Ковчег детей, или Невероятная одиссея

Юзек попросил отца купить карту, самую большую, какую возможно, и расстелил на полу гостиной. Оба мальчика стали по ней ползать, втыкая там и сям флажки. Затем Юзек дал Феде угольный стерженек и попросил начертить весь маршрут — от Крыма и Петрограда до восточного побережья Америки.

Даже на карте путь этот выглядел очень внушительно. Детской колонии осталось путешествовать не так уж и много — преодолеть Атлантический океан. Тогда круг замкнется. И дети вернутся домой. Ах, все бы отдал Юзек, только бы оказаться на пароходе и продолжить вместе с русскими детьми это невероятное путешествие вокруг света…

…Тетушка Вероника не поехала в Водсворт. И Кузовка не взяли. Он очень обиделся, но, немного поскулив, смирился.

— Пойми, — сказал ему Федя, — если мы будем рядом, меня сразу узнают. Потерпи немного. Скоро и ты увидишь всех-всех… И мистера Бремхолла, и мамашу Кемпбелл, и остальных наших друзей.

Услышав знакомые имена, собака радостно залаяла.

…Провожая мужа с детьми на пикник, тетушка Вероника приготовила много вкусной еды. И теперь Казимеж высматривал свободную лужайку. Но Федя попросил не торопиться с обедом. Не лучше ли сначала прогуляться?..

Казимеж согласился. И теперь оба Яновских, старший и младший, покорно следовали за Кузовковым, который опережал их на полшага. Надвинутая на лоб кепка не только защищала его от полуденного солнца, но помогала и дальше оставаться неузнанным.

Кузовков удивился переменам, которые произошли за короткое время с колонистами. Как же они изменились за этот месяц! Стали взрослее и сдержаннее, еще больше загорели под панамским и карибским солнцем.

Первыми ему встретились Павел Николаев и Борис Моржов. Как всегда, они увлечены спором. Глаза блестят, а руки в постоянном движении. Федя хотел было остановиться, чтобы услышать, о чем разговор. Но его внимание привлекли сестры Колосовы — Оля и Евгения. Но что это? Рядом с ними два американских парня. Федя нахмурился. Все в колонии знают, что Оля — подружка Юры Заводчикова. «Вот она, женская верность!» — подумал мальчик.

Больше всего хотелось ему встретить Александрова. Но того нигде не было видно. Возможно, кто-либо из гостей пригласил Петю с сестрой и теперь они сидят в укромном месте, которых на острове не счесть.

Неожиданно в толпе произошла перемена. Все стали двигаться в одном направлении. Увлеченные общим потоком, Казимеж, Юзек и Федя оказались рядом с деревянной аркой. По бокам она была перевита гирляндами живых цветов. А сверху, на перекладине, затейливая вязь старославянских букв складывалась в слово «Ярмарка».

Здесь же, облаченные в русские национальные костюмы, сидели музыканты. Каждый со своим инструментом. Как же удивился Кузовков, узнав в них Евгения Заработкина, Леву Невольского, Ваню Семенова и братьев Матвеевых — Николая и Георгия. Судя по выражению их лиц, они только и ждали команды.

Две колонистки — Ксения Амелина и Лида Демлер — стояли внутри арки с ножницами в руках. И тоже в ожидании, чтобы разрезать голубую ленту.

Приближалось время открытия праздника.

Под звуки «Калинки» посетители вошли в цветочные ворота и через ярмарочную площадь направились к домикам. Там девушки-продавщицы в русских и украинских национальных костюмах уже готовы были принять первых покупателей.

Колонисты зажали в руке доллары и центы, которые получили еще на пароходе незадолго до прибытия в порт. Сейчас они сделают свои первые покупки в Нью-Йорке. Но детей ждал неожиданный подарок. Вернее, много подарков. Устроители ярмарки решили раздать все товары бесплатно. Совсем без денег.

Женя Овербах увидела темно-синее платье, вышитое бисером, и уже не могла оторвать от него глаз.

— Я посмотрю? — робко попросила она.

— А не лучше ли его примерить? — предложила ей девушка, немногим старше самой Жени.

— Можно?..

— Разумеется. А для чего мы здесь? — ответила вопросом на вопрос продавщица.

И все же девочка не решилась примерить так понравившееся ей платье, а только приложила к себе.

— Ну, как? — спросила она Катю Козлову, свою подругу.

— Оно тебе к лицу. И размер твой.

Женя вздохнула и вернула платье на прилавок.

— Не нравится? — удивилась продавщица.

— Даже очень нравится. Но…

Девушка аккуратно сложила платье и положила в красочный пакет.

— Поздравляю с покупкой!

— Вы не поняли. Мне это не по карману. Все мои деньги — полтора доллара.

— Они тебе еще пригодятся. А платье — наш тебе подарок. Носи на счастье!

Катя Козлова получила в подарок лакированные туфельки и атласную юбку.

Никто из детей не ушел с пустыми руками. Игрушки, яркие носовые платки, фотоаппараты, пакетики со сладостями, часы, нарядные блузки, зонтики и шляпы — всего не перечесть.

Федя Кузовков, уже задаренный сверх всякой меры (целый чемодан стоял в его комнате), ограничился двумя блокнотами с алфавитом. И тут же один из них подарил Юзеку.

— Нужная вещь, — сказал он. — Пригодится для адресов. Будешь писать мне в Россию?

— Обязательно! — горячо ответил Юзек. — Давай будем обмениваться письмами. Раз в месяц. Согласен?

— Идет! — кивнул Федя. Они пожали друг другу руки, что значило — договор вступает в силу.

Неожиданно Кузовков увидел девочку с огромным плюшевым медведем.

— А мне можно такого же? — спросил он продавщицу.

— Мальчик, ты все еще в куклы играешь?

— Из всех игрушек я признаю только оловянных солдатиков…

— Так бы и сказал сразу. Мы найдем тебе солдатиков.

— Я не для себя прошу. Есть одна девочка. Ее зовут Лена. Она очень красивая.

— Тогда получай медведя.

Теперь Кузовков стал искать Петю и его сестру еще с большим усердием. Так что отец и сын Яновские едва поспевали за ним. Наконец Казимеж (он ведь был полицейским) взял поиск в свои руки.

— Александров сейчас в казарме, — сказали ему. — Но лучше его не беспокоить.

— Он болен?

— Как вам сказать… Это хуже, чем болезнь. У него беда…

Из рассказа Петра Александрова:

— Это было на второй день после высадки в Нью-Йорке. Нам объявили, что в колонию приедут русский священник и церковный хор. А после богослужения откроется ярмарка. Будет много гостей. Состоится концерт. Словом, день ожидался быть интересным.

В столовой за завтраком было шумно и весело. Кто-то взял металлическую тарелку и стал выбивать ложкой мелкую дробь. Другие барабанили по столу. Грохот невообразимый!..

В столовую вошла незнакомая женщина в форме медицинской сестры. Она подняла руки вверх, призывая к тишине. Сейчас нас будут отчитывать за озорство, решили мы. Но вместо этого медсестра спросила:

— Кто из вас Петр Александров?

Я отозвался. Она взяла меня за руку и отвела в сторону.

— Должна тебе сообщить печальную весть. Твоя сестра — Елена Александрова — умерла.

Сказала она эти страшные слова без всякой подготовки. Так что веселье мое сразу сменилось отчаянием. Я закричал:

— Не может быть! Это неправда! — А потом громко зарыдал…

Мальчики вышли из-за стола, обступили меня:

— Что случилось, Петя? Отчего ты плачешь?

Я не мог произнести ни слова. Задыхался от рыданий. Хотелось остаться одному. И я бросился бежать к казарме. А мои товарищи за мной.

Добежав до койки, я уткнулся в подушку и долго плакал, пока хватило слез.

Несколько раз в казарму заходил Георгий Иванович Симонов, мой воспитатель. Пыталась меня утешить и миссис Кемпбелл. Товарищи приносили мне — кто стакан сока, кто яблоко… Но я оцепенел в своем горе и не мог успокоиться.

Лишь к вечеру я пришел в себя. Но все равно мне хотелось быть как можно дальше от людей. Я ушел из казармы и до самой ночи сидел на берегу моря. Передо мной стоял образ Леночки. Что я напишу отцу? Что скажу ему, когда вернусь в Петроград один, без сестры?

Всю ночь мучили кошмары. Со страхом ждал я последнего прощания.

Утром меня уговорили выпить стакан чаю и проводили в автобус. Там уже сидели мои друзья. Сидели девочки нашей гатчинской группы и несколько воспитателей, в том числе и Евгения Михайловна Нипенина, которую очень любила Леночка.

Каждый говорил какие-то слова, обнимал… Но я словно окаменел и сел подальше от всех, у окна.

Хотя все вокруг было как в тумане, я заметил, что небоскребы стали редеть и пошли более низкие здания. А потом показался большой зеленый массив, уже без всяких построек. Это и было кладбище.

Выйдя из автобуса, я потерял сознание. Не помню, как оказался в соборе. А придя в себя, увидел сестру мертвой. Оказывается, уже два дня, как ее не стало. А я в эти дни шутил, смеялся, развлекался… Можно ли себе такое простить!..

Леночка лежала в гробике белого цвета, украшенном множеством цветов. Ее отпевали два священника в ризах тоже белого цвета.

Вслед за нашим автобусом приехал еще один. В церковь вошли Райли Аллен, Барл Бремхолл и еще несколько американцев. Думаю, это были представители Красного Креста.

Аллен сказал прощальную речь на английском языке. Его переводили. Но я мало что понимал, так как находился в полубессознательном состоянии. Когда же сознание прояснилось, я явственно услышал крик моей маленькой сестры: «Не поеду! Не хочу!» Так она кричала на Финляндском вокзале два года назад, прощаясь с отцом. Что это было? Предчувствие?

Леночку похоронили на кладбище Маунт Оливет.

Потом многие годы, всю жизнь я надеялся побывать на ее могилке и положить цветы. Но отношения между Россией и Америкой оставались натянутыми. Для такого простого человека, как я, не было никакой надежды получить визу и вновь, как в детстве, пересечь океан.

Мистер Хайлен, мэр Нью-Йорка, сдержал слово. Каждое утро автобусы стояли у входа в форт, терпеливо дожидаясь маленьких пассажиров. После завтрака колонисты бежали шумной ватагой к стоянке. Всякий знал свою машину и свое место в ней. Шоферы тоже успели подружиться с детьми и ко многим обращались по имени.

Турикары — так называли американцы этот вид транспорта — были открытыми, без крыши и стен. Это помогало обозревать все вокруг. Только успевай поворачивать голову.

Сидения располагались рядами, совсем как в кинотеатре. По пять мест в ряду. Еще одно кресло находилось рядом с шофером. Специально для гида, восседавшего выше всех с рупором в руке. Ему было что рассказать о Нью-Йорке. Но еще больше хотелось увидеть. И дети смотрели во все глаза, стараясь не пропустить ни одной подробности.

По бокам машины были начертаны красные кресты, а сзади укреплено полотнище со словами «American Red Cross» — те же слова, что и на борту «Йоми Мару». С той разницей, что там буквы были высотой в сажень.

Каждый раз, когда автобусная кавалькада, покинув паром, въезжала в Большой Нью-Йорк, полиция перекрывала движение, а затем и сопровождала колонну. Так проезжают по улицам только важные гости.

В первый день автобусы направились к гробнице генерала Гранта. Младшие колонисты решили, что это герой книги Жюля Верна «Дети капитана Гранта», который со временем дослужился до высокого звания. Но гид по дороге все разъяснил. Они посетят пантеон одного из героев войны за независимость Америки от англичан.

Выстроившись по двое, мальчики и девочки спустились вниз. За мраморными перилами они увидели два надгробия зеленого цвета — из малахита, отделанного яшмой. Там и лежат останки генерала и его жены.

Дети стояли молча, думая о судьбе великого американца, чьи потомки построили этот удивительный город — Нью-Йорк. Невольно они вспомнили Петропавловскую крепость, где покоятся цари и царицы. Среди них и Петр Первый, чьим именем названа северная столица России — их город…

— Теперь поедем в зоопарк, — сказал гид.

— А не лучше ли сначала к небоскребам? — предложил кто-то из детей.

— Издалека небоскребы куда интереснее и величественнее, чем вблизи, — попытался отговорить шофер. — Да и шумно там.

— Пожалуйста, — взмолились сестры Яковлевы, Зоя и Валя.

— Ну, если девочки просят, — улыбнулся гид. — Хорошо, едем.

Оставив тихую площадь и сиявший белизной пантеон, колонна двинулась в деловую часть города.

Чем дальше, тем поток машин становился гуще. Автомобили с их тускло блестевшими спинами напоминали жуков. Кем-то потревоженные, они покинули лесную чащу и теперь расползаются по лабиринту улиц, пытаясь овладеть городом.

Шофер оказался прав. Манхэттен встретил невообразимым шумом. Моторы, клаксоны, гул толпы… Все это отражалось, билось о недосягаемо высокие стены, уходившие в небо. Голос гида совсем потерялся. Не помогал и рупор.

Мальчики вспомнили паровую машину — сердце «Йоми Мару», где им однажды разрешили побывать. И там стоял грохот. Как машинисты и кочегары терпят такое? «Мы привыкли», — отвечали японцы. Похоже, жители Нью-Йорка тоже смирились и не замечают шума. Иначе чем объяснить, что они говорят и смеются как ни в чем не бывало.

В зоопарке дети окружили Илью Френкеля.

Это он научил их восхищаться всем живым на планете, что растет, бегает, ползает, прыгает, скачет, плавает и парит в воздухе.

Посреди океана он рассказывал о водорослях, китах, медузах, морских птицах и рыбах, которые тоже научились летать. Но ближе к берегу героями рассказов становились другие животные.

— Вот прибудем в Америку, — повторял учитель, — обязательно поведу вас в зоопарк.

В Калифорнии он не сумел выполнить своего обещания. Судно простояло в Сан-Франциско всего три дня. Теперь же, когда Райли Аллен, собрав русских воспитателей, стал советоваться, что бы показать детям в Нью-Йорке, Френкель назвал зоопарк.

…На столбах и деревьях висели таблички с указанием клеток, водоемов, загонов.

— Куда сначала пойдем? — спросил Френкель.

— К львам, — решительно ответил Павел Николаев.

— Хорошее предложение, — согласился учитель. — Мы находимся в зверином царстве. Вот почему, прежде чем познакомиться с подданными, надо нанести визит правителю.

Животным здесь жилось вольготно. Для львиного семейства была устроена пещера. Хозяин ее сидел у входа точно в такой же позе, каким его изображают в камне перед музеем или банком. Появление сотни детей ничуть не тронуло льва. Чтобы подчеркнуть свое равнодушие, он дважды широко зевнул.

— Илья Соломонович, почему льва называют царем зверей? Ведь есть животные и больше. И куда сильнее.

— Прежде всего потому, что лев и сам себя считает царем. Посмотрите, как он сидит. Не сидит а восседает. Словно на троне. Сколько достоинства величия и одновременно — высокомерия. Он смотрит не вам в глаза, а куда то поверх, словно не замечая. А грива? Чем не мантия? И наконец хвост. Тоже особенный, ни на что не похожий. Сильный, гибкий. И вместе с тем твердый, как металл. Я бы его сравнит со скипетром. А на самом конце — кисточка. А в кисточке — коготь или шип.

— Коготь? На хвосте?

— Да. Еще одна удивительная особенность этого зверя. Шип — не что иное, как последний позвонок, пробившийся сквозь кожу. А какой у льва голос? Некоторые его сравнивают с громом небесным. Теперь понимаете, почему он звериный царь?

Как ни интересно было слушать учителя, а дети постепенно стали разбредаться. Оказалось, что вслед за ними в зоопарк приехало много эмигрантов. Колонисты смотрели на птиц и животных, а жители Нью-Йорка не спускали глаз с них самих.

Увидев, что Зоя и Валя Яковлевы стоят у обезьяньей клетки и тщетно пытаются прочесть табличку, к ним подошла молодая женщина.

— Меня зовут Варвара. Мы здесь отдыхаем всей семьей. Присоединяйтесь к нам. Будем вместе развлекаться. Но прежде давайте пообедаем.

— А мы еще не проголодались, — ответили сестры в один голос. — Давайте лучше покормим слона.

— У нас так много еды, — сказала Варвара, — что и слону хватит.

— Слону сколько ни давай, ему все мало, — заметил ее муж. — Думаю, он съедает за день не меньше ста килограммов.

— Вот и хорошо, — сказала Валя. — Значит, он своей нормы еще не съел.

Слона покормили бутербродами и яблоками. В благодарность за это он покатал девочек на спине. А затем они еще покатались на верблюде. Ехать на верблюде было не так удобно, как на автомобиле. Зато куда интереснее.

Зверей было много, а времени мало. Настала пора возвращаться в лагерь. Но собрать детей было не так-то просто. Это удалось лишь с помощью полицейских.

— До свидания, кенгуру!

— Крокодильчик, бай-бай!

Дети садились в автобусы, обменивались впечатлениями, показывали друг другу подаренные открытки. Виталий Запольский сел поближе к гиду.

— Как называется район, где находится зоопарк? — спросил он, чтобы как-то начать разговор.

— Бронкс. Тебе это интересно?

— Я веду дневник.

— Очень похвально. Что еще ты хотел бы узнать?

— Сколько автомобилей в Нью-Йорке?

— Трудный вопрос. Думаю, не меньше ста тысяч. А может, и полмиллиона. Кажется, я читал в газете, что на каждые две семьи приходится по машине. Вы из Санкт-Петербурга?

— Сейчас его переименовали в Петроград.

— Да, извини. Тогда и ты скажи. Сколько в твоем городе автомобилей?

— Пятьсот. Но так было два года назад, когда мы уехали. А может, сейчас стало и больше. Или еще меньше…

— Трудно поверить… В таком большом городе, как Петроград, всего пятьсот автомобилей!..

— И на одном из них ездит Ленин, — сказал Запольский. А про себя подумал: «Бог с ними, с автомобилями. Куда хуже, когда не хватает хлеба».

В лагере детям объявили, чтобы сразу после ужина шли спать. Рано утром им предстоит путешествие на речном пароходе вверх по Гудзону. Они посетят военную академию в Вест-Пойнте.

Пароход назывался «Манделей». Довольно большое судно было рассчитано на две тысячи пассажиров. Так что, кроме колонистов, «Манделей» мог принять и немало гостей. Тех, кто решил отправиться в путешествие с русскими детьми если не через океан, то хотя бы по реке, нашлось предостаточно.

Сестры Яковлевы увидели на пристани Варвару. На этот раз она пришла без мужа, но привела четырех девочек, старшей из которых было семь лет. Все одинаково одеты — голубое платьице, красные туфельки, белая панамка… И румянец во всю щеку. Они шли друг за дружкой, мал мала меньше, и напоминали матрешку, где главной фигурой была сама мама.

А Запольскому встретился вчерашний гид, чисто выбритый и готовый к новым вопросам. «Вот кто мне расскажет о Вест-Пойнте», — обрадовался Виталий. Его интерес к этой военной академии был не случаен. Некоторые герои любимых им книг Майн Рида и Брет Гарта являлись ее выпускниками.

После третьего гудка убрали трап и отдали концы. Освободившийся от пут пароход двинулся вверх по Гудзону. Две высокие трубы «Манделея» извергали в небо тонны сажи. Но вышколенная команда не позволяла ни одной пылинке вернуться назад и опуститься на палубу. Матросы без устали сновали по судну с кистью в одной руке и тряпкой — в другой.

До Вест-Пойнта предстояло пройти шестьдесят километров. Несмотря на встречное течение, «Манделей» набрал хорошую скорость. Не меньшую, чем у «Йоми Мару». Но в открытом океане глазу не за что было зацепиться. Здесь же — быстро уходящие назад берега с загородными дачами и кленовыми рощицами… По обе стороны реки мчатся поезда — в клубах пара и дыма и с непрерывно звенящим впереди паровоза колоколом.

В разноголосом шуме дети вдруг услышали музыку. В углу палубы пристроился небольшой оркестр. Возможно, он бы не привлек внимания, если бы не один из музыкантов. Настоящий человек-оркестр! Одной ногой он стучал в барабан. Другой бил в медную тарелку. Дул в губную гармошку. Правой рукой вращал трещотку. Левой — давил на грушу автомобильного клаксона… И пользовался еще несколькими приспособлениями и приборами, висевшими на нем с разных сторон как на вешалке. Но это еще не все. Человек-оркестр играл не только на инструментах, но одновременно играл и в карты. Сдавал их соседу, тасовал, принимал деньги…

Виртуоз произвел на детей сильное впечатление, а вот музыка не понравилась. В Петрограде еще не знали регтайма — предшественника джаза. Мальчикам и девочкам были милее привычные с раннего детства русские и европейские мелодии. Только они способны тронуть душу и заставить трепетать сердце. Вот почему, услышав в другом конце палубы вальс, дети поспешили туда.

Танец объединил колонистов и гостей.

Кружились пары, кружилась голова… Еще немного, и вихрь вальса унесет всех с палубы.

— Зоя, Валя! Почему не танцуете? — удивилась Варвара.

Девочки смущенно потупились.

— Будь я на вашем месте, все кавалеры были бы моими!

Сестры съежились еще больше.

Рука Варвары описала в воздухе плавную дугу.

— А вот я больше всего на свете люблю плясать и танцевать. Так и быть, последите за моими малышками.

Она стала оглядываться по сторонам в поисках партнера. Это было непросто. Дородной Варваре и кавалер требовался впору. Наконец она остановила взгляд на высоком худощавом мужчине. Конечно же, это был Бремхолл. Кажется, и он с высоты своего роста высматривал подходящую пару для вальса.

Глаза их встретились. Барл сделал несколько шагов и поклонился.

— Я вас как будто видел вчера в зоопарке, — сказал он.

— Да, мы там провели почти весь день. Но времени, чтобы наговориться с русскими детьми, не хватило. Вот почему мы здесь.

— Вам так нравятся эти дети?

— Не то слово! Они самые лучшие из всех, каких я встречала, — красивые, умные… Чистые душой. А им так много пришлось пережить… Хочется их обласкать, обогреть.

— Мы еще не познакомились. Меня зовут Барл…

— А я — Варвара. Или Барбара, по-английски. А знаете, что значит мое имя?

— Нет, не знаю…

— Барбара — это дикая. Так что со мной вам будет нелегко танцевать…

Бремхолл протянул руку. Она подала свою. Ее широкая юбка в одно мгновение превратилась в колокол, внеся смятение в ряды танцующих. Многие предпочли стать зрителями и теперь с удовольствием смотрели на элегантного великана, умело кружившего в танце многодетную маму.

Ее девочки не на шутку испугались. Им показалось, что дядя-небоскреб уведет их маму. Не дожидаясь окончания вальса, они крепко со всех сторон ухватились за пышную мамину юбку. А самая старшая уперлась руками в колени Бремхолла, стараясь оттолкнуть его подальше.

— Ах, вы мои золотые! — воскликнула, смеясь, Варвара. И поцеловала каждую из дочерей в макушку. А потом подняла глаза на сестер Яковлевых и увидела, что одна из них, это была Зоя, смотрит куда-то не отрываясь.

Варвара перехватила ее взгляд. Неподалеку стоял мальчик лет шестнадцати, кудрявый, с ярко-синими глазами. Таких, как он, называют красавчиками.

— Очень пригож, — сказала Варвара.

— Вы о ком? — спросила, очнувшись, Зоя.

— О том мальчике, с которого ты не сводишь глаз.

Лицо Зои вспыхнуло, будто ее уличили в чем-то дурном.

— Неправда! — воскликнула она.

Варвара взяла ее за плечи и ласково притянула к себе.

— Не будь такой скрытной. Лучше откройся. Ведь он тебе нравится, не так ли?

— Нравится! Нравится! — вместо сестры ответила Валя. — Уже два года, как нравится. Она влюбилась в него еще в Курьях, когда мы жили на Урале. Даже плакала.

Зоя закрыла лицо руками.

— А ты подошла к нему хоть раз? Перемолвилась ли словечком?

— Что вы, что вы, тетя Варя! Она обходит его за версту. Даже взглянуть боится, — снова вмешалась Валя.

— Как зовут этого паренька?

— Леня. Леонид Якобсон. Видели бы вы, как он танцует! Лучше всех. Да вот, посмотрите сами…

Мальчик был уже не один. Он вальсировал с девушкой, такой же гибкой и тонкой, как сам. Варвара невольно загляделась на эту пару. Оба танцевали прекрасно. И все же в мальчике было что-то особенное. Хотелось смотреть не на его ноги, которые едва касались палубы, а на одухотворенное лицо. Плечи и голова откинуты назад. Он свободно обнимает талию девушки, будто в руке его скрипка. «В такого может каждая влюбиться», — подумала Варвара.

— Хватит прятать лицо, — сказала она Зое. — Кто тебе сказал, что ты некрасивая? Сама себе внушила. Веснушки? Ну и что? Зато какая коса! А лоб! А губы! Да ты красавица! Верно я говорю, Валя?

— Я ей все время твержу, что она пригожая…

Варвара наклонила голову девочки себе на грудь.

— Ваша мама далеко. Сегодня я вам буду как мама. Доверься мне. Это счастье, когда любишь. У меня тоже была первая любовь. Увы, безответная. Я тоже боялась приблизиться к мальчику. А потом снова полюбила и вышла замуж. Ведь вы видели вчера в зоопарке моего мужа?

— Видели.

— И как он вам?

— Красивый и добрый.

— Поверь, и у тебя все будет хорошо. И ты, и Валя выйдете замуж и нарожаете детей. А они — самая большая радость. Но всему свое время. Сегодня мои крошки держатся моей юбки. Но пройдет время, и они влюбятся. Так идет жизнь.

Варвара с нежностью посмотрела на своих маленьких дочерей и потом всплеснула руками.

— Ах, какая я невнимательная! Вы же проголодались. Валя и Зоя, спуститесь с девочками в ресторан. Закажите сок и еще что-нибудь. А я скоро приду.

Варвара проводила детей к трапу, а сама вернулась к Бремхоллу, терпеливо дожидавшемуся ее. Она сама попросила его об этом: «Мы обязательно должны дотанцевать вальс».

Но оркестр внезапно умолк. И в танцах наступил перерыв. Все повернули головы в сторону проходившего поезда. Стучали колеса, звенел колокол, а пар вырывался, как из ноздрей чудовища.

— Простите, Барл, — сказала Варвара, когда наступила тишина, — мои дети наслушались страшных сказок, а вы такой большой, находитесь где-то под облаками. Вот они и испугались за маму.

— Постараюсь завоевать их доверие. Не хочу, чтобы меня боялись.

— Тогда достаточно поднять их на руки, чтобы они заглянули вам в глаза.

— А где ваши девочки?

— Я их отправила в ресторан. Пойдемте и мы туда.

— С удовольствием!

— Но прежде я хочу узнать… Видите того мальчика?

— Это Леонид Якобсон. А рядом с ним два брата — Костя и Сергей. Почему вы спрашиваете?

— Обратила внимание, как он танцует.

— О да! В этом ему нет равных. Настоящий талант… Русские воспитатели говорят, что его место в Мариинском театре.

— Словом, будущая знаменитость… — сказала Варвара. — И, наверно, в него влюблены девочки?

— Они не доверяют мне своих тайн. Но ничего удивительного, если он нравится ровесницам. Ведь Леня красивый мальчик, не так ли?

— Да. Как молодой Аполлон.

— Но при всем этом он простой и добрый.

— Давайте пригласим его на ланч, — предложила Варвара.

Спустя четыре часа «Манделей» подошел к Вест-Пойнту. Колонисты уже привыкли, что их везде кто-то ждет и встречает. На этот раз на берегу стояла группа юношей в синих брюках и куртках. Они были вежливы и предупредительны, как и полагается будущим офицерам.

Невдалеке возвышался красивый, словно пришедший из сказки, замок с зубчатой башней, готическими окнами, обрамленными плющом. Его стены покрывали темно-зеленые пятна мха. Дети с удивлением узнали, что за этими старинными стенами находятся ультрасовременные классы, гимнастический зал, плавательный бассейн и даже электростанция.

Мальчики сели за столы рядом с курсантами. Виталий Запольский попытался представить себя будущим офицером. Не получилось. Нет, это не его призвание.

А самые младшие предпочли старым стенам парк, большой, как лес. И не захотели оттуда уходить. Так и провели там весь день.

Поздно вечером «Манделей» подошел к пристани 132-й улицы, чтобы высадить гостей. Валя и Зоя Яковлевы, Барл Бремхолл и Леонид Якобсон взяли девочек на руки и помогли Варваре с дочками сойти на берег.

Потом они вернулись на пароход. Маленькие девочки посылали с берега воздушные поцелуи.

А Варвара со слезами смотрела на стоявших рядом Леню и Зою.

Счастливый день…

— Мистер Симонов!

— Слушаю, миссис Кемпбелл!

— Сегодня ваше дежурство.

— Помню, миссис Кемпбелл.

Через час дети вместе с воспитателями едут на экскурсию. А Симонов останется в Водсворте. Обязанностей у дежурного не так много. Военная администрация взяла на себя почти все заботы по содержанию лагеря. Наконец-то появилось время просмотреть газеты, которые ему каждый день приносит Леонтий Столяров, русский американец.

Газет целая стопа. Это «Нью-Йорк таймс», «Русский голос», «Трибюн», «Американские известия», «Гражданин», «Просвещение»…

Журналисты не оставляют детей ни на минуту, сопровождают во всех поездках, следят за жизнью колонии от зари до заката. Их интересует абсолютно все: чем кормят детей, что они думают об Америке и Красном Кресте, как относятся к большевикам, укачивает ли их в море, о чем пишут в своих письмах в Петроград и в чем больше всего нуждаются… Но особенно газеты хотят знать, как восприняла колония новость о ее временном размещении во Франции.

Симонов читает, не глядя на заголовки статей и названия газет, не обращая внимания на имена авторов. Слышит лишь голоса рассказчиков, сменяющих друг друга.

«…Милые русские дети! Вчера они прибыли с пароходом «Йоми Мару» в нью-йоркский порт. Два года мытарств по Сибири, утомительный переход через Тихий океан… А впереди — кто знает, сколько еще томительных дней придется перетерпеть, пока они попадут домой.

Милые дети! Смотришь на них — и сердце начинает ныть. Хочется всех приласкать, сказать в утешение так много. Тяжело вам без родительских ласк, отрезанным от дорогой родины!»

«…Достаточно присмотреться к детям, чтобы убедиться, что перед вами настоящие цветы русской юности. Промелькнетв детских глазах грусть по близким, затуманится юное личико. Но кругом друзья и товарищи!»

«…Встреча с детьми в Бронзвиле. Маленькая, одетая в новую матросскую блузку девочка спешит танцевать. Но какая-то старушка обхватила ее и спрашивает: «Девочка, ты едешь в Россию?» Девочка кивает белокурой головкой.Деточка, передай там поклон всем, — продолжает старушка. — Ох, Рассея, Рассея… Камни целовать там надо!» — Старушка прижимает девочку к исхудалой груди и горячо целует».