Завтрак — поскольку на Каменную Ладонь они почему-то попали ранним утром — они устроили на берегу священного озера, впрочем, не нарушив этим никаких законов и традиций убру, которые очень просто разрешали противоречие между священным и житейским. Есть и пить, по их разумению, человек мог практически везде, где позволяли ему обстоятельства, ибо такова его животная природа. Божественное же — по учению убру — следовало взращивать в душе, а не создавать из камня и золота. Однако самих убру они не встретили. Каменная Ладонь была пустынна, если не считать птиц и мелких зверей, пуст оказался и храм на указующем пальце каменной длани. Но и это, насколько помнил Карл, было обычным делом. Убру здесь не жили на постоянной основе, и храм свой использовали лишь по потребным случаям, хотя и следили за его состоянием со всем тщанием, какого он заслуживал.
В двух дорожных мешках, которыми снабдил Карла и его спутников благополучно прошедший инициацию Игнатий — в глазах которого начал уже разгораться холодный «алмазный» огонь — было все, что необходимо путникам, чтобы не без удовольствия утолить голод и восполнить растраченные в дороге силы. «Сухая» илимская ветчина, козий сыр и копченые угри, овечий сыр с перцем, запеченные на углях куры, белый хлеб, изюм и курага, и, разумеется вино — красное войярское и светлое илимское — в больших кожаных флягах. Так что трапеза затянулась едва ли не до полудня. За разговорами, да еще в таком чудном месте, как берег озера на Каменной Ладони, время бежит быстро, но на то оно и время, что в глазах человека оно не имеет характера бесконечной непрерывности, продолженной из
некогдасотворения мира в далекое
никогда, когда созданный богами мир исчезнет навсегда. Люди привыкли измерять его, произвольно, а иногда и совершенно случайным образом, деля на отрезки соразмерные продолжительности их жизни. Но, разумеется, ни Карл, ни кто-либо из его спутников об этом сейчас не думал. Кому и в голову придет — размышлять о природе времени, сидя на зеленой траве в кругу приятных собеседников, попивая неторопливо замечательное флорианское вино, и подставляя лицо легкому ветерку, скользящему над гладью воды. Однако, в какой-то момент, все они — и почти одновременно — почувствовали, что время, отпущенное на отдых, истекло, и им пора продолжать свой путь.
— Куда мы отправимся теперь? — спросила Валерия.
И в самом деле, о том, что Линд только начало, а Сдом и Каменная Ладонь — не более чем остановки в пути никто, кажется, уже не сомневался: ни Валерия или Конрад, ни Дебора, знавшая о планах Карла несколько больше других, хотя и не все, ни остальные его спутники. Еще меньше, разумеется, сомневался в этом сам Карл, уже нарисовавший в душе кроки этого короткого и, возможно, последнего в его жизни путешествия. Раз уж начал, следовало продолжать, и первые шаги по этой последней дороге — их отнюдь не напрасные визиты в Линд, Сдом, и сюда, в самое сердце убрских земель — лишь укрепили его во мнении, что решение его правильно, и складывающийся на ходу рисунок пути даже более удачен, чем мог предположить сам Карл три или четыре дня назад.
— Куда мы отправимся теперь? — спросила Валерия.
Вопрос был прост, потому что ответ на него был тоже прост. Однако Карл по-прежнему мог сказать лишь «куда», но не мог объяснить, «почему».
— Только вперед, — улыбнулся он. — Впрочем, возможно, у вас дамы и кавалеры имеются возражения? Тогда, я бы предложил остаться теперь здесь. Из убрских земель во Флору можно попасть всего за два месяца. Даже перевалы в Мраморных горах не успеют закрыться…
Но возражений не последовало. Его спутники, если судить по их взглядам и улыбкам, которые в данном случае ничего не скрывали, а, напротив, открывали, были полны решимости следовать однажды принятому решению. И более того, судя по всему, почувствовали «вкус дороги», испытывая к этому во всех смыслах странному путешествию интерес, любопытство, и даже, пожалуй, азарт…
— Вперед, — согласно кивнула Виктория. — Разумеется, вперед, но куда?
«И это спрашиваешь ты?» — Мысленно усмехнулся Карл.
— Мы прошли через три Двери, — ответил вместо Карла, молча попыхивавший до этого трубочкой Март. — Осталось еще три. Я не ошибаюсь?
«Разумеется, нет, мастер Март, ведь вы это знаете».
— Отнюдь, — снова усмехнулся Карл. — Именно три. Высокая земля, Гаросса, и Долина Данубы. Но в Гароссе нам пока делать нечего, а Цейр… Даже не знаю, имеет ли нам смысл туда идти. Однако все может быть, а может и не быть, — он пожал плечами, признавая свою неспособность знать наверняка, как сложатся дела в будущем.
«Вдохновение… наитие… озарение…» — как объяснить другим то, в чем и сам ты до конца разобраться не смог? Как предугадать то, куда приведут их неверные пути, компасом на которых служит Карлу не столько разум и знание, сколько художественное чувство, интуиция и охотничье чутье?
«Все будет, как будет, — еще раз, но уже мысленно, пожал он плечами. — Но в Новый Город мы сейчас не пойдем».
— Впрочем, возможно, в Цейре мы все-таки побываем, — сказал он с улыбкой. — Потому что сразу из него отправимся в Новый Город, однако Гаросса будет последней.
Я не бросаю слов на ветер, милая, —сейчас он смотрел в глаза Деборы. —
Сегодня — как бы долго не длилось это наше «сегодня» здесь и сейчас — ты примешь корону Нового Города.
Это я уже поняла, —ответили ее глаза.
— Значит, Высокая Земля? — Виктория смотрела на него испытующе. О Высокой земле она знала много больше других. — Вы ищете встречи с Норной, Карл, не так ли?
«Ты же знаешь».
— Так, — кивнул Карл. — Рано или поздно, мне будет необходимо с ней встреться, так лучше сделать это теперь, не дожидаясь пока на встречу придет она сама.
«Бей первым! Не так ли, маршал?»
«
Так», — послышалось ему, или Гавриель и в самом деле пришел, чтобы одобрить его решение? Однако, как бы то ни было, если Карл и услышал голос Гавриеля, то услышал его он один.
— Возможно, вы правы, Карл, — согласился Конрад.
— Встреча с Норной может таить большую опасность, — тихо сказала Анна.
— Вы правы, сударыня, — согласился Карл. — Однако лучше ужасный конец, чем ужас без конца, или вы предпочитаете наоборот?
— Лучше смерть. — Анна была искренна, она, разумеется, знала о чем говорит.
— Тогда, не будем медлить, — Конрад встал с травы, поправил перевязь и положил руку на эфес своего меча. — Мы все в вашем распоряжении, Карл.
7
Они оставили Семь Островов до заката, но пришли на Каменную Ладонь ранним утром, чтобы покинуть ее в полдень. В зале Врат все еще длился скованный древней магией Мотты момент вечности, прервать который, судя по всему, мог теперь один только Карл. А здесь, в Ляшне, и, вероятно, не спроста, стояла глухая ночь. Карл сразу почувствовал ее запах, ее особое мерное дыхание, которое узнавал всегда и сразу, где бы он в этот момент ни находился, хотя бы и под землей. Едва переступив Порог зеркала Ночи, которое он выбрал, следуя исключительно голосу своего художественного чувства, и оказавшись в погруженном во мрак подземелье, находившемся, если верить древнему чертежу, где-то в сердце Неверной земли — в трехстах лигах к западу — северо-западу от Орша — так сразу же и понял, что здесь теперь ночь, и стелется над болотами и протоками, окружавшими пристанище ярхов, ночной, подсвеченный желтоватым светом луны, туман.
Здесь, теперь уже по эту сторону Двери, было действительно темно, однако тьма эта была самая обычная и не таила в себе никакой опасности. Это был простой честный мрак, который всегда замещает собой свет в отсутствии солнца, луны или живого огня. Впрочем, для Карла это, в сущности, не имело никакого значения. Он и всегда-то хорошо видел во тьме, а с некоторых пор — пройдя смертельным маршрутом негоды — обычная, не порожденная магией тьма представала перед его глазами всего лишь чем-то наподобие серых сумерек, какие случаются, скажем, ранним вечером перед грозой. Так что теперь ему пришлось даже сделать некоторое мысленное усилие, чтобы вполне осознать, что просторный сводчатый зал, в котором они все сейчас оказались, погружен в самый настоящий непроглядный мрак, лишенный даже самого малого намека на свет и непроницаемый для обычных человеческих глаз. Пол совершенно пустого зала — без мебели, скульптур, и вообще без какого-либо признака присутствия здесь человека — был выложен квадратными гранитными плитами, а стены и потолок сложены из грубо отесанных камней. В противоположном конце помещения, прямо напротив того места, где они теперь стояли, находилась крутая каменная лестница, уходившая куда-то вверх, в проем квадратного люка, прорезанного прямо в изогнутом своде.
— Ну что ж, — нарушил воцарившуюся тишину бан Конрад Трир, который, как теперь доподлинно знал Карл, видел в темноте немногим хуже его самого. — Ну что ж, вполне ожидаемо, а выход, я полагаю, находится наверху.
Он оглянулся на свою жену и хотел, видимо, улыбнуться, но не успел. Мимо него — едва не коснувшись руки Конрада, но, даже не потревожив при этом покоя застоявшегося воздуха подземелья — пронесся стремительный сгусток мрака, еще более плотного, чем тот, что окружал их со всех сторон.
— Не то, чтобы я возражал, — улыбка все-таки появилась на губах Конрада, но зато и по строгому лицу бана промелькнула быстрая гримаса легкого раздражения. — Но не могли бы вы, принцесса, хотя бы предупреждать, когда выпускаете своего зверя? Он мил, я не спорю, но иногда…
— Простите, бан, — мило улыбнулась в ответ Дебора. — Я просто об этом не подумала.
— Там, наверху, есть дверь, — добавила она через мгновение. — Она не заперта, но сам
онпройти через нее не может. Ее «держит» какой-то аркан.
— Как полагаете, какое сейчас время суток? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Карл, которого слова Деборы не могли не насторожить.
— Ночь, — не задумываясь, ответила Валерия.
— Да, пожалуй, — согласился с ней муж. — Я бы сказал, полночь. Луна уже взошла.
— И небо, как мне кажется, ясное, — кивнул Карл. — Не так ли?
— Так, — на губах повернувшегося к нему Конрада появилась совсем иная улыбка, больше похожая на хищный оскал.
— Луна в полной силе, — многозначительно добавила Виктория.
— Нас ждут, — согласился с ней Карл.
Ну что ж, все, вероятно, именно так и обстояло. Норна знала — не могла не знать — что, как минимум, пять дней назад Карл находился в Западной пустыне, держа свой путь к ущелью Второй ступени. А еще раньше она узнала, что там, в Мраморных горах, находится Леон. Остальное домыслить было не так уж и сложно. Тот, кто ставит кольцо, обязан «чувствовать» свою жертву, иначе ничего у него не выйдет. И, следовательно, Норне уже известно, что она просчиталась. И если три дня назад, Карл вдруг оказался в Линде, расстояние между которым и Западной пустыней исчислялось тысячами лиг, то объяснить это можно было только одним единственным способом. Он нашел Перекресток и знает, как использовать волшебные зеркала. После этого ему оставалось сделать всего лишь три предположения — каждое из которых в отдельности и все вместе выглядели вполне правдоподобно — и рисунок, который он теперь создавал, обретал гармонию завершенности. Мог ли филолог Даниил сообщить Норне о появлении Карла в Линде? Вероятно, мог, ведь он владел всеми тайнами Слова, а слово летит быстрее стрелы и дальше птицы, не так ли?
«Мог, — решил Карл, тщательно обдумав ситуацию. — Вполне, мог и, вероятно, так и поступил».
Но, кроме всего прочего, это означало и то, что Норна знала теперь и о том, что Карл путешествует не один.
Второе предположение касалось вопроса о том, что известно Лунной Деве о Мотте и ее тайнах. Знала ли Норна о том, что, на самом деле, представляет собой Перекресток? Интуиция подсказывала Карлу, что да, могла знать и, скорее всего, знала. Она, как было известно Карлу, жила на свете поболее него самого, и глупой при этом не была. Напротив, Норна была чрезвычайно умна и упорна в достижении своих — какими бы они ни были — целей. А умный человек, располагающий временем и имеющий желание, способен многое узнать и понять. Так почему бы не предположить, что Лунная Дева знает, как минимум, не меньше, чем сам Карл? Возразить было нечем. Все именно так и должно было обстоять.
«Могла знать, — согласился Карл. — Может знать. Знает».
Следовательно, оставался один — последний — вопрос. Где она прибывает в настоящее время? Конечно, можно было прибегнуть к помощи Тьмы, но Карлу этого делать не хотелось. Не сейчас и не здесь в самом сердце Ляшны, где властвует неизвестная ему магия ярхов. К тому же логика и интуиция были сейчас ничем не хуже. Даже лучше. За их помощь не приходится платить.
«Ну, что ж…» — Карл попытался представить себе положение, в котором оказалась Норна после его бегства из Семи островов. — «Ну что ж…»
Если Норна покинула Сдом в ту же ночь, а, судя по всему, так оно и произошло, значит, она давно уже могла достигнуть своего убежища в Ляшне. Могла физически и, возможно, должна была, поскольку лучшего укрывища, чем тайный храм ярхов, и придумать было нельзя. К тому же там — вернее, здесь — она обладала всей возможной для нее властью и могуществом, и место это, как она должна была полагать, никому, кроме ее народа, разумеется, известно не было. Четыреста лет… Иван Фальх говорил, что последнее упоминание о ярхах относится именно к тому времени. И ведь так оно и было. Карл ни разу, кажется, о них даже не слышал. И не напади они на него во Флоре, так бы, вероятно, ничего о Детях Луны и не узнал бы. Но и Норна, после всего, что случилось во Флоре и в ущелье Второй Ступени, не могла не понимать, что тайне ее положен предел.
«Тайное пристанище… скрытое могущество…», — если все так и обстояло, то и предугадать следующий ход Карла, не должно было составить для нее особого труда. А на дворе, как назло, ночь, и, если небо действительно чисто, то и луна на нем. Впрочем, не полная, к счастью, а лишь во второй четверти, но и этого могло оказаться более чем достаточно.
— Нас ждут, — сказал Карл вслух.
— Очень мило с их стороны, — улыбка Валерии не предвещала встречающим ничего хорошего, интонация — тоже.
— Вы позволите мне идти первым,…
капитан? — спросил Август, обнажая меч. В такой тьме он, разумеется, ничего не видел, а если и видел, то совсем немного, но он был великолепным ночным бойцом и, наверняка, успел уже сориентироваться на слух.
— Нет, — жестко остановил его Карл. — Первым пойду я. Сразу за мной идут принцесса и Конрад с Валерией. Госпожи волшебницы, если их это не затруднит, могли бы составить наш арьергард, а ты Август пойдешь вместе с мастером Мартом сразу перед ними.
В таком построении «колонны» имелся смысл, и молчание, которое, пусть и не всегда, является знаком согласия, было ему ответом. Во всяком случае, спорить никто не стал, и значит вопрос был решен.
8
Крутая лестница со стертыми ступенями вывела их в маленькую с низким плоским сводом камеру, запертую железной едва тронутой ржавчиной, но при том пахнущей седой древностью узкой дверцей. Впрочем, запоров на ней не оказалось, и открылась она сразу, тяжело шелохнувшись под напором плеча Карла, и медленно уйдя — под протяжный скрип петель — вперед. И, едва дверь открылась, как мрак стремительно отступил прочь, вытесненный яростным лунным светом, шедшим, как того и следовало ожидать, сверху, то есть, оттуда, куда уводил еще один, на этот раз совсем короткий, лестничный марш. Так что, уже через полминуты они оказались, наконец, под открытым небом.
От верхней части здания — чем бы оно не являлось когда-то, замком ли, крепостью, или, возможно, храмом — остались одни лишь жалкие развалины. Во всяком случае, по первому впечатлению разрушения здесь были гораздо более внушительными, чем в покинутом ими замке Кершгерида. Лестница вывела Карла и его спутников в обширный зал, вернее в то, что от него теперь осталось. А сохранилось здесь не многое: выщербленные временем и непогодой каменные плиты под ногами, чистое ночное небо над головой, и купы платанов над жалкими огрызками некогда, по-видимому, высоких и толстых стен… И все, если не считать мелких камней и какого-то невнятного мусора (сухих веток и гнилых листьев, птичьих перьев и мышиных костей) устилавшего пол разрушенного много веков назад зала. Впрочем, в восточной стене, которая оказалась чуть выше — а значит, и счастливее трех своих сестер — имелся стреловидный дверной проем, в который, как ни странно, оказалась врезана самая настоящая и, по-видимому, совсем новая деревянная двустворчатая дверь.
— Не будем заставлять хозяев ждать, — Карл положил левую руку на рукоять Убивца и решительно шагнул к приготовленной для него двери. То, что она предназначалась именно для него, сомнений у него не было. Карла ждали, и вот он пришел. И, следовательно, резона оттягивать встречу не было тоже. Карл ведь заранее знал, куда и зачем идет, и хозяйка здешних мест, по-видимому, тоже это знала и уж верно загодя приготовилась к встрече.
«Дверь новую повесила, что еще?» — Карл толкнул створки, и они легко — без сопротивления — отпрянули в стороны, открывая перед ним потрясающую по своей изобразительной силе и драматизму сцену.
«Ах, мэтр Вастион! — Карл испытал ни с чем не сравнимое чувство восхищения, заставившее его забыть на время, пусть и самое краткое, обо всем сиюминутном. О том, например, что суть увиденной им картины выражалась одним только словом „опасность“. — Ах, мэтр Василий, вы должны были бы быть здесь сейчас».
Но Василий Вастион умер много веков назад, и никогда уже не напишет этой фрески, а жаль. Возьмись он или его современники Гаркун или Николай из Фары за ее воплощение, под их кистями она могла бы стать настоящим шедевром.
«Но если мне суждено вернуться…» — Карл понял, что так оно и будет, если случится ему еще жить и, значит, писать.
«Да, будет так!» — усмехнулся, он принимая, как должное неисповедимость даже предначертаний судьбы. Быть может, он и в самом деле напишет эту картину, но, если так, то не на полотне, разумеется, а непременно на известковой штукатурке. И даже то, где появится, если, разумеется, появится, эта фреска, он знал наверняка. Фреску эту страстно ждала западная стена зала «Дам и Кавалеров», в отеле де Руже, его собственном — их общем с Деборой — доме во Флоре.
«Да, будет так!»
«Так и будет», — окончательно решил он.
Обширное пространство, ограниченное с одной стороны древними руинами, на границе которых находились сейчас Карл и его спутники, собравшиеся слева и справа от него, и приземистой темной пирамидой, находившейся прямо напротив них, было залито ровным лунным светом. Лимон и светлое дармское вино, и, возможно, немного серебра, но, впрочем, совсем чуть-чуть. Луна во второй четверти висела сейчас прямо над головой Карла, отражаясь в заросших камышами протоках, слева и справа обозначивших границы острова ярхов, и заставляя светиться темную зелень деревьев близко подступившего к искрящейся воде леса.
А на широкой вымощенной камнем площадке, прямо напротив Карла стояла Норна, за спиной которой застыли в молчании ее воины. Ярхов было не много, во всяком случае, не так много, чтобы бой с ними казался безнадежной затеей. Полторы дюжины крылатых людей, шесть или семь великанов, похожих на каменных троллей загорских легенд, да еще человек десять обычных людей, мужчин того типа, который встречался повсюду в Высокой Земле. Не много, но и не мало. Будущий бой — а то, что сражение неизбежно, Карл ни чуть не сомневался — легким быть не мог. Качество этих бойцов Карл успел уже оценить во Флоре.
— Ну, вот, Карл, мы и встретились, — Норна улыбнулась, но ее улыбка, скорее всего, была лишь данью человеческой привычке. Она была холодна и, на самом деле, равнодушна, и не сулила тому, к кому была обращена, ничего хорошего. — Ты ведь хотел этой встречи? Радуйся.
Норна изменилась. Не в первый раз, но зато самым решительным образом. От прежней роскошной женщины — Галины Нерис, например, или княгини Клавдии — в стоявшем сейчас перед Карлом существе осталось совсем не много. Даже то, женщина это или нет, можно было лишь угадать, но никак не знать наверняка. Природа ее магии по-прежнему оставалась для Карла неизвестной, однако, глядя на нее сейчас, он понял главное. Чем бы — или кем бы — ни являлась Норна на самом деле, долгое время она была лишена своей истинной силы. Во всяком случае, те женщины, которых знал Карл, даже самая близкая по времени маска «богини», Клавдия, не обладали и малой частью того могущества, которое он чувствовал в ней теперь. Почему так? Знать этого Карл, естественно, не мог, но интуиция подсказывала, что случившееся с Норной не является ни преображением, ни обретением, а означает что-то иное. Возможно, возвращение былой силы и власти?
«Что-то случилось в эти дни… Что?»
И выглядела Норна теперь иначе, и держалась и говорила. Она была высока — едва ли не выше самого Карла — и стройна. Даже кольчатые доспехи, как будто выкованные из матово светящегося в лунном свете старого серебра, не могли скрыть победительной силы ее нынешней красоты. Впрочем, красота эта была совсем иного сорта, чем у Галины Нерис или Сабины Альба. Это была красота телесной гармонии, которая одинаково впечатляет и мужчин, и женщин, и одинаково притягательна в тех и других. Правда, в жизни чаще встречаются все-таки юноши — атлеты и мужчины — бойцы. Однако художественное чувство Карла обмануть было сложно. Нынешняя Норна была сложена так, что телом ее, наверняка, залюбовался бы любой художник. И любой солдат, если он, конечно, хоть что-нибудь понимает в искусстве войны, должен был бы позавидовать ей и насторожиться, имея эту женщину своим противником. Однако вряд ли много найдется в Ойкумене таких мужчин, которые способны были бы полюбить ее или просто возжелать. Впрочем, речь сейчас, как остро ощущал Карл, шла не о любви и жизни, а о ненависти и смерти. Норна была холодна и откровенно смертоносна, и красота ее была красотой уничтожения и гибели.
— Любуешься, Карл? — Она уже не улыбалась, и, может быть, так было даже лучше.
— Оцениваю по достоинству, — холодно, в тон ей, ответил Карл, не собиравшийся вести с ней куртуазных разговоров. Она не была придворной дамой, и, уж тем более не являлась дамой его сердца, а он не кавалер был здесь и сейчас, а боец, встретивший старого беспощадного и смертельно опасного врага. Но и то сказать, беседа между ними, если бы она все же могла состояться, дорогого стоила, так что прерывать словесную дуэль Карл не хотел. Чем дольше они будут говорить, тем больше вероятность, что ему удастся узнать что-то важное из того, что известно Норне, но пока не известно ему.
— Ну, и как? — Тонкие губы дрогнули, но улыбка на них так и не появилась. — Ты уже все рассмотрел?
— Почти, — Карл действительно уже успел «освободить» Норну от серебряных лат и той одежды, что покрывала ее тело под броней, но увиденное ему не понравилось. Едва ли не впервые в жизни, его воображение оказалось бессильно восстановить детали. Ни усталостью, ни напряжением момента, объяснить случившееся Карл не мог. Оставалось предположить, что виною тому была особая магия Лунной Девы.
— Почти, — сказал Карл. — Но детали, как ты, вероятно, знаешь, мне не даются. Ускользают, и, я думаю неспроста.
— Неспроста, — повторила за ним Норна и, наконец, снова улыбнулась. — Разумеется, неспроста, Карл. Ведь все дело в деталях, не так ли?
— Так, — серьезно ответил Карл. — Значит, и с маэстро Окунем ты свела в свое время знакомство? Похвально. Он был выдающимся теоретиком искусства.
— Не заговаривай мне зубы, сладкоречивый Карл, — еще шире улыбнулась Норна. — Альтер Окунь здесь совершенно ни причем.
«Сладкоречивый Карл…» — выходило, что Норна знала о нем много больше, чем он о ней, и уж, совершенно очевидно, много больше, чем хотелось бы самому Карлу. Ведь «сладкоречивым» его называли в Линде так много лет назад, что и свидетелей тех дней давно не осталось в живых. Однако Норне было известно и это его прозвище тоже.
«С каких интересно пор?»
— У нее не растут на теле волосы, — «небрежно», ни к кому, как будто не обращаясь, сказала Дебора.
— Растут, — возразила ей Валерия своим гортанным клекочущим голосом, в котором уже отчетливо зазвучал боевой вызов хищника. — Она их просто бреет.
«Хорошая подсказка…» — теперь, когда Валерия «намекнула» на такую возможность, Карл тоже почувствовал запах Норны и удовлетворенно усмехнулся, но, впрочем, лишь про себя.
— У тебя интересная татуировка, — сказал он вслух.
— Вот, как! — улыбка превратилась в оскал. Глаза Норны сузились, а черные, как безлунная ночь, зрачки налились уже совершенно невообразимым мраком. — Ты видишь мою татуировку?
Разумеется, ее татуировки Карл видеть не мог. Он только почувствовал древний запах огня и цветной туши, и догадался, что руны и символы, вырезанные когда-то на коже Лунной Девы, и вновь проступившие на ней теперь, являются частью ее нынешней силы.
«Нынешняя сила…» — это было интуитивное прозрение, но Карл, как никто, умел ценить подсказки своей интуиции.
— Ты могла бы меня и поблагодарить, — сказал он тихо и покачал головой, как если бы и в самом деле сетовал на ее неблагодарность.
— Значит, ты знаешь, — как ни велико было ее могущество, скрыть от Карла свое разочарование и раздражение Норна не смогла. Карл бросил камень наугад и не промахнулся.
Между тем, рисунок будущей битвы уже сложился. Карлу предстояло сразиться с Норной, остальным — с ее демонами. Расклад не из лучших, но и безнадежным он Карлу не представлялся. Впрочем, он в бой пока не спешил, и причиной этому были, естественно, не страх и даже не вполне разумные опасения. Разговор с Норной был интересен сам по себе. Однако еще интереснее было другое. Почему не спешила она? Хотела ли и она тоже узнать что-то важное для себя из их необязательного вроде бы разговора? Возможно. Знать бы еще, что именно ее интересует.
— Четыреста лет не малый срок, — как бы размышляя вслух, сказал Карл, и это была уже не интуиция, а чистая логика. Но кто сказал, что быстрая и точная мысль слабее чувства?
— Да, — зло усмехнулась в ответ Норна, очевидным образом, принимая его слова, как должное. — Но ты даже представить себе не можешь, Боец, что это такое: четыре сотни лет жалкого бессилия. Покойный Иван и сам не знал, какой ужас породила его злобная месть.
«Значит, — без тени удивления констатировал Карл. — Моя догадка верна, и очередная драма Мотты разыгралась именно тогда, четыреста лет назад. Кершгерид, Хельшт, Виктор де Майен, Гавриил Рудый, и вот она — Лунная Дева Норна. Кто еще?»
— И ведь он ничего о тебе даже не знал, — сказал он вслух, и вот здесь логика была уже ни при чем.
— Что с того, Карл? — пожала плечами Норна. — Что с того? Здесь горела даже вода… Впрочем, как ты видишь, погубить нас
онивсе-таки не смогли.
«
Они!»
— А я… Не важно. До Ивана я все-таки добралась, хотя он так и не узнал, за что принимает смерть. Судьба!
— Судьба, — согласился Карл. — Свою судьбу мы не выбираем, не так ли?
— Как знать… — снова улыбнулась Норна. — Как знать. Желания иногда сбываются, ты же знаешь.
— Сколько времени тебе понадобилось, чтобы понять, что тогда произошло? — спросил он, как если бы просто любопытствуя. Но Норна, как ни странно, даже не насторожилась. Она приняла его вопрос, как должное.
— И много, и мало, — ответила она. — Беда в том, что в огне сгинула наша библиотека. Но нет худа без добра, Карл, как говорят добрые люди в твоих краях. Мне пришлось многому научиться, и я не жалею о потраченном времени. Знание дороже злата, ведь так?
— Так, — кивнул Карл. Картина произошедшего почти сложилась, не хватало всего нескольких деталей.
— Значит, про Мотту ты знала с самого начала… Хотя нет, всего ты не знаешь даже теперь.
— Ну, что мне известно, мы обсуждать не будем, — а вот здесь она была непреклонна, но сама ее непреклонность тоже не мало значила.
«Не знает».
— А тогда тебе пришлось искать записки строителя Марка, — сказал Карл, «понимающе» и почти сочувственно кивнув Норне. — И все отмеченные на чертеже Двери… Не легкий труд…
— Четыреста лет, Карл, — не стала спорить она. — У меня было достаточно времени.
— И Виктора из Майена ты послала в пекло всего лишь, чтобы проверить очередную свою догадку?
— Он был славным любовником, — почудилось это Карлу, или тень воспоминания и в самом деле прошла по ее неподвижному лицу? Впрочем, если такое и случилось, то длилось совсем не долго.
— Значит, ты Елена Майенская? — Судя по голосу, это открытие неприятно удивило Дебору, которая, как и все прочие свидетели разговора, все это время хранила молчание. Но и Норна при словах Деборы неожиданно напряглась, и черные глаза ее буквально впились в лицо принцессы Вольх.
— Вот как… — медленно проговорила она. — Вот как… А я все гадала, что за сила тебя хранит? Но родная кровь… не вода.
— Надеюсь, что ты уже вполне освободилась от ее чар, — в голосе Деборы снова зазвучала сталь. И то сказать, у женщины Карла оказалась гораздо более причудливая родословная, чем он когда-либо мог предположить. Хельшт, Виктор, Норна… И сколько еще найдется в мире людей, чья кровь несет в себе память тысячелетий?
«Не много… но, надеюсь, моей крови в ее жилах все-таки нет».
— Не беспокойся, женщина, — голос Норны был надменен и холоден. — Я убью тебя без сожалений, и твоего зверя тоже. Если, конечно, раньше до тебя не доберутся
мои звери. Жаль, если так. Из тебя вышла бы замечательная жертва для Матери Луны, впрочем…
— Не надейся, — высокомерия в принцессе Вольх было сейчас никак не меньше, чем в Норне. — Луна во второй четверти…
Упоминание о луне было Норне очевидным образом неприятно, но она постаралась скрыть возникшее было замешательство за презрительно усмешкой. Однако от правды не скроешься, даже если очень быстро побежишь. Она, как тень, от которой в подлунном мире отделаться нельзя. И правда эта была проста и однозначна, чем слабее луна, тем меньше сил у ее порождений, и у жрицы луны, естественно, тоже. Впрочем, Карл иллюзиями себя не питал. Перед ним был жестокий и сильный враг. При молодой луне или при полной. Под чистым небом или под облачным пологом…
