87-й полицейский участок (№25) - Будни

В следственной комнате Карелла и Хейз допрашивали Рональда Сэнфорда в присутствии помощника районного прокурора. Он прибыл сюда для получения признания миссис Мартин, но оказалось, что ему пришлось выслушивать еще одно дело. Он же хотел только поскорее попасть домой и лечь спать. Сэнфорд был страшно потрясен, что полицейские заметили совпадение почерка в «Дежурный администратор» и «Ангел Мести», Он был уверен, что поступил очень умно, исказив слово «одежда», надеялся, что полиция, даже если и заинтересуется этим письмом, то решит, что его писал какой-то малограмотный, но только не студент, изучавший бухгалтерское дело. Сэнфорд не мог объяснить, почему он убил Мерси Хауэлл. Он путался и мямлил, неся что-то о моральном климате Америки, о людях, выставлявших себя публике на обозрение, о том, что они не должны совращать других, заражать своей испорченностью, вмешиваться в жизнь тех, кто пытается найти свое место в мире, трудится, выбиваясь из сил... Днем учится на бухгалтера, а ночью работает в отеле...

Тон Фрэнка Пасквэйла, допрашиваемого в канцелярии О'Брайеном и Клингом, не был таким истеричным, но, тем не менее, исповедь Фрэнка сильно напоминала бормотание Сэнфорда. У них с Дэнни Райдером появилась мысль, что ниггеры в Америке слишком обнаглели, проталкиваются туда, где им не место, отнимают работу у честных, трудолюбивых людей, которые и хотят-то только, чтобы их оставили в покое. Какое право имеют эти обезьяны наступать на пятки другим? Так и решено было бросить бомбу в церковь, чтобы показать черномазым, кто хозяин в Америке. Он не казался очень обеспокоенным тем, что его товарищ лежит мертвый, как камень, на столе в морге, что их маленькая экспедиция на Калвер-авеню стоила трем людям жизни и искалечила полдюжины других. Единственное, что его интересовало, будет ли его фотография в газетах.

За своим столом Мейер Мейер начал печатать отчет о гормановских привидениях, но потом решил послать его к черту. Если лейтенант спросит его, где он был полночи, он скажет, что шлялся по улицам и искал приключений. Бог свидетель, их вокруг предостаточно. Мейер вынул бланки отчета с вложенными между ними листами копирки из старой машинки и заметил, что по комнате нервно вышагивает детектив Хол Уиллис, ожидая, пока освободится стол.

– О'кей, Хол, – Мейер встал из-за стола. – Я уже сваливаю.

– Einalmente! [3] – воскликнул Уиллис, не бывший, впрочем, итальянцем.

Зазвонил телефон.

~~

Уже встало солнце, когда полицейские вышли из здания, миновали зеленые круглые фонари с надписью «87» и спустились по низким плоским ступенькам на тротуар.

Парк через улицу блестел красками раннего осеннего утра. Небо над ним было чистым и голубым. Занимался прекрасный день. Детективы направились к ресторанчику в соседнем квартале, Мейер и О'Брайен впереди остальных, Карелла, Хейз и Клинг позади. Они выглядели измотанными, усталость была видна в глазах, в складках у рта и в походке. Они вяло разговаривали, большей частью о работе, выдыхая перистые белые облачка в холодный утренний воздух.

В ресторане полицейские сбросили плащи и заказали горячий кофе, датский сыр и оладьи по-английски. Мейер пожаловался, что, наверное, заболевает. Карелла ответил что-то о лекарстве от кашля, которое его жена давала одному из детей. О'Брайен, жуя оладью, взглянул через зал и увидел молодую девушку в одной из кабинок. Она была в голубых джинсах и яркой мексиканской накидке. Девушка беседовала с парнем в военно-морском бушлате.

– По-моему, я кого-то вижу, – сказал О'Брайен и вышел из кабинки, покинув Клинга и Хейза, обсуждавших новую идиотскую инструкцию о порядке преследования и задержания.

Девушка подняла глаза на подошедшего полицейского.

– Мисс Блэйр? – обратился он. – Пенелопа Блэйр?

– Да, – ответила девушка. – А вы кто?

– Детектив О'Брайен. Восемьдесят седьмой участок. Ваша мать была у меня ночью. Пенни. Она просила передать вам, что...

– Вали, мусор, – бросила она. – Иди, хулиганов лови.

О'Брайен помолчал мгновение. Потом кивнул, повернулся и пошел к своему столику.

– Что? – спросил Клинг.

– Невозможно всех победить, – покачал головой О'Брайен.

2

Дневное дежурство

Парню, лежавшему голым на бетоне внутреннего двора многоквартирного дома, на вид было лет восемнадцать. Довольно длинные волосы и молодая бородка. Волосы и борода черные, тело очень белое, а кровь, сочившаяся из-под него на бетонное покрытие, ярко-красная.

Его без двух минут шесть обнаружил консьерж, вышедший во двор, чтобы выбросить мусор. Парень лежал лицом вниз в луже собственной крови, и консьерж не мог его опознать. Он был потрясен, конечно. Не каждый день натыкаешься на голых мертвых парней во дворе. Но, несмотря на шок и на солидный возраст – под восемьдесят, – ему хватило расторопности сразу же позвонить в полицию. Далеко не каждый житель города смог бы действовать так разумно и быстро.

Хол Уиллис прибыл к месту происшествия в семь пятнадцать. Его сопровождал Ричард Дженеро, новичок в отделе. Детективом 3-й степени от стал совсем недавно, а до этого был патрульным. Форбс и Фелпс, следователи из отдела убийств, находились уже там. Уиллис был убежден, что любые два следователя из отдела убийств ничем не отличаются от любых других двух следователей из того же отдела. Он, к примеру, никогда не видел Форбса и Фелпса в одном месте с Моноганом и Монро. Разве это не неопровержимое доказательство того, что это одни и те же люди? Более того, Уиллис подозревал, что все следователи в отделе убийств регулярно обмениваются одеждой и что Форбс и Фелпс могут в любой день оказаться в костюмах и плащах, принадлежащих Моногану и Монро.

– Доброе утро, – сказал Уиллис.

– Доброе-доброе, – отозвался Фелпс.

Форбс что-то хмыкнул.

– Чудненько началось воскресенье, т-твою мать! – угрюмо буркнул Фелпс.

– Быстро вы прискакали, мужики, – добродушно улыбнулся Дженеро.

Форбс уставился на него:

– Ты кто такой?

– Дик Дженеро.

– Никогда не слышал, – бросил Форбс.

– Я о вас тоже, – парировал Дженеро и, ожидая поддержки, глянул на Уиллиса.

– Кто убитый? – сухо спросил тот. – Кто-нибудь выяснял?

– А ты на нем паспорт поищи, – посоветовал Фелпс и хрипло закудахтал.

– Может, он его в жопе носит, – добавил Форбс и присоединился к гогочущему товарищу.

– Кто обнаружил тело? – спросил Уиллис.

– Консьерж этого дома.

– Сходи за ним, Дик.

– Сейчас, – Дженеро исчез в подъезде.

– Ненавижу такое начало дня, – продолжал брюзжать Фелпс.

– Мрачно, – кивнул Форбс.

– Я только чашку кофе выпил с утра, а тут это. Бр-р, – передернул плечами Фелпс.

– Гадость, – поддержал его Форбс.

– Хоть бы срам чем-нибудь прикрыл, когда прыгал с крыши, – покачал головой Фелпс.

– Откуда ты знаешь, что он прыгнул с крыши? – спросил Уиллис.

– Я не знаю, так, просто говорю.

– А ты что, думаешь, он гулял по двору голым? – язвительно поинтересовался Форбс.

– Я не знаю, – Уиллис пожал плечами.

– А по-моему, это прыгун, – Фелпс посмотрел на стену дома. – Вроде окно разбито.

– Где?

– На пятом этаже, вон там. Вроде разбито.

– Похоже, – обронил Форбс.

– Хол, вот консьерж, – Дженеро представил старика. – Зовут Деннисон, работает здесь почти тридцать лет.

– Здравствуйте, мистер Деннисон. Я детектив Уиллис.

Деннисон молча кивнул.

– Мне сказали, что вы нашли тело.

– Нашел.

– Когда это было?

– Прямо перед тем, как я позвонил в полицию.

– В котором это было часу?

– Начало седьмого, наверное.

– Вы его знаете?

– Лица не видно, – пожал плечами Деннисон.

– Когда приедет медэксперт, мы перевернем его для вас, – пообещал Дженеро.

– Обойдусь без одолжений, – хмуро буркнул Деннисон.

* * *

В отличие от патрульных, детективы сами составляют для себя график, утверждаемый начальником центральной следственной службы. В результате по прихоти сотрудников отдела смены постоянно меняются. Три месяца назад, руководствуясь сомнительным положением, что ночное дежурство более хлопотно, чем дневное, детективы 87-го участка разбили свои рабочие часы на две смены. Первая начиналась в шесть утра и заканчивалась в восемь вечера. Потом начиналась вторая и продолжалась до шести утра следующего дня. Дневное дежурство длилось четырнадцать часов, ночное только десять. Но днем работало больше людей, и это несколько уравнивало нагрузку. Детективов не очень беспокоило то, что некоторые из них проводили часть времени в суде или на спецзаданиях. Они считали такой график вполне справедливым. Пока, во всяком случае. Через месяц-другой они проведут собрание в следственной комнате и решат попробовать что-нибудь новенькое. Изменения воспринимались как передышка, если их, конечно, утверждал шеф.

Существует, однако, множество способов обойти любой график. Стоит только постараться. Уход с работы на пятнадцать минут раньше времени считался неписаным законом. А чтобы не приходить в 5.45 в участок, можно было напроситься на дежурство в бакалейной лавке, открывавшейся в шесть тридцать. Детектив Эндрю Паркер подыскал себе в это ясное октябрьское утро именно такую лавку. Тот факт, что за последний месяц она трижды подвергалась ограблению, был чистой случайностью. Важно, что кто-то из полицейских должен был теперь вести там наблюдение, и счастливым образом этим полицейским оказался именно Эндрю Паркер. Первым делом, чтобы снискать расположение хозяина, он стащил с витрины яблоко. Владелец, Сильвио Коррадини, зоркий, как орел, несмотря на свои семьдесят два года, тут же заметил кражу. Он уже собрался было выскочить на улицу, чтобы покарать грабителей, но тот направился прямо в магазин, грызя на ходу яблоко Тут Сильвио догадался, что это не кто иной, как полицейский.

– Доброе утро, – приветливо поздоровался Паркер.

– Доброе утро, – отозвался Сильвио, – яблоко сочное?

– Да, очень, – Паркер дружелюбно улыбнулся, – большое спасибо. Я детектив Паркер, – представился он. – Назначен вас охранять.

– Что стряслось с другим детективом?

– Ди Маэо? Он в отпуске.

– В октябре?

– Мы не можем все уйти летом, – Паркер снова улыбнулся.

Это был крупный мужчина, одетый в мятые плисовые брюки и запятнанную коричневую штормовку. Он сегодня побрился перед завтраком, но все равно выглядел небритым. Паркер яростно впился в яблоко, капелька сока упала на подбородок. Наблюдая за ним, Сильвио думал, что он похож на нанятого мафией убийцу.

– Lei e italiano? – решил проверить он.

– Что?

– Вы итальянец?

– Нет, а вы? – с улыбкой поинтересовался Паркер.

– Да, – Сильвио расправил плечи, – я итальянец.

– Так, так, – покивал головой полицейский, – вы всегда работаете по воскресеньям?

– Что?

– Я спрашиваю...

– Я открываюсь только до двенадцати, – Сильвио дернул плечом. – Ко мне заходят люди по дороге из церкви.

– Это противоречит закону штата, вы знаете это?

– Первый раз слышу.

– Слышали или не слышали, но это нарушение закона.

Паркер строго посмотрел на Сильвио.

– Ладно, потом к этому вернемся. А пока расскажите мне об этих налетах, о'кей?

Коррадини заколебался. Он знал, что «...потом к этому вернемся...» влетит ему в копеечку, и уже начал жалеть, что обратился в полицию. Итальянец вздохнул и произнес:

– Их было три за последний месяц.

– Один грабитель или несколько?

– Их двое. Они были в... Come si dice? Maschere.[4]

– В масках?

– Si, в масках.

– Одни и те же маски каждый раз?

– Нет. Сначала были чулки, потом черные маски, потом носовые платки.

Паркер продолжал грызть яблоко.

– Они вооружены?

– Если бы не были, я бы поотрывал им бошки и выбросил на дорогу.

– Легкое оружие?

– Что?

– Пистолеты?

– Да, да. Пистолеты.

– У обоих?

– У обоих.

– В котором часу они обычно приходят?

– Каждый раз по-разному. Первый раз рано утром, когда я только открылся. Потом вечером, где-то в шесть, в половине седьмого. Последний раз в обед, в магазине никого не было.

– Они брали что-нибудь, кроме денег?

– Только деньги.

– Так, – Паркер поиграл мускулами, – может, они еще придут, кто знает? Я пооколачиваюсь здесь, если не возражаете. У вас есть подсобка?

– За портьерой, – показал Сильвио. – Но если они снова придут, я их встречу.

– То есть?

– У меня уже есть пистолет.

Он прошел к кассе, открыл ее и вынул из ящика «смит-и-вессон» 32-го калибра.

– Вы должны получить разрешение на него, – заметил Паркер.

– Уже получил. Вы не отказываете тем, кого три раза грабят за месяц.

– На ношение или на хранение?

– На хранение.

– Вы умеете с ним обращаться?

– Умею.

– Я дам вам совет, – сказал Паркер. – Если эти гангстеры появятся, не трогайте пистолет. Стрелять мое дело, если что.

В магазин вошла женщина. Не отвечая Паркеру, Сильвио улыбнулся ей:

– Buon giomo, signora. [5]

Паркер вздохнул, отодвинул портьеру и вошел в подсобку.

~~

– Ну как? – спросил Уиллис медэксперта.

– Упал или сброшен откуда-то сверху, – ответил тот. – Раскроил череп. Умер мгновенно.

– Что-нибудь еще?

– Господи, вам вообще повезло, что вы тут не омлет нашли.

Он захлопнул свой саквояж, выпрямился и обратился к полицейским:

– Я закончил. Можете с ним делать, что хотите.

– Спасибо, Эл, – кивнул Уиллис.

– Не за что, – пожал плечами медэксперт и ушел.

Тело теперь лежало на спине. Дженеро посмотрел на разбитый череп и отвернулся. Держа руки в карманах фартука, подошел Деннисон, консьерж. Он взглянул на окровавленное лицо парня и кивнул:

– Этот из 5-й "С".

– Как его зовут?

– Скотт.

– Это имя или фамилия?

– Фамилия. У меня где-то записано его имя. Я записываю имена всех жильцов. Найти?

– Да, пожалуйста.

– Сейчас.

– Окно разбито там? – спросил Уиллис. – В квартире 5 "С"?

– Да, там, – ответил Деннисон.

* * *

На столе Артура Брауна зазвонил телефон. Он поднял трубку, зажал ее между плечом и подбородком:

– Восемьдесят седьмой участок. Детектив Браун, – и посмотрел через затертую перекладину туда, где патрульный вел задержанного в наручниках.

– Вы детектив? – спросил женский голос в трубке.

– Да, мэм. Детектив Браун.

– Я хочу заявить о пропаже человека.

– Да, мэм, одну секунду.

Браун выдвинул ящик стола, достал оттуда ключ от камеры для задержанных с деревянным кругляшом вместо брелка и бросил его патрульному. Тот не поймал. Задержанный засмеялся. Патрульный подобрал ключ, подвел задержанного к камере, открыл решетчатую дверь и втолкнул его вовнутрь.

– Аккуратнее! – огрызнулся тот.

Патрульный молча запер дверь, подошел к столу Брауна и присел на край. Сдвинув фуражку на лоб, он зажег сигарету. Браун говорил по телефону.

– Так. Представьтесь, пожалуйста, мэм.

– Мэри Эллингэм. Миссис Дональд Эллингам.

– По буквам, пожалуйста.

– Э-Л-Л...

– Так.

– И-Н-Г-Э-М.

– Ваш адрес, миссис Эллингэм?

– Северная Тринити-стрит, 742.

– Понятно. Кто пропал, миссис Эллингэм?

– Мой муж.

– Это его полное имя? Дональд Эллингэм?

– Да. Хотя нет. Дональд Э. Эллингэм. Эдвард.

– Понял, мэм. Когда он пропал?

– В прошлую пятницу была неделя.

– Раньше такое случалось, миссис Эллингэм?

– Нет, никогда.

– Он никогда не исчезал раньше? По необъяснимой причине?

– Никогда.

– И вы говорите, что его нет с... секундочку... с пятницы, 9-го числа?

– Да.

– Он был на работе в понедельник 12-го?

– Нет.

– Вы звонили ему на работу?

– Да, звонила.

– И его там не было?

– Его там не было всю неделю.

– Почему вы только сегодня заявили, миссис Эллингэм?

– Я хотела дать ему шанс самому вернуться. Я все время отодвигала срок, вы понимаете? Сначала я думала позвонить вам через несколько дней, потом получилась неделя, потом я дала ему еще день, суббота прошла, и... вот я решила к вам обратиться.

– Ваш муж пьет, миссис Эллингэм?

– Нет, То есть, он, конечно, может выпить, но не злоупотребляет. Он не алкоголик, если вы это имеете в виду.

– Замечали ли вы у него интерес... э-э... к другим женщинам?

– Нет.

– Я хочу сказать, миссис Эллингэм...

– Да, я понимаю. Я не думаю, что он ушел к другой женщине, нет.

– У вас есть какие-то предположения, миссис Эллингэм?

– Как бы он не попал под машину.

– Вы справлялись в больницах?

– Да. Его нигде нет.

– Но вы все равно боитесь, что он попал в аварию?

– Может, он лежит где-нибудь мертвый, – в трубке послышались всхлипывания.

Браун молчал. Он посмотрел на патрульного.

– Миссис Эллингэм?

– Да.

– Я постараюсь подъехать к вам сегодня попозже. Мне нужна будет информация для службы розыска пропавших. Вы будете дома?

– Да.

– Мне сначала позвонить?

– Нет, я весь день буду у себя.

– Отлично. Тогда до встречи. Если что-нибудь узнаете...

– Да, я позвоню вам.

– До свидания, миссис Эллингэм. – Браун повесил трубку.

– У нее муж пропал, – объяснил он патрульному.

– Вышел за батоном год назад, как водится? – покачал головой тот.

– У-гу. Больше не появлялся.

Браун махнул головой в сторону камеры для задержанных:

– Кто этот подарочек?

– Взял с поличным на взломе на углу Пятой и Фридландер. На пожарной лестнице на 4-м этаже. Выломал окно и как раз забирался.

– Инструменты при нем?

– У-гу. Там, на скамейке.

– Давай-ка их сюда.

Патрульный вышел в коридор. Браун приблизился к камере. Задержанный смотрел на него.

– Как тебя зовут? – спросил детектив.

– А тебя?

– Детектив Артур Браун.

– Очень приятно, – поклонился задержанный.

– Мне тоже, – холодно произнес Браун, – ну, так как тебя зовут?

– Фредерик Спаэт.

Патрульный принес кожаную черную сумку. Содержимое не вызывало сомнений – ручная дрель и к ней сверла разных размеров, фомка, полный набор отмычек, несколько пробойников и заготовок ключей, пара кусачек, ножовка, пара матерчатых коричневых перчаток, раскладывающийся на три части ломик.

Браун оглядел инструменты и ничего не сказал.

– Я плотник, – пустился в объяснения Спаэт.

Браун повернулся к патрульному.

– Кто-нибудь был в квартире, Симмз?

– Никого.

– Спаэт, – обратился к домушнику Браун, – Мы обвиняем тебя в краже со взломом третьей степени, – то есть в уголовном преступлении. А также мы обвиняем тебя в хранении воровских инструментов, то есть в юридически наказуемом проступке класса "А". Уведи его, Симмз.

– Я требую адвоката, – заявил Спаэт.

– Он будет тебе назначен, – бесстрастно ответил Браун.

– Я требую его сейчас, до ареста.

Поскольку полицейские, как и правонарушители, путаются в процессуальном кодексе, Артур Браун мог бы ступить на дорожку, проторенную его коллегой Клингом, который накануне ночью объяснял задержанному его права. Но Браун сказал:

– Зачем, Спаэт? Тебя взяли на незаконном вторжении в жилище. Никто не задает тебе никаких вопросов, взяли тебя с поличным. Ты имеешь право на три телефонных звонка после ареста – твоему адвокату, твоей матери, твоему поручителю, лучшему другу, кому угодно, хоть дьяволу. Уведи его, Симмз.

Патрульный отпер камеру и вытолкал Спаэта дубинкой.

– Это незаконно! – заорал тот.

– Так же, как взлом и кража, – парировал детектив.

* * *

Женщина из квартиры напротив 5-й "С" оказалась выше и Уиллиса, и Дженеро, что было, впрочем, неудивительно. Уиллис слыл самым маленьким в отделе и только на долю дюйма превосходил минимальный для полицейского норматив – пять футов восемь дюймов. Похожий на балетного танцора, с карими глазами и каштановыми волосами, он стоял рядом с возвышающимся над ним Дженеро, имевшим целых пять футов девять дюймов. Хол Уиллис знал, что мал ростом. Ричард Дженеро считал себя очень высоким. От отца он унаследовал чудесную черную кучерявую шевелюру, мощный неаполитанский нос, чувственный рот и душевные карие глаза, а от матери – высокую миланскую фигуру, которой обладали все его двоюродные братья и дядьки, кроме дяди Доминика, всего пять футов шести дюймов роста. Но дама, открывшая им дверь квартиры 5 "В", оказалась необычайно крупной. Уиллис и Дженеро одновременно задрали головы, а потом переглянулись в изумлении. На женщине была розовая комбинация и больше ничего. Босая, большегрудая, рыжеволосая, зеленоглазая, она уперла руки в обтянутые нейлоном бока:

– Ну?

– Полиция. – Уиллис показал ей жетон.

Дама тщательно исследовала его и повторила:

– Ну?

– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – проговорил Дженеро.

– О чем?

– О молодом человеке из квартиры напротив, Льюисе Скотте.

– А что с ним?

– Вы его знаете?

– Слегка.

– Только слегка? – удивился Дженеро. – Вы живете прямо напротив него.

– Ну и что? Это же город.

– Даже так...

– Мне сорок шесть лет. А мальчику сколько? Восемнадцать? Девятнадцать? Почему вы решили, что я его должна знать близко?

– Да, мэм, но...

– Так вот, я знаю его слегка. Что с ним?

– Вы видели его этой ночью? – спросил Уиллис.

– Нет, а что? Что-нибудь случилось?

– Вы ничего необычного не слышали в его квартире ночью?

– Что значит – необычного?

– Звон стекла.

– Меня не было ночью дома. Я уходила в гости к коллеге.

– В котором часу?

– В восемь.

– А когда вернулись?

– Я не возвращалась. Ночевала там.

– У коллеги?

– Да.

– Как ее зовут?

– Его зовут Моррис Штраус.

– О, – только и смог сказать Дженеро. Он смущенно взглянул на Уиллиса.

– Когда вы вернулись домой, мэм? – спросил тот.

– Около пяти утра. Моррис работает на молокозаводе, он очень рано встает. Мы вместе позавтракали, и я пошла домой. А что? Что случилось? Лью что-нибудь натворил?

– Вы вообще видели его вчера?

– Да, когда шла в магазин. Он как раз входил в дом.

– В котором это было часу, можете припомнить?

– Около половины пятого. Я шла за кофе. У меня кончился кофе. Я в день чашек шестьсот выпиваю. Так вот, я шла за кофе в гастроном и встретила его.

– Он был один?

– Нет.

– Кто был с ним?

– Кто-то из его друзей.

– Парень или девушка?

– Парень.

– Вы его знаете?

– Я не общаюсь с подростками.

– Ну, может быть, вы его где-нибудь видели?

– Нет.

– Какого он возраста? – спросил Уиллис.

– Наверное, ровесник Лью. Восемнадцать-девятнадцать, не знаю. Высокий.

– Вы можете его описать?

– Длинные светлые волосы, висячие усы. На нем была дикая куртка.

– Что значит дикая?

– Ну, как шкура животного мехом внутрь, эта, как она там называется, овчина, что ли. Овчина?

– Продолжайте.

– Гладкая сторона шкуры была снаружи, а мех внутри. Белый мех, А на спине нарисовано большое оранжевое солнце.

– Что еще?

– А этого мало?

– Может быть, и хватит, – согласился Уиллис. – Спасибо большое, мэм.

– Не за что, – ответила та. – Хотите кофе? У меня на плите.

– Нет, спасибо. Нам надо еще на квартиру взглянуть, – объяснил ей Дженеро. – Все равно, спасибо. Вы нам очень помогли.

Женщина улыбнулась так неожиданно и так ослепительно, что своей улыбкой почти сбила с ног Дженеро.

– Пожалуйста, – произнесла она нежно и мягко прикрыла дверь.

Дженеро поднял брови, силясь точно вспомнить свои слова и тон. Он еще не набил руку на допросах, и любая тонкость могла оказаться полезной.

– Что я сказал? – спросил он Уиллиса.

– Я не помню.

– Ну вспомни, что я сказал? Чего она так разулыбалась и подобрела вдруг?

– Наверное, ты ей предложил переспать, – засмеялся Уиллис.

– Нет, – серьезно ответил Дженеро, – нет, точно не предлагал.

* * *

Универсальным ключом, взятым у консьержа, Уиллис открыл дверь и вошел в квартиру 5 "С". Дженеро продолжал размышлять о тонкостях допроса.

Во двор выходили два окна. Нижний переплет левого был почти полностью выбит. Только кое-где из рамы торчали острые осколки. С улицы струился солнечный свет, в котором безмятежно плавали пылинки. Обставлена квартира была скудно. У одной стены на полу валялся матрас, у другой стоял книжный шкаф, рядом с ним стереопроигрыватель и стопка долгоиграющих дисков, в кухонной нише – откидной столик и два стула. Здесь было еще одно окно, выходившее на пожарную лестницу. Черный дорожный баул с медными заклепками стоял в центре комнаты. Он, по-видимому, служил кофейным столиком. Вдоль стены у книжного шкафа по полу разбросаны яркие диванные подушки. Стены украшены двумя черно-белыми антивоенными плакатами. Занавесей на окнах не было. Над плитой в кухонной нише висели полки, на которых стояли только две пачки крупы и сахарница. В холодильнике полицейские обнаружили бутылку молока и три упаковки йогурта. В овощном контейнере Уиллис нашел пластиковый пакет с чем-то, похожим на марихуану. Он показал его Дженеро.

– Травка? – спросил тот.

Уиллис пожал плечами, открыл пакет и понюхал буро-зеленые растертые листья.

– Может быть.

Из бумажника он вынул ярлычок для вещественных доказательств, заполнил его и привязал к пакету.

Детективы методично обыскали квартиру. На бауле стояли три кофейные чашки, из каждой пахло вином. На кромке одной из них был виден след красной губной помады. Они открыли баул и обнаружили туристические брюки, фланелевые рубашки, белье, несколько свитеров, губную гармошку, армейское одеяло и маленький металлический ящичек. Ящичек был незаперт, в нем оказалось три доллара наличными и запаянный в пластиковую обертку ученический билет старшеклассника. В мусорной корзине на кухне Уиллис и Дженеро нашли две пустые винные бутылки. Под раковиной валялась пустая мышеловка. В ванной на закрытом крышкой унитазе лежали брюки из грубой ткани с черным брючным ремнем, оранжевая рубашка с отрезанными по локоть рукавами, пара белых трикотажных носков, пара легких туфель и женская черная шелковая блузка. На блузке сохранился ярлык.

* * *

В двадцать минут восьмого двое вошли в бакалейную лавку. На лицах карнавальные маски, хотя до Дня всех святых оставалось две недели. Оба держали наготове пистолеты, оба были одеты в черные плащи и черные брюки. С фамильярностью завсегдатаев они быстро прошли к прилавку. На одном была маска волка, на другом Белоснежки. Маски полностью закрывали лица.

Когда грабители вошли в магазин, Сильвио стоял к ним спиной. Он услышал звон колокольчиков над дверью и быстро обернулся, но они были уже у прилавка. Сильвио успел крикнуть только одно слово: «Ancora!»[6], одновременно нажимая блокирующую кнопку кассового аппарата и пытаясь дотянуться до ящика с пистолетом. Человек в маске Белоснежки первым понял, что Сильвио сейчас схватит оружие. Ни слова не говоря партнеру, он выстрелил с очень близкого расстояния прямо в лицо итальянцу. Пуля, можно сказать, снесла голову Сильвио и швырнула тело на полки. Консервные банки посыпались на пол. Резко распахнулась портьера, закрывающая вход в подсобку, и оттуда показался Паркер с «Полис Спешиал» 38-го калибра в руке. Человек в маске волка вынимал из кассы пачку купюр.

– Стоять! – крикнул Паркер. Человек в маске Белоснежки выстрелил снова. Его пуля попала Паркеру в правое плечо. Тот согнулся и нажал на спуск в тот момент, когда человек у кассы открыл пальбу, целясь полицейскому в живот, но попадая в ноги. Паркер схватился за портьеру и со стоном упал.

Двое в карнавальных масках выскочили из магазина и убежали в солнечное воскресное утро.

* * *

В 87-м участке числилось 186 патрульных, и в таблице их рабочего расписания мог бы разобраться разве что профессор арабской литературы. Шестеро патрульных работали с 8.00 до 16.00 с понедельника по пятницу, двое из них служили капитану в качестве канцелярской рабочей силы, двое дежурили на автостраде и оставшиеся двое были ответственными за связь с общественностью и посыльными.

Остальные 180 патрульных разделены на двадцать групп по девять человек в каждой. Их график работы выглядел так:

Из всего этого следовало, что патрульные работали по пять смен в сорокачасовой неделе, потом были свободны в течение 56 часов, если они не были в смене, дежурившей с полуночи до утра, – в этом случае они работали только четыре смены и были свободны восемьдесят часов. Если только, конечно, пятое ночное дежурство не выпадало на пятницу или субботу. Тогда... впрочем, кажется, и так все ясно?

Если следовать правилам, патрульные должны сменяться с постов только после окончания рабочего времени и только после того, как сменяющая их группа пройдет перекличку. Но большинство полицейских стекались к зданию участка за несколько минут до официального окончания рабочего дня. Через секунду после того, как новая смена скатывалась по ступенькам участка, старая смена устремлялась в раздевалку, чтобы переодеться в гражданское. Ежедневно в пересменку здание участка было запружено полицейскими. Воскресное утро не являлось исключением. По воскресеньям участок гудел еще больше, потому что по субботам выползали, как тараканы, воры и в день отдыха обнаруживались результаты их деятельности.

В это воскресенье хаоса в участке было еще больше, чем обычно, – был ранен полицейский. Ничто так не могло наэлектризовать Управление полиции, как известие о том, что один из его сотрудников получил пулю. Лейтенант Питер Бернс, командовавший шестнадцатью детективами 87-го отдела, счел нужным отозвать из отпуска трех сотрудников, руководствуясь, вероятно, тем, что один раненый полицейский стоит трех ходячих. Не до конца удовлетворенный, он решил еще позвонить Стиву Карелле домой в Риверхед.