Современная электронная библиотека ModernLib.Net

87-й полицейский участок (№12) - Хохмач

ModernLib.Net / Полицейские детективы / Макбейн Эд / Хохмач - Чтение (стр. 2)
Автор: Макбейн Эд
Жанр: Полицейские детективы
Серия: 87-й полицейский участок

 

 


– А знаете, с кем бы я не прочь оказаться на сеновале?

– С первой попавшейся, – тут же отозвался Карелла, который уже начал печатать свой отчет.

– Тоже остряк нашелся, – сказал Паркер. – Я вот тут просматривал всех этих кинозвезд и в целом журнале нашел одну единственную бабенку, на которую мне не жалко было бы потратить время. – Он повернулся к Клингу, который пытался читать книжку в мягкой обложке. – Берт, знаешь, о ком я говорю?

– Да помолчи ты немного, видишь же – человек читает, – сказал Клинг.

– Хотелось бы мне, чтоб хоть кто-нибудь из присутствующих попробовал поработать, – сказал Мейер. – Эта чертова дежурка начинает все больше напоминать мне загородный аристократический клуб.

– А я как раз и занят работой, – сказал Клинг.

– Вот-вот, оно и видно.

– В этих рассказах описывается дедуктивный метод.

– Какой еще метод?

– Дедуктивный метод раскрытия преступлений. Неужто ты никогда не слышал о Шерлоке Холмсе?

– Все здесь слышали о Шерлоке Холмсе, и не раз, – заверил его Паркер. – Так знаешь, какую из этих бабенок...

– Мне здесь попался один очень интересный рассказ, – сказал Клинг. – Ты, Мейер, читал его?

– А как он называется?

– “Союз рыжих”, – ответил Клинг.

– Нет, – сказал Мейер. – Я вообще не читаю детективов, чтобы не чувствовать себя полным идиотом.

* * *

Заключение судебно-медицинской экспертизы о вскрытии трупа попало в участок только в пятницу, третьего апреля. И тут же, как по мановению волшебной палочки, раздался звонок младшего медицинского эксперта. Как раз в тот самый момент, когда конверт из плотной белой бумаги, содержащий заключение, оказался на столе Кареллы.

– Восемьдесят седьмой полицейский участок, детектив Карелла, – сказал Карелла в трубку.

– Стив, это Пол Блейни.

– Здравствуй, Пол.

– Ты уже получил заключение?

– Не знаю. Только что санитар бросил какой-то конверт на мой стол. Может быть, это оно и есть. Погоди-ка минутку, ладно?

Карелла вскрыл конверт и достал из него заключение медэксперта.

– Да, это оно, – сказал он.

– Вот и прекрасно. Я, собственно, звоню вам, чтобы извиниться. У нас тут полная запарка, и пришлось делать все по порядку, Стив. Твой был убит выстрелом из охотничьего ружья, так ведь?

– Ага.

– Терпеть не могу ран, сделанных из ружья. Можно подумать, что стреляли из пушки. Ты никогда не обращал внимания на это? Особенно, если выстрел был сделан с близкого расстояния.

– Ну, пистолет сорок пятого калибра тоже делает порядочную дыру, – сказал Карелла.

– Да и тридцать восьмого тоже. Но выстрел из ружья мне почему-то кажется еще более отвратительным. Ты видел, какую дыру сделали у вашего клиента?

– Да, видел, – сказал Карелла.

– А когда стреляют в упор, то раны получаются еще страшнее. Господи, у меня бывали случаи, когда эти типы засовывали ружейный ствол в рот, а потом нажимали на спусковой крючок. Пренеприятнейшее зрелище, уверяю тебя. Не веришь?

– Верю, верю.

– Тогда вступает в действие вся взрывная сила расширяющихся газов. Это я говорю о так называемых контактных ранах. – Блейни сделал паузу, и Карелла ясно представил себе бездонно синие глаза этого человека, глаза, которые каким-то странным образом соответствовали его занятию – бесчувственному вскрытию трупов. Это были лишенные эмоций глаза, которые бесстрастно следят за работой, проделываемой монотонно и хладнокровно. – Ты слушаешь? В общем, на этот раз это не было контактной раной, но стрелявший стоял очень близко от своей жертвы. Ты знаешь, как снаряжается ружейный патрон, так ведь? Так вот, я хочу сказать, что между порохом и зарядом дроби или картечи помещается плотная прокладка, которая не дает рассыпаться пороху и смешаться с дробью. Обычно ее делают из фетра или другого подобного материала.

– Да, знаю.

– Так вот, эту чертову прокладку прогнало по всему пути вместе с картечинами.

– По какому пути? Я что-то тут не понимаю.

– По пути заряда, – сказал Блейни. – Ну в грудь. По пути картечин. Эта прокладка тоже вошла внутрь тела. Прошла весь путь.

– Ага.

– Понимаешь теперь, – сказал Блейни, – так вот, эта чертова прокладка вошла вместе с картечинами прямо внутрь грудной клетки этого типа. Так что, представляешь себе, с какой силой она влетела туда, и как близко должен был для этого стоять тот, кто стрелял.

– А нельзя ли у вас там определить, какого калибра было ружье?

– По этому поводу придется вам обратиться в лабораторию, – сказал Блейни. – Я уже переслал туда все, что мне удалось вытащить из этого малого, вместе с его носками и ботинками. Так что ты уж извини меня за задержку с заключением, Стив. В следующий раз попытаемся нагнать упущенное.

– Ладно, спасибо, Пол.

– А погодка на улице стоит просто отличная, правда?

– Да.

– Ну ладно, Стив не буду тебя больше задерживать. Всего доброго.

– Всего доброго, – сказал Карелла. Он положил трубку и взял со стола заключение медицинского эксперта. Читать его было неприятно.

Глава 3

Трое из четырех партнеров, играющих в американский покер, чувствовали, как у них все нарастает раздражение. Дело здесь было отнюдь не в том, что им не хотелось проигрывать – плевать им на проигрыш! Просто все они проигрывали четвертому – человеку со слуховым аппаратом, – и именно это было особенно унизительно для них. Возможно, что более всего их бесила та невозмутимость, с которой он относился к игре. Выражение его довольно приятного лица как бы говорило им, что они просто обречены на проигрыш, несмотря на весь их опыт и на то, что фортуна изредка улыбалась и им.

Чак, самый плотный и здоровый из всей четверки, мрачно разглядывал свои карты, а потом бросил взгляд на глухого, который сидел напротив. Он был одет в брюки из серой фланели и темно-синий блейзер, под которым виднелась безукоризненно белая рубашка с расстегнутым воротом. Выглядел он так, будто только что сошел с борта роскошной яхты. Казалось, что в любой момент к нему может подойти лакей и подать на подносе какой-нибудь коктейль. Похоже было и на то, что в сданных ему четырех картах наклевывается “стрит”.

Они играли в американский покер, в котором раздается поочередно по пять карт. Двое партнеров спасовали после третьей карты, и сейчас игру продолжали только глухой с Чаком. Бросив взгляд на три открытые карты глухого, Чак прикидывал его комбинацию: на столе лежали валет пик, трефовая дама и бубновый король. Он был почти уверен, что четвертая карта, лежавшая рубашкой кверху, наверняка была либо десяткой, либо тузом, но скорее все-таки десяткой.

Про себя Чак считал, что рассуждает он вполне логично. Сам он сидел, выложив на столе пару тузов и шестерку треф. Четвертая его карта, лежавшая на столе рубашкой кверху, была третьим тузом. Таким образом, его карты были старше незавершенного “стрита” глухого. Даже если у глухого четвертой картой была десятка, это означало, что у него на руках четыре порядковых карты, к которым может прийти либо туз, либо девятка. Вероятность этого была невелика. Если же закрытой картой тоже был туз, то продолжить комбинацию можно было только с одной стороны, а это совсем уменьшало шансы глухого. А кроме того, и у самого Чака была возможность прикупить еще шестерку, тогда у него получился бы “фулл”, или четвертого туза, что давало бы ему “карре”, а обе эти комбинации бьют “стрит”.

– Ставлю сотню на тузов, – сказал он.

– И еще сто сверху, – отозвался глухой.

Чака сразу же охватила дрожь азарта.

– На что вы рассчитываете? – сказал он вслух как можно безразличнее. – Пока я вижу тут всего лишь три карты, которые тянут на “стрит”.

– Если посмотреть на них более внимательно, то можно разглядеть и выигрышную комбинацию.

Чак коротко кивнул, однако кивок этот означал не согласие с глухим, а одобрение своих прежних расчетов.

– Тогда я накину еще сотню, – сказал он.

– Вот это – уже игра, – отозвался глухой. – А я накину сотню сверх ваших.

Чак снова посмотрел на выложенные на стол карты глухого. Да, четвертая его карта наверняка подходила для “стрита”, но для завершения этой комбинации необходима била еще и пятая карта.

– И еще сто, – сказал Чак.

– Берегитесь, – сказал глухой. – Я ведь могу и просто завистовать. – Он бросил необходимое количество фишек в банк на столе.

Чак сдал ему пятую карту. Выпала десятка червей.

– Вот вам и ваш чертов “стрит”, – сказал он и взял себе карту. Выпала четверка червей.

– Ваши тузы все равно выигрывают, – сказал глухой.

– Откроем карты, – предложил Чак.

– А я поставлю еще сотню, – сказал глухой, и лицо Чака тут же помрачнело.

– Ну что ж, все равно откроем, – сказал он.

Глухой перевернул лежавшую на столе карту. Конечно же, это был туз.

– “Стритт”, начиная с туза, – объявил он, – это старше ваших трех тузов.

– А откуда вам было известно, что у меня в запасе третий туз? – спросил Чак, провожая взглядом собранные глухим фишки.

– Я судил только по тому, как смело вы повышали ставки. Едва ли вы бы так рисковали, имея на руках всего две пары. Вот я и решил, что у вас уже есть третий туз.

– И вы играли против тройки тузов, имея всего лишь незавершенный “стрит”? На что же вы рассчитывали?

– На соотношение вероятностей, Чак, – пояснил глухой, составляя аккуратными столбиками выигранные фишки. – Соотношение вероятностей – серьезная вещь.

– Да какое там, к черту, соотношение! – не выдержал Чак. – Дурацкое везение и ничего больше.

– Нет, не совсем так. У меня на руках были четыре карты подряд: туз, король, дама и валет. Для того, чтобы получился “стрит”, мне нужна была десятка, любая десятка. И это был один-единственный шанс побить ваши три туза. Мне было просто необходимо получить из колоды эту десятку. Если бы она не пришла ко мне, если бы мне выпала какая-нибудь другая карта, парная к уже имеющимся, я все равно проигрывал. Разве не так? Так каково же было соотношение вероятностей? У меня получалось соотношение один к девяти. Понятно, Чак?

– Это понятно, но на мой взгляд, шансы все же невелики.

– В самом деле? Но давайте учтем тот факт, что за всю игру не было открыто ни одной десятки. Естественно, у вас или у остальных партнеров до того, как они спасовали, могли быть неоткрытые десятки, однако я рассчитывал на то, что вашей нераскрытой картой является туз, и решил рискнуть.

– И все-таки шансов у вас было слишком мало. Вам следовало бы спасовать.

– Но тогда я проиграл бы, не так ли? Что же касается того, что вашу комбинацию можно улучшить прикупленной картой, то здесь шансов у вас было еще меньше.

– Каким это образом? Начнем с того, что моя комбинация уже была старше вашей! У меня на руках была тройка тузов!

– Совершенно верно, но улучшить свою комбинацию вы могли только двумя способами: вы должны были прикупить четвертого туза и получить в результате “карре”, или же еще одну шестерку и получить “фулл”. Я отлично знал, что четвертого туза вы прикупить не можете, поскольку он был у меня, да и шансов на то, что он выпадет вам, было слишком мало, даже если бы его у меня и не было. Тут соотношение было бы один к тридцати девяти, что значительно хуже, чем девять к одному.

– А как тогда насчет “фулла”? Ведь мне могла достаться и шестерка.

– Не отрицаю, могла. Но и тут соотношение составляло четырнадцать и две третьих против одного. А это опять-таки ниже моих одного к девяти. А если же учесть при этом, что оба наши партнера выложили на стол по шестерке прежде, чем выйти из игры, то получится, что вы рассчитываете на единственную шестерку, оставшуюся в колоде, а это означает, что шанс здесь точно такой же, как и с тузом, то есть один к тридцати девяти. Теперь понимаете, Чак? Мой шанс – один на девять, ваш – один на тридцать девять.

– Но кое-что вы тут упускаете, не так ли?

– Я никогда ничего не упускаю, – сказал глухой.

– Вы упустили то, что вообще мы оба могли просто остаться при своих, не вытащив нужной карты. И в этом случае, то есть если бы мы оба остались при своих, я наверняка выиграл бы. Ведь три туза-то уж во всяком случае старше не набранного полностью “стрита”. И в этом случае я выиграл бы.

– Совершенно верно, но это отнюдь не значит, что я упустил из вида эту возможность. Припомните-ка, Чак, ваша пара тузов не появилась на столе, пока не была сдана четвертая карта. Если бы у вас были открыты тузы с самого начала, то я сразу же вышел бы из игры. Вплоть до этого момента мы оба были примерно в равном положении. У меня был припрятан туз, и открытыми лежали дама с королем. Я подозревал, что у вас могла быть пара тузов, однако, учитывая то, что у меня в запасе тоже был туз, я решил, что вы блефуете, держа пару шестерок. А в этом случае любая прикупленная мной пара означала бы более выигрышную комбинацию. Так что я считаю, что партию эту я разыгрывал совершенно верно.

– А я считаю, что вам просто повезло, – упрямо повторил Чак.

– Очень может быть, – глухой улыбнулся. – Но выиграл-то все-таки я, не так ли?

– Ну, еще бы. А раз уж вы выиграли, то теперь можно говорить что угодно и утверждать, что все это было вам известно заранее.

– Но выиграл-то я, Чак. А значит, что я все верно рассчитал.

– Это вы только так говорите. Если бы вы проиграли, то наверняка запели бы совсем другое. Тогда вы привели бы целую кучу доводов, чтобы оправдать сделанную ошибку.

– Едва ли, – сказал глухой. – Я не из тех людей, которые признаются в своих ошибках. Само слово “ошибка” просто – отсутствует в моем словаре.

– Отсутствует? Тогда как же вы называете их?

– Я называю их отклонением от правила. Правило действует постоянно, Чак. Правило истинно. А вот отклонения от правил бывают различными. А весь веер отклонений лежит в секторе между допускаемым числом отклонений и добросовестностью наблюдателя. Таким образом, разумное отклонение от правила следует рассматривать именно как таковое, а отнюдь не как ошибку.

– Дерьмо все это, – заявил Чак, и все сидевшие за столом дружно расхохотались.

– Совершенно верно, – проговорил глухой, присоединяясь к общему смеху. – Именно дерьмо. А количеством дерьма как раз и объясняется отклонение в результатах при точных расчетах. Ваша очередь сдавать, Рейф.

Высокий сухощавый человек, сидевший слева от Чака, снял очки в золотой оправе и вытер набежавшие от смеха слезы. Потом он взял колоду карт и принялся тщательно перетасовывать их.

– По-моему, эта была самая лучшая тирада из всех, какие я когда-либо слышал. – Он протянул колоду Чаку. – Снимите.

– А на кой черт? – капризно отозвался тот. – Раздавайте.

– Как будем играть на этот раз? – спросил человек, сидевший напротив Рейфа. Он держался очень осторожно, потому что был новичком в этой компании и не мог пока четко определить, какое ему отведено в ней место. Кроме того, он все еще не представлял себе, кто именно был его предшественником и по каким причинам он оказался выведенным из этой четверки. У него был один-единственный талант, который мог бы оказаться здесь полезным, но это свое умение он перестал считать талантом примерно лет десять назад. Дело в том, что единственное, что он умел делать отлично, – это изготавливать бомбы. Да, да, именно бомбы. Этот старик, мирно сидящий сейчас с остальной тройкой за картами, считался в свое время довольно крупным специалистом по изготовлению смертоносных взрывных устройств. Давным-давно он предложил свои услуги одной из иностранных держав, а потом изрядное количество лет отсидел в тюрьме, предаваясь сожалениям о столь безрассудном поступке. Однако прежние его политические симпатии не осуждались и не подвергались какой-либо критике со стороны глухого, который и нанял его на службу. Глухого интересовало только одно – в состоянии ли он сейчас соорудить бомбу, если в этом возникнет необходимость. И ему особенно пришлось по вкусу то, что наряду с обычными бомбами старик мог делать и зажигательные. Эта его многопрофильность, по-видимому, очень понравилась глухому. Впрочем, старику по кличке “Папаша” плевать было на чужие удовольствия или неудовольствия. Главное было то, что его наняли для выполнения определенной работы, и, насколько он мог судить, работа эта состояла в том, чтобы делать бомбы.

Он, естественно, пока еще не знал, что было в нем и еще нечто весьма привлекательное для его работодателя, а именно – его возраст. Папаше было шестьдесят три года, то есть не много и не мало, а как раз то, что нужно для отведенной ему роли.

– Давайте играть с неограниченным прикупом, – заявил вдруг Рейф. – Это оживит игру.

– Терпеть не могу этого варварства, – сказал глухой. – Это уже не покер, а какая-то неразбериха. Утрачивается логика игры.

– А вот и хорошо, – заявил Чак. – Может быть, в этом случае у нас тоже появится хоть какой-то шанс выиграть. А то вы играете так, будто собираетесь перерезать горло собственной матери.

– Я играю так, как играют собирающиеся выиграть, – сказал глухой. – А как же еще можно играть?

Рейф снова расхохотался, и его голубые глаза за стеклами очков снова заслезились. Он раздал карты и сказал:

– Король открывает игру, – и положил колоду на стол.

– Двадцать пять долларов, – неуверенно включился в игру старик.

– Играю, – сказал Чак.

– Я тоже, – сказал Рейф.

Глухой внимательно разглядывал свои карты. Помимо лежавшей на столе пятерки, у него на руках была шестерка с валетом. Он быстро окинул взглядом партнеров, а потом так же быстро сложил свои карты.

– Я пас, – сказал он.

Он еще немного посидел за столом, а потом решительно встал. Это был высокий, приятной внешности человек лет под сорок, движения у него были четкими и экономичными, как у хорошего спортсмена. Спортивность фигуры подчеркивали и коротко подстриженные светлые волосы. Взгляд его синих глаз был сейчас направлен сквозь витринное стекло магазина на улицу. На витрине белела надпись: “Челси и Ко. Мороженое с орехами”. Однако изнутри надпись эту следовало читать в обратном порядке.

Улица перед магазином была пуста. Какая-то женщина с трудом тащилась по ней с хозяйственной сумкой, полной покупок. Она прошла мимо витрины и исчезла из поля зрения. По другую сторону магазина, со стороны двора, царил полнейший хаос. Там работали бульдозеры, экскаваторы, на разровненной площадке сновали рабочие.

– Да и вам тоже пора кончать игру, – сказал глухой. – Нам предстоит еще большая работа.

Рейф, согласившись, кивнул. Чак увеличил ставку, и старик спасовал.

– Можно вас на минутку? – обратился к нему глухой.

– Конечно, – отозвался старик.

Он встал, отодвинув стул, и пошел вслед за глухим по направлению к двери, ведущей в подвал. Здесь было прохладно и сыро, пахло свежевырытой землей. Глухой направился к длинному столу и раскрыл стоявшую на нем коробку. Оттуда он достал форму серого цвета и сказал, подавая ее старику:

– Сегодня вы будете одеты в это. Папаша. Когда мы будет заняты работой. Хотите примерить?

Папаша взял одежду и ощупал ее придирчиво пальцами, словно выбирая покупку в магазине готового платья. Внезапно пальцы его замерли, а глаза удивленно расширились.

– Я не смогу надеть это, – сказал он.

– С чего это вдруг? – спросил глухой.

– Я не стану этого надевать. Это не для меня.

– Почему это?

– На нем кровь, – сказал Папаша.

В какой-то момент могло показаться, что в этом тихом и пахнущем землей подвале глухой вот-вот утратит свою выдержку и сорвется из-за неожиданного бунта старика. Но и тут он не изменил себе и внезапно расплылся в улыбке.

– Вот и правильно, – сказал он. – Постараюсь подыскать вам что-нибудь другое.

Он взял из рук старика серую форменную одежду и снова уложил ее в картонную коробку.

Глава 4

Девятого апреля, в четверг, фотография неопознанного трупа появилась в дневных выпусках трех городских газет. Газеты поступили в продажу около полудня. В одной из них она была помещена на первой полосе, остальные отвели ей четвертую полосу, но везде фотографии были снабжены яркой, бросающейся в глаза надписью: “ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?” При первом взгляде на фотографию могло показаться, что человек этот просто прикрыл глаза. Полицейский художник пририсовал покойнику плавки, однако белые носки и грубые ботинки при этих плавках выглядели еще более несуразными и заставляли заподозрить какой-то трюк.

Читатель видит кричащий заголовок “ЗНАЕТЕ ли вы – этого ЧЕЛОВЕКА?”, а потом переводит взгляд на жалкого старика, которого наверняка застукали спящим на каком-нибудь общественном пляже. Догадливый читатель сразу понимает, что этот задремавший дед относится к той категории людей, у которых подошвы ног не привыкли к пляжному песку, и что разлегся он так неспроста, а ради какого-нибудь рекламного трюка. Однако, вчитавшись в текст, набранный под фотографией, он узнает, что этот жалкий старик вовсе и не спит, что он лежит тут мертвее мертвого, а это пятнышко на его голой груди вовсе не типографский брак, а самая настоящая рана – результат выстрела из ружья с близкого расстояния.

Итак, газеты поступили в киоски примерно в двенадцать часов дня.

В двенадцать часов пятнадцать минут Клифф Сэведж появился в приемной 87-го участка полиции. Одет он был безукоризненно: светлая шляпа, чуть сдвинутая на затылок; уголок носового платка, выглядывающий из кармашка светло-коричневого пиджака; отлично выглаженные брюки. Он прошествовал к окошку дежурного и отрекомендовался.

– Клифф Сэведж Беспощадный. Репортер. – С этими словами он небрежно кинул на стол дежурного фотографию неопознанного убитого. – Кто занимается тут у вас этим делом?

Сержант Дэйв Мерчисон бросил взгляд на фотографию, хмыкнул, перевел взгляд на Сэведжа, снова хмыкнул и только после этого спросил:

– Простите, как вы назвали себя?

– Беспощадный.

– И в какой газете вы работаете?

Сэведж оскорбленно вздохнул и добыл из бумажника удостоверение. Он положил его на стол перед сержантом рядом с газетной вырезкой. Мерчисон поглядел на удостоверение, потом еще раз на фотографию, в который раз хмыкнул и наконец сказал:

– Этим занимается Стив Карелла. Послушайте, мне ваше имя кажется знакомым, откуда бы это?

– Понятия не имею, – сказал Сэведж. – Итак, мне нужно повидаться с этим Кареллой. Он на месте?

– Сейчас узнаю.

– Можете не беспокоиться. Я просто поднимусь наверх, – сказал Сэведж.

– А вот это уж черта с два, мистер Беспощадный. И полегче на поворотах. Это удостоверение не дает вам права распоряжаться здесь. – Мерчисон неторопливо выбрал один из проводов коммутатора и воткнул его штырь в нужное гнездо. Он выждал какую-то секунду и потом сказал в микрофон: – Стив, это Дэйв снизу. Тут у меня какой-то тип по имени Клифф Сэведж, он называет себя репортером, он хочет... Что? Отлично. – И Мерчисон, явно удовлетворенный ответом, вынул штырь из гнезда. – Он говорит, чтобы вы шли к чертовой матери, мистер Сэведж.

– Он так прямо и сказал?

– Я повторил слово в слово.

– Интересное отношение к посетителям. Это у вас со всеми так? – поинтересовался Сэведж.

– Я так полагаю, что к вам у него особое отношение. – Во всяком случае, таково мое мнение, – сказал Мерчисон.

– Не соединитесь ли вы с ним еще раз, чтобы я мог с ним поговорить?

– Стив наверняка не одобрит этого, мистер Сэведж.

– В таком случае соедините меня с лейтенантом Бернсом.

– Лейтенанта не будет сегодня в участке.

– А кто дежурный детектив?

– Стив.

Сэведж нахмурился, а потом взял свое удостоверение и, не сказав ни слова, вышел из приемной. Он спустился по ступенькам крыльца на тротуар, свернул направо, прошел квартала два по залитой апрельским солнцем улице и свернул в кондитерскую на Гровер-авеню. Разменяв деньги в кассе, он вошел в будку телефонного автомата, что помещался на задах магазина. Добыв из кармана маленькую записную книжку в черной обложке, он нашел в ней номер телефона 87-го полицейского участка, затем опустил монетку в автомат и набрал номер.

– Восемьдесят седьмой полицейский участок, сержант Мерчисон слушает, – послышался голос в трубке.

– Вы разослали по газетам фотографию убитого, – сказал Сэведж.

– Да. А в чем дело?

– Я знаю этого человека. Я хотел бы поговорить с детективом, который занимается этим делом.

– Одну минуточку, сэр, – сказал Мерчисон.

Сэведж кивнул, торжествующе улыбнулся и принялся ждать. Через минуту в трубке послышался голос.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Карелла.

– Это вы тот полицейский, который ведет расследование дела о трупе, обнаруженном в парке?

– Совершенно верно, – ответил Карелла. – А кто это говорит?

– Это вы рассылали фотографии в газеты?

– Совершенно верно, сэр, дежурный сержант сообщил мне, что вы...

– А почему вы не послали фотографию в мою газету? Вы слышите, Карелла?

– Ч-что... – потом трубка надолго замолчала. – Это вы, Сэведж?

– Да, это я.

– До вас не дошло, что я сказал?

– Ну, меня не особенно устраивает отправляться сейчас к чертовой матери.

– Послушайте, Сэведж, я не намерен тратить на вас свое время. Из-за вас чуть не убили мою жену, поэтому если вы посмеете еще раз сунуть сюда свою рожу, то я вас, сукина сына, просто вышвырну в окно. Теперь, надеюсь, вам все ясно?

– Я думаю, что комиссару полиции было бы интересно узнать, почему это вдруг все газеты города получают...

– Валите к чертовой матери вместе с комиссаром полиции! – выкрикнул Карелла и повесил трубку.

Сэведж подержал еще какое-то время умолкнувшую трубку, затем бросил ее на рычаг и выбежал из будки.

* * *

Молоденькую пуэрториканку звали Маргаритой. В городе она прожила всего шесть месяцев и пока еще с трудом говорила по-английски. Ей нравилось работать у мистера Раскина, потому что он был приятным и веселым человеком, и не слишком кричал. Последнее обстоятельство Маргарита очень ценила в своем хозяине. Рабочий день ее начинался в девять часов утра. Помещение на Калвер-авеню было всего в пяти кварталах от ее дома, и она с удовольствием проделывала каждый день этот путь. Добравшись до места, она сразу же шла в душевую, переодевалась в свой – халатик, в котором она обычно занималась глажкой. Поскольку жила она рядом, то подруги советовали ей ходить на работу прямо в халатике, чтобы не возиться с переодеванием. Но Маргарита не считала рабочий халат достаточным нарядом, чтобы появляться в нем на улице. Поэтому каждое утро она натягивала на себя узкую юбку, свитер, жакет, а придя сюда, переодевалась. Под халатом она никогда ничего не носила. Она гладила одежду целый день, и к концу дня в помещении становилось очень жарко.

В смысле форм природа щедро одарила Маргариту, и когда она энергично водила утюгом, видно было, как перекатываются под халатом ее груди, да и ягодицы тоже не стояли на месте. Была еще одна причина, почему ей так нравился мистер Раскин. Оказавшись у нее за спиною, он никогда не пытался ущипнуть ее ниже пояса. А прежний хозяин, так тот никогда не упускал такой возможности. Мистер Раскин же был очень веселым человеком, но руки всегда держал при себе, а кроме того, он был не против, чтобы девушки отпускали при нем шуточки на испанском языке. Все это, конечно, только в том случае, если работа спорилась.

Помимо Маргариты там трудились еще две девушки, но Маргарита считалась у них за старшую. Каждое утро, когда девушки успевали уже выпить по второй чашке кофе и переодеться в рабочие халаты, Маргарита вкатывала тележки с картонными коробками. В них были платья, которые мистер Раскин покупал на оптовых распродажах. Она распределяла коробки между девушками, и те приступали к работе, придавая слежавшимся изделиям товарный вид. Маргарита работала наравне с другими, и утюг ее так и мелькал, разглаживая юбки и блузки, а груди ее при этом выделывали сложный танец. Мистер Раскин советовался с ней, какие цены назначить приведенным в порядок нарядам, а потом они все вместе пришивали бирки с ценами, и только после этого товар рассылался по магазинам готового платья. Иногда, обсуждая цены на очередную партию товара, мистер Раскин как бы невзначай заглядывал в вырез ее халата. Он, конечно, прекрасно знал, что под халатиком у нее ничего нет, но она не возражала против этих его подглядывании, потому что рук он никогда не распускал. Он был в ее глазах самым настоящим джентльменом. Если говорить честно, то Маргарита считала Дэвида Раскина самым приятным мужчиной на свете.

Именно поэтому она просто не понимала этих странных звонков с угрозами. Зачем это, скажите на милость, кому-то могло понадобиться угрожать мистеру Раскину? Да еще из-за такого грязного и тесного помещения. Нет, Маргарита никак не могла понять этого, и при каждом новом звонке ее охватывал страх за своего хозяина: она даже потихоньку молилась за него по-испански.

Однако появление шофера, доставившего груз в пятницу, десятого апреля, после обеда, ее совсем не напугало.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он, открыв дверь, расположенную в противоположном конце мастерской.

– Одна минутка, – сказала Маргарита и, поставив на подставку горячий утюг, направилась через мастерскую к входной двери, совершенно позабыв о том, что под халатиком у нее ничего нет. Поэтому ее немного удивил ошарашенный вид посетителя, который просто не мог от нее отвести глаз.

Шофер, который по праву мог называться и экспедитором, вытащил платок из заднего кармана брюк и отер им пот со лба.

– Знаете, что я вам скажу? – прошептал он срывающимся шепотом.

– Что? – спросила, улыбаясь, Маргарита.

– Вам, сестренка, следовало бы выступать в бурлеске. Честное слово. Любое кабаре вас с руками оторвало бы!

– А что это такое – “берлеск”?

– Ну, сестренка, ну дает, – экспедитор восторженно закатил глаза. – Ладно, куда мне поставить в конце концов эти коробки? – спросил он, не в силах оторвать глаз от выреза ее халата. – У меня там внизу четырнадцать коробок с грузом, так вы скажите, куда их поставить, и больше мне ничего не нужно.

– О, я не знаю, – сказала Маргарита. – Мой хозяин, его нет тут теперь.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13