Под сенью осени

Людмила Кулагина

Под сенью осени

Осенний свет, осенний свет, –

Он так прозрачно–чист и ясен.

И ты поймёшь: иллюзий нет,

Но всё же путь земной прекрасен.

И так пылал рябин костёр,

И птицы все сбивались в стаи,

Так клён был в небе распростёрт

И жёлтой грустью в синем таял,

Что этой грустью были мы

Заражены, полны и смяты.

И плыл в преддверии зимы

В саду забытый запах мяты.

Прислал даров чужой баштан –

Гора арбузов спелых, дыней.

Раскрыл коробочки каштан,

По–королевски щедрый ныне.

И тихо падают плоды,

Что отдаёт земле терновник.

Среди крапивы–лебеды

Жжёт свечки алые шиповник.

И облепиховый наряд,

И гроздь витая винограда,

И плющ – цветной огонь оград, –

Всё поздней осени награда.

И эта даль, и этот свет,

Непостижимый и прекрасный,

Затмит печаль ушедших лет:

Мы их прожили не напрасно.

12 октября 2008 г.

Чуть с горчинкой дыханье сирени.

Счастье детское в пять лепестков.

Блажь ушедших во тьму сновидений.

Зыбь забвенья звенящих песков.

И куличики светлых песочниц

С золотистым песком прежних лет,

Где текучесть – мерило, не точность,

Где названий у времени нет.

Где веселье, качели, игрушки,

И затеи волшебной поры.

Мятный пряник во рту, с маком сyшки,

Дни – как фишки забавной игры.

И от солнца с дырою панама,

И ожоги от солнечных ванн,

И не строгая к шалостям мама,

И на волке – Царевич Иван.

Ни вериг, ни заботы, ни долга,

Жизнь – без смерти, беспечные дни.

Если грусть, то, конечно, недолго,

Если слёзы – отрадны они.

Там и горе не так безысходно,

Там и радость по сей день живa.

Мой кораблик уплыл, сняты сходни.

Как давно в той стране я жила…

16 мая 2008 г.

А вдруг издатель и мне позвонит,

День сюрпризом приятным затеется. –

Так инфант во мне прочно сидит,

Что на сказочки вечно надеется.7 августа 2008 г.

Кто знает, скажите, зачем –

Зачем этот свет, эти блики?

И всё обольщенье очей?

И лица, и скорбные лики?

Зачем эта песня сверчка

И утренний щебет синицы?

Как тает, как тает свеча,

Как гаснут и краски, и лица…

Над пропастью стoя во ржи,

Лишь в шаге от пропасти этой,

Зачем так душа дорожит

Игрой угасающей света,

Где вечер кроит облака

С сиреневым и с бирюзою,

И этот пурпурный закат

С твоей восхищённой слезою?

Зачем этот преданный взгляд

И кроткий скулёж спаниеля?

И книг за стеклом тихий ряд?

И новая завтра неделя?..

Зачем все цветения лет?

И солнца дуга: восток–запад?

Весь белый, но радужный свет?

И липы дурманящий запах?

Зачем пестрота наших чувств

В преддверье забвения Леты?..

Я жить без вопросов учусь:

Никто здесь не знает ответа.

И новый приветствую день,

И к свету тянусь, как растенье.

Тень ночи грядущей – лишь тень

Волшебной игры светотеней.

19 июня 2008 г.

Не внемля критике, хвале не внемля,

Не ради денег, выгод, перспектив

Душа поёт – поёт про Жизнь и Землю, –

Диктует ей строку Императив[1],

Влекущий с непреодолимой силой,

Оставив все сомненья и дела,

С фатальностью отчаянно–счастливой

Искать и смысл, и рифмы, и слова.

И считывать пророчества из бездны,

И чувствам находить достойный звук,

И ничего в тот миг душе любезней

Нет в мире, кроме этих сладких мук.

Когда коня крылатого поймает,

Уздою рифмы укротит слова,

Душа парит, душа туда взлетает,

Где суд молчит и где немa молва, –

Она в других витает измереньях

По мaнию[2] Божественной руки.

И ей открыта Истина, а мненья, –

И слава, и хула, – так далеки…

25 августа 2008 г.

Так приблизителен ближних портрет –

Плод отражений – познаний.

Много чего в нём, да истины нет:

Зеркало врёт ожиданий.

9 августа 2008 г.

Дни бессолнечно–тоскливы.

Дни без чуда–волшебства.

Небо серо, молчаливо.

В тёмных почках спит листва.

И тоскует так о свете

Бесприютная душа,

Будто грусть тысячелетий

Сквозь неё глядит, дыша.

И смурны её глазищи, –

То ль в туманах, то ль в слезах.

Луч надежды сердце ищет:

Где ты, радость–стрекоза?..

Всё уныло, блёкло, тускло,

Ни просвета среди туч.

Не блеснёт хотя бы узкий,

Хоть случайный солнца луч.

Утро. Сумрак. Беспросветка.

Жизнь сама как будто спит.

Лишь синица, сев на ветку,

По–весеннему свистит.

Фити–пить! – поёт синица. –

Снег растаял, тает лёд.

Почему тебе грустится?

Отчего горчит твой мёд?

Фити–пить! Пусть хмyро утро, –

Потерпи, проглянет свет.

Фити–пить! Так будь же мудрой:

Твой в пути уже рассвет.

15 марта 2008 г.

Вот уж первый расцвёл в парке крокус,

Вот подснежничек заголубел.

Всё богаче небесная роспись,

Как наряд райских птиц–голубей.

И какая–то птаха на ветке

Так отчаянно славит весну,

Будто вырвалась только из клетки

И не верит счастливому сну.

И остался от зимних морозов

Только в прoзелень лёд на реке.

И закат вечерами так розов,

Словно зяблик на Божьей руке.

На черёмухе лопнули почки, –

Пробиваются листья и цвет.

И весна изумрудные точки

Подставляет к бесцветному «нет»…

29 марта 2008 г.

О, бедность, бедность! Как устала

Считать я жалкие рубли.

Ты, словно банный лист, пристала,

Ты сердце ешь не хуже тли.

Всё дорожает: хлеб, лекарства…

Бесплатны воздух, дождь и снег.

И в виртуальном только царстве

Душe есть место для утех.

И бесполезно ныть и злиться,

И бесполезно чуда ждать.

И сил «на дядю» нет трудиться,

И снова след чужой топтать.

Своя теперь видна дорога, –

Пусть хоть и в рытвинах, в камнях,

Пусть с виду кажется убогой

И затеряться может в днях…

Но выбор сделали не ноги,

А вся иссохшая душа,

Хлебнувшая чужой дорoги,

Не петь мешавшей, – жить, дышать!

Я зубы бедности–злодейки

Как Божий крест давно терплю.

Но… на последние копейки

Я Сашу Чёрного куплю!

27 марта 2008 г.

Пленясь мечтой о призрачной отчизне,

Бегу в неё, когда мне нелегко

Тащить весь груз убогой, скудной жизни;

Мечта тогда уносит далеко –

В благословенные места и страны,

В их акварельные немые города,

Где я брожу по ним фантoмом странным,

Где не живут страданье и беда.

И я в них непривычная, другая:

Как светлый сон, летуча и легка,

И бестелесна, словно Ангел рая,

И не препятствия – границы и века.

Освободясь от тяжести материй,

Вкушаю беглых странствий я плоды…

Но тaинства неведомых мистерий

На миг лишь избавляют от беды.

В

ернувшись в дом – покинутое тело,

Тоскует, обескрылевши, душа

О странах тех, откуда прилетела,

О том, что можно жить в них, не дыша .

31 марта 2008 г.

Ветреный вечер. Апрель.

Плачет, тоскуя, сова.

Пахнет прогретая прель.

Ранняя лезет трава.

И, зачарован, стоит

Первый на клумбе цветок:

Крокус – живой чароит[3]

Льёт фиолетовый ток.

И светляки фонарей

Сеют серебряный свет.

В круглых пространствах огней –

Клёнов и лип силуэт.

Пёс за котом пробежит, –

Взглядом за ними следишь:

Кот между веток дрожит.

Снова лишь ветер и тишь.

Парк в глубине тёмно–хмур:

Там не горят фонари.

Тих без людей терренкyр[4]

После вечерней зари.

Мы «нарезаем круги»:

Клуб – старый дуб – особняк.

«Выплывут» из–под ноги

Образы детских «каляк»…

С памятника старины

Смотрит во тьму голова

Нимфы в декoре луны.

Плачет о чём–то сова…

31 марта – 1 апреля 2008 г.

Ты была Лаyрой, Беатриче,

Анной и Татьяной. А теперь? –

Где твоё вчерашнее величье?..

Всех не счесть падений и потерь.

Ты сидишь за стойкой ресторанной:

У тебя до пyпа декольте.

И белеет грудь открытой раной,

А в душе пропащей – варьете.

И набор программки примитивен:

Развлеченья, шопинг и постель,

Муж «с деньгой» (потерпим, хоть противен),

И бомoнд, текущий, словно сель.

Тряпки, «брюлики», скандалы и интриги,

«Жёлтой прессы» злые языки,

«Видики» и «чтиво» вместо Книги…

«Лейблы», «фирмы», «марки», ярлыки

Заменили индивидуальность.

Где очей твоих загадочный туман? –

В них блестит лишь алчная реальность

Или красный свет марихуан.

Беатриче, Лaура, Мария!

Что ж ты хлещешь пиво «из горлa»,

Материшься так, что «мама мия!»,

Что ж ты так упала–то, «герлa»?!..

Брось свои вульгарные ужимки,

Дай «крутым» отставку «пацанам».

Стань ты снова Женщиною, Жинкой.

Плачет на иконах Мариaм…

9 апреля 2008 г.

Домa людей переживают,

Наполнены родным теплом,

Но ветер дней их выдувает

И превращает память в лом.

Ржавеют все воспоминанья,

Желтеют, сыплется труха,

И, будто в стареньком диване,

Торчат пружины–потроха.

Дома хранят чужие судьбы

И дух ушедших, как погост.

Они стоят, немые судьи,

И новый в них приходит гость.

Мы гости даже на погосте,

На перекрёстке всех путей,

Где карты сyдеб, игр всех кости

Так вплетены в венки людей.

Приют последний – домовина,

Уют сомнительный земли.

Путь в Дом Небесный хоть не длинный,

Но вряд ли все туда вошли.

А дом стоит, и стены помнят

Движенья, oбразы, духи…

Уходят призраки из комнат,

Когда проснутся петухи.

10 апреля 2008 г.

Позитивное мышление – не ложь,

А скорее, шага избирательность.

Чтобы не воняло «г», – не трожь

И к дерьму в пути имей внимательность.

7 августа 2008 г.

Костерком, матерком и махоркой

Так разило от прошлого дня,

Что тоскою вчерашней прогорклой

Достаёт он и нынче меня.

Вот и канули вглубь политeсы[5], –

Почернел мой серебряный век.

Сгибли все в лагерях поэтессы –

Там, где «гордо звучал человек»[6].

Там у жизни такой привкус горький,

Только в песнях всё льётся сироп.

Укатали картавого Горки,

Что плодил столько вдов и сирот.

Не избег там и праведник плахи:

Без разбора картавый палач

Отправлял на Голгофу монахинь,

И детей не смущал его плач.

А его продолжатель усатый

Вдоволь кровушкой Русь напоил.

И, одет в балахон полосатый,

Уриил[7] над Россией парил.

И кровавое миро сочилось

Из святых Материнских очей[8].

Отчего это с нами случилось?

Отчего?! – Или, может, зачем?..

10 апреля 2008 г.

Откуда, откуда такая тоска

И вся неизбывная грусть,

И дyла чернее – печаль у виска:

Так тяжек привычный мне груз.

И зреет рыданье в потёмках души, –

Вчера там мерцал ещё свет.

И чем только эту тоску не глуши,

Исхода и выхода нет.

Всё небо обложено серым сукном:

Не yзрят луч света глаза.

И дождик свинцовый навис за окном.

И зреет, и зреет слеза…

11 апреля 2008 г.

Суета…, суета…, заморoчки…

Бег на месте, пустые дела,

Всё житейские ямки да кочки.

А дорога куда–то вела…

Путеводной звездой зрело небо,

В синей дымке светились огни,

Звали в путь, где никто ещё не был,

Где цвели, словно радуги, дни.

Но туда не дошли, заблудились

В соснах будней, забот и работ.

Карты неба не всем пригодились:

Смотрим в них, как баран у ворот.

И огни той дороги погасли,

Примечания

1

Императив – требование, приказ, закон. У И.Канта в «Критике практического разума» – общезначимое нравственное предписание, в противоположность личному принципу (максиме).

2

Мaние – жест.

3

Чароит – минерал переливающегося фиолетового цвета, используемый для изготовления ювелирных украшений.

4

Терренкур – специально организованный маршрут для дозированной лечебной ходьбы и сам метод лечения дозированной ходьбой.

5

Политесы – правила хорошего тона, вежливость, учтивость, обходительность.

6

Неточная цитата из М.Горького: «Человек – это звучит гордо».

7

Уриил – скорбный Ангел смерти со свечой, перевёрнутой пламенем вниз.

8

Перед революционными и военными катаклизмами отмечены факты «плачущих» икон Пресвятой Богородицы (порой капли миро были красного цвета.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.