Дневник осады Порт-Артура

Статья седьмая

В воздаяние почести храбрым защитникам Порт-Артура русским военным и морским офицерам и чиновникам разрешается носить холодное оружие и иметь при себе предметы, необходимые для их жизни, и решено, что те из офицеров, охотников и чиновников, которые дадут письменное обещание не браться снова за оружие и ни в каком случае не действовать против интересов Японии во время настоящей войны, могут отправиться на свою родину.

Каждый офицер имеет право иметь одного денщика, который, как исключение, освобождается от письменного обещания.

Статья восьмая

Обезоруженные унтер-офицеры, солдаты и моряки Русской армии и флота, а также охотники должны двинуться целыми частями под командой их непосредственных офицеров к месту сбора, указанному Японской армией, в присвоенной им военной форме, имея при себе походные палатки и собственные вещи первой необходимости. Детали этого будут указаны японским комитетом.

Статья девятая

Для ухода за больными и ранеными и обеспечения пленных санитарный персонал и интендантская часть Русской армии и флота в Порт-Артуре должны оставаться до тех пор, пока Японская армия считает их необходимыми, и оказывать услуги под управлением японских санитарных и интендантских чинов.

Статья десятая

Размещение частных жителей, передача административных дел и финансов города вместе с документами относительно последних и другие дела, связанные с исполнением настоящей капитуляции, должны быть рассматриваемы в дополнении, которое имеет такую же обязательную силу, как и статьи капитуляции.

Статья одиннадцатая

Настоящая капитуляция должна быть подписана уполномоченными обеих сторон и вступить в силу тотчас же после подписания.

Шуй-Ши-Ин, 2 января 1905 года.

(Подписи)

Переводил прапорщик Малченко

ДОПОЛНЕНИЕ к капитуляции Порт-Артура, подписанной 2 января 1905 г.

Разъяснение I

Для исполнения капитуляции должны быть назначены Японскими и Русскими властями следующие комитеты:

I) Комитет относительно 6-й статьи капитуляции, состоящей из:

а) подкомиссии для фортов, батарей орудия, амуниции и проч. на суше;

б) подкомиссии для броненосцев, кораблей и лодок;

в) подкомиссии для провиантских складов;

д) подкомиссии для удаления опасных предметов.

II) Комитет относительно 8-й статьи капитуляции;

III) Комитет относительно 9-й статьи капитуляции;

IV) Комитет относительно 10-й статьи капитуляции.

Разъяснение II

Комитеты, упомянутые в разъяснении первом, должны быть в Шуй-Ши-Ине ровно в 9 часов утра 3 января и приступить к исполнению возложенных на них обязанностей.

Разъяснение III

Армия и флот, находящиеся в крепости Порт-Артур, должны выступить по частям согласно установленному Японской армией плану так, чтобы голова колонны прибыла к восточному концу крепости ровно в 9 часов утра 5 января для получения приказаний от комитета согласно 8-й статьи капитуляции. Только офицерам и чиновникам позволено иметь холодное оружие. Унтер-офицерам, солдатам, матросам не разрешается иметь никакого оружия.

Все лица ниже офицеров должны иметь при себе на одни сутки провизии.

Разъяснение IV

Русские должностные лица, не принадлежащие к армии или флоту, должны образовать группы по специальностям и следовать за войсками, упомянутыми в разъяснении третьем. Те должностные лица, которые не были внесены в списки волонтеров, должны быть освобождены без всякого обещания.

Разъяснение V

Для передачи фортов, батарей, зданий, складов и прочих предметов должны быть назначены по несколько офицеров, унтер-офицеров и других лиц и таковым остаться там, где эти предметы находятся.

Разъяснение VI

Лица, входящие в состав Русской армии и флота, добровольцы и должностные лица, которые будут носить оружие после 9 часов утра 5 января или же явятся на место сбора, подвергнутся достойному обращению со стороны Японской армии, кроме больных и раненых.

Разъяснение VII

Необходимые предметы, составляющие часть собственности офицеров, гражданских чиновников и должностных лиц, помеченные в седьмой статье капитуляции, будут подвергнуты осмотру, если сочтут нужным, и их багаж не должен превышать веса, дозволенного офицерам соответствующего чина Японской армии.

Разъяснение VIII

Военные и морские госпитали и госпитальные суда в Порт-Артуре будут осмотрены японским комитетом и будут использованы согласно правилам, выработанным этой комиссией.

Разъяснение IX

Мирные жители могут продолжать спокойно жить, и тем из них, которые пожелают оставить Порт-Артур, будет разрешено взять с собой всю их частную собственность. Семействам офицеров и чиновников, которые пожелают уехать, Японская армия представит все удобства, какие в ее силах.

Разъяснение X

Если Японская армия найдет нужным некоторых из жителей Порт-Артура выселить, то они обязаны сделать это своевременно и путем, указанным сей армией.

Разъяснение XI

Русский комитет, помеченный в десятой статье капитуляции, должен сообщить условия администрации и финансов и передать тому же комитету все документы и общественные суммы, относящиеся к этим делам.

Разъяснение XII

Японские военные пленные, находящиеся теперь в Порт-Артуре, должны быть переданы японскому комитету, упомянутому в девятой статье капитуляции в 3 часа пп. 3 января.

Шуй-Ши-Ин.

2-го января 1905 года.

Составлена в двух экземплярах и подписана уполномоченными.

Переводил прапорщик Малченко

22 декабря

Сегодня получил приказ о назначении меня в комиссию по сдаче батарей Тигрового полуострова японцам.

Откровенно говоря, мне было как-то особенно горько и обидно, что именно мне приходится сдавать японцам то, над чем я проработал почти семь лет моей жизни в Артуре.

На пристани у порта я встретился с капитаном Битнером, и мы вместе с японскими офицерами отправились на Тигровый полуостров.

В числе японцев один оказался православным и отлично владел русским языком. Кроме того, с нами ехал еще переводчик, который был одет в русское офицерское пальто с серебряными пуговицами с орлами. Этот последний подошел к нам и, хихикая, обратился ко мне:

— А я вас хорошо знаю.

Оказывается, этот японец еще до войны долгое время жил и работал в фотографии г-на Грибанова. Очевидно, кроме работы в фотографии, он между прочим занимался и шпионством.

Одновременно с нами японская рота в полном порядке села на баркас и переправилась через пролив на Тигровый полуостров.

Сначала мы взошли на Артиллерийскую батарею. Здесь японцы получили от нас четыре 6-дюймовых орудия в 190 пудов и по 5 снарядов на каждое орудие.

Приняв орудия, японцы подошли ко мне и попросили выдать им и таблицы стрельбы. Я с самым невинным видом начал уверять их, что мы стреляем без всяких таблиц, прямо на глазок. Японцы, конечно, этому не верили и, лукаво улыбаясь, очевидно, считали меня за необыкновенного нахала.

К несчастью, все дело испортил не в меру услужливый командир этой батареи, штабс-капитан X., который неожиданно принес и передал японским офицерам свои таблицы.

Те чрезвычайно обрадовались, благодарили любезного штабс-капитана, а в мою сторону кидали самые недружелюбные взгляды.

Я сделал вид, что не заметил поступка нашего не в меру наивного штабс-капитана.

Японцы долго и внимательно осматривали наши орудия, удивлялись малому количеству оставшихся снарядов и наконец, в довершение всего, потребовали показать им все приемы заряжания орудий. Но против этого я решительно восстал и наотрез отказался исполнить их требование.

Японцы опять на меня покосились. Я же нарочно продолжал шутить самым развязным образом.

— Охота вам, — говорил я японцам, — учиться еще стрелять из наших пушек, все равно скоро их нам отдадите обратно. Ну а когда я приеду к вам с генералом Куропаткиным в Токио, то буду принимать от вас пушки и без такого подробного осмотра.

Японцы громко смеялись и, очевидно, были поражены моим нахальством.

Вскоре мы дошли до большого склада слесарных инструментов, принадлежавшего Артиллерийскому ведомству. Инструменты были совершенно новые.

Здесь я заметил, что в глазах у японцев сверкнул какой-то огонек. Они, очевидно, поняли, что перед ними богатая добыча. Действительно, склад стоит около сорока тысяч рублей.

Здесь японцы опять набросились на нас и стали требовать описи, но ее при нас не оказалось. Японцы, привыкшие к строгому порядку во всем, были прямо поражены на каждом шагу полным его отсутствием у нас, русских.

Требования описи были не только настойчивы, но носили даже угрожающий характер. С величайшим трудом удалось мне успокоить и убедить японцев, что требуемые описи они могут получить впоследствии в Артиллерийском управлении.

На 9-й батарее японцам достались три 6-дюймовые пушки Канэ, сильно расстреленные. Две другие пушки совершенно испорчены: одна из них была подбита японским снарядом, другая разорвалась во время собственного выстрела.

Дальнейшее сопутствование японцам в их путешествии по батареям я считал для себя совершенно излишним, почему раскланялся и уехал назад в город.

* * *

Все правительственные учреждения в городе были закрыты.

Японцы группами разъезжали и расхаживали по нашему Артуру.

Среди наших солдат еще днем началось повальное пьянство и неразлучно связанные с ним безобразия и буйства. К вечеру и особенно ночью бесчинства, творимые солдатами и матросами, достигли угрожающих размеров. Проезжая вечером по Новому Городу, я слыхал в разных местах крики и выстрелы. Ночью наши солдаты подожгли казармы 10-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, которые и горели целую ночь.

Днем матросы и солдаты разбили типографию «Нового края» и уничтожили находившийся там склад газет за пять лет.

Самому беспощадному разграблению подвергся магазин Чурина. Материи рвались тут же на улице на куски...

Все эти безобразия принуждали японцев поспешить с выводом нашего гарнизона из крепости.

23 декабря

Погода чудная. Тепло.

Сегодня с раннего утра начали выводить гарнизон из крепости.

Всю квартирную обстановку, вещи, белье, платье и вообще всю утварь пришлось оставить.

Согласно капитуляции, можно было взять только самые необходимые вещи, в общей сложности не более пуда.

Проходя по Новому Городу, я увидел новое пожарище. Оказывается, наши солдаты зажгли казармы 12-го В.-С. стрелкового полка, а недалеко от 5-го временного укрепления — Саперные казармы. Внутри последних, вероятно, нарочно была положена масса ружейных патронов, так что пожарище сопровождалось все время взрывами целых ящиков их зараз.

Вдали у подошвы «Новой батареи» горела лесопилка китайского купца Тайхо.

Не обошлось и без кровавых столкновений.

Трое наших солдат, напившись, полезли грабить, а может быть, и поджигать цейхгаузы одного полка. К зданию этому были уже приставлены японские часовые. Японцы всячески старались отогнать наших солдат, но все их усилия были тщетны: наши буяны продолжали лезть, не обращая никакого внимания на часовых. Тогда те примкнули штыки и... перекололи не в меру расходившихся наших солдат.

Приемка нашего гарнизона сильно затягивается. Сегодня за весь день успели принять только 5-й и 16-й В.-С. стрелковые полки.

Вечером пришлось вернуться для ночлега назад в город. Японцы хозяйничали, распоряжаясь в нашем Артуре с замечательным умением, но держали себя вполне корректно...

24 декабря

Погода стоит отличная.

Вчера ночью наши солдаты бросились грабить магазин золотых вещей г-на Вирта. Разбили его помещение, а внутри все перебили и часть успели разграбить.

Вообще, насколько поведение «победителей» поражает каждого своей корректностью, настолько поведение «побежденных» отличается безобразием и буйством.

Сегодня утром японцы принимали 14-й В.-С. стрелковый полк.

Генерал Фок, находясь в обществе офицеров Генерального штаба Японской армии, пропускал мимо себя части нашего гарнизона.

14-й полк что-то замешкался, тогда генерал Фок неожиданно крикнул:

— Где 14-й полк?! Всегда и везде опаздывает! Передайте командиру полка, полковнику Савицкому, чтобы он не боялся, здесь не стреляют!

Такие оскорбительные слова были брошены тому самому славному 14-му полку, который потерял за время осады три четверти своего состава и командир которого, полковник Савицкий, был ранен!

Выходка генерала Фока поразила всех своей бестактностью. К тому же добрая половина офицеров японского Генерального штаба, окружавших генерала Фока, понимала по-русски и, вероятно, немало была удивлена, слыша, как русский генерал «приветствует» свой боевой полк.

Проезжая сегодня по Новому Городу, я видел большой вьючный караван японского Красного Креста, который направлялся к нашим госпиталям. Наше же начальство, в пылу общей сумятицы и растерянности, совершенно забыло о несчастных больных и раненых.

Переговоры по капитуляции крепости велись тремя офицерами нашего Генерального штаба, а именно: полковником Рейсом и подполковниками Дмитриевским и Хвостовым.

Единственная льгота, которую удалось выговорить у японцев, была возможность отъезда в Россию всем офицерам; давшим соответствующую подписку.

Государь Император своей телеграммой разрешил желающим гг. офицерам вернуться в Россию, а остальным предложил «разделить тяжелую участь своих солдат в японском плену».

Комендант, генерал-лейтенант Смирнов, первый заявил, что идет в плен, и сейчас же послал об этом донесение генерал-адъютанту Стесселю.

Среди остальных офицеров начались колебания. В конце концов после долгого обсуждения решили ехать в Россию:

Генерал-адъютант Стессель и весь его штаб во главе с полковником Рейсом.

Все офицеры Генерального штаба и военные инженеры.

Командиры бригад, генерал-майоры Надеин и Горбатовский.

Командиры полков:

5-го В.-С. стрелкового полковник Третьяков.

14-го — полковник Савицкий.

15-го — полковник Грязнов.

25-го — подполковники: Некрашевич, Поклад.

27-го — полковник Петруша.

28-го полковник Мурман.

Командир минной роты подполковник Бородатов.

Командир 2-й батареи 7-го В.-С. стрелкового дивизиона Швиндт.

Остальных не помню.

В плен пожелали идти:

Комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов.

Командир крепостной артиллерии генерал-майор Белый и большинство его офицеров.

Командир 26-го полка полковник Семенов и большинство его офицеров.

Командир саперной роты подполковник Жеребцов.

Командир телеграфной роты подполковник Глоба и все его офицеры.

Командиры артиллерийских дивизионов полковники Ирман и князь Мехмандаров и большинство офицеров полевой артиллерии.

Генерал-лейтенанты Фок и Никитин.

Кроме того, много пошло в плен и офицеров флота.

Все войска наши проходили мимо японских офицеров, которые их выстраивали, точно пересчитывали и направляли по дороге в г. Дальний.

Офицеры, желающие ехать в Россию, входили в особую палатку, над которой стояла надпись «Место клятвы», и расписывались на разложенных там листах.

На заголовке листов было написано:

«Мы, нижеподписавшиеся, объявляем под клятвой не поднимать оружия и не действовать никаким способом против интересов Японии до самого конца настоящей войны».

Около проволочного заграждения, в ворота которого дефилировали наши войска, стояла кучка японских офицеров и солдат.

Никаких воинских почестей японские войска нам не отдавали. Такое пренебрежение действовало на всех нас самым угнетающим образом.

К стыду нашему, никто из нашего начальства не знал точно численности гарнизона крепости. Все мы потому с нетерпением ждали, когда японцы нас пересчитают и сообщат нам, наконец, точную его цифру.

Вообще приходится сознаться, что насколько точно и определенно было все расписано и распределено у японцев, настолько у нас во всем царила полная бестолковщина. Чем занято было наше начальство и штабы, никто не знал.

Могу сказать только одно, что если и происходили какие-нибудь задержки и недоразумения, то исключительно по вине нашего же начальства.

Нужно заметить, что количество пленных нижних чинов стало значительно больше того количества, которое значилось в частях по последним спискам. Происходило это оттого, что всех больных и раненых мало-мальски поправившихся велено было выписать из госпиталей и отправить в свои части. Эти несчастные, полубольные, едва державшиеся на ногах, рвались теперь попасть в свои роты, чтобы в плену находиться в близком кругу своих боевых товарищей.

Кроме того, выползли на свет Божий и те, которые всю осаду преспокойно отсидели в разных «пещерах» и «блиндажах». Теперь, когда всякая опасность миновала, они, конечно, всячески стремились протиснуться вперед и первыми уйти в г. Дальний.

25 декабря

Сегодня, после множества хлопот и суеты, японцы нас, наконец, пересчитали, переписали и приняли. Это было уже под вечер. На ночь японцы нас отправили в одну из ближайших деревень. В этой-то разрушенной деревушке нам, маленькой группе офицеров, и пришлось переночевать.

Единственная уцелевшая фанза (изба) была занята японским майором и его офицерами.

Мы начали роптать.

К нам вышел маленький подвижный японский офицер, который довольно прилично говорил по-французски и по-немецки.

Я обратился к нему и объяснил ему причину нашего недовольства.

Офицер тотчас же вызвал нескольких японских солдат, которые тут же начали из досок и циновок строить нам шалаш, несмотря на то что мы сами имели в эшелоне целую роту саперов.

Через каких-нибудь полчаса шалаш был готов, и мы, «побежденные», разлеглись в нем на ночевку.

Тот же офицер попросил сообщить ему сведения о количестве нижних чинов и офицеров и выдал нам провизию: галеты, мясные консервы, прекрасный буковый уголь для костров и овес для лошадей.

Офицерам в виде особого внимания было принесено 5 бутылок рома и 6 бутылок виски.

Немного спустя ко мне пришел опять тот же японский офицер и сказал, что он готов всем нашим солдатам выдать на ночь циновки, но с тем условием, чтобы их ему потом вернули.

Дело в том, что прошлой ночью войска наши, ночевавшие на этом же месте, сожгли все выданные им циновки, а между тем их так трудно здесь достать, да и в обыкновенное время каждая из них стоит около 50 копеек.

Я спросил начальников отдельных частей, могут ли они поручиться, что солдаты их не растеряют и не сожгут циновки и тем не введут японцев в лишние расходы.

Наши командиры ответили отрицательно, и нашим солдатикам так и пришлось ночевать на сырой земле.

Расположившись в нашей палатке, мы затащили к нам японского офицерика поужинать и выпить.

Исполнив все свои служебные обязанности, маленький японец залез, наконец, хихикая, к нам в палатку. Поднося ему рюмку за рюмкой, мы, наконец, напоили нашего победителя. Нашелся среди нас капитан Р., говоривший немного по-японски, который и начал рассказывать веселые анекдоты на японском языке, от которых маленький японец прямо помирал со смеху.

Капитан Р., между прочим, показал японцу чудные золотые часы с массой брелков и с веселой картинкой под нижней крышкой.

Японец был в восторге и хохотал до упаду. Дорогая вещь, однако, произвела на него, по-видимому, сильное впечатление. Обернувшись ко мне, он сказал по-немецки, что был бы очень доволен, если бы русские офицеры подарили ему что-нибудь на память.

После обсуждения этого вопроса компания решила отцепить у капитана Р. один из его бесчисленных брелков и подарить, японцу. Это было тотчас исполнено, и японец получил на память золотой складной карандаш, чем и был страшно доволен.

Я от него получил визитную карточку (...).

Этот японский капитан, по его словам, несколько раз участвовал в сражениях, был ранен под Высокой горой в сентябрьских штурмах, затем ездил в Японию лечиться, после этого штурмовал наши позиции на Малой Голубиной бухте в декабре и, наконец, на днях должен был выступить со своим полком к Мукдену.

Из его слов выяснилось, между прочим, что под Артуром до последней минуты было сосредоточено для ведения осады более сорока тысяч японских войск.

Большинство этих войск под командой генерала Ноги должны были на днях выступить на север.

26 декабря

Все встали рано.

Наскоро закусив, мы собрались в дальнейший путь.

Любезность и услужливость японцев и на этот раз нам помогли. Они взяли часть наших вещей на своих вьючных лошадей и вызвались доставить все это до станции железной дороги.

Мы тронулись в путь.

Часть офицеров шла пешком, часть ехала в своих экипажах.

День был отличный. Было так тепло, что многие шли, расстегнув пальто.

Японцы вели нас к Дальнему далеким кружным путем. Делалось это для того, чтобы мы не могли рассмотреть их осадных работ.

Однако кое-что все-таки удалось увидеть.

Осадные работы японцев под Артуром поражали своими грандиозными размерами. По всем позициям, например, были проведены переносные железные дороги.

В одном месте мы встретили группу японцев человек в 30, которые на лямках везли 120-миллиметровое орудие с удивительной быстротой, почти на рысях. Все было обдумано до мелочей и пригнано замечательно аккуратно, и громадное тяжелое орудие под дружные крики японцев-кули: «Гейша, гейша!» — быстро двигалось от Артура на север к армии генерала Куропаткина.

Здесь я обратил внимание, что одно колесо у орудия было подбито и испорчено. Очевидно, один из наших снарядов упал вблизи этого орудия и, конечно, вывел кого-нибудь из строя.

Наш эшелон конвоировался весьма небольшим отрядом пехоты, под командой одного офицера. На полпути нам сделали привал и роздали консервы.

Привал наш находился недалеко от громадного интендантского склада. Я из любопытства пошел его осматривать.

Бунты с мешками, ящики с консервами, прессованное сено, древесный уголь в особых мешках из рогожи и пр. — все это лежало в удивительном порядке.

Здесь я обратил внимание на запасы свежей китайской капусты, аккуратно разложенной на особых стеллажах из бамбука.

Всему этому порядку и чистоте, я думаю, позавидовали бы даже немцы.

К железной дороге, на одиннадцатую версту, мы прибыли поздно вечером.

Сделав не менее 24 верст, мы все страшно устали.

В этом месте, около самой железной дороги, японцы поставили нам большие парусиновые палатки, внутри которых стояли железные печки. Кое-как закусив, мы легли опять на голую землю, подложив лишь под себя по циновке.

Ночь была хотя и без ветра, но очень холодная. Железная печь быстро остывала, лишь только в нее переставали подкладывать новые порции угля.

Все мы сильно мерзли и кутались в свои единственные пальто.

Однако, несмотря на холод и неудобства, все скоро заснули, утомленные большим дневным переходом.

27 декабря

За ночь все сильно промерзли и простудились, так что утром большинство кашляло.

После долгих хлопот мне удалось в полдень выехать в г. Дальний на поезде, который вез пленных артиллеристов Квантунской крепостной артиллерии.

Часть офицеров попала в закрытый вагон, а остальным пришлось ехать на открытых платформах.

По приезде в г. Дальний нас пропустили через карантин, где доктор подробно осматривал каждого. Кроме того, нас здесь снова точно пересчитали.

После всей этой процедуры мы наконец вошли в самый город.

На улицах царило сильное оживление. Масса китайцев и японцев с величайшим любопытством и даже удивлением смотрела на толпу русских офицеров, уныло бредущих пешком под слабым конвоем японских солдат.

Думаю, что мы представляли собой не особенно веселую картину.

Наконец мы добрались до недостроенного здания, предназначавшегося некогда для мужской и женской гимназии.

Здесь нас снова переписали. Тем, кто выразил желание ехать в Россию и дал требуемую подписку, надели на левый рукав синюю повязку.

Перед входом здания, где мы должны были ждать парохода, выставлен был большой деревянный щит с надписью: «Квартира для плена».

В этой-то «квартире для плена» нас и разместили самым ужасным образом.

О каких-либо удобствах не было и помину.

Здание было едва приспособлено для жилья. Часть окон была заделана, в остальных вставлены маленькие переплеты.

Вообще помещение это очень напоминало пересылочную тюрьму.

Я вместе с остальными товарищами по несчастью расположился на полу в большой комнате.

Посередине нашего помещения был поставлен большой деревянный ящик с золой, и на ней горел японский древесный уголь. На этой импровизированной жаровне готовили себе ужин. Сообразительные денщики умудрились достать какую-то сковородку, и на ней шипела аппетитная яичница с ветчиной.

Посмотрел я на это соблазнительное яство, проглотил набежавшую в рот слюну и невольно подумал: «Ведь всего семь дней тому назад в Порт-Артуре за это самое блюдо пришлось бы заплатить бешеные деньги. Десяток яиц еще, пожалуй, можно было бы достать по 2 руб. за штуку, но что касается ветчины, то ее добыть было еще труднее».

Соблазненный зрелищем вкусного блюда, я отдал и своему юркому вестовому соответствующее распоряжение, а сам, предвкушая будущее блаженство, лег на полу, на грязный соломенный японский тюфяк, и задумался.

Итак, я в плену: грязный, немытый, обросший бородой, в грязном засаленном сюртуке и порванном пальто, голодный и усталый нравственно и физически, лежу на соломе в комнате, похожей скорее на хлев, чем на человеческое жилье...

Вспомнились мне слова гальского полководца Брена, воскликнувшего при взятии Рима: «Горе побежденным!»

Да, мы побеждены, и это наш справедливый удел...

Мысли мои начали путаться, и я заснул...

— Ваше Высокоблагородие, яичница готова, — раздалось внезапно у меня над ухом.

Я вскочил, протер глаза и подошел к столу, где кроме яичницы мой нижегородец умудрился зажарить и курицу.

Оказывается, что у японских солдат можно было достать решительно все, конечно, за приличное вознаграждение. Оно, впрочем, было пустяками сравнительно с теми ценами, которые господствовали у нас в последние дни в Порт-Артуре.

Вечером явился к нам японский переводчик, который и выдал нам так называемый «казенный паек», а именно на 25 человек офицеров нам отпустили: 5 белых хлебов, одну коробку масла и одну средней величины коробку корибефа[6].

При этом японец извинился за японское начальство, которое, ввиду внезапного падения Порт-Артура, не могло устроить гг. офицеров более удобно.

Здесь же, в разговоре с моими сожителями, офицерами, я узнал приблизительную цифру Артурского гарнизона, который сдался японцам и вышел из крепости.

Вот эти цифры:

4-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия

5-й В.-С. стрелковый полк — 1245 чел.

13-й « — 638 чел.

14-й « — до 800 чел.

15-й « — до 1400 чел.

16-й « — до 900 чел.

1-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия

25-й В.-Сиб. стрелковый полк — до 1520 чел.

26-й « — до 1000 чел.

27-й « — до 2297 чел.

28-й « — до 2480 чел.

Квантунская крепостная артиллерия — до 2860 чел.

Саперная рота — до 268 чел.

Телеграфная — до 60 чел.

Минная — до 143 чел.

Железнодорожная рота — до 150 чел.

Полевой артиллерии — до 1100 чел.

Моряков — до 5600 чел.

Более точных цифр узнать было нельзя, они были известны только японцам...

Таким образом, всего из крепости вышло приблизительно до 22 381 человек, не считая гг. офицеров.

Откровенно говоря, я никак не ожидал такой большой цифры.

Тут я невольно вспомнил слова одного солдатика, произнесенные им еще во время дефилирования наших войск перед японскими счетчиками при выходе из Артура: «На позициях-то никого не видать было, а домой-то теперь народу сколько прет!»

И он был прав...

Правда, среди них была масса раненых и больных, совершенно негодных для строя. Объясняется все это, во-первых, приказом генерала Стесселя, а во-вторых, и их собственным желанием идти в японский плен вместе со своей ротой и боевыми товарищами.

Странно только одно, что штаб укрепленного района всегда давал нам во время осады цифры нашего гарнизона гораздо меньшие.

Здесь я случайно познакомился со штабс-капитаном 13-го В.-С. стрелкового полка Балиным, который сообщил мне приблизительное число своих солдат, которые до конца находились на позиции и оттуда прямо были сняты и уведены в плен.

Таким образом, 13-й полк, имевший в начале осады более 3000 человек, оставил выбывших из строя при обороне Порт-Артура 2340 человек. Из числа идущих в плен половина была больных и раненых.

Надо, однако, думать, что наибольшие потери были в 5-м В.-С. стрелковом полку, который в течение осады три раза наполнял свой состав из запасных батальонов, денщиков и госпитальных команд.

28 декабря

Ночью произошел неприятный инцидент. Двое наших зауряд-прапорщиков успели до того напиться, что завязали между собой драку. Японцам пришлось вмешаться в дело и связать этих «русских варваров»...