Время прибытия

      А происходит там вот что…
 
       ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В ХРЮЧЕВСКЕ
       (мини-подглава)
 
      В центре города в тот день собрались чуть ли не все его жители. Радостно играл духовой оркестр хрючевской Госавтоинспекции. В небо летели разноцветные шарики, а на высокой трибуне толкал речь полковник Толстолобов.
      — В этот знаменательный день, — торжественно вещал в микрофон начальник хрючевской милиции, — я так же, как и вы, счастлив прийти сюда и присутствовать во время грандиозного события, уже прославившего наш город вплоть до столицы.
      — Ура, — закричали какие-то ветераны, размахивая разноцветными флажками.
      Защелкали фотоаппараты репортеров.
      — Итак, я хочу представить вам человека, без которого сегодняшний праздник был бы совершенно невозможен, — продолжал полковник. — Хрючевцы, встречайте мецената, бывшего школьного учителя рисования и просто человека, которому невероятно везет в лотерею, Иннокентия Петровича Белочкина!
      Над радостной толпой снова пронеслось дружное ура, раздались аплодисменты.
      — Друзья, — сказал Белочкин в микрофон, немного смущаясь, — наверное, не стоит сейчас говорить, как дорог всем нам наш город, в котором мы выросли и которому мы без сожаления посвятили лучшие годы нашей жизни. Сегодня я имею честь преподнести этому городу королевский подарок и торжественно объявляю хрючевский Диснейленд открытым.
      Громко грянул оркестр, под звуки которого Марина Борисовна Белочкина в песцовой шубке перерезала золотыми ножницами голубую ленточку у входа в фантастический парк.
      — Хрючевцы, — снова повернулся к микрофону Белочкин, — сегодня мы вместе с администрацией города решили сделать благотворительную акцию и пускать всех ветеранов в Диснейленд бесплатно.
      — Ура, — взревели ветераны и, стащив упирающегося Белочкина с трибуны, понесли его на руках в парк.
      В небо полетел целый рой ярких шариков.
      А полковник Толстолобов, спешно попрощавшись с мэром и его супругой, сел в свою персональную машину и срочно укатил на работу в главное управление хрючевской милиции.
      — Лидочка, — сказал он, проходя мимо стола секретарши, — вызови ко мне, пожалуйста, капитана Синицына.
      — Сию минуту, Владимир Андреевич, — отложив косметичку в сторону, девушка схватилась за телефон.
      Сняв шинель, полковник недовольно потер ноющую поясницу.
      — Что-то совсем я продрог, — задумчиво сказал он и как бы невзначай заглянул в ящик своего стола, где стояла непочатая бутылка коньяка “Наполеон”, — а не выпить ли мне рюмашечку?
      Настырно запищал селектор.
      — Да? — спросил Толстолобов, с сожалением закрывая ящик.
      — Владимир Андреевич, к вам Синицын, — мило прощебетала секретарша.
      — Пусть войдет.
      Синицын осторожно, как мышь, зашел в кабинет.
      — Расслабься, Федя, — Толстолобов дружески ему улыбнулся, — у меня к тебе будет очень интересное предложение.
      — Я вас слушаю, Владимир Андреевич.
      — Да садись ты, что стоишь столбом. В общем, есть у меня для тебя одно секретное задание или скорее миссия. Можно сказать, что я уже давно готовил тебя к этому моменту, посвятив в некоторые свои дела, связанные м… м… с космосом.
      — С космосом? — удивленно переспросил капитан.
      — Да-да, с космосом, — закивал полковник, — наша служба, конечно, почетна и тяжела, но не надо забывать, что преступники есть не только на планете Земля, но и в космосе. Помнишь нашу недавнюю операцию по обезвреживанию банды новых марсиан?
      — А разве это были не заезжие наркоманы-убийцы? — изумился капитан.
      Толстолобов озабоченно потер подбородок, размышляя, не ошибся ли он в капитане Синицыне, выбрав его для рейда к звездам.
      — Короче, Федя, чему тебя в армии до того, как ты в милицию пошел, учили? Ну, вспоминай самое главное.
      — Безоговорочно выполнять распоряжения высшего начальства, — браво отчеканил Синицын, — приказы командира не обдумывать и не обсуждать.
      — Во, — Толстолобов поднял вверх указательный палец, — оно. В общем, завтра вечером, Федя, ты отправляешься в космос с секретным заданием и особой миссией, основная цель которой — не посрамить правоохранительные органы Земли.
      — Так точно, — вскочил со стула Синицын, щелкая каблуками.
      — Да обожди ты, не суетись, — махнул рукой полковник, — я тебе еще не все рассказал.
      Моргнув, капитан снова сел на стул, аккуратно положив руки на колени.
      — В общем, расклад такой: ты летишь в космос, где будешь работать с уже знакомыми тебе агентами по делу новых марсиан, с агентом Бельды и агентом Снежковским.
      Капитан Синицын кивнул.
      — Там у них ЧП какое-то произошло, — продолжил Толстолобов, — короче, бардак точно такой же, как у нас на Земле: не то перепились они там все вместе с комендантом тюрьмы, не то козни друг другу строят, короче, так или иначе из-за недосмотра местной администрации из тюрьмы бежал Воротилов вместе со своими верными телохранителями. Надеюсь, ты, Федя, понимаешь, что это значит?
      Синицын отрицательно покачал головой.
      Полковник вздохнул:
      — Это значит, что они не только нашу планету осрамят, но чего доброго Лигу Объединенных Планет по миру пустят, и в итоге, войны с Землей не миновать. Разбираться там особо не будут, шарахнут по нам ракетами, и все дела.
      — Война — это плохо, — согласился Синицын.
      — Вот, — обрадовался Толстолобов, — ты смотришь в корень проблемы. Ну так все понял, или тебе что-то еще разъяснить?
      — Да вот роль моя не совсем мне ясна при этих агентах космических, — сказал капитан, — помощи от меня, как вы понимаете, ноль, азы межзвездной разведки в училище не преподавались.
      Толстолобов кивнул:
      — Хороший вопрос, честно скажу, ожидал я его от тебя. При суперагентах ты будешь кем-то вроде дипломатического представителя от планеты Земля, наблюдатель, ни во что не вмешиваешься и лишь в решающий момент браслеты на братков надеваешь. Ведь Воротилову все равно не отвертеться. Вон у меня в сейфе на него колоссальный компромат лежит, лет на 300 упечем его в тюрягу, как только он на Земле появится.
      — В общем, как я понял, — сказал Синицын, — по возможности пристрелить Сан Саныча при попытке к бегству.
      Челюсть у полковника отвисла.
      — Да ты что, — еле выговорил он, — американских боевиков насмотрелся, “Коза ностра против Якудзы”?
      Даже и не думай об этом! На всю вселенную правоохранительные органы Земли осрамишь. Капитан Синицын покраснел.
      — Ладно, прощаю, — быстро успокоился Толстолобов, — молодой, горячий, жена двадцатилетняя, короче, будь завтра вечером в семь часов на окраине Хрючевска, у старого консервного завода с вещами. Там тебя летающая тарелка ожидать будет. Но смотри мне, не посрами мундир, не опоздай.
      — Так точно, — снова вскочил со стула капитан Федор Синицын, — служу хрючевской милиции…
 
      Слегка навеселе, Иннокентий Петрович Белочкин вернулся домой довольно поздно, и был встречен скалкой, которой его склочная супруга владела в совершенстве.
      — А, явился, не запылился, кобелина чертов, — сказала Марина Борисовна, пройдясь скалкой по ребрам благоверного.
      Белочкин ойкнул и медленно осел на пол коридора.
      “А все эти ветераны, — грустно подумал он, — давай выпьем за здоровье товарища Сталина, товарища Молотова, Маленкова. Интересно, после какого это тоста я вдруг запел “Союз нерушимый”, по-моему, после за здоровье Че Гевары”.
      — Признавайся, сволочь, — кричала Марина Борисовна, — с кем ты, евнух чертов, спутался, с Нинкой этой белобрысой из соседнего подъезда? Я видела, как ты на нее с балкона посматриваешь, когда она мопса своего японского по утрам выгуливает.
      — Муня, отстань, — простонал с пола Иннокентий Петрович, — я хочу спать.
      Но жена и не собиралась успокаиваться.
      — Или это опять та шлюшка в очках из восемнадцатой школы, учительница пения, думаешь, я не знала о том, что ты с ней шуры-муры крутил. Даже в детский хор, кобель чертов, записался!
      — Ну, Муня, иди спать…
      Скалка зловеще просвистела в опасной близости от уха Белочкина.
      А все дело было в том, что Белочкин, у которого с недавнего времени завелись очень большие деньги, регулярно играл на ипподроме и беспорядочно шлялся по ночным стрип-барам.
      Не подумайте, что он делал там что-то предосудительное.
      Нет.
      Боже упаси!
      Парадоксально, но Иннокентий Петрович своей супруге был абсолютно верен, поскольку относился к ней как к старым домашним тапочкам. Ну и что, что они иногда жмут ногу, зато ты к ним уже привык и зачем тебе новые, если и эти пока еще ничего, без дырок и проплешин.
      Такая вот супружеская любовь.
      Возвращаясь поздними вечерами, а то и вовсе ночью, Белочкин регулярно получал от супруги втык, которая ревнивой была похуже мавра Отелло, даром, что душить не пыталась.
      — Скотина, — наконец разревелась Марина Борисовна, — гад проклятый…
      И слушая ее всхлипывания, Белочкин подумал, что не будь этих регулярных скандалов, его жена бы наверняка потеряла вкус к жизни. От семейных сцен она, похоже, получала неописуемое удовольствие и соответственно нервную разрядку.
      — Скотина, боров, — причитала супруга бывшего киллера, — мой папа пропал, а ты, мерзавец, напился…
      — Как это пропал? — не понял Белочкин, приоткрыв правый глаз. — Куда пропал?
      — Не знаю, — рыдала Марина Борисовна, — нигде его нет, ни дома, ни на даче, никто его уже больше недели не видел.
      — Интересно, — сказал Иннокентий Петрович, медленно трезвея, — а морги ты уже обзванивала?
      Уставившись на мужа круглыми глазами, благоверная зарыдала пуще прежнего.
      — М-да, утешил, — констатировал Белочкин, встав с пола и подобрав ненавистную скалку.
      — Ладно, завтра все выясню, успокойся, схожу к моему другу полковнику Толстолобову и все выясню…
      Так закончился первый более-менее спокойный день в жизни Хрючевска.
 
      — Вот такие пироги, Кеша, — подвел итог своему рассказу полковник, наливая по третьей рюмке коньяка, — улетел Убийвовк вместе с Воротиловым в космос, точнее, они его насильно связали и с собой увезли.
      — Сволочи, — Белочкин с чувством опорожнил рюмку.
      Намятые супругой бока неприятно ныли у него с самого утра.
      — Надо выручать Бориску, — Чистильщик стукнул по столу кулаком, — урою гадов.
      — Но как, — спросил Толстолобов, — как ты собираешься это сделать?
      Белочкин моляще посмотрел на полковника:
      — Помоги, Андреевич, ты же все можешь, я — то знаю. Не дай пропасть хорошему человеку, хоть он и продажный, Муня ведь совсем сиротой останется, только я у нее один непутевый.
      — Так, коньяк мы больше не пьем, — сказал полковник, пряча бутылку, — помогу я тебе, лосю мичуринскому. Не знаю даже почему, но помогу. Симпатичен ты мне, Кеша, несмотря на то, что бывший киллер.
      Белочкин после этих слов полковника буквально весь просиял.
      — Слушай меня внимательно, — Толстолобов наклонился к самому уху Чистильщика, — значит так, сегодня вечером…
 
      — Ты куда это, интересно, на ночь глядя намылился? — спросила Марина Борисовна, когда вечером ее супруг внезапно стал собираться в дорогу.
      — Да в командировку еду, — небрежно бросил Белочкин, доставая из-под дивана футляр от скрипки, — на гастроли. Ростропович вот поиграть пригласил. Единственный концерт в Бердычеве дает, специально из-за границы приехал.
      — Так ведь ты же любитель, — с подозрением сказала жена, — нот даже не знаешь, я вообще сроду не слышала, чтобы ты играл.
      — Не-а, — ответил Белочкин, загадочно улыбаясь, — я, Муня, профессионал.
      “Знаю я эти командировки, — подумала Марина Борисовна, — ох, только попадись мне, шельмец, на горячем”.
      Когда Иннокентий Петрович наконец покинул свою квартиру, направившись к автобусной остановке, Марина Борисовна, накинув полушубок, незаметно выскользнула из подъезда следом за ним, пряча под одеждой верную скалку.
      В автобус она ухитрилась сесть в тот же, что и Бе-лочкин, оставаясь при этом совершенно незаметной, но оно и понятно, кровь Бориса Богдановича, который конспиратор был тот еще.
      Белочкин вышел на конечной остановке, на самой окраине города, что вызвало у крадущейся следом за ним жены весьма нехорошие подозрения и тревожные предчувствия.
      Уж не серийным маньяком-убийцей был ее муженек?
      “Хотя нет”, — сразу отбросила эту сумасшедшую мысль Марина Борисовна, с его слабым характером и чахоточным телосложением подобное было практически, в ее понимании, невозможно.
      Так думала супруга, пробираясь вслед за Иннокентием Петровичем по темному лесу.
      То, что она увидела на небольшой полянке, сначала повергло ее в ужас, а затем в страшный гнев.
      На поляне стояла самая настоящая космическая тарелка с опущенным трапом, красиво мигая бортовыми огнями, и Белочкин невозмутимо направился прямо к ней.
      — Так он мне изменяет с инопланетянками, — зло прошептала Марина Борисовна, и щеки ее от обиды медленно налились румянцем.
 
      Капитан Синицын был уже на борту. Сидя в пассажирском кресле, он испуганно таращился на двух жутких инопланетян, один из которых был похож на адского клоуна, а второй и вовсе был говорящим медвежонком-коалой. Но приказ, как говорится, есть приказ, если по службе надо, заговоришь и с коалой.
      Увидев зашедшего в кают-компанию Белочкина, капитан несказанно обрадовался.
      — О, вы тоже со мной летите? — улыбаясь, спросил он.
      — Ага, — кивнул Белочкин, устраивая тяжелый футляр от скрипки в свободном кресле, — будем гастролировать вместе.
      — Здорово, — согласился Синицын.
      — Меня зовут Рональд, — представился клоун, дурашливо кланяясь, — я ваш второй пилот, ик… И он с грохотом повалился на пол.
      — Ничего, это с ним часто бывает, — спокойно прокомментировал коала, — понимаете, трудное детство, трясущиеся руки пьяной акушерки, скользкий подоконник…
      Земляне согласно закивали.
      — Спившийся интеллигент, — предположил Белочкин, подмигивая бледному капитану, — несоответствие полета мысли с недоросшей до гиганта общественной средой, это бывает.
      Почесав ухо, коала задумался.
      — Вполне возможно, — согласился сумчатый мишка, после чего деликатно представился, — меня зовут Фух с планеты Эйдан, я — первый пилот.
      — Ну так как, мы летим? — с нетерпением спросил Белочкин. — Я сказал жене, что у меня срочная командировка в Бердычев, но если я не вернусь хотя бы через пять дней, то она поднимет на уши Интерпол.
      — Ревнивая женщина — меч (та драматурга, — глухо изрек с пола пьяный Рональд.
      — Н-н-но, к-к-как он п-п-поведет корабль? — заикаясь от страха, спросил капитан Синицын, указывая на второго пилота.
      — А, не беспокойтесь, — махнул лапой Фух, — у нас все равно автопилот…
 
      Когда Иннокентий Петрович Белочкин скрылся в космической тарелке, Марина Борисовна, изрыгая проклятия, с неотвратимостью рока ринулась следом за ним.
      Осторожно взойдя по опущенному трапу на звездолет, она, вытащив из-под полушубка скалку, тихонько прокралась в глубь коридора, начинавшегося сразу после входа в тарелку, но по ошибке толкнула дверь не в кают-компанию, а в личную лабораторию Рональда, где на холостом ходу работал забытый коперфильдцем самогонный аппарат. Вдохнув исходящие от дьявольской машины пары, Марина Борисовна, ойкнув, свалилась на мягкий пол лаборатории, потеряв сознание и пропустив таким образом момент, когда трап, словно язык ящерицы, задвинулся в блестящий бок космической тарелки, и звездолет, тихо завибрировав, плавно взлетел в небо, разрезая на ровные куски стылый январский воздух.

ГЛАВА 4,
В КОТОРОЙ ОБДУМЫВАЮТСЯ И ОСУЩЕСТВЛЯЮТСЯ КОВАРНЫЕ ПЛАНЫ

      Заброшенная свалка космических кораблей в Туманности Альбиноса выглядела удручающе.
      Собравшиеся в кучи покореженного металла старые списанные звездолеты беспорядочно парили то тут, то там, и Бельды составляло немало труда осторожно лавировать между ними.
      — И где же мы его будем здесь искать? — сокрушенно покачал головой Снежок. — Это все равно, что пытаться найти ежа в стоге сена.
      — Иголку, — деликатно поправил друга Бельды.
      Впереди замаячил гигантский корпус пассажирского лайнера “Титанус”, после столкновения с ледяным метеоритом списанного на кладбище звездолетов.
      — О, смотри, Снежок, по-моему, один из иллюминаторов светится.
      — Где? — лайка зорко вгляделась в экраны внешнего обзора. — Бортовой компьютер, немедленно дать увеличение на 100%!
      — Есть, дать увеличение на 100%, — отозвался бортовой компьютер, и агенты увидели светящийся иллюминатор “Титануса” во весь экран.
      За иллюминатором было маленькое помещение, в углу которого на стуле сидел грустный Бисквит Иванович, вяло уплетающий сгущенку из грубо открытой железной баночки. Как стало ясно через минуту, бывший эмиссар Лиги Объединенных Планет смотрел по маленькому черно-белому телевизору сериал “Кибер-мария”.
      — Вот до чего иногда доводит жизненная драма, — расстроенно всплеснул руками Бельды.
      — Да, совсем мужик опустился, — кивнул Снежок, и агенты не спеша пристыковались к корпусу “Титануса”.
      Шлюзовая камера долго не открывалась, детали отпорочных механизмов проржавели, а бортовой компьютер пассажирского лайнера, почему-то по-прежнему не отключенный, пребывал в состоянии глубокого старческого маразма, называя Бельды то Джекки Чаном, то доблестным пиратом Леонардо Ди Каприо.
      Наконец с большим трудом шлюзы были открыты, и агенты проникли в недра корабля-гиганта.
      Внутри царил полный бардак, жуткий хаос из каких-то бумажек, ржавых ночных горшков и стоптанных шлепанцев с эмблемой звездолета.
      — Ладно, склеротик, — раздраженно обратился Бельды к незримо присутствующему в корабле бортовому компьютеру, — где твой единственный пассажир, в каком отсеке?
      — А зачем он вам? — сварливо осведомился бортовой компьютер.
      — Да поговорить надо, — ответил Бельды, — по важному делу.
      — Уровень 3, палуба 6, отсек 13, каюта 202, — ответил компьютер, и агенты поспешили по указанному адресу, следуя стрелкам на стенах коридора.
      Дверь каюты 202 была приоткрыта.
      Бельды осторожно заглянул в помещение.
      На полу в ворохе грязных тряпок сладко храпел какой-то грязный бомж, окруженный рядами собранных бутылок.
      — Тьфу ты, черт, — Бельды вернулся в коридор, — это не он.
      — Ну, тогда я не знаю, — сказал бортовой компьютер.
      — Нам нужен странствующий космический монах, — звонко заявил Снежок, — который сейчас сидит в одной из твоих кают и смотрит сериал “Кибермария”.
      — Так что ж вы сразу не сказали? — удивился компьютер. — Такой сумасшедший у меня только один. Палуба 3, каюта 16.
      — Ржавый приют для бомжей, — зло прошептал Бельды, но бортовой компьютер его не услышал.
      Бисквит Иванович действительно оказался в 16 каюте. Кусая губы и намотав на кулак длинную бороду, он с напряжением смотрел, как злая мачеха Хосеандроида пытается отключить у его постели аккумулятор жизнеобеспечения.
      — Ну, где же ты, Кибермария, — простонал бывший эмиссар-смотритель, — ой, что сейчас будет.
      Но тут на самом интересном месте серия закончилась, и по экрану побежала реклама.
      Какой-то чахоточный китаец заявил, что школе восточных единоборств на Ганимеде-6 требуется тренер по харакири.
      — Бисквит Иванович, дружище, — закричал Бельды, врываясь в каюту, — наконец-то мы тебя нашли.
      Бывший эмиссар вздрогнул и, быстро надев черные очки, достал из кармана железную кружку.
      — Люди добрые, — жалобно произнес он, слепо обшаривая стены, — подайте на пропитание жертве судейского произвола.
      Снежок с Бельды переглянулись.
      — Эй, Иванович, ты чего.
      — Да крыша у него поехала, — прокомментировал бортовой компьютер, — от постоянного просмотра сериалов.
      Бельды тряхнул бывшего эмиссара за плечо:
      — Иванович, очнись, с Хосеандроидом все будет в порядке.
      — А, так это вы, друзья? — закричал Бисквит Иванович, срывая черные очки. — А я думал, что это опять те жлобы из налоговой инспекции процент за попрошайничество вымогают.
      — Эх, Иванович, — Бельды крепко обнял бывшего эмиссара, — ты почему это биоголограмму не отключил, на бомжа совсем стал похож.
      — Так это я специально, — усмехнулся Бисквит, — так вид у меня более жалостливый, больше подают. А то в лице двухметрового качка, сами понимаете, побираться несколько проблематично, еще рэкет припаяют.
      — Иванович, мы к тебе по делу, — сказал Снежок, нетерпеливо перебирая лапами, — мы тебя отсюда забираем.
      — Позвольте, — возмутился бывший эмиссар, — без телевизора я никуда не пойду.
      — Это точно, — подтвердил бортовой компьютер “Титануса”, весело заржав, — Иванович теперь профессиональный сериаломан.
      — А это лечится? — с надеждой спросил Бельды.
      — Ага, — хмыкнул компьютер, — током в психушке.
      — Ладно, — согласился Снежок, — телевизор мы возьмем с собой.
      — Ну, тогда другое дело, — кивнул Бисквит Иванович, и они, покинув каюту, направились к шлюзу, где был пришвартован корабль суперагентов.
      Приглушенно ругаясь, Бельды тащил на спине телевизор.
      — Прощайте, психи, — бросил им напоследок бортовой компьютер “Титануса”, врубив на всем корабле собачий вальс в исполнении хора сталеваров-ударников с Церпеи-12.
 
      Тем временем Сан Саныч Воротилов сидел в плену у свихнувшихся космических пиратов, а Борис Богданович Убийвовк готовил план своего побега.
      Обидно было бывшему оперу, что Сан Санычу удалось сбежать с Цербера-3 раньше его. Того и гляди, вернется Воротилов на Землю, и тогда и так уже достаточно призрачная мечта стать хрючевским авторитетом Убийвовку точно уже не светит.
      В мрачном настроении пребывал пахан Цербера-3, гневно расхаживая по подземным камерам в сопровождении жутких примусов.
      В ужасе дрожали заключенные, боясь попасться на глаза Борису Грозному, который в первый день своего правления на зоне уже ухитрился с помощью примусов умертвить двенадцать заключенных и двух надзирателей. Земных братков и новых марсиан Борис Богданович не трогал, зная, что Степановский и так уже достаточно наделал в штаны, а Эус ему ничего плохого, в принципе, в прошлом не сделал.
      В верхних же наземных секторах тюрьмы уже начались серьезные волнения. Зеки каким-то образом все же прознали о том, что капитан сторожевого крейсера похищен и потому жутко бузили, требуя хлеба и зрелищ.
      Расположившись в роскошной трехкомнатной камере, оборудованной джакузи, вибромассажером и объемным биовизором на всю стену, Борис Богданович Убийвовк вызвал к себе на разговор главаря новых марсиан Эуса.
      Когда примусы его наконец приволокли, Убийвовк величественно спросил порядком напуганного марсианина:
      — Расскажи-ка мне, братела, как вам в прошлый раз удалось сбежать с Цербера? Эус задумался, припоминая.
      — Да церковный орден один, — начал рассказывать он, — решил в целях благотворительности наземным заключенным хлеб бесплатно раздавать с манной кашей. Раз в неделю на поверхность Цербера садился небольшой космический корабль с епископами, которые хором пели какие-то идиотские гимны, после чего раздавали всем желающим еду. Ну, мы, короче, этих евнухов скрутили и, переодевшись в рясы, пробрались на корабль. Но топлива мало было, к тому же звездолет абсолютно маломаневренный оказался, но до военной базы эрпизианцев дотянул. Там на базе мы в виде монахов пробрались на оружейный склад, вооружились и задали эрпизианцам перцу, угнав в итоге скоростную космическую тарелку класса “Тигровая акула”.
      — Это тот, что ли, “Киндер-сюрприз” Сан Саныча? — удивился Убийвовк.
      — Ну, во-первых, он не Сан Саныча, а наш, — осторожно возразил Эус, — а во-вторых, на нем можно несколько раз за час галактику облететь и парочку таких планет, как ваша Земля, уничтожить.
      Убийвовк кивнул:
      — Хорошо, этот ваш трюк можно будет провернуть еще раз?
      — С переодеванием в епископов? — переспросил новый марсианин. — Нет, теперь это невозможно. Во-первых, орден тот за идиотизм упразднили и никто больше сюда с манной кашей не прилетает, а во-вторых, на орбите дежурит военный крейсер, готовый стрелять в любой стартующий звездолет, не имеющий специального разрешения для взлета.
      — Что ж, понятно, — приуныл Борис Богданович, — спасибо, ты свободен.
      И Эуса увели.
      “Но ведь, — внезапно подумал Убийвовк, — на поверхности еще осталась летающая тарелка, на которой меня сюда привезли, железное яйцо Сан Саныча, точнее, новых марсиан”.
      — Эврика, — закричал Борис Богданович, после чего приказал всполошившимся примусам готовиться к выходу на поверхность через заброшенный служебный туннель.
 
      Гениальный план избавления от космических пиратов был Воротиловым почти уже разработан, когда в события вмешалась непредвиденная сила извне.
      На космический катер к пиратам заглянул старый приятель капитана Леонардо, Тит Самоубийца, известный мерзавец и работорговец. На своих космических галерах Тит вместо атомной энергии использовал труд плененных рабов, гребущих на гравивеслах, и потому постоянно нуждался в пополнении кадров гребцов.
      — Я слышал, у тебя появились пленные засране, — сказал он Леонардо после ритуальной кружки пива, — можно мне на них посмотреть?
      — Конечно, Тит, — закричал флибустьер, — о чем речь.
      Сначала Леонардо показал космическому работорговцу Сан Саныча Воротилова, мирно храпящего в маленькой камере.
      — Нет, этот мне не подходит, — грустно покачал головой Тит, — слишком толст, да и, судя по всему, всю жизнь привык только командовать, от таких рабов больше мороки, чем проку. Давай показывай дальше.
      В соседней камере что-то слезно блатное приглушенно пели братья Крючки, и вот эти заключенные Тита очень даже заинтересовали.
      — Даю тебе, — просияв, сказал он пирату, — по тысяче кредиток за каждого.
      — Э… нет, — протянул Леонардо, — маловато будет, приятель. Эти экземпляры мне особенно дороги, поскольку один из них сильно напоминает мою покойную жену Бетси Неистовую.
      — Хорошо, — кивнул работорговец, — даю тебе четыре тысячи за обоих.
      — Ну, это другое дело, — обрадовался пират, — по рукам.
      Удачную сделку следовало обмыть.
      — Девочки, рому, — радостно заорал Леонардо, и полуобнаженные девицы бросились откупоривать здоровую бочку с любимым пиратским напитком, выкатив ее из переполненных ворованной снедью трюмов.
 
      — Иванович, у нас к тебе вообще-то серьезный разговор, — сказал Бельды, передав пилотирование звездолетом Снежку.
      — Угу, — отозвался бывший эмиссар, офигело уставившись в работающий телевизор.
      Кибермария на экране рыдала над неподвижным телом Хосеандроида, по-прежнему находящемся в киберпространственной коме.
      — Ты слышишь, Иванович, я к тебе обращаюсь, — снова повторил недовольный Бельды.
      — Угу.
      — Я выкину сейчас телевизор в космос.
      — Угу.
      — Ну что ты с ним поделаешь.
      — Этот синдром, если я не ошибаюсь, называется телеидиотизм, — вставил занятый штурвалом Снежок, — и ему в первую очередь подвержены люди, попадающие в стрессовые жизненные ситуации.
      — Бисквит Иванович, очнись, — заорал на ухо бывшему эмиссару Бельды, — ау…
      — Да чего ты орешь, как припадочный, — сказал Бисквит Иванович, пальцем прочищая ухо, — слышу я тебя, слышу, говори, что за проблемы.
      — А от экрана ты отвернуться хотя бы на минуту можешь?
      — А это обязательно? Бельды вздохнул.
      — Из космической тюрьмы на Цербере-3 сбежал Сан Саныч Воротилов с телохранителями.
      — Ну и что?
      — Как ну и что, нужно их поймать, ведь с нас первых спросят, мол, вы его ловили и почему не дали особых инструкций по поводу его невероятной опасности для вселенной.
      — Ну, у меня отсуживать уже нечего, — резонно констатировал Бисквит Иванович, — разве что телевизор, хотя он и так не мой, ворованный.
      — Но нам-то со Снежком есть что терять, — возразил Бельды, — я не знал, Иванович, что ты стал закоренелым эгоистом.
      — Странствующие монахи все эгоисты, — ответил бывший эмиссар, — в этом нет ничего удивительного.
      — Но ведь мы хотим тебе помочь, — не унимался Бельды, — Лига вполне может обвинить в просчете только одного тебя.
      — Вот это уже хреново, — согласился Бисквит Иванович, — нет, ты только посмотри, что делается. Этот грязный подонок брат-близнец Хосеандроида подбивает клинья к Кибермарии, какое возмутительное кощунство.
      — Нет, Роботрон, — смущенно отвечала на экране Кибермария, — я не могу принять твое предложение, поскольку мое плазменное сердце навеки принадлежит Хосеандроиду.
      — Правильно, молодец, — похвалил героиню Бисквит Иванович, — так держать, дорогуша. Белъды, застонав, взялся за голову.
      — Тогда я убью тебя, — взревел на экране Роботрон, — а потом себя или нет, лучше я убью тебя, а затем разберу на части Хосеандроида и сдам его в металлолом.
      — О Боже, — закричала Кибермария, отключаясь в обморок.
      Трясущимися руками Бельды кое-как натянул на себя космический скафандр.
      — Снежок, притормози, — сказал он сидящей за штурвалом лайке, — я выйду подышать свежим воздухом…
 
      А на поверхности Цербера-3 творилось черт знает что: не то восстание, не то революция. Заключенные с яростью кидались на роботов-надзирателей, те били их током, летели искры, горели останки каких-то не то киборгов, не то гигантских пылесосов.
      Короче, конец света.
      Под надежным прикрытием разумных примусов, Борис Богданович Убийвовк торжественно прошествовал к космическому “Киндер-сюрпризу” новых марсиан, спокойно стоящему на отшибе за лесом, который в двух местах уже начинал гореть. В смысле лес начинал гореть, а не “Киндер-сюрприз”, поскольку некоторые заключенные решили, судя по всему, поиграть в звездные войны — эпизод тысяча двадцатый.
      А все объяснялось довольно просто. Потеряв капитана, космический крейсер “Смердящий”, стоявший на стреме над планетой, совершенно утратил всякую дисциплину и соответственно, боеготовность. Часть офицеров разлетелась по домам, часть по дорогим космическим борделям, а матросы запили, пригласив на корабль Дэйва Фильдакопера с развлекающей программой и Чучелену, известную в галактике порнозвезду с четырьмя грудями.