианского серебра. Донна будет очарована. Конечно, ей вряд ли придет в голову, что руки ее в последний раз прикасаются к столовому серебру.

Он осмотрелся по сторонам, проверяя, так ли все, как должно быть. Цепи и кожаные ремни убраны, шелковый кляп спрятан, верстак выглядит вполне безобидно: инструментов не видно, если не считать тисков, намертво прикрученных к нему. Этот верстак он разработал сам, инструменты выстроились в ряд вдоль крепкой деревянной доски, которая, как и откидная часть столешницы, была прикреплена к рабочей поверхности под прямым углом – но с противоположной стороны.

Последний взгляд на часы. Самое время вывести «лендровер» по изрытой колеями проселочной дороге на пустынное шоссе, которое должно было доставить его прямо кФайв-Уоллз с его пустынной железнодорожной станцией. Он зажег свечи и улыбнулся довольной улыбкой, теперь уже совершенно уверенный, что она не утратила веры в него и будет хранить молчание.

Ну что, как говорится, «загляни ко мне на ужин, шепчет мухе паучок»?


Наконец-то небо услышало молитвы Тима Кафлана. Он нашел классное место. Двор с пакгаузами был чуть уже самого здания маленькой фабрики, так что с одного конца оставался закоулок меньше двух квадратных метров. На первый взгляд было похоже на нишу, сплошь заставленную штабелями сплющенных картонных коробок. Если бы кому-то пришло в голову присмотреться повнимательнее, он бы заметил, что штабеля сложены неплотно и, если постараться, можно без особого труда протиснуться между ними. А если бы кому-то и этого показалось мало и он начал бы копать дальше, то неутомимый исследователь наткнулся бы на спальню Тима Кафлана, обстановка которой состояла из спального мешка, всего засаленного и в пятнах, и двух пакетов. В первом лежала чистая футболка, пара чистых носков и чистые трусы. В другом – грязная футболка, грязная пара носков, грязные трусы и бесформенные вельветовые штаны, которые, возможно, когда-то и были темно-коричневыми, но теперь их цвет больше всего напоминал морских птиц, которых угораздило попасть в нефтяное пятно.

Тим сидел, скорчившись, в углу этого небольшого пространства, скрутив спальный мешок наподобие подушки и подсунув его под костлявые ягодицы. Он ел чипсы с соусом карри из пластикового контейнера. И еще у него была почти полная литровая бутылка сидра, чтобы запить чипсы и уснуть. В холодные ночи так просто не отключишься.

Понадобились долгие месяцы суровой жизни на улице, пока он, наконец, сумел вынырнуть из героинового дурмана, отнимавшего у него жизнь. Он так низко пал, что не было денег даже на наркотики. И именно это, как ни парадоксально, спасло его. Обсасывая косточки холодной индейки в благотворительной палатке на Рождество, он наконец переступил черту. Он начал с того, что продавал на углах «Биг иссью». У него получилось собрать достаточно денег, чтобы купить на благотворительной распродаже одежду, говорившую скорее о бедности, чем о беспросветной и окончательной бездомности. А потом ему удалось найти работу в доках. Она была нечастой, плохо оплачиваемой, деньги совали прямо в руку – грошовая экономия в самом жалком виде. Но это было начало. А тут еще подвернулось это местечко рядом с пакгаузами механосборочного завода, где слишком уж жались с наличными, чтобы нанять ночного сторожа.

С тех пор ему удалось собрать около трехсот фунтов, хранившихся на счете строительного общества, который оставался, пожалуй, единственной ниточкой, связывавшей теперь его с прошлым. Скоро их будет достаточно для залога и ежемесячной платы, и тогда можно будет подыскать более подходящее жилье и еще на еду останется, а пособие по безработице – это уж и вовсе роскошь.

Тим опустился до самого дна и чуть не утонул. Скоро, в этом он не сомневался, он будет снова готов всплыть на поверхность. Он выскреб остатки со дна контейнера и бросил его в угол. Потом откупорил бутылку сидра и непрерывной чередой быстрых глотков выпил ее содержимое. Ему никогда не приходило в голову смаковать спиртное. Он не видел для этого никаких оснований.

Удача редко сама стучалась в двери Джеко Вэнса. По большей части он сам хватал ее за горло и тащил, орущую и упирающуюся, на сцену. Еще совсем маленьким ребенком он понял, что, если хочет получить в жизни хоть немного счастья, ему придется добывать его самому. Его мать, страдая чем-то вроде послеродовой депрессии, внушившей ей глубокое отвращение к нему, старалась, насколько возможно, его не замечать. Жестокости как таковой она не проявляла, просто в его жизни мать словно бы отсутствовала. Отец чаще всего обращал на него внимание самое неодобрительное.

В школе очаровательный мальчик с растрепанными светлыми волосами, впалыми щеками и огромными глазами, в которых застыло удивленное выражение, очень быстро понял, что мечтать вовсе не бесполезно и что фантазии могут стать реальностью. Его внешность маленького найденыша действовала на некоторых учителей как паяльная лампа на сосульку. Он живо сообразил, что может ими манипулировать, превратив в инструменты своей собственной, особой борьбы за власть. Это не меняло того, что происходило дома, но зато у него появился участок, где он мог наслаждаться своим могуществом.

Хотя он и использовал свою внешность, на одно обаяние никогда не полагался. Казалось, он инстинктивно чувствовал, что на жизненном пути ему встретятся и такие люди, подчинять которых ему придется иным оружием. Поскольку с самого начала, с тех пор как он начал понимать слова и их значение, ему была привита любовь к труду, он никогда не считал для себя обременительным потрудиться, чтобы достичь желаемого. Спорт в этом плане оказался для него идеальным поприщем. Оно и понятно: от природы он был наделен определенными способностями, а спорт предлагал неизмеримо большие возможности блистать, чем ограниченное четырьмя стенами пространство классной комнаты. Кроме того, это было поприще, где усилия получали зримую и эффектную награду.

Само собой разумеется, те самые черты в его поведении, которые вызывали к нему любовь тех, в чьих руках была власть, отдаляли от него товарищей. Никто никогда не любит учительских любимчиков. Как и положено, он дрался, выходя из драк чаще всего победителем, но о поражениях не забывал. Иногда проходили годы, прежде чем он все-таки находил способ так или иначе отомстить обидчику. Часто жертва его мести оставалась в неведении, что за его унижением стоял Джеко, но бывало и по-другому.

Все мальчишки, жившие по соседству с многоквартирным домом, где он вырос, помнили, как он вернул должок Дэнни Бою Фергюсону. Дэнни Бой отравлял жизнь Джеко между десятью и двенадцатью годами, беспрестанно дразня его и доводя этим до бешенства. Когда же в конце концов Джеко в ярости набросился на него, Дэнни Бой легко уложил его одной левой. Сломанный нос Джеко полностью зажил, и от травмы не осталось следа, но за обаянием, которое видели взрослые, пряталась черная ненависть.

Когда Джеко выиграл свой первый чемпионат Великобритании среди юниоров, он наутро проснулся знаменитым. Никто в их округе раньше не удостаивался фотографии в центральных газетах, даже уронивший с десятого этажа бетонную плиту Лиэма Гэскона. Оказалось сущим пустяком уговорить Кимберли, подружку Дэнни Боя, закатиться с ним в город на всю ночь.

Он поил и кормил ее неделю, а потом прогнал. В тот воскресный вечер в местном баре, как раз когда Дэнни Бой приканчивал свою четвертую кружку, Джеко сунул хозяину заведения пятьдесят фунтов и попросил поставить некую кассету. Это была запись, сделанная потихоньку от Кимберли, где та рассказывала Джеко со всеми впечатляющими подробностями, какой козел Дэнни Бой.

Когда Мики Морган стала навещать его в больнице, он почувствовал в ней родственную душу. Он не знал, что именно ей нужно, но у него было четкое ощущение, что все это неспроста. В тот день, когда Джилли бросила его и Мики предложила свою помощь, ощущение перешло в уверенность.

Пять минут спустя после того как она вышла из палаты, он нанял частного детектива. Оказалось, что этот человек знает свое дело. Ответы появились даже раньше, чем он рассчитывал. К тому времени как он читал ее стряпню под заголовками, которыми пестрели все бульварные газеты, ему уже было ясно, что движет Мики, и он знал, как сможет лучше всего ее использовать.

«Старина Джек сказал любви «прости»! «Герой с разбитым сердцем!» «Любовная трагедия несчастного Джека!» – он улыбался и читал дальше.

«Самый храбрый мужчина Британии показал, что готов принести еще большую жертву.

Всего через несколько дней после того как он пожертвовал своей олимпийской мечтой ради жизни двух малышей, Джеко Вэнс расторг помолвку с Джилли Вудроу, своей подругой детства.

Мы взяли интервью у безутешного Джеко в больнице, где он поправляется после ампутации руки, которой раньше метал копье. Лежа на больничной койке, он сказал: «Я освобождаю ее от обязательств. Я уже не тот человек, за которого она согласилась выйти замуж. Нечестно требовать от нее, чтобы все было как раньше. Я не могу теперь обеспечить ей ту жизнь, на которую мы оба надеялись, а самое главное для меня – это ее счастье.

Я знаю, ей сейчас тяжело, но пройдет время, и она сама согласится, что я был прав».

Теперь, если Джилли когда-нибудь попытается опровергнуть его версию происшедшего, она не сможет сделать это без того, чтобы показаться в глазах всех законченной дрянью.

Джеко выжидал, подыгрывая Мики, изображая, что разделяет предложенную ею дружбу. Потом, когда ему показалось, что подходящий момент настал, он ударил, как гром среди ясного неба:

– Отлично, и когда же теперь расплата? – при этом глаза его, не отрываясь, смотрели ей прямо в лицо.

– Расплата? – недоуменно повторила она.

– История о моем самопожертвовании, – сказал он, вкладывая в слова всю иронию, на какую был способен. – Разве ваши коллеги не называют такие басни «девятидневным чудом»?

– Называют, – кивнула Мики, продолжая механически переставлять принесенные ею цветы в высокой вазе, которую выпросила у медсестры.

– Сегодня – десятый день, как новость появилась в газетах. Джеко и Джилли снова никого не интересуют. И вот я интересуюсь, когда мне предъявят счет и скажут, когда платить.

Голос его звучал ровно, но стоило посмотреть в глаза, как казалось, что заглядываешь в самую ледяную пропасть.

Мики решительно тряхнула головой и присела на край кровати; лицо ее было спокойно. Но он понимал, что в уме она лихорадочно просчитывает варианты, как себя с ним вести.

– Не уверена, что вполне правильно вас понимаю, – она тянула время.

В улыбке Джеко мелькнула снисходительность.

– Перестаньте, Мики, я не вчера родился. Учитывая сферы, в которых вы вращаетесь, вы должны быть настоящей пираньей. В ваших кругах не принято делать одолжение, если не уверен, что день расплаты не за горами.

Он видел, как она хотела было соврать, но тут же отказалась от этой мысли. Подождал, пока она задумалась, не сказать ли ей правду, но и это тоже отвергла.

– Я согласна подождать, пока нарастут проценты, – попробовала она уклониться.

– Так вот, значит, что вы задумали, отлично, – беззаботно сказал он. Неожиданно его левая рука выбралась из-под одеяла и сжала ее запястье. – Но я думал, что вам с подружкой что-то нужно до зарезу именно сейчас.

Пальцы его большой руки сомкнулись на ее запястье. Четко проступила рельефная мускулатура предплечья – разительное напоминание о том, чего он лишился. Ее руке не было больно в кольце его пальцев, но она чувствовала, что вырваться из него так же невозможно, как из браслета наручников. Мики перевела глаза со своего запястья на его неумолимое лицо, и он увидел, как на мгновение ее охватил страх при мысли, что скрывается за его непроницаемым взглядом. Он заставил себя изобразить слабую улыбку, и это мгновение кануло в небытие. Он смотрел на свое отражение в ее глазах, и сейчас в нем уже не было ничего зловещего.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6