 |
|
Популярные авторы:: Горький Максим :: Азимов Айзек :: Завтра Газета :: Лем Станислав :: Лондон Джек :: Борхес Хорхе Луис :: Ламур Луис :: Joyce James :: Картленд Барбара :: Лесков Николай Семёнович Популярные книги:: The Boarding House :: Бурый волк :: Романтическая история мистера Бриджертона :: Как Эрг Самовозбудитель Бледнотика победил :: Незаконная планета :: Верность :: Митины каникулы :: Испорченные дети :: Так держать, Дживз! :: Крестовый поход Либерти |
Голос Незримого - Голос Незримого. Том 1ModernLib.Net / Поэзия / Любовь Столица / Голос Незримого. Том 1 - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Сени калиновой гвозди… Пламенных красок потоки, Долгие, синие тени, Горько-сладимые соки, Запах веселий и тлений, — Ты это, осень хмельная, Дольних возвестница сборов!.. Дуба плоды пожирая, Чу, уже хрюкает боров! Встало счастливое время. Други, скорее к корзинам! Вешнее малое семя Ныне воздаст за труды нам! 2 Буйные и злые, мы, как печенеги, Пажитей осенних расхищали скопы — Золотом пшеничным вьючили телеги, В зеленях священных проминали тропы. Мы на яровые трепетные травы С меткими цепами дерзостно восстали. В жажде разрушенья, правы и неправы, Отдались безумью дольних вакханалий. С грохотом триумфа возвращались в села Полные добычи наши колесницы, А в садах под ношей сладостно-тяжелой Гнулись, улыбаясь, дети и девицы. Я с ордой разгульной из глубин богатства Емкою пригоршней черпала без меры. Встала – ужаснулась делу святотатства, Удалилась плача в буерак – пещеры… Но земля терпела, но земля ютила Хищников веселых шумные работы, Неизбывным чревом нежно потаила Их грядущим летам новые щедроты. Стыд моей печали, гордой и немудрой, Разве жатва – севу вешнему помеха? Разве не обилен Свет, дарящий утро? Разве плач мой чище и нужнее смеха? Настала ночь такая лунная, Такая гордая, Хрустальная. Гляжу в нее бесстрашно-юная, Любовно-твердая, Печальная. Охвачена зеленым холодом, Сажусь под ветлами На камень я. Душа алкает вечным голодом, Горями светлыми — Ждет знаменья. Вниз гляну – розы невозвратные: Их осень верная Не минула. Вверх – тают земли златоскатные: Их Длань Безмерная Воскинула. И Вечностью Веков объемлемы, От нас отъятые — Покоятся… Но снова должно быть им землями! Огнем объятые — Откроются. Благословлю той ночи бдение — Им слово чаянья Мне сказано: – У неба нет с землей деления. — И сеть отчаянья Развязана. В врата золотые Вошла я печалясь. То – кущи ль святые, Где мы наслаждались? Влекусь я рыдая Под сенью заката, Гирлянд расплетенных И арок зажженных — Развалин когда-то Прекрасного Рая. Крылатая осень — Архангел смертельный, Чей шлем златоносен, — Угрозой метельной За счастье карая, Рукой пожелтелой Свой меч воздымает, Как страж изгоняет Меня за пределы Осеннего Рая. Навеки лишусь ли Я райской храмины? Вот – порваны гусли Златой паутины… Вот – в страхе взлетая, Кружат херувимы В пурпурных одеждах С слезами на веждах, Всё мимо и мимо Сожженного Рая… Последние вздохи… Последние взоры… А дальние сохи Подъемлют просторы… Бегу, поминая Немыми слезами Блаженное лето, Венки и обеты, Что вились во Храме Зеленого Рая. Три святые осенние ночи Мы молились за миг равноденствий. Облачили нас схимой туманы, Оковал нас веригами холод. На холме одиноком и росном Золотились, как венчики, кудри — То, подъявши главы свои к звездам, Постигали мы вышние тайны. – Друг, вот – Лира… Весы… Это – Дева… Видишь, – серебра кос Береники. — Так читали небесные свитки. Так учили созвездий скрижали. И душой приобщались мы Миру, Разуменьем страшились мы Бога… А у ног безболезненно-кротко Преставлялись цветы полевые. А когда нам из скинии неба Заблестела святыня Денницы, Перед Ней опустили мы очи И познали Восторг Совершенный. День последний Будем праздновать мы огненной улыбкою! От обедни Я веду тебя рукой упрямо-гибкою. Стая цаплей Расплясалась над веселой колокольнею, Листьев капли Хороводятся блаженнее, безбольнее… Солнца жалость Отогрела грудь земную пред отданием: Завздымалась — Ожила она хладеющим дыханием. Страхи сердца, Друг, откинь! Вздохнем осеннею усладою… Скрипнув дверцей, Пропадем в плодовой куще за оградою… О, как юн ты Под своей широкополой белой шляпою! Бархат грунта, Берегись, я спелым дождиком окапаю! Плод повиснет На мгновенье пред паденьем в синем холоде, Рот твой стиснет Губы алые мои в последнем голоде. Летним раем Насладимся же в канун зимы победнее! Друг, узнаем — Вкусим, вкусим наше счастье… о, последнее. День завершился пурпурно-тепел. Но уж заутра, скорей, чем луг Росы причастье с молитвой допил, Земля почила. Во сне, без мук. И я бежала холодной ранью, Ломая руки, стеня во мгле, Чтоб долг посмертный – любви лобзанье Отдать недвижной, немой земле. Со мною вместе, по горю братья, Неслись стрекозы и стаи птиц. Но снежный Вестник раскрыл объятья… Дошла одна я. И пала ниц. Не слышу в млечной груди биенья! Не чую в щедрой утробе сил! Увы! Свершилось. До Воскресенья Над ней парчовый покров почил. Восхитил душу полей Бог мира В свой голубой, необъятный Дом… А я над прахом излила миро, О вечных веснах пропев псалом. Тихим снегом, белым снегом упадают дни. В старом доме, в вещей дреме мы – одни. У камина, где рубины, наклонилась я. Подле окон изнемог он, ввысь глядя. В горнем шелке грез иголкой нанизал он звезд, Называет и считает: Лира, Крест… Я кончаю – вышиваю Богу дар невест, Между пальцев, сверху пяльцев – много звезд… И прилежно белоснежный закружен узор. Звучно-четок звездных четок перебор. Нашей страстью, нашим счастьем стала Тишина, А работой – для киота пелена. Стоим, изгнанники из рая, Во зраках – ужас и печаль: Стена воздвиглась снеговая И заперла святую даль. В твоих кудрях полнощных – иней. О муж! Ты с горя поседел… А холод тенью бледно-синей Нагие чресла нам одел. Метельный меч изъяв из ножен, Обрек нас зимам херувим. Уж путь возвратный невозможен. Бежим скорей, бежим, бежим! В дремучей снеговой берлоге Мы будем знать лишь труд да сон… Быть может, суд смягчится строгий Чередователя Времен, — Почиет луч на наших жертвах, Цвет возрастет у наших ног, И, воскрешенные из мертвых, Мы внидем в вешний свой чертог! Как ложе брака пред четою, Прострутся злачные поля, И утро бытия шестое Вспомянет древняя Земля. ЗИМА Кручу, тяну я снежный лен, Пряду, пряду свой зимний сон, А окна застит белый лет — То снег идет, то снег идет… Кружись, Веретено! Снежись, Земное дно! Виется мысль, прядя любовь, Шумит, бежит, кружится кровь — И спряжен лик зимы светлей, И скручен вихрь златых кудрей… Кружись, Девичья кровь! Спрядись, Моя любовь! Кручу, тяну я снежный сон, А очи застит зимний лен, И тише мыслей белый лет — Любовь идет, любовь идет. С неба звезды серебристые Тихо падают, Ослепляющие, льдистые Сердце радуют. Юность, ставши седокудрою, Улыбается. Взору взор под снежной пудрою Обещается… Звезды, звезды пророненные, Вы разгаданы: Роза, крест и меч с короною, Горстка ладана. Все-то жизни снежной схемою Мне рассказаны! А моя какой эмблемою Здесь завязана. Вейся, вейся, неба кружево, Тайн сплетением И тоску обезоруживай Откровением! За звездой звезда мне дарится Мглой случайною, И румяный лик мой старится Снежной тайною. Руки нежные, холодные Обвязали сад гипюром, Загасили искры водные Белым, цепким абажуром. Бархатистыми помпонами Обстрочился край забора, И под снежными попонами Скамьи спрятаны от взора. Пряжей трепаной бумажною Виснут нити телефона, Осыпает галка важная Бусы с горестного клена. Сердце тихое, бесстрастное, Ты, как сад, оделось в иней, Неживое, но прекрасное — Грот лучисто-льдистых линий. Пустынные, белые степи Измерит Мой легкий уверенный бег… Я – в инейном крепе. Дух верит Во Встречу навек. Я – снежного бога невеста. Блуждаю За ним, за моим Женихом. Всё с места на место — Я знаю, Друг друга найдем. Мои окрыленные лыжи Летают В священно-глубоких снегах, А лис пушно-рыжий Сметает Следы в серебрах… Вот – легкого тела походка, Как танец, Сминала здесь бархатный склон! А златобородка, Румянец — Далеко!.. То – он. Несутся за лыжами лыжи — Погнули Серебряно-матовый снег. Я ближе… Всё ближе… Дойду ли? За счастьем мой бег! Раскружитесь, вьюги, пляской! И, опаливая, Розовите льдяной лаской Щеки палевые! Сдвину, скину я засовы Бело-липовые, И спадет замок суровый, Злобно всхлипывая. Вырываюсь за ворота Я приплясывая… Гореванья и заботы — Вас отбрасываю! Вышел срок осенней тризне, И пришелицею Вьюсь я в жизни, в жизни, в жизни — Под метелицею! Мех мой жгучий, мех соболий, Заалмазивайся! Смех мой, инеем на поле Ты завязывайся! Кто там быстрый златоусый Останавливает? Голубой рукав бурнуса Вдруг улавливает? О зима! Не мой жених ли — Тень изменчивая?! Вихри, вихри, что ж вы стихли? Я – застенчивая… Перламутром на поляне горы льдяные. Синим утром кверху сани тяну, тяну я. Сладок иней жадной груди! Крепну силою… На вершине. – Люди, люди, вас забыла я! — В шири, дали, льды, снеговья сердце кинула, От печали за любовью санки двинула… Вновь буран! Великан Легконог Меня настиг, У салазок плюш Обмял, В голубую глушь Помчал, Вдруг приблизил чудный лик: Это бог… Приседают, словно бабы, вехи пьяные. Колыхают нас ухабы разливанные… – Летом жданный, данный вьюгой, поцелуемся… Сквозь туманы друг на друга налюбуемся… — Как он быстр, Златоус! Мне нагреб Алмазных бус, Льдяных искр! Жаркой вьюгой друг Мне пел И вертел, летел, летел… Вдруг — В сугроб. Алмазами дарят нас зимы… До алых ветрянок заката Блестящие хрупкие камни Сгребала я жадной лопатой — И чудо явила рука мне: Создался мой давний Любимый! Час сумрака стынул багряным. Уж звали незваные люди — Ведь мокры мои рукавицы, Пора позабыть мне о чуде И с чучелом снежным проститься… Но он наказал их бураном! Я ж, дева, прозрела в нем бога: Метельный разыскрился локон, Глаза его – льды голубые, Как вихорь, высок и жесток он. Хохочут черты снеговые! Назад замелась мне дорога… Утихнул – уснул мой Любимый. Обняв ледяные колени, Я сплю, замерзая, ликуя… Мы оба во власти видений Предсмертного сна – поцелуя. Восторгами дарят нас зимы… Сладко спит снегур прослеженный, И на лик его оснеженный Я смотрю, Наклонясь, Восхитясь — Весь морозной ковки латами Серебряно-розоватыми Облечен. И султан Взвил буран. В золотом кудрявом инее Тонут щек снеговых линии, Только рот Пылом грез Бледно-роз. Спит, ослабив руки белые. Обвила руками тело я… О снегур! Не растай — Близок май! Ты попомнишь дни метельные И улыбки карусельные, Что с ума Посвели Дочь земли! Чутко спит снегур разнеженный, Я лобзаю лик оснеженный — Смех промчал По чертам. Быть снегам! Обвенчались мы. И покидаем Черный город для снегов. Лик мой под веселым горностаем Юн. Румян. Суров. Мой супруг – в сугробе белой шапки, На щеках – ледяный мат. Лыжи мы с собой несем в охапке. Все на нас глядят. Минуты вы, крепкие заставы! Нам открыт желанный путь! Мчимся, мчимся… Вправо, влево, вправо… Мчимся – не вернуть! О, товарищ в зимовом скитаньи! О, возлюбленный Снегур! Я несусь пугливой, верной ланью, Ты летишь, как тур! К горизонту – леса розовенье… О, как ты далек – ты мог. Вот лицом назад. Ко мне движенье — Трубишь в зычный рог: – Слы-шишь ли, подру-га, не за-бы-ла?.. Мы туда-туда идем… — – Как не слы-шать, как за-быть, о ми-лый, — Там наш брачный дом! — Как колюч, как могуч этот вихрь, о снегур! О, не мучь… Пожалей… И не бей… Чур же, чур! Злобой жжет синий лед глаз твоих. Как ты мог! Оглянись – постыдись: это люди. Ты – бог. Что мне взор, разговор смуглоликих мужчин! Среди них ты любим, витязь зим, ты один… Если б ты только знал, как устал их порыв! — Ты, что юн, как бурун, ты бы не был ревнив, Перестал б настигать и стегать белый жгут. Но люблю – муки длю: муки счастием жгут. О земля, меня ты можешь оправдать и осудить… Я не знала, как мне быть – его любить иль не любить? Я носила долгий траур по тебе – осенний креп, Я служила панихиды, посещала снежный склеп, Я приглаживала кудри, разлюбила зеркала, Молодое, злое сердце черной схимой облекла. Было свято, было сонно в келье горестной моей Между воздухов, лампадок, мудрецов и псалтирей. И страница за страницей испускала кроткий вздох… И венок веселий летних на распятьи черном сох… Что ж меня не сохранили Блок, Платон и Соломон И таинственные лики ожемчуженных икон? Отчего я услыхала скрип муаровых снегов? Отчего вдруг показался мне весь мир блажен и нов? Отчего нашла я шубку, не замедлясь ни на миг? Отчего не испугалась, как меня Жених настиг?.. Оттого, что я любила. Оттого, что то – был Он. Верно, ты, земля, уснула – спишь… и вижу я твой сон… ЗЕМНЫЕ ОБРЯДЫ Дорогой матери Вдруг весна на север ликом Обернулась. И земля с победным кликом Окунулась В живоносную купель, Смыла зимнюю кудель. Ожелтились первоцветом Все ложбины, Облились водой и светом, — То крестины Над землей весна справляла. Стало зелено и тало… Солнце-пастырь освятило Чан озерка, И пушились верб кропила, Спав с пригорка. Лучик осенял крестом Ветви с будущим листом. В дол просторный осветленный От избенок Нежный, тихий несмысленный Шел ребенок, Ножкой качкой розоватой Попирал травины ската. И, задрав подол свой белый, Прыгнул в воды — Голый, радостный и смелый Сын природы! Окроплялся блеском брызг Под немолчный птичий писк. Голубое полотенце Высь спустила, К бытию земля младенца Окрестила, — И дитятя несмысленный Улыбался умиленно. Лето в поемных лугах закрутилось зеленой метелью. В копны валилась трава… и стелилась любовной постелью… Встала она перед очи его на всю пору покоса. В алой паневе. Стыдливая. Ржано-душистые косы. Хлещет ли лезвием метким он клевер и дрему, Чует за влажной спиною девичьего смеха истому. Станет ли светлую луку о камень с усердием цокать, Сбоку мелькает упругий из золота отлитый локоть. На воз ли сено к нему воздымают трезубые вилы, Вверх запрокинутый взор ее вяжет горячие силы… Вечер. Земля прилегла на плечо к Жениху золотому. Девы, смеясь, унеслись по колючей отаве к парому. Только одна, как травина косою (откинуты грабли!), Свалена ласкою рук мускулистых. И слезы ослабли… Персям нагим огневым сладко мяться сырыми кудрями… Ложница трав… тишина… и зарницы священное пламя… Верные кольца объятий и уст беззаветных обеты Сменены, сказаны – их обвенчало великое Лето. Сладкие сны новобрачным пропойте же, о коростели! Да опочиют в блаженстве на влажной, зеленой постели! Властно осень взмахнула серпом золотым Над деревней, — И склонился пред жребием смертным своим Пахарь древний. Напоследок труды земляные следил Оком сына, А над дедом столетним подсолнечник бдил Из-за тына. Люди шли – расхищали сады и поля С жадным спором, И знобилась, червивилась, чахла земля Смертным мором. А когда серп холодный упал и пресек Жизнь земную, В необъятном урочище скрыл первый снег Персть родную. Закадили метели, запели ветра, Певчим вторя, И насыпалась белой могилы гора В кругозоре. Месяц-схимник шептал, мертвецов осеня: – Это сны лишь… — И, как эхо, шептали нови зеленя: – До весны лишь… — ДНИ Первые будни томительно борются С сказочно-праздничным радостным прошлым, Жизнь повседневная рвется, не спорится, — Мнится безвременьем горьким и пошлым… Робкая горница. Пяльцы раскрытые, Камней поддельных опал, халцедоны, Нити, блестящей змеею извитые, Золотошвея со взором Мадонны… О, эти косы, что скорбно закручены! Были когда-то на вас фероньеры… О, эти пальцы, что к иглам приучены! Вас целовали, как крест, кавалеры… Флот величавый в залив, ветром сборчатый, Тихо причалил, взмывая рубины, Им ты невестой в вуали узорчатой Привезена голубому дофину… Громкие гимны… Фонтаны под арками… Трубы глашатаев в тканых костюмах… ……………………………… Склонен божественный лик над огарками, Праздники в прошлом. В кружащихся думах. Как поток равномерный, течет День заботы. Каждый час срочным валом встает Для работы. Солнце, шествуя, нижет дела чередой — Рыть картофель, идти за водой. Громогласно взывает петух Красноперый, Заглушая двух древних старух Переспоры, А дитя белокурое, вскинув подол, Гонит телку в лазоревый дол. У колодезя дева холсты Полоскает — Выжимает пунцовой рукою жгуты, Расстилает. Улыбнется, когда солнцевеющий таз Ослепит ее выпуклый глаз. Дождик жалит хрустальной осой Лист в осине, Дева вязнет ногою босой В сочной глине. Люди, твари бегут с огорода и нив. В мерном дне настает перерыв. Мотылек недолговечный, он опять возник — Этот краткий междудневный беззаботный миг. Желтый мяч взлетает к небу – раз, два, три – туда! Желтый град роняет солнце в ясный сквер – сюда. В пелеринках, в алых фесках дети водят круг. В иммортелях и тюльпанах у беседки луг. Над цветком жужжит игриво светлых мушек хор. Над ребенком виснет строгий гувернантки взор. Мальчик злой в чулках коротких – в стороне. Сердит. В липах, шаром остриженных, пыль густая спит. Плавно белая коляска провезла бебе… Гувернантка грустно мыслит о своей судьбе. Дети шумною игрою сбились в ураган. Под внезапным ураганом помертвел тюльпан. Но буяны вмиг зажаты властною рукой — Дева грозным полководцем их ведет домой. Ветер. Липы опустились в нежный реверанс, На песке смешало солнце золотой пасьянс, И упала кружевами голубая тень — Он уж умер, легкокрылый, беззаботный день! Златым календарем столицы Он явлен – суетный четверг. У окон – женщин вереницы. В окне считает хмурый клерк. Шумит рабочее безделье, Пенится делом суета, И скукою цветет веселье, И вожделением – мечта. Реклам сверкающих плакаты Сплели над городом венец. В витринах, в мыслях копят злато Для узких девичьих колец. И притянулись взором вора К ним злые женские глаза. Гласит, кричит их выбор скорый: За нас – сапфир и бирюза! Свершилась мена. Треплют кони В ночных огнях шальную шаль, Страшась карающей погони, Что шлют им утро и печаль. Как чаша горестных похмелий, Он выпит – пламенный четверг! Мятежный пасынок недели, Что четкий стук часов отверг. Пятница смирная Встала у входа, Как богомолица — Сборщица в храмы. В солнышке – клирная Сень небосвода… В окнах неволятся Тусклые рамы, В доме натоплено — В весну нет веры. Пахнет просфорками, Маслом, изюмом — Нa пост прикоплено Сверх всякой меры Людями зоркими С ликом угрюмым. Шепчутся, каются В горестной вере… В звездах – эфирная Хижина Бога. С тьмою сливается Плач повечерий. Пятница смирная Сходит с порога. Архангелы, святители, Пророки и учители — Святого рая жители В субботний тихий час Устами умиленными И трубами червлеными Над весями зелеными Вещают Божий глас. И колокольня древняя Над смирною деревнею Всё чаще, всё напевнее Вздымает медный зык. Меж звездами – стожарами, За куполами старыми С размерными ударами Поет незримый лик. А в храме облак носится, Блистают дароносицы, Хоралом громким просится О милости земле… Бог-Саваоф со свитою, Угодники очитые, Их письмена развитые Парят в душистой мгле. Направо – мужи рунные, Налево – жены юные, А сзади сребролунные Старухи, старики, Десной святой пасомые, Твердят псалмы знакомые, Склоняются с утомою, Заветами крепки. А в сини, за часовнею, Таинственной жаровнею Всё пламенней, любовнее Возносится костер. И ангел снежной глыбою Над девой-полурыбою — Русалкою-улыбою Воскрылия простер. Праздник, здравствуй! Встань и властвуй Над седмицею недели! Круг свершился. Труд излился. Силы к радости созрели. Старый, юный тронут струны Смеха, песен и веселий… Высью синей бел, как иней, Голубь плещет, плещет… Канет. Веет ветер. Вьется сеттер За стрекозами… Устанет. Звон раздольный, колокольный Льется, бьется, манит – манит… Белой стаей, в тенях тая, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9 |
|||||||||