Притворство

— Через две недели в Брайтоне. — Лори посмотрел на дочь, и имя Сирины повисло в воздухе непроизнесенным, а он потянулся за виноградом. — Почему бы тебе, малышка, не прийти еще раз на репетицию? Нельзя же все время убегать от себя.

— Только после моего дебюта, папа. — Голос Энн дрогнул. — Есть предел тому, что может знаменитый Лэнгем!

В пятницу утром Арнольд Бектор решил пораньше отпустить труппу. Однако он назначил дополнительную репетицию в воскресенье днем.

А до тех пор забудьте о пьесе, — приказал он.

Мне все равно, чем вы будете заниматься, но к генеральной — чтобы вернулись свеженькими.

Вернувшись раньше обычного домой, Энн очень удивилась, застав в гостиной Десмонда, и на мгновенье подумала, не отец ли снова разыгрывает из себя Купидона.

Энн, дорогая! — Десмонд вскочил на ноги. — Я и не ждал тебя так скоро. Энн улыбнулась.

Вектор измочалился сам и потому дал отдохнуть нам!

Да, по тебе видно, что отдых не помещает.

— Не помешает. — Она буквально свалилась на диван, и он сел рядом.

— Как насчет того, чтобы съездить на уик-энд к Риисам? Я сейчас туда еду и знаю, что они тебе очень обрадуются.

— У меня в воскресенье днем репетиция.

— Значит, я привезу тебя назад в воскресенье утром. — Он схватил ее за руку. — Скажи, что поедешь. Это пойдет тебе на пользу.

— Да, пожалуй, — нервно согласилась она. — Я тогда пойду уложу чемоданчик.

— Твоя мама уже это сделала за тебя. Энн невольно улыбнулась.

— По-моему, это называется сговор!

— Из самых лучших побуждений. — Десмонд приподнял ее лицо пальцем под подбородок. — Наводи боевую раскраску и поехали.

Энн слишком устала, чтобы поверить, будто сможет получить удовольствие от этой поездки или чего бы то ни было. Но когда они выехали на дорогу к Чингорсту, она почувствовала, что напряжение спадает. После Пола отношение к ней Десмонда было просто бальзамом на душу. К тому времени как показался знакомый дом в елизаветинском стиле, она уже была полностью готова наслаждаться уик-эндом. Но это чувство тут же пропало при виде стоявшего у дома “бентли”. Она сердито повернулась к Десмонду.

— Почему ты мне не сказал, что Пол тоже будет здесь?

— Потому что знал, что тогда ты не поедешь, — он схватил ее за руку. — Ты не можешь все время убегать от него, Энн. Ты должна повстречаться с ним и потом выбросить его из головы. Из того немного, что я знаю, очевидно — они с Сириной вполне стоят друг друга.

Сжав зубы, Энн вышла из машины, заставляя себя улыбаться вышедшей их встречать Коре.

— Дорогие мои, хорошо, что вам удалось рано приехать. — Она поцеловала Энн. — Как там Лори и Анжела?

— Спасибо, хорошо. Как близнецы?

— Они на неделю уехали к моей матери, и мне их ужасно не хватает.

Продолжая говорить, Кора привела их наверх и открыла дверь комнаты, которую Энн занимала в прошлый свой приезд:

— Как только будете готовы, спускайтесь, мы будем сидеть на террасе.

Энн переоделась к обеду и долго стояла у окна, не имея охоты спускаться вниз. Она подошла к зеркалу шкафа и, хорошенько рассмотрев себя, должна была признаться, что оделась не для себя или Десмонда, а в расчете на Пола. Бледно-лимонный шифон, лишь немного более темный, чем ее волосы, облегал ее, подчеркивая красоту фигуры. Так как ей надоело носить распущенные волосы, она подняла свои локоны короной наверх, и эта сложная прическа очень подходила к изысканности фасона ее платья.

В дверь постучали; с разрешением войти в дверях появился Десмонд. При виде ее он восхищенно заулыбался.

— Надеюсь, все это для меня?

— А для кого же еще? — мужественно проговорила она. — Ты здесь единственный свободный мужчина.

Он схватил ее руку и поднес к губам.

— Я чувствую, что нам предстоит очень интересный уик-энд.

Все еще не выпуская ее руки, он проводил ее вниз, через холл и гостиную. С террасы доносился смех и позвякивание льда в стаканах, но весь шум стих, когда Десмонд ввел туда Энн.

Кора заговорила первой.

— Дорогая моя, как изумительно вы выглядите!

Эдмунд шагнул вперед и засуетился, усаживая Энн, наполняя ее стакан и подавая бутерброд. Она невозмутимо принимала все его ухаживания, но остро чувствовала при этом присутствие сидящих несколько в стороне Пола и Сирины. Энн, одетая в бледно-лимонный шелк, была необыкновенно очаровательна.

— Я целую вечность не видела вас, Энн. — Голос Сирины звучал отчетливо и громко. — Нашли вы себе другую секретарскую работу?

— Вы несколько отстали от жизни, — протянула Энн. — Эту роль я давно бросила.

— Неужели? А что вы играете сейчас? Эдмунд кинулся заполнять наступившее злое молчание.

— Давайте выпьем, а потом все узнаем.

— Выпьем за что? — поинтересовалась Сирина.

— За пьесу “В тисках”.

Впервые за вечер раздался голос Пола:

— Только не говори мне, что их снова ставят.

— Ставят. Я думала, ты знаешь.

— Такова слава, — вздохнула Кора. — Ее ставит Арнольд Бектор, а Энн играет там ту роль, которую когда-то играла я.

Стакан в руке Пола дрогнул, и он промокнул пролившуюся жидкость носовым платком.

— Как интересно. Это Лори раздобыл для вас эту роль?

Энн вспыхнула.

— Мой отец “раздобыл” для меня только прослушивание.

— Не скромничайте, — вмешалась Сирина. — Лично я считаю, что иметь влияние — замечательно.

— Да, уж вам-то это прекрасно известно, — ответила Энн, — хотя ваше влияние осуществляется несколько иным способом, не таким, как у меня.

Десмонд фыркнул, но тут же перевел смех в кашель, а Кора, чтобы разрядить обстановку, засуетилась с напитками. Энн взяла из ее рук бокал. Казалось бы, она могла торжествовать, но раздражение Сирины ей удовлетворения не принесло. Она понимала, что долго парировать выпады Сирины не сможет.

Большой бриллиант сверкал на изящной ручке, лежавшей на рукаве Пола. Затем эта ручка поднялась и скользнула по щеке Пола, потом погладила его по голове…

Энн отвернулась и встретилась глазами с Десмондом. Какое-то мгновение он смотрел на нее, затем, поняв мольбу в ее взгляде, встал:

— Позволь, пока не стемнело, показать тебе сад. С тех пор, как ты здесь была. Кора сделала в нем кое-какие изменения.

Они вместе сошли по ступенькам и прошли по лужайке в небольшую живую беседку из роз.

Воздух был напоен тяжелым их ароматом, Энн задрожала и опустилась на скамью.

— Это будет ужасный уик-энд.

— Наоборот, прекрасный. Еще пара таких ответов Сирине, и ты заткнешь ее насовсем.

— Она причиняет мне боль, не говоря ни слова. — Энн не поворачивала лица в его сторону. — Ей для этого достаточно сидеть рядом с Полом и… О, Десмонд, я не знаю, как я это выдержу?!

— Ты должна выдержать, дорогая. — Он ласково взял ее за плечи и повернул к себе. — Я тебе уже говорил, нельзя убегать от себя. У тебя с Полом нет будущего, поэтому следует искать что-то другое.

Она неохотно улыбнулась:

— Я так полагаю, что у тебя на примете никого нет?

— Ты не правильно полагаешь.

Десмонд склонился над ней и попытался поцеловать. Идущий через лужайку к ним Пол был достаточно близко, чтобы не заметить это. Он остановился на некотором расстоянии и раздавил каблуком сигарету.

— Обед подан, — позвал он. — Если можете оторваться от любования природой, идемте!

— Как же ты умеешь все испортить!

На этот раз она, привстав, демонстративно поцеловала Десмонда. Энн сделала это вполне обдуманно. Когда она снова повернула голову. Пола уже не было.

Во время обеда она мужественно старалась вести себя, как обычно, и, поняв ее состояние. Кора и Эдмунд увели разговор от театра. После кофе Эдмунд установил экран и стал показывать фильмы, в которых играли он и его друзья. Глядя на ленты своего детства, Энн смогла наконец сбросить внутреннее напряжение и позволить себе хоть изредка смотреть на сидящих рядышком Пола и Сирину. Было еще довольно рано, когда она извинилась и, сославшись на усталость, ушла спать. Она действительно устала настолько, что не могла ни о чем думать, и заснула, как только ее голова коснулась подушки.

Ее разбудил звонок внутреннего телефона. Она открыла глаза и сразу зажмурила их от лившегося в комнату солнечного света. Дребезжание звонка продолжалось, и она нехотя подняла трубку. Это был Десмонд, голос его звучал ликующе:

— Дорогая, день изумительный! Что скажешь насчет пикника?

Энн была счастлива согласиться на что угодно, лишь бы уйти из дома, находиться в котором было для нее невыносимо. Договорившись встретиться с Десмондом в гараже, она вскочила с постели и стала одеваться. Быстро умывшись и проведя гребнем по своим белокурым волосам, Энн сбежала по ступенькам к большому сараю, который служил гаражом. Поравнявшись с деревянной дверью, она увидела Сирину, стоявшую около “бентли”.

— Привет, Энн, — протянула та. — Убегаете отсюда?

У Энн перехватило горло.

— Мы с Десмондом отправляемся на пикник.

— Какое совпадение! Мы тоже.., надеюсь, не в одном направлении!

— Безусловно, если скажете, в какую сторону направляетесь вы, — мрачно ответила Энн. — Хотя, весьма вероятно, что вы лучше играете в присутствии зрителей.

— Пол — единственный зритель, который мне нужен. — Сирина залезла в машину и включила зажигание. — Знаете, я не виню вас за попытку покорить его. В вашем положении я бы сделала то же самое.

— Вы и сделали, — кивнула Энн, — и выиграли.

— Я удивлена вашей готовностью признать это.

— У меня нет ложной гордости.

— Да-а, крепко вас прихватило, — рассмеялась Сирина. — Если отбросить самолюбие, я почти могу пожалеть вас.

И прежде чем Энн успела что-нибудь ответить, “бентли” выскользнул из сарая, чуть не сбив направлявшегося внутрь Десмонда.

— Так, так, — заметил он, — наша рыженькая нынче рано вспорхнула и запела.

— Она отправляется на пикник, — без энтузиазма сообщила ему Энн.

— Мы тоже, так что не надо выглядеть такой несчастной. — Он поцеловал ее в щеку и придержал дверцу машины, пока она садилась. — Боюсь, это не “бентли”.

— Я предпочитаю двухместные.

— Спасибо за ложь! — Он сел в машину рядом с ней. — Сирина что-то тебе сказала?

— Обычное мяу-мяу.

— Я так и подумал по выражению ее лица. Вооружись здравым смыслом по примеру дядюшки Десмонда и забудь.

Понимая разумность этого совета, Энн сделала усилие забыть о происшедшем, потому что только так она могла успокоиться. И все же одна мысль о том, что Пол так близко, не позволяла ей этого сделать: как бы он ни злился на Энн, не могло же это сделать его таким слепым, чтобы не видеть — с Сириной счастья у него не будет. Да, он любил ее когда-то. Но наверняка в последующие годы достаточно повзрослел, чтобы понять, что она собой представляет. Или не повзрослел?

Десмонд остановил машину около зарослей дороги, и они пешком пошли по извилистой тропинке через луг. Трава была скошена, и пасшиеся там коровы равнодушно смотрели на них, пережевывая свежее сено. На дальней стороне луга под раскидистым деревом Десмонд растянулся на земле и потянул Энн за руку сесть рядом.

— Будем есть сейчас или попозже?

— Попозже, — она улыбнулась, — сейчас только одиннадцать часов.

— Действительно. Наверное, это свежий воздух вызывает голод.

Энн легла на спину и закрыла глаза, чувствуя, как успокаивается и расслабляется. Солнечные лучи согревали ее лицо. Десмонд говорил тихо, рассказывал забавные истории о начале своей актерской карьеры. Он не прикасался к ней, не пытался флиртовать, и, облегченно вздохнув, она позволила мыслям течь спокойно и неторопливо. Постепенно она перестала разговаривать и задремала, убаюканная теплом и сладким запахом сена.

Энн открыла глаза первой и, повернувшись на бок, пощекотала нос Десмонда травинкой. Он вздрогнул и сел, укоризненно качая головой.

— Если еще раз такое сделаешь — нарвешься на неприятности. Она усмехнулась.

— А может, я хочу нарваться!

— Нет, со мной не хочешь.

Она не ответила, а он, схватив ее руку, прижал к губам. Глядя на его склоненную голову, Энн поняла всю истинность его слов. И еще поняла, что если будет продолжать видеться с ним, рано или поздно за это придется поплатиться.

Они вернулись в дом поздно, в конце дня, и Энн сразу прошла в свою комнату. Как только дверь за Десмондом закрылась, она, как марионетка без ниточек, свалилась на постель. Внизу часы пробили шесть. Вздохнув, она собралась с силами и села. Стараясь ни о чем не думать, она умылась и переоделась. На этот раз она надела совсем другое платье, алого шелка, строгое, ниже колен и закрывающее шею. И волосы она причесала по-другому, в стиле более подходящем к платью: распущенные, они золотым облаком свободно падали на плечи.

Не дожидаясь Десмонда, она спустилась вниз. Ее каблуки звонко стучали по паркету, когда она шла в гостиную. На пороге она резко остановилась. У винного шкафчика стоял Пол. Сердце ее замерло. Помимо воли и не замечая этого, она с нежностью смотрела на его сосредоточенный профиль и руки, тонкие и узкие, смешивающие коктейль.

— Хелло, Пол, — хрипловатым голосом произнесла она.

— Боже мой, ты так рано! Я не… — Он обернулся и замолчал. — Энн! Я понятия не имел, что это ты. Я думал, это Сирина. Хочешь выпить?

— Да, пожалуйста, мартини.

Он смешал коктейль и принес через всю комнату ей. Она взяла бокал, попробовала и скорчила гримасу.

— Чересчур сухо.

— Возьми мой.

Она с улыбкой взяла, с трудом сдерживаясь, чтобы не приложить губы к краю, которого он только что касался.

— Как тебе работается с Бектором? — тихо спросил он.

— Хорошо. Он изумительный режиссер. — Она тихонько отпивала из своего бокала. — Я слышала, есть шанс, что твоя пьеса поедет в Нью-Йорк?

— Да, это сейчас проговаривается. Она быстро поставила бокал и, подойдя к боковому столику, взяла сигарету.

— Ты прелестно выглядишь на фоне деревянной обшивки, — внезапно сказал он. — И эта красная штука тебе идет.

— Поэтому я ее и купила.

— Ослепить Десмонда? Она облизала сухие губы.

— А ты находишь, его надо “ослеплять”? Она выдохнула облако дыма и, когда оно рассеялось, посмотрела на Пола, опершегося на ручку кресла.

— Твой отец настаивает, чтобы мы все пришли в понедельник в “Кипарис” посмотреть тебя.

Она вздрогнула и, снова став собой, воскликнула безо всякой наигранности:

— Ни в коем случае!

— Я обязательно приду. Полагаю, это будет любопытно. Весь второй ряд будет занят твоими друзьями и доброжелателями!

Ее спасло от ответа появление Десмонда, за которым почти сразу последовали Кора и Эдмунд. Они поболтали за коктейлями о том, о сем, а когда часы пробили восемь, Эдмунд вскочил и экспансивно объявил, что дольше ждать обеда не намерен. Энн не могла не взглянуть на Пола, и он неохотно улыбнулся ей в ответ. Общие воспоминания протянули тонкую ниточку между ними, но она была слишком непрочной, чтобы выдержать внезапное появление Сирины.

Сразу после обеда они вернулись в гостиную, и Сирина, отобрав пачку пластинок, включила проигрыватель. В комнате зазвучала певучая мелодия из “Камелота”, а она протянула руки к Полу и позвала его танцевать голосом таким же чарующим и соблазнительным, как и ее фигурка.

Энн встала и неторопливо вышла на террасу. Она села там в бамбуковое кресло. Последовавший за ней через французское окно Десмонд пробормотал:

— Не смотри так.

— Как? — она слегка повернула к нему голову.

— Вот так. — Повторил он. — Ты знаешь, что я имею в виду.

С трудом она выжала из себя улыбку:

— Не забывай, что ты обрушил на меня этот уик-энд. Я ведь и ехать-то не хотела.

— Я считал, что так будет лучше для тебя.

— Страдание полезно для души? — насмешливо спросила она. — Ты это имеешь в виду?

— Спроси меня об этом в конце недели. Сейчас здесь я не хочу спорить с тобой. Она рассмеялась.

— Значит, ты отпускаешь меня чуть-чуть на волю перед казнью? Господи, как подумаю о вечере понедельника!

— У всех, даже лучших актрис, была предпремьерная лихорадка. — Он встал и протянул к ней руки. — Пойдем потанцуем.

Рано утром в воскресенье, еще до того, как все встали, они уехали в Лондон, чтобы успеть к дневной репетиции в “Кипарисе”. Весь день и весь вечер она работала, и была почти полночь, когда усталым движением руки Бектор отпустил их. В лучших театральных традициях — на генеральной все всегда идет комом — все и было не так, как надо.

По твердому специальному распоряжению Бек-тора Энн провела почти весь понедельник в постели, и родители, поняв, что их присутствие будет только ее нервировать, дали ей возможность уехать в театр, не повидавшись с ними.

Ее уборная была маленькой и холодной. Она, дрожа, надела шерстяной халат и стала открывать сваленные на столе телеграммы. Все слали ей свои добрые пожелания: Кора и Эдмунд, Марти и Пегти, дядя Харви и даже Смизи! Смизи! У Энн дрогнула рука, и она положила телеграмму на стол.

Маленькая экономка, должно быть, услышала от Пола, что она выступает сегодня в его пьесе, но сам он не прислал ни слова.

Решительным жестом завязала она волосы шарфом и взяла в руки гримировальный карандаш. Все время, пока она гримировалась, за дверью слышался усиливающийся шум возбужденных голосов: зал постепенно наполнялся. Она скользнула в свой костюм и пошла постоять в кулисах. Когда бледный как привидение Бектор подошел к ней, она смогла ему улыбнуться.

— Ни одного пустого места, — прошептал он. — И все крупные критики тоже здесь. Это, наверное, работа твоего отца.

— Я боюсь.

— Я тоже, — прошипел он. — Иди и убей их, Энн. Я на тебя надеюсь.

— Я не смогу.., я сейчас упаду в обморок.

— Не глупи. Это просто нервы.

Пол качнулся у нее под ногами, и она пошатнулась. Бектор положил ей руку на плечи.

— Возьми себя в руки. Ты не можешь сейчас упасть в обморок! Твоя реплика.

— Нет, нет, — бормотала она. — Я не могу!

— Ты должна.

Он убрал свою руку и толкнул ее на сцену. В какое-то мгновение панического страха Энн глянула через ярко освещенную сцену в черноту зрительного зала. Память отказала полностью: она не помнила, кем она должна быть и что должна говорить. Она не помнила себя. Ее не было.

— “Машина гестапо остановилась…” — прошипел из-за кулис Арнольд Бектор.

Энн подняла голову: “Машина гестапо остановилась перед домом, отец…” Слова отчетливо прозвучали на весь театр, и зал, откинувшись в креслах, стал смотреть и слушать.

Когда опустился занавес после первого акта, Энн поспешила в свою уборную и заперлась там. В этот момент она хотела быть одна, чтобы вчувствоваться в настроение сцены суда. Ей повезло: она играла в пьесе, которую многие считали шедевром Пола, но только когда она произнесла текст роли перед живой аудиторией, она ощутила всю магию слов и чувств, в них выражавшихся. Какое значение имело то, что в жизни он капризен, жесток и несправедлив? Человека, который смог написать такую пьесу, можно было судить только по его законам.

Высокий безличный голос за дверью напомнил ей, что антракт закончился. Она встала, вытерла со лба испарину и уверенно пошла к сцене. Бектор снова стоял за кулисами, но на этот раз она с ним не заговорила и вообще почти не осознала, что он здесь. Для нее существовала лишь одна реальность: сцена, превращенная в камеру тюрьмы. Она подошла к жесткой скамье и вытянулась на ней, как раз когда пошел занавес. Никто не двинулся, никто не кашлянул, когда сцена дошла до своего трагического финала.

Это был триумф Энн. Когда стихли ее последние слова и она опустилась на землю, наступила долгая тишина, величайший знак признания актера. Затем весь зал встал, как один, и буря аплодисментов потрясла здание. Снова и снова подымался занавес, шквал за шквалом проносились овации, пока наконец только исполнение гимна смогло их прекратить и позволить актерам уйти со сцены.

В своей уборной Энн не могла пошевелиться из-за набившегося народа. Все пришли за кулисы поздравить ее. Все, за исключением человека, который значил больше всех. К ней подошел отец и со слезами на глазах поцеловал.

— Лучший спектакль в моей жизни, — сказал он охрипшим голосом. — Я ждал этого с момента твоего рождения.

Стараясь не заплакать, Энн повернулась к матери.

— Теперь тебе надо справляться не с одним, а с двумя актерами в одном доме.

— Я помогу твоей матери справиться с этим. Это был Десмонд, его бледное лицо раскраснелось от волнения; он наклонился и поцеловал ее в щеку:

— Энн, ты была потрясающа. Я всегда верил, что в тебе это есть.

— Я знаю, что ты верил.

Она улыбнулась ему, но больше ничего не успела сказать: Десмонда оттеснила публика. Пробравшись к туалетному столику, она начала кремом снимать грим и, не обращая внимания на шум голосов за спиной, напудрилась и причесалась. Она все еще была в серой тюремной одежде последнего действия, которая подчеркивала ее бледность и худобу Она наклонилась вперед и вдруг встретилась в зеркале с взглядом Пола. Он стоял прямо за ней, и лицо его было почти таким же бледным, как у нее. Медленно она обернулась и посмотрела на него.

— Поздравляю, — тихо произнес он. — Я полагаю, что мне не нужно говорить тебе, как хорошо ты сыграла.

Слишком усталая, чтобы притворяться, Энн сказала правду:

— Я предпочитаю, чтобы из всех людей, кто здесь был, это сказал мне ты.

У него на щеке около рта задергалась жилка, и словно ощутив это, он втянул и сжал рот.

— Пока я не видел тебя в роли Герды, я всегда думал о ней, как о фанатичке, заслужившей свою смерть.

— А теперь?

— Когда ты упала, умирая, — медленно проговорил он, — мне хотелось быть там и поднять тебя на руки.

Энн задержала дыханье и первый раз посмотрела прямо ему в глаза. Они стояли так близко, что она увидела в них свое отражение.

— Актриса может сыграть только то, что есть в роли, — прошептала она. — Я играла твою пьесу. Он покачал головой:

— Многие женщины играли Герду до тебя, но только актриса, обладающая истинным пониманием и сочувствием, могла вдохнуть в нее жизнь.

Энн качнулась к нему:

— Если ты веришь в это, тогда ты должен понять, что это относится и к Мэри-Джейн. Ради Бога, Пол, очнись, пока не поздно!

Прежде чем он смог ответить, между ними втиснулась Сирина, ее заостренное личико было полно яда.

— Пол, эта уборная чересчур переполнена людьми. Пойдем, я не могу здесь дышать.

— Разве ты не собираешься поздравить Энн?

— Конечно. Ты была изумительна, дорогая. Я бы сама не сыграла лучше. Ты такая чудная актрисочка, что по сравнению с этим сыграть секретаршу Пола было для тебя детской забавой!

— Замолчи! — резко оборвал ее Пол. — Энн заслужила свой триумф. Я думаю, что мы достаточно взрослые люди, чтобы забыть прошлое.

— Не могу не согласиться с этим, — закивала его нареченная. — Я надеюсь, что ты не считаешь нас врагами.

Энн ничего не ответила, и Сирина надула губки.

— Ты все еще дуешься на меня, а я хочу доказать свое дружеское расположение к тебе. Как насчет того, чтобы стать подружкой у меня на свадьбе?

— На свадьбе? — выдохнула Энн. — Ты хочешь сказать, что уже назначена свадьба?

— Люди не остаются помолвленными вечно! — Сирина упивалась произведенным эффектом. — Мы с Полом решили окунуться в семейное счастье Мы собираемся пожениться в субботу, после премьеры в Лондоне.

Все чувства, все инстинкты Энн взбунтовались, протестуя против того, что она услышала, но приличия обязывали к сдержанности. Нервно глотнув, она повернула голову и увидела протискивающегося к ней сквозь толпу Десмонда. Почти не соображая, что делает, она протянула ему руку, и тепло его пальцев вернуло ей голос.

— Нам надо поделиться с Полом и Сириной нашими новостями, дорогой. Пора перестать держать это в секрете. — Обернувшись к Полу и Сирине, она выдавала из себя улыбку. — Вы тоже должны поздравить нас. Мы с Десмондом вчера решили обручиться.

Глава 10

Весь следующий день Энн одолевали поздравительные телефонные звонки. Неизвестная дебютантка вчера, она сегодня стала новой сценической звездой. Днем состоялась ее первая пресс-конференция, такая же пугающая, как и вчерашний дебют.

Только вечером она смогла поговорить с Десмондом наедине, причем из всех последних испытаний это оказалось самым тяжким. Она нервно металась по гостиной, крутила в руках платок, пока он не превратился в мятую влажную тряпку.

— Я не могу объяснить, Десмонд, почему я вчера так сказала. Просто, я должна была нанести ей ответный удар.

— Тебе не надо мне ничего объяснять. — Он закурил сигару и неторопливо задул спичку. — Я очень хорошо понимаю мотивы твоих поступков.

— От этого я себя чувствую еще хуже. Что мне сделать, чтобы все исправить?..

— Ты можешь выйти за меня замуж. Она прикусила губу.

— Не думаю, что ты женишься на мне, зная, что я все еще люблю Пола…

— Мне все равно, кого ты любишь. Все, чего я хочу, это возможности научить тебя сердечно относиться ко мне!

— Ты слишком хороший, чтобы быть “за неимением лучшего”.

— Пусть это будет моей заботой. — Он слегка улыбнулся. — Придумай еще какую-нибудь отговорку, дорогая.

— Я не ищу отговорок, мне просто не хочется быть несправедливой к тебе. Давай отменим помолвку. Я скажу, что это я виновата и…

— И признаешься Сирине, что соврала? Через мой труп! — Он наклонился к ней, в голосе уже не было смеха. — Поверь мне, Энн, я люблю тебя глубоко и искренне и хочу жениться на тебе. Не отвечай мне сейчас ничего.., просто помни, что я буду рядом.., ждать.

— Я никогда не думала, что ты можешь быть таким добрым, — прошептала она.

— Ты многого обо мне не знаешь. Он притянул ее к себе, и сквозь тонкую материю своего платья она почувствовала, как сильно бьется его сердце. Ее не на шутку испугало, что она так глубоко волнует его. Энн попыталась освободиться от его объятий. Брак — это было что-то слишком огромное, значащее, чтобы решаться на него вот так.., без любви.., только от отчаяния.

— Дай мне время, — пробормотала она, когда его губы прикоснулись к ее губам. — Десмонд, дорогой, умоляю тебя, дай мне время.

Анжела и Лори приняли весть о помолвке с Десмондом без вопросов. Но Энн страстно желала лишь одного — снова быть свободной. Только мысль о том, что пройдет всего несколько недель и Пол женится на Сирине, останавливала ее от расторжения помолвки. Оставалось лишь надеяться, что со временем “все образуется”. Впрочем, эта надежда мало успокаивала. Где бы она ни была, все ее мысли были только о Поле, о нем думала она, оставаясь одна в своей комнате.

Ни Десмонд, ни отец ничего не говорили о новой пьесе, и только от матери она узнала, что в начале следующего месяца они начинают недельные гастроли с этой пьесой в Брайтоне. Гордость не позволяла ей расспрашивать, поэтому лишь во время уик-энда перед премьерой Десмонд рассказал ей, что его на следующей неделе не будет в городе, и спросил, не хочет ли она приехать туда и посмотреть спектакль.

— И поставить всех в неловкое положение? — с горечью сказала она. — Нет, спасибо. Я посмотрю его, когда спектакль приедет в Лондон.

— Ты хочешь сказать, “если” приедет в Лондон, — подчеркнул Десмонд интонацией слово “если”.

— Все так плохо? — испуганно спросила она, и, когда он, ничего не ответив, отвернулся, тревожное предчувствие охватило ее.

Весь понедельник Энн старалась чем-то занять себя. Как она объяснила Десмонду, на этой неделе она не была занята в “Кипарис-театре” и по совету Арнольда Бектора несколько дней посвятила отдыху. Но отдых не принес покоя ее душе. Она мысленным взором видела своего отца в Брайтоне и почти чувствовала напряжение, нараставшее по мере того, как близилось время спектакля. Весь вечер она не могла сосредоточиться. Энн ходила из комнаты в комнату, ставила пластинку за пластинкой, но не слышала их; включала радио, чтобы тут же его выключить, и, наконец, уселась за ужин, но так и оставила его в неприкосновенности.

Поздно вечером, почти ночью она позвонила в “Куинз-отель” и поговорила с Десмондом. Даже на расстоянии она почувствовала его уныние и, еще не спросив, как приняли пьесу, знала, что он ответит.

— Убийственно! Коррида! — Его голос в телефоне звучал очень мрачно. — Слава Богу, что мы открылись здесь, а не в Лондоне. Сирина забыла все, чему ее учил Эдмунд.

Нервный пот прошиб Энн.

— Что теперь будет?

Понятия не имею. Утром огласят протокол вскрытия. Твой отец был великолепен. У него отзывы будут хорошие.

Она немного приободрилась. Как я рада этому!

— Но это не спасло премьеры, — продолжал Десмонд. — В столице пьеса не продержится и недели.

— Бедный папочка, — вздохнула Энн, а непроизнесенными осталось: “Бедный Пол. Бедный слепой упрямец Пол”.

Она положила трубку и начала раздеваться. Все ее опасения сбылись, но радости от сознания своей правоты она не испытывала. Успех — поражение, две крайности движения маятника. Кто-то теряет, кто-то находит. Пол проиграл, она выиграла. Но могла ли она отделить Пола от себя? Его боль она чувствовала, как свою, а может быть, и более остро.

Каждый вечер Десмонд звонил Энн, но ничего хорошего рассказать не мог. Эдмунд был бессилен спасти пьесу от провала, а в четверг публика выразила свое неодобрение насмешливыми криками и шиканием. Она предположила, что только профессиональная ответственность и жесткий контракт заставили их поработать неделю. Когда родители и Десмонд вернулись поздно ночью в субботу домой, подтвердилось, что она была права.

Лори тяжело вошел в комнату и бросился на диван.

— Двадцать пять лет в театре… Это будет мой второй провал!

Энн поспешила к серванту и налила им два бокала.

— Мне не надо, — сказала мать. — Я с премьеры сижу на кофе.

— А мне, пожалуйста, просто виски. — Десмонд подошел и обнял ее за талию. — Хорошо было уехать.., хотя бы ради удовольствия вернуться! — С бокалом в руке он опустился на кресло. — Кажется, через две недели мы окажемся безработными.

— Почему через две недели?

— Через две недели премьера в “Маррис-театре”.

Она обернулась.