Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сахарный павильон

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Лейкер Розалинда / Сахарный павильон - Чтение (Весь текст)
Автор: Лейкер Розалинда
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Розалинда Лейкер

Сахарный павильон

Глава 1

Когда до дверей главной кухни замка донеслось: «Спасайтесь! Они уже близко!», Софи Делькур от неожиданности выронила половник. Со звоном полетел он на пол, и Софи показалось, будто все горшки и сковородки, огромные котлы и даже пучки трав, свисавшие со стропил, и покрытый плитами пол – все это гулким эхом отразило то, что она уже давно страшилась услышать. Тревогу поднял один из слуг. Размахивая руками как мельница, он вопил во все горло:

– Торопитесь! Банда революционеров, вооруженная мушкетами, пиками и вилами, уже штурмует ворота!

Внезапная ярость охватила Софи.

– Нет, мы останемся! – закричала она. – У нас достаточно сил, чтобы защищаться!

Но, похоже, ее никто не слышал. Прислуга, как по команде, оставив порученные ей дела, спешно собирала свои немногочисленные пожитки, намереваясь покинуть замок. Шеф-повар совал в мешок набор отличнейших хозяйственных ножей, поварята уже разбежались. Еще минуту Софи пыталась противостоять охватившей всех панике. Затем, осознав, что здесь до нее уже никому нет дела, она с озлоблением сорвала с себя платок. Волна роскошных иссиня-черных волос метнулась по ее плечам. Быстро сняв передник, Софи скомкала его и резким движением отбросила в сторону. Как бы это ни было унизительно, ей не оставалось ничего иного, как присоединиться к массовому исходу. И хотя в шато[1] де Жюно вел почти двухмильный проезд, Софи успела насмотреться в Париже, как быстро алчущая крови толпа способна преодолеть любую преграду. Приподняв юбки, Делькур взбежала по лестнице для прислуги за другими женщинами. Девушка была готова скрежетать зубами в бессильной ярости. За последние несколько месяцев ей уже во второй раз приходилось спасаться бегством от революционеров. Пособничество аристократии, даже столь косвенное, как в случае с Софи, кровавой весной 1793 г. было вполне достаточным обвинением, чтобы отправить кого угодно на гильотину. Выученная отцом в Париже на кондитера, Софи Делькур мечтала обрести тихое пристанище в удаленном от столицы поместье. Теперь и отсюда надо было бежать. Софи влетела в свою комнату. Висевшее на стене зеркало, сверкнув, отразило на своей туманной глади восемнадцатилетнюю, потрясающей красоты девушку, янтарные глаза которой гневно блистали из-под изящно изогнутых черных бровей. Ее всегда белоснежное лицо раскраснелось, от волнения она покусывала губы, но и сейчас ее чувственный рот был способен околдовать любого мужчину. И даже если подбородок юной красавицы был слишком тверд для воспитанного на классических образцах скульптора, черта эта, несомненно, указывала на сильную волю Софи и ее невероятную целеустремленность.

Открыв комод, девушка спешно переложила из него в дорожную сумку кое-что из одежды, швейные принадлежности и прочую мелочь. Той же самой дорогой обратно Софи не пошла, решив покинуть замок кратчайшим путем. Из пристройки для слуг она поспешила в господскую часть шато. Добела выскобленные доски уступали место роскошным персидским коврам. Предки семейства Жюно взирали со стен на спешившую к парадной лестнице девушку. И вот уже каблучки ее забили гулкую дробь по мраморным ступеням, и пальцы заскользили по золоченым поручням лестницы, плавной спиралью спускавшейся в просторный вестибюль. Двое лакеев, срывавших на ходу шитые золотом ливреи и напудренные парики, обогнали Софи.

– Не мешкай, Софи! – крикнул один из них. – Нельзя терять ни минуты.

К тому времени когда девушка достигла второго этажа, беглецы уже скрылись из виду. И тут она услышала:

– Стойте! Я вам приказываю!

Софи остановилась как вкопанная. Сверху по лестнице к ней спешила, хрустя плиссированными шелками графиня де Жюно. Ее усыпанное жемчугами платье буквально источало сияние.

– Мадам графиня! – Софи с раздражением заметила, что госпожа, похоже, еще и не начинала собираться. – Вы давно уже должны были покинуть замок. Ваш экипаж ожидает вас у входа. – При других обстоятельствах девушка не позволила бы себе подобную прямоту, но в чрезвычайной ситуации, подобной этой, все барьеры рушились. – Хотя ворота и закрыты, они вот-вот рухнут под напором толпы.

– Я не могу бежать! – Госпожа была в полной растерянности, ее миловидное личико в обрамлении сбившихся локонов стало мертвенно бледным, она в отчаянии заламывала руки. Графиня была третьей по счету супругой престарелого де Жюно и матерью его единственного ребенка. Она преданно любила своего мужа, несмотря на разделявшие их тридцать лет. – Как только мой муж услышал о революционерах, его тут же хватил удар… Я не могу бросить его в таком состоянии.

– Ну, так давайте я позову кого-нибудь на помощь и мы вместе отнесем его в экипаж, – Софи уже было собралась искать слуг, но графиня жестом остановила ее.

– Нет, нет… Мне кажется все слишком серьезно, не следует тревожить его в таком положении. А вы не видели случайно моего отца?

– Нет, мадам.

Боль за мужа и страх за отца разрывали сердце несчастной женщины. Она так и не могла решить, что же именно ей следует сейчас предпринять.

– Так, может быть, стоит все же позвать кого-нибудь? – повторила Софи. – Быть может, состояние графа не столь плачевно, как вам могло показаться, мадам…

– Нет, нет! Ошибки быть не может… и я должна немедленно вернуться к нему. – Глаза графини наполнились слезами, но тем не менее она гордо вскинула голову. – Я уже решила, что граф должен испустить свое последнее дыхание под крышей своего родного замка, подобно своим славным предкам, – от волнения ее голос дрожал. – Вы можете мне объяснить, почему они на нас напали? Ведь даже тогда, когда граф был советником короля в Версале, – он проявлял постоянную заботу о своих крестьянах.

– Возможно, восстание спровоцировали старые враги графа?

– Скорее всего… Сейчас самое подходящее время для сведения старых счетов, и не было у графа более опасного противника, чем сын его младшего брата Эмиль де Жюно. Сей известный своими пороками молодой человек сейчас поддерживает изменника Орлеана… Но ближе к делу. – Она проглотила подступивший в горлу комок. – А то мне, пожалуй, не хватит смелости обратиться к тебе с просьбой… из-за которой я тебя окликнула.

– Так говорите же быстрее, мадам! – воскликнула Софи. – Я сделаю все, что в моих силах.

Графиня лишь руками всплеснула.

– Ради Бога, прошу вас, заберите с собой моего сына!

Софи не стала тратить время на дальнейшие рассуждения.

– Где Антуан? Он в детской?

– Нет, он у постели отца… Кормилица бежала.

– Мне его принести?

– Нет, нет, я сама… – Графиня поспешила наверх в один из салонов, задержавшись на мгновение у дверей, чтобы утереть слезы.

Софи была до глубины души тронута потрясающим мужеством своей госпожи. Страдания графини напомнили девушке ее собственную трагедию. С трепетом она представила себе душераздирающую сцену прощания, происходившую сейчас в салоне, однако попыталась ради ребенка не давать воли своим чувствам. Любой ценой необходимо уберечь дитя от любых опасностей. Сейчас на карту было поставлено многое…

Графиня вынесла сына на руках. На четырехлетнем, черноглазом, курчавом мальчугане была все та же голубая бархатная курточка и панталоны, в которые в это утро его нарядила кормилица. При первой же возможности Софи найдет для него более подходящую одежду, ведь в таком наряде, как сейчас, ребенка трудно будет выдать за крестьянского сына. Пальто на мальчике не было, однако мать успела завернуть его в кружевную шаль. Хотя уже и был конец апреля, день выдался не по сезону промозглым. На круглом личике ребенка застыло выражение крайнего удивления, но увидев Софи, он сразу же улыбнулся. Она делала ему сахарных лошадок, пирожные в виде солдатиков и разноцветный мармелад. Каждый раз, когда мальчик прибегал к ней на кухню, он получал какой-нибудь гостинец, хотя ради этого ему приходилось прятаться от няньки.

Графиня с дрожью в голосе заметила:

– Я объяснила Антуану, что некоторое время о нем будете заботиться вы, Софи.

В последний раз поцеловав ребенка в щеку, она опустила его на пол. Мальчик послушно ухватился за протянутую Софи руку.

– Ну что, дорогой, начнем с игры в прятки, – сказала, улыбнувшись, Софи.

Ребенок подпрыгнул от радости.

– Обожаю эту игру.

Графиня тем временем расстегнула жемчужное ожерелье, спешно сняла с себя все кольца и браслеты, сложила их в кошелек и протянула его Софи.

– Это поможет вам в трудную минуту. Я положила немного золотых монет в сумочку Антуана. Берите мой экипаж и постарайтесь пробраться в Англию. Уверена, там вы оба будете в полной безопасности, – голос ее сорвался. – А теперь уходите! И да поможет вам Бог.

Софи, увидев, что Антуан собирается вцепиться в юбку графини, с силой потянула его вниз.

– Побежали, побежали… Давай-ка попрыгаем через ступеньку!

Он бросил взгляд через плечо. Его вконец измученная мать уже подошла к дверям салона, но на секунду задержалась, махнула вслед сыну рукой. Успокоившись, мальчик ответил ей тем же.

– Когда-нибудь я обязательно верну вам Антуана, мадам! Клянусь! – от всего сердца воскликнула Софи.

Графиня без единого слова благодарно кивнула. Медленно удаляясь, она закрыла за собою дверь салона.

А Софи тем временем уже помогала Антуану перескакивать со ступеньки на ступеньку. Когда они оказались в вестибюле, девушка взяла мальчика на руки и подошла к парадным дверям, с удивлением обнаружив, что они заперты изнутри, вместо того чтобы стоять распахнутыми перед готовым к отправлению экипажем. Мощный удар в дверь заставил ее застыть на розовом мраморе пола. В следующую секунду до нее донесся звон разбивающегося стекла. Пожалуй, уже было слишком поздно бежать на графском экипаже…

Должно быть, пьяная толпа продвигалась в шато сразу с нескольких сторон. Антуан со страху захныкал, его пухлые губки задрожали.

– Это всего лишь сигнал для начала нашей игры, – с улыбкой сказала ему Софи, поспешив назад. – Держись за меня покрепче!

Она распахнула дверь на кухню. Здесь мало что изменилось с тех пор, как отсюда бежали слуги: на плитах по-прежнему шипели кастрюли, а жаркое поворачивалось на заводном вертеле. Похолодев от ужаса, Софи услышала вопли мародеров, пробиравшихся к ней все ближе со стороны столовой, и таким образом отрезавших путь к спасению. Она опрометью бросилась к ближайшей кладовке, где и спряталась вместе с Антуаном, плотно притворив за собой дверь.

Прижав ухо к шершавой доске, Софи пыталась хоть что-нибудь расслышать.

– От кого мы прячемся? – прошептал мальчик. Софи заставила себя улыбнуться и поднеся палец к губам, тихонько прошептала:

– А вот это сюрприз.

Когда ворвавшаяся в замок толпа пронеслась мимо них, девушке стало не по себе. Интересно, сколько их там было, сотня? Две? Жалкая кучка этого сброда ни за что не посмела бы атаковать шато. Наверняка их было очень много. Задрожав, Антуан прильнул к Софи. Его пугал топот тяжелых сапог и стук деревянных башмаков. Софи погладила его по головке.

– Не надо бояться, Антуан, – прошептала она, – со мной ты будешь всегда в полной безопасности. – Было полным безумием дать подобное обещание, но она почему-то была уверена, что выполнит, его. Обняв мальчика, Софи шепотом помолилась за графиню.

Когда на кухне вновь стало тихо, девушка осторожно выглянула из своего укрытия. Вокруг уже никого не было, разве что опрокинутый стул указывал на то, что всего лишь минуту назад здесь побывала разъяренная толпа.

Прихватив с собой буханку хлеба и завернутый в салфетку сыр, Софи и Антуан выбрались наружу.

– Угощайся, – девушка протянула ребенку сладкое винное пирожное собственного изготовления.

Набив карманы сладостями, беглецы выскользнули на вымощенный булыжником двор.

Со стороны конюшен доносились пальба и крики, прерываемые ржанием лошадей и звонким стуком копыт. Похоже, конюхи собирались бежать вместе с лошадьми, но повстанцы их перехватили и теперь, окружив, добивали. Ясно, что в ту сторону бежать не было никакого смысла. Опасаясь, что цоканье каблуков сможет привлечь внимание, Софи скинула свои туфельки, сунув их в дорожную сумку. Вновь взяв Антуана на руки, девушка побежала через двор к теплицам, а оттуда прямо в сад. Укрывшись за фигурно подстриженной живой изгородью, Софи упала на колени, посадив рядом с собой на траву Антуана, дыхание от усталости у нее перехватило. Хотя мальчик и был довольно хрупкого телосложения, тащить его, когда в руке еще полный дорожный саквояж, было довольно тяжело. Со стороны шато доносились приглушенные крики. Судя по радостному реву, злодеи уже добрались до винных погребов.

Антуан с мольбой заглянул в ее глаза:

– Пойдем домой.

Надевая туфли, Софи отрицательно покачала головой.

– Игра только началась… Пойдем-ка спрячемся в оранжерее.

Девушка знала, что рано или поздно вожаки погромщиков обнаружат, что сын и наследник Жюно исчез. Вот тогда-то они уже обшарят всю округу. Необходимо было вывезти Антуана из поместья с наступлением темноты. А пока достаточно удаленная от шато оранжерея позволяла временно укрыться от погони. К тому же там имелась тайная комната с альковом, устроенная на радость любовникам былых времен, в ней их с Антуаном уж точно никто не обнаружит. Софи сама узнала об этом потайном местечке лишь тогда, когда ее пытался затащить туда похотливый садовник: Услышав о том, куда они сейчас собираются пойти, мальчик запрыгал от радости. В благоухавшей экзотическими ароматами оранжерее всегда было тепло. Апельсиновые деревья различной высоты стояли как часовые в квадратных зеленых кадках, ожидая, когда на летние месяцы их вынесут в сад. В зимнее время оранжерея была любимым местом игр Антуана. Как только они вошли внутрь, Софи с облегчением вздохнула. Уже скоро наступят сумерки, а с первой же звездой они с Антуаном проберутся к пролому в ограде и скроются в густой чаще окружавших шато лесов. А сейчас необходимо было переодеть мальчика во что-нибудь попроще. Сорвав с себя шаль, Антуан бегал между рядами оранжерейных растений, многие из которых не уступали по размерам настоящим лесным деревьям. Один из ближайших к Софи стволов был обвязан мешковиной для защиты от холодов. Сняв ее, Софи посмотрела материю на свет. Вполне подойдет, по крайней мере, никто не разглядит его дорогой одежды. А. потом она подыщет что-нибудь получше. Софи порылась на полках, Прибитых вдоль стен оранжереи, быть может, хоть что-то пригодится: садовый нож, моток бечевки, карманное огниво, фонарь. При звуке приближающихся шагов все внутри у нее похолодело, девушка поняла, что они не были с Антуаном в оранжерее одни.

– Кто здесь? – грозно спросила она, пытаясь скрыть охвативший ее страх. Но ответ поступил от Антуана, крикнувшего из противоположного конца строения: «Дедушка!».

Престарелый отец графини, маркиз де Фонтэн, был необычайно высок и худ. Он уже начинал входить в старческое слабоумие и не всегда понимал, который сейчас час и где именно он находится, но тем не менее все умения и сноровку садовника он сохранил прекрасно, ведь выращивание апельсиновых деревьев было его любимым занятием на протяжении всей жизни. Кроме этого, не было еще ни одного случая, чтобы граф не признал своего внука.

– Это ты, мой мальчик? – спросил маркиз, на время оторвавшись от рассматривания какой-то лианы. Антуан живо вскарабкался ему на колени.

– Не знал я, что ты тоже любишь играть в прятки, дедушка. – Ребенок, копируя Софи, поднес пальчик к губам и с серьезным видом прошептал: – Тс-с, только говори потише… но если хочешь, расскажи мне что-нибудь интересное…

Между дедом и внуком уже давно установился своего рода обычай подобных рассказов: напустив на себя важность, старик стал вслух вспоминать былые дни, когда он служил в королевской гвардии. Неизвестно, как много понимал из этого рассказа Антуан, но он внимал деду, затаив дыхание. Он вытащил из кармана раскрашенного деревянного солдатика, которого всюду таскал с собою, и, прижав игрушку к груди, сидел как завороженный.

Софи не знала, как же ей теперь поступить. Несомненно, она была рада, что старый маркиз находится сейчас в полной безопасности, но тем не менее его появление рушило все первоначальные планы. В тайном алькове они никак не смогли бы уместиться втроем. Конечно же, в первую очередь необходимо было спасать ребенка, и к тому же старик наверняка задержал бы преследователей, но оставить маркиза на растерзание толпы и заведомо обречь его на гильотину она никак не могла. Софи оценивающе посмотрела на костюм старика, ибо ничто не должно было выдать в нем аристократа. К счастью, его куртка и штаны были изготовлены из простой бурой холстины. Маркиз был в шерстяных чулках и простоватых черных туфлях с большими пряжками. Зеленый парчовый жилет был скрыт под кожаным фартуком садовника, под ним прятались и любимые стариком часы-луковица на золотой цепочке. И только шейный платок и манжеты рубахи из лучших валенсийских кружев необходимо было срочно уничтожить. Белый парик тоже придется снять. С самого начала революции напудренные парики считались отличительным признаком аристократов и их приспешников.

Открыв свой дорожный саквояж, Софи достала ножницы и стала с нетерпением ожидать завершения очередной истории старого вояки. Вскоре, как она и предполагала, утомленного рассказчика сморил сон; совсем успокоившись, Антуан тоже задремал. Никто из них даже не пошевелился, когда Софи быстрыми и точными движениями срезала роскошные кружева маркиза. Потом девушка спрятала в сумку шаль графини. Вполне возможно, эта вещь еще не раз будет утешать мальчика, когда он осознает, что, вероятно, навсегда расстался с матерью.

Однако пора было уходить. Сняв с крючка шляпу маркиза, Софи улучив момент, быстрым движением сорвала парик с де Фонтэна, накрыв его лысую голову шляпой. А парик и кружево девушка бросила в стоявшую посреди оранжереи печь. Ей не хотелось оставлять здесь какие-либо улики, свидетельствовавшие об их присутствии. Маркиз внезапно проснулся и, встрепенувшись, разбудил Антуана.

– Неужели уже утро? – с удивлением спросил старик.

– Что вы, что вы, месье маркиз, – залепетала Софи. – Мы просто совершим сейчас небольшую прогулку.

– А вы кто? Моя дочь? – Суровый вид нахмуренных седых бровей маркиза явно контрастировал с детской невинностью его светло-серых глаз.

Девушка, отрицая это нелепое предположение, покачала головой и назвала ему свое имя. Похоже, это его успокоило, и де Фонтэн несколько расслабился. Антуан, протирая глаза, сполз с дедушкиных колен.

– А где же нянька? – спросил он позевывая.

– А зачем она, когда я сама о тебе позабочусь, – беззаботно ответила Софи, снимая с мальчика шитую золотом сумочку и перекладывая в свой кошелек мешочек с драгоценными монетами. Затем она выбросила златотканную улику вслед за кружевами и париком в печь. Обернув мальчика в мешковину, Софи сколола на нем материю своей собственной брошью.

– Когда выйдем из оранжереи, смотри, держись за руку дедушки и помни, – добавила она с улыбкой, поднося палец к губам, – мы должны вести себя тихо, как мыши.

Мальчик согласно кивнул, улыбнувшись ей в ответ. К великой радости Софи, старик послушно последовал вслед за нею. Тропинка, проложенная между фигурно подстриженных живых изгородей, бледной полосой уходила в сумерки. Пройдя вдоль трех небольших лужаек с фонтанами, они подошли к пролому в стене. Маркиз остановился как вкопанный.

– В чем дело?! – воинственно потребовал он объяснений.

Спасение было уже так близко, но ради спокойствия Антуана, рано было еще раскрывать страшную правду о распоясавшемся мужичье. И тут Софи осенило.

– Замок пал под натиском противника, генерал. Необходимо бежать! – сказала она маркизу и, повернувшись к Антуану, прошептала: – Будем теперь играть в другую игру.

Мальчик просиял, доставая из кармана любимого солдатика.

После того как к нему обратились по званию, которое он когда-то носил, маркиз сразу подтянулся, с озабоченным видом посмотрев по сторонам.

– Тогда будьте начеку, мадам, вполне возможно, в погоню за нами уже бросились мушкетеры. Австрияки коварны! Поспешим к лесу!

Убедившись, что по ту сторону стены никого нет, Софи помогла маркизу пробраться сквозь пролом. Антуан был уже далеко впереди. Забыв об осторожности, он завизжал от восторга:

– Смотрите! Да это же Бижу!

Под деревьями стояла оседланная и взнузданная кобыла графини. Откормленные, ухоженные бока лошади лоснились в тусклом свете сумерек. Софи могла предположить только то, что напуганная учиненным в конюшне погромом, Бижу сама прискакала сюда. Антуан подбежал к лошади. Не раз он отправлялся на верховые прогулки вместе с матерью, оседлав своего крохотного пони. Софи прибавила шагу, чтобы нагнать мальчика, однако при ее приближении лошадь беспокойно зафыркала и забила копытом. Девушка сразу застыла на месте, опасаясь, что кобыла может громко заржать, и позволила Антуану подойти к лошади первым.

– Ты будешь боевым конем дедушки, – защебетал мальчишка, поглаживая лошадь по гриве.

Мальчик был хорошо знаком лошади, но строптивое животное наверняка бы не подпустило к себе Софи. Положение спасли сладкие винные пирожные.

Пришлось скормить Бижу несколько штук, прежде чем Софи смогла привязать свой дорожный саквояж и фонарь к седлу. Маркиз с трудом вскарабкался на лошадь, став для этого на находившийся поблизости замшелый камень. Софи посадила Антуана впереди дедушки и, взяв лошадь под уздцы, пошла впереди по заброшенному лесному проселку. С тех пор как она поселилась в шато де Жюно, Софи не раз приходила сюда, чтобы в одиночестве оплакать безвременную кончину своего отца. Бродила она по здешним лесам и тогда, когда уже больше не в состоянии была выдерживать грохот большой кухни.

Солнце уже село, однако в сумерках отчетливо различалась тропинка, по которой они шли, Софи не страшилась заблудиться в темной чаще.

– Быстрее! – суровым тоном командовал маркиз, очевидно предполагая, что лошадь ведет, как минимум, бравый капрал. – Мы должны как можно дальше оторваться от неприятеля!

Как раз именно об этом она сейчас и думала. Полузаброшенная дорога была крайне неровной, местами совершенно заросшей кустарником, но это было даже к лучшему. Вряд ли злодеи догадаются преследовать их именно этим путем. Когда беглецов окутала тьма, Софи зажгла фонарь. К тому времени Антуан уже глубоко спал, прильнув к дедушке, также клевавшему носом. Большую часть ночи девушка провела на ногах. Окружавшая их местность уже давно была ей не знакома и время от времени Софи останавливалась, пытаясь определить направление движения по мерцавшим над кронами звездам. Она в достаточной степени знала астрономию, чтобы без труда найти Полярную звезду, которая указывала им путь на Па-де-Кале, путь к свободе. Когда, наконец, Софи стало покачивать от усталости, она решила, что уже пора устроить привал. Она выбрала подходящую для этого рощицу с протекавшим по ней ручейком.

Антуан даже не проснулся, когда Софи сняла его с лошади и укутала в плащ. Маркиз самостоятельно слез с седла и, привязав Бижу, устроился на ночлег прямо под деревом. Девушка предположила, что за долгие годы службы в армии маркизу не раз приходилось спать на земле, и сейчас в этом для него ничего необычного не было, поскольку прошлое уже давно было для старика куда реальнее настоящего. Накрыв мальчика для большего тепла шалью графини, Софи попыталась уснуть, однако метавшиеся в голове мысли не позволяли ей этого сделать.

В очередной раз события, приведшие ее в шато де Жюно, проходили перед мысленным взором девушки. До совершеннолетия она росла в большой квартире, помещавшейся над лавкой отца, в доме с небольшим кондитерским цехом, где и производились знаменитые папины сладости. Смерть матери, последовавшая после двухмесячной болезни, совпала со временем взятия Бастилии. Два этих события положили конец годам достатка и покоя. Отец стал жестокосерден и угрюм, изменилась и его клиентура. Иностранные дипломаты покинули Париж после ареста короля и королевы, аристократия разбежалась, Версальский дворец, постоянно делавший заказы на кондитерские изделия месье Делькура, опустел. Анри Делькур явно не собирался расшаркиваться перед революционным командиром, ввалившимся в его лавку после митинга с требованием казни королевской семьи.

– Убирайтесь отсюда! – в ярости вскрикнул Анри. – Здесь обслуживаются только истинные патриоты.

Его сбили с ног, сломали ему ребра и пробили голову. Затем сбросили со второго этажа на булыжную мостовую, и простая телега отвезла его еще трепещущее тело к братской могиле, одной из многих, в которых в те дни хоронили погибших от революционного произвола. Софи, в тот день посланная отцом на рынок, придя домой, увидела, что входная дверь заколочена. Нашлось немало очевидцев, рассказавших ей, что именно здесь произошло, но никто из них не посмел проследовать за телегой, и место погребения отца навсегда осталось для Софи тайной.

На ней было лишь то, что она успела в то утро надеть, однако кошелек полнился золотыми монетами – один из клиентов отца, встреченный ею по пути домой, просил передать то, что давно задолжал месье Делькуру. Ночевала она в доме своей старой подруги Марии Терезы и ее мужа Мориса. На следующий день Морис узнал, что уже выдан ордер на арест Софи и что ее вместе с отцом обвиняют в подрывной деятельности против правящего в стране Национального Конвента.

– Это всего лишь попытка оправдать убийство твоего отца, – объяснил Морис. – Мария Тереза даст тебе самое необходимое, а я уж как-нибудь незаметно вывезу тебя из города.

На прощание Софи с благодарностью обняла своих верных друзей. Решение бежать в шато де Жюно созрело по двум причинам. Во-первых, место это находилось за много миль от Парижа, и здесь не было еще никакой смуты, во-вторых, граф в течение многих лет был постоянным клиентом ее отца, что давало девушке определенную надежду получить у него работу. Как только она прибыла в шато, мажордом, сразу же Софи признавший, взял ее на работу, сказав при этом, что граф уже истосковался по своим любимым пирожным с тех пор, как парижский кошмар положил конец прямым поставкам. Именно то, что Софи делала любимые пирожные графа, и сблизило ее с графиней куда больше, чем это предполагал местный этикет. Время, проведенное в шато, было периодом относительного покоя и благополучия, и Софи могла начать строить свою жизнь заново. Теперь она понимала, сколь была глупа, думая, что счастье будет длиться вечно… Глаза ее закрылись, и Софи наконец уснула.

Часа через два девушка проснулась с первыми лучами солнца. Убедившись, что они ни на единый градус не отклонились от выбранного ею направления, Софи постаралась по возможности не шуметь, чтобы не разбудить Антуана. Умывшись в холодном ручье, она открыла шкатулку со швейными принадлежностями и пришила к подкладке своей юбки все браслеты и кольца графини, кроме одного, которое оставила в кошельке вместе с несколькими золотыми монетками на крайний случай. Жемчужное ожерелье и остальные деньги она спрятала в ворохе нижних сорочек. Софи уже слышала, что маркиз сроду не носил с собой денег, а потому не боялась, что старик ни с того ни с сего вытащит из кармана пригоршню золотых. Теперь можно было будить остальных.

Больше всего Софи боялась, что престарелый маркиз забудет о том, какая им грозит опасность и потребует вернуться в шато де Жюно. К счастью, этого не произошло. Очнувшись в лесу, старик, очевидно, вспомнил дни своей военной молодости и покорно взял из рук Софи хлеб и сыр, приняв ее за маркитантку.

Антуан был на редкость послушен, а когда все-таки собрался раскапризничаться, девушка пообещала, что сегодня он снова будет кататься на Бижу, и мальчуган забыл обо всем на свете.

Наконец Софи уселась на лошадь боком, за спиною маркиза, и беглецы продолжили свой путь. Вскоре они выехали из леса. Оказавшись у развилки дорог, повернули на север, продолжив свой путь среди пустынных полей и перелесков. Но не проехали они и нескольких миль, как услышали позади топот копыт. Софи в ужасе оглянулась, страшась, что их нагнал кто-то из отребья, захватившего шато. Но вместо этого они увидели конный отряд регулярной армии. На шляпах солдат красовались трехцветные кокарды Новой Республики. Надежда на то, что солдаты проследуют, не обратив на беглецов никакого внимания, рухнули после того, как сержант, пристально посмотревший на маркиза, проскакал вперед и, встав на пути Бижу, вынудил лошадь остановиться.

– Неплохая кобылка у тебя, старичок, – обратился сержант к маркизу. – Откуда она у тебя?

Маркиз, не привыкший, чтобы к нему обращались подобным образом, непонимающе посмотрел на военного. Испуганный Антуан прильнул к Софи. Софи заговорила, решив сказать что-нибудь наиболее подходящее для этих времен, когда крестьяне растаскивали собственность своих прежних господ.

– Что упало, то пропало! – воскликнула она, разыгрывая из себя простушку-пейзанку. – Мы нашли эту лошадь… И хозяев при ней не было…

– Неужели? И где же вы ее нашли?

– Да здесь же, по лесу плутала, – Софи кивнула в сторону, откуда они пришли. – Думаю, лошадка принадлежала какому-нибудь аристократу, а значит, по справедливости должна теперь принадлежать мне… Не вижу причин, чтобы не воспользоваться тем, что мне так повезло.

Сержант пристально посмотрел на Софи.

– Да, да, конечно, так оно и есть. Однако теперь вам всем придется слезть с лошади. Просто будет очень несправедливо, если вы вдруг вздумаете пахать на столь отменной кобыле. Реквизирую у вас эту лошадь в пользу революционной армии. – Он махнул рукой одному из своих подчиненных. – Капрал, позаботьтесь об этой верховой лошади.

Софи не посмела воспротивиться и сползла с лошадиного крупа на землю, шепнув маркизу, чтобы он тоже спешился. Слава Богу, он ее послушался.

Девушка сняла Антуана, после чего отвязала от седла дорожный саквояж и фонарь.

– А что у тебя в сумочке, молодка? – вновь обратился к ней сержант.

Софи открыла саквояж, и, не обнаружив там ничего интересного, командир отряда пришпорил своего скакуна. Подняв пыль, конный отряд ускакал прочь. Софи смотрела вслед удалявшимся солдатам, радуясь, что ей удалось так легко отделаться. Конечно же, потеря Бижу была катастрофой, но, по крайней мере, у них не потребовали документов и не допрашивали. И вот тут-то спутники Софи, осознав, что лишились лошади, проявили крайнее неразумие. Антуан поначалу не понял, что у них отобрали Бижу, но, увидев, как мамина любимая лошадка скрылась вдали, заревел в три ручья. Упав на траву, мальчишка в ожесточении колотил по земле кулачками. Одновременно с этим маркиз, издав истошный вопль, стал грозить удаляющимся солдатам. Софи зажала рот старику рукой, и, схватившись, они полетели в дорожную пыль. Замыкавшие строй всадники обернулись в седлах, но увидели лишь выжившего из ума старика-крестьянина, затеявшего потасовку с девчонкой.

– Послушайте меня, месье маркиз, – пыталась убедить Софи де Фонтэна, одновременно отражая его слабые удары. – Это как раз те революционеры, от которых мы вчера бежали. Вчера днем они ворвались в шато, и ваша дочь попросила меня доставить Антуана в Англию, где он будет в полной безопасности. Я берусь доставить туда и вас, если вы впредь будете меня сопровождать.

Запыхавшийся старик оперся на плечо Софи.

– Для меня это большая честь, мадам, – сказал маркиз, машинально повинуясь заученным с детства правилам этикета. Затем голос его слегка дрогнул. – А где моя дочь?

Софи опустила голову.

– Боюсь, что случилось худшее…

Мука, с которой она произнесла эти слова, привели маркиза в полное смятение, и глаза его наполнились слезами. Медленно, с расстановкой он произнес:

– Да успокоит Господь ее душу.

– Аминь, – прошептала Софи ему в ответ. И после этого, насколько могла понять девушка, старик вновь впал в состояние некоего забытья.

После того как Антуана удалось успокоить последним оставшимся винным пирожным, Софи собрала дорожный саквояж, и они вновь отправились в путь. Ночевали беглецы в заброшенной хижине, отужинав тем, что Софи удалось купить в деревне, мимо которой они проходили днем. В этой же деревне девушка купила долгожданную одежду для Антуана и старомодный длинный жилет для маркиза взамен его зеленой парчи. После того как золотые часы были убраны в карман, можно было, наконец, избавиться от фартука садовника, однако маркиз расстался с ним с явной неохотой.

На деревенском рынке Софи нашла также шелковые рубахи и нижнее белье. Поскольку грубые руки продававшей их женщины были явно не способны на такую тонкую работу, Софи решила, что все это наворовано в каком-то господском доме. Она купила маркизу и Антуану достаточную смену белья и, после некоторых раздумий, в конце концов, приобрела набор кухонной утвари для приготовления пищи в походных условиях, благодаря чему ее дорожный саквояж весьма потяжелел.

Следующий день был не из легких. Антуан капризничал, утомленный долгой дорогой. Он тосковал по маме и часто плакал, вспоминая свою няню, игрушки и маленькую лошадку-пони. Софи всерьез беспокоилась о здоровье маркиза, не привыкшего к столь продолжительным пешим прогулкам. Старик еле передвигал ноги, и в результате за день они почти не продвинулись вперед. По подсчетам Софи до побережья оставалось миль сорок. Но пока, хотя девушка и заходила по пути на несколько ферм, купить хоть какую-нибудь лошадь или повозку им не удалось. Наконец ей предложили старого костлявого мерина и небольшую тележку, на которой вполне могли разместиться Антуан с маркизом. Девушка поспешила сделать столь ценное в таком положении приобретение.

Когда это было возможно, они останавливались в придорожных харчевнях до тех пор, пока однажды во время ужина Софи не подслушала разговор о расправе над аристократическим семейством: женою, мужем и тремя детьми, арестованными на местном постоялом дворе. Детей гильотинировали так же, как и родителей.

– И правильно, – заметил один крестьянин со звероподобной внешностью. – Во время нашествия крыс лишь дурак оставит гнездо грызунов нетронутым.

От этих безжалостных слов кровь застыла у Софи в жилах, и она покрепче прижала к себе Антуана. После этого девушка твердо решила в придорожных гостиницах не останавливаться. Впредь они будут спать в обнимку в тележке, останавливаясь подальше от тех мест, где их могут схватить. Отныне Софи выбирала лишь проселки, стараясь не выезжать на большие тракты, чем значительно увеличила их путь. Мерин, похоже, был в полном здравии, однако еле плелся и частенько останавливался, чтобы передохнуть.

Очень часто приходилось поворачивать назад: порою проселок обрывался, и нужно было возвращаться, покрывая лишний десяток миль. Иногда она теряла ориентацию и тогда ждала наступления ночи, чтобы сориентироваться по звездам. И вот однажды, обычным пасмурным днем, Софи уловила вдалеке мерцание моря. Она рассмеялась от радости впервые за все время их тяжелого пути. Подъехав насколько это было возможно поближе, девушка спрыгнула с телеги и побежала вместе с Антуаном на край поросшего травой обрыва, откуда были прекрасно видны бьющиеся о скалы волны. Свежий ветер вздувал на воде белые барашки, развевая локоны Софи и прижимая к ее ногам многочисленные юбки. На западе она увидела рыбацкую деревушку, притулившуюся на скалистом берегу в полумиле отсюда. Взяв Антуана на руки, она указала на горизонт.

– Англия – там! В этой стране мы пробудем до тех пор, пока Франция вновь не станет сама собой, и ты вновь не вернешься в свой родной шато де Жюно.

У нее отлегло от сердца, спасительная цель уже находилась всего лишь в нескольких морских милях отсюда.

– А на что похожа Англия? – неуверенно спросил Антуан.

– Ну, там есть и деревья, и птицы, и животные, и всякие прекрасные места, где ты сможешь играть так же, как ты играл дома. – Про себя она добавила, что Англия являлась иностранной державой, которой Франция объявила войну всего лишь два месяца назад. В настоящее время Британия, которой правил король Георг III, вступила в союз с Австрией с целью разгромить Французскую Республику на всех фронтах. Как это ни было печально, Софи вынуждена была признать, что у ее горячо любимой родины не было никакого будущего до тех пор, пока те, кто правит ею сегодня, не потерпят поражения и не будут свергнуты.

– А в Англии солдаты есть? – спросил Антуан, доставая свою любимую игрушку.

– Полным-полно, да только камзолы у них красные, а не синие, как у наших. Я тебе обязательно покажу, как они там будут маршировать…

– Пойду скажу дедушке, он, наверно, тоже захочет взглянуть на солдат, когда мы доберемся до Англии.

Софи опустила Антуана на землю и, когда он убежал к деду, вновь посмотрела на горизонт, размышляя о том, что же все-таки ждет ее в Англии. Она надеялась найти там себе работу кондитера, поселиться где-нибудь, чтобы было где жить Антуану и старому маркизу, а со временем, быть может, и обрести на чужом берегу настоящую любовь.

Глава 2

Для большей предосторожности, собираясь расспросить о баркасе до Англии, Софи пошла в рыбацкий поселок одна. Проходя по узким, мощенным булыжником улицам, девушка внимательно смотрела по сторонам. Подойдя чуть ближе к маленькой бухте, она обнаружила небольшой рынок, где рыбаки продавали свой улов домохозяйкам. Софи направилась к благородного вида старику, сидевшему чуть в отдалении и чинившему сети.

– Ходят ли отсюда какие-нибудь баркасы, месье, – спросила она для начала, поддерживая руками растрепавшиеся на ветру волосы.

Старик проницательно посмотрел на девушку, сразу же сообразив, что она не местная.

– Быть может, вам захотелось отправиться в путешествие? – загадочно улыбнувшись, ответил старик.

– Вполне возможно.

– В таком случае вам надо повидаться с моими сыновьями, – он кивнул в сторону двух дюжих молодцов, торговавших омарами. – Вон тот, в серой куртке, Жак, скажите ему, что это я вас послал.

Оба брата задубели на ветрах и солнце и были мускулисты, словно боги древних греков. Никто из них не посмотрел в сторону ковылявшей по булыжникам девицы, однако было ясно, что они видели, как отец направил ее к ним.

Не отрывая глаз от своего лотка, Жак быстро сказал:

– Не останавливайтесь здесь, мадемуазель. Я встречу вас за церковью, в конце этой улицы, через пять минут.

Софи быстро нашла эту церковь. Конечно же, как и следовало ожидать, она была закрыта, поскольку священников и прочих церковнослужителей преследовали и судили по законам Республики. Софи уже несколько минут прогуливалась среди надгробий церковного кладбища, когда к ней подошел Жак.

– Сколько вас? – спросил он напрямую.

– Трое. Со мной старик и малолетний ребенок.

– Вам повезло. Мой брат Гастон и я сегодня ночью отплываем в Шорхем-бай-Си. Шхуна уже почти полностью загружена, так что вам повезло. Однако стоить это будет недешево.

Она заплатила ему половину той суммы, что он просил, пообещав выдать остальные деньги непосредственно перед отплытием. Жак объяснил ей, в каком месте будет стоять шхуна, и назвал точное время отплытия, предупредив, чтобы она ни в коем случае не опаздывала.

Софи покинула рабочий поселок, радуясь, что ей удалось договориться с бывалыми мореходами, однако расставаться с Родиной ей все же было нелегко. Именно желание остаться во Франции вынудило ее искать прибежища в деревне, в то время как она легко могла найти спасение в Англии. Подобно великому множеству французов, Софи считала, что революционная буря утихнет и монархия вновь восстановится, но теперь уже в конституционной форме. Но, к несчастью, в январе этого года короля казнили на гильотине.

Девушка купила на ужин немного продуктов, в том числе и горячий пирог, однако маркиз почти ничего не съел. Последнее время Софи беспокоила нараставшая с каждым днем физическая немощь старика, и она поклялась, что завтра, когда они уже будут в Англии, она обязательно подыщет для маркиза достойное пристанище, где он сможет восстановить свои силы.

Лишь только стали сгущаться сумерки, Софи отвязала мерина и повела на луг, спускавшийся к ручью. Конь сослужил им добрую службу, однако окончательно выбился из сил. Зная, что с животным придется расстаться, Софи купила в поселке несколько кусочков сахару, и теперь разрешила Антуану напоследок угостить несчастное животное. Затем она похлопала мерина на прощание по холке, надеясь, что он испустит свое последнее дыхание именно на этом милом лужке. Антуан плакал, расставаясь с конем, куда больше, чем когда у них отобрали Бижу.

Когда беглецы вышли на продуваемую ветрами приморскую улочку, группа эмигрантов была уже в сборе. Гастон направил их по высеченным в скале ступеням к месту, где их уже ожидала покачивающаяся на волнах шхуна Жака.

Софи крайне удивилась, заметив в тусклом мерцании фонарей, что многие из желавших отправиться в Англию – как мужчины, так и женщины – были шикарно одеты и даже не смыли с лица косметику. Люди эти были крайне возмущены тем, что им самостоятельно придется переносить на баркас свои пожитки. Куда более разумные эмигранты были одеты просто и не высказывали даже малейшего неудовольствия, радуясь, что им в конце концов удалось убраться из этой богом проклятой страны. Среди них была девушка, примерно одного возраста с Софи. Она так нервничала, что Гастону даже пришлось вести ее по каменным ступеням за руку, потому что силы, казалось, вот-вот оставят ее. Когда до Софи дошла очередь доплачивать бесстрашным мореходам, она добавила от себя еще один золотой, попросив Гастона отнести престарелого маркиза в лодку на руках, что он и не замедлил сделать, подняв старика, Как пушинку. Взяв Антуана на руки, Софи последовала за ним.

Сын графини оказался единственным ребенком на шхуне. Софи укутала мальчика своим плащом, прижала к себе, и через пару минут он уже мирно посапывал у нее на коленях, даже не вздрогнув от хлопка расправляющегося на ветру паруса. Маркиз притулился слева от Софи и бормотал себе под нос что-то невразумительное. Справа от Софи на битком набитой людьми шхуне, находилась та самая девушка, которая сильно нервничала на берегу. Опустив на лицо капюшон, она явно не была настроена вступать в беседу с кем-либо из окружавших ее людей. Как только берег стел отдаляться, многие из женщин заплакали. Мужчины печально понурили головы. Позади оставалась не только родина – все пассажиры баркаса, за исключением Софи, вдобавок навсегда расставались и с привилегированным образом жизни. Тускло мерцавшие огоньки рыбацкого поселка тонули в тумане, корма шхуны то поднималась, то опускалась на крутых гребнях волн. Вскоре после отправления к мукам расставания с родиной прибавились страдания, связанные с морской болезнью, и многих из сидевших на шхуне прошиб холодный пот. Софи почувствовала, как тело ее нервной соседки стали сотрясать конвульсии.

– Не надо бояться, – пыталась она успокаивать насмерть перепуганную девушку. – Слава Богу, нам удалось благополучно, вырваться из разоренной революцией Франции. А что до моря, так этим рыбакам по плечу совладать и не с такими бурями.

Девушка повернула свое заплаканное лицо к Софи. В глазах у нее было отчаяние.

– Как это мило, что вы проявили заботу обо мне, сударыня. Я всегда боялась плавать морем, а теперь поняла, что это куда хуже того, что я предполагала прежде.

– Вам плохо?

– При одной мысли о тех ужасающих безднах в морской пучине под нами душа моя расстается с телом. Я знаю, что это трусость и малодушие, но ничего не могу с собой поделать.

– Вы зря так расстраиваетесь. Ведь есть же люди, которые, например, до смерти боятся пауков. Или, вот, у меня есть подруга, которая падает в обморок при виде лягушки.

Софи разговорилась с незнакомкой, представилась, назвав точные имена Антуана и старого маркиза.

– Генриетта де Бувье, – представилась в свою очередь побледневшая как мел девица. – Так же, как и у вас, у меня не осталось близких родственников во Франции. Я осиротела еще будучи малолетней девочкой и была взята на воспитание в богатое семейство, всех членов которого после революции арестовали и казнили. – Она тяжело вздохнула. – Служанка спрятала меня, а потом забрала к себе домой в деревню. И она, и ее муж поддерживали Республику, но они были против кровавого террора. Они доставили меня на побережье, спрятав в возу с сеном. Я всегда буду в долгу перед ними. Они не взяли с меня ни су, сказав, что деньги мне еще пригодятся на дорогу в Англию. И они были правы… Теперь мой кошелек пуст.

– И чем же вы думаете заняться, когда доберетесь до Англии?

– Поеду в Брайтон. Рыбаки сказали, что местечко это недалеко от той бухты, в которой мы высадимся. Это своего рода курорт, находящийся под личным патронажем принца Уэльского. До революции там отдыхал весь парижский высший свет. Частенько там бывали и мои дядя с тетушкой… Именно в Брайтоне они обосновались, бежав из Франции.

– Уверена, что ваши дядя с тетушкой вам обрадуются.

– Надеюсь. – Однако в тоне Генриетты прозвучало сомнение. – Они всегда были крайне эгоистичны. И я очень сомневаюсь, что они будут вне себя от счастья, когда я приеду к ним без единого су. А чем же намерены заняться в Англии вы, мадемуазель?

– Прежде всего, найду подходящее жилище для мальчика и старика, потом пойду искать работу.

– Работу? – воскликнула чрезвычайно удивленная Генриетта. – И что же вы будете делать?

Софи польщенно хмыкнула.

– Да то же самое, что и всегда с тех пор, как научилась засахаривать лепестки роз, да тереть шоколад на терку. – И она объяснила, как научилась своему ремеслу, подробно описав все последующие злоключения, приведшие ее на борт этого утлого суденышка.

Глаза у Генриетты загорелись.

– Расскажи мне о парижской жизни… Я ведь никогда не была в столице, и, быть может, стану уже старой каргой, когда, в конце концов, там окажусь.

– Наверняка это случится гораздо раньше, – с надеждой сказала Софи. Затем она рассказала Генриетте о том, как достигла мастерства в профессии кондитера, и о том, как отец научил ее нескольким языкам, которыми владел в совершенстве. Он не раз обслуживал иностранные посольства и любил обращаться к своим клиентам на их родном языке.

– Так значит, ты и по-английски говоришь? – полюбопытствовала Генриетта.

– Ну, не без того, – поскромничала Софи.

Генриетта всплеснула руками.

– А я вот, кроме французского, никакого языка не знаю.

– Все образованные люди в Британии говорят по-французски, и, в любом случае, ты вскоре выучишься говорить по-английски.

– А ты была когда-нибудь в Версальском дворце?

– Конечно. Уже с малых лет отец брал меня с собой, доставляя клиентам особо ценные заказы. Он любил, когда корзинку со сладостями господам подавала разодетая как куколка девочка.

– А королеву ты видела?

– Много раз. На свете не было более грациозной дамы, чем Мария Антуанетта, за исключением разве что моей матери. Но мы обслуживали не только богатую знать. Лавка моего отца была единственной в своем роде, в ней всегда можно было найти и дешевый товар. До тех пор пока голодные не стали бродить по улицам тысячами, он не позволял ни одному страждущему уйти из кондитерской с пустыми руками.

Софи вновь вспомнила их небольшой кондитерский цех и в то же мгновение будто бы вновь почувствовала ароматы карамели, ванили и разнообразных специй. Она представила отца, безупречно выглядевшего в своем белоснежном парике и отличного покроя костюме: Вот он идет из конторы, чтобы продегустировать изготовленные Софи и ее подругами сладости.

Генриетта взглянула на спавшего в руках своей новой знакомой Антуана.

– А как ты думаешь, был бы Антуан представлен ко двору, не случись революция?

– Я в этом абсолютно уверена! Ведь когда-то его отец был советником короля, одним из могущественнейших людей Франции. Думаю, он бы добился для своего наследника не менее важной должности.

Генриетта сразу же перешла на шепот, склонившись над ухом Софи, хотя плеск волн и шум ветра перекрывали любое из сказанных ими слов.

– В таком случае надо быть поосторожнее и не называть настоящего имени Антуана кому бы то ни было в Англии. Судя по твоему рассказу, мальчик унаследовал титул отца и, если захват шато де Жюно тайно подготовили враги графа, вполне возможно, они не остановятся до тех пор, пока не будет уничтожен последний отпрыск столь ненавистного им рода.

Софи покрепче обняла ребенка.

– Но ведь в Англии он будет в полной безопасности.

– Молю Бога, чтобы это было так. Однако в письме, доставленном мне от дяди пару недель назад, он рассказывал о двух эмигрантах, знакомых нашего семейства, умерщвленных в самом центре Лондона. Все они были последними представителями одного из известнейших аристократических семейств Франции.

Спасибо, что предупредила. Софи вспомнила жестокие слова того звероликого негодяя в придорожной закусочной, но прежде, чем смогла хоть что-то ответить, до них донеслись возмущенные крики пассажиров, возраставшие по мере того, как все большему количеству беглецов становился ясен ужасный смысл сказанного Жаком.

– Внимание! – громогласно объявил Жак. – Ветер крепчает! Начинается шторм! И если мы хотим остаться в живых, необходимо поворачивать назад!

Многих женщин охватила истерика, лишь только они представили, что их вновь ждет охваченная революционным пожаром родина, покинуть которую вторично, быть может, им уже будет не суждено. Мужчины возмущенно переговаривались, однако дальше угроз, что рыбаков сейчас отправят за борт, дело не пошло. Одна из женщин упала на колени перед Жаком, умоляя его не поворачивать к французскому берегу. Он дал ответ столь быстро, что Софи абсолютно уверилась в том, что мореход лишь набивает себе цену.

– Если вы откроете свои тугие кошельки и шкатулки с драгоценностями, – прокричал Жак, сложив ладони рупором, – и заплатите достойную цену, ради которой мой брат и я станем рисковать своими жизнями, обещаем доставить вас в Англию, несмотря ни на какие бури.

То, как отреагировали на это заявление плывущие на баркасе, представляло собой довольно жалкое зрелище. Большинство не смогло извлечь свои ценности достаточно быстро. Жак ходил от одного пассажира к другому, требуя большего, чем ему предлагалось. Содержимое кошельков высыпалось в его трясущиеся от жадности ладони, и драгоценности сверкали в тусклом свете фонарей. У вдовы, потратившей все, что у нее было на то, чтобы выкупить себя из тюрьмы, никакого имущества, кроме обручального кольца, не оставалось.

Жак сорвал кольцо с ее пальца, настаивая при этом, чтобы ее соседи, люди совершенно случайно оказавшиеся рядом, заплатили за вдову недостающую сумму. Охваченная паникой Генриетта, сжала в руках свой золотой медальон.

– Единственное ценное, что у меня осталось, – это золотой медальон с миниатюрными портретами моих родителей, а между тем в моем кошельке всего лишь осталось несколько ливров. Что же мне делать?

Софи поняла, что наступил момент, когда могут пригодиться драгоценности графини.

– Прячь скорее свой медальон, а об остальном я уж сама как-нибудь позабочусь.

Когда Жак подошел к Генриетте, Софи протянула ему бриллиантовый перстень.

– Думаю, этого вполне хватит в качестве доплаты даже за пятерых.

Он внимательно посмотрел на перстень и, немного подумав, ответил:

– Отлично, но мне еще понадобятся часы старика. Знаю, что он их прячет… Но ничего, он себе потом еще лучше купит.

Софи была вне себя от ярости, но все же подчинилась. Ей долго пришлось объяснять маркизу, чего от него хотят. Она чуть не заплакала, когда старик послушно вытащил из кармана свои прекрасные часы и протянул их рыбаку, грубо выхватившему их из руки маркиза.

Когда Жак пошел дальше, Генриетта, задыхаясь от волнения, обратилась к Софи.

– Не знаю, как тебя и благодарить.

– Все мы сейчас в одинаковом положении, – ответила дочь кондитера.

– Не будет у меня подруги ближе тебя! – воскликнула Генриетта.

Софи улыбнулась.

– Так трогательно, что мы стали друзьями в такой тяжелый час. А теперь не думай о плохом и постарайся уснуть, если сможешь.

Обещанный Жаком шторм так и не грянул. Наоборот, пронизывающие ветры сменились освежающим бризом и небеса прояснились. Софи предположила, что угроза вернуться во Францию была лишь ловким мошенничеством, жертвой которого становился не первый транспорт с беженцами. Она ненадолго задремала, а проснувшись на рассвете, увидела приближающийся английский берег. Там зеленели холмы, и кустарник уже покрылся белоснежными майскими цветами. Чистый песок дивных пляжей и белизна прибрежных скал слепили глаза. Между холмов она уже в состоянии была различить покрытые соломой дома крестьян и богатые каменные усадьбы, утопавшие в цветущих садах. А вот и роскошный особняк, наверняка принадлежавший какому-нибудь английскому лорду. Открывшаяся глазам Софи панорама чужого берега представляла собой чрезвычайно мирную прекрасную картину, игравшую свежими красками в лучах только что взошедшего солнца. Другие пассажиры шхуны также проснулись; от мысли о том, что их опасное путешествие подходит к концу, настроение у многих из них значительно улучшилось. Софи уже решила про себя, что отныне девичья фамилия ее матери – Дюбуа – заменит настоящую фамилию Антуана, и она будет представлять его всем как своего племянника. Генриетта предупредила ее весьма кстати. Пока мальчик зевал да тер глаза, Софи погладила его по головке. – Еще немного, и мы в Англии, Антуан! Несмотря на приподнятое настроение, высаженная в старой бухте сассекского городка Шорхэм-бай-Си, группа эмигрантов из Франции представляла собой весьма плачевное зрелище.

Промокшие от морских соленых брызг, продрогшие и голодные, растрепанные, с потекшей с бровей и ресниц тушью на побледневших лицах, они карабкались по поросшим морскими водорослями ступеням причала. Взглянув наверх, они не прочли ни малейшего дружелюбия в удивленных глазах зевак, собравшихся поглядеть на новоприбывших с пирса. Софи со своими двумя подопечными покинула борт шхуны последней, поскольку маркиз так ослаб, что его пришлось на руках выносить на берег. К тому времени когда Софи, держа Антуана за руку, взошла на пирс, в толпе зевак уже появились отдельные личности, желавшие по возможности помочь несчастным беженцам. Местный сквайр послал три экипажа, чтобы доставить всех нуждающихся в срочной помощи аристократов в свое находившееся недалеко от гавани поместье. Какой-то джентльмен надеялся найти среди прибывших своих старинных французских знакомых. Увы! И хотя разочарованию его не было предела, он тем не менее самолично проводил пару эмигрантов в портовую таверну и нанял лошадей, чтобы перевезти их в Лондон. Две прямые, как палки, строго одетые старые девы, похоже сестры, притащили на пирс тележку, в которой стоял чан с дымящимся чаем, и поили задаром всех желающих. Генриетта уже выпила свою чашечку и стояла, о чем-то оживленно беседуя с какими-то знакомыми молодыми людьми, прибывшими вместе с нею из Франции. Один из них подробно объяснил сидевшему на козлах двуколки вознице, куда именно их следует доставить. Софи было собралась выступить в роли переводчицы, однако в этот момент Гастон опустил маркиза на стоявшую близ пирса скамью, и девушка бросилась к старику, опасаясь, что он с этой скамейки вот-вот свалится. Сев с ним рядом и обняв его на всякий случай рукой, Софи совершенно не заметила, как к ним подошел высокого роста священник в развевающейся на ветру черной сутане.

– Мадемуазель! Слава Богу, что вы благополучно добрались до этого благословенного края. Я не говорю по-французски, но надеюсь, до вас дойдет смысл моих слов.

– Я вас прекрасно понимаю, – поспешила ответить Софи на чистейшем английском.

Священник всплеснул руками.

– Так значит, мы будем прекрасно друг друга понимать. Вот и отлично! Вижу, что этот почтенного возраста джентльмен рядом с вами нездоров. Кстати, как мне следует к нему обращаться?

Соблюдать формальности было некогда.

– Это маркиз де Фонтэн, и я весьма за него обеспокоена.

– В таком случае, мадемуазель Фонтэн, – ответил священник, предположив, что Софи дочь маркиза, – я преподобный Джон Барнз, настоятель близлежащего сельского прихода.

На мгновение отвернувшись, он крикнул своей супруге:

– Миссис Барнз! Господь требует от нас доброго дела. Один из наших французских братьев нуждается в помощи.

Миссис Барнз – довольно высокая, худая женщина – поспешила к ним с чашкой чая.

– О бедный джентльмен! Дом приходского священника в вашем распоряжении, мадемуазель… А это ваш малыш?

Она было собралась погладить Антуана по головке, но он испуганно отпрянул от нее, прижавшись к юбке Софи.

– Нет, это мой племянник, и… – Она не договорила, так как маркиз не удержал чашку с чаем в руках и опрокинул ее на себя. Вытирая его жилет носовым платком, Софи вежливо отклонила предложение англичанки.

– Ценю вашу доброту, но думаю, будет лучше, если мы остановимся в таверне через дорогу. Маркиз нуждается в срочном отдыхе и медицинской помощи.

– В нашем доме он получит и то, и другое, тем более, это всего лишь в паре миль отсюда, – искренне настаивал преподобный Барнз. – Наш экипаж доставит вас туда в мгновение ока.

– Послушайтесь совета настоятеля, – уговаривала ее миссис Барнз. – Таверна слишком неспокойное для вас место, обитель беззаконья, греха и пьянства.

Софи не могла понять, что же именно заставляет ее мешкать, когда доводы этой пары более чем разумны. Для маркиза тишь да благодать дома сельского священника будут несомненно благотворнее нездоровой обстановки таверны. Но, в конце концов, согласившись, она вдруг внезапно ощутила, что поступает против своего желания и воли.

– Хорошо, я принимаю ваше приглашение и премного благодарю вас, господа.

– Отлично! – преподобный потер руки. – Позовите нашего кучера, миссис Барнз, он поможет мне перенести маркиза в повозку!

Как только миссис Барнз удалилась, к Софи подбежала Генриетта.

– Я еду сейчас в знакомыми в Брайтон. Можно нанять еще один экипаж, и тогда поедем вместе.

Софи отрицательно покачала головой, объяснив, что уже получила приглашение.

– Но как только маркиз поправится, мы отправимся в Брайтон и обязательно тебя найдем.

– Не забудь тот адрес, что я тебе дала. Если забудешь, сверишься по книге посетителей курорта, она хранится там в одной из местных библиотек. Дядюшка говорил мне, что в этой книге расписываются по прибытии в Брайтон все важные особы. Мое имя и адрес обязательно будут там.

Софи улыбнулась. Генриетта говорила как настоящая аристократка, ничуть не сомневаясь, что в Англии ей обеспечено то же высокое положение, что и во Франции.

– Не волнуйся, не забуду.

Они расцеловались, после чего Генриетта, поцеловав на прощанье Антуана, подбежала к поджидавшей ее двуколке.

Казалось, что настоятель был чрезвычайно доволен, что удалось расположить маркиза в экипаже. К слову сказать, экипаж этот был весьма потрепанный и довольно-таки грязный. Софи подумалось, как же в таком случае выглядит дом приходского священника. Впрочем, вполне возможно, что экипаж не был личной собственностью мистера Барнза. Настоятель сел рядом с маркизом, обняв его за плечо, Софи находилась напротив них, рядом с миссис Барнз, а Антуан, как всегда, примостился на коленях своей новой «тетушки».

– Итак, вы собрались в Брайтон? – спросил настоятель, лишь только экипаж отъехал от бухты. – У определенной прослойки английской аристократии это место весьма популярно, к тому же вы встретите немало своих соотечественников, облюбовавших этот курорт.

– Я слышала, что Брайтон находится под королевским патронажем, – заметила Софи.

– Само собой. Принц Уэльский посетил эти места пару лет назад и вволю насладился морскими купаниями. Ему так понравился Брайтон, что он даже устроил себе там нечто вроде резиденции, известной как Морской Павильон.

– Ох уж этот принц, – неприятно улыбнулась миссис Барнз. – Он известный волокита и мот! Ни одной юбки не пропустит!

Настоятель, набожно вздохнув, закатил глаза к небу и многозначительно изрек:

– Не судите, да не судимы будете.

Разговор прекратился, как только экипаж свернул на разбитый проселок. Их так сильно подбрасывало на выбоинах, что Софи теперь стало совершенно понятно, почему настоятель обнял маркиза, который мог бы запросто полететь на пол, если бы его придерживала только одна Софи. Мадемуазель Делькур выглянула в окошко кареты. Там пробегали бесконечной чередой луга и леса, но никаких признаков человеческого жилища по-прежнему не было. Она схватилась за ручку дверцы, когда колымага в очередной раз подскочила на выбоине.

– Вероятно, вы все же скрыли от меня правду… Судя по всему, ваш дом находится куда дальше, чем за две мили от Шорхэма?

– Скоро уже приедем, – вполне дружелюбно ответил ей настоятель. И тем не менее Софи показалось, что при этом он весьма многозначительно переглянулся со своей женой.

С каждым мгновением Софи все более становилось не по себе. Ей, определенно, не нравилась эта парочка, но одновременно с этим Софи укоряла себя в черной неблагодарности по отношению к людям, проявившим такую заботу о маркизе. Внимательно присмотревшись к своим спутникам, мадемуазель Делькур заметила, что торчащая из-под сутаны домотканная рубаха настоятеля сделана из весьма грубой и дешевой холстины, а под ногтями у него грязь.

Супруга священника уже не стреляла глазами по сторонам, как это было в гавани, а судя по всему, находясь в крайнем напряжении, сидела так, будто кол проглотила, и довольно-таки хищно поглядывала на Софи. Все более убеждаясь в том, что эти люди вовсе не те, за кого себя выдают, Софи решила, что попросит остановить экипаж, лишь только они приблизятся к какому-нибудь человеческому жилищу. А там уж она как-нибудь постарается избавиться от этой весьма подозрительной компании.

Вдали, среди полей, они заметили фермерский домишко с конюшней. О, если бы он был чуть поближе!

– Какая-то эта дорога пустынная, – заметила вслух Софи.

– Именно поэтому мы по ней и едем, – злобно отчеканила миссис Барнз, и лицо ее совершенным образом преобразилось.

В ту же секунду ее муж вскочил на ноги и, приказав вознице остановиться, швырнул маркиза на пол кареты.

– Что вы делаете? – вскричала Софи, видя, что ее худшие опасения подтвердились. Да, судя по дьявольской гримасе, игравшей на его лице, мистер Барнз отнюдь не священник.

– А теперь раскошеливайтесь за ту небольшую прогулку, что мы для вас устроили! Быстренько передайте все свои драгоценности и кошелек моей жене. А я уж посмотрю, что в карманах у вашего папочки!

– Не смейте! – завизжала Софи, пытаясь освободиться от вцепившегося в нее плачущего Антуана. – Неужели вы не знаете, что эмигрантов грабят еще до того, как они пересекают Ла-Манш!

– Ну, это касается отнюдь не всех. К тому же я готов спорить, что вы успели запихать себе под юбку немало ценных вещей. За работу, жена!

Кучер открыл дверцу кареты, Барнз вырвал плачущего Антуана из рук Софи и швырнул его своему подельнику, унесшему мальчишку с глаз долой.

– Только троньте его! – завопила Софи, отвесив пощечину миссис Барнз, но тут злодей ухватил ее за талию и прижал из всех сил к сиденью, а в это время воровские руки его товарки, разорвав декольте Софи, стали копаться в ее нижнем белье.

Мадемуазель Делькур в отчаянии кричала и била ногами, но ей не удалось вырваться из цепких объятий Барнза. Вскоре жемчужное ожерелье и золотые монеты были обнаружены.

– Пустите нас, – взмолилась Софи, – вы взяли все, что у нас было!

– Заткнись! – прохрипел Барнз и приказал своей супруге. – Поройся у нее в исподнем, как пить дать, там что-нибудь еще есть.

Воровка разорвала корсет Софи. На пол кареты посыпались кольца и браслеты графини, усыпанные заискрившимися всеми цветами радуги изумрудами, рубинами, сапфирами и бриллиантами. Восхищению грабителей не было предела… Вскоре к ним присоединился и третий разбойник, наряженный под кучера. Он, не веря своим глазам, смотрел на захваченные сокровища и без умолку хвалил расторопность своих подельников. Софи слышала, как где-то снаружи бился в истерике Антуан.

– Теперь уж у нас точно ничего не осталось, отпустите нас! Карманы маркиза пусты!

– Что ты говоришь?

Отвесив ей пинка, Барнз вышвырнул Софи через открытую дверь кареты. Она успела заметить лежащего в кустах заплаканного Антуана, но в следующий момент дубинка обрушилась на ее затылок и Софи провалилась в кромешный мрак.

Глава 3

Когда в конце концов ресницы Софи затрепетали и она открыла глаза, ее по-прежнему окружала тьма, но на сей раз она была усеяна звездами и подсвечена сиянием взошедшей луны. Голова девушки просто раскалывалась от боли, и некоторое время Софи никак не могла сообразить, где они и что же с ней случилось. Затем она услышала, как беспокойно забила копытом стоявшая поблизости лошадь.

– Бижу, – прошептала Софи, посчитав, что она все еще в лесу, близ шато де Жюно. Послышался треск шагов, и какой-то человек спешился рядом с лежавшей на траве девушкой.

– Слава Богу, вы живы!

Глубокий, грудной мужской голос прозвучал для нее столь неожиданно, что Софи показалось, будто это заговорил шелестевший над нею английский дуб. Взяв в руку фонарь, мужчина склонился над мадемуазель Делькур, из вежливости стараясь не светить ей прямо в глаза.

В тусклом свете Софи успела различить необычайно решительное, прекрасное лицо, как будто высеченное из гранита, большой лоб, идеально прямой нос и миниатюрные трепетные ноздри. Зеленоватые глаза незнакомца поблескивали из-под темных прямых бровей такого же цвета, как и его густые курчавые волосы, выбившиеся из-под узких полей высокой шляпы. Крупный, резко очерченный рот был довольно чувствителен, и судя по морщинкам у уголков рта, его обладатель был человеком веселым. Софи успела все это довольно подробно рассмотреть и запомнить, прежде чем впасть в очередное забытье. Потом ей показалось, что он будто бы спросил ее имя, но у нее даже не было сил, чтобы ответить. Когда Софи вновь пришла в себя, она все еще лежала близ дороги, но под голову ей положили что-то мягкое, а чьи-то заботливые руки укутали ее плащом. Лошади поблизости слышно не было, и в течение нескольких леденящих душу секунд Софи была уверена, что ее оставили здесь умирать. Она ужасе она закричала, но тут же вновь услышала стук приближающихся копыт. И вновь мужчина спешился и склонился над нею. И в то же мгновение не нее нахлынули воспоминания о кошмарном нападении разбойников.

– Антуан! – Она пыталась встать, но незнакомец не дал ей этого сделать.

– Если вы волнуетесь по поводу мальчика, то с ним все в порядке. Я только что доставил его в тот сельский домик, что через поле. Он лежал, прижавшись к вам, когда я нашел вас обоих в лесу, и, судя по потекам от слез на его щеках, я бы подумал, что он ревел в три ручья, пока, обессилев, не уснул. Он так и не проснулся, а когда я видел его в последний раз, жена местного поселянина укладывала его в теплую постельку.

– А где же маркиз де Фонтэн? – вопрос этот невольно вырвался у нее на французском, поскольку в том состоянии шока, в котором она сейчас пребывала, Софи не могла сконцентрироваться на какой-нибудь другой речи. Он ответил ей на чистейшем французском, причем она не почувствовала даже малейшего акцента.

– Как это ни прискорбно, здесь мне вас нечем утешить, мадемуазель. Приготовьтесь к худшему. Пожилой джентльмен – мертв.

Она вновь закрыла глаза, по щекам ее потекли слезы. Везти маркиза в такую даль, чтобы он смог найти здесь такую ужасную смерть.

– Ему столько пришлось пережить во Франции, – заметила она всхлипывая, и незнакомцу пришлось почти прильнуть к ней, чтобы услышать хоть что-нибудь. – Господи, как же это несправедливо, что он погиб именно здесь.

– Что случилось? Вы можете мне сказать? Я не хочу вас лишний раз тревожить… Я сейчас жду подмоги, и именно поэтому до сих пор не поднял вас с земли. В вашем положении вас необходимо транспортировать по возможности без лишней тряски, подождите немного, подоспеет здешний фермер со своими сыновьями.

– Вы очень добры, – с трудом прошептала Софи.

– Слава Богу, что я на вас наткнулся, я решил поскакать в Шорхем короткой дорогой через лес, и если бы не это, вы бы пролежали здесь целые сутки без всякой помощи. Видите ли, по этой дороге почти никто не ездит. Маркиз был вашим отцом?

– Нет, нет, мы не состояли в родстве. Я всего лишь помогла ему бежать из Франции.

– А мальчик?

Почти автоматически она повторила заранее придуманную легенду.

– Антуан – мой племянник. А вы, месье, случаем, не француз?

– Нет, но моя бабушка была француженкой, вышедшей замуж за англичанина, и я вместе с братом вырос в ее доме, после того как умерли наши родители… Зовут меня Том Фоксхилл, и живу я в Лондоне, а в этих краях оказался по долгу службы… Теперь вы в состоянии назвать мне свое имя?

И лишь только она представилась, как он встал во весь рост и стал кричать подходившим фермеру и его двум крепко сбитым сыновьям:

– Сюда! Сюда! Скорее!

– Что с девушкой, сэр?!

Том Фоксхилл покинул ее на минуту, чтобы переговорить с ними. Хотя он и фермер старались говорить вполголоса, Софи поняла, что эти самые люди позже увезут и труп маркиза. Затем Том вернулся к ней.

– Сейчас мы вас отсюда заберем, мадемуазель Делькур. Обещаю, что новое путешествие вы перенесете куда лучше, чем поездку верхом.

Принесли одеяло, и Том положил девушку на него. Она чуть не закричала от внезапно пронзившей голову боли, но все же сдержалась, до крови прикусив губу. После этого фермер взялся за один конец одеяла, а Том за другой, и на этих импровизированных носилках они понесли Софи по полю в направлении фермы.

Рыжеволосая и конопатая фермерша широко распахнула дверь, и Софи пронесли через просторную кухню с длинным дубовым столом. Тяжелый дух вареной баранины мешался здесь со сладковатым запахом яблоневых веток, тлеющих в очаге. При виде крови на волосах и мертвенно бледного лица Софи женщина всплеснула руками.

– Бедняжка! Что с тобою сделали!

Она взяла со стола зажженную свечу.

– Я лучше посвечу вам. Смотрите не споткнитесь о приступку, мистер Фоксхилл… И ты тоже, Вильям, поосторожнее, – добавила она, обращаясь к своему мужу. – Я не хочу, чтобы мою пациентку сейчас уронили на пол.

– Мы несли ее по перепаханному полю, – недовольно пробурчал фермер. – И уж теперь-то в доме, где я провел всю свою сознательную жизнь, подобное невозможно…

Не обратив никакого внимания на его слова, женщина продолжала болтать без умолку, звонко стуча деревянными башмаками по каменному полу темного коридора. Свет свечи дрожал на свежеоштукатуренных стенах.

– Я приготовила чистую постель, мистер Фоксхилл, нагрела таз воды и достала специальный бальзам и все необходимое для того, чтобы обработать и перебинтовать рану девушки.

В маленькой спаленке Софи опустили на кровать, после чего фермер вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.

Зажмурив глаза от боли, девушка еле слышно прошептала:

– А где Антуан?

Том ответил ей по-французски, потому что ни единого слова на английском она еще не произнесла.

– Он спит в соседней комнате. Дочурка миссис и мистера Миллард присматривает за ним.

– Он испугается, когда, проснувшись, обнаружит, что меня нет рядом! – заволновалась Софи.

– Не беспокойтесь. Я уверен, что миссис Миллард присмотрит за ребенком. Я попрошу принести его сюда, если он проснется среди ночи.

Миссис Миллард с тревогой спросила:

– Она что, не говорит по-английски?! О Боже! Да она, никак, француженка?!

– Пожалуйста, скажите, что я прекрасно понимаю ее язык, – прошептала Софи Тому.

Том передал это супруге фермера, и та облегченно вздохнула. Когда Софи вновь открыла глаза, Фоксхилл, склоняясь над нею, прошептал:

– Старайтесь по возможности не двигаться до тех пор, пока не перестанет болеть голова. – Он широко улыбнулся. – Как-то раз я пробил себе голову, свалившись с лошади, так что имею полное представление о том, каково вам сейчас.

Софи попыталась ему ответить, но пульсирующая боль в голове помешала ей сделать это. Внезапно ей подумалось, что хотя этот красавец вызывает доверие, его, возможно, следует опасаться. Выходя из спальни, он обернулся:

– Прощайте, мадемуазель Делькур. Пусть ваше дальнейшее пребывание в Англии пройдет без больших неприятностей.

Когда жена фермера приготовила все необходимое для ухода за потерпевшей, в том числе и одну из собственных обшитых ночных рубах, она развернула плащ, в который была укутана миниатюрная француженка. При виде того, что открылось, миссис Миллард сокрушенно покачала головой.

Платье Софи было разорвано до пояса. Плечо и руки девушки покрывали свежие синяки и ссадины, грудь была обнажена. Не удивительно, что мистер Фоксхилл ее так тщательно закутал.

– А у вас ничего, кроме головы, не болит? – тактично спросила миссис Миллард.

– Нет, нет, меня не изнасиловали, – с трудом прошептала Софи и потеряла сознание от нестерпимой боли.

Пока Софи была прикована к постели, миссис Миллард стирала и чинила ее одежду, которую затем спрятала в комод до лучших времен. Позаботилась она и об Антуане, переодев его в костюм, ставший не по размеру ее подросшему сыну. Целыми днями мальчик пропадал на ферме, с увлечением наблюдая за домашними животными, и даже посильно помогал десятилетней дочери Миллардов Джози в каждодневном фермерском труде. Вскоре. Софи узнала, что Том Фоксхилл заплатил за ее постой у Миллардов и даже оставил ей десять золотых монет, чтобы она хоть как-то могла свести концы с концами, когда оставит ферму. Он также записал Софи свой лондонский адрес на тот случай, если ей понадобится дальнейшая помощь. Поскольку мадемуазель Делькур не изменила своего первоначального решения отправиться в Брайтон, она очень сомневалась в том, что когда-нибудь еще встретится с Томом, однако оставленные ей деньги она посчитала за долг, который во что бы то ни стало поклялась вернуть, как только подыщет себе работу.

К великому сожалению Софи, похороны маркиза состоялись, когда она еще была больна. Местный врач составил заключение о том, что смерть де Фонтэна наступила в результате перелома основания черепа, вследствие нанесенного злодеями смертельного удара. Об убийстве, как полагается, доложили в здешний магистрат, но надежды на возвращение драгоценностей и поимку разбойников не было, поскольку их поиски не увенчались успехом. Она не стала заявлять о похищенных сокровищах, так как побоялась неизбежно последовавших бы после этого неудобных вопросов. Первым делом она должна была заботиться о безопасности Антуана. Справка с именем и фамилией Софи и Антуана была отослана через магистрат в Лондон, как того требовали принятые в Англии формальности. Мальчика записали под именем Антуана Дюбуа.

Софи очень хотелось, чтобы на гроб маркиза положили символ старой Франции – белую лилию, однако столь экзотический цветок в здешних местах не произрастал. И вместо этого было решено послать Джози в ближайшую деревню за рулоном белой ленты, ведь именно белый был цветом дома Бурбонов. Смастерив из этой ленты некое подобие кокарды, Софи пришила к ней букет цветов, сорванных в саду Миллардов. Все это потом положили на крышку гроба как последнюю дань уважения бесстрашному воину Франции.

Лишь только головные боли Софи пошли на убыль, миссис Миллард позволила ей сидеть у открытого окна в кухне в те часы, когда дома никого не было.

– Семейка у меня шумная, а вам, мисс, пока требуется покой, – говорила она при этом.

Постепенно Софи оказалась вовлеченной в размеренную жизнь этого семейства. Хотя Милларды частенько ссорились и любили поспорить, они были привязаны друг к другу не меньше, чем члены любого крестьянского семейства где-нибудь во Франции. Но на этом сходство заканчивалось. Еды здесь было в изобилии. Огромные говяжьи окорока поворачивались на вертеле, брызгая кипящим салом на знаменитый сассекский пудинг, разогревавшийся в гигантской сковороде под ними. В кладовке на крючках висели всякого рода ветчина, колбасы и копчености; кринки с молоком, сметаной вместе с сырами разных сортов заполняли полки столовой. Комоды и шкафы фермерского дома были набиты всевозможными вареньями и соленьями. Каждый раз, когда Софи видела, как дюжие парни Милларды доверху наполняют свои тарелки, она вспоминала об умирающих с голоду крестьянах своей родной Франции.

Первый выезд с фермы, если не считать посещения могилы маркиза, Софи совершила в компании миссис Миллард, когда они отправились на крытой повозке в ближайшую деревню за покупками. Пришло время обновить гардероб, сильно пострадавший во время ограбления. Хорошо поторговавшись на деревенском рынке, Софи купила себе необходимое количество сукна, заплатив частью тех денег, что ей оставил Том Фоксхилл. Туфли Софи, так же, как и башмаки Антуана, износились до предела за время их многодневных скитаний, и поэтому мадемуазель Делькур заказала новую обувь у здешнего башмачника.

В свободное от шитья новой одежды время Софи старалась помочь миссис Миллард по дому. Она уже в какой-то степени проникла в секреты английской кухни и была просто поражена количеством и разнообразием здешних сладких и пряных пудингов. Теперь уже Софи достигла некоторого мастерства в их изготовлении и была уверена, что прежние навыки кондитера могут сослужить ей добрую службу на чужбине. И хотя, по ее мнению, большинство пудингов было крайне жирной и тяжелой пищей, Антуан постоянно просил, чтобы она готовила именно их, поскольку хотел быть похожим на фермера и его сыновей.

Он копировал их в безудержном поглощении пищи, совершенно забыв об этикете и изящных французских манерах, привитых ему в шато де Жюно.

Как-то раз ближе к вечеру в ворота фермы въехал всадник, спешившийся около дома. Софи, занятая в это время выпечкой хлеба, отряхнула руки от муки и прошла к дверям. Увидев на пороге Тома Фоксхилла, она покраснела. Хотя во время болезни она частенько о нем думала, ей даже в голову не могло прийти, что он приедет сюда.

– Мистер Фоксхилл! Какой сюрприз!

Но, признаться, Том был потрясен этой встречей куда больше. Красота девушки, особенно после того, как лицо ее порозовело на свежем воздухе, потрясла его своей первозданной свежестью. Внимательно всмотревшись в ее глаза, он прочел в них всю ту же странную отрешенность, которую в прошлый раз посчитал результатом шока, охватившего девушку после нападения бандитов. Однако это лишь добавляло ей очарования.

– Здравствуйте, Софи. Можно мне обращаться к вам просто по имени? Ведь именно так я называл вас в своих мыслях.

– Да, да, конечно, ради Бога, проходите, пожалуйста.

Она приоткрыла дверь пошире, сгорая от стыда за свой слишком простой, по ее мнению, шерстяной платок и грубое домотканое платье.

– Мадемуазель, вы выглядите отлично! Просто не сравнить с тем, какой вы были в прошлый раз!

Том был столь высок, что ему пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться головой о притолоку.

– Должно быть, миссис Миллард проявила о вас особую заботу?

– Да, да, конечно. Все вашими стараниями, мистер Том. Пожалуйста, садитесь… Я должна достать из печи последний хлеб, но прежде хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы спасли меня с Антуаном в ту ужасную ночь.

Он присел на стоявшую у стены скамью.

– Право, не стоит, единственное, о чем я жалею, так это о том, что не подоспел вовремя, не разогнал разбойников и не спас маркиза от смерти.

Она открыла печную заслонку и, зажмурившись на мгновение от жара, сняла хлебы с противня и положила их на стол.

– Меня лишь утешает, что маркиз так до конца и не понял, что происходит, быть может, он даже не осознавал до конца, что навсегда расстался со своей любимой Францией. Останься старик в живых, думаю, он умер бы от разрыва сердца, узнав всю правду.

Софи бросила украдкой взгляд на Тома.

– Вы передали миссис Миллард деньги, чтобы оплатить уход за мною. Остатки от этой суммы пришлись сейчас очень кстати. Словами невозможно выразить мою благодарность, но все же я постараюсь вернуть эти деньги при первой же возможности.

– В этом нет нужды.

– У меня есть ваш адрес, – твердо сказала она, поставив на этом деле точку, и с ожесточением стала тереть тряпкой стол, словно желая подчеркнуть свою решимость не быть никому обязанной.

– Как Антуан? – спросил он, осознав, что решимость этой хрупкой девушки непоколебима. Судя по всему, невзгоды, пережитые ею в последнее время, ничуть не сломили ее. Более того, Софи выказывала удивительную твердость духа. И это восхищало его также, как и все остальное в этой прекрасной француженке. Хотя поначалу Том и не планировал возвращаться в это скромное жилище поселян, он не смог противостоять желанию вновь увидеть девушку. Будь сейчас средневековье, Том наверняка бы подумал, что Софи околдовала его с помощью черной магии, однако, дитя своего просвещенного века, мистер Фоксхилл прекрасно понимал, что то, что исходит от этой мадемуазель, есть колдовство совершенно иного рода. И тем не менее он терпеть не мог неразберихи в собственных чувствах. Конечно, глупо, что он сюда вернулся, но дело в том, что он уже просто не мог без Софи.

– Антуан чувствует себя прекрасно и очень рад, что ему посчастливилось пожить на настоящей ферме, – ответила она на вопрос Фоксхилла.

Закончив работу, Софи развязала платок.

– Я не собираюсь накрывать на стол, но, думаю, вы все же останетесь, чтобы отужинать с нами?

– С удовольствием принимаю ваше предложение.

Исполненным грации жестом она поправила свои волосы, желая убедиться, что все заколки на месте и, свернув платок, положила его в карман передника.

– Вы вновь собрались на побережье, сэр?

– Да. – Он отодвинулся на край скамьи, чтобы она могла сесть рядом с ним. – Но я не тороплюсь. Для меня нет ничего более приятного, чем путешествие в ночной тиши.

– Значит, вы либо астроном, либо ваше зрение острее, чем у ночной совы, – рассмеялась Софи.

Том ухмыльнулся, «ночная сова». Она даже не подозревает, насколько близка к правде.

– Пожалуй, симбиоз того и другого, – шутя ответил он. – Но на тот случай, если звезды меня подведут, у меня всегда при себе огниво, чтобы осветить придорожный указатель, да фонарь, чтобы не слететь в придорожную канаву.

– Тем же самым пользовалась я, когда бежала из Франции.

– Мне бы очень хотелось услышать о ваших злоключениях, если вы, конечно, в состоянии говорить об этом.

Софи на мгновение опустила глаза, чтобы собраться с мыслями. У нее было почему-то такое чувство, что если она не будет осторожна, Том быстро раскусит ее ложь о происхождении Антуана, а сейчас еще рано было говорить правду как Тому, так и кому-либо еще.

– Отец мой, старый вдовец, был убит революционерами, – начала она свой рассказ, – и я уехала из Парижа, чтобы работать кондитершей в шато, удаленном от столицы на много миль. Когда замок штурмовала разъяренная толпа простолюдинов, я спасла маркиза и бывшего при мне Антуана от неминуемой расправы. Мать мальчика, моя сестра, отдала мне свое дитя на попечение, когда судьба ее уже была предрешена.

Софи невольно запнулась, и на глаза ее навернулись слезы после того, как перед мысленным взором предстало искаженное мукой лицо графини.

– Ее гильотинировали? – сочувственно спросил Том.

Тяжело вздохнув, она продолжала:

– Да, но я не в силах об этом рассказывать…

Слава Богу, что он удержался от дальнейших расспросов. О том, как она добиралась до Англии, Софи рассказала без каких-либо затруднений. И то, что именно он спас ее, подумалось мадемуазель Делькур, создало между ними некую невидимую связь, которая крепчала с каждым мгновением, пока они были вместе. Софи сразу почувствовала это, обратив внимание на то, как Том на нее смотрел. Она тонула в его бирюзовом взоре, и сердце ее таяло. Похоже, она вновь возвращалась к жизни. После того как горести и несчастья, обрушившиеся на нее, ожесточили чувства, она вновь потеплела душой. Быть может, ей необходимо было просто как следует выговориться, чтобы окончательно освободиться от страшных впечатлений бегства из Франции.

– Итак, теперь вы знаете, что именно предшествовало тому, как вы обнаружили меня лежащей у дороги в ту роковую ночь, – закончила она свой рассказ.

– Сударыня, я весьма польщен тем, что вы мне все это рассказали, – сказал он совершенно серьезным тоном, но губы его тронула улыбка.

– С вами легко говорить, вы терпеливый слушатель, – ответила Софи, улыбнувшись ему в ответ.

– Мне бы хотелось быть для вас не только слушателем.

Хотя это замечание и польстило ей, она предпочла не углубляться в значение только что сказанного Томом. Софи предложила ему совершить небольшую прогулку.

– Слишком хорошая погода, чтобы сидеть дома.

И они пошли гулять, выбрав ведущую в лес, залитую солнцем тропинку, продолжая свою непринужденную беседу.

– А я, собственно, импортер высококачественных товаров и произведений искусства с Дальнего Востока и континента, – рассказывал о себе Том. – И вот почему я много путешествую. Я слежу за положением дел на заморских рынках, будь то Санкт-Петербург, Вена, Флоренция. До революции я частенько бывал в Париже.

– И куда же вы сбываете купленные вами товары?

– У меня лавка на Сент-Джеймс-стрит в Лондоне. Я открыл ее, когда мой старший брат Ричард вышел в отставку, прослужив в армии, и решил открыть со мною совместное дело. Он стал одним из ведущих в Британии экспертов по старинному стеклу и живописи. Он сейчас ведет все дела в лавке, я же исключительно занимаюсь закупками за рубежом.

– Все это звучит весьма интересно, – заметила Софи, надеясь, что он расскажет что-нибудь еще, но этого не произошло.

– Простите, но я все о себе, да о себе. Скажите мне лучше, что вот лично вы, француженка, думаете об английской деревенской жизни. Вас хорошо здесь приняли? Я не имею в виду ферму, а говорю о соседней деревне, там, знаете, даже человека из ближайшего поселения сочтут за чужака.

И тогда Софи рассказала, что, напротив, все были чрезвычайно добры к ней, быть может, просто по-человечески сочувствуя тем невзгодам, которые пришлось уже пережить ей и Антуану.

– Все были крайне дружелюбны и искренне хотели помочь нам забыть несчастливые обстоятельства нашей первой встречи. Я весьма это ценю.

Они не замечали, как бежит время. Софи вдруг с удивлением услышала, как звенит колокольчиком ее собственный смех в ответ на очередное остроумное замечание Тома. Да, пожалуй, она забыла, когда последний раз была столь беззаботной.

Когда они возвращались на ферму, миссис Миллард с детьми была уже дома, и Антуан впервые увидел своего спасителя. Ужин, как обычно, прошел шумно, и не только от стука ножей и вилок, но, по большей части, от оживленных споров мужчин об охоте и рыбалке. Обсуждая вместе с миссис Миллард события прошедшего дня, Софи невольно обращала внимание на частые взгляды Тома в ее сторону. Она чувствовала себя необыкновенно счастливой, словно вскоре ей предстояло нечто прекрасное и неведомое. Теперь она даже представить не могла, почему в отношении Тома у нее были какие-то нелепые подозрения, и приписала их пережитому при ограблении потрясению.

За ужином Том вскользь упомянул, что едет в Шорхем встретить там очередную партию груза с товарами для лавки, но предметы искусства столь мало интересовали этих грубых поселян, что вскоре разговор перешел на другие темы. После ужина фермер и его сыновья продолжили беседу с Томом за кружкой доброго старого эля, в то время как миссис Миллард и Софи занялись мытьем тарелок. Затем Антуана повели спать, но уложить его после такого богатого событиями дня было непросто. Когда Софи вернулась на кухню, Том уже ожидал ее там, чтобы попрощаться. Накинув на плечи шаль, она проводила его до ворот. Они стояли рядом, и силуэты их четко вырисовывались на фоне тусклого мерцания звезд. Наконец она не выдержала и посмотрела ему в глаза.

– Софи… – голос его сорвался. Позже ей казалось, что они потянулись друг к другу одновременно, словно еле уловимая нотка нежности в его голосе послужила для них обоих сигналом, не подчиниться которому в то мгновение было невозможно.

Внезапно она оказалась в его объятиях, и Том поцеловал ее с прежде неведомой Софи страстностью, и, словно в забытьи, девушка ответила ему тем же. Их поцелуй прервался, но руки не желали раскрывать объятия. Тело ее пело от радости. Том вдруг смутился и принялся извиняться, но игравшая на устах Софи счастливая улыбка говорила, что глупой сцены с выражением светского негодования не последует.

– Простите меня, Софи, – продолжал настаивать Том, – у меня не было никакого морального права воспользоваться вашей слабостью. Подобный поцелуй должен был скрепить лишь обоюдную святую клятву.

Она сразу поняла, о чем идет речь. Во Франции до помолвки между женихом и невестой не допускалось никакой близости, и, судя по всему, он хотел сказать, что в Англии соблюдается тот же самый обычай. Хотя ей стало немного легче от сознания того, что этот поцелуй их ни к чему не обязывал, от дальнейших слов Тома ее волнение усилилось.

– Я много должен еще поведать тебе о своей жизни. Она состоит их отъездов и приездов, прощаний и встреч. Ты уже знаешь, что я частенько уезжаю далеко за море. – Глаза его заблестели от какого-то неведомого ей тайного удовлетворения. – Часто мои странствия сопряжены с большими опасностями, а посему нет никакой надежды на то, что я буду в состоянии поддерживать длительные отношения с кем бы то ни было. Но в то же время я, как и ты, прекрасно понимаю, что между нами есть нечто, отличное от всего, что было раньше. То, что мы оба почувствовали с первых же мгновений нашего знакомства. Единственное, о чем я могу говорить определенно, Софи, так это о том, что я обязательно к тебе еще вернусь…

Переполнявшее ее счастье взорвалось нестерпимой болью. Конечно же, она не рассчитывала на быстрое признание в любви, но ведь всего лишь несколько минут назад ей казалось, что хаосу в ее жизни пришел конец и перед нею открываются двери в счастливое, исполненное любви будущее. Увы! Он ясно дал понять, что ей невозможно рассчитывать на что-нибудь определенно.

– К чему вам возвращаться? – холодно спросила она, высвобождаясь из его объятий. – Вы же сами имели возможность убедиться, что ни обо мне, ни об Антуане более не следует беспокоиться. Считайте себя отныне свободным от каких бы то ни было надуманных вами моральных обязательств перед нами. Боюсь, вы просто неверно восприняли переполнявшую меня благодарность за ту помощь, что вы оказали мне в столь тяжелый для меня час. Я проводила вас до ворот лишь для того, чтобы пожелать счастливого пути. Прощайте, Том! Не думаю, чтобы наши дорожки когда-нибудь еще пересеклись.

Она отвернулась и быстро направилась по тропинке к дому. Он грубо схватил ее за руку.

– Тысячу чертей, Софи! Я всего лишь был откровенен с вами, а вы меня прямо без ножа режете!

Сохраняя полное хладнокровие, она отстранила его руку.

– Я прекрасно поняла то, что вы хотели мне сказать. Покоряйте красоток где-нибудь за морями. Со мною этот номер не пройдет!

Окончательно отчаявшись, он лишь всплеснул руками, бросив ей в спину гневный взгляд. Кто бы мог подумать, что они способны столь быстро вывести друг друга из себя? Он ведь лишь требовал от нее терпения и понимания своего необычайного образа жизни. Собирался пообещать, что когда-нибудь все будет хорошо, а она даже не захотела его слушать. Когда она уже закрывала за собою дверь, он из всех сил прокричал:

– Вы еще обязательно меня увидите, хотите вы этого или нет!

Софи сразу пошла в свою комнату, чувствуя себя униженной и оскорбленной. Он подумал, что я ему навязываюсь! Но ведь она сама позволила ему поцеловать себя и целовала его в ответ. И вновь на нее нахлынули прежние страхи и сомнения. В конце концов, она не ошиблась. Инстинкт подсказывал ей, что этого человека следует опасаться. И теперь она уже начала догадываться, почему.

Том говорил об опасности так, будто это была его возлюбленная, а Софи и так понесла слишком много утрат, чтобы связаться с человеком, судя по всему, сделавшим себе состояние на человеческих несчастьях.

Рано утром Софи сообщила миссис Миллард, что скоро съезжает. Всю ночь она лежала и думала о том, как хорошо было им с Антуаном в этой тихой гавани, но теперь ее ждали грозные бури самостоятельной жизни. Любой ценой ей хотелось уехать отсюда прежде, чем Тому вздумается вернуться.

– Я и рада и грущу по поводу вашего отъезда, – напрямую сказала ей миссис Миллард. – Вы мне почти подругой стали, да и по дому помогали, но хорошо бы это все равно не кончилось. Бог одарил вас такой красотой, к тому же у вас столь милый акцент, что вы даже соловья зачаруете. Так что мне только не хватало здесь семейной междоусобицы по поводу того, кто из них более достоин, чтобы предложить вам руку и сердце.

Софи, уже не раз дававшая отпор грубым домогательствам этих мужланов, подумала про себя, как это здорово, что теперь она от них окончательно избавится.

– Мое пребывание здесь оказалось более продолжительным, чем я предполагала поначалу. Я должна вам гораздо больше чем то, что заплатил вам мистер Фоксхилл.

– Он хотел вчера доплатить, но я сказала, что мадемуазель рассчиталась со мною сполна работой по хозяйству. Поедете в Лондон?

Софи меньше всего хотелось посвящать кого бы то ни было в свои планы.

– Нет, я забираю Антуана в Брайтон. Я обязательно напишу вам, лишь только найду там себе жилище.

– Никаких писем! – решительно замотала головой миссис Миллард. – Как только мои парни узнают ваше местонахождение, они сразу же ринутся за вами вслед. А до Брайтона всего-то ничего. Так что не стоит рисковать. Лишь я, да мистер Миллард будем знать, куда вы отправились.

Итак, день отъезда Софи был окончательно назначен.

Глава 4

Было славное утро середины июня, а в ослепительно голубом небе нельзя было отыскать ни единого облачка, когда Софи и Антуан покинули ферму, сидя рядом с мистером Миллардом на высоченном сиденье его коляски. Сыновья фермера в тот день были в отлучке, а Джози послали на рынок в соседнюю деревню, и никто из них даже и не подозревал об отъезде французских постояльцев. Узнав, что они навсегда покидают ферму, Антуан горько заплакал, однако быстро вытер слезы, когда миссис Миллард подарила ему сшитую для его деревянного солдатика треуголку. Живые изгороди были усыпаны дикими розами, а там, где растущие по обочинам дороги деревья смыкали свои кроны, возникал прохладный зеленый тоннель. Лютики, клевер и маргаритки покрывали золотисто-пурпурной дымкой бескрайние просторы сельского пейзажа. На зеленых холмах мирно паслись овцы. И хотя это была очаровательная поездка, спокойной ее назвать было трудно. В повозке мистер Миллард перевозил свиней, которых намеревался продавать на ярмарке. Впервые ему пришлось делать крюк, и поэтому он высадил пассажиров на ближайшем от Брайтона перекрестке; объяснив, в каком направлении следует идти, фермер сказал на прощанье Софи:

– Отсюда до курорта не больше мили; Держитесь южного направления. Желаю вам всего хорошего.

Некоторое время они шли по пыльной дороге, и Антуан, чтобы не отставать, держался за юбку Софи. На Софи было легкое платье в желто-белую полоску, взятый на случай дождя плащ она перекинула через левую руку. Все их остальные пожитки лежали в старинном рундучке, который подарила Софи на прощанье миссис Миллард.

Разомлев от жары, Антуан вскоре замедлил шаг, завязав оживленную беседу со своим любимым солдатиком в новой треуголке. Французский язык мальчика теперь уже перемежался с отдельными английскими словами, произносимыми Антуаном с сассекским акцентом. Услышав это, Софи невольно улыбнулась. Наконец, когда они поднялись на вершину очередного холма, перед ними открылся потрясающий вид на Брайтон. Защищенный от ветров зеленеющими склонами Даунса, пестреющий разноцветьем крыш, город был обращен фасадом к набережной и пляжу, покрытому жемчужными песками. Море нисколько не походило на то, каким они его видели в ночь, когда пересекали Ла-Манш. Сегодня оно было гладким, как шелк, и искрилось на солнце. Софи знала, что здесь начнет свою новую, не зависимую ни от кого жизнь! Работая не покладая рук, она восстановит былую славу семейства Делькур и станет не менее известным кондитером, чем ее отец когда-то во Франции.

Лишь только Софи и Антуан вошли в курортный городок, ей сразу же бросилось в глаза его приморское очарование. Большая часть здешних зданий была выстроена совсем недавно, но они совсем не выделялись среди древних домов из местного камня, облепивших узкие улочки города. Таверн здесь было в избытке, а многочисленные закусочные предлагали отличные блюда, из кофеен доносился дурманящий аромат жареных кофейных зерен. Количество здешних библиотек удивило Софи, и она постаралась заглянуть в некоторые из них. Хотя в большинстве своем обитатели курорта выбирали здесь книги, из окон читален долетали возгласы игроков в карты и кости, доказывающие, что многие из библиотек предлагали развлечения и другого рода.

Особенно бросались в глаза яркие витрины книжных лавок, украшенные довольно живыми и язвительными политическими и чисто развлекательными карикатурами.

– Смотри, Софи, – сказал Антуан, показывая на одну из карикатур, – какой большой живот у того смешного человечка.

То была довольно злая карикатура на принца Уэльского, которого изобразили плетущим нити заговора в Палате общин совместно с оппозиционной партией, в то время как сквозь приоткрытый занавес за их спинами было видно, что принадлежавший к партии Вигов премьер-министр вместе с лидерами этой партии целует королевскую мантию. Из этой карикатуры Софи сразу же стало ясно, какие серьезные противоречия имелись в этой стране между находившимся на троне королем и его сыном.

Было немало и других карикатур, смысл которых для иностранца был неуловим, а также сцены из личной жизни вельможных особ, изображавшие, например, принца и миссис Фицхерберт, вдовую католичку, на которой наследник тайно женился. Во всяком случае, слухи об этом ходили уже достаточно давно даже за границей. Софи вспомнила, что впервые услышала об этой скандальной истории в Париже, но родители ее терпеть не могли сплетен, и личная жизнь других людей у них в доме, как правило, не обсуждалась. Все карикатуры безжалостно изображали миссис Фицхерберт как бочкообразную толстуху с огромным крючковатым носом, а принца растрепанным, будто только что с сеновала, с нечесаной головой и гигантскими ляжками. На одной из карикатур она качала колыбель, а принц с любовью взирал на лежащего в этой колыбели младенца. Разглядывая все эти многочисленные рисунки, Софи вспомнила, что ей как-то рассказывали о том, что миссис Фицхерберт одно время гостила у графа и графини в шато де Жюно, скрываясь от чрезвычайно пылких домогательств принца. Как наследнику Английского трона принцу запрещалось жениться на особе католического вероисповедания, кроме того, он вообще не имел права вступать в брак без соответствующего разрешения короля, так что никакого будущего у этой пары не было. Судя по всему, все эти карикатуры были всего лишь злобной спекуляцией.

Рассмотрев все, что было в лавке, Софи твердо решила более в подобные заведения не заходить, однако теребивший ее за руку Антуан, тащил ее буквально во все подряд, лепеча, что он еще хочет посмотреть на смешных дядей и тетей. По оживленным улицам курсировали сверкающие экипажи и «воздушные» фаэтоны, на козлах которых сидели лихачи-молодчики, обгонявшие телеги с дровами и купеческие повозки. Тут и там в толпе мелькали солдаты в алых камзолах. Стоявшие лагерем на холмах Даунса, они служили мрачным напоминанием того, что Британия находилась в состоянии войны с Францией.

Последний раз Софи видела такое обилие праздной, одетой по последней моде публики лишь в дореволюционном Париже. То и дело до нее долетали обрывки французской речи, но никого из своих знакомых она здесь пока не встретила. Наконец они с Антуаном вышли на широкую зеленую лужайку, тянувшуюся к северу от залива, и когда она спросила у какого-то катившего тележку мужчины, как называется это место, он ответил: «Стайни». С востока и с запада лужайку обрамляли великолепные, как дворцы, здания, с еще одной угнездившейся среди них библиотекой и огромной, таверной под вывеской «Касл Инн». Но во всем этом доминировало очаровательное здание, крытое белоснежной глазированной черепицей, искрившейся на солнце. Перед украшенным куполом фасадом, вздымалась колоннада в ионическом стиле, а на антаблементе[2] возвышалось восемь статуй. Здание это сразу же напомнило Софи французские шато, а потому она решила, что это дворец какого-то вельможи. Нет, сомнения быть не могло, так вот он какой Морской Павильон, прибрежная резиденция Георга, принца Уэльского. Именно здесь она станет просить себе работу.

Тщательно подстриженные лужайки и клумбы с цветами придавали этому месту очаровательный вид. И хотя с этой стороны не было парадного входа во дворец, великолепный фронтон выходил прямо на лежавший к востоку от здания Стайни.

Высоченные окна, даже издали отразили идущих вдоль невысокой ограды Софи и Антуана. Морской Павильон сверху походил на огромную букву Е. К нему вел полукруглый проезд с литыми орнаментальными воротами. Софи заметила сделанный в торце здания неброский вход для слуг.

Чтобы успокоить Антуана, вконец уставшего и проголодавшегося, Софи взяла его на руки. С некоторой робостью она дернула за веревочку дверного звонка. Дверь открыл лакей в бумазейном жилете, оценивающе посмотрев на Софи, он спросил:

– Да, мисс? Чем могу быть полезен?

– Мне хотелось бы видеть дворецкого.

– Если вы насчет работы, то вам не повезло. На этот сезон мы больше никого не берем. Все необходимые для павильона служанки уже имеются.

– Я кондитер.

– Кондитер… Ну, поскольку главный повар сейчас неподалеку, – он махнул рукой куда-то через плечо, – я сейчас поговорю с ним на ваш счет, но не питайте никаких надежд.

И он пошел прочь по коридору, однако довольно скоро вернулся. Софи почувствовала, как оборвалось у нее все внутри, после того как он сокрушенно покачал головой.

– Увы, мисс, но вам не повезло.

– Я обязательно приду еще раз! – твердо сказала она.

– Вот это упорство! Мне бы и самому хотелось бы вас здесь видеть. Вы бы стали украшением двора. – Девушка и впрямь была ослепительно красива, и лакею доставляло удовольствие говорить ей комплименты. – Приходите к нам следующей весной, когда Павильон будет готов к возвращению принца, собирающегося отдохнуть здесь в летние месяцы. Большая часть из нас прибыла сюда из Карлтон-Хауса – лондонской резиденции принца, – но местных мы также берем на работу с превеликим удовольствием.

– Благодарю за совет.

– Но вы должны быть готовы как следует орудовать веником и шваброй. Мне еще лично не приходилось видеть, чтобы на кухне работала женщина-кондитер.

– Ну, значит, настало время перемен. – И такая решительность звенела в ее голосе, что рот лакея окончательно растянулся до ушей.

– И, вероятно, вы именно та, кто принесет эти перемены с собой? – Он посмотрел ей вслед и, прежде чем захлопнуть дверь, внезапно крикнул: – Не забудьте в следующий раз взять с собою все свои самые лучшие рекомендации.

Рекомендации! Софи даже в голову не приходило, что для того, чтобы устроиться на работу во дворце, необходима рекомендация хотя бы одного известного в этой стране лица. С променада, возвышавшегося над заливом, Софи и Антуан разглядывали сушившиеся на гальке рыбацкие лодки и сети, источающие запахи рыбы, дегтя и соли. Пройдя чуть дальше, путники расположились в укромном уголке пляжа, чтобы отобедать тем, что в то утро дала им с собой заботливая миссис Миллард. Развернув узелок, Софи обнаружила добрый кусок мясного пирога, ковригу хлеба, выпеченного вчера, сваренные вкрутую яйца, приличный клин домашнего сыра. За трапезой им было на что посмотреть, поскольку расположились они на той части пляжа, где купались исключительно знатные дамы. Большинство женщин прибывало сюда со своими горничными, помогавшими им раздеваться в так называемых купальных машинах, представлявших собой прямоугольные деревянные кабинки на четырех колесах. В каждой кабинке имелось по две дверцы, одна спереди, в сторону моря, другая с противоположной стороны. И именно через нее входила в кабинку полностью одетая купальщица. Для защиты купающихся от нескромных взглядов, кабинку отвозила к воде прикованная к ней цепями лошадь, которая входила в воду по круп. Как только дама выходила через переднюю дверцу, облаченная в объемистую фланелевую купальную рубаху и боязливо медлила на ступеньках «купальной машины», ее хватала дюжая «ныряльщица», одетая так же (отличие составляла только обязательная соломенная шляпка), и спешно окунала, пожелавшую купаться даму в воду с головой. Лишь только купальщица появлялась на поверхности, визжа и брызгаясь, во все стороны «ныряльщица» окунала ее вторично. Все это входило в платные услуги, и лишь после того, как даму окунали во второй раз, ей разрешали плескаться как вздумается под бдительным оком «ныряльщицы», следившей за тем, чтобы госпожа не утонула.

Отобедав, Антуан принялся строить песочный замок, а Софи тем временем убрала остатки их трапезы. Одна из «ныряльщиц» благополучно препроводившая свою очередную жертву в машину, вышла на прибрежную гальку. С ее короткой, по колено, фланелевой юбки стекала вода. «Ныряльщица» подошла к перевернутому ялику, служившему ей стулом и, взяв лежавшие на нем глиняную трубку и табакерку, собралась закурить. Когда она чиркала огнивом, к ней подошла Софи и учтиво спросила:

– Добрый день, мадам. Я только что приехала в Брайтон. Не могли бы вы подсказать, где мне будет лучше всего снять квартиру.

Женщина, руки и лицо которой побронзовели от загара, дружелюбно посмотрела на Софи.

– Насколько я понимаю, ты француженка. Многих ваших аристократов здесь перекупала, и не сейчас, когда они оказались в положении беженцев, а задолго до всей этой смуты, когда они приезжали, чтобы вволю насладиться красотами Брайтона, – ныряльщица покачала головой. – Да, в печальные времена мы живем.

Затем она обратилась в одной из своих товарок, сидевших поблизости на песке.

– Клара Ренфрю! Тебе нужна постоялица-француженка? Она по-английски говорит.

Подошедшей к ним крупной, большегрудой женщине было уже далеко за тридцать. У нее было добродушное, густо усыпанное веснушками лицо и мягкие коричневатые волосы, заправленные под шляпку, а глаза, затененные соломенными полями головного убора, сверкали с необыкновенной живостью.

– Вам требуется кров и стол? – спросила она Софи. ~ У меня есть свободная комната. Как вас зовут?

Услышав ответ, она кивнула в сторону Антуана.

– Ваш мальчик? И.сколько ему уже?

– Я его тетя, и в прошлую неделю ему исполнилось пять лет.

Клара Ренфрю указала на взъерошенного мальчугана, плескавшегося у берега.

– А это мой Билли, ему уже шесть. Думаю, мальчики подружатся. Хотите посмотреть свою комнату прямо сейчас, мисс Делькур? А Марта Ганн, та, которая с трубкой, посидит здесь вместо меня.

Антуан расплакался, категорически отказываясь уходить от выстроенного им из песка замка. Софи подумалось, что у ребенка уже, возможно, сложилось такое впечатление, что его норовят удалить от тех мест, где он действительно счастлив. Клара подозвала своего сына и наказала ему научить маленького французика, как следует строить замки. Антуан, обрадовавшись новому товарищу, быстро перестал плакать.

– Мы можем оставить их здесь, – сказала Клара. – У нескольких из моих подруг тоже есть дети, и все мы время от времени по очереди за ними присматриваем.

С этими словами она направилась впереди Софи по променаду до шедшей вдоль моря дороги, вскоре приведшей их к дому Клары, который находился на городской окраине. По дороге Софи рассказала о своем твердом намерении найти себе здесь работу и о крайней необходимости нанять кого-то, кто мог бы присмотреть за Антуаном в те часы, когда она будет занята. Клара отнеслась с сочувствием к тому, что Софи получила отказ в Павильоне, но отнюдь не удивилась случившемуся.

– За спрос не бьют в нос, – шутливо прокомментировала она рассказ Софи. – К тому же целить повыше запрета не было, но беда вся в том, милочка, что принц столь добр к своим слугам, что они ни за что не желают его покидать. Так что вакансии вам ждать придется довольно долго. А между тем здесь полным-полно мест, где с удовольствием возьмут на работу такую, как вы. А что до мальчика, то если поселитесь у меня, я буду присматривать за ним за каких-нибудь шесть пенсов в неделю. Летом он будет пропадать со мною на пляже, а когда придет осень, я сама буду сидеть дома. Хотите, я даже научу его плавать.

– Это было бы здорово, миссис Ренфрю.

– Зовите меня просто Клара. К чему нам лишние церемонии?

После этого она объяснила Софи свои обстоятельства. Пять лет тому назад ее мужа Джима смыло волной с рыбацкой лодки и унесло в штормовое море. С тех пор Клара в одиночку воспитывала двух сыновей. Старший из них, Дэниел, не так давно пошел барабанщиком в армию. Оставшись без денег, Клара была вынуждена сдать лодку мужа в аренду другому рыбаку, занимавшемуся ловлей рыбы неподалеку от Брайтонского залива.

– Если бы не мальчики, я сама бы выходила на этой лодке в море. До того как они родились, я частенько ходила рыбачить вместе с Джимом и прекрасно знаю, как это делается. Но вместо этого я теперь ныряю за деньги.

– Мне кажется, что довольно холодно – стоять день деньской по пояс в воде, – заметила Софи.

– Несомненно, – признала Клара. – Но удивительно другое – как быстро к этому привыкаешь…

Кривая улочка, ответвлявшаяся от приморской дороги, привела их к дому Ренфрю, стоявшему на приличном удалении от остальных здешних построек. Это было довольно длинное невысокое здание, сложённое из кремневых валунов, искрившихся на солнце. Над окнами нависала соломенная крыша. Укрывавшая дом от морских ветров рощица придавала всей этой постройке какое-то особое очарование. Клара открыла деревянную калитку. Перед домом был разбит небольшой сад, а находившаяся за постройкой тропинка вела прямо по поросшему травой склону к берегу моря.

– А вы когда-нибудь ходили до «купальных машин» к берегу прямо отсюда во время отлива? – спросила Софи.

– Нет, я и так сыта по горло пляжем, когда торчу на нем с утра до ночи. Кроме того, на берегу полно острых камней и идти по ним довольно тяжело. А вот Билли обожает вылавливать в оставшихся после отлива лужах всевозможных морских тварей. Пожалуй, только он один и ходит этой дорогой.

Внутри дома царили чистота и порядок. Софи понравилась предложенная ей спальня, хотя окно ее выходило не на море, а на убогую улочку. Предложенные Кларой условия были вполне умеренны, к тому же нашлась свободная кровать в комнате Билли, где мог бы спать Антуан. Софи решила согласиться с предложением Клары. Она заплатила вперед за первую неделю пребывания в этом доме. Затем распаковала свой саквояж, разложив по полкам комода все то немногое, чем они с Антуаном владели. Клара принесла кувшин с водой для стоявшего в углу спальни покрытого голубым орнаментом умывальника. Немного приведя в порядок волосы, Софи присоединилась к Кларе, составившей список мест, куда они могли обратиться в поисках работы.

– Прежде чем мы отсюда уйдем, я хочу показать тебе остальную часть нашего поместья, – шутя сказала Клара.

Она отвела Софи к приземистой постройке, стоявшей среди деревьев. Внутри располагались старинная кухня, кладовка, пустовавшие ясли для лошади и даже прачечная, используемая по большей части как баня. Там находился чан для кипячения белья, деревянные кадки, стеклянные сосуды с самодельным зеленым мылом и душ.

– Целыми днями я вожусь в песке да соленой воде, – рассказывала Клара. – Так что вечером первым делом иду сюда, раздеваюсь, снимаю с себя купальную робу и обдаюсь чистой водичкой. Вот почему у меня здесь висит хлопчатобумажный халат, это для того, чтобы потом не идти в дом голой. Думаю, и тебе бы не помешало освежаться здесь после работы.

– Само собой. Но я бы прежде окунулась в море, ведь я море раньше не видела.

– А ты плавать умеешь?

– Нет.

– Ну, тогда буду учить вас вместе с Антуаном. А пока, если пойдешь купаться, держись мелководья. На этой части побережья среди камней часто бывают сильные подводные течения.

Из дома они вышли вместе, но затем Клара отправилась к своим купальным машинам, а Софи пошла в город. Она обошла все кондитерские магазины, однако вакансии нигде не было.

– Если бы вы обратились до начала курортного сезона, вполне возможно, мы бы и смогли что-нибудь для вас подыскать, – сказали ей несколько раз.

Выйдя из последней кондитерской, Софи еще раз сверилась с составленным Кларой списком. Кроме кондитерских, оставались еще кухни и харчевни.

Но для начала Софи решила пойти в гостиницу «Старый Корабль». По словам Клары это было главное заведение подобного рода в городе. В «Старом Корабле» имелось 70 спален и несколько так называемых залов для ассамблей, где не раз устраивал балы сам принц Уэльский. Пройдя мимо парадного входа, она вошла сквозь огромные ворота на вымощенной булыжником хозяйственный двор. Дверь на кухню, как и все окна, были распахнуты настежь. Доносившийся изнутри шум был до боли знаком Софи. Здесь кипела столь бурная деятельность, что никто даже не посмотрел в ее сторону, когда она вошла внутрь. В отличие от старинной кухни шато де Жюно или кухни фермы Миллардов, где очаг был открытым, кухня гостиницы «Старый Корабль» была оснащена новейшими для того времени литыми чугунными печами и заслонками для регулирования температуры. На них кипели разнообразные супы, подогревались укутанные в белую холстину пудинги, на заводных вертелах поворачивались молочные поросята и окорока. Здесь, как и во Франции, все повара были, мужчины. Одеты они были в белые, передники и поварские колпаки. Шеф-повар, заметив наконец Софи, обратился к ней в крайнем раздражении:

– Ну что ты тут стоишь, девушка, надевай передник!

– Я хочу устроиться на работу кондитером, – ответила она:

– Вот те на. Да не нужны мне кондитеры, а вот хорошая официантка не помешала б. Ты умеешь прислуживать за столом?

Софи, с малолетства прислуживавшая за столом родителям, улыбнувшись про себя, ответила:

– Да, умею.

Он щелкнул пальцами в сторону проходившей мимо официантки, которая сразу же как вкопанная стала.

– Полли! Принаряди-ка эту девушку для обеденной залы. Нельзя терять ни минуты!

Курносая девчонка быстрым шагом провела Софи в бельевую, где, порывшись в комодах, нашла для нее все необходимое.

– Торопись! – крикнула она, бросив Софи голубое хлопчатобумажное платье.

Быстро скинув с себя свое, Софи натянула обновку. Полли помогала ей застегнуть корсет и завязать веревочки белоснежного фартука, пока мадемуазель Делькур заправляла свои локоны под белый чепчик с рюшами.

– А что, на кухне всегда такой аврал? – спросила Софи.

Полли отрицательно покачала головой, и жиденькие рыжие кудряшки выбились из-под ее чепца.

– Нет, просто сегодня из ряда вон выходящее событие. Принц и миссис Фицхерберт устраивают обед в честь новоприбывших эмигрантов, а владельца нашего заведения мистера Хикса уведомили об этом лишь двадцать минут назад.

– А что, принц сам ходит на пристань встречать лодки с эмигрантами? – спросила Софи, когда они вышли из бельевой.

– Иногда, когда ничем другим не занят. А вот миссис Фицхерберт там можно частенько увидеть. Совсем недавно она ездила в Шорхэм-бай-Си встречать группу католических монашек и потом привезла их сюда для встречи с принцем. Они открыли теперь школу где-то к северу от Лондона под его патронажем, хотя он и принадлежит, подобно мне, англиканской церкви. Впрочем, это не помешало ему жениться на миссис Фицхерберт, хотя она католичка.

– Но правда ли это? Быть может, это всего лишь недостойные сплетни?

Полли остановилась и, подбоченившись, выдала следующее:

– Здесь, в Брайтоне, мы знаем, что они женаты, и вся Англия это знает, но ради спокойствия принца миссис Фицхерберт ведет себя так, будто бы этого брака никогда не было. Вот почему здесь и в Лондоне они живут в разных домах.

Полли вновь прибавила шагу.

– Поторопимся. Нельзя нам вот так просто стоять и болтать здесь без дела. Будем накрывать стол на пятьдесят персон. Число обедающих обычно вычисляют на глаз, судя по тому, какая на горизонте появится барка. Ничего, скоро ты сама все прекрасно поймешь.

В отдельной, исполненной царственного великолепия обеденной зале официантки уже расстилали белоснежные дамасские скатерти, раскладывали ножи и вилки и протирали бокалы для вина. Шеф-официант в нарядном камзоле гневно крикнул вбежавшим Софи и Полли.

– Где вы там прохлаждаетесь! Быстро раскладывать салфетки.

Когда они взялись за работу, в зал вошел, чтобы убедиться, что все приготовлено как следует, огромный краснолицый мужчина.

Софи подумала, что это, наверное, и есть владелец заведения, мистер Хикс, когда он властно обратился непосредственно к ней.

– Где лучшее серебро? То, что на столах, не подойдет! Быстро берите поднос и бегом к мажордому, девочка!

И он спешно вышел из залы. Полли объяснила, куда именно ей сейчас следует идти.

– Кто ты? – спросила домоправительница, открывая шкаф, чтобы достать то, что потребовалось.

Когда Софи объяснила, как ей сегодня удалось устроиться на работу, домоправительница лишь головой покачала.

– Ты просто родилась под счастливой звездой, милочка. Вчера отсюда выгнали служанку за воровство, так что у тебя есть отличная возможность остаться здесь недолго. Подожди, пока я не насыплю соли в эти солонки, а затем поторопись.

Софи глаз не спускала со сверкающих солонок, опасаясь, что они могут соскользнуть с отполированного до зеркального блеска подноса еще до того, как она войдет в обеденную залу. И это действительно чуть не произошло, когда она совершенно неожиданно врезалась подносом в чей-то алый двубортный камзол из чрезвычайно дорогого бархата. Невольно вскрикнув, Софи подняла глаза и увидела перед собой благородное лицо широкоплечего мужчины с волосами, завитыми по последней моде. Невольно она заговорила по-французски:

– ардон, месье.

Когда она спешно отступила на шаг, его глаза добродушно блеснули, и Софи наконец-то смогла рассмотреть, что этого знатного вельможу от самого парадного входа эскортировал сам мистер Хикс, метавший сейчас в ее сторону гневные взгляды. И внезапно ее осенило – да это же сам принц Уэльский!

И вновь воспитание Софи пришло к ней на помощь. Она сделала ему почтительный книксен, предписанный протоколом французского двора для приветствия принцев королевской крови дома Бурбонов. Принц невольно нагнулся, чтобы поддержать двумя руками ее поднос и не дать соли рассыпаться.

– Итак, вы одна из тех эмигранток, что прибыли на этот благословенный берег с тех пор, как в вашей чудесной стране начались все эти политические осложнения? – сделав изящное движение рукой в ее сторону, заметил принц, лишь только она выпрямилась. – Как долго вы уже в Англии?

Он улыбнулся, источая невероятное очарование. Софи улыбнулась ему в ответ, она поняла, почему этому человеку прощались все его слабости, Слишком велико было его личное обаяние и душевная теплота.

– Я прибыла сюда несколько недель тому назад из Франции, но в Брайтоне не пробыла еще и дня…

– Не может быть! – Он поднял в удивлении брови. – И вы уже нашли работу! Удивительно! Какой напор, какая решительность и целеустремленность! – А затем, он перешел на английский, чтобы было понятно тому, кто его сопровождал. – Когда прибудет группа французов, можете их обслужить, мадемуазель. Вам, вероятно, будет приятно услышать родную речь из уст ваших соотечественников и соотечественниц.

Сказав это, он проследовал далее, а Софи быстро отступила в сторону. Мистер Хикс отвесил ей церемонный поклон как лицу, на которое обратила внимание царственная особа, и побежал вслед за принцем, пожелавшим испить бокал вина до приезда миссис Фицхерберт и новых эмигрантов.

Услышав об этом происшествии, Полли воскликнула:

– Душка Принни, он ведь знал, что тебе устроят взбучку, если он за тебя не заступится!

– Да, ни один из французских принцев так бы не поступил! – заметила Софи, вспомнив надменность Версальского двора. – А почему ты зовешь его Принни?

Полли лишь пожала плечами в ответ.

– Ну, это такое уменьшительно-ласкательное прозвище, которое ему дали любящие его подданные! Принц – Принни. Чего уж тут гадать, все и так проще простого.

Эмигрантов принимали в помещении, примыкающем к обеденной зале, где после приветственной речи принца им предлагали освежительные напитки. Обед надо было накрывать чуть позже. Софи, Полли и другие официантки стояли в один ряд у стены, Затем они услышали шум, возвещавший о прибытии гостей, и вскоре после этого Мария Фицхерберт ввела новоприбывших эмигрантов в зал. Кроме нее, Софи никого не видела. Стоявшая рядом Полли сообщала мадемуазель Делькур подробности этой скандальной истории. Пухленькая, благородного вида дама с изысканно уложенными золотистыми волосами под огромной шляпой с газовой вуалью пленила сердце одного из самых заклятых холостяков Европы, несмотря на огромное количество куда более молодых и красивых соперниц. Она была его супругой уже на протяжении восьми лет и удерживала его рядом с собой безо всяких на то усилий. Весь свет, казалось, ополчился против их связи.

У нее была чудесная бледная, цвета слоновой кости, кожа; глаза блистали подобно топазам из-под густых ресниц. Ее нос с явно выраженной горбинкой наверняка бы испортил внешность любой другой женщины, но облику миссис Фицхерберт он только добавлял особую решительность, а ее ослепительная улыбка была подобна солнечному лучу. От нее исходило какое-то вселенское спокойствие. И даже когда она деловито рассаживала всех по местам, помогая уставшим, но шумным и суетливым эмигрантам, она все равно сохраняла вокруг себя атмосферу спокойствия и уравновешенности. Среди прибывших были герцог и герцогиня с их двумя дочерьми, с которыми миссис Фицхерберт была особенно близко знакома, тем не менее, она уделяла одинаковое внимание абсолютно всем, кто присутствовал в зале. Наконец она обратилась к принцу, поглощенному беседой с герцогом.

– Все готовы слушать вас, сир, – сказала она своим бархатным контральто и грациозно опустилась на стул, взметнув вокруг ажурный шелк юбок.

Принц выступил с довольно искренней приветливой речью, на безупречном французском, уверив новоприбывших в том, что всем будет оказана помощь и всех доставят в зависимости от их желания в любую часть Англии бесплатно. Софи поразило, что, несмотря на очевидную грузность этого человека, двигался он с какой-то необыкновенной легкостью и грацией. Мускулистость его ног рельефно подчеркивалась замшевыми лосинами, заправленными в ботфорты. Была в нем некая значительность и яркость, прибавлявшая обаяние его незаурядной личности и выдававшая многоликость его характера: принц был способен не только очаровывать, но и лишать всех своих милостей в одно мгновение ока. Приобретенный Софи опыт в общении с людьми из высшего света подсказывал ей, сколь быстро меняются настроения подобных вельмож и что судьба пострадавших от невольных последствий таких перемен не имеет для них ровно никакого значения. И тем не менее принц был столь добр к ней, что она никогда не сможет об этом забыть. В пользу принца в глазах Софи свидетельствовал и тот факт, что он женился по любви, рискнув при этом потерять все, чем владел. Когда аплодисменты стихли, принц спешно покинул зал, извинившись перед присутствующими и сообщив, что с го ждут важные государственные дела.

Лишь одна Мария знала, что на самом деле в Морском Павильоне принца будет ожидать архитектор, с которым он обсудит планы дальнейших построек. Холодный взгляд Марии сказал принцу, что он мог бы еще посидеть за столом, и это привело его в крайнее раздражение. Принц не любил чувствовать себя неправым, а она должна быть удовлетворена хотя бы тем, что он потратил такую кучу денег на этих беженцев.

Несомненно, она еще потом обязательно отпустит в его адрес какую-нибудь колкость. Несмотря на свой крайне спокойный вид, как и большинство рассерженных жен, она частенько была остра на язык. Ну почему он должен отказывать себе в столь немногочисленных удовольствиях.

Да, он пил вина куда больше, чем того хотела Мария, и не всегда был столь глубокомыслен, как ему полагалось по чину. Или, быть может, ее рассердило, что, перебрав с друзьями, он заключил пари насчет того, кто первым взберется к ней по парадной лестнице верхом на лошади. И не его вина, что глупое животное не пожелало спускаться по ступенькам вниз. Но именно тогда Мария – вот душка – проявила достойное ее чувство юмора, хотя после этого понадобился еще целый час и помощь вызванного по этому случаю кузнеца, чтобы заставить перепуганного коня спуститься.

Столь же добросердечно следовало бы ей смотреть на их союз и радоваться тому, что у нее такой хороший, искренне ее любящий муж, а не бросать на него леденящие душу взгляды каждый раз, когда ей захочется поставить его на место.

Но то чувство, что она испытывала к нему, а он к ней, никаких сомнений не вызывало. Не было на свете женщины, которая была бы столь щедра к нему и любвеобильна, как Мария, и не было в мире более преданной и заботливой жены. Он воспылал к ней безумной страстью с тех пор, как впервые увидел Марию в компании ее вскорости усопшего супруга, и не раз потом влюблено смотрел в ее глаза сквозь вуаль на премьерах в Лондонском театре. Ему было двадцать два, а ей двадцать восемь. И она стала любовью его жизни. Наблюдая за семейной жизнью своих знакомых, принц сделал вывод, что Марии крайне повезло с таким мужем, как он. Большинство мужчин этого ветреного столетия, как правило, не хранили верность своим суженым.

Принц обратил свои мысли к архитектурным проектам, которые он собирался рассмотреть. Учитывая его личные пожелания, приморский дворец был уже значительно перестроен в сравнении с теми временами, когда он просто был королевской фермой, однако предстояло еще многое сделать. У принца было такое чувство, будто он держит в руках драгоценный алмаз, ожидающий достойной его огранки и полировки, которые превратят его в настоящий бриллиант. Образы того, что будет во дворце сделано, постоянно вертелись у него в голове. Конечно же, дворец должен вписать в себя чудесные краски моря, золото солнца и серебро луны. А ослепительная голубизна летних небес? О, если б он только не был в долгах!

Сумма, составлявшая долг принца, была воистину невероятна, и некоторые из его многочисленных кредиторов, к раздражению его высочества, уже стали оказывать на него давление. Мария также ввергла его в непредвиденные расходы. Не так давно ему пришлось убрать все комнаты первого этажа ее особняка на Пэлл-Мэлл с тем же великолепием и роскошью, какие царили в просторных аудиенц-залах его резиденции Карлтон-Хаус.

Но красивая женщина достойна многого, и поэтому ему доставляло особое удовольствие ее баловать. Как-то раз они решили заняться экономией, но у него это так плохо получалось, что вскорости он отбросил эту затею. Морской Павильон должен быть перестроен во что бы то ни стало. Долги же все равно не вернуть, а потому надо тратить деньги, как будто бы не задолжал и пенни. Этого правила он всегда и придерживался. И в конце концов из-за отказа его царствующего отца определить достойное содержание принц дошел до подобной нужды. Но король всю свою жизнь был скуп, и щедрость его распространялась, возможно, лишь на воспроизводство законного потомства. Верный муж, он был предан своей жене Шарлотте, подарившей ему девять сыновей и шесть дочерей. Вздохнув, принц бросил исполненный печали взгляд на берег моря. Двое из его братьев умерли в молодости, остальные воспитывались в худших традициях палочной дисциплины и ежедневных занятиях, не оставлявших времени на нормальные детские забавы.

Один из его братьев, Август, герцог Сассекский, страдавший нарушениями дыхания, был порот каждый раз, когда начинал дышать с присвистом.

Что до девочек в королевском семействе, то им, вне всякого сомнения, жилось вольготнее, однако то, что король считал их своей личной собственностью, не оставляло для них никакой надежды на счастливое будущее. Теперь, размышляя над своей жизнью, принц вовсе не удивлялся тому, что он и его братья, достигнув совершеннолетия, повели себя как безумцы, вырвавшись из-под отцовской опеки. Они дружили с отпетыми негодяями, предавались беспробудному пьянству и блуду, разбивали сердца и проигрывались вдрызг, рисковали своей жизнью ради никчемных пари, предпочитая самые невероятные и фантастические из них.

Его выразительный рот исказила горькая улыбка. Да, они отлично повеселились в свое время. Но в конце концов он и его братья постепенно остепенились. В случае с принцем причиной этому послужило положительное влияние Марии. Но до сих пор принц ценил хорошую шутку и обожал биться об заклад. Принц очень радовался, что все его родные братья души не чаяли в Марии и относились к ней как к своей невестке, что с точки зрения церкви было вполне естественно. В то же время король ожесточил свое сердце против наследника, и принц оказался словно преданным проклятию. Он не хотел зла своему отцу, но в то же время мечтал о троне.

Лет шесть назад, когда с его отцом приключилась довольно странная болезнь и доктора утверждали, что он вряд ли выздоровеет, принц просто опьянел от предвкушения того, что вот-вот станет регентом, но этому не суждено было случиться. Болезнь короля так же внезапно прекратилась, как и началась, и все осталось по-прежнему.

Принц уютно расположился в карете, положив ноги на противоположное сиденье. Мысли его обратились к тому плачевному состоянию, в котором пребывали ныне только что оставленные им эмигранты. Они потеряли близких родственников, свои дома, земли и солидные состояния, сохранив лишь то, что смогли унести в руках. Кровавый террор в стране, которую они покинули, достиг своего апогея. Война с Францией была неизбежна, поскольку пресловутый Робеспьер назвал голову казненного Луи XVI перчаткой вызова, брошенной всем европейским королям. Принц тяжело вздохнул. Разорение Франции ее теперешними правителями было чудовищной трагедией. Сколько он себя помнил, он был пылким франкофилом, Ему нравился язык этой страны, и он собрал большую коллекцию французской мебели и произведений искусства. Больше всего на свете он жалел о том, что ему не удалось посетить эту страну до того, как пал Дом Бурбонов. Но будучи наследником Британского престола, он не имел права покидать Англию без соответствующего разрешения короля, и именно отсутствие подобного разрешения не позволило ему последовать за Марией во Францию, куда она бежала от него, напрасно пытаясь погасить пламя его любви.

Карета принца въехала в ворота Морского Павильона. Прежде чем войти внутрь, он бросил взгляд на выполненный в классическом стиле западный фасад здания. Не следовало бы его портить, хотя, конечно, фронтон придется менять полностью. Принц считал, что если бы не королевская кровь, он наверняка бы стал архитектором. В голове его постоянно рождалась масса идей. Но поскольку его все же угораздило родиться принцем Уэльским, он решил использовать лучших архитекторов своей страны в качестве инструментов реализации собственной творческой фантазии. Порой он чувствовал глубокое внутреннее родство с Луи XIV французским, занимавшимся строительством всю свою долгую жизнь. «Похоже, – думал принц, шествуя по просторному коридору, – в будущем мне уготована та же участь».


Софи подавала стаканы с мадерой тем, кто желал отведать этого напитка. Во время обеда ей не раз приходилось отправляться на кухню с подносом грязной посуды и возвращаться в обеденную залу с чистыми тарелками. Уже было довольно поздно, когда вконец вымотавшаяся за день Софи направилась в свое новое жилище, благодаря Бога за то, что ей наконец удалось найти работу, пусть пока только официанткой, но зато в хорошем месте.

Прогулка по вечернему городу слегка освежила ее. Когда Софи вернулась в дом. Клары, смывший с себя дорожную грязь Антуан уже готовился ко сну. Он и Билли о чем-то оживленно болтали за столом после сытного ужина. Лишь только Антуан увидел Софи, он захотел рассказать ей о своих новых впечатлениях, однако стоило ей уложить его в постель, как он сразу же уснул. За отлично приготовленным ужином Софи поведала Кларе, где она была и какую работу получила. Когда пришло время мыть тарелки, Клара ни за что не разрешила Софи помогать ей, сказав, что та и так насмотрелась за сегодняшний день на грязную посуду, и благодарная француженка удалилась в свою комнатку. Ее кровать уже была застелена белоснежным бельем, и Софи могла побиться об заклад, что кружева на подушке были французскими. Судя по всему, ее новая подруга пожертвовала своим приданым.

Софи оценила гладкость пропитанных запахом лаванды простыней. Со времени последней проведенной ею в Париже ночи, она не спала в такой роскошной постели. За эти дни Софи привыкла реагировать на малейший плач Антуана, и ее слух чрезвычайно обострился. Неудивительно поэтому, что вскоре она вскочила с кровати, лишь потом сообразив, что слышит не плач ребенка.

Обозленные голоса ругавшихся мужчины и женщины, пусть приглушенные, долетели откуда-то из кухни.

– Почему я не могу сдать ей за деньги комнату, если мне этого хочется? – голос Клары угадывался безошибочно. – Она француженка, иностранка! Чего тебе бояться!

Софи прикрыла поплотнее дверь и вернулась в кровать, не имея ни малейшего желания подслушивать. Судя по всему, это внезапная ночная ссора объяснялась довольно просто. У Клары, наверное, был любовник, решивший в ту ночь навестить ее. А это дело никого не касалось, кроме самой вдовы. Софи с головой укуталась в одеяло и вскоре вновь уснула.

Глава 5

Софи надеялась, что получив работу на кухне «Старого Корабля», со временем она займет столь привычное для нее место кондитера. Но нынешний кондитер занимал эту должность уже пятнадцать лет и с помощью своего ученика хранил свой пост от малейших посягательств, производя все необходимое для обедов, гран-банкетов и буфет-ужинов, устраиваемых в предназначавшихся для ассамблей залах второго этажа гостиницы.

Софи было интересно посмотреть на сахарные скульптуры, изготовляемые здешним кондитером. Хотя они и приближались к существовавшему в Европе стандарту, Софи знала, что они не идут ни в какое сравнение с тем, что изготавливал с ее помощью отец для Версаля. Но зато и славились французские кондитеры на весь мир своим мастерством. Здесь точно так же, как и во Франции, на кондитеров-декораторов был большой спрос. Часто требовались кондитерские изделия, представляющие собой аллегорические фигуры, отражающие значительные события из жизни страны. Порой это были индивидуальные заказы, например, по случаю свадьбы, крестин или дня рождения. В то время как шеф-повар по сладким пудингам руководил изготовлением всевозможных пудингов и фруктовых пирогов, кондитер занимался куда более тонкой работой. В его обязанности входило приготовление желе, фруктовых подливок, ягодных ассорти, политых шоколадом, сиропов и карамелей, разнообразных пастилок и конфет, в состав которых входили ликеры и масса всего другого. Кондитер также отвечал за консервирование фруктов и засахаривал для украшения своих произведений лепестки фиалок и роз. Изготовление всевозможных мороженых тоже входило в обязанности кондитера, но то была довольно трудоемкая работа, обычно поручаемая ученику, поскольку составляющие смешивались в емкости, обложенной льдом, доставлявшимся из местного ледника, хранившего в своих недрах лед, вырубленный из зимних рек. Укутанный слоями соломы, лед хранился под землей в течение всего лета.

Гарри, шеф-повар по сладким пудингам, относился к мадемуазель Делькур куда дружелюбнее кондитера. Он частенько говорил с Софи о секретах французской кухни, и с тех пор как попробовал изготовленный по ее рецепту незабываемо вкусный лимонный сироп, чистый, как луч летнего солнца, использовал его постоянно.

Именно по предложению Софи Гарри стал добавлять коньяк в шоколадный пудинг, и это только немногие из ее советов, пришедшихся как нельзя более кстати.

У официантки Делькур был весьма продолжительный рабочий день. Когда ей выпадало работать в утреннюю смену, она должна была быть в «Старом Корабле» к шести часам утра и уже в рабочей одежде. Всегда находились постояльцы, желавшие позавтракать до прибытия почтовой кареты, отправлявшейся каждое утро в Лондон. Приходилось потрудиться и когда прибывал послеобеденный лондонский дилижанс, кроме того, надо было накрывать столы и на променад-площадке, где собирались те, кто желал посмотреть, как флот его Величества готовится к битве с французами.

Порой Софи назначали прислуживать в находившейся при гостинице пивной. «Старый Корабль» был таверной еще в XVI веке, и местные старожилы почитали за честь отведать эля там, где пили их предки. Брайтонцы до сих пор называли это заведение «харчевней», хотя за последние тридцать лет статус этой гостиницы несказанно возрос.

– Моя бабушка еще помнит времена, когда Брайтон был всего лишь рыбацкой деревушкой, – как-то раз сказала Полли Софи. – А потом доктор Рассел, большой чудак по словам моей бабушки, стал уверять стариков в том, что морская вода в состоянии излечить любую хворь. И тут такое началось. Страждущие валили сюда толпами, чтобы испить морской водицы и искупаться в ней. Можешь удивляться, но некоторые из постояльцев, до сих пор просят, чтобы воду добавляли им в молоко, ну и все такое… Как бы там ни было, но именно из-за этого здесь и оказался принц Уэльский. Приехал он лечить ангину, а потом просто отдыхал в свое удовольствие. К тому времени уже великое множество дворян понастроило себе здесь особняков, но королевский патронаж изменил здесь все совершенным образом. Брайтон уже больше никогда не, оглядывался на свое прошлое, с тех пор как душка принц приехал сюда!

Софи обслуживала и собравшийся в пивной народ. Лучшие места здесь занимали местные богатеи, освежавшиеся под вечер парой кружек доброго портера. Вели они себя вполне степенно. За столами, где собиралась публика победнее, напротив, всегда было шумно. Здесь мог читать поэму спившийся актер столичного театра, уличный музыкант наяривал на своей скрипке, а ближе к закрытию начинались упражнения в хоровом пении.

Софи услышала, как седой как лунь, Смокер Майлз, ныряльщик-ветеран, вновь рассказывал уже набившую всем оскомину историю о том, как он спасал утопающего принца Уэльского.

– Я его за ухо оттудова вытянул! Он был так зол… Прям как следует разгневался. А я ему и говорю, что не собираюсь быть повешенным по приказу короля за то, что позволил наследнику трона утонуть в Брайтоне. Тут принц как затрясется от хохота! С тех пор он никому кроме меня, себя окунать не позволял!

Марта Ганн, также любившая крепкий эль с не меньшим удовольствием рассказывала о знаменитостях, которых ей довелось купать. Когда Клара находила какую-нибудь подругу, чтобы присмотреть вечерком за детьми, она приходила сюда поболтать с Мартой и другими знакомыми, ибо пивная «Старого Корабля» была столь же популярна у здешних женщин, как и среди мужчин.

Софи порой приходилось обслуживать и своих соотечественников-эмигрантов. В основном это были слуги, проследовавшие в изгнание вместе со своими господами и теперь зачастую обнаруживавшие, что происходит определенная перемена ролей.

Бывший графский лакей как-то утром, когда в пивной почти не было народа, разговорился по душам с Софи, признав в ней свою соотечественницу.

– Аристократы понятия не имеют, как следует обращаться с деньгами, – восклицал он, качая головой. – Ведь во Франции им сроду не приходилось работать, как, например, тебе и мне. Они, верно, думали, что деньги на деревьях растут. Теперь, за небольшим исключением, вся наша попавшая в эмиграцию знать терпит тяжелую нужду, о которой они даже и подумать не могли.

Софи сидела за противоположным краем стола, опустив подбородок на руки.

– Говорят, они заполонили здешние банки и пытаются торговать своей французской собственностью, конфискованной в пользу республики.

Лакей согласно кивнул.

– Но им не скрыть того, что они более не имеют никакого отношения к тем шато и землям, которыми владели их предки на протяжении многих веков. Британское правительство дает им пособие, на которое, например, мы бы с вами смогли прекрасно просуществовать, но эти начинают с того, что спускают все деньги в первый же день, как будто бы к утру их кошельки волшебным образом наполнятся вновь. Вот если бы не я, – он ткнул себя в грудь пальцем, – и тысячи мне подобных, сотни аристократов просили бы милостыню на улицах.

– Но чем же вы можете помочь?

– Я устроил своего хозяина учить верховой езде и фехтованию детей английских сквайров, а мою госпожу – парикмахершей. И теперь они оба живут как у Христа за пазухой. – Его рябое лицо лучилось от гордости, словно он говорил о своих собственных детях. – Вот только кошелек их должен бы находиться у меня. Представьте себе, когда моей госпоже вздумалось устроить званый обед для своих новых британских друзей, она, пробежавшись по лавкам, набрала заморских скатертей и самого доброго серебра, и в итоге ей уже не на что было купить продукты! – И он вновь покачал головой, поражаясь подобному легкомыслию. – Теперь, правда, прежде чем потратить на что-нибудь деньги, она консультируется со мной. Мне даже пришлось продать все ценности, что оставались у моих господ, так как здесь чрезвычайно много мошенников, дающих объявления о скупке вещей эмигрантов. На самом деле они обдирают французов под липку. – Глаза его засверкали: – Я тебе вот что скажу, со мною такие штучки не проходят!

Софи невольно прыснула от такого бахвальства.

– А как вы думаете, отчего британское правительство так благоволит к французскому дворянству?

– Ну, видишь ли, голубая кровь всегда помогает голубой крови, кроме того, британцы боятся, что эти слабые, неприспособленные к жизни создания будут умирать в придорожных канавах с голоду, если их лишить пособия, – он смачно фыркнул. – Подобные нам с тобой всегда выживут благодаря своим талантам и потому, что от рождения нам неведома была праздность.

В последнее время Софи все чаще мысленно возвращалась к совершенному против нее и ее подопечных злодеянию. Быть может, ей следовало съездить самой в Шорхэм-бай-Си, чтобы дать соответствующие показания. За ужином она спросила у Клары, знавшей о случившемся с француженкой, куда именно в этом случае следует ей обратиться, однако то, что ей ответила вдова, её совсем не вдохновило.

– Все само собой утрясется. Убийство обязательно расследуют.

– Да, но тогда я была совершенно не здорова, и меня поэтому никто не допрашивал. Но если бы я дала сейчас приметы злодеев кому следует, думаю, их могли бы вскоре выследить.

– Зря надеешься, Софи. Такие негодяи, как Барнз, совершенным образом изменяют свою внешность, если и решаются вновь посетить наши края.

– Может, так оно и есть, но, по крайней мере, люди в других местах, где высаживаются эмигранты, были бы уже предупреждены.

– Ты что, думаешь, эмигранты не становились жертвами преступников еще задолго до того, как ты сошла на английский берег? Поскольку беженцев высаживают по всему южному побережью, подобные преступления будут всегда, в независимости от мер предосторожности, предпринятых властями.

– Думаю, что, к несчастью, это так, и наши с Антуаном знакомые на сассекской ферме также не разделяли моего оптимизма в этом вопросе, но я все же хочу, чтобы Барнзов покарала суровая рука закона!

– Само собой, и я тебя прекрасно понимаю, но не хотелось бы, чтобы посторонние ходили в мой дом тебя допрашивать, – с расстроенным видом Клара положила подле себя на скатерть вилку и нож. – Я всегда старалась ни в чем не быть замешанной. Для меня это будет большой позор, да и соседи начнут пересуды, не дай Бог, у моих дверей кто-нибудь заметит стражей правопорядка.

– Но я собираюсь пойти к ним, а не они сюда.

Клара лишь головой покачала, а щеки ее от возбуждения заметно покраснели.

– Ты, похоже, не понимаешь, что как только вор, отвечающий твоему описанию, будет арестован, за тобою обязательно придут, чтобы ты его опознала. Так что, если ты собралась к блюстителям порядка, я вынуждена буду просить тебя покинуть мой дом.

Софи была в отчаянии.

– Не говори так, Клара! Ты знаешь, как счастливы мы здесь с Антуаном. У мальчика наконец появилась возможность вести нормальный образ жизни. Я не хочу, чтобы он снова скитался со мною по пыльным дорогам.

– И я не хочу, чтобы вы уезжали, – спокойно произнесла Клара, но в лице ее по-прежнему сквозила непоколебимая решимость. – Но ты должна сама сделать выбор.

Софи была вне себя, она должна была заботиться о благополучии Антуана, что в итоге и толкнуло ее на компромисс.

– Даю слово, что у тебя никогда не будет неприятностей из-за меня, но я оставлю за собою право найти средства, чтобы покарать этих негодяев и без твоей помощи.

Несколько мгновений Клара медлила, словно взвешивала все за и против, после чего согласно кивнула.

– Ты слишком честна, чтобы дать обещание, которое не сдержишь. Можешь оставаться. Поверь, я этому очень рада.

И после этого они премило улыбнулись друг другу и вздохнули с облегчением. Случившаяся между ними размолвка нисколько не отразилась на их дружбе. И тем не менее случай этот запал в память Софи. Всю ночь она не смыкала глаз в раздумьях о том, что ей вскоре опять придется скитаться. Шум морских волн, казалось, нашептывал ей кошмары, и Софи вскрикивала во сне, просыпаясь в холодном поту. К счастью, Клара, спавшая в противоположном конце дома, никогда ее не слышала, и лишь чудовищной силы шторм смог бы разбудить спавших в соседней комнате детей.

– А есть ли на этой части побережья какие-нибудь подземные гроты? – спросила она как-то за завтраком Клару.

– Само собой. Но тут, в Брайтоне, я сроду про такие не слыхала. А почему ты спрашиваешь?

– По ночам во время прилива я то и дело слышу какой-то отдающих эхом рокот, будто бы море плещется где-то под землей.

– В старых домах полно странных звуков, – Клара подлила Софи чаю. – Думаю, я так уж к ним привыкла, что уже совсем ничего не замечаю.

Мадемуазель Делькур вполне удовлетворило подобное объяснение. Все же она чувствовала, что понадобится еще некоторое время, прежде чем она привыкнет ко всем новым для нее звукам и обычаям.

Но в отношении иных звуков ошибки быть не могло. Шепот Клары и недовольный бас ее ночного визитера слышались на противоположной стороне дома каждую ночь и стихали лишь где-то к утру.

Клара вскоре исполнила свое обещание научить Софи и Антуана плавать. Она учила мальчика, когда около купальных машин не было желающих окунуться б море, а в отношении Софи приходилось подстраиваться под ее рабочий график.

Порою они ходили с Кларой на море ранним утром. Вода, как правило, была холодной, но Софи не обращала на это внимания, сразу же отдаваясь во власть волн. Так что Кларе никогда не приходилось окунать ее насильно. Девушка быстро научилась держаться на воде, и когда по близости никого не было, предпочитала плавать в своей нижней шелковой сорочке, а не надевать неудобный купальный костюм.

Когда Софи возвращалась домой поздно, она часто купалась в море одна. Если день выдавался теплым и солнечным и вода была теплой, она снимала с себя даже нижнюю сорочку и, оставив одежду на камнях, наслаждалась купанием совершенно обнаженной.

При первой же возможности Софи пошла в библиотеку Св. Фомы, находившуюся в районе Стайни, чтобы выяснить, нет ли в книге посетителей имени Генриетты. С самого начала она решила не искать своей подруги до тех пор, пока не найдет себе работу и жилище, так как не хотела, чтобы Генриетта чувствовала себя обязанной помогать ей. Из слов Клары следовало, что все новоприбывшие должны были вносить особый взнос за право включить свои имена в книгу особо почетных посетителей, к тому же это обязательно должны быть известные и уважаемые люди. Как и в облюбованном шикарной публикой Бате[3], в Брайтоне имелся свой церемониймейстер, управляющий всеми общественными мероприятиями, вечерами и танцами. В обязанности его входило смотреть за тем, чтобы все те, чьи имена занесены в подобную книгу, обязательно получили официальное с золоченой виньеткой приглашение.

Пробежав пальцем по нескольким страницам, Софи подумала, что, похоже, большая часть английской и французской аристократии сейчас собралась в Брайтоне. Когда же наконец она нашла имя Генриетты, то оказалось, что она уже живет совсем не по тому адресу, который назвала при прощании.

Теперь Софи оставалось лишь ждать свободного от работы дня, чтобы вновь встретиться с Генриеттой. Для тех, у кого были деньги, время и желание, в Брайтоне существовала масса развлечений: лошадиные бега на Даунсе, петушиные схватки, кулачные бои, порою длившиеся по тридцать раундов, гонки колесниц в песках, где молодые повесы из знатных родов рисковали свернуть себе шею, постановки в театре, концерты и просто игра в карты. По воскресеньям в залах для ассамблей «Старого Корабля» устраивалось главное мероприятия недели – официальное чаепитие, а каждый четверг здесь же давались балы.

Принц и миссис Фицхерберт старались не пропустить ни одного бала в «Старом Корабле» и обычно приходили сюда в компании своих роскошно одетых друзей, среди которых частенько можно было увидеть и родных братьев принца. Как-то раз Софи подсмотрела сквозь дверную щель, как они поднимались по витой лестнице к великолепной, оформленной в персиково-розовой и серебристо-серой гамме зале для ассамблей. Принц был слегка навеселе, однако чрезвычайно любезен и разговорчив, бриллиантовая звезда Ордена Повязки сверкала на его груди.

В золотых волосах миссис Фицхерберт блистали сапфиры, они же украшали мочки ее ушей и шею. Ее пышная грудь была эффектно подчеркнута декольте жемчужно-розового платья из прозрачного шелка, трепетавшего подобно тончайшей паутине в такт ее исполненной царственного достоинства и грации походки.

Счастливо улыбаясь, тайная супруга принца о чем-то оживленно беседовала с дамой, всходившей по мраморным ступеням рядом с нею.

По мнению Софи, обслуживать балы было так же тяжело, как и банкеты. Вместе с другими девушками ей приходилось вдоволь набегаться по многочисленным лестницам с доверху нагруженными подносами.

Если позволяла погода, до дома Софи шла по темному пустынному морскому берегу, ступая босыми ногами по прибрежной гальке, на которую то и дело накатывала морская волна. Огни городка тускло мерцали за опустевшим променадом, а звезды, усеявшие небосвод, горели над головой, пока не всходила луна. Софи казалось, что она проваливается в кромешный мрак каждый раз, когда огни центра Брайтона оставались за спиной. Дальше, вдоль берега вырастали стволы, подобные стражам-великанам, они напоминали Софи о густых лесных кронах близ шато де Жюно. Но вместо шороха листвы здесь слышался лишь тихий шепот волн, тем не менее, окружавшая деревушку природа наполняла ее сердце чувством безбрежного спокойствия, так же, как и млечные чащи далекой родины. После ада кухни это было блаженством.

Как-то ночью, когда Софи уже дошла до скал, набежавшая волна вынудила ее поднять юбки, и как раз в этот момент она услышала скрип уключин приближавшейся к берегу лодки.

Не желая, чтобы ее застали в таком месте одну, Софи укрылась за ближайшей скалой, из-за которой могла наблюдать за причалившими к берегу, оставаясь при этом, незамеченной ими. Она решила переждать, пока рыбаки выгрузят свой улов и снова уйдут в море. Но вот почему лодка причаливает именно здесь, вдали от города и вблизи от опасных камней? Хотя глаза Софи уже привыкли к темноте и лунный свет уже успел посеребрить все вокруг, ей ничего не удавалось рассмотреть.

Наконец мигнул свет фонаря, и она увидела на воде какое-то черное пятно, вскоре рядом с ним оказалось точно такое же второе, затем третье! Софи не на шутку встревожилась. Нет, это были не рыбаки. Теперь она уже видела, как вздымаются и опускаются весла. На каждой из этих мрачных посудин было по двенадцать человек. Закутанный в черный плащ высокий мужчина стоял на корме первой лодки и держал в вытянутой руке зажженный фонарь. Он еще раз посигналил этим фонарем в сторону берега, и в это же мгновение в прибрежных зарослях тамариска загорелся второй огонек.

Господи! Да это же контрабандисты! От страха сердце Софи бешено забилось. Она припомнила популярные на кухне «Старого Корабля» леденящие кровь рассказы о том, как эти люди, не задумываясь, режут глотку всякому, кто за ними шпионит. Судя по тому, что ей рассказали, контрабандой на этом берегу промышляли уже не одно столетие.

В прошлом, чтобы не платить налог на экспорт, тайно вывозили почти исключительно знаменитую английскую шерсть. Ныне же тяжелое налоговое бремя, которым облагали привозной чай, кружева и бренди, способствовали значительному расширению подпольной торговли.

Софи замерла, затаив дыхание. Контрабандист в черном плаще и высоких, до пояса, рыбацких сапогах первым спрыгнул на берег. Широкополая шляпа и завязанный сзади платок скрывали его лицо.

– Быстрее! – вполголоса прохрипел он. – Повозки уже ждут!

Весла были убраны, и контрабандисты спешно стали высаживаться на берег. Некоторые из них, стоя по колено в воде, разгружали лодки, другие передавали товар по цепочке своим товарищам. Бочонки с бренди ритмично перелетали из рук в руки, что свидетельствовало о сноровке, выработанной за долгие годы занятия этим опасным промыслом. Не менее дюжины помощников выскочили из прибрежных кустов и принялись торопливо уносить груз. Работа продолжалась в полном молчании. Ни лиц контрабандистов, ни тех, кто их встречал, различить не было никакой возможности потому, что большинство из них было в одинаковых, опущенных на глаза шляпах и скрывающих нос и рот платках. Подождав, когда разгрузят бренди, человек в черном плаще достал из своей лодки явно тяжелый ящик, осторожно пронеся его над водой, поставил на валун поблизости от того места, где спряталась Софи. Несмотря на страх, юная француженка сгорала от любопытства. Черная лакированная поверхность ящика была инкрустирована перламутром, и Софи никак не могла взять в толк, что же такое могло в нем скрываться.

Окончив разгрузку, контрабандисты вернулись к своим лодкам и вновь взялись за весла. Однако их товарищ в черном плаще за ними не последовал. Лишь только лодки ушли в море, он, потирая руки, принялся осматривать свой таинственный груз. Убедившись, что серебряный замок на крышке в полном порядке, неизвестный с видимым усилием взвалил ящик себе на плечо.

Софи невольно вскрикнула, когда его взгляд устремился на то место, где она пряталась. Он словно почувствовал, что здесь кто-то есть. В то же мгновение рука его выхватила торчавший из-за пояса пистоль, и Софи услышала щелчок взведенного курка. Вжавшись в холодный камень, девушка затаила дыхание, слыша, как все ближе шуршит под каблуками его сапог морская галька. Затем все стихло. Судя по всему, он остановился, чтобы прислушаться. Секунды, которые он находился рядом с Софи прежде чем повернуть назад, показались ей вечностью. Когда она наконец набралась смелости посмотреть в его сторону, он уже уходил по тропинке прочь. Вскоре тьма поглотила его, и берег стал столь же пустынным, как и полчаса назад. Начавшийся прилив уже скрыл оставленные килями лодок отметины. Софи прислонилась лбом к холодной скале. Волны уже кипели около ее бедер, и подводное течение трепало юбки, но Софи не двигалась с места.

Ей хотелось, чтобы контрабандист ушел как можно дальше, прежде чем она покинет этот пустынный берег. Наконец, стараясь двигаться по возможности быстрее, она пересекла усыпанную галькой прибрежную полосу. Выйдя на тропинку, она надела туфли и остановилась прислушиваясь. Все вокруг было спокойно, но оставшийся до дома Клары путь Софи преодолела на одном дыхании, оставляя за собой шлейф соленых морских брызг от мокрых юбок.

Как обычно, Клара оставила в окне горящую свечу. Проскользнувшая через калитку Софи успела заметить, как в ту же секунду опустилась занавеска на окне спальни ее подруги. Вдова не раз говорила, что места себе не находит до тех пор, пока француженка не вернется домой. В стоявшей во дворе купальне Софи сняла с себя мокрую одежду и бросила её в кадку с замоченным бельем. Она частенько поступала подобным образом, так что к утру никаких следов морской воды не останется, и у любопытной вдовы не будет повода задавать вопросы. «Интересно, – размышляла мадемуазель Делькур, – знает ли Клара о том, что контрабандисты промышляют в непосредственной близости от ее дома?»

Софи вошла в жилое помещение через кухонную дверь и первым делом, как обычно, пошла проверить, мирно ли спит Антуан. Он разметал простыни, так как ночь выдалась особенно душной, и Софи поправила его постель. Ей хотелось проводить с мальчиком побольше времени. Когда его укладывали спать, он все еще плакал по покинутой матери, и Софи решила беседовать с ним по-французски, рассказывая о родителях и родной стране. Ей не хотелось, чтобы Антуан позабыл свое прошлое. Хотя шаль графини и была безвозвратно потеряна, мальчик все еще носил с собою деревянного солдата, подаренного ею.

Оказавшись в своей спальне, Софи присела на край кровати и постаралась унять охватившую ее дрожь. Вне всякого сомнения, контрабандист в черном плаще был местным жителем, так как ушел пешком. Вполне возможно, он жил на ближайшей ферме, а может, это мельник с одной из здешних мельниц? Вполне возможно, она его даже обслуживала, ибо тех, кто промышлял по ночам контрабандой, днем легко было принять за самых уважаемых граждан.

Было бы крайне неосмотрительно с ее стороны донести кому бы то ни было о том, что она сейчас видела, и даже Клара будет вне себя, когда появится очередной повод для блюстителей порядка посетить ее дом с визитом. На всю округу было всего лишь два таможенника, время от времени посещавших пивную «Старого Корабля», В их обязанности входило пресекать любые проявления контрабанды и арестовывать замеченных в этом преступлении. Очень часто контрабандисты заявляли протесты, утверждая, что дни всего лишь свободные предприниматели, ссылаясь при этом на право граждан торговать по их усмотрению, но подобный аргумент в зале суда не имел ровно никакого веса.

Быть может, ей удастся проинформировать этих двух таможенников о грозящей опасности, не называя своего имени, и тогда бы те позвали отряд драгун из брайтонского военного лагеря и устроили засаду. Пожалуй, это было единственное разумное решение.

Глава 6

В первый свободный от работы день Софи решила повидаться с Генриеттой. Она уже оправилась от пережитого после встречи с контрабандистами шока и стала лучше спать по ночам. И если и впрямь приливные волны рокотали под их домом, она этого уже не слышала так же, как не слышала шум прибоя, прежде тревоживший ее сон. И лишь только плач Антуана, да редкие визиты Клариного дружка по-прежнему могли ее разбудить.

Она чувствовала себя гораздо спокойнее после того, как подкинула анонимный донос в карман таможеннику, как-то вечером накрывая ему стол в пивной. Софи надеялась, что после ее сигнала последуют какие-то действия.

На Стайни в самом разгаре были поросячьи бега. Молодые дворяне постоянно организовывали подобные мероприятия, и уже собралась довольно большая толпа зевак. В роли оседлавших свиней жокеев выступали несчастные лакеи, вынужденные соревноваться по приказу своих господ.

Принц, если верить Кларе, прежде был весьма охоч до подобных шалостей, однако теперь новомодные брайтонские безумства уже его не привлекали.

Дом, указанный в адресе Генриетты, оказался внушительным особняком с террасой и находился близ центрального парка – места, где весь день играла музыка и танцы продолжались до самого утра. После того как Софи дернула за веревочку дверного колокольчика, перед нею предстала строгого вида служанка-француженка, с явным удовлетворением сообщившая Софи, что мадемуазель де Бувье сейчас нет дома. Тогда Софи представилась и поинтересовалась, будет ли в таком случае возможно встретиться с тетушкой мадемуазель Генриетты. Мотнув головой, служанка удалилась. Вскоре она вернулась с ответом.

– Мадам вас примет, – резко сказала она, после чего провела Софи в крытый цветник.

Там в тени персикового дерева восседала баронесса де Бувье, надменного вида женщина с мелкими чертами лица и узенькими глазками. Балдахин и широкополая соломенная шляпа, завязанная под подбородком розовыми ленточками, давали дополнительную защиту от солнца чрезвычайно бледному лицу баронессы.

– Прошу садиться, мадемуазель Делькур, – произнесла она довольно высокомерно, указав веером на кресло рядом с собою. – Генриетта говорила о вас. – Она с сожалением всплеснула руками. – О, как я скучаю по изысканным сладостям кондитерской вашего отца. Все здешнее не идет с ними ни в какое сравнение.

Поблагодарив баронессу, Софи объяснила причину своего визита.

– Как скоро придет Генриетта? – поинтересовалась она при этом.

– Как мне ни больно об этом говорить, но она вынуждена зарабатывать себе на жизнь, – голос баронессы дрожал от негодования. – Никогда не думала, что кто-то из членов моего семейства дойдет до этого.

Софи обрадовал тот факт, что Генриетта, проявив должную инициативу, все же устроилась на работу. Она уже было собралась спросить, какую именно работу выполняет ее подруга, как баронесса продолжила.

– Ох, мне бы здоровье моей племянницы, – голос мадам был исполнен крайней жалости к себе. – Вы не поверите, как страдала я долгими зимами в этой промокшей от дождя стране. Силы мои на исходе, и если бы не тот светский образ жизни, который мы все еще пытаемся вести, сохраняя традиции старой Франции, я бы уже давно умерла.

И она стала далее оплакивать свою судьбу, порицая все английское, в том числе и налоги на пудру для париков, которые она считала гнуснейшим надругательством над эмигрантами, которые подобно ее мужу, до сих пор желали использовать помады и пудры для своих версальских париков вместо того, чтобы носить свои естественные волосы по новой моде.

– У англичан нет сердца, – жаловалась баронесса. – Они нас всех сведут в могилу!

Софи уже потихоньку теряла терпение и все же не удержалась, чтобы не заметить:

– Вынуждена не согласиться с вами, мадам баронесса. Жители этих островов настроены по отношению к нам дружелюбно, и я не припомню каких-либо конкретных случаев, за небольшим исключением.

Софи Делькур встала, чувствуя, что уже более не в состоянии терпеть это брюзжание.

– Если вы будете добры дать мне адрес места работы Генриетты, я пожелаю вам всего хорошего и, ни минуты не мешкая, отправлюсь с ней повидаться.

Спустя лишь несколько минут Софи приветствовала радостно изумленная Генриетта.

– Моя дорогая подружка! А я уж было подумала, что больше никогда тебя не увижу! Ну как ты! Как Антуан? Что с маркизом? Вы что, только что приехали в Брайтон?

Софи сообщила Генриетте печальные подробности смерти маркиза, рассказала о том, как спас ее и Антуана Том Фоксхилл и о том, что затем последовало.

– О Господи, какие приключения! – взволнованно воскликнула Генриетта. – Сгораю от нетерпения услышать продолжение твоего рассказа, но прежде мне бы хотелось представить тебя моей работодательнице, графине де Ломбард.

Взяв Софи под руку, она повела ее вверх по лестнице.

– А как ты меня здесь нашла?

– Я нанесла визит твоей тете.

Генриетта выразительно закатила глаза.

– О, она никогда не перестанет стонать, несмотря на то, что именно английский лорд позаботился об их переезде из тесной лондонской квартиры в его приморский особняк и не потребовал за это никакой ренты. То и дело он посылает ей продукты и приглашает на различные светские увеселения, кроме того, они как эмигранты получают специальное пособие от английского правительства.

Они уже прошли первый пролет, когда навстречу им попался спускавшийся с верхнего этажа джентльмен в белом парике и довольно поношенной одежде дорогого покроя. Поздоровавшись с девушками, он спустился вниз и вышел из дома.

– Это зять графини. Он тоже живет здесь и пишет свои мемуары для одного лондонского книгоиздателя. Сейчас в Англии многих эмигрантов печатают, а один из них, редактор французской эмигрантской газеты, держит нас постоянно в курсе всего, что происходит на нашей многострадальной родине.

– Итак, чем же ты здесь занимаешься? – не терпелось узнать Софи. – Ты что, устроилась здесь горничной?

Генриетта отрицательно покачала головой.

– Думаю, если бы я и впрямь работала служанкой, с моими руками такого бы не случилось. – И горестно вздохнув, она показала Софи свои распухшие и исколотые пальцы. – Но увы, элита французской общины запрещает девушкам благородного происхождения трудиться в качестве прислуги. Мужчины могут становиться переплетчиками, портными, учителями танцев, игры в шахматы, им разрешают преподавать французский и делать все, что заблагорассудится, в то же время другим позволено лишь шить платья, продавать самодельную косметику, учить этикету, музыке и так далее. Но ни дворянам, ни дворянкам не позволено становиться слугами. Один доведенный до крайней нужды и подавшийся в лакеи аристократ был даже лишен ордена Святого Луи!

Они уже поднялись на второй этаж и остановились у дверей, за которыми слышались оживленные женские голоса.

– Вот ателье, в котором я работаю.

Генриетта распахнула дверь настежь, и Софи застыла в изумлении на пороге. Около двадцати женщин, от совсем юного до среднего возраста сидели здесь за двумя столами. За первым женщины плели из соломки широкополые шляпки, за другим к шляпкам добавлялась соответствующая фурнитура – тесьма и искусственные цветы. Все работницы были в передниках. Покрывавшие их головы прозрачные косынки, а в случае с замужними женщинами и вдовами – кружевные шляпки, были столь старомодны, что Софи на мгновение показалось, что она попала в какой-то дореволюционный парижский салон. У некоторых из них на шеях красовались узкие алые ленточки, словно кровавый след на память о тех, кто погиб под ножом гильотины.

– Мадам графиня де Ломбард, дамы, – сказала Генриетта, – позвольте мне представить вам мадемуазель Делькур, дочь известного в Париже кондитера.

– Как же, как же, все мы прекрасно помним месье Делькура, – послышались возгласы сидевших в ателье эмигранток, и графиня, женщина с благородными чертами лица, поприветствовала Софи от имени всех присутствующих.

– Что вы думаете по поводу нашей шляпной мастерской? – спросила мадам де Ломбард.

– Шляпки просто очаровательны, – ответила Софи, восхищаясь изделиями, которые были готовы к отправке в магазин. – Я видела их на многих брайтонских дамах, но понятия не имела, что это шляпки местного изготовления.

– Все фасоны разрабатываются нашими соотечественницами-француженками. Фасоны эти настолько потрясли английских дам, что заказы к нам приходят даже из Бата и Лондона. – Графиня изящно махнула ручкой в сторону готовых шляпок. – Пожалуйста, примерьте одну из них, мадемуазель.

Софи выбрала широкополую шляпку, украшенную красными лентами, и повернулась к висящему на стене зеркалу. Последовали бурные аплодисменты, ибо шляпка шла ей идеально. Генриетта подавила невольно вырвавшийся у нее завистливый вздох. Софи была просто прекрасна. «Как, должно быть, удивился Том Фоксхилл, – романтично размышляла Генриетта, – когда его фонарь осветил столь очаровательную девушку, лежащую в придорожной пыли». Сняв шляпку, Софи положила ее на стол.

– Как только смогу себе это позволить, обязательно куплю такую шляпку, – сказала она улыбнувшись. – Дамы, мадам графиня, поздравляю вас всех с настоящим успехом.

Потом Софи разговорилась с женщинами, им всем хотелось знать, при каких обстоятельствах она познакомилась с Генриеттой. В ответ работницы мастерской подробно рассказывали, как они сами бежали из Франции, сталкиваясь при этом как с невиданной добротой, так и с неслыханной жестокостью. Похоже, не все рыбаки обирали своих пассажиров, переправляя их на лодках через Ла-Манш. Находились среди них даже такие, что перевозили несчастных беженцев бесплатно. Большинство из присутствующих в ателье было встречено в Англии с должным радушием. Лишь одна благородная дама, прибывшая в Англию совершенно обобранной, да еще с маленькими детьми, рассказывала, как она просила милостыню, чтобы не умереть с голоду, и как англичане отказывали ей в помощи.

Графиня милостиво разрешила Софи сесть рядом с возобновившей плетение шляпки Генриеттой, и подружки смогли вволю поболтать. Приняв довольно мрачный вид, Генриетта стала рассуждать о своих шансах на замужество.

– Дядюшка и тетя мечтают поскорее от меня избавиться и потому надеются подыскать мне подходящую партию, но все это не так просто. Все приличные французы, как правило, ухаживают за богатыми англичанками.

– Но в любом случае, зачем тебе купленный муж?

– Думаю, мне такого счастья не надо, – подтвердила Генриетта. – Но я очень боюсь остаться старой девой.

– Не волнуйся, здесь еще столько неженатых англичан, – успокоила ее Софи, с улыбкой подумав про себя, что такой красивой девушке не нужно бояться остаться старой девой.

– А как насчет всех этих красавцев-офицеров из брайтонского военного лагеря? Город просто переполнен ими.

Генриетта печально покачала головой.

– Подобного мне не позволят… Тетушка уверяет, что в армию идут лишь те молодые люди, которым не удалось сделать карьеры на гражданской службе… и большинство из них бедняки да неудачники. Думаю, ты не представляешь, какова конкуренция среди здешних француженок, мечтающих очаровать какого-нибудь приличного английского джентльмена.

– Думаю, не представляю, – сухо признала Софи.

– А есть у тебя возлюбленный? – голос Генриетты дрогнул.

– Я еще не встретила мужчины, который настолько бы мне понравился. В любом случае, когда я не на работе, то предпочитаю проводить больше времени с Антуаном. Я обещала его матери продолжать с ним занятия и следить за тем, чтобы он не забывал ни своего языка, ни рода.

– А как же Том Фоксхилл?

Софи была удивлена.

– А с чего бы мне о нем думать? – воскликнула она, словно пытаясь оправдаться. – Вряд ли наши пути еще когда-нибудь пересекутся. Я благодарна ему за то, что он для меня сделал, но мне бы не хотелось, чтобы между нами было что-то еще.

– А почему? – полюбопытствовала Генриетта.

Софи пожала плечами.

– Скажу только, что по мне, он слишком неукротим и непостоянен. Я еще не забыла, что именно из-за таких, как он, и разгорелось пламя революции. Я не раз была свидетельницей отталкивающей жестокости подобных людей, свойственной им от рождения. Такой человек, как Том, вновь обрек бы меня на бесконечные страдания.

– По мне, так он и есть самый потрясающий романтический герой, – мечтательно вздохнула Генриетта.

– Я думаю о нем лишь как о добром самаритянине. В ином случае, он просто осложнил бы мне жизнь, а я не могу этого позволить.

И у Софи был такой решительный вид, что Генриетта решила оставить дальнейшие расспросы.

Встречи Софи и Генриетты были не столь часты, как того хотелось подругам. Софи работала то в дневную, то в вечернюю смену, и даже тогда, когда девушки заканчивали работу одновременно, они окунались в совершенно разную жизнь. Французские аристократы пытались создать в эмиграции некое подобие Версальского двора. Они устраивали салоны, где проводили часы за партиями в преферанс, однако ставки были чрезвычайно низки, и никто уже не расплачивался, как в былые времена, золотом. Когда позволяли финансы устраивались балы, на которых девушки, подобные Генриетте, имели возможность очаровывать еще не познавших уз брака мужчин.

Поскольку Софи не была девицей благородного происхождения, доступ в места развлечений аристократов ей был закрыт, несмотря на многочисленные просьбы Генриетты, обращенные к ее вельможной тете.

– Ну как ты не понимаешь, – возмущалась баронесса. – Сейчас, как никогда, необходимо сомкнуть наши ряды и сохранить наши обычаи и идеалы!

– Уж не эти ли обычаи и идеалы, равно как и праздный образ жизни привели нас в изгнание! – сердито огрызнулась Генриетта.

Баронесса со злостью ударила ее по лицу.

– Ты говоришь как настоящая революционерка, – прошипела мадам де Бувье. – Не смей говорить со мной таким тоном, иначе я вышвырну тебя вон.

Генриетта закусила губу, чтобы сдержать слезы боли и унижения. Тетка ее, сердито шурша шелками, удалилась. О, как ей хотелось навсегда покинуть ненавистный дом баронессы, но не было у Генриетты той твердости духа, которой обладала Софи. Генриетта краснела от стыда за свою собственную слабость, но при этом прекрасно знала, что ничто не заставит ее вести самостоятельную жизнь. Брак оставался единственной возможностью бежать отсюда. Тем не менее, ее дружба с Софи оставалась столь же крепкой, как и прежде. Похоже, тот кошмар, что им пришлось разделить, породнил их, словно двух сестер.

Как-то жарким июльским утром, когда Софи уже была на работе, на морском берегу обнаружили два трупа. Вскоре известия об этом происшествии достигли и гостиницы «Старый Корабль». Полли поделилась новостью с Софи, когда девушки проходили мимо друг друга с полными подносами.

– Я только что подслушала разговор вон тех джентльменов, что сидят за столом у окна. Так вот, волнами прибило к берегу двух мертвецов. Оба они таможенники и глотки у них перерезаны!

Софи стало дурно. Слава Богу, Полли скрылась в дверях кухни с подносом, полным грязной посуды, и не видела, как побледнела при этом известии мадемуазель Делькур.

Софи машинально поставила чашки с-горячим шоколадом перед теми, кто его заказывал. Несколько постояльцев встали из-за столов, чтобы побеседовать с джентльменами, сидевшими у окна.

– Я не знаю подробностей, – отвечал в этот момент один из них. – Мы просто проходили мимо и остановились, когда увидели, как рыбаки вытащили из прибрежных вод два тела, судя по всему, они этих мертвецов признали. Так что, скорее всего, эти убитые – местные.

Софи не помнила, что именно она делала остальную часть своего рабочего дня. Она была глубоко потрясена, будучи абсолютно уверенной в том, что именно ее письмо привело таможенников к столь печальному концу. Хотя на кухне и говорили, что эти два блюстителя порядка случайно наткнулись на занятых разгрузкой товара контрабандистов, Софи была совершенно уверена в том, что на самом деле все было иначе. Вместо того чтобы обратиться за подкреплением, получив записку Софи, эти двое, вероятно, решили, что их ждет повышение по службе, если они захватят контрабандистов сами. Увы, отчаянное легкомыслие закончилось трагедией.

Софи почувствовала непреодолимое желание выйти на свежий воздух. Угрызения совести, охватившие ее, были невыносимы. И как только все столы накрыли к обеду, она попросила, чтобы ей позволили ненадолго уйти.

Прогулявшись по променаду, она уже было собралась вернуться в «Старый Корабль», как вдруг увидела приближающийся отряд из двадцати всадников. На них были темно-синие мундиры и треуголки – обычная форма английских таможенников. Отряд прибыл в Брайтон, получив известие о случившемся здесь злодеянии. Возглавлявший отряд офицер держался в седле подчеркнуто прямо. Его черная треуголка была сбита на затылок, голенища сапог сверкали так же ослепительно, как и серебро пуговиц мундира. «Жаль, что здесь нет Антуана», – подумалось Софи. Несколько раз она брала его с собой посмотреть на драгун, одетых в шлемы с плюмажами, отороченные серебристыми кружевами мундиры и подбитые мехом мантильи. Отряд таможенников представлял собою куда более скромное зрелище, но тем не менее перезвон сбруи и тусклое поблескивание сабель, придавали этим всадникам весьма воинственный вид.

В тот миг, когда скачущий во главе отряда офицер поравнялся с Софи, он повернулся к девушке и пристально посмотрел на нее своими холодными голубыми глазами. Его взгляд был суров и пронзителен. Не отрываясь, смотрел офицер прямо в глаза Софи.

У него были густые, цвета спелой пшеницы волосы, широкие плечи и строгие черты, выдававшие твердость характера. Чувствовалось, что этим человеком руководит преданность долгу и обостренное чувство справедливости. Необходимость смотреть вперед наконец заставила его оторвать взгляд от Софи. Девушка осталась стоять, глядя ему вслед до тех пор, пока отряд не растворился в дорожной пыли.


Копыта лошадей цокали по булыжной мостовой Вест-стрит, когда Рори Морган вел свой отряд на постой. Дональд Пирс, его заместитель, владевший абордажной саблей не хуже своего капитана, бросил взгляд на стоявшую на обочине молодку.

– Пока что, насколько я вижу, девушки Брайтона и впрямь так милы, как о них говорят. Но, я думаю, вы и без меня это знаете, капитан. Вы ведь уже прежде квартировали здесь.

– И никогда не был разочарован, – сухо заметил Рори, и перед его мысленным взором вновь предстал образ очаровательной девушки, увиденной им только что на променаде. Иссиня-черные волосы, большие глаза, изящный овал лица – все выдавало в ней чужеземку, а значит, она была одной из тысяч эмигрантов, расселившихся вдоль побережья. Но может быть, она просто приехала погостить в Брайтон. Хотелось бы, конечно, точно знать. Хотя к чему? Ему предстоит здесь отнюдь не веселое дело, он со своими молодцами не успокоится, пока не восторжествует справедливость. Не мешало бы напомнить заместителю, что они сюда не прохлаждаться приехали.

– Советую вам помнить, мистер Пирс, что мы находимся в Брайтоне с определенной целью, – покарать убийц Дина и Баркли.

– Так точно, сэр.

– Я знал их лично. То были отличные парни.

– Как скажете, сэр.


А Софи тем временем вернулась к исполнению своих обязанностей в «Старом Корабле». Ей казалось, что этот отряд таможенной охраны имеет столь безукоризненный вид главным образом потому, что его командир может служить всем своим видом наидостойнейшим образцом для подражания. Необходимо было каким-то образом поставить его в известность о том, что она знала. И как это сделать так, чтобы Клара ни о чем не догадалась, необходимо было решить как можно скорее.

Подойдя к окну часом позже, Софи увидела того же самого офицера. Он беседовал с представителями местных властей. Насколько могла понять Софи, в этот момент они просто отвечали на его вопросы. Девушке захотелось посмотреть, что будет дальше, однако тяжелый поднос в руках вскоре напомнил ей о голодных клиентах. Когда Софи вновь подошла к окну, офицер и те, что были с ним, исчезли. Так случилось, что это был последний поднос, который отнесла клиентам Софи в качестве официантки «Старого Корабля».

Когда она вернулась на кухню, чтобы забрать очередной заказ, Гарри случайно опрокинул на себя кипящий пудинг и ошпарил по локоть руки. Услышав душераздирающий крик, Софи сразу же поспешила к несчастному. Схватив пострадавшего за талию, она поволокла его к ближайшему умывальнику.

– Быстро руки в воду, – скомандовала она. Когда рычавший от боли Гарри повиновался, Софи побежала за льдом. В прошлом ей не раз приходилось иметь дело с ожогами, и она прекрасно знала, что ничто в таком случае не притупляет боль лучше, чем холодная вода. Мимоходом Софи попросила только что пришедшую на кухню официантку позаботиться о клиентах в зале. Чуть позже она сама удивлялась тому, что все так беспрекословно ее слушались.

После того как домоправительница увела Гарри, шеф-повар подошел к менявшей передник Софи.

– Гарри высоко ценил ваше кулинарное мастерство, – начал он. – И я не раз наблюдал, как вы приходили ему на помощь, хотя вы и не замечали этого. – Шеф-повар слегка улыбнулся. – Так что до тех пор, пока Гарри не в состоянии будет вернуться к своим обязанностям, я хотел бы испытать вас в качестве повара. Но помните об одном: никаких посягательств на должность кондитера! Пусть старик сам занимается своими тортами, мороженым, желе и пастилками. Вы меня хорошо поняли?

– Да, шеф, – сгорая от нетерпения, быстро согласилась Софи.

В тот вечер, когда Рори в гордом одиночестве пришел в гостиницу «Старый Корабль», прежде чем отужинать в обеденном зале, он решил пропустить стаканчик мадеры в баре. За ужином, после устриц, за которыми последовало жаркое из саутдаунского барашка, ему подали легкий как пух пудинг с самым изысканным винным соусом их тех, что ему когда-либо приходилось пробовать.

Софи опять пошла домой берегом моря, будучи абсолютно уверена, что теперь, когда в город приехал целый отряд вооруженных таможенников, контрабандистов она уже точно не встретит. Море и песок серебрились под луной. Как обычно, она шла босиком, оставшиеся после отлива лужи приятно охлаждали ее уставшие за день ноги. Мысли Софи в основном вились вокруг ее нового назначения, полученного после такого печального случая. Она обязательно навестит завтра Гарри. Он будет рад тому, что именно она временно заменит его на кухне. Но лучше бы для подобного назначения нашлась иная причина. Она не видела и не слышала подкравшегося к ней в темноте мужчину, пока он не схватил ее сзади за плечи, и не развернул к себе лицом, прижав к холодной, поросшей водорослями скале. Она уже было собралась закричать, как рот ей прижала рука в черной перчатке.

– Именем закона, молчать! – крикнул незнакомец. – Я не намереваюсь причинить вам какого-либо вреда:

Онемев, она уставилась на него, не узнавая. Наконец, Софи поняла, что перед ней тот офицер, которого она видела уже дважды за сегодняшний день. Как только он убрал руку, Софи сердито зашептала:

– Зачем было так меня пугать? Судя по всему, вы уже давно за мной следите, неужели вы не могли подойти раньше!

Он сразу же узнал девушку, однако вида не подал.

– Вы бы могли убежать. Я капитан Морган из акцизной службы, и я хочу знать, что вы делаете на морском берегу в столь поздний час?

– Видите ли, я часто хожу домой пешком после работы в «Старом Корабле».

– А могу я поинтересоваться, что вы там делаете?

По правде говоря, вопрос этот капитан Морган задавал не только из служебного интереса.

– Прислуживала за столами. Однако с сегодняшнего дня назначена на должность повара.

– Слышал, что с французами в деле приготовления пищи никто не сравнится, и потому, смею предположить, вы эмигрантка.

Она кивнула, улыбнувшись.

– Могу ли я узнать ваше имя, мадемуазель?

Когда она назвала себя, он снова спросил:

– Ну, если вы утверждаете, что часто ходите этой дорогой, не попадались ли вам случайно на глаза лодки контрабандистов?

– А с чего бы им орудовать здесь, где столько подводных камней и скал?

– Да именно потому, что другие лодки здесь причаливать не станут. И кроме того, должен предупредить вас, что хотя их и называют джентльменами, свободными предпринимателями или нелегалами, ничего благородного в этих уголовниках нет. Напомню вам, что вчера они убили двух молодых парней, лишив семьи кормильцев, а детей-отцов.

– Знаю! – голос ее был исполнен боли.

Глаза его сузились.

– Вы говорите искренне? Вы что, были знакомы с одним из них?

– Пару раз я подносила им эль в пивной «Старого Корабля».

– Мне кажется, вы хотите рассказать мне что-то еще, я прав?

Софи хотелось довериться капитану, но ей нельзя было забывать и о своем обещании Кларе. Она решила отложить объяснение.

– Знаете, уже довольно поздно, и хозяйка, у которой я снимаю квартиру, будет волноваться. Лучше я сама завтра приду в таможенную управу.

– В этом нет необходимости. Завтра я буду допрашивать весь обслуживающий персонал «Старого Корабля» прямо в гостинице. Последний раз моих людей видели живыми именно в тамошней пивной. И мне хочется знать, не сказали ли они тогда чего-нибудь такого, что поможет нам найти убийц. Где вы живете?

– В доме, который стоит на отшибе, в конце ближайшей улицы.

– В доме миссис Ренфрю?

– А как вы догадались?

Он улыбнулся.

– С тех пор как приехал сегодня в Брайтон, я зря времени не терял. Как только мне стало известно, где именно были обнаружены трупы, мои люди приступили к опросу жителей, близ того места, где, возможно, и было совершено преступление. Когда они постучали в дверь дома миссис Ренфрю, ее не оказалось дома, но через несколько минут мы встретились на улице: миссис Ренфрю гуляла с двумя детьми.

– Один из этих мальчиков – мой племянник.

– Она сказала мне, что у нее проживает молодая эмигрантка. Нет нужды говорить, что я никак не ожидал встретиться с вами при подобных обстоятельствах. Слава Богу, что сегодня не ночь контрабандистской луны, а то я бы вас запросто пристрелил!

– Но ведь луна-то есть?! – удивилась Софи, указывая на яркий диск ночного светила.

– Нет, нет, как раз наоборот. Ясное дело, вы еще мало пожили в Брайтоне, а потому не знаете, что луной контрабандиста здесь называют ночи, когда не видно ни зги и вся округа погружена во мрак. Этим пользуются контрабандисты по всему ночному побережью. Таможенная служба да луна – вот два заклятых врага контрабандиста.

– Тогда почему же они… – невольно вырвалось у Софи, и офицер живо обратился в слух.

– Да, да, продолжайте. Вы что-то хотели мне сказать, что-то важное?

Она отрицательно покачала головой, будто ей нечего было добавить, но он продолжал смотреть на нее с большим интересом.

– Ладно, поговорим завтра. А теперь я провожу вас до дома, чтобы, не дай Бог, чего не случилось.

– Я найду дорогу сама.

– Нет, нет, и слушать об этом ничего не хочу.

И он пошел рядом с Софи, скрипя сапогами по гальке.

– Миссис Ренфрю сказала мне, что она ныряльщица, а вы сами с водой дружите?

– Она научила меня плавать.

– Люблю поплавать, – признался Рори.

Софи подумала, что уже точно больше никогда не будет купаться в море ночью, если в небе не будет ночной луны. Внутри у нее похолодело, когда она живо представила себе мрачную фигуру контрабандиста с ларцом, инкрустированным перламутром. Вдвоем они дошли до того места, где Софи увидела разгрузку бочонков с бренди. Подъем по тропинке был довольно крут, и Рори взял ее за руку. Наверху сквозь просвет в зарослях тамариска виднелась знакомая улочка. Софи остановилась, дав понять, что оставшийся путь она преодолеет одна.

– Дом уже видно, – сказала она, указывая на свет в окошке стоявшего на отшибе строения. – Спокойной ночи, капитан Морган.

– И вам того же, мисс Делькур.

Она уже было собралась уйти, как вдруг, повернувшись к нему, добавила.

– Вот вы сегодня назвали меня мадемуазель. Уж не говорите ли вы по-французски, капитан?

Он скромно улыбнулся.

– Одно время я изучал ваш язык. Но сейчас мне просто хотелось расположить вас к себе.

Она улыбнулась ему в ответ и пошла вверх по улочке. Клара, как обычно ожидавшая ее у окна, сразу же вышла в прихожую, лишь только Софи открыла дверь.

– Где ты была? Ты никогда так поздно не приходила! Я так волновалась. Повсюду шныряет таможенная охрана!

Клара так разволновалась, что Софи понадобилось немало времени, чтобы ее успокоить. Прежде чем раздеться и лечь спать, Софи села за стоявший в ее комнате стол и, взяв перо и бумагу, написала все то, что хотела рассказать завтра капитану Моргану, а затем сожгла написанное в пламени свечи.

Глава 7

На следующее утро Софи встала ни свет ни заря, чтобы как следует подготовиться к своей новой роли на кухне. Обычно большинство отдыхающих с большим удовольствием обедало в три пополудни, и обед, как правило, состоял из нескольких блюд. Для более изысканной публики, обедавшей в шесть, предназначался весьма сложный завтрак, кроме того, уже становился модным обычай устраивать ленч с чаем и пирожными. Вечерний ужин подавался независимо от того, во сколько был обед и, как правило, состоял из холодных закусок. В общем и целом, именно таков был распорядок «Старого Корабля».

Софи была чрезвычайно рада тому, что в свое время добрая миссис Миллард познакомила ее с изготовлением английских пудингов, но все-таки предпочитала подходить к этому делу творчески. Ей казалось странным, что на здешней кухне говорили «пудинговая перемена», в то время когда на стол подавались и другие сладкие блюда. Во Франции все подобные кушанья были известны как «десерт». Но в Англии «десертом» называли свежие фрукты, которые подавались в конце обеда вместе с орешками и сладостями. Софи решила, что в независимости от того, сколь изысканным будет приготовленное ею блюдо, оно все равно будет называться пудингом.

Помощнику Гарри, добродушному четырнадцатилетнему пареньку по имени Джош, поручили помогать француженке. Никакой тяжелой работы Джош не боялся, и благодаря этому Софи вскоре забыла о его мальчишеской неловкости. Он тер для нее плитки шоколада, колол сахарные головы, взбивал яичный белок, выполнял другую работу.

Однажды он уже разложил куски белой холстины в емкости для приготовления пудинга, а Софи уже было собралась заворачивать в нее начинку, как в кухню вошел мистер Хикс и, хлопнув в ладоши, попросил внимания.

– Минуточку, это касается всех! Капитан Морган, офицер акцизной службы Его Величества прибыл в наше заведение, чтобы допросить весь наш персонал по поводу убийства двух таможенников, хорошо знакомых некоторым из нас.

Лишь только поднялся недовольный шум, мистер Хикс небрежно махнул рукой.

– Не волнуйтесь, ни на кого из здесь присутствующих подозрение не пало. Не по вашу душу пришел сюда этот офицер. Мистер Баркли и мистер Дин находились в пивной «Старого Корабля» в тот роковой вечер, и капитан Морган лишь надеется добыть хоть какие-то сведения, которые, возможно, помогут быстрее арестовать убийц. Вас будут вызывать по одному.

Софи была удивлена, что за дело взялся чиновник акцизной службы. Обычно, в обязанности этой службы входил контроль за сбором в пользу короны определенной суммы с того или иного товара, а также выдача торговых лицензий. Но этот офицер, похоже, настолько преуспел в борьбе с контрабандистами, что именно ему поручили вести все расследование.

Когда подошла ее очередь, Софи постучала, в дверь отдельного кабинета, где проходил допрос, и голос капитана Моргана попросил ее войти. Он что-то писал, сидя за столом.

– Садитесь, – сказал капитан, не поднимая глаз.

Она села на стул, что стоял напротив, и положила руки на колени. Его волосы были напудрены, а прическа была обычной: все те же букли над ушами, да косица сзади, по военному образцу перевязанная черной лентой. Судя по всему, прежде он служил в регулярных войсках. Вот почему его отряд отличала столь высокая дисциплина. Софи перевела взгляд на руки капитана. Сильные, широкие в кости, но не лишенные изящества. Такие руки способны не только на нежность, их обладатель мог быть жестким и даже жестоким. Она вновь посмотрела на его лицо. Сейчас он о чем-то задумался. От него веяло спокойной силой, и он был так отчаянно красив… Софи вновь почувствовала, как ее влечет к этому человеку, как и тогда – на улице, перед гостиницей.

Капитан отложил перо и, подняв глаза, перехватил ее взгляд. Он широко улыбнулся.

– Ах, это вы, мисс Делькур! Приношу вам свои извинения. Думал сейчас будет очередь официанток из пивной. Ну как вы сегодня, после того вечера?

– Нормально…

Капитан заметил, что в отличие от вчерашнего вечера, она сохраняет полное самообладание и прекрасно знает, что именно ей следует говорить.

– Рад это слышать. Ну, а сейчас я задам вам несколько вопросов.

Перевернув очередную страницу своей объемистой в сафьяновом переплете записной книжки, он вновь взялся за перо.

– Ваше имя и адрес мне известны. Когда и при каких обстоятельствах вы прибыли в Англию?

Обстоятельно записав все сказанное Софи, он оставил перо, и, сцепив пальцы, положил руки перед собою.

– Прежде чем вы еще что-либо мне скажете, я решил объяснить вам, почему так важно найти этих убийц. Слышали ли вы когда-нибудь о том, что если бы каждого рыбака занимающегося контрабандой или служившего контрабандистам перевозчиком сажали в тюрьму, то на рынках южного побережья уже не нашлось бы ни единой рыбки.

– Да, слышала… но как же тогда вы с ними поступаете?

– Мы арестовываем их лишь при поимке с поличным. Но они скользки как угри, которых ловят, и частенько могут заручиться поддержкой уважаемых граждан, как правило, тайно покупающих у них товар. Свободный от налога товар был, есть и будет искушением, перед, которым не устоять. В прошлом мне приходилось видеть и церковные кафедры, набитые коробками с чаем, и подвалы особняков знати, заваленные бочонками с незаконно ввезенным бренди. Богатых людей с их связями, могуществом и влиятельными друзьями гораздо труднее поймать за руку…

– А какое это имеет отношение к убийству тех двух таможенников?

– Ах да, – вернулся он к своим мрачным размышлениям. – Это уже совершенно другая категория. Полным-полно рыбаков-контрабандистов, готовых схватиться за оружие в случае, если кто-то застал их за черным делом, но те, о ком я говорю, куда более преступны и порочны и занимаются широкомасштабной контрабандой. Порой они действуют бандами численностью не менее ста человек. Они отличаются крайней жестокостью и терроризируют рядовых граждан для того, чтобы те прятали их незаконно ввезенное добро. Они не проявят жалости ни к мужчине, ни к женщине, попавшейся им на пути, и без всякого промедления перережут горло своего товарища, заподозренного в предательстве.

Хотя, большинство подобных банд уже разгромлено, осталось еще так называемая брумфилдская группировка, во многих случаях превосходящая наши отряды как в силе, так и в хитрости. И у меня есть причины считать, что теперь они орудуют здесь.

– Но как же они посмели высадиться здесь, когда в брайтонском лагере расквартировано столько драгун?

– Их дерзости нет предела!

– Вы думаете, что они убили ваших товарищей?

– Судя по тому, как совершено это преступление, это почерк брумфилдской банды. – Он избавил ее от некоторых подробностей убийства, не предназначавшихся для ушей порядочных девушек. – А потому, мисс Делькур, вы должны осознавать, сколь важно сообщить мне все, что вам известно.

– Только дайте мне честное слово, что никогда не раскроете источник полученных вами сведений. Кроме того, если вам потребуется еще меня допросить, приходите сюда. Я слишком уважаю свою хозяйку, чтобы водить к ней в дом посторонних людей.

Он снова отложил перо.

– Согласен выполнить ваши условия. Поверьте, они для меня не новость.

– Просто я надеялась, что мистер Баркли и мистер Дин отреагируют на мое послание иначе, – голос ее дрогнул. – Мне кажется, что я невольно стала причиной их смерти.

Рори Морган откинулся на спинку стула, еле слышно сказал:

– Продолжайте.

Рассказав ему все, Софи замолчала, горестно понурив голову. Капитан встал и положил ей на плечо руку.

– В любом случае, в том, что произошло, не ваша вина. Вы выполнили свой долг, как законопослушная гражданка. Они тоже, насколько могли, старались выполнить свой. Спасибо, что вы мне все рассказали…

Она смотрела на него чуть не плача.

– Мне отвратительно насилие. Я думала, вся это кровь осталась там, на моей родине, с берегов которой я бежала сюда. Но беда уже поджидала меня, лишь только я сошла на английскую землю!

– Что произошло?

Морган внимательно выслушал подробности совершенного на Софи нападения и историю ее чудесного спасения. Вернувшись к столу, он записал приметы мнимого Барнза и его сообщников.

– Поскольку по долгу службы, вы часто бываете в горах и контролируете здешнее побережье, я подумала, что, может быть, вам что-то говорит фамилия Барнз? – спросила с надеждой Софи.

В ответ он лишь отрицательно покачал головой.

– Мне известно о подобных преступлениях против новоприбывших эмигрантов, и уже сделано немало арестов. Однако о троице Барнза мне еще слышать не приходилось… А как получилось, что на вашем попечении оказался маркиз? А мальчик? Он что, сирота?

Софи рассказала о случившемся с нею во Франции, по-прежнему скрыв правду о происхождении Антуана.

– Так что сейчас я устроена хорошо, но не успокоюсь, пока не буду уверена, что другие люди уже больше никогда не пострадают от Барнза.

– Можете положиться на меня, я сделаю все, чтобы эту троицу схватили.

Софи с благодарностью кивнула.

– Спасибо, мне сразу, же будто легче стало дышать. Я теперь буду более внимательно смотреть по сторонам, и кто знает, быть может, сыграю свою небольшую роль в поимке брумфилдской банды.

Сказанное ею чрезвычайно его заинтересовало.

– Вот как? Должен заметить, что во время посещения домика миссис Ренфрю я обратил внимание, что оттуда наверняка отлично просматривается вся береговая линия. Я обязательно выдам вам подзорную трубу, но вы обязаны никому ее не показывать.

– И на что же я буду в эту трубу смотреть?

– На ворота какой-нибудь усадьбы, что оставлены настежь открытыми на ночь, чтобы в них могли проскочить повозки с доставленными товарами, какой-нибудь маркер, появившийся близ берега там, где вчера еще его не было, следы на песке, лопасти мельницы, остановленные в момент прилива в определенном положении.

– А что такое маркер?

– Ну, это вроде как маленький буй, как правило, это несколько пробковых поплавков, которые не так просто заметить с берега. Они применяются в том случае, если контрабандисты доставили, например, бочонки с бренди либо с корабля в нейтральных водах, либо у самой Франции, но не уверены, можно ли их спокойно выгружать на берегу. Тогда к бочонкам привязывают груз, чтобы слегка притопить, а сверху цепляют маркер. Естественно, все это делается лишь в том случае, когда злодеи уверены, что за ними не следят таможенники.

– Дайте мне эту подзорную трубу.

Он был просто восхищен твердостью ее духа. Несмотря на все то, что он рассказал, и то, что ей уже пришлось перенести, эта девушка тем не менее хотела ему помочь. Капитан извлек из кармана камзола подзорную трубу и жестом пригласил Софи к окну. Там он показал, как следует пользоваться этим оптическим прибором, после чего протянул его Софи.

Посмотрев в это чудо науки, девушка увидела на горизонте корабль. Его паруса вздымались на ветру, словно гигантские лепестки розы. То было Прекрасное зрелище. Софи опустила прибор и, сложив, положила его в футляр, но взгляд ее по-прежнему не отрывался от горизонта.

– Моряки на том судне наверняка видят в подзорную трубу французский берег.

– Вас охватила тоска по родине? – участливо спросил Рори.

– Порой я и впрямь испытываю ностальгию, – тихо призналась она, тронутая его пониманием, – хотя мне и посчастливилось спастись, бежав оттуда.

– Помните одно, этот новый режим не изменит ни Парижа, ни пейзажей и небес Франции, которую вы знали.

Она отвернулась от окна, вопросительно посмотрев на Рори.

– Вы говорите так, как будто знаете, каково это – быть на чужбине.

– Я помню, сколь часто мысли мои обращались к родине, когда я служил в Индии.

– Когда я вернусь во Францию, – твердо сказала она, – а я надеюсь, что это когда-нибудь обязательно случится, я уже ни за что не покину родину.

Софи положила подзорную трубу в карман своей юбки и, разгладив передник, заверила, что будет как следует прятать ее в доме Клары.

– Я очень рад, что вы согласились с нами сотрудничать. Время от времени мы будем встречаться, и вы расскажете о том, что заметили подозрительного.

– Мне следует приходить в таможенную управу?

Рори отрицательно покачал головой.

– Я там редко бываю. В любом случае мне не хотелось, чтобы кто-то еще знал о том, что я заручился вашей помощью. Чтобы не возбудить подозрений, я просто буду ухаживать за вами как за красивой девушкой. Вы не против того, чтобы совмещать мнимый флирт и дело?

Она на мгновение задумалась.

– И для этого вы придумали всю затею с подзорной трубой. В таком случае, я чувствую себя полной дурой.

– Что вы, что вы! – возмутился он. – Любые, даже самые ничтожные сведения могут в конечном счете привести к аресту злодеев. И данное вам поручение никоим образом не связано с моим личным желанием познакомиться с вами.

Она видела, что капитан говорит от чистого сердца, к тому же ей очень хотелось встретиться с ним вновь.

– Ну, в общем, у меня бывают свободные вечера.

– И когда же ближайший? Мне бы очень хотелось, мисс, пригласить вас отужинать и потанцевать в харчевню «Касл Инн».

– Как насчет следующей недели?

– А раньше никак не получится?

Она напомнила ему, что у него, как и у нее, на этой неделе будет предостаточно работы. Наконец они договорились, и явно удовлетворенный капитан распахнул перед Софи дверь, и она вернулась на кухню.

Когда в тот вечер Софи пришла домой, Клара как раз выходила из спальни мальчиков.

– Клара, – начала Софи, – сегодня на работе нас допрашивал офицер акцизной службы, который вчера к тебе заходил.

– Капитан Морган? Ну и что же…

– Я рассказала ему про Барнза. Нет, нет, не сердись. Он дал мне честное слово, что если понадобится, будет приходить ко мне только на работу. Он также пригласил меня отужинать вместе с ним в «Касл Инн».

– Ну, тогда все нормально, – дружелюбно сказала Клара. – Но если он всерьез приударит за тобой, не вздумай воспользоваться моей гостиной.

Софи так и прыснула со смеху.

– Ну что ты, Клара! Я уж позабочусь о том, чтобы он дальше калитки не ходил.

– И чтоб его даже на улице нашей видно не было, – суровым тоном заявила Клара. – Мне не хочется, чтобы эта вертлявая миссис Фарлоу подглядывала из-за занавески, а потом распространяла бы по всей округе сплетни, что в наш дом по ночам ходят мужчины.

– Не волнуйся, – успокоила ее Софи, – поступлю, как скажешь.

В ту ночь она вновь слышала отдаленный грохот, происхождение которого никак не могла понять. Откинув одеяло, Софи на цыпочках подкралась к окну. Там виднелась лишь залитая лунным светом улочка да застывшие в ночной тишине деревья. Судя по всему, именно морские волны порождали эти странные звуки. Достав подзорную трубу, Софи прошла в спальню мальчиков, окно которой выходило к морю. Прильнув к окуляру, она долго осматривала окрестности, но ничего особенного не увидела. Так и не узнав, что же является источником тревоживших ее шумов, Софи вернулась к себе. Вскоре она услышала, как в дом вошел ночной дружок Клары.

Слава Богу, что, по крайней мере, на кухне «Старого Корабля» к Софи не приставали мужчины. За исключением шеф-повара, державшегося с ней исключительно в пределах служебной субординации, все остальные относились к девушке достаточно враждебно, подозревая в стремлении выжить кого-нибудь из них с доходного места.

В те времена все думали, что женщина хороша, когда речь идет о домашней стряпне. Но когда дело касалось замысловатых блюд, по старой традиции считалось, что готовить их должен только мужчина. Софи знала, что в Европе так повелось с тех пор, когда на кухнях было невыносимо жарко из-за огромных открытых очагов. Работать там можно было лишь раздевшись почти догола. Однако с тех пор все изменилось, в том числе и кухонная техника.

Генриетта предложила одно из своих платьев для свидания с Рори.

В качестве фешенебельного заведения «Касл Инн» была главным конкурентом гостиницы «Старый Корабль» в Брайтоне. Там был свой собственный великолепный бальный зал и, кроме того, в «Касл Инн» нередко можно было увидеть самого принца Уэльского. В гардеробе Софи просто не было одежды, соответствующей здешнему уровню изысканности.

– В доме графини де Ломбард хранится целая коллекция платьев для девушек нашего возраста, – объяснила Генриетта. – Их так много потому, что девушки на выданье не могут посещать все светские мероприятия в одной и той же одежде. Есть еще ларец с шелковыми цветами и крохотные ладанки с сухими духами, но если хочешь, можешь воспользоваться своими украшениями. Большинство из платьев изготовлены по новой моде из мягких тканей: тончайшего муслина, прозрачного батиста и шелкового газа, с кружевным лифом и юбками в мелкую сборку. Такой фасон сделать довольно просто, в том числе и тем французским дамам, которые сроду себе платьев не шили, особенно если учесть, что всех их с детства учили кройке и вышиванию.

Софи примерила несколько платьев, прежде чем сделать окончательный выбор. Генриетта выразила единственное сожаление о том, что Софи пойдет на бал без пожилой дуэньи-компаньонки, как требовал того французский этикет.

– Дуэнья? – рассмеялась Софи. – Что до меня, то я считаю подобный обычай давно устаревшим. Для меня он забыт, как и та жизнь, что окружала нас на родине.

Когда Софи вышла со взятым на прокат платьем, она подумала, что детская невинность Генриетты так же далека от взглядов на жизнь дочери парижского кондитера, как луна от земли.

Клара была потрясена, увидев Софи в этом платье, и сразу же предложила девушке надеть на свидание свои золотые серьги. Примерив украшение, Софи залюбовалась, глядя на себя в зеркало.

– Наверное, приданое?

– Угадала, – бросила Клара. – Они тебе очень идут.

Теперь Софи была окончательно готова к встрече с Рори. В выбранном ею платье тончайшего зеленого батиста и золотых серьгах, она была действительно великолепна. Софи накинула на плечи плащ и вышла на улицу. Проезжавший мимо сосед доставил девушку на своей повозке до Стайни, где неподалеку от Морского Павильона находилась таверна «Касл Инн».

Она сразу же заметила Рори, стоявшего у входа в полной парадной форме. Совершенно неожиданно Софи почувствовала, как затрепетало ее сердце. Он поспешил к ней и, взяв под руку, повел внутрь.

– Я с нетерпением ждал этого вечера, Софи, и думаю, что никакая контрабанда на свете не помешала бы мне прийти на встречу с вами.

Приняв из ее рук плащ, Рори протянул его гардеробщице.

– Есть что-нибудь новое с тех пор, как мы с вами в последний раз виделись?

– Я была очень занята, и как это ни прискорбно, пока мне не о чем вам доложить.

– Не беспокойтесь. Все еще впереди.

– Ну, а как вы, капитан? Надеюсь, дело сдвинулось с мертвой точки?

– Нет, пока никаких зацепок. Но не будем более возвращаться к этой теме. Ведь мы пришли сюда развлекаться.

Они прошли в бальный зал. Как и в «Старом Корабле», он представлял собой большое, прямоугольное помещение, хорошо освещенное сотнями свечей в сверкающих канделябрах. Зеркала на стенах отражали собравшееся здесь блестящее общество: женщин в модных платьях пастельных тонов, мужчин в ярко красных камзолах. Тут и там мелькали цвета войск Его Величества: синий, зеленый, бордовый и черный. Все юные модники были коротко пострижены, и их волосы не были посыпаны пудрой. Одни лишь драгуны составляли исключение. В своей великолепной униформе они по-прежнему, как и большинство присутствующих здесь французов, носили напудренные парики.

Музыканты на галерее наигрывали какой-то веселый деревенский танец, и Рори вывел Софи в центр зала. Хотя этот танец был вовсе не знаком мадемуазель Делькур, его на несколько напоминали фигуры старых французских менуэтов. Софи почувствовала необыкновенную легкость, когда они вместе с Рори закружились в танце. Во время ужина в семейном зале для ассамблей Софи профессиональным взглядом окинула буфетный стол: ей очень хотелось сравнить лучшие кондитерские деликатесы «Касл Инн» с тем, что делали в «Старом Корабле».

Лучший торт здесь был изготовлен в виде замка е башнями и зубчатыми стенами. Софи прекрасно знала, что подобные шедевры изготовляются путем обсахаривания основного каркаса, сделанного из проволоки и папье-маше. Хотя в этом кулинарном произведении видна была умелая рука, бесспорно, кондитер «Старого Корабля» превзошел здешнего мастера, изготовив торт в виде галеона под парусами.

Пока они ужинали, Рори расспрашивал Софи о ее жизни во Франции и о том, что она думает об Англии. Сам он рассказал ей о своем детстве, проведенном в глухой деревушке графства Суррей, и о том, как, следуя по стопам отца, он пошел на военную службу и получил ранение в кровопролитном сражении во время Ист-Индийской кампании.

– Я долгое время болел. Из Индии меня отправили кораблем на родину, где по состоянию здоровья уволили из рядов армии Его Величества. Уже никто не надеялся, что я поправлюсь от болезни.

Он улыбнулся, видя, как ее лицо приняло озабоченное выражение.

– Сейчас в это трудно поверить, не так ли? Наш семейный врач послал меня в Брайтон, сказав, что морской воздух может меня излечить. Поскольку он и впрямь пошел мне на пользу, а моя военная карьера закончилась, я и поступил на акцизную службу. Это была единственная возможность навсегда остаться близ моря.

Далее он рассказал Софи о том, что у него есть три сестры, две из которых уже замужем. Его вдовая мать живет в небольшом приморском городке в нескольких милях от Брайтона. Он был заинтересован историей жизни Софи.

– Должно быть, вы проработали все то время, какое сверстники ваши проводили в невинных детских забавах?

– Нет, почему же, мне разрешалось играть и отдыхать, кроме того, я ходила в школу. Но понимаете, изготовить какую-нибудь новую пастилу для меня было поинтереснее любой игры. Быть может, мое воображение пленяла золотистая фольга и разноцветные эссенции, которыми я пользовалась.

Софи говорила чуть-чуть кокетничая, она явно хотела понравиться капитану.

– Вам бы следовало открыть собственную кондитерскую, – заметил он.

– Это моя мечта, – прошептала Софи. – А пока мне еще столько всего предстоит. Следующей весной я намереваюсь устроиться на работу в Морской Павильон.

– Желаю вам удачи, Софи.

Когда музыка заиграла вновь, Софи заметила, что на пороге бального зала появился высокий, быстрый в движениях мужчина. Лица его не было видно, но фигура показалась Софи знакомой. Он провел в зал довольно веселую компанию, которая проследовала в обставленный золоченой мебелью павильон, оттуда открывался прекрасный вид на танцующих. Когда он нагнулся, чтобы поднять оброненный одной из дам веер, Софи наконец удалось разглядеть его лицо. Ей стало не по себе, но все же спустя мгновение она удивленно воскликнула.

– Вы только посмотрите, да это же Том Фоксхилл, который спас меня и Антуана.

Увы, обаяние этого человека, к прискорбию Софи, обезоруживало ее даже на таком расстоянии. Он был слишком красив.

Том, заметивший ее в тот же момент, почувствовал огромное облегчение. После стольких недель бесплодных поисков, он все-таки ее нашел! Ее партнер только что увел девушку из середины зала, и вот теперь она стояла гордо подняв голову, и ее янтарные глаза были в изумлении обращены на Тома. И словно все, кто был в этом огромном зале, канули в небытие, столь чарующи были взоры, которыми они обменялись. Оттолкнув рукою преграждавший ему путь стул, Том направился к ней. У него из головы не шли воспоминания об их ссоре, которую она тоже наверняка помнит. Слава Богу, она не отвернулась и даже слегка улыбнулась, когда увидела, что он движется ей навстречу.

Подойдя к девушке, Том отвесил поклон сказав:

– Ваш покорный слуга, Софи:

– Ну вот мы и опять встретились при непредвиденных обстоятельствах, – негромко промолвила она. – Позвольте мне представить вам капитана Моргана. Рори, это мистер Фоксхилл, мой добрый самаритянин.

Том, обменявшись парой вежливых фраз с Рори, вновь обратился к Софи.

– Я так рад видеть вас вновь. Но мы не можем говорить здесь. Для меня будет большой честью, если вы и капитан присоединитесь к нашей компании.

Да, такого оборота Рори вовсе не мог предвидеть, судя по всему, ситуация выходила из-под его контроля. В компанию мистера Фоксхилла входили несколько преуспевающих молодых повес со своими милыми, но довольно развязными подружками. Разговоры велись весьма умные, однако Рори постоянно раздражало, что Софи и Том сидят рядом, в то время как он оказался на некотором удалении. Поскольку Софи о чем-то оживленно беседовала с Фоксхиллом, Рори пригласил одну из сидевших рядом красоток на танец, и вскоре уже оба они лихо кружились в котильоне.

Том выразил Софи свою благодарность за то, что она согласилась побеседовать с ним, несмотря на злые слова, прозвучавшие во время их последнего свидания у ворот фермы.

Софи лишь плечами пожала.

– Я зла не держу, к тому же это было так давно…

Он решил более к этому не возвращаться.

– А почему вы решили отправиться в Брайтон?

– Это было моей давней целью, кроме того, меня ждал в Брайтоне друг.

– Этот акцизный офицер?

– Нет, нет, я встретила Рори гораздо позже. Речь идет о эмигрантке, моей соотечественнице Генриетте де Бувье, которая очень хотела, чтобы я сюда приехала. Слава Богу, теперь все хорошо. Я получила работу и неплохо устроилась с жильем.

Она рассказала Тому о своей работе и о квартире, которую снимала, у Клары, поинтересовавшись между прочим, как долго он намеревается пробыть в городе.

– Не так долго, как мне теперь хочется. Я прибыл на побережье с друзьями, которые собрались сегодня за этим столом.

И тут он почувствовал, что пора бы ему посмотреть в сторону одной из сидевших за столом дам, что метала на него гневные взгляды.

– Вот мы и решили остановиться прямо здесь, в «Касл Инн». Завтра я отбываю в Голландию. Амстердам – лучший в мире рынок Китайской старины.

– Вы уже упоминали о своих частых разъездах во время нашей предыдущей встречи, – холодно заметила она.

– Не думайте, что я об этом забыл, – сухо ответил он. – С тех пор я подумываю открыть филиал моего лондонского магазина в Брайтоне. Здесь ведь собирается весьма богатая клиентура.

– Конечно, не составит никакого труда перекупить подешевле предметы искусства у обитающих здесь эмигрантов, – довольно язвительно заявила Софи.

Том поднял в удивлении брови.

– Все, что я приобретаю, покупается по честной цене и за такую же честную цену продается. Наживаться на чужом горе не в моих правилах!

Она густо покраснела.

– Извините. Неужели вы подумали, что я могу счесть вас мошенником? Сейчас я говорила о других! Ваша личная щедрость мне хорошо известна.

Он усмехнулся:

– Я не обиделся. Не думаю, что теперь хоть что-то сможет нас поссорить. Но должен признать, в делах я очень часто поступаю безжалостно. Все мы ищем выгоды, и даже капитан Морган надеется на щедрую награду после того, как накроет склад контрабандистов или поймает очередного преступника. Кроме того, посмею вам напомнить, что не все из ваших соотечественников, проживающих здесь, так уж бедны. Кое-кто приезжает сюда с воистину королевскими сокровищами.

– Но большинство было вынуждено бросить все, а остальные теряют то, что у них было, пока добираются до спасительного берега.

Софи вспомнила о краже бриллиантов графини, о которых она так ничего и не рассказала Тому. Затем они сменили тему разговора.

– Как там Милларды поживают?

– Насколько я могу судить, прекрасно. Но они утверждают, что понятия не имеют, куда вы исчезли. И не один я интересовался у них вашим нынешним местопребыванием. Миссис Миллард уверяла меня, что вскоре после вашего отъезда к ней заходил и расспрашивал о вас какой-то француз.

– Но ведь никто из моих знакомых не мог знать, что я живу на этой ферме!

– Ну так прямо о вас он не говорил. Он утверждал, что, прослышав о смерти маркиза де Фонтэна, хотел уточнить кое-какие детали. Миссис Миллард так и не смогла повторить имени этого человека, сказав, что произнести такое выше ее сил. Однако насколько она смогла понять из его ломаной речи, визитер был не кто иной, как вдовый зять усопшего маркиза.

Софи не могла скрыть своей радости. Оказывается, у Антуана в Англии есть дядя! Хотя это и не кровная родня, приятно знать, что у ее подопечного здесь имеется живой родственник. Быть может, есть и другие, и в один прекрасный день мальчик воссоединится с ними. Однако она вовсе не собиралась лишать Антуана своей опеки до тех пор, пока не выполнит данное его матери обещание.

– А больше миссис Миллард об этом человеке ничего не говорила? Ну, например, где он остановился и была ли с ним его семья?

– Нет, об этом мне ничего не известно. Уходя с фермы, француз подробно расспрашивал, как пройти на могилу маркиза, которому он хотел отдать свою последнюю дань уважения. Миссис Миллард также припомнила, что он интересовался, с кем именно прибыл старый маркиз в Англию и где он может отыскать этих людей. Но, конечно же, она этого не знала.

Почему бы теперь, когда вы здесь окончательно обустроились, вам не написать свой адрес миссис Миллард?

– Она что, сама об этом просила? – перебила его Софи. – Но ведь это не я придумала, она сама хотела, чтобы место моего пребывания хранилось в тайне.

Когда Софи объяснила причины, побудившие миссис Миллард на подобную конспирацию, Том лишь криво усмехнулся, однако никаких комментариев делать не стал, и они продолжили прерванную беседу. Фоксхилл сообщил ей, что именно он снабдил принца Уэльского мебелью для Карлтон-Хауса и Морского Павильона. Очень часто принц лично отправляется с ним на аукционы. Лишь только Тому удавалось отыскать особенной красоты вещь, будь то картина или еще какое-нибудь произведение искусства, возможность купить ее он в первую очередь предоставлял своему царственному покровителю.

Вечер продолжался, и Софи танцевала с Томом, затем с Рори и всеми остальными мужчинами из компании Фоксхилла. Когда бал подошел к концу, Софи и Рори пожелали всем спокойной ночи, а Том проводил их до дверей.

Пока мадемуазель Делькур надевала у зеркала свой плащ, Фоксхилл шепнул Рори:

– Я не хочу портить Софи праздник, но есть кое-что, о чем она должна знать. Думаю, вы выберете подходящий момент, чтобы рассказать ей чудовищную правду. Этот француз, посетивший ферму, осквернил могилу маркиза. Более того, украшавшая могилу белая кокарда, эмблема дома Бурбонов, была изорвана и втоптана в грязь. А ведь Софи так старалась, когда ее делала.

– Как хорошо, что Софи не было на ферме, когда это случилось, – ответил Рори. – Ей и так достаточно пришлось хлебнуть горя. В мои обязанности входит следить за проникновением на нашу территорию вражеских лазутчиков, вроде этого парня, но все они рядятся под беженцев, так что поймать их не так просто.

– Само собой… Ах, Софи возвращается!

На прощание Том выразил надежду, что в скором будущем они встретятся вновь.

– Ну, если вы откроете в Брайтоне свой магазин, то уверена, мы будем видеться чуть ли каждый день, – сказала она совершенно обыденным тоном, желая скрыть, что, несмотря ни на что, она все же помнит тот поцелуй, что они разделили когда-то. По его взгляду она сразу же поняла, что он тоже об этом думает.

Остановившись на пороге «Касл Инн» Фоксхилл долго провожал Софи и ее спутника взглядом. Горевший за спиною канделябр, отбрасывал длинную тень на мостовую. Том чувствовал, что влюблен в Софи, и решил добиться ее любви любой ценой. Это было уже делом решенным, хотя и нелегким… Покорить ее будет непросто, она столь же решительна, как и он сам, и наверняка построит немало преград на его пути, но его уже ничего не остановит, он не позволит ей опять исчезнуть.

До дома Клары Рори и Софи шли по проложенной в дюнах тропинке. Софи без умолку болтала о приятно проведенном вечере, и Рори решил подождать другого момента, чтобы сообщить ей о том, что рассказал ему Том Фоксхилл.

– Как только мы поднимемся по этой тропинке к месту, где моя улочка выходит на приморскую дорогу, – сказала она, – вы меня оставите. – Моя хозяйка потребовала, чтобы домой я возвращалась без сопровождения. Она боится сплетен.

Рори был несколько озадачен.

– Миссис Ренфрю всегда казалась мне прямой, открытой женщиной, совсем не из тех, кто боится пересудов…

Глаза Софи блеснули озорным блеском.

– Мне кажется, я знаю в чем дело, но не уверена, что мне следует тебе об этом говорить…

– А почему? Что-то неприличное?

– Ну, кое-кто может именно так и подумать. А дело в том, что у нее, кажется, есть любовник, что любит приходить за полночь, и именно поэтому она не хочет лишних разговоров. Она даже понятия не имеет, что я всегда слышу, когда он приходит!

– В таком случае, тебе, похоже, не очень хорошо спится по ночам?

– Да, дело в том, что я всегда прислушиваюсь, не плачет ли Антуан, – ее голос дрогнул. – Иногда меня мучают сны о том страшном, что уже было в моей жизни.

– Боюсь, что после любого потрясения такое бывает. Большинство мужчин, побывавших в сражениях, согласятся со мною.

Она остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

– А ты тоже воевал?

Он молча кивнул, и тогда она коснулась ладонью его лица. Рори тут же сжал ее пальцы и поцеловал их. Она инстинктивно попыталась отнять руку, но он не, выпускал ее.

– Рори! – мягко возмутилась она, но в голосе ее чувствовались твердые нотки. Было бы глупо делать его сейчас частью своей жизни. Ведь прежде ей предстояло еще столько сделать, и больше уж она ни перед одним мужчиной не предстанет столь беззащитной, какой оказалась когда-то перед Томом.

Он отпустил ее пальцы.

– Вы еще плохо меня знаете, – проговорил он вполголоса. – Но я хочу, чтобы это стало началом наших будущих отношений.

Она отрицательно покачала головой, поскольку не вправе была давать какие-либо обещания.

– Только дружба, Рори. Дружбу с тобой я готова разделить с радостью, но не рассчитывай на что-либо большее.

Он нахмурился.

– Простите, что поторопился. Поддался воле чувств. У вас есть кто-то другой?

– Нет.

Она была непреклонна, усилием воли отбросив внезапную мысль о Томе.

– Но наверняка есть на свете девушка, которая любит тебя, Рори?

– Да нет у меня никого. – Он с неприязнью вспомнил ту девушку, которую его мать хотела видеть в качестве своей невестки.

– Запутались в многочисленных кандидатках?! – Глаза Софи искривились веселым лукавством, ей так хотелось вывести его из этой серьезной задумчивости.

– Вот именно, – ответил Рори вполне искренне. – Вы, кажется, говорили о дружбе, Софи, так будем дружить… – и мысленно добавил про себя «пока». Судя по мимолетному взгляду Софи, он понял, что она думает о том же.

Вскоре они стояли на развилке и, Прежде чем расстаться, договорились, когда встретятся вновь. Пожелав Рори спокойной ночи, Софи отошла от него всего лишь на несколько ярдов, но вдруг, резко повернувшись, подбежала к нему, схватила за рукав и проговорила с болью и волнением в голосе.

– Будь осторожнее в своей охоте на брумфилдскую банду! Береги себя!

Он улыбнулся, успокаивая ее.

– Я всегда начеку, но что это вы так из-за меня разволновались?

Она не нашлась что ему ответить, просто ею овладело дурное предчувствие. Страх обволакивал ее подобно незримому холодному туману. Быть может, потому, что внезапно вспомнилось: у матери Антуана не было сестры, значит, на ферму заходил самозванец. Ну как же она сразу не сообразила! Вероятно, неожиданная встреча с Томом заставила ее забыть обо всем на свете. Сделав это неприятное открытие, Софи почувствовала тревогу за безопасность Антуана, укрепились и её мрачные предчувствия в отношении Рори.

– Я просто поддалась внезапной потребности предостеречь тебя.

Взяв ее за руки, он всматривался в ее напряженное, исполненное тревоги лицо, в ее большие темные глаза.

– Благодарю тебя за это. А теперь постарайся забыть о плохом. Все проходит, подобно ночным кошмарам. Когда-нибудь придет конец и твоим страхам. Все будет хорошо.

Она кивнула, пытаясь успокоиться. И вдруг, внезапно отвернувшись, быстро побежала к дому Клары. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.

После несчастного случая на кухне «Старого Корабля» Софи несколько раз навещала Гарри и его супругу. Она знала, как радуют его эти визиты и что ему приятно будет услышать, что Джош также собирается его посетить. Софи скрывала от Гарри, как удручает ее в последнее время работа мальчика. Он стал настолько нерадив, что ей не раз приходилось как следует его отчитывать. Довольно часто, когда, например, она просила Джоша добавить в блюдо щепотку соли, он добавлял столовую ложку, а то и больше, и тогда нужно было все выбрасывать и начинать работу заново. Из-за оплошностей Джоша, Софи приходилось метаться по кухне в немыслимой спешке, чтобы успеть сделать пудинг вовремя. Джош всегда при этом возмущался и уверял, что делает лишь то, что она ему приказывает. Потом он опять умудрялся добавлять какой-нибудь приправы в совершенно неверной пропорции, портя тем самым очередное блюдо. А поскольку всю ответственность за изготовление этих блюд несла Софи, то выслушивать брань шеф-повара приходилось именно ей. Постепенно до нее дошло, что Джош преднамеренно саботирует ее работу. Доведенная до отчаяния француженка решила наконец поговорить с ним по душам, но тут он окончательно переполнил чашу ее терпения, подмешав ей песку в муку.

Джошу крупно повезло, что в этот момент на кухне не оказалось шеф-повара, но тем не менее он испытал на себе всю силу гнева Софи. В почтительном удивлении смотрел он на охваченную яростью мадемуазель.

– Хватит! – бушевала она. – Я сыта по горло твоими идиотскими выходками! Если бы я сейчас не заметила, что ты сделал с мукой, что бы сказали за обедом клиенты! Жевать пудинг с песком! Могу предположить, что ты поступаешь так, чтобы доказать свою преданность Гарри, но ты так глуп, что не в состоянии понять, я переживаю за него не меньше, чем ты. Еще одна такая выходка, и я тебе уши оторву. А теперь быстро выброси эту муку и перемой всю посуду.

– Будет сделано, мисс.

Джошу стало стыдно за свой поступок. Посрамленный, он схватил посуду с испорченной мукой и побежал прочь.

Это происшествие вызвало оживленные пересуды на кухне. Кондитер и три его помощника громко выражали свое сочувствие Джошу, которому приходится работать с такой мегерой. Внезапно Софи осенило, что, судя по всему, зло коренится именно в них. Эти люди либо подстрекают Джоша на его каверзы, либо даже силой заставляют его вредить ей.

Когда на кухне появился шеф-повар, Джош испуганно смотрел на Софи, опасаясь, что она на него донесет. Но увидев, что француженка так поглощена работой, что уже ни на что не обращает внимания, вздохнул с облегчением.

В то утро на кухню зашла торговка цветами, сбывавшая свой товар в «Старом Корабле». Съедобные цветы в большом количестве использовались в салатах и гарнирах. Шеф-повар, выбрав то, что подходило ему, обычно предлагал Софи купить что-нибудь для украшения сладких пудингов. На этот раз, положив выбранные ею лепестки в неглубокий поднос с водою, она решила подобрать еще несколько бутонов роз для пудинга-«трясуна», изготовляемого по старинному английскому рецепту, которым поделилась с Софи миссис Миллард. Он имел такое странное название потому, что трепетал при малейшем движении.

– Подождите! – бросилась Софи вслед уже уходившей цветочнице.

Однако розы, оказавшиеся в ее корзине, были уже не того чисто-розового цвета, который требовался Софи, поэтому она возвратилась на кухню несколько раньше, чем все ожидали. Вернувшись, она стала свидетельницей того, как один из поваров, оттолкнув Джоша, опрокинул на пол ее поднос с цветами.

– Так это ты! – в ярости закричала она. – Это вовсе не Джош, это ты!

Все, что Софи ранее говорила Джошу, не шло ни в какое сравнение с теми словами, которые она обрушила на голову подлого помощника кондитера. Негодяй пытался было оправдаться, но Джош, ободренный присутствием Софи, выдал всю правду о том, что все три помощника кондитера всячески вредили Софи все это время. В результате в кухне поднялся такой гвалт, что бедному Джошу пришлось затыкать руками уши. На шум сбежались все официантки и прислуга. Даже бармен из пивной пришел поинтересоваться в чем дело. К счастью, мистера Хикса в этот момент не было в заведении, а то еще неизвестно, чем бы это все кончилось. В конце концов, порядок восстановил прибывший на кухню шеф-повар. Прежде всего, он выставил с кухни посторонних, после чего обрушился на своих подчиненных.

– А теперь, – зловеще прохрипел он в заключение, – быстро за работу! Или же я…

Софи принялась подбирать рассыпанные по полу соцветия, а Джош отскребать пролитое пудинговое тесто.

– Прости, что несправедливо обвиняла тебя, Джош, – извинилась перед мальчиком Софи.

Улыбнувшись, он сказал:

– Все нормально, просто я очень боялся рассказать вам об этом. Я думал, что если вы женщина, да вдобавок иностранка, то вряд ли найдете на них управу. Они говорили, что выгонят меня с кухни, если я не помогу им выжить вас.

– Ну, теперь мы выступили против них единым фронтом, – заявила Софи.

– Само собой, мисс…

Больше Софи уже никто не вредил, однако, когда по близости не было шеф-повара, до ее ушей иногда долетали отпускаемые в ее адрес насмешки. Порой ей приходилось крепко стискивать зубы, дрожа от ярости, тем не менее, она поклялась, что больше уже никому не удастся вывести ее из себя.

Почти сразу же бланманже с карамелью, приготовленное по рецепту Софи, стало любимым десертом у постояльцев «Старого Корабля». Секрет особого вкуса этого блюда, объясняла она Джошу, состоит в том, что во время взбивания яичных белков необходимо добавить в них немного розовой воды. В результате получается белоснежная масса, которую вместе с сахарным сиропом ставят на медленный огонь. При длительном подогреве, карамель приобретает яркий янтарный цвет и нежный вкус. Обычно Софи украшала свои сладости живыми цветами: бутонами роз и маленькими соцветиями анютиных глазок. Они придавали се блюдам особенно эффектный вид. Бланманже, изготовленное Софи, украшали оранжевые настурции. Это блюдо было настолько популярно у завсегдатаев «Старого Корабля», что в конце концов старый кондитер не выдержал и стал швырять сковороды, сетуя на то, что из-за этих треклятых бланманже француженки люди перестали даже притрагиваться к его лучшим фруктовым желе. Только после того как бланманже, приготовленное по рецепту Софи, было изъято из меню, старик немного успокоился.

– Я, кажется, предупреждал вас, мадемуазель Делькур, – заметил шеф-повар.

Он давно бы ее уволил, если бы она не была мастером своего дела.

– Но я не выхожу за пределы своих обязанностей – сердито ответила Софи.

– Согласен, – подытожил шеф-повар, – но все же вы женщина, а потому не резон вам тягаться с профессионалом-мужчиной.

Софи смолчала, но все же на следующий день не выдержала и отомстила. Она сотворила легкий, как осенняя паутина, паровой пудинг под розовым соусом, в который добавила немного свежей земляники.

Блюдо стало гвоздем сезона, а мороженое и желе старого кондитера вновь были забыты. Позже, когда земляника отошла, Софи добавляла в пудинг другие ягоды и фрукты с тем же успехом. Победа ее над посрамленным стариком была полной. Гарри от души смеялся, когда она рассказала ему обо всем этом во время очередного визита. Его веселое настроение обрадовало Софи и жену Гарри, поскольку несчастный мастер по пудингам до сих пор страдал от ужасных болей и повязку с его рук еще так и не сняли.

– Не думаю, что шеф-повар захочет, чтобы я вернулся на кухню, после того как ты развернула там такую бурную деятельность, – сказал как-то Гарри, и голос его от волнения задрожал.

– Что ты! – воскликнула Софи. – Дело в том, что кроме того, что ты первоклассный повар, никто не хочет, чтобы я занимала твое место. Видишь ли, никто из них не был бы против, если бы я просто мыла полы, чистила картошку, но видеть, как женщина с честью выполняет работу мужчины, свыше их сил. Они и терпят меня лишь потому, что уверены в твоем возвращении. В любом случае, я уволюсь, лишь только ты выздоровеешь. У меня совсем другие планы на будущее. А пока я держу место для тебя, да набираюсь опыта, который, несомненно, мне еще пригодится.

По лицу Гарри она поняла, что окончательно рассеяла его сомнения.

Глава 8

Рори произвел ряд арестов после того, как обнаружил контрабанду, укрытую в нескольких амбарах и конюшнях, а также в тайнике, устроенном в стене одного из заброшенных домов. Никого из задержанных, однако, не удалось связать с убийством двух таможенников. Поскольку члены брумфилдской банды не знали, что за их высадкой наблюдали, люди Рори взяли под тайный контроль участок побережья, где Софи встретилась с контрабандистом в черном плаще.

Рори заранее информировал Софи, где и когда произойдет их очередная встреча. Куда бы они вместе ни ходили, будь то концерт, ужин в приличном заведении или просто прогулка, Софи никак не могла избавиться от неприятного предчувствия, что на их пути вновь встанет Том. Его заявление о намерении вскоре вернуться в Брайтон беспокоило Софи куда больше, чем она сама предполагала.

Однажды пасмурным утром, когда Софи шла на работу, ее обогнал на полном скаку отряд Рори. Он даже не заметил девушку, и она долго смотрела им вслед, пока всадники не скрылись вдали на частично затопленной не по сезону большим приливом прибрежной дороге. Позднее, в тот же день, она узнала, что в час ночного прилива, где-то на холмах произошла ожесточенная схватка между двумя соперничающими бандами контрабандистов. Под утро на этом месте были подобраны двое раненых. Когда она в очередной раз встретила Рори, он был удручен неудачей.

– Я надеялся, что арестованные нами раненые разбойники дадут на суде ценные показания, но увы, злодеи сегодня скончались от ран.

– Тебе удалось узнать, принадлежали ли они к брумфилдской банде?

– Один из них успел перед смертью сказать, что именно против брумфилдской банды сражался он со своим товарищем. Второй умер, не приходя в сознание. Но, – добавил Рори, – что попусту горевать. Всякое бывает. Рано или поздно мне обязательно повезет.

– Надеюсь, – ответила Софи.

Они прогуливались по променаду, после того как Софи закончила работу, и остановились у ограды. Оба хранили молчание. Капитан обратил свой взгляд на город, Софи, облокотившись на литые перила ограждения, созерцала море. Вновь восстановилась отличная погода, и в небе сияли подобные бриллиантам звезды. Увидев, как посерьезнело ее лицо, Рори решил, что наступил момент, когда можно рассказать ей о случившемся близ фермы Миллардов.

– Софи, – начал он, – я должен тебе еще кое о чем сказать, и я знаю, как это тебя расстроит. Фоксхилл рассказал мне это по секрету в тот вечер в «Касл Инн» и просил дождаться удобного случая, чтобы передать тебе эти удручающие известия.

– Что, на ферме Миллардов случилось что-то неладное?! – взволнованно воскликнула она.

– Да нет, не то.

И затем он поведал ей об осквернении могилы маркиза. Не веря, она качала головой и заламывала в отчаянии руки.

– Какая ненависть, неужели даже мертвые не дают революционерам покоя? Они ненавидят всякого, бежавшего из их гнусных тенет. Я знала, что у маркиза не было другого зятя, кроме отца Антуана, но он погиб!

Рори положил свою руку на ее трепещущие пальцы.

– Что вы говорите?! Так, оказывается, муж вашей сестры был дворянином?

Она отвернулась, с трудом прошептав:

– Я, кажется, сказала лишнего.

– Да нет, – возразил он, сохраняя полное самообладание, – напротив, мне кажется, что вы мне что-то недоговариваете, Софи. Уже теперь, по крайней мере, вы можете доверить мне любую тайну.

Лицо ее исказила мука.

– Так слушайте, быть может, и впрямь пришло время рассказать вам все, Рори. С тех пор как прибыла в Англию, я не была до конца откровенна ни с вами, ни с кем-либо другим, и все ради благополучия Антуана. Он вовсе не мой племянник. У меня нет сестры. Еще прежде чем мы достигли Па-де-Кале, он уже был новым графом де Жюно.

А затем она рассказала ему историю своих злоключений, начиная с неожиданной просьбы доведенной до отчаяния графини и того, как они нашли в оранжерее маркиза, как бежали от разъяренной толпы и добрались до берега моря. Хотя Софи и не вдавалась в подробности своих странствий, Рори вполне мог представить, с какой массой трудностей ей пришлось встретиться.

– Лишь одна Генриетта знает, кто такой Антуан на самом деле, – завершила свой рассказ Софи, – но она об этом никогда и никому не расскажет. Именно она вовремя предупредила меня о том, чтобы я скрыла истинное происхождение мальчика, еще тогда, когда мы плыли к английскому берегу.

Недавно Софи представила Рори Генриетте во время прогулки по променаду. Аристократка о чем-то без умолку лепетала с Софи, выказывая всем своим видом, сколь ценит она дружбу с дочерью кондитера, но вот как она поведет себя в экстремальных обстоятельствах, оставалось для Рори неясным.

– Я помню, что перед тем, как мы расстались, графиня сказала, что самым злейшим врагом графа был его родной племянник, – продолжала свой рассказ Софи, коснувшись рукой лба, словно пытаясь как следует собраться с мыслями. – Он был в столь тесном альянсе с изменниками, что сейчас наверняка добился высокого поста в революционном правительстве, а значит, не может выезжать из Парижа, но вдруг, – вырвалось у нее, – он направит кого-нибудь, чтобы выследить и схватить Антуана?

Рори обнял ее за плечи, потому что она уже вся дрожала.

– Думаю, вряд ли, – сказал он, чтобы как-то разубедить у. – Во-первых, это чистая случайность, что вы с Антуаном оказались на ферме. Уехав из Шорхема с Барнзом, вы не оставили никаких следов. А уж Барнз-то позаботился, чтобы замести свои. Убийством занималась сельская управа, а Милларды так никому и не сказали, куда вы отбыли. Никто бы не мог точно разузнать маршрут, по которому вы проследуете вместе с мальчиком. Нет, с самого начала я понял, что появившийся на ферме француз был вражеским лазутчиком, единственной целью которого было нанести вред Англии. Услышав, что на церковном кладбище покоится французский маркиз, он счел своим долгом осквернить могилу. Я доложил об этом инциденте куда следует на следующее утро после того, как Фоксхилл поведал, мне о случившемся.

После слов Рори ей стало сразу легче. Быть может, она слишком поддалась охватившему ее страху.

– Надеюсь, ты прав, – сказала она. – Но все равно я теперь буду начеку.

– И это разумно. А сейчас я провожу тебя до дома, Софи. Если тебя это хоть чуточку успокоит, считай, что я буду вторым ангелом-хранителем Антуана.

Софи благодарно улыбнулась ему в ответ.

– Я рада, что смогла наконец рассказать тебе всю правду.

– Ты можешь доверяться мне во всем, Софи.

– Я знаю.

Рори проводил ее прямо до ворот дома, решив твердо более не оставлять ее одну на темной окраинной улочке. К счастью, Клара, измученная жарким трудовым днем, проведенным у купальных машин, уже давным-давно спала. Так что никто не видел, как Рори поцеловал Софи, прежде чем она прошла за калитку. То был их первый поцелуй.

Прошли еще две летние недели. Софи продолжала встречаться с Рори редкими вечерами, когда он был свободен от службы, а у нее не было дел на кухне «Старого Корабля». Хотя штаб отряда Рори находился в Брайтоне, район, который они патрулировали, был довольно велик, и зачастую капитану Моргану удавалось за весь день лишь обменяться парой слов с Софи Делькур у дверей кухни гостиницы, где она работала. Тем больше ценили они время, когда бывали вместе. Иногда Софи и капитан Морган ужинали в той или иной из сорока двух городских таверн. Им постоянно приходилось менять место встреч, чтобы не примелькаться завсегдатаям работающих допоздна заведений.

После одного из таких ужинов они стояли на Стайни в окружении толпы, наблюдавшей фейерверк по случаю тридцать первой годовщины со дня рождения принца. В Морском Павильоне уже полным ходом шло чествование именинника, тем не менее, принц, миссис Фицхерберт и их многочисленные гости высыпали на лужайку перед дворцом, чтобы полюбоваться на огненные брызги радужных звезд, каскадами сыплющихся с неба. Толпа приветствовала принца, и он с довольным видом помахал в ответ рукой.

– Наилучшие поздравления, принц. Успехов, Принни!

Поднялся шумный хор выкрикиваемых здравниц. Повеселевшие Софи и Рори присоединились к этому хору, словно они тоже были уроженцами этого города, обязанному своим процветанием покровительству принца.

Когда Софи проработала дважды почти по двадцать четыре часа подряд, шеф-повар дал ей отгул на целые сутки. Впервые Рори оставил по этому случаю все дела, и наняв за свои деньги повозку, повез Софи, Антуана и Билли в Даунс полюбоваться на парадный смотр королевских войск.

Принц придумал новую форму для драгун, полком которых он сам лично командовал. Наследник престола представлял собою весьма живописное зрелище: в ярко-голубом шитом серебром камзоле в обтяжку, белых лосинах и черной меховой шапке с белым плюмажем. Солдаты так здорово маршировали под барабанную дробь и взмахи золоченых штандартов, что Билли с Антуаном были вне себя от восторга. После того как мальчиков отправили домой, Рори и Софи завершили свой выходной посещением театра. В следующий раз Рори пригласил Софи и ребят посмотреть на знаменитые брайтонские скачки. Там присутствовал принц, но на сей раз всего лишь как зритель, он подбадривал лошадей во всю мощь своих легких со специальной для его свиты трибуны. Миссис Фицхерберт, как всегда с безупречным цветом лица, затененного огромной шляпой, украшенной живыми розами, и с кружевным зонтиком от солнца в руках, наблюдала за происходящим со своего стоящего неподалеку экипажа. Софи, державшая за руку Билли, заметила как миссис Фицхерберт улыбнулась, увидев сидящего на плечах Рори Антуана. Софи подумала: о, если было бы возможным представить мальчика миссис Фицхерберт в качестве графа де Жюно, у родителей которого она когда-то гостила.

По поводу судеб графини и графа уже не возникало никаких сомнений. Генриетта показала ей их имена, опубликованные в издаваемой в Лондоне французской эмигрантской газете в списках жертв революционного террора. Граф умер своей смертью, его супругу гильотинировали. Та же самая газета сообщала об убийстве в Лондоне юного французского герцога – последнего представителя очень старинного знатного рода. Убийца написал на зеркале кровью жертвы три слова: свобода, равенство, братство. Софи поняла, что сейчас, как никогда, необходимо хранить в тайне дворянское происхождение Антуана.

Антуану нравилось проводить время с Рори. Он был смышленым пятилетним мальчиком, и смерть дедушки, даже в большей степени, чем утеря отца, образовала пустоту в его жизни. Он рос добрым, но крайне раздражительным ребенком. Тяжело и бурно переживал даже малейшие обиды. Терпеть не мог, когда другие дети начинали дразнить его за неправильный английский язык. Когда такое случалось, он вопил изо всех сил и катался по земле. Совсем другого рода были ссоры с Билли, так как мальчики очень подружились, Антуан даже стал называть Клару «Ма», как это делал Билли. Софи было поправила его, но тут вмешалась Клара:

– Не надо, пусть. Ведь ни ты, ни я не заменим ему настоящей матери. Пусть ребенку станет чуточку легче, когда он назовет меня «Ма».

И Софи в очередной раз подумала, все-таки как же им с Антуаном повезло, что они нашли кров у такой женщины, как Клара.

На работе Софи прослышала об очередном пари, заключенном в среде брайтонской знати. Эту новость сообщил один из особо ненавидящих француженку помощников старого кондитера.

– Вы слышали? – громогласно заявил он. – Кучка этих зажравшихся господ от нечего делать побилась об заклад по поводу того, представительница какой профессии быстрее бегает. Значит, в соревновании примут участие модистка, рыбачка, портниха, ну и так далее. И если получится, что все они француженки, то это будут самые захватывающие на свете гонки, потому как никто, кроме представителей этой нации, не может так задавать стрекача, лишь только запахнет жареным. Это уж я на своем опыте знаю.

Послышался хохот поваров и смешки их учеников. Сжав губы, Софи продолжала украшать сливочный пудинг кистями бузины, политыми сиропом, что придавало блюду изысканный ажурный вид. Софи прекрасно понимала, что в этот момент глаза всех грубых насмешников обращены на нее. Она никогда не возмущалась в ответ, в противном случае поднялся бы куда больший шум, к тому же ее молчаливое презрение, как правило, остужало страсти.

Шеф-повар, хотя и не державший ее сторону, в этом шутовстве участия не принимал, но пользуясь своей властью, всегда приходил Софи на помощь, лишь только ситуация выходила из-под контроля. Затем на некоторое время ее вновь оставили в покое. По крайней мере, это была неплохая подготовка к тому, что могло ожидать ее на кухне Морского Павильона.

Софи начала другую работу – необходимо было украсить кольцом из голубых соцветий огуречника несколько пудингов, окрашенных пюре из душистых розовых лепестков. Между тем девушка подумала об этих чудных гонках, и ей стало любопытно, каков же будет приз. Сейчас бы лишние деньги не помешали. Поскольку она была женщиной, то платили ей намного меньше, чем мужчинам, за ту же самую работу. После того как она рассчитывалась с Кларой, у нее оставалось лишь на самое необходимое. Нужно было еще купить теплые вещи Антуану на предстоящую зиму, а в будущем предстояли еще более крупные расходы.

– А каков же приз этих соревнований? – спросила она, поворачиваясь к рассказывавшему о пари.

– Принц лично пообещал двадцать гиней победительнице и пару новых туфель. А тебе зачем? Что, решила поучаствовать?

– Двадцать гиней?

Да это больше, чем она за год заработает! Это покроет все расходы, связанные с предстоящей зимой, да еще и про запас останется. Когда-то она могла потратить большую сумму на платье, заказанное у известного парижского модельера, но то были другие времена. Она не замедлила с ответом:

– Если есть на этих соревнованиях место для поварихи, то я согласна! Как вы верно заметили, мы, французы, чрезвычайно быстры, особенно, когда речь идет о том, чтобы похитить приз у англичан!

Послышались ободряющие крики, грохот поварешек о пустые котлы, за которыми последовал всеобщий добродушный смех. Софи стало ясно, что независимо от того, кто и как к ней относится, все работающие на кухне мужчины будут болеть за нее на соревнованиях. Весть о намерении мадемуазель Делькур участвовать в гонках быстро разнеслась по «Старому Кораблю». Через пять минут, прослышав об этом, мистер Хикс собственной персоной заявился на кухню. Участница от «Старого Корабля» послужит неплохой рекламой всей гостинице, и, в независимости от того, победит она или проиграет, известность его заведения только усилится.

– Я еще не регистрировалась для участия в соревнованиях, мистер Хикс, – сказала Софи. – Об этих гонках мне только что рассказали.

– Тогда я немедленно пошлю гонца, сударыня, а заодно через него мы узнаем все подробности.

Вернувшийся гонец доложил, что еще ни одна повариха не заявила о своем участии в соревнованиях, а потому Софи была включена в список участников гонок, которые должны были пройти по улицам города в ближайшее воскресенье. Всем хотелось посмотреть на карту маршрута будущих соревнований, а Софи обступили многочисленные советчики и доброхоты. На настоящий момент у нее уже имелось восемь соперниц, и существовала определенная надежда на то, что вскоре появится десятая участница забега.

Вечером Клара внимательно изучала список решивших принять участие в этой забаве. В тот же день для участия в ней записалась десятая по счету женщина – ныряльщица.

– Смотри-ка ты, Эми Вайат?! – удивилась Клара. – Ну, ее то точно ради смеха включили, потому как это известная на весь город толстуха, но я видела, как она бегает, и должна сказать тебе, ножки у нее – ого-го!

Софи прошлась по маршруту забега, начинавшегося и заканчивающегося на Стайни. Она решила подготовиться поосновательней. Что и говорить, ведь приз для нее и впрямь был сказочным горшком с золотом, и ей отчаянно хотелось победить.

Проблема была с обувью. Все ее туфли были на каблуках, и, хорошенько подумав, Софи решила бежать босой. Как-то раз поздним вечером, она решила в одиночку пробежаться по маршруту соревнований. К ее ужасу, какие-то пьянчуги с диким визгом бросились за ней, и вскоре, вконец запыхавшаяся, она добежала до Стайни. В окнах Морского Павильона горел свет. Прислонившись к ограде, чтобы отдышаться, Софи могла разглядеть изысканно одетую публику, разместившуюся в салоне, стены которого были покрыты узорами в виде павлиньих хвостов. Бриллианты, осыпавшие платья дам, искрились в свете свечей, а мерно покачивающиеся веера отбрасывали вокруг причудливые тени. И нот появился принц, став спиною к окну, он стал что-то петь перед собравшейся аудиторией. Софи внимательно прислушалась. Любовь принца к музыке была всем хорошо известна, и та баллада, что он сегодня исполнял, прекрасно демонстрировала широчайший диапазон его божественного голоса. Потом, когда он раскланялся под аплодисменты, хлопки повторились на улице, и лишь тогда девушка заметила несколько случайных прохожих, слушавших принца и теперь устроивших ему овацию прямо под окном павильона. Улыбнувшись, Софи направилась к дому Клары.

Принц просто наслаждался сегодняшним вечером. Скоро он в компании с Марией проведет гостей в смежную залу, где их будет ждать великолепный ужин. Всему на свете принц предпочитал хорошую компанию. Сегодня более всех его интересовала леди Джерси, в очередной раз он бросил на нее нескромный взгляд. Принц знал ее и ее мужа уже на протяжении многих лет. По слухам, они уже давно жили врозь. В свои сорок лет эта умная, жизнерадостная женщина была уже бабушкой, но красота еще не покинула ее, а ее великолепное зрелое тело и большая грудь, могли соблазнить кого угодно. Принц всегда предпочитал женщин постарше, так повелось еще со времен его первой любовной связи с актрисой Мери Робинсон. В порывах дикой страсти она называла его Флоризелем, потому что в то время она исполняла роль Пердиты в «Зимней сказке». С тех пор кличка эта так и закрепилась за принцем, хотя никто и не смел называть его так в его присутствии.

Леди Джерси знала об интересе принца к своей персоне. Узколицая и большеглазая, она улыбнулась своей кошачьей улыбкой, и последовала, шурша персиковым атласом в пене кружев, к своему повелителю.

– У вас сверхъестественный голос, сир. Я бы слушала вас до самого рассвета.

Принц просиял, он был так падок на комплименты. Превыше благ земных его особа ценила дружбу мужчин и любовь женщин, Он был излишне чувственным и терпеть не мог, когда его отвергали.

– Я в восторге от того, что мое пение вам понравилось. А как вам ваш брайтонский особняк, его ведь недавно заново отделали?

– Довольно сносно, и я жалею о том, что семейные дела вынуждают меня к завтрашнему отъезду. Сезон в разгаре, и Лондону далеко до того, что сейчас может предложить Брайтон… за исключением приглашений ко Двору.

Принц был абсолютно уверен в том, что она находит свои обязанности придворной дамы такими же скучными, как и он сам, хотя леди Джерси и была исключительно близка с его матерью. Принц воздержался от комментариев.

– Должен сказать, я никогда не жду конца лета.

– Неудивительно, здесь у вас такой очаровательный домик. – Ее украшенные кольцами пальцы сверкнули, когда она широким жестом окинула просторную залу. Принц весело рассмеялся, ему нравилось, когда о Морском Павильоне говорили как о заурядном домишке, скрывая тем самым свое восхищение его новым дворцом. Принц так лелеял, несмотря на всю свою эксцентричность, этот приморский бриллиант.

– Работа по дальнейшему переустройству моего брайтонского дворца начнется с наступлением осени.

– Думаю, окажусь среди первых, кому будет позволено полюбоваться на результаты этих работ. – Ее ресницы чувственно вздрогнули.

– Слово принца, мадам.

Мария, поглощенная беседой с одной из дам, подобно большинству жен, не могла не заметить, как на противоположной стороне зала се супруг оказывает знаки внимания другой женщине. О, как ей все это было хорошо знакомо! Быстрый смешок, исполненный восхищения взгляд, легкое прикосновение к локтю, чтобы отвести женщину подальше от любопытных глаз. Разве сама она не поддалась этому когда-то. Поведение принца было тем мило и трогательно, что дамы льнули к нему, как цветы к весеннему солнцу. Мария слышала свою собственную непринужденную речь, в то время как сердце се разрывалось от боли.

Нет, хватит с него «сердечных друзей»! И только не леди Джерси! Она слишком умна и порочна, а принца так легко обмануть! В ту ночь в своем доме на Стайни Мария не сомкнула глаз, а муж ее – принц Уэльский – спокойно посапывал рядом. Еще до конца ассамблеи она узнала, что леди Джерси утром отбывает в Лондон. Но все же то, что принц явно увлекся этой женщиной, крайне беспокоило Марию.

Пока они ехали в карсте от Морского Павильона, принц со смехом рассказывал миссис Фицхерберт о предстоящем забеге, утверждая, что уже поставил сотню гиней на модистку, которая, по утверждению здешних старожилов, бегает лучше всех.

– А ты на кого поставишь, Мария? – поинтересовался он.

– Джордж, я сделаю свой выбор лишь тогда, когда увижу всех участниц стартовой линии.

– Это мудро, дорогуша, – отметил он с явным одобрением.

Мудро? Да она забыла про разум, когда вышла за него замуж. Правда, несмотря на множество трудностей, она ни разу не пожалела об этом. Беспокойно поворочавшись на кровати, Мария встала, накинув халат, подошла к окну. Но даже прекрасный вид залитого лунным светом Стайни не мог отвлечь ее от грустных мыслей.

Сколь отличны были от брака с принцем два ее предыдущих замужества. Оба ее супруга, как и она сама, были примерными католиками. Их отличала строгость, серьезность и преданность.

Первый раз она вышла замуж в восемнадцать лет за богатого, недавно овдовевшего землевладельца Эдварда Уэлда. В канун первой годовщины свадьбы муж насмерть разбился, упав с лошади. Хотя он и был многим ее старше, в качестве его жены она чувствовала себя счастливо и спокойно. После трех лет вдовства, она вышла замуж за Томаса Фицхерберта, бывшего на десять лет ее старше. То был богатый интеллектуал, владевший обширными поместьями, и только благодаря ему Мария попала в высший свет. Именно с ним в карете была она, когда впервые увидела принца, уставившегося на нее как на призрачное видение. Первое свидание состоялось в ложе ее дядюшки, во время премьеры оперы. Она все еще носила траур по Томасу, за три года до того скончавшегося от воспаления легких, и дяде с трудом удалось уговорить ее пойти в театр.

Принц, заметивший ее из королевской ложи, подошел в антракте, чтобы выразить свое почтение.

– Черт побери, кто эта красавица, Генри, – шутливо обратился он к дяде, с которым был на ты. – Представь меня немедленно!

С этого все и началось. Она уже привыкла к поклонникам, но пылкие домогательства принца застали ее врасплох. Она изо всех сил старалась не подавать ему даже малейшей надежды и по возможности избегала встреч, но он не отступал. Общие знакомые рассказывали, как безутешно рыдает принц, будучи не в состоянии объяснить ей, что наконец влюбился по-настоящему. Один раз он даже упал перед нею на колени.

Да, в ту пору перед ним трудно было устоять. Его обаяние, которое считалось всесокрушающим, притягивало Марию в не меньшей степени, чем других женщин, однако ее собственная воля была куда сильней. Угрызения совести не давали ей покоя, а вера в Бога удерживала от совершения греха. Она не могла пойти по единственно возможному в этой ситуации пути – стать его любовницей. Она старалась просто забыть о нем, но когда принц начал поговаривать о браке, положение стало еще более тревожным.

Мария живо представила себе произошедшую тогда между ними бурную сцену. Как наследнику престола ему было запрещено жениться на особах недворянского происхождения и католичках. Она была и тем, и другим одновременно. Тайный брак, на котором она так настаивал, противоречил таинству королевского венчания, и их дети считались бы незаконными. Но принц уверял, что ему никого на свете, кроме нее, не нужно.

Один из братьев вполне мог произвести на свет потомство, унаследовавшее бы трон Его Высочества принца Уэльского. Единственный долг его жизни состоял в том, чтобы стать королем, а к чему ему такая жизнь, если не будет в ней единственной любимой женщины, забыть которую он не сможет до самой смерти. Когда и после этого она ему отказала, принц попытался покончить с собой. Конечно, то была не очень серьезная попытка, но в то время она этого не понимала. Вызванная его врачами, которых он не желал видеть, пока к нему не приведут Марию, она клятвенно пообещала принцу стать его женой. Однако когда царапину на боку принца перевязали, он мгновенно выздоровел. Мария поняла его коварный умысел и спешно бежала во Францию, где ее изводили курьеры, через день доставлявшие его любовные послания. Но к тому времени Мария уже не могла более отрицать то чувство, которое принц пробудил в ее сердце.

Будучи уверенной, что видит его на смертельном одре, Мария внезапно осознала, сколь много значит для нее этот излишне эмоциональный и непредсказуемый человек. В конце концов, она дала согласие на тайный брак, но возвратилась в Англию лишь тогда, когда были сделаны все необходимые для этого приготовления. Церемония проходила в одном из залов ее лондонского особняка, а венчал их священник англиканской церкви, выпущенный под залог из долговой тюрьмы лишь для того, чтобы совершить куда более опасное правонарушение. Обвенчав будущего короля Англии на женщине, которая никогда не будет официально признана в качестве его законной супруги.

Мария вновь обратила взор на Стайни и Морской Павильон. Она оставалась там несколько раз на ночь, когда принц был очень болен, но никогда они не делили с ним ложа под крышей его брайтонской резиденции. Она упорно настаивала на том, чтобы внешне они демонстрировали окружающим раздельную жизнь. Тем не менее, тайна их брака стала общеизвестна. И, скорее всего, первыми о ней узнали король и королева, не подавшие, однако, даже виду, что им хоть что-что известно. Официально никакого брака не было, и монаршие особы всегда были милы и вежливы с бывавшей при дворе миссис Фицхерберт. Кстати, она была абсолютно уверена, что нравится королевской семье, и что царствующие особы сожалеют в душе о тех социальных барьерах, которые не позволяют Марии официально стать женою наследника.

Ее мирно спавший супруг внезапно проснулся и, приподнявшись на локте, спросил сонным голосом:

– Что случилось? Ты нездорова?

– Я не могу уснуть. Джордж, милый.

– Иди в постель.

Она повиновалась. Засыпая, он нежно обнял ее. Мария осталась безучастной, уставившись в нависавший над кроватью шелковый балдахин. Если вновь в их семейной жизни наступал кризис, по прошлому опыту она уже знала, как именно с ним следует бороться. Никогда не выдавая своих оскорбленных чувств и ничем не выказывая, как он ей дорог, Мария сохраняла свое достоинство в любой ситуации и прекрасно знала, что ее власть над Джорджем ничуть не ослабла. Веди она себя иначе, она бы уже давно потеряла ту притягательность, что заставляла принца преследовать ее с самого начала. Ей нечего было бояться леди Джерси или кого-нибудь еще, и неважно, что она испытывала во время его очередных амурных похождений. Ведь он сказал правду, когда пообещал, что будет любить ее до самой смерти.

Глава 9

Днем в воскресенье, во время соревнований, Рори, Клара и оба мальчика болели за принимавшую в них участие Софи. Вспомнив, как мешали ей бежать от озверелой толпы, штурмовавшей шато, ее пышные юбки, она решила одеться для соревнования очень легко. Судя по всему, ни одна из других участниц не догадалась поступить так же, а поэтому за Софи оставалось маленькое преимущество. Каждая из женщин должна была нести на себе какой-нибудь знак или предмет, указывающий на ее профессию.

У рыбачки из кармана передника торчала рыба, у модистки была довольно миленькая шляпка, а уж кружевница повязала себе на шею роскошный платок своей собственной работы. Софи предпочла нести с собой деревянную ложку, а портниха, в свою очередь, приколола к своему поясу подушечку для швейных игл. Официантка держала в руке пивную кружку, у прачки была небольшая посудина с зеленым мылом, в волосы парикмахерши была воткнута расческа. Когда появилась перчаточница, руки которой обтягивала белая замша, среди делающих ставки пронесся оживленный рокот: у этой весьма энергической девушки был довольно пружинящий шаг. Но многие ставили и на свежо выглядевшую Софи. Всеобщим свистом, смехом и улюлюканьем народ приветствовал ныряльщицу, появившуюся последней. Софи знала Эми Вайат и испытывала к ней настоящую симпатию, потому что это была довольно веселая женщина, но вот вес этой дамы, вряд ли позволял ей рассчитывать на победу. И тем не менее на этих бегах ее считали «темной лошадкой», поскольку местным старожилам очень хорошо было известно, как быстро она может двигаться, и смешки по этому поводу поубавились после того, как были сделаны ставки. Она снисходительно помахала зрителям и повязала себе на голову купальное полотенце, явно наслаждаясь вырвавшимся при этом воплем всеобщего восторга.

Свита наследника престола появилась со стороны восточного фасада Морского Павильона, и участницы быстро выстроились в одну линию. Принц сызмальства бывший на короткой ноге с людьми в независимости от того, каково их общественное положение, подошел по очереди к каждой из участниц, лучась улыбкой, и поблагодарил за участие в этих соревнованиях.

Он сам выстрелил из стартового пистолета, и бегуньи рванулись вперед под одобрительный рев толпы. Лидировали модистка и перчаточница. Софи, решившая по совету Рори, не тратить поначалу силы, пропустила вперед себя еще двух женщин, внимательно следя за ними и ни на шаг не отстававшей от нее Эми. Любопытствующие обступили маршрут забега, люди даже останавливали экипажи, чтобы выйти и подбодрить дам-участниц, на которых они сделали ставки. Для любого мужчины, занимавшегося спортом, эта дистанция была просто смехотворной, но для женщин, которые вообще не бегали, это было суровое испытание.

Не чуя ног под собою, дамы выбежали на Замковую площадь. У западного фасада Морского Павильона регулировщики, махнув флажками, направили соревнующихся в узенький переулок, выходивший на Стайни, к месту финиша. Вконец запыхавшаяся кружевница к этому времени уже выбыла из соревнований, а официантка, поскользнувшись, растянулась на булыжной мостовой. Приближаясь к переулку, и Софи, и Эми как следует прибавили ходу. Внезапно мадемуазель Делькур сообразила, что ныряльщица намеревается ее обогнать и благодаря своему грузному телу блокировать дорогу в узком переулке другим участницам. А тем временем в гонке лидировали не отстававшие друг от друга ни на шаг модистка и рыбачка. Эми стала вырываться вперед. Но Софи не давала ей себя обогнать. Модистку и рыбачку им удалось оставить, позади, но тем не менее до узенького переулка оставалось всего лишь несколько ярдов. Софи рванулась вперед изо всех сил. Она должна была вбежать в переулок раньше Эми, в противном случае ее шансы на победу были равны нулю. Похоже, ныряльщица это тоже очень хорошо понимала. Совершенно неожиданно она с силой отпихнула Софи с дороги. Столкнувшись с бежавшей за нею вслед участницей, девушка упала на мостовую. Находившиеся поблизости зрители взревели от негодования по поводу неблаговидного поведения ныряльщицы и стали всячески подбадривать продолжавшую гонку Софи. Однако момент был упущен, и Эми уже находилась в узком переулке, перекрывая своей грузной тушей проход кому бы то ни было.

Набрав скорость, Софи внимательно следила за тем, когда Эми выбежит из переулка на финишную прямую. Улучив нужный момент, француженка низко нагнула голову и, пулей пронырнув под рукой соперницы, возглавила забег. Крещендо обрадованных возгласов разнеслось по округе в момент, когда Софи пересекла финишную черту и, вконец запыхавшаяся, остановилась перед самим принцем Уэльским. Второй была Эми, за которой плотно следовали остальные участницы. Принц поздравил Софи.

– Отлично пробежали, мадемуазель Делькур, кажется. Я уже прежде беседовал с вами, не так ли?

Он очень гордился своей феноменальной памятью на лица и в особенности на такие очаровательные, как у этой уроженки Парижа.

– Да, ваше высочество, это было в «Старом Корабле», когда я несла поднос с солонками.

– Я помню. Вы прекрасно пробежали дистанцию, мадемуазель. Ну кто бы мог подумать, что повариха будет первой?! Позвольте мне вручить вам справедливо заслуженную вами награду.

И он протянул ей тугой кошелек.

– Что до новых туфель, то можете выбрать любые у башмачника на Грейт-стрит.

Софи сделала изящный реверанс.

– Благодарю вас, сир.

С весьма озабоченным видом вперед вышла миссис Фицхерберт.

– Ваша нога сильно кровоточит, мадемуазель. Вам необходимо срочно оказать помощь. Следуйте за мной, сейчас мы вашу ножку промоем и сделаем перевязку.

Осознав, что эта благородная дама намеревается увести ее в Морской Павильон, Софи в нерешительности остановилась. Бросив взгляд на свою ногу, она поняла, что кровотечение нешуточное.

– Я вам все ковры залью, мадам.

– Ну что ж поделаешь.

Миссис Фицхерберт обратилась к одному из конюхов принца, спешно вызвавшему из Морского Павильона двух лакеев. Один из них намотал чистое полотенце на ногу Софи, которая вдруг очень сильно разболелась. Сделав из своих рук нечто вроде носилок, они пронесли ее через стеклянную дверь в небольшую комнату с яркими голландскими натюрмортами на фоне обитых шелком цвета слоновой кости стен. Девушку опустили в кресло, и уже ожидавшая ее экономка поставила застеленную полотенцем табуретку под поврежденную ногу Софи.

Вскоре горничная принесла корзину с бинтами и всем необходимым, в руках появившейся вслед за ней служанки был тазик с теплой водой.

– Что, сильно порезалась? – спросила миссис Фицхерберт у экономки.

Женщина внимательно осмотрела ступни Софи, заметив при этом:

– Довольно глубоко, мэм. Я бы сказала, что она напоролась на стекло, но, слава Богу, никаких осколков в ране не видно.

– Вот и хорошо, – миссис Фицхерберт села, чтобы понаблюдать за тем, как будет оказываться помощь. – Не помните, как это произошло? – спросила она, мило улыбнувшись.

– Понятия не имею, – ответила Софи, стараясь не дергаться, когда экономка промывала ей рану. – Единственное, о чем я думала, так это о том, чтобы победить в гонках.

– Неужели они так много для вас значили?

Софи кивнула.

– На моем попечении находится осиротевший племянник, и он заслуживает того, чтобы я ни в чем ему не отказывала.

– Мадемуазель, поскольку я уже слышала, что вы француженка, то смею предположить, что за тем, что этот мальчик оказался в Англии вместе с вами, скрывается какая-то трагедия. Принц и я глубоко скорбим по поводу судьбы наших многочисленных французских друзей. Лично у меня во Франции было немало друзей детства, так как я обучалась при монастыре Фабурж Сент Антуан в Париже. Там провела я самые счастливые дни своей жизни. Я не раз проходила мимо этого монастыря, но с тех пор как нынешний национальный конвент упразднил христианство во Франции, боюсь, что его уже нет. – Миссис Фицхерберт огорченно вздохнула. – А где вы проживали в Париже?

И они разговорились, незаметно перейдя на французский. Софи рассказала о своем отце и обо всем, что случилось с ней в Париже, ни словом более не обмолвившись об Антуане. Миссис Фицхерберт от дальнейших расспросов по этому поводу воздержалась. Нога Софи была аккуратнейшим образом перевязана, и девушка уже была готова идти.

– Благодарю за оказанную помощь, мадам.

Как никогда она хотела раскрыть этой добросердечной женщине истинное происхождение Антуана. Однако те привилегии, которые мальчик получил бы в результате покровительства принца, могли оказаться для него не менее опасны, чем приставленный к горлу кинжал. С тех пор как Рори рассказал ей об осквернении могилы маркиза, ее очень заботила безопасность мальчика. Но в крайнем случае, поняла Софи, на миссис Фицхерберт всегда можно было рассчитывать.

– Уверена, что нога моя скоро заживет.

– Не торопитесь, на все нужно время. Отдыхайте, в противном случае рана откроется вновь и может воспалиться. Домой вы поедете в моем экипаже.

Из окна Софи успела заметить, что хотя толпа и рассеялась, Рори все еще стоял у ограды. Мальчиков по близости видно не было, и она решила, что они уже ушли с Кларой.

– Премного благодарна, но меня ждет друг. Вон он стоит у ограды.

Миссис Фицхерберт посмотрела в ту сторону, куда указывала Софи, после чего она подозвала лакея, и уже через пару минут Рори был препровожден к ним в комнату. Он церемонно поклонился миссис Фицхерберт, а та, в свою очередь ответив на его приветствие, поинтересовалась ходом расследования. Ответ его был довольно оптимистичен, и Софи заметила, насколько он впечатлен не только красотой жены принца, но и ее добрым расположением. Потом он взял Софи на руки и вынес через парадный вход к ожидавшему экипажу.

Когда Клара увидела, как к воротам ее усадьбы подъехала элегантная карета, она поспешила на улицу. Она подошла к ней в тот момент, когда Рори помогал Софи спуститься с подножек.

– Когда вы проводите Софи в дом, останьтесь выпить чашечку чая, – предложила Клара. Несмотря на всю ее нелюбовь к полицейским, ей вдруг очень понравился Рори.

Прежде чем он ушел, Софи попросила у него совета насчет банкиров, которым она могла бы доверить свои призовые деньги. Рори дал ей необходимые фамилии и посоветовал хранить деньги в безопасном месте до тех пор, пока она не будет в состоянии посетить город.

– Помни, что ты только навредишь себе, если не будешь держать свою ногу в покое, – сказал он.

Клара заверила его:

– Уж я-то постараюсь за этим проследить.

Поначалу нога Софи болела так, что она совсем не могла ходить. Но уже через неделю боль начала проходить, и Софи не могла пребывать в бездействии. Она попросила соседа, мистера Помфрета, взять ее на пляж в повозке, запряженной ослом. Он согласился, попросив пенни за услуги. Кое-как ей удалось доковылять до повозки, оставленной у ворот дома. Сосед помог ей как следует устроиться на сиденье и быстро доставил прямо на пляж к купальным машинам. Так бывало несколько раз. После проведенного на пляже дня, сосед отвозил ее домой. Усевшись на перевернутый ялик, Софи наблюдала за играющими вблизи Антуаном и Билли и помогала Кларе и другим ныряльщицам собирать деньги с тех, кто пришел искупаться. Ее перебинтованная нога покоилась в огромном сапоге, принадлежавшем мужу Клары.

Смотрелось со стороны это довольно комично, и Софи сама смеялась над добродушными шутками купальщиц и тем, как дразнили ее мальчишки, когда она, прихрамывая, ковыляла по пляжу. Софи была как никогда счастлива благодаря этому неожиданному отпуску. Она прослышала, что на ее место в «Старом Корабле» уже взяли на время ее болезни престарелого повара-пенсионера, так что особой нужды на кухне в ней не было.

Она наслаждалась искрящимся голубым морем, криком чаек, болтала с ныряльщицами, глазея на диковинные наряды приходивших сюда дам. Какое обилие невероятных шляпок, украшенных радужными вуалями, шелковыми цветами! Какое разнообразие платьев! Подолы их мели песок, взметая клубы пыли, когда леди приближались к купальным машинам. И совсем иное зрелище являли собой брайтонские модницы, когда появлялись с другой стороны, чтобы окунуться в морскую воду в своих бесформенных купальных балахонах. Порою их рубахи всплывали на поверхность вокруг них, и тогда женщины становились подобны водяным лилиям. Клара одолжила Софи старую соломенную шляпу, но все же солнце и морской воздух сделали свое дело, и кожа Мадемуазель Делькур приобрела золотистый оттенок.

Как-то раз заметивший ее с променадной площадки Том был просто очарован дивным зрелищем. Немедленно перепрыгнув через поручни ограждения, Фоксхилл, скрипя галькой, поспешил к ней.

– Софи! Что вы здесь делаете? Вы что, уволились из «Старого Корабля»?

Он вырос перед нею, словно из-под земли. Но прежде чем она хоть что-то успела произнести, послышались вопли оскорбленной скромности со стороны купальщиц, попрятавшихся в воду, и разгневанные крики ныряльщиц, обступивших его, подобно вышедшим из моря фуриям.

– Мужчинам сюда не дозволено!

Том, осознав свою ошибку, спешно, ретировался и, взбежав по ступенькам на прогулочную площадку, крикнул Софи:

– Поднимайтесь сюда, на променад, я хочу поговорить с вами!

Все еще не пришедшая в себя после его неожиданного появления Софи, подозвав к себе Билли, сказала ему.

– Пойди и скажи тому джентльмену, что я повредила ногу и не могу подняться к нему, и что домой меня повезет запряженный в тележку ослик. Это будет примерно в половине седьмого, и тогда этот господин сможет со мною поговорить.

Билли сделал то, что ему было приказано. Софи видела, как Том дал мальчику монетку, и вскоре Билли вернулся к ней с шестипенсовиком в руке.

– Смотри-ка, сколько я заработал, а господин этот мне, значит, и говорит, пусть забудет про ослика и тележку. Передай, дескать, этой мисс, что я буду лично ждать ее в специально нанятой карете, после чего мы отбудем на ужин.

– Неужели! – воскликнула Софи. – По-моему, он слишком самонадеян!

Но когда она вновь перевела взгляд на променадную площадку, Тома уже и след простыл. Когда прибыл мистер Помфрет и понес Софи к своей тележке с ослом, на променаде их уже поджидал Том. Восторженно приветствуя Софи, он выхватил ее из рук Помфрета и посадил в уже поджидавшую их двуколку.

– Теперь заботиться о вас буду я.

– В таком случае, желаю вам приятно провести этот вечер, – сказал им на прощание спешно ретировавшийся Помфрет.

– Но ведь вы даже не поинтересовались, не хочу ли я прежде заехать домой, Том. К чему такая спешка?

– Домой я отвезу вас позднее, – он с недоумением посмотрел на сапог, в который была обута ее поврежденная нога. – А это еще что за чертовщина?

– Рыбацкий сапог, если я не ошибаюсь. Вам что, их прежде видеть не приходилось?!

– Видеть-то видел, но не на дамах…

Она рассмеялась и сняла сапог с перебинтованной ноги.

– Вот, так лучше?!

– Да не особо! – И вскочив на сиденье рядом с ней, он схватился за поводья. – Я бы предпочел увидеть пальчики ваших ног, сударыня.

Она косо на него посмотрела. Лицезреть ее пальчики или какую-либо другую скрытую от глаз часть тела она бы Тому не позволила.

– Знаешь, я никуда не пойду ужинать в таком виде. Вся юбка в песке, а эта шляпка сгодится разве что для пугала.

– На тебе она смотрится как мечта любой модистки!

– Не дразните меня, сударь, – она сорвала шляпу с головы. – Зачем вы вернулись в Брайтон?

– Один из моих агентов сообщил, что здесь я могу сделать интересное приобретение.

– А откуда вы узнали, что я на пляже?

– Случайно заметил вас по дороге в «Старый Корабль». Думал застать вас там.

– А вы, случаем, не были еще раз на ферме Миллардов? – спросила она уже более спокойным тоном. – Рори рассказал мне, что случилось там после моего отъезда…

– Я предполагал, что вы об этом спросите, а поэтому счел своим долгом заехать туда по дороге в Брайтон. Нет, подобная гнусность более не повторилась. Миссис Миллард ухаживает за могилой маркиза.

– Она обещала мне, – сказала Софи, потупив взгляд. – Как правильно, что вы подсказали Рори выбрать подходящий момент, чтобы сообщить мне эту ужасную весть.

– Я был опечален не меньше вашего, мадемуазель. Но на сей раз новости у меня только хорошие, – продолжал Том, куда более веселым тоном. – Один из сыновей Миллардов уже помолвлен, а брат его, если верить матери, ухаживает за одной девушкой из ближайшей деревни, так что, судя по всему, вскоре оба они выгодно женятся, и вы сможете спокойно вернуться на ферму и погостить там некоторое время.

– Надеюсь. – Софи посмотрела по сторонам. – А куда мы едем?

– Отужинать, как выражаются итальянцы, «альфреско» на зеленых склонах Даунса.

Она рассмеялась.

– Ну, тогда мой наряд как раз к месту.

Всю дорогу до холмов, которые Том выбрал в качестве места для пикника, они провели в оживленной беседе. Когда прибыли на место, Софи ждала в двуколке, пока Том стелил на траве скатерть и раскладывал припасы из корзинки. Затем взяв девушку на руки, он осторожно перенес ее на место их трапезы.

– Здесь так мило, Том, – в восхищении промолвила Софи.

Позади них зеленела живописная роща, а со спускавшегося в сторону Брайтона склона открывалась панорама всего города, подобно пестрому ковру расстилавшегося вдоль залива. Море зеленовато-голубое, подобно старинному венецианскому стеклу, искрилось в закатных лучах солнца.

– Итак, случившееся с вами несчастье оказалось моим счастливым билетом, – заметил Том. – А я все ума не мог приложить, где и как мы отпразднуем нашу встречу, завтра я вновь покину этот прекрасный городок.

– Как, вы приехали всего на один день?

– Боюсь, что да. Дела требуют от меня определенных жертв… Ну что ж, посмотрим какой ужин нам приготовлен в гостинице «Касл Инн».

Набор блюд был изыскан, точно так же, как и бутыль доброго вина. Софи проголодалась, съев за весь день лишь бутерброд на пляже. И она, и Том отдали должное прекрасно приготовленной пище. За трапезой они о многом успели переговорить. Ей, например, очень хотелось знать, какие именно сокровища проходят через его руки в процессе работы, которой он посвящает столько времени. И он рассказал ей о японской шкатулке, покрытой алым лаком и позолотой, и о старинном веере, обнаруженном в ней. О том, как однажды он нашел дивную миниатюру из слоновой кости, изображавшую прекрасную женщину. Эта женщина оставалась ему неизвестной до тех пор, пока однажды он не столкнулся нос к носу со старухой, признавшей в этой миниатюре себя, и он с радостью возвратил вещь владелице. Раскрыв рот, Софи слушала рассказ Тома о двух его путешествиях на Восток. И на какое-то время она даже забыла, что сидит на склоне мирного сассекского Даунса, она уже видела небо Китая, слышала перезвон странных музыкальных инструментов, вкушала таинственные блюда и вдыхала ароматы экзотических цветов. Солнце уже садилось, и море стало ослепительно золотым.

– Я, кажется, вас совсем заговорил, – сказал Том с извиняющейся улыбкой.

– Нет, что вы, что вы, Том, – возмутилась Софи. – Теперь мне понятно, почему очень часто вы оставляете у себя предназначенную на продажу вещь. Я бы поступила точно так же.

– Но мне не всегда везет. Как-то раз принц Уэльский заметил в моей лавке стол, который для продажи не предназначался, и решил, что этот стол должен принадлежать ему. А вы же знаете, что особам королевской крови отказывать не принято.

– А почему же этот стол тогда находился в магазине, а не у вас дома?

– Исключительно для рекламных целей. Я просто не знал, что принц как раз в это время находится в Лондоне.

Том наблюдал, как Софи собирает остатки их трапезы в корзину. Несмотря на несомненный интерес Софи к его рассказу, была между ними какая-то невидимая линия, которую она не позволяла пересечь. Он был просто очарован девушкой. Она вошла в его кровь, плоть, дыхание. Голос Фоксхилла дрогнул:

– Софи…

– Да?

Софи уже собрала корзину и, встревоженная переменой в его голосе, посмотрела на Тома. Выражение ее огромных, затененных ресницами янтарных глаз, подсказало ему, что следует вести себя осторожно, однако было ясно, что от возникшего между ними прежде отчуждения и следа не осталось. Том преисполнился нежности.

– Надеюсь, вы позволите сопровождать вас, когда в следующий раз я вновь буду в Брайтоне?

– Все будет зависеть от моей работы, – ответила Софи, чувствуя, куда он клонит.

Все – от неожиданности этого пикника до необычайно привлекательной внешности Тома – грозило возродить в ее сердце чувства, которые она подавила в себе после памятной ссоры у калитки фермы Миллардов. Софи напомнила себе, что превыше всего ценит постоянство и привязанность Рори. Мысль о нем вносила равновесие в ее смятенную душу.

– Мы так хорошо провели этот вечер, – продолжала она, – думаю, что лучшим вариантом будет, если при каждой новой встрече мы будем просто обмениваться новостями. Я всегда буду рада слышать что-то новое о Миллардах и о ваших делах.

Она помолчала, и выражение ее лица несколько смягчилось.

– Желаю вам удачи, Том.

С таким же успехом она могла хлопнуть дверьми прямо у него перед носом. Нет, она слишком его недооценивает, если считает, что может изменить то, что уже возникло между ними. Они поехали обратно к мерцающим огням Брайтона. У дома Клары Том на руках вынес Софи из двуколки, однако девушка не позволила внести себя в дом.

– Уж по этой тропинке я как-нибудь сама доковыляю… Прощайте, Том, желаю вам благополучно добраться до Лондона.

Он простоял у калитки до тех пор, пока она не вошла в дом, одарив его на пороге прощальной улыбкой. Затем Том вернулся в «Касл Инн». К его великому разочарованию, наутро оказалось, что предметы, на которые он приехал посмотреть, совершенно ему не подходили. Да, этот визит в Брайтон был совершенно не успешным.


Лишь только Софи вернулась на работу, она первым делом отослала на банковский счет Тома те десять гиней, что задолжала ему. Потом она прошлась по магазинам, чтобы купить подарок Кларе на свои призовые деньги и игрушки для Билли и Антуана. У башмачника Софи заказала обещанные ей туфли. И когда Рори в очередной раз пригласил ее на бал, на ней уже были новые башмачки с красными каблучками и сверкающими пряжками.

Глава 10

Как-то раз Билли похвастался, что по осени он пойдет в школу, и Софи всерьез призадумалась о будущем Антуана. К несчастью, у нее не хватит средств, чтобы дать мальчику положенное дворянину образование. Если бы драгоценности графини не были похищены, то никаких бы проблем не существовало. Антуан даже смог бы потом поступить в университет. Но теперь уже поздно было фантазировать по поводу того, что могло бы быть.

– Как ты думаешь, – спросила она однажды Клару, – есть ли у Антуана хоть какой-нибудь шанс начать с осени занятия вместе с Билли в бесплатной школе? Он знает азбуку и может немного читать и писать по-английски. Он такой сообразительный, а мне некогда с ним заниматься.

– За спрос не бьют, – ответила Клара. – Но боюсь, что ему там несладко придется, ведь он француз и иногда очень смешно говорит по-английски, дети будут все время его дразнить.

– Знаю, поэтому-то я и в нерешительности. Быть может, через год он будет куда лучше подготовлен?

Но получилось так, что дело это было разрешено самим Антуаном.

– Раз Билли пойдет в школу, то и я иду!

Софи постаралась объяснить ребенку, с какими трудностями ему предстоит столкнуться в школе, но он лишь топнул ножкой, воскликнув:

– Если меня там кто ударит, то я дам сдачи! Я буду учиться!

И вот Софи с Антуаном отправились в Брайтонскую бесплатную школу, что находилась на Дьюк-стрит. Учительница мисс Стэнтон оказалась довольно спокойной, интеллигентного вида женщиной. Она сразу же понравилась Софи. Пока они разговаривали, Антуан бродил по пустому классу, внимательно все разглядывая. Он поднимал крышки парт, а потом сунул палец в чернильницу, желая проверить, полная ли она. Чернил там было доверху. Софи пришлось вытирать мальчишке руку. Продолжить осмотр класса ему помешала мисс Стэнтон. Она дала мальчику книгу, чтобы он почитал вслух. Читал он правильно, однако с многочисленными паузами. Потом он правильно решил несколько арифметических примеров, которые учительница написала на доске.

– Итак, Антуан, – сказала мисс Стэнтон, отложив мел, – отчего же ты хочешь учиться именно в этой школе?

– Потому, что я должен знать все к тому времени, когда вернусь домой.

– Домой? – переспросила учительница.

– Во Францию, мадам.

Софи почувствовала гордость за мальчика. Судя по всему, он воспринял близко к сердцу все, что она рассказывала о его родителях и дедушке. Причем она ведь никогда не упоминала при нем их титулов и никогда не вспоминала о родовом шато. Не упоминала Софи и о нападении на них разбойничьей шайки Барнза. К счастью, радость Антуана по поводу проведенного на ферме Миллардов времени стерла пережитое тогда потрясение.

Мисс Стэнтон, услышав ответ мальчика, подняла с удивлением брови. Конечно же, он был развит не по годам. Несомненно, с ним будут определенные трудности, но они вполне преодолимы.

– Ты сможешь приходить на занятия в эту школу, Антуан, – сказала она. – Помни, что здесь дети зовут меня «мисс», а не «мадам». Ты не забудешь об этом?

Узнав, что он принят в школу, Антуан запрыгал от восторга.

– Уи, мадам! То есть, иес, мисс!

Мисс Стэнтон заверила, что не позволит другим детям обижать мальчика, и, поскольку вид у нее был довольно строгий, Софи совершенно успокоилась, почувствовав, что мальчик отныне будет в хороших руках. С тех пор как они приехали в Брайтон, сорванец как угорелый носился у купальных машин, подобно многочисленным загоревшим на солнце приморским бродяжкам, и ввести в его жизнь определенный порядок и строгость не помешало бы.

С начала сентября закончился сезон купальных машин. Деревянные кабинки были отвезены на поле, за городской окраиной, где их поставили рядами, чтобы подлатать и подкрасить за время зимы. По времени это как раз совпало с началом учебного года.

Софи и Клара проводили в этот день своих подопечных до дверей школы. Софи, благодаря вырученным ею призовым деньгам, одела Антуана с иголочки и снабдила всем необходимым для учебы. Больше всего ему понравилась шапочка, точно такая же, как у Билли и остальных ребятишек в классе.

Мисс Стэнтон вышла навстречу новым ученикам.

– Я здесь, мисс! – воскликнул Антуан, сняв при этом шапочку, как его учила Софи. – Так что можно начинать занятия.

– Думаю, что да, – сухо ответила мисс Стэнтон. Если бы она не знала, что это всего лишь племянник дочери кондитера, она бы подумала, что, у мальчишки врожденная наглость аристократа.

Отдыхающие в Брайтоне стали разъезжаться по домам. Поначалу, когда еще стояли теплые деньки, это происходило крайне редко, но лишь только зарядили дожди, как начался массовый отъезд. Экипажи, груженные вещами отъезжающих, запрудили дорогу на Лондон. Оставшиеся на побережье эмигранты-дворяне могли считать, что им крупно повезло, если на зимние месяцы их пригласили погостить в Лондон их новые английские знакомые. Особой популярностью пользовались приглашения встретить новый год и Рождество в каком-нибудь известном английском поместье.

В «Старом Корабле» со дня на день ожидали возвращения Гарри, хотя точное время его выхода на работу было неизвестно. А поэтому, когда он как-то появился в полдень на кухне в парадном платье, для всех это явилось полной неожиданностью. Софи искренне радовалась его возвращению, хотя для нее это и означало неизбежное возвращение к обязанностям официантки.

– Рады тебя видеть, – поздравили Гарри все, кто работал на кухне в этот день. – С возвращением!

– Нет, ребята, сюда я уже больше не вернусь, – неожиданного заявил Гарри. В ответ поднялся такой шум, что бывшему специалисту по пудингам пришлось энергичными взмахами рук призвать присутствующих к молчанию. – С завтрашнего дня я приступаю к своим новым обязанностям. Отныне – я шеф-повар таверны «Касл Инн».

Все притворно возмутились, что Гарри продался извечным соперникам гостиницы «Старый Корабль», после чего последовали самые искренние поздравления. Повернувшись к Софи, Гарри весело ей подмигнул.

– Так что можешь за свою работу не бояться, более того, тебе повысят жалованье, так как теперь возьмут на постоянную работу. Но лишь только откроется вакансия на должность кондитера в «Касл Инн», я не замедлю к тебе обратиться.

Софи поблагодарила его за заботу, тем не менее, твердо решив про себя, что в следующий раз ее уже будет ждать совершенно иная работа.

В этом же месяце Софи, рыдая, вытащила из своей шкатулки узенькую алую ленточку и повязала ее на шею. У нее не было траурного платья, но Клара одолжила ей черную косынку и манжеты. За день до этого по всей Брайтонской округе разнеслась весть о том, что на гильотине казнена Мария Антуанетта. Не стало самой очаровательной королевы Франции. В последующие дни весь Брайтон оделся в траурные цветы. Большая часть англичан уехала в Лондон, но это лишь способствовало тому, чтобы скорбь эмигрантов повсеместно бросалась здесь в глаза.

Находившийся в это время в Морском Павильоне принц был глубоко потрясен страшным известием и в срочном порядке отменил все намечавшиеся на ближайшие дни празднества в знак уважения к принявшей мученическую смерть королеве. Когда секретарь подал ему на подпись накопившиеся за последнюю неделю бумаги, на принце были черные бриджи и такого же цвета камзол. Среди бумаг оказалось и немало векселей, по которым уже давно надо было платить. Он просмотрел некоторые из них. Быть может, ему и не нужны эти осыпанные бриллиантами пряжки для туфель, но они так ему понравились, к тому же сделаны они были великолепно. Был здесь и вексель от Тома Фоксхилла об оплате изысканных китайских часов с золотыми колокольчиками, а также сообщения от агентов, предлагавших ему произведения искусства, перед которыми он все равно не смог бы устоять. Будучи истинным знатоком прекрасного и страстным коллекционером, принц знал, что обречен на вечные долги.

Его Высочество тяжело вздохнул. К несчастью, принадлежавшая ему по праву принца привилегия на огромные доходы до тех пор, пока он не станет королем, оставалась лишь на бумаге.

– Я оплачу этот вексель, – сказал принц, выбирая из кипы бумаг одну-единственную. – Все остальное унесите.

В его руках оказался счет, присланный от Тома. Он любил этою антиквара и наслаждался общением с ним. Более того, этот весьма располагающий к себе молодой человек обошел всех в области поставок разного фарфора и прочих предметов искусства из далекого Китая, удовлетворяя все более возрастающую любовь принца ко всему, китайскому. Его Высочество улыбнулся. С начала восемнадцатого столетия стала активно развиваться торговля с Китаем, и в Европе началось повальное увлечение всем восточным, повлиявшее в том числе и на мебель, изготавливаемую Чиппендейлом и другими английскими мастерами. Со временем это увлечение сошло на нет, однако принц попытался возродить моду на китайские изделия. О, как он восхищался присущим китайцам мастерским отношением к цвету, их изысканной резьбой по слоновой кости, изделиями из золота и эмалями. О, как его влекли китайские пейзажи, нарисованные тушью на рисовой бумаге. Принца привлекало все, доставленное из этой далекой страны, начиная с крохотных бутылочек с благовониями и заканчивая обеденными сервизами. Страсть ко всему китайскому дошла до того, что принц распорядился пристроить к Морскому Павильону несколько китайских пагод, хотя это и увеличивало астрономические расходы на реконструкцию дворца.

Секретарь удалился, но не успела за ним закрыться дверь, как в рабочий кабинет принца вошла Мария, одетая по-дорожному. Как обычно, принц залюбовался ею. Все тот же блеск золотых волос, прекрасные, излучающие свет глаза и ни с чем не сравнимая бело-розовая кожа. Нет, время было не властно над ее красотой.

– Итак, ты уже уезжаешь, моя дорогая Мария, – сказал принц. Он встал из-за стола и обнял ее за талию. Подобно принцу, она значительно поправилась со времени их свадьбы, но ему нравилась эта округлость, ничуть не портившая ее великолепную фигуру.

– Ты, надеюсь, вовремя постараешься прибыть в наше сельское прибежище? – спросила Мария.

– Можешь не сомневаться. Я лишь прослежу за началом работы и сразу же к тебе.

Она вновь испытала сильнейшее искушение посоветовать ему не тратить таких огромных сумм на Морской Павильон, но сейчас, в момент отъезда, ей меньше всего хотелось ссоры. Он делался ужасно раздражительным, когда ему напоминали о его колоссальных долгах.

– Хорошо, дорогой, я буду ждать тебя с нетерпением.

– Я тоже. – Он нежно поцеловал Марию. Затем принц проводил ее к уже поджидавшему экипажу. Как и прежде, покидая Брайтон, Мария пожалела, что не смогла убедить Джорджа изменить свой слишком экстравагантный образ жизни. Он почему-то был уверен, что со временем парламент простит его долги, как это уже не раз было, но отчего-то у нее было предчувствие, что на сей раз принцу придется туго, и мысль об этом не давала ей в последнее время покоя. В прошлом Джордж не раз прислушивался к ее мудрым советам. Однажды ей даже удалось помирить его с королем после случившейся между ними ожесточенной ссоры. Теперь казалось, противоречия между отцом и сыном опять обострились, и примирения между ними ждать не приходилось.

Симпатии Марии были всегда на стороне Джорджа, потому как не было большей пытки для умного и энергичного принца, полного новых идей, чем быть обреченным на вечное ожидание трона. Чуть позже, в тот же день, принц надел форму десятого драгунского полка легкой кавалерии. Камзол более не стеснял движений, так как портной его расширил. Когда эта форма будет ему уже совсем не по размеру, ее аккуратно сложат и уберут на хранение, как и все, что он носил прежде, потому как принц, бывший коллекционером до мозга костей, не любил ничего выбрасывать.

Сейчас он стоял в полный рост перед зеркалом, его адъютант подвязывал шелковые шнуры на переброшенном через плечо гусарском плаще. Принц прекрасно сознавал, сколь эффектно он смотрится. У парадного входа его уже ожидала лошадь, и в сопровождении почетного эскорта его величество поспешил к воротам. Обычно когда он прогуливался по променаду или разъезжал по городу в экипаже, местные жители мало обращали на него внимания, поскольку привыкли к его постоянному присутствию в Брайтоне. Но когда принц появлялся в каком-то особенном наряде, например, как сегодня, это незамедлительно вызывало всеобщие возгласы восхищения. Отсалютовав собравшимся, радостно улыбавшийся принц был вне себя от счастья оттого, что его так любят брайтонцы. В неменьшей степени любили наследника и солдаты. О, как он был бы рад повести их в бой против французов. Да, стань он королем, все было бы иначе!

В лагере драгун, который принц старался посещать как можно чаще, он всегда был дорогим гостем. Его палатка была достаточно вместительна, чтобы поделить ее на просторные секции. Внутри она была отделана ситцами с набивным орнаментом, изображавшим щит с тремя перьями – герб принца Уэльского. Его высочество весело отобедал в компании своих офицеров, напоив некоторых из них до такой степени, что они замертво свалились под стол, а немногим позже, сам был отнесен в постель в бесчувственном состоянии. На следующее утро, доверив своего скакуна заботам конюха, принц поехал домой в карете. Голова у него раскалывалась, и он пожалел, что Мария уехала и некому будет положить ему компресс и натереть виски розовой водой. «С другой стороны, – подумал принц, – может, и хорошо, что ее нет». Последнее время она постоянно устраивала сцены, если Его Высочество выпивал немного лишнего и, судя по всему, вряд ли согласилась бы облегчить его теперешние мучения. Такое уже случалось.

Находясь в столь сумрачном настроении, принц отнюдь не обрадовался, узнав о том, что его ждет посетитель. Однако лицо Его Высочества значительно прояснилось, когда он узнал, что этот посетитель – леди Джерси. Вот кто сейчас ему более всего был нужен! Очаровательная женщина с ласковым мягким голосом, которая не обратит внимания на его красные глаза и позабавит его последними сплетнями королевского двора.

– Что за восхитительный сюрприз! – приветствуя гостью, воскликнул принц, входя в круглый салон, где она ожидала его в огромной шляпе с перьями ив платье из алого шелка и бархата. – Не думал, что увижу вас до той поры, пока не вернусь в Лондон. Что вернуло вас в Брайтон, который с началом осени все стремятся покинуть?

– Обеспокоенность за вашу резиденцию, Ваше Высочество! – заявила она, строя ему глазки. – Вес, кто возвращаются в Лондон, совершенно по-разному описывают то, что вы намерены здесь совершить. Я решила лично удостовериться, что вы не покроете дворец соломенной крышей и не выроете колодец посреди восточной лужайки.

Принц рассмеялся и, жестом пригласил леди Джерси сесть рядом с ним на софу, придвигаясь как можно ближе к этой обворожительной женщине.

– Не бойтесь, я бы сравнил свою резиденцию с экзотической бабочкой, которая ждет своего часа, чтобы выйти из кокона и расправить свои великолепные крылья.

– Отлично, – она с энтузиазмом захлопала в ладоши. – У меня просто нет слов, сир. Я прибыла в надежде лично повлиять на ход ваших размышлений по поводу того, как должен выглядеть Морской Павильон. Я вижу, наш брайтонский дом подобен устрице, что одарит нас жемчужинами, в случае если вам удастся открыть эту раковину всей силой своего чудесного воображения и вкуса, которые вы выказывали при строительстве Карлтон-Хауса.

Хлопая себя по коленкам, принц так и прыснул со смеху, восхищенный ее советом. Как приятно было слышать от этой дамы столь ободряющие слова в момент одолевавших его сомнений и мыслей о многочисленных долгах.

Как непохоже это было на язвительные насмешки отца, упреки матери, нападки парламента и постоянные предупреждения со стороны жены. Когда-то Мария любила транжирить деньги не меньше, чем он, но в последнее время она сильно изменилась. Ее очень беспокоит то, что она теперь называла бессмысленной тратой средств с его стороны. И это полное одобрение, столь неожиданное для его высочества, подействовало, на него подобно бокалу игристого шампанского. «Надо будет распить по такому случаю с этой дамой бутылочку», – подумал принц.

– О, как вы правы, мадам! – Забыв про головную боль, Джордж вскочил с софы. – Пойдемте, я покажу вам чертежи, которые начертил мистер Холланд, учтя мои пожелания. Вы скажете мне свое мнение.

– С превеликим удовольствием, – и несколько натянуто рассмеявшись, она встала с софы и поспешила за ним.

Когда они вместе вошли в кабинет, леди Джерси украдкой бросила взгляд на принца. «Да, он довольно оживлен, значит, я появилась вовремя», – подумала интриганка, довольная произведенным на его высочество эффектом. Она надеялась, что на сей раз ей удастся вбить клин между принцем и миссис Фицхерберт. В конце концов, она прибыла сюда с этой целью по просьбе его матери-королевы. Теперь надо было быть крайне осторожной. Леди Джерси знала, что какое-то время она очень нравилась принцу, но соблазнить его в ее ближайшие планы не входило. Принц страдал угрызениями совести, и миссис Фицхерберт всегда удавалось вернуть его себе. Эта католичка действовала на него, как магнит. На сей раз этому придет конец. Хотя прежде еще ни одной женщине не удавалось разлучить эту пару, леди Джерси была абсолютно уверена в своих чарах.

Тщательно разработанная кампания намеков, лжи и флирта несомненно поможет разлучить Его Высочество с морганической супругой. С политической точки зрения было крайне важно, чтобы он ее бросил. О разводе, само собой, не могло быть и речи, поскольку брак этот и так был вне закона. Однако леди Джерси уже было известно о далеко идущих планах, что созрели в высших кругах в отношении принца. Увы, она лишь закладывала основу для дальнейших действий. И не то, чтобы ей это было неприятно. Присущий принцу шарм и его очаровательная внешность искушали не одну женщину. Проводив даму в библиотеку, принц развернул перед ней архитектурные планы, эскизы и чертежи.

– Вот! Теперь сами видите, каков будет мой летний дворец, когда завершится очередной этап строительства.

Склонившись над бумагами, леди Джерси сделала вид, что проявляет к ним высокопрофессиональный интерес, прекрасно понимая, что это доставит принцу несказанное удовольствие.

Хотя королева и подчеркивала, что эта услуга будет высоко оценена нацией, у леди Джерси были свои личные, глубоко амбициозные причины, чтобы разрушить брак наследника престола. Она уже видела себя влиятельной силой королевского двора, и эта мысль ее пьянила. И именно поэтому ее улыбка получилась столь притягательной, когда она рассыпалась перед принцем в комплиментах по поводу предстоящей реконструкции его любимой брайтонской резиденции.

– У меня только вот небольшое замечание в отношении того, что необходимо сделать здесь, – деловито заметила она, ткнув пальчиком в какую-то часть чертежа.

Принц незамедлительно проявил подчеркнутый интерес, и пока она объясняла ему в чем дело, они находились так близко, что принц ощутил ее дыхание, почувствовал восхитительный запах ее духов. В результате этого маленького совещания пристройки к Морскому Павильону так и не были осуществлены. Генри Холланд подозревал, что здесь виновата леди Джерси, однако точно выяснить это ему так и не удалось. А китайские пагоды с тех пор в разговорах принца с его личным архитектором даже не упоминались.

Время, проведенное Его Высочеством и Марией в их сельском прибежище, прошло очень быстро. Они совершали прогулки по осенним лесам, где их путь устилали ало-золотистые ковры палой листвы. Обедали вдвоем при свете одинокой свечи, и порой трапеза их состояла из собственноручно подстреленного принцем фазана. Совершали поездки по округе и даже устраивали пикники. Единственным их спутником в эти дни был маленький мальчик, взятый на воспитание парой, присматривавшей за домом принца и миссис Фицхерберт. Он им так нравился, что его высочество решил в дальнейшем проявить заботу о благосостоянии ребенка.

Единственное, что огорчало в это время Марию, так это то, что Джордж продолжал по любому поводу цитировать леди Джерси. В Лондон они приехали врозь, следуя привычке скрывать свой брак, которым ныне уже никого нельзя было обмануть. Принц подарил ей шикарный особняк на Пэлл-Мэлл близ своего собственного дворца, а до этого у нее был дом на Парс-стрит. То была лондонская резиденция Томаса Фицхерберта, где Мария жила с мужем после свадьбы. Этот дом Томас, умирая, завещал супруге вместе с солидным денежным содержанием.

Прикрыв, собой дверь особняка на Пэлл-Мэлл, Мария задержалась в просторной прихожей. Хрустальный канделябр, сверкавший в лучах зимнего солнца, проникавших сквозь веерообразное окно над входной дверью, разбрасывал по всей комнате мириады золотых блесток. Огромное зеркало, подобно портрету, запечатлело ее лицо в своей раме. Взглянув в отражение своих глаз, Мария прочла таившийся там вопрос. Да когда же наконец Джордж избавится от этой леди Джерси?

А в Брайтоне тем временем полным ходом шла не только реконструкция Морского Павильона. В городе развернулось настоящее массовое строительство. Возводились новые особняки и расширялись старые, чтобы удовлетворить возраставшую с каждым летним сезоном потребность в новом жилье для приезжающих сюда на отдых представителей знати. Кроме того, из-за мягкого климата в Брайтоне и зимой проживало немало людей, которым зимние холода Лондона казались слишком суровы.

А это означало, что в «Старом Корабле» кипела такая, же бурная жизнь, как и летом. В дополнение к новым постояльцам, прибывшим на курорт со своими родственниками, вечерами здесь собиралось множество деловых людей, озабоченных дальнейшим развитием приморского городка.

Балы в «Старом Корабле» и «Касл Инн» не прекращались, как и многие другие развлечения, посещаемые состоятельной публикой, отныне решившей проводить время в Брайтоне круглый год.

Софи думала, что зимой у Рори будет больше свободного времени, но оказалось совсем наоборот. Хотя зачастившие штормы и сильные ветры, как правило, делали и это время пролив Па-де-Кале несудоходным, время от времени выдавались свободные деньки, когда контрабандисты с легкостью могли доставить на побережье свой товар. Рори отличился в разгроме банды, в течение долгого времени терроризировавшей население побережья к востоку от Брайтона. Закованные в цепи предводители этой шайки были повешены вместе со своими подручными. Однако Рори не верил, что это зрелище подействует на прочих контрабандистов устрашающе. Война с Францией увеличила потребность в нелегально ввозимых французских товарах, поскольку в официальном порядке достать их было уже совершенно невозможно. А их фантастически возросшая стоимость гарантировала, что подобные преступления будут и впредь совершаться столь же часто.

К большому удивлению Софи, Рори пригласил ее с Антуаном провести вместе с ним Рождество в доме своей сестры. Она очень обрадовалась этому приглашению, но была вынуждена ответить отказом.

– О, если б я только могла, Рори! Но ведь шеф-повар ни за что меня не отпустит в такое время. Я уж и так к Рождеству столько сливовых пудингов наготовила, что даже когда мою голову, чувствую, как пропахли ими волосы.

Он проводил ее до калитки, как это у них повелось после приглашения на чай, полученного от Клары, хотя приглашение это с тех пор не повторялось. Сегодня вечером Софи и Рори были в театре. Представленная там драма до глубины души потрясла девушку.

– Милый Рори… – проговорила она, тронутая его комплиментом.

Была темная ночь и с моря дул пробиравший до костей ветер.

– Но есть единственный способ, благодаря которому ты сможешь встретить Рождество вместе со мной.

– Какой же? – искренне удивилась она.

– Тебе надо уволиться из «Старого Корабля»

– Но ты же знаешь, что пока я не могу этого сделать.

– Сможешь, если мы будем помолвлены. В случае помолвки ты проживешь у моей матери и сестры Элен до самой нашей свадьбы. Ведь я очень люблю тебя, Софи. – Голос его дрогнул. – И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она внимательно вгляделась в его лицо. В последнее время они очень сблизились, и она глубоко и нежно его полюбила, поскольку он обладал всеми теми качествами, которыми она восхищалась в мужчинах. А поэтому ответ ее был искренен.

– Я очень люблю тебя, Рори, но я должна устроить свою жизнь, прежде чем подумаю выйти замуж за тебя или кого-нибудь другого.

Он страстно обнял ее в порыве чувств.

– Дело в Антуане? На этот счет можешь не беспокоиться. Я души не чаю в мальчике, и он станет мне сыном.

Она высвободилась из его объятий, отступив на шаг.

– Мне не хотелось бы делать тебе больно, Рори, но этому никогда не суждено случиться… Антуан и впрямь со временем может посчитать тебя своим настоящим отцом, и тогда он станет англичанином, но этого нельзя допустить. Я должна во что бы то ни стало сделать так, чтобы он оставался душой и сердцем французом, чтобы он никогда не забывал о том, что корни его не здесь, а по ту сторону пролива…

– Ты считаешь, что его мать поставила бы это превыше его счастья и благополучия?

– Нет, но здесь ему хорошо. У него есть Билли, Клара и я.

– Но у него по-прежнему нет отца. Когда ты собираешься сказать ему правду?

– Еще до того как Антуан пошел в школу, я сказала ему, что теперь родители его пребывают не в шато, а в раю. А он мне сразу ответил, что там они встретятся с дедушкой и будут счастливы вместе. Дети могут смириться со смертью своих родителей, но никогда не простят, если их бросили. До какой-то степени я заменила ему мать и намерена дарить ему свою любовь и заботу до тех пор, пока с Божьей помощью он не вернется домой взрослым мужчиной.

Рори не мог скрыть своего раздражения.

– Ты хочешь сказать, что я должен тебя ждать до тех пор, пока Антуан не достигнет совершеннолетия?

– Я, кажется, никого не просила меня ждать! – возмутилась Софи.

Рори очень трудно было вывести из себя, но сейчас он уже сдержаться не мог.

– Никто не просил?! Так, значит, я для тебя ничего не значу?

– Я этого не говорила! Ну как ты не поймешь, что я должна позаботиться о том, чтобы Антуан вернулся во Францию не только потому, что меня об этом просила графиня! Будущее моей Родины находится в руках этого мальчика и ему подобных! Не реставрировать прогнившую монархию, но взять все самое лучшее из прошлого и навсегда соединить с истинной справедливостью, свободой и демократией. Вернуть былую честь и славу моей ныне разоренной и залитой кровью Франции.

Дрожащей рукой она коснулась своих глаз, чтобы утереть внезапно хлынувшие слезы.

– Ничто не заставит меня забыть мой долг!

Ярость отступила от сердца Рори.

– Тогда позволь мне разделить его с тобой.

– О, Рори, – покачала головой Софи, – неужели ты так ничего и не понял?!

– Я внимательно вслушивался в каждое сказанное тобою слово, но доводы твои меня не убедили, хотя я понял, почему ты так заботишься о мальчике.

Она умоляюще посмотрела на него.

– Тогда будь добр, выкажи это понимание, и давай не будем больше к этому возвращаться.

Он помолчал, не желая ее огорчать, но она знала, что отношение к ней Рори останется неизменным, и он по-прежнему будет ее любить.

Софи не могла не представить себе, какой был бы ее ответ, случись Тому предложить ей руку и сердце. Наверняка она была бы очень удивлена, быть может, это было бы ей приятно, но более всего ее бы переполняла радость триумфа победительницы, хотя, вне всякого сомнения, она отвергла бы предложение этого богатого красавца.

Прежде чем Рори уехал к сестре, Софи обменялась с ним рождественскими подарками. Он преподнес ей прелестный веер, а она ему редкую книгу об Индии, написанную одним знаменитым путешественником. Подарок этот пришелся по сердцу капитану Моргану. Конечно же, во время Рождественских праздников Софи скучала по Рори, но в общем в компании Клары и мальчиков время она провела весело. Поскольку само Рождество в этот год не выпало на воскресенье, лавки были открыты, шла обычная торговля. По улицам ходили дети с вертелами и распевали рождественские песенки, церковные колокола звонили весь день. Софи в этот день работала и, только улучив свободную минутку, забежала помолиться в церковь Святого Николая. Лишь праздный народ мог стоять здесь всю праздничную службу целиком.

Рори вернулся в Брайтон через два дня после окончания рождественских праздников, но, получив приказ, срочно отбыл со своим отрядом в Дорсет, где в ожесточенном бою с контрабандистами погибли трое таможенников, а пятеро получили тяжелые ранения. Да, похоже, эти морские разбойники сейчас были в отчаянии. Британский флот, заблокировав французские порты, бросил вызов контрабандному промыслу, и теперь, несмотря на быстроходность своих шхун, злодеям не всегда удавалось уйти от погони. Вынужденные менять тактику, контрабандисты стали пользоваться утлыми лодчонками, которые не сразу можно было заметить на морском просторе. Соответственно возрастали и цены на благополучно доставленный до английского берега товар.

Рори ожидал очередного повышения по службе, поскольку его отряду уже удалось арестовать целый ряд предводителей орудующих в округе банд. Однако брумфилдская группировка вновь ушла, судя по всему, сменив контролируемый ею прежде район. Тем не менее, Рори не терял надежды разделаться с этими преступниками.

– По крайней мере, встретим Новый год вместе, – сказал как-то он Софи.

Увы, этому не суждено было случиться. Перед тем как отбыть в Дорсет, Рори пригласил Софи провести с ним вечер. Софи не надеялась, что шеф-повар даст ей по такому случаю выходной, но, на удивление, тот, немного подумав, дал свое согласие.

– В канун Рождества вы и так потрудились на славу. Так что можете уходить сегодня с работы после трех часов.

В канун Нового года, одолжив у Генриетты очередное платье, Софи протанцевала весь вечер с Рори, и на сей раз не было никакого Тома Фоксхилла, чтобы помешать им хорошо провести время вместе. Уже исполнился один час 1794 года, когда Рори, посадив Софи на своего скакуна, доставил девушку к дому Клары. Когда они прощались у калитки, она прошептала.

– Береги себя. Не рискуй понапрасну в Дорсете.

Он несколько иронично посмотрел на нее.

– Что-то ты в последнее время стала обо мне беспокоиться?

– Как же мне не волноваться о тебе? Ты же самый добрый и милый человек, которого я когда-либо знала.

Не совсем такого ответа он от нее ожидал, но Софи всегда была искренна и никогда не говорила того, чего не чувствовала.

– Я буду писать тебе каждый день, – пообещал он.

– И я тоже. – Внезапно она уткнулась лицом в его плечо и чуть не плача сказала: – Ну когда же в моей жизни наступит конец расставаниям?

Он погладил Софи по волосам и приподнял пальцами подбородок.

– Ты давно должна была понять, что рано или поздно меня отсюда переведут.

– Я знаю об этом.

– Так чего же ты сейчас печалишься?

– Потому, что вновь тебя поджидают опасности. И я вновь не знаю, когда увижу тебя.

– Но я всегда буду к тебе возвращаться, – проговорил он исполненным нежности голосом, обнимая ее. – Только смерть меня с тобою разлучит.

Услышав такое, она невольно отпрянула, глаза ее расширились от страха.

– Не говори так!

– Софи, любовь моя! – Он поцеловал Софи с куда более глубокой страстью, чем прежде. Он подумал, что она любит его намного сильнее, чем стремится показать, и сердце его наполнилось надеждой.

Когда наконец он ускакал прочь, Софи долго стояла в прихожей, прислушиваясь к затихающему стуку копыт. Последующие несколько дней Софи пребывала в меланхолии, и у нее не было никакого настроения болтать с Полли, спешившей поделиться с ней любой свежей сплетней.

Мадемуазель Делькур нахмурилась, когда официантка толкнула ее своим остреньким локотком.

– Хочешь новость?

– Да отстань, Полли.

– Нет, это тебя точно заинтересует! Принц поругался с миссис Фиц!

– Не может быть, ты, наверное, что-то перепутала.

Софи, не выдержав, пошла прочь, но Полли не отставала от нее ни на шаг.

– Я своими ушами слышала этот разговор за двумя совершенно разными столиками. Даже вот люди говорят, что последнее время принц проводит время в компании леди Джерси, а о жене своей совсем забыл!

– Не верю! – возмущенно воскликнула Софи.

Полли хмыкнула.

– Ну, это твое дело, хочешь верь, хочешь нет. А правду мы узнаем лишь тогда, когда увидим в компании какой из этих двух дам появится принц здесь летом.

В феврале и марте принц совершил два кратких визита в Брайтон, чтобы проследить, как ведутся работы по реконструкции его летней резиденции. Каждый раз он приезжал один, но тем не менее по поводу его личной жизни продолжали распространяться все те же слухи.

Время от времени Клара принимала у себя своего таинственного любовника. Софи давно уже хотела ей сказать, что им нет нужды скрываться, поскольку она и так слышит, когда он приходит за полночь. Но ей просто не хотелось ставить в неудобное положение Клару, считавшую, что никто не знает о ее тайне.

Глава 11

Именно во время одного из таких визитов принца Том посетил Брайтон. Хотя его основной целью являлась аудиенция в Морском Павильоне, он втайне мечтал встретиться с Софи. Вспомнив, сколь нерешительна она была во время их последней встречи, Фоксхилл решил сделать ей такое приглашение, от которого она уже не смогла бы отказаться. Поселившись в гостинице «Касл Инн», он сразу же написал ей записку, отослав ее по адресу вместе с курьером.

Софи была крайне занята на кухне «Старого Корабля», когда ей вручили это послание. Почерк был ей незнаком, и поэтому она с нетерпением поспешила сломать сургучную печать. Прочитав письмо, она нахмурилась.

– Передайте мистеру Фоксхиллу, – сказала она ожидавшему ответа посыльному, – что я принимаю его приглашение и встречусь с ним завтра в указанный час, в условленном месте.

Весь день она думала о том, с какой целью он пригласил ее в Морской Павильон. Уйти на пару часов раньше с работы никакой трудности не составляло, потому как Джош вполне мог со всем справиться в ее отсутствие. Неплохо было бы по этому случаю купить себе новый плащ, но увы, подобные траты в ее планы не входили.

Где-то около полудня на следующий день Софи покинула кухню и переоделась в свое лучшее платье из мягкой алой шерсти, принесенное с утра на работу. Затем, встав перед зеркалом, она надела на голову новую воскресную шляпку Клары. Светло-серая шляпка с миниатюрным плюмажем была ей к лицу. Клара также одолжила подруге замшевые перчатки, заметив, что на встречи с особами королевского рода в вязаных варежках не ходят.

– Но ведь это у Тома аудиенция, а не у меня, – оправдывалась Софи. – Я даже не знаю, увижу ли принца, но мне будет стыдно перед Томом, если я не буду выглядеть на должном уровне, если нас все-таки примут вместе.

День, когда Софи отправилась в Морской Павильон, выдался на редкость морозным, низкие тучи почти касались оливковой морской глади. Софи заметила Тома первой. Он ждал ее у главных ворот, высокий и стройный, рука в дорогой перчатке покоилась на трости с серебряным набалдашником. Даже не двигаясь, человек этот излучал столь ощутимую энергию, что казался ей изготовившимся к прыжку тигром. Пульс Софи участился. Ах, он заметил ее. Как и ожидалось, он очень тепло ее приветствовал.

– Как хорошо, что вы пришли, прочитав мою записку, Софи. Я прибыл из-за границы лишь вчера, и потому не мог ознакомить вас с моей просьбой ранее.

– Это не имеет значения. – Софи огляделась по сторонам, словно заподозрив неладное, и полагая, что этот человек просто заманил ее сюда под ложным предлогом. – А я ожидала увидеть грузчика с ящиком севрского фарфора, о котором вы говорили в своем послании.

– Предметы, о которых я говорил, были отправлены адресату около десяти минут назад и сейчас ожидают нас…

– А почему вы так уверены, что именно я в состоянии помочь вам определить их подлинность?

– Когда мне посчастливилось стать владельцем этих двух ваз, я вспомнил, как будучи на балу в «Касл Инн» вы упомянули, что не раз были с вашим отцом в Версале. Поскольку мне сказали, что эти вазы оттуда, я надеялся, что вы сразу же сможете засвидетельствовать, правда это или нет в присутствии принца.

– Но вполне возможно, я не смогу этого сделать! Я же была отнюдь не во всех залах обширнейшего дворца!

– Эти из довольно известного зала. И, увидев их, вам останется лишь сказать «да» или «нет». Уверяю, что увидев эти вазы всего лишь раз, их потом очень трудно забыть.

– Но почему бы мне их не посмотреть еще до того, как они будут доставлены принцу? – настаивала Софи.

Он поднял в удивлении брови.

– Если бы вы знали, сколь тщательно следует упаковывать подобные предметы при перевозке, вы бы таких вопросов не задавали.

И, распахнув витые ворота, он жестом попросил Софи пройти на территорию дворца. Она помешкала, вспомнив, что в Англии даже доктора не входят через парадный вход.

– А вы не нарушаете этикет?

– Нет, – сказал он весьма довольным тоном. – В этом отношении у меня особые привилегии, позвольте руку.

– А если меня через парадный вход не пустят?

– Пустят.

– А в качестве кого?

– Главной советницы по фарфору Его Величества!

– Какая-никакая, а все же работа, – рассмеялась Софи.

– Да, – согласился Том. – И будем благодарны за это Господу. Ведь ни вы, ни я не смогли бы вести праздный образ жизни. Мы ведь очень подходим друг другу, вам не кажется?

Она не успела ответить, так как стоявший при входе лакей в ливрее уже распахнул перед ними парадную дверь. Том провел Софи в вестибюль. Как она себе и представляла, здесь было жарко натоплено, и поэтому она была рада, что вышедший навстречу слуга поспешил снять с нее плащ. Судя по всему, Тома во дворце хорошо знали, и вскоре лакей уже вел их по великолепному коридору шириной с хороший бальный зал. Их проводили в одну из комнат. Объемистый ящик с фарфором слуги поставили на дорогой инкрустированный стол, предварительно застелив его персидской шалью. Том вскрыл ящик и с большой осторожностью стал извлекать из него находившиеся там предметы.

– Слава Богу, – с облегчением вздохнул он. – Этим вазам пришлось преодолеть нелегкий путь, но тем не менее, кажется, они в целости и сохранности.

– Вы хотите сказать, что ничего не разбилось? – переспросила Софи, чувствуя, что волнуется не меньше него за благополучный исход аудиенции. К тому же это была прекрасная возможность увидеть хоть что-то со своей Родины и, быть может, даже потрогать эти драгоценные вазы, сыгравшие решающую роль в том, что она ответила согласием на приглашение Тома.

– Верно, – ответил он продолжая сосредоточенно рассматривать вазы. – Будем надеяться, что и трещин не будет.

Софи, затаив дыхание, наблюдала, как он ставит первую, все еще завернутую в сапфировый шелк вазу на стол. Затем он поставил рядом с ней вторую, точно такую же. Обе вазы, насколько могла судить Софи, были около четырнадцати дюймов в высоту. Том просил ее подержать одну из них и взял в свои руки другую. Лакей, уже успевший убрать упаковочную бумагу, раскрыл перед ними дверь, ведущую в обширный салон. Том и Софи прошли туда и остановились в ожидании принца.

Да, то была весьма просторная зала, задрапированная дамасской тканью цвета морской волны. Повсюду сверкала позолота. Ею были покрыты украшавшие камин грифоны, ножки и ручки кресел, столы, стулья, витые канделябры и прекрасные каминные часы, которые, как сразу поняла Софи, могли быть сделаны только во Франции. У одной из стен стоял секретер, инкрустированный золотом и слоновой костью. И даже смотровой стол, на который Том поставил вазы, был украшен резным, растительного орнамента фризом, по изяществу сравнимым разве что с тончайшим кружевом.

– Мне бы хотелось, чтобы вы сняли материю с ваз, если, конечно, вы не боитесь этого сделать, Софи, – еле слышно проговорил Том.

В его голосе, как показалось Софи, зазвучало слишком много интимных ноток. Она вновь покраснела, несмотря на сохраняемое внешнее самообладание, и в этот миг словно электрический заряд прошел между ними. Но ей следовало как-то отреагировать на его слова. Быть может, ее крайне обострившиеся чувства позволили предположить большее, чем он хотел ей сказать.

– Смею надеяться, такие вазы не затеряются в великолепии обстановки этой залы, – хладнокровно заметила она, приближаясь к столу.

– Не сомневайтесь, сами увидите, – уверенно ответил он, отступив на несколько шагов, словно стараясь дать ей больше пространства. Безмолвно наблюдал он за ее отражением в зеркале, украшавшем простенок над столом. Ему захотелось увидеть выражение ее лица в мгновение, когда вазы откроются перед нею во всей своей красе. Он прекрасно сознавал, впрочем, так же, как и она, что было нечто чувственное в том, как мягкий шелк скользил по ее пальцам, когда она разворачивала первую вазу. За мгновение до того, как перед ней открылась ее поверхность, Софи встретилась взглядом с отраженным с зеркале Томом. Это был весьма напряженный момент: желание, овладевшее Томом и прочитанное в его глазах, было столь неодолимо, что она невольно затрепетала. Чувствуя, как выскакивает из ее груди сердце, Софи в полной мере осознала всю глубину его чувств и поняла, сколь просто может увлечь ее исходящий от этого мужчины магнетизм, способный заставить ее навсегда забыть любые данные ею обещания.

Она быстро перевела взгляд на уже открывшуюся взорам вазу севрского фарфора. У Софи дыхание перехватило. Ваза была бесподобна. Хрупкая, изысканная, яйцеобразной формы в обрамлении листьев лавра, отлитых из электра, по своему растительному орнаменту она очень гармонировала с окружавшим ее сейчас интерьером. Вогнутое горлышко, покрытое брызгами золота и лазури, расширялось кверху. На белом поле вазы – тщательно выписанная миниатюра с маленькими фигурками, листвою и цветами. Взяв вазу за ручки, Софи осторожно повернула ее другой стороной, залюбовавшись изображенной там группой экзотических птиц. Затем она поставила вазу на стол. Разворачивая вторую, она старалась сдержать свои чувства.

– Ну? – еле слышно спросил Том.

Софи посмотрела ему прямо в глаза.

– Да, я видела эти вазы прежде.

– В Версале? Где именно? Пожалуйста, вспомните!! Это очень важно, и дело вовсе не в деньгах. Республика продает немало подобных ценностей для того, чтобы пополнить государственную казну и на содержание армии. Мировые рынки сейчас заполнены французскими раритетами. Вполне естественно, что особо ценится все, что лично принадлежало последнему французскому королю. Однако меня больше волнуют художественные качества вещей, поскольку культурная и историческая ценность этих предметов сомнения не вызывает. Мне хотелось бы, чтобы они попали в руки истинного коллекционера, способного по достоинству их оценить и проявить о них достойную заботу… И все это благодаря вам. – Том широко распростер руки. – Я ведь мог продать эти вазы кому угодно, но привез их именно сюда.

Со стороны золоченых дверей донесся бархатный баритон.

– Я рад, что вы поступили именно так, Том.

Обернувшись, Софи и Фоксхилл обнаружили, что в залу, совершенно для них незаметно, вошел принц. Том поспешил поклониться, а Софи сделала глубокий реверанс. Принц с вальяжным видом поспешил к ним, изливая наисердечнейшие приветствия. Глаза его горели любопытством, он внимательно разглядывал этих милых людей, беседу которых он так неожиданно прервал. Том сделал шаг вперед.

– Позвольте мне представить мадемуазель Делькур Вашему Высочеству, – сказал он.

И вновь Софи сделала почтительный реверанс, однако принц тут же поспешил к ней и собственноручно ее поднял.

– Судьба свела нас вновь, мадемуазель. – Будучи убежденным демократом, принц ничего странного не находил в том, чтобы в аудиенц-зале своего дворца принимать Тома Фоксхилл а в компании кухарки. – Вы по-прежнему работаете в «Старом Корабле»?

– Да, сир.

– Но сегодня вы здесь потому, что знаете больше Тома о том, что он мне собирается показать. Я не ошибся?

– Мне известно кое-что об этих вазах, – сдержанно сказала Софи, после чего отошла от стола, осознав, что загораживает севрские шедевры. Фальшь была не свойственна принцу, и, как правило, он не скрывал своих чувств. И всякий нечестный делец мог бы сразу воспользоваться восторгом, высказанным Его Величеством при виде ваз, но Том уже давно мысленно установил твердую цену. Да и стоило ли говорить о ней. Ведь это удел конюхов – спорить о цене, если ее и впрямь посчитают астрономической.

– Эти вазы выше всякого совершенства. Том! – воскликнул принц взяв в руки одну из них. – Если я не ошибаюсь, то вот этот китайский пейзаж рисовал Асселин.

– Совершенно верно, сир, – заметил Том. – Фаллор нарисовал птиц с другой стороны, а расписной фон принадлежит кисти Тайландьера.

– Да, на севрской фабрике работало немало мастеров, – вздохнув, промолвил принц. – Интересно, где они сейчас?

– Можно лишь надеяться, что они выживут и сохранят секреты своего искусства.

– Да, да… – принц продолжал внимательно изучать вазу.

– Мадемуазель Делькур подтвердила, что оба предмета происходят из Версальского дворца. Мне сказали, что прежде они находились в зеркальном зале.

Софи не замедлила вмешаться.

– Их там никогда не было!

Оба знатока антиквариата повернулись в ее сторону. Том заговорил первым.

– Неужели меня обманули… Похоже, что так.

Осторожно поставив вазу на стол, принц вновь обратился к Софи.

– Так вы готовы сказать нам, где именно стояли эти вазы, мадемуазель?

– Да, сир. Впервые я увидела их, когда была еще маленькой девочкой.

– Не может быть! Каким образом?

– Королева Мария Антуанетта просто обожала детей, и когда однажды увидела меня вместе с отцом, то разговорилась со мною.

Не торопясь, Софи объяснила цель визитов отца в Версальский дворец.

– В то время мне было только восемь лет, но Ее Величество просила меня приносить во дворец ее любимые конфеты. После этого она не раз принимала меня в своих покоях.

– Так, значит, вы без всякой тени сомнения утверждаете, что эти вазы принадлежали Марии Антуанетте?

– Да, сир, они стояли на красного мрамора камине в золоченом кабинете ее личных апартаментов. Именно это делает их уникальными.

– В таком случае, мадемуазель, – с чувством сказал принц, эти вазы будут украшать мой личный кабинет в независимости от того, оставлю ли я их здесь или перевезу с Лондон. Я слышал, что ни один солдат не встретил свою смерть столь бесстрашно, как павшая под ножом гильотины последняя французская королева.

Судя по выражению лица Софи, Том мог судить, что принц окончательно ее очаровал. Будущий король Англии был способен на неимоверную доброту и щедрость по отношению к другим, порою рассказ какого-нибудь горемыки мог довести его до слез. Тем не менее, его высочество мог стать в равной степени безжалостным, самонадеянным и упрямым, когда на него находило подобное настроение. Все это весьма осложняло жизнь близких принцу людей.

Тому приходилось сталкиваться и с той, и с другой стороной характера Его Высочества, и тем не менее принц по-прежнему ему нравился. Том был рад тому, что принц не счел для себя оскорбительным общение с Софи. По завершении сделки принц разговорился с Томом по поводу лошадиных скачек: и Фоксхилла, и Его Высочество можно было частенько встретить на ипподроме. Софи молча слушала, и вскоре ей удалось понять, что дружба Фоксхилла с принцем коренилась прежде всего в сфере азартных игр, соревнований и различного рода пари, по-прежнему влекущих к себе наследника престола.

Когда Софи и Том вышли из Морского Павильона, Фоксхилл был в отличном расположении духа. Сделка оказалась более чем удачной, ему удалось найти соответствующего хозяина для этих шедевров, и, кроме того, принц дал ему отличную наводку на одну лошадку, что должна была принять участие в ближайших скачках в Ньюмаркете.

– Где же вам удалось отыскать эти вазы? – спросила Софи.

– Источник французский. Многие эмигранты утверждают, что готовы продать вещи из Фонтенбло или Версаля, однако исключительная красота этих ваз и впрямь заставила меня поверить, что они стояли в зеркальном зале, – Фоксхилл махнул рукой. – По правде говоря, у меня было такое чувство, что эти предметы чем-то уникальны. Такое в моем деле случается часто, но то, что они принадлежали королеве, мне даже в голову не могло прийти.

Софи украдкой бросила на него взгляд.

– Конечно же, по праву эти вазы сейчас должны принадлежать новому некоронованному королю Франции, хотя он, несчастный сирота, содержится в этой ужасной тюрьме, и некому его утешить.

– Зная принца Уэльского, я готов спорить, что, как только мальчик окажется на свободе, принц обязательно вернет ему вазы.

– Боюсь, что мальчика уже нет на этом свете, – тяжело вздохнула Софи. Том был того же мнения и на то у него были свои основания, в обсуждение которых он не хотел вдаваться.

– Я благодарен вам за вашу сегодняшнюю помощь.

Немного помолчав, она сказала:

– Полагаю, немало подобных сокровищ Франции проходят через ваши руки?

– Гораздо больше, чем вы себе можете предположить.

Она вздохнула.

– И каждое из них безвозвратно потеряно для моей Родины.

– Боюсь, что так. Когда я наконец открою здесь в Брайтоне свой магазин, вам, по крайней мере, удастся полюбоваться на некоторые из них.

– А вы уже подыскали подходящее помещение?

– Нет, но как только это произойдет, вы будете первой посетительницей моей лавки.

Когда они подошли в «Старому Кораблю», он вновь поблагодарил ее, и тут Софи вспомнила еще кое-что, касающееся этих ваз.

– Я как-то слышала, что это был личный заказ королевы севрской фабрике.

Том был явно доволен.

– Я обязательно сообщу об этом принцу во время нашей следующей встречи.

– В Ньюмаркете? – спросила, улыбнувшись, Софи.

– Совершенно верно, я намерен сделать там ставку на ваше имя.

– Но зачем?

Взгляд его зеленоватых глаз был необычайно нежен.

– Принц сказал мне, что там будет очень хорошая лошадка по имени «Фортуна». А разве не ее мы оба ищем? Прощайте, Софи, быть может, мы скоро встретимся вновь.

Вернувшись на кухню и одобрив работу, сделанную Джошем в ее отсутствие, она подумала, стоит ли ей идти в лавку Тома, если он ее откроет. Конечно, посмотреть на его коллекцию произведений искусства весьма любопытно, но стоит ли впредь испытывать судьбу, идя на сближение с этим человеком? Перехваченный в зеркале взгляд, подтвердил, что она с самого начала опасалась его не зря. Но он даже представить себе не мог, сколь упорно и безуспешно она пыталась избавиться от непреодолимого влечения к нему.

Сколь отличны были от этого ее теплые и нежные чувства к Рори, нисколько не выводившие ее из состояния душевного равновесия. И это было странно, что Рори со своей смертельно опасной работой представлял для Софи надежность и постоянство, в то время как преуспевающий делец Том символизировал ветреность и непостоянство.

В тот вечер, дабы успокоить вконец расшатавшиеся нервы, Софи перечитывала полученные от Рори письма. Он мало писал о своей работе, но тем не менее все, о чем он ей рассказывал, было ей крайне интересно. Каждое из писем, как правило, заканчивалось заверением в вечной любви и выражением надежд на будущую совместную жизнь. Убрав письма в ящик секретера, она подумала, насколько хорошо она его понимает. Ему уже было тридцать лет, а своего дома он так и не обрел. При его опасной работе, ему была необходима тихая гавань, семья, жена, которая всегда будет его ждать. Но могла ли она осуществить его мечту, когда ею правило неистребимое желание достичь высот мастерства в кондитерском деле, проставить славную марку Делькур, прославить навеки имя отца и посрамить тем самым кровавый режим, уничтоживший такое количество невинных жизней.

Захочет ли Рори разделить предназначенную ей судьбу? Софи сомневалась. Он как-то сказал, что ей надо открыть свою кондитерскую, но, быть может, при этом он представлял ее в красивом переднике, продающей сладости всей округе в какой-нибудь захолустной деревеньке, закрывающей свое заведение каждый раз, когда он будет возвращаться из очередного похода. Она улыбнулась. Милый Рори. Вряд ли он даст ей столь необходимые ей время и свободу действий. И хотя он и был так чуток, она и не думала, что ему когда-нибудь удастся понять ее мечты.

Глава 12

Именно Антуан обнаружил этот металлический предмет в саду у Клары, когда полез туда за случайно укатившимся мечом. Софи, выходившая из бани с полным тазиком постиранного белья, застала Билли и Антуана внимательно разглядывающими находку.

– Что это, Софи? – спросил Билли, протягивая ей найденную вещь.

Софи сразу же поняла, что это фонарь какой-то необычной конструкции с длинной узкой щелью, через которую должен был пробиваться свет. Но тут до нее окончательно дошло, что же это такое.

– Где ты это нашел?

– Это не я, это Антуан. В кустах около погреба.

– Это фонарь. Положи его обратно туда, где его нашли, Билли. Верно, матушка твоя пользуется им, когда достает из погреба варенье или картошку.

Мальчик сделал так, как она сказала, после чего продолжил игру с Антуаном.

Прибираясь в своей комнате, Софи раздумывала над находкой Антуана. Длинная прорезь на фонаре направляла луч света только в одну сторону, будь то берег или корабль, при этом фонарь во все стороны не светил. Рори частенько говорил о подобных предметах. Нет, сомнений быть не могло, то был фонарь контрабандиста. Но вот почему он оказался у Клары? Неужели любовник вдовы – один из разбойников? Судя по всему, фонарь был оставлен неумышленно. На всякий случай Софи еще раз сходила туда, где его оставил Билли, но фонаря уже там не было. Итак, теперь многое объяснилось. И те дорогие вещи, что были у Клары: золотые серьги и замшевые перчатки, ее страх перед сплетнями, отвращение к блюстителям порядка, постоянное желание убедиться в том, что Софи благополучно добралась до дома. Быть может, она просто хотела лишний раз убедиться, что ее постоялица шла не морем и не видела то, что в этот момент происходило на берегу. Осознав свое незавидное положение, Софи ума не могла приложить, как же ей все-таки поступить: сдержать данное вдове обещание или прислушаться к зову долга и помочь Рори. В конце концов, она решила при первой же подходящей возможности откровенно поговорить с Кларой.

Возможность такая представилась в один из дождливых вечеров, когда Клара, сидя за кухонным столом, штопала носки Билли. Сняв с себя промокший на улице плащ, Софи присела напротив вдовы.

– Ну что, чайку попьем, – предложила Клара.

– Я мигом его сделаю, – отвечала француженка, но прежде ответь мне на один вопрос… – Она боялась, что если не спросит об этом сразу же, потом у нее просто не хватит духа. – Ты действительно связана с контрабандистами?

В глазах вдовы промелькнула искра удивления, однако общее выражение лица, как и прежде осталось дружелюбным.

– Ну и что это за вопрос? Слава Богу, день выдался пасмурным, а не то я бы подумала, что твоя бедная голова перегрелась на солнышке.

– Я требую честного ответа. Ты отдала свою лодку контрабандисту. И это и есть твой истинный источник доходов?

Клара отложила свою штопку, но по-прежнему продолжала блефовать.

– Рыба хорошо ценится, и рыбак, что нынче владеет моей лодкой, платит мне определенный процент с каждого улова. Это не так много, но приносит нам с Билли неплохой доход…

– В особенности, когда в улов входят контрабандные товары!

Клара побелела, глаза ее испуганно забегали.

– Прямо и не знаю, откуда у тебя такие безумные мысли…

– Антуан нашел фонарь контрабандистов в кустах около погреба!

Клара заставила себя усмехнуться.

– Так вот из-за чего весь шум! Да, у меня и впрямь есть такой фонарь. Билли однажды нашел его на морском берегу. Я пользуюсь этой штукой, когда спускаюсь в погреб.

Софи ударила кулаком по столу.

– Не лги мне! Билли сроду его не видел. Ты сама светишь им из окна, вызывая на берег своего разбойника, уж не из брумфилдской ли шайки он будет?

Ужас исказил лицо Клары, и она тот час же вскочила из-за стола, опрокинув стул, который с грохотом отлетел в сторону.

– Нет! Клянусь! Призываю сейчас Бога в свидетели. Я говорю правду!

Софи тоже встала.

– Но все же ты помогаешь банде!

– Нет, нет, я лишь работаю со своим деловым партнером, время от времени он снабжает меня чаем.

– Так, значит, он все-таки рыбак. Мне всегда казалось странным, что в этом доме так много столь дорогого сейчас чая!

Заломив в отчаянии руки, Клара запричитала:

– И что ты теперь намереваешься делать?! Сдашь меня таможенникам? А знаешь, что тогда будет? Контрабандистов вешают, а тех кто принимает их товар сажают в тюрьму. Неужели ты хочешь, чтобы Билли остался сиротой?!

– Успокойся, Клара, не будем будить детей. – Софи подняла лежавший на полу стул. – Первым делом я заварю чаю, а потом мы с тобою поговорим по душам, ну а после я тебе расскажу о том, что я намереваюсь сделать.

Вода уже вскипела, Софи приготовила чай и поставила на стол чашки и блюдца. Умышленно она выбрала фарфор из Челси, несомненно очень дорогой, который вряд ли можно было увидеть в доме простого рыбака. Окончательно посрамленная Клара, села вновь за стол, от ее прежней бравады не осталось и следа. Софи не начинала разговор до тех пор, пока не села сама и не разлила по чашкам чай.

– Я не желаю вторгаться в твою личную жизнь, – заявила она, поставив чашку перед Кларой, – но не твой ли деловой партнер навещает порою тебя по ночам?!

– И это тебе известно, – озлобленно произнесла Клара. – Да, представь себе, это он. А как тебе удалось это узнать?

– У меня гораздо более чуткий сон, чем ты могла себе представить. Я слышала, как вы скандалили еще в первую мою ночь в этом доме.

– Он не хотел, чтобы я сдавала тебе комнату. Он чувствовал, что случится что-нибудь вроде того, что уже произошло. Но мне так хотелось иметь возле себя подружку, да и Билли веселее, когда рядом другой ребенок.

– А почему ты не вышла замуж вторично?

– Я бы вышла за этого человека, если бы это было возможно, но дело вовсе не в том, о чем ты можешь подумать.

– Он что, женат?

– Да нет, бобыль бобылем, но он такой же нации, как и ты, француз. И никогда не покинет навсегда Францию, так же, как и я не оставлю мою добрую старую Англию.

Заметив, как поражена Софи тем, что только что услышала, Клара криво усмехнулась.

– Ты никогда об этом не задумывалась, не так ли? Но именно по этой причине я решила взять тебя в свой дом, ведь ты и твой мальчуган, вы из той же страны, что и Пьер…

– Как вы познакомились?

– Когда промышляли контрабандой на пару с Джимом. Я еще тебе прежде рассказывала, что ходила в море с моим муженьком еще до того, как родила. И мой муж, и Пьер были простыми рыбаками, занимавшимися своим промыслом по разные стороны пролива, но, промышляя контрабандой, они действовали совместно, точно так же, как и их отцы. Не думаю, что тебе когда-нибудь приходило в голову, что в контрабандном промысле существует передающаяся из поколения в поколение корпоративность. Во всяком случае, именно так обстояло дело в отношениях между французским семейством Фромент и брайтонским Ренфрю.

– Так, значит, Пьеру досталась лодка твоего мужа?

Клара кивнула.

– Она была куда лучше и вместительнее, чем его, а поэтому мы и заключили договор, о котором я тебе уже говорила. Я жду его по определенным числам и в условленные часы прилива. Поначалу дело касалось только денег, но он всегда на меня заглядывался, а я была так одинока. – Клара пригубила чашку. – Я любила Джима, но он ни разу не посмотрел на меня так, как смотрит Пьер. Может, мне и не стоит тебе этого говорить, поскольку ты еще женщина незамужняя, но в постели с Пьером я впервые почувствовала себя женщиной. – Она поставила чашку на стол. – Ну что ж, выноси теперь свой приговор. Ты хочешь, чтобы меня арестовали, а Пьер попал в ловушку?

Софи пристально посмотрела ей в глаза.

– Теперь ты ответишь мне еще на один вопрос. Является ли Пьер Фромент врагом Англии?

– Если ты хочешь знать, поддерживает ли он новую республику, могу сказать – да, но лишь потому, что знает, с кем ему выгоднее. Всю жизнь он провел в Дьеппе и никогда не видел короля и сроду не интересовался политикой. Промышляя рыболовством и контрабандой, ни он, ни его семья никогда не голодали и занимались лишь своей личной жизнью. Революция не привнесла в их быт никаких изменений. А разразившаяся сейчас между нашими странами война, беспокоит его лишь в том плане, что флот Британии может помешать перевозке товаров с Французского берега. Но вот что я тебе скажу, – добавила она, гневно погрозив пальцем. – Если бы я вдруг узнала, что он и вправду шпион, несмотря ни на какую любовь, я бы сразу выдала его властям! Не забывай, что мой старшенький Дэниел сейчас служит в армии, и уж я-то позабочусь, чтобы никакие шпионы ему не навредили!

– В таком случае, я верю всему тому, что ты мне рассказала о Пьере Фроменте. Но прежде чем вынести окончательное решение, как насчет того, что я самолично видела, как орудует брумфилдская банда?

Клара поперхнулась от страха, поспешив заткнуть ладонями свои уши.

– Я ничего не желаю слышать! Ни слова об этих исчадиях ада! Никто не хочет знать о них!

Софи схватила Клару за руку.

– Я хочу! В обмен на мое молчание о тебе и твоем французе, я хочу, чтобы он рассказал мне все, что ему известно об этих злодеях!

– Но он никоим образом не связан с ними.

– Поскольку они занимаются одним и тем же делом, то он должен время от времени что-либо о них слышать. – В голосе Софи слышались угрожающие нотки. – Таков мой ультиматум! Или… или, так что сама выбирай!

У Клары был совершенно подавленный вид.

– Ты сама не знаешь, чего просишь. Смотри, сама в беду попадешь.

– Я риска, не боюсь.

Клара тяжело вздохнула.

– Отлично, я попрошу Пьера исполнить твою просьбу.

Софи удовлетворенно кивнула.

– Понимаю, что после сегодняшнего вечера, ты захочешь, чтобы я съехала как можно быстрее, но я не покину твоего дома до тех пор, пока не узнаю, что мне нужно.

– Но я вовсе не хочу, чтобы ты от меня уходила! – воскликнула Клара в сердцах. – Ну какая разница, что ты теперь знаешь обо мне правду. Признаться, мне даже легче стало. Когда ты мне стала говорить про этот странный подземный рокот, я так и знала, что рано или поздно ты обо всем сама догадаешься.

– Итак, именно Пьер переправлял контрабанду. Но чай переправляют в ящиках и коробках. А я слышала, насколько теперь понимаю, то, как перекатывались бочонки?

– Время от времени он доставлял мне немножко бренди.

– Немножко?! Клара, ты неисправима! – совершенно неожиданно для себя рассмеялась Софи. – Судя по тому рокоту, что я слышала, там, как минимум, целый склад спиртного.

Клара усмехнулась.

– Хорошо, если уж ты так хочешь знать, время от времени я продаю бочонок-другой местным тавернам…

– Но как ты это делаешь?

– Есть у меня пара гонцов, что забирают и отправляют товар по назначению когда надо, но это не твоего ума дело. – Клара, встав из-за стола и открыв шкафчик, достала хрустальный штоф бренди и два кубка. За все время пребывания в доме Клары Софи никогда их не видела. – Думаю, глоток этой живительной влаги поможет тебе отправиться спать после всего того, что ты узнала за сегодняшний вечер.

Когда они взяли кубки в руки, Клара предложила тост:

– За нашу дружбу!

Вкус бренди показался Софи знакомым.

– Ты поставляешь товар в «Старый Корабль»? – спросила она.

Улыбнувшись, Клара постучала пальчиком по губам.

– Я не называю своих клиентов. – Она подлила бренди в кубок Софи. – Теперь будешь спать как убитая, У меня бы у самой сна ни в одном глазу не было, если б знала, что ты слышишь больше, чем надо.

Вечер, начавшийся в крайнем напряжении, продолжался в довольно раскованной и веселой обстановке.

Когда в дверь дома кто-то внезапно постучал, обе женщины невольно вздрогнули.

– Кто бы это мог быть? – воскликнула Клара, глядя на часы. Был уже двенадцатый час и для гостей довольно поздновато. – Софи, быстро прячь кубки с бренди, а я пойду к дверям. Кто знает, кого принесли черти в столь поздний час.

Софи сделала так, как сказала ей Клара, сама же Клара пошла в прихожую. Поначалу она лишь слегка приоткрыла дверь. Сердце ее оборвалось, когда она разглядела, что на стоящем у дверей форма таможенника. Через мгновение она узнала, кто это. Дверь распахнулась настежь.

– Капитан Морган! Какая неожиданность!

– Приношу извинения, мадам, что пришел в столь поздний час, но я лишь проездом в Брайтоне. Не гори в окнах вашего дома свет, я бы поехал обратно в «Старый Корабль», где снял комнату и вернулся бы сюда рано утром.

– Проходите, ведь здесь сейчас та, что всегда рада вас видеть.

Он вошел, рассыпаясь в благодарностях, снял шляпу и стряхнул с плаща капли дождя, затем Клара закрыла за ним дверь. Софи, услышав знакомый голос, вскочила из-за стола и бросилась в прихожую.

– Я так рада тебя видеть, Рори! – воскликнула она.

– Я прямо из Лондона и заехал сюда по дороге в Дорсет.

– Молодец, что так сделал.

– Да проходите же вы оба на кухню, а то здесь так холодно, – засуетилась Клара, одновременно скорчив гримасу Софи из-за спины Рори. Еще бы, не хватало ей в доме офицера акцизной службы, когда у нее погреба полны контрабанды.

Чрезвычайно гостеприимная вдова разогрела на славу удавшийся сегодня суп и поставила перед Рори полную тарелку вместе с ковригой хлеба домашней выпечки и кувшином доброго эля. Он устал и промерз после долгой езды, однако горячий суп быстро восстановил его силы. Хотя, впрочем, для этого вполне хватило бы одного взгляда на Софи, сидевшую напротив него. Рори объяснил, что побывал в Лондоне с рапортом своему начальству, а поскольку в ближайшее время отпуска у него не намечалось, то он решил воспользоваться представившейся возможностью для встречи с Софи. В целом, он мало что сказал о своей работе, просто заметил между делом, что частенько бывает очень занят. Софи сразу поняла, что он чего-то не договаривает. Пока Софи убирала со стола, Клара развлекала капитана непринужденной беседой. Затем вдова встала, чтобы попрощаться с влюбленными.

– Спокойной ночи, капитан, но можете еще посидеть с Софи полчасика, – сказала она твердо, ограничив отпущенное им на общение время. Рори, нахмурившись, сел рядом с Софи.

– Нам нужен свой дом. Мне противно, когда со мной обращаются как с ухажером-молокососом!

– Ты даже не понимаешь, как нам повезло, что мы сейчас остались вместе, – укоризненно заметила Софи, – и все лишь потому, что ты понравился Кларе. Любого другого в форме отсюда бы выставили вон.

Она постаралась перевести разговор на другую тему.

– Но расскажи мне, что ты видел в Лондоне. Я так давно хотела побывать в этом городе.

– Все время, что я пробыл там, я провел в Верховном Таможенном управлении, но как-то раз, перебирая присланные со всех концов страны донесения, обратил внимание на одно весьма любопытное сообщение.

На таможенника напали контрабандисты, ранив, они бросили его умирать на дороге, однако он все же пришел в себя и выполз на проезжую часть в надежде, что там его кто-нибудь подберет. На рассвете около него остановилась карета. Вышедшие из нее здоровенный мужчина и очень худая женщина подошли к раненому в сопровождении своего кучера. Они обобрали пострадавшего до нитки, не оказав ему никакой помощи. Слава Богу, несчастного чуть позже спас проходивший мимо пастух.

Софи сидела, крепко сцепив пальцы.

– Итак, Барнз и его подручные все еще она свободе!

– Нет никаких точных доказательств, что это были именно они, но в основном приметы сходятся.

– Где же это произошло? Недалеко отсюда?

– Не далее чем в двадцати милях. – Рори обнял девушку. – Обещаю тебе, что рано или поздно они будут пойманы!

Он повернул ее лицом к себе и поцеловал в губы, сперва нежно, а потом со все более возрастающей страстностью. – Я так тебя люблю, – прошептал он словно в забытьи. – Конечно же, у тебя было достаточно времени, чтобы обдумать все то, что я тебе говорил прежде и о чем писал во время нашей разлуки.

– Но в моем к тебе отношении ничего не изменилось, Рори.

– Может, и так, но все же я верю, что если мы как следует постараемся, то все преодолеем…

– Ни слова больше, Рори, дорогой. Это только все усложнит.

Он страстно поцеловал ее руку.

– Тогда пообещай мне лишь одно, и больше мне от тебя ничего не надо.

– Что именно?

– Дай слово, что если когда-нибудь твоя жизнь или жизнь Антуана вновь окажется под угрозой, исходящей из Франции, и спрятаться от нее будет негде, ты позволишь увести вас в безопасное место. Я подам в отставку и мы втроем начнем новую жизнь в Америке. Более того, я хочу, чтобы мальчик сохранил свое собственное имя. Пусть он считает меня своим опекуном, как и тебя, Софи.

– И ты готов все это ради меня сделать? – все еще не веря своим ушам, спросила Софи.

– Ради тебя я готов на все! Лишь дай мне такое обещание. Ты не обязана его сдержать, но, по крайней мере, ты можешь быть абсолютно уверена, что путь для спасения вам с мальчиком всегда открыт. Да и мне легче будет. – И, взглянув ей прямо в глаза, он обнял девушку за плечи. – Ну как?

Софи поняла, что он сделал предложение, на которое просто невозможно было ответить отказом. Тем не менее, она тщательно его обдумала, прежде чем ответить кивком головы.

– Ради счастья Антуана, даю тебе свое слово.

Он тут же заключил ее в свои объятия и нежно поцеловал. Даже если в глубине души она и восставала против возможных осложнений ее судьбы в связи с подобным обещанием, она не хотела прислушиваться к внутреннему голосу, поскольку вполне вероятно, что бегство из Англии станет единственным способом окончательно обезопасить жизнь Антуана.

– В случае крайней необходимости, – проговорил Рори, не выпуская ее из своих объятий, – отправь запечатанное письмо в акцизную контору, скажи, что это очень важно, тогда мне перешлют его срочно. Я сам завтра буду в конторе и предупрежу наших.

– Я не забуду.

Полчаса, отпущенные Рори, почти истекли; покачав головой, он многозначительно вздохнул, услышав, как за стеной нарочито громко закашляла Клара. Хотя погода и не располагала к тому, чтобы сегодня вдовушке нанес визит Пьер Фромент, Софи догадалась, что Клара просто не хочет более испытывать судьбу.

– Если я вдруг что-то узнаю о брумфилдской банде, – сказала Софи Рори, когда уже стояла у дверей, – я также пошлю тебе запечатанную депешу, так что не поднимай паники, когда увидишь, что тебе от меня письмо.

– А почему ты вдруг об этом заговорила? Тебе что, удалось что-то узнать?

– Ничего нового, но тем не менее, я не теряю надежды.

Взяв ее лицо в ладони, Рори нежно заглянул ей в глаза.

– Давай на прощанье лучше поговорим о нас. Ты по-прежнему вольна в своих поступках, как и до того, как я сюда приехал. И именно такой я хочу тебя видеть, если надеюсь получить в награду. А тебя необходимо завоевать.

– Знаю, Рори, в противном случае я бы не давала тебе никаких обещаний.

И прежде чем за ним закрылась дверь, он поцеловал ее еще раз. Прислонившись к косяку, Софи постаралась осмыслить произошедшее за сегодняшний вечер. Голос Клары прервал ее размышления.

– Он уже ушел?

– Да, Клара.

– Ну, тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, приятных тебе сновидений.


Прошло еще три недели, прежде чем Пьер Фромент вновь нанес визит Кларе. В этом не было ничего необычного, так как вдова объяснила, что вояжи Пьера в значительной степени зависели от погоды и уровня прилива. Софи слышала разразившуюся на кухне ругань, но довольно скоро наступила полная тишина.

Утром Клара кивнула Софи.

– Пьер исполнит твою просьбу, возможно, понадобится немало времени, прежде чем ему удастся раздобыть для тебя что-либо конкретное.

– Боюсь, что вы из-за меня поссорились.

На губах Клары заиграла улыбка.

– Я сроду не видела его таким сердитым, но знаешь, поругаться с милым, это все же лучше, чем коротать дни в одиночестве.

Софи заметила, что за завтраком вдова напевала себе под нос какой-то веселый мотивчик.

Несмотря на то, что она с нетерпением ждала своей первой встречи с Пьером, Софи не забывала о другом своем чрезвычайно важном деле. Уже пестрые ковры крокусов приветствовали наступление весны, примрозы распустили свои лунные лепестки в рощице близ дома Клары, и, значит, пришло время Софи обратиться повторно в Морской Павильон по поводу обещанной год назад работы.

Время от времени Софи готовила на кухне Клары разные сладости к праздникам, например, на Рождество, Пасху или дни рождения обитателей дома. В канун столь важного для нее дня Софи допоздна колдовала над своей очередной сахарной фантазией. Утром она упаковала ее в картонную коробку, украшенную бумажными кружевами, делать которые учил ее еще отец. Клара не могла скрыть своего восхищения.

– Да этот подарок достоин короля, не то, что принца, – заявила она. – Удачи тебе! Ты ее заслужила.

– Спасибо, Клара.

Софи была исполнена самых радужных надежд, когда отправилась к дворцу, осторожно держа в руках коробку с образцом своей работы.

Большая часть работы по реконструкции зимнего павильона была завершена, но немалая часть здания все еще находилась в лесах. На сей раз передние ворота предназначались не для нее. Вскоре она уже дергала за шнурок звонка у дверей, предназначавшихся для слуг и поставщиков двора. Дверь открыл лакей в красно-зеленой ливрее с гербом принца Уэльского. Это был не тот человек, которого она видела здесь в прошлый раз. Когда Софи объяснила ему цель своего визита, он сообщил ей, что приемом женщин на работу здесь всегда занималась экономка павильона миссис Палмер. Вспомнив доброту этой женщины, когда-то перевязавшей ей ногу, Софи почувствовала, что, кажется, мечтам суждено сегодня сбыться. Пока лакей вел ее по украшенному колоннами коридору, до нее долетел знакомый шум кухни и эхом отдававшийся стук из той части здания, которая все еще реконструировалась. Через несколько минут Софи уже стояла в комнатке экономки.

Миссис Палмер, миловидная женщина с пронзительным взглядом и маленьким, сердито сжатым ртом, сидела, изучая какие-то счета. Ее черное шелковое платье, расширявшееся книзу, в груди было чересчур узко. На его фоне выделялись фишу и чепчик из белого атласа.

– Доброе утро, мисс Делькур, – жестом она пригласила садиться. – Надеюсь, тот ужасный порез не слишком долго вас беспокоил.

Софи улыбнулась.

– Благодаря оказанной вами помощи он зажил удивительно быстро.

– Я рада это слышать. Ну-с, прихватили ли вы на сей раз с собой рекомендательные письма?

– Да, мадам.

Софи протянула ей сразу два послания. Первое от мистера Хикса, другое от Гарри, который уже в качестве шеф-повара таверны «Касл Инн» описал то время, что они проработали вместе на кухне «Старого Корабля». Оба рекомендателя ссылались на ангельский характер Софи и хвалили ее за трудолюбие. Когда экономка наконец прочла рекомендации, мадемуазель Делькур открыла свою картонку и извлекла на свет божий свою сладкую фантазию. Она представляла собою изысканный водопад, фонтанирующий из пасти находившегося в центре композиции сахарного дельфина. Экономка не замедлила выразить свое удовольствие.

– Это просто очаровательно! Вы чрезвычайно талантливы, и к тому же общеизвестно, что в области сахарной скульптуры ничто не может сравниться с французскими кондитерами. Но к несчастью, именно в этой сфере у меня сейчас свободных вакансий нет.

Остолбеневшая от разочарования Софи, ответила почти автоматически.

– Вы хотите сказать, что не можете взять меня сюда на постоянную работу?

Миссис Палмер покачала головой.

– Видите ли, когда Его Высочество бывает здесь с кратким визитом, например, с инспекцией строительства, никаких изысканных балов не устраивается, а когда он приезжает сюда надолго, то привозит с собой своих лондонских поваров. А вы умеете шить, мисс Делькур?

– Шить? – тупо ответила Софи. – Да, я сама сшила то платье, что вы сейчас видите на мне.

– В таком случае, я вижу, что вы не только художница в кондитерской области, но и опытная швея. В этих оборочках на груди, так же как и в фестонах на рукавах, чувствуется рука мастерицы. Я хочу предложить вам должность надомницы-белошвейки. Вам это очень подойдет, поскольку вы еще заботитесь и о ребенке, а находясь на этой должности вам не придется жить здесь постоянно, как всем остальным работникам Морского Павильона.

Софи никак не, могла сконцентрироваться на том, что говорит ей сейчас эта женщина. Она была так уверена в том, что судьба ее находится под этой крышей, она нисколько не сомневалась в том, что стоит ей только показать сахарный водопад, как ей тут же предложат, по крайней мере, должность помощницы кондитера. У нее не было ни малейшего желания возвращаться в «Старый Корабль», хотя мистер Хикс и пообещал в случае чего восстановить ее на работе. Нет, с этим этапом в ее жизни было навсегда покончено. Теперь она собиралась в полной мере реализовать все навыки профессионала-кондитера, известные ей с ранних лет. И вдруг у нее дыхание перехватило. Совершенно неожиданно она живо представила, как можно использовать подобное развитие событий для достижения своей цели. К Софи вернулся ее прежний оптимизм. Быть может, она вовсе не ошиблась, что будущее ее решится во дворце. Глаза её повеселели.

– Да, да, конечно же. Должность белошвейки мне вполне подойдет. Что именно будет входить в мои обязанности?

Она внимательно выслушала инструкции миссис Палмер, и к тому времени, когда вышла из Морского Павильона, в ее голове уже созрел план осуществления своей мечты.

Когда Софи ворвалась на кухню, подняв клубы муки, Клара как раз пекла булочки.

– Я начинаю с понедельника, Клара!

– Отлично! – Клара захлопала в ладоши.

– Да, но только с наперстком, иголкой и нитками!

– Что?

Софи остановилась, облокотившись на стол.

– В качестве приходящей во дворец белошвейки. Я буду занята всего лишь несколько часов в день, ну, чуть больше, когда во дворце будут останавливаться гости. А это значит, что у меня будет небольшой, но регулярный доход и масса свободного времени, чтобы заняться собственным кондитерским делом. Я буду делать разные сладости, и продавать их местным лавкам. Но это, конечно, в том случае, если ты сдашь мне в аренду ту старинную кухоньку в нашей мыльне.

– Но ведь ею не пользовались с тех самых пор, как Джим варил там омаров, крабов и креветок. Там даже, кажется, горшки, которыми он пользовался остались, да его старые сети. Там все сейчас в полном запустении и поросло паутиной.

– Когда я надраю там все до блеска, помещение приобретет совершенно иной вид. Ну так что ты мне скажешь? – Софи с волнением ждала ответа. Нет, конечно же, ей Клара не откажет!

И вот наконец, тяжело вздохнув, Клара тоже улыбнулась.

– Очень хорошо. Можешь делать там все, что тебе заблагорассудится. Но для начала тебе придется прочистить трубу.

– Завтра же возьмусь за дело. Как я тебе благодарна за твою доброту!

Выскочив из кухни, Софи спешно стала переодеваться и рабочую одежду, решая про себя, что ей следует сделать в первую очередь, чтобы привести в порядок старую кухоньку.

– Подожди минутку! – крикнула ей вслед Клара.

– Да? – переспросила Софи, вновь заглянув на кухню.

– Тебе письмо. – Клара подошла к комоду и извлекла спрятанное под тарелкой послание.

Взяв тисненый конверт из рук Клары, Софи внимательно посмотрела на почерк отправителя.

– Это не от Рори, – воскликнула она в удивлении. – Это от Тома… Сколько я за него тебе должна? – Спросила она, так как письма по получении необходимо было оплачивать.

Когда она сломала печать и распаковала конверт, оттуда вылетел и, кружась, полетел на пол банковский чек. Подобрав его, Софи пробежала глазами прилагавшуюся к нему краткую записку, и вдруг прижала ее к груди, заливаясь счастливым смехом.

– И что ты думаешь? Том пообещал сделать ставку на ипподроме на мое имя и выиграл тридцать гиней! Эти деньги как нельзя вовремя! Я приму их в качестве вложения в свое кондитерское производство. Ничего, скоро я верну ему эти деньги.

Клара покачала головой.

– Иногда мне кажется, что ты слишком независима. Себе в убыток, Софи. Если бы кто-то сделал ставку на ипподроме на мое имя, я бы восприняла это как подарок.

Внезапно выражение лица Софи стало крайне серьезным.

– Ты не знаешь, что такое потерять свободу, иначе бы никогда мне такого не сказала. Ее отняли у меня в Париже, и лишь здесь я ее обрела. Больше уже никто не лишит меня моей независимости.

– И даже капитан Морган?

– Даже он.

– Брак всегда заключается на условиях, выгодных мужчине. Скоро ты это поймешь.

– Но только не в том случае, когда замуж буду выходить я. Если я когда-нибудь решусь на замужество, я буду равной своему супругу, а не его рабой!

– Бесстрашные слова! – воскликнула Клара. – Ну ладно не дуйся. Если какой-нибудь женщине и суждено такого добиться, то уж тебе точно.

– Я со своей дороги не сверну! – твердо ответила Софи, но уже улыбнувшись.

Она стояла на пороге нового, чрезвычайно важного этапа своей жизни, и нечего было беспокоиться о том, чего пока не случилось.

– Я еще должна кое-что сделать до того, как возьмусь за оборудование моей новой фабрики.

– Догадываюсь. Ты хочешь наварить у меня на кухне разных сладостей и предложить их в качестве образцов владельцам брайтонских магазинов. Я не ошиблась?

– Да, мне важно, чтобы к тому времени, как я приведу в порядок свою кухню, у меня уже были заказы.

– Быть может, я тебе помогу? – предложила Клара.

– Твоя помощь была бы очень кстати.

– А что ты будешь делать в случае, если тебя со временем завалят заказами. Ведь когда я буду работать на пляже, то не смогу тебе помочь.

– Я уже подумала об этом. Я найду Генриетту. Она даже будет мне благодарна за то, что я избавила ее от плетения соломенных шляпок.

– Похоже, что по дороге домой, ты уже все обдумала. Но не кажется ли тебе, что Генриетта так занята поисками мужа, что будет постоянно отлучаться.

– Тем не менее, пока у нее никого нет. Ее дядя и тетя запретили ей проводить время с местными военными-офицерами, за исключением вдовцов высокого ранга, никто из которых ей так и не понравился. Молодые дворяне не принимают ее в расчет, поскольку за ней нет приданого, хотя, впрочем, кое-кто и проявлял к ней бескорыстный интерес, но его родители запретили ему с ней встречаться. Она была так расстроена.

– Бедная девушка. Я уверена, что в Брайтоне полно хороших парней с отличными видами на будущее, которые вполне бы ей подошли. Во всяком случае, они получше аристократов будут.

– Но ей запрещено вступать в брак с торговцами.

– Тем не менее, она сама занимается торговлей, работая в шляпной мастерской! – заметила Клара.

– Это не в счет, так как она выполняет свою работу в компании благородных дам.

– Но ты-то не благородная дама…

Софи рассмеялась.

– Конечно нет, Но поскольку я подружилась с Генриеттой, когда она была в крайней нужде, мне дана привилегия быть принятой в доме ее требовательной тетки и общаться с дворянкой де Бувье. Мне даже кажется, что ее тетушка сочтет изготовление сладостей куда более благородным делом, чем плетение шляпок.

– Конечно же, здесь ей будет повеселее. Такая милая девушка. С тех пор как ты познакомила меня с ней на пляже прошлым летом, она беседовала со мной каждый раз, когда приходила купаться. Она предпочитала, чтобы ее окунала я. Она мне сказала, что я куда деликатнее, чем прочие работницы купальных машин.

– Она мне как-то говорила об этом, но я не думала, что можно кого-то деликатно окунать столовой в воду, – удивленно заметила Софи.

– Видишь ли, при этом я не хватаю их за голову. Работая с клиентом, я нажимаю на плечи. Это мой персональный метод.

– Если все пойдет хорошо, у Генриетты может не оставаться летом времени на купание.

– Я все же думаю, что ей лучше выйти замуж за здорового молодого рыбака с собственной лодкой, чем за какого-нибудь грузного вельможу.

– Кто бы он ни был, главное, чтобы была в браке любовь и доброе отношение со стороны мужа. К сожалению, Генриетта видела мало доброты в своей жизни… А сейчас я собираюсь произвести инспекцию моих новых владений.


Когда Софи открыла дверь старой кухоньки, в нос ей ударил смешанный запах рыбы, дегтя, грязи и пыли. Здесь все оставалось нетронутым со времен безвременной кончины Джима Ренфрю, разве что вдобавок Клара собрала и принесла сюда весь ненужный в доме хлам. Сгорая от нетерпения, Софи вошла в длинную с низким потолком комнату с вымощенным плитами полом и черными, покрытыми паутиной стропилами. Трудно было сказать, когда было воздвигнуто это сооружение, но судя по всему, это вполне могло быть жилым домом начала шестнадцатого века, хотя с того времени значительно перестроены окна, и теперь здесь стало гораздо светлее.

Рядом со старинным кирпичным очагом имелась печь, у которой стояли котлы, использовавшиеся Джимом для варки крабов и омаров. Повсюду были раскиданы драные сети, и Софи пришлось перешагивать через них, чтобы пройти к стоявшему у одного из окон длинному столу. Да если его как следует отдраить, лучшего рабочего места не придумаешь! Она вышла из строения вся перемазанная, в пыли и паутине, но довольная. Мысли ее были полностью поглощены предстоящей уборкой. На деньги, присланные Томом, можно купить небольшой бойлер для очистки сахара в значительных количествах, кроме того, еще останется и на разнообразный инструмент, необходимый и кондитерском деле. Оставалось лишь найти заказчиков. Остаток дня она провела за составлением списка необходимого оборудования и продуктов, которые ей понадобятся тогда, когда на кухне уже все будет налажено.

Глава 13

Когда Софи приготовила достаточное количество образцов своей продукции, она наделала коробочек из плотного картона, отделав каждую бумажным кружевом.

– Такие коробочки делали девочки в смежной с кондитерским цехом мастерской в заведении моего отца, – сказала она Кларе. – И именно в них покупатели уносили свои покупки домой. Хотя твердые конфеты, такие, как Пралине, Апельсиновый цветок, Арлекин, всегда заворачивались в бумажный кулек, перевязанный красивой ленточкой.

– А во что же вы упаковывали самые знаменитые свои изделия?

– В изысканно расписанные либо инкрустированные бронзой и полудрагоценными камнями коробки. Были, конечно, и другие, обитые бархатом и атласом самых дивных цветов, украшенные блестками, вышивкой или бантиками. Случались и специальные заказы, которые мы отправляли в золотой или серебряной корзине, а однажды один известный французский аристократ потребовал, чтобы к нему заказ был доставлен в корзине, осыпанной бриллиантами.

Клара присвистнула.

– Господи, это тебе не ириски на ярмарке! Пока ты не приехала сюда, я слыхом не слыхивала, что есть на свете такие деликатесы. – Она продолжала наблюдать за тем, как Софи упаковывала картонные коробки в корзину, устланную белым атласом и бумажными кружевами, а ручки которой были перевиты красивой лентой. – А что, у этих богатых французов не было своих собственных кондитерских?

– Конечно же, были, но только их кондитерские не могли тягаться с моим отцом… Первым делом мне необходимо обеспечить хороший выбор при конкурентной цене. Позже я займусь более сложными и дорогостоящими изделиями.

Софи накрыла содержимое своей корзины белоснежной скатертью.

– Ну, вот я и готова. – Она извлекла из своего кармана список лавок, которые намеревалась посетить. – Начну с миссис Эдвардс. Ее лавка первая по списку, к тому же у нее высокие требования к сладостям, а потом пойдем дальше.


Клара скребла полы в прихожей, когда в дом через черный ход вбежала Софи и чуть не сбила ее с ног.

– О, Клара, прости меня. Я не думала, что ты дома.

– Да и я тебя не ожидала увидеть так скоро. Что случилось? Ты что просыпала содержимое своей корзинки?

– Нет. – Софи захлопала в ладоши от радости. – Миссис Эдвардс забрала все образцы. Я дала ей попробовать всего лишь один леденец, и она сказала, что покупает все, что в этой корзине. Она сделала мне заказ, чтобы каждый понедельник я поставляла ей очередную порцию сладостей.

– Отлично! Уж она-то умеет отличить хорошее от плохого! Хорошо, что ты только половину сделанных тобою образцов прихватила.

– Сейчас разложу все остальное по коробкам.

Хотя Софи и очень хорошо начала, в остальных обозначенных в списке местах ее ожидал куда меньший успех. И пусть владельцы лавок высоко ценили ее продукцию, отнюдь не все из них были заинтересованы в новой поставщице, однако кое-кто из них все же сделал ей по небольшому заказу в качестве эксперимента. В семейных лавках с нею даже разговаривать не захотели, чужаков здесь не жаловали. Когда обход был закончен, в корзине Софи оставалась еще одна коробка конфет, с которой она уже намеревалась вернуться домой.

Неподалеку находилась кофейня, где собирался высший свет Брайтона. Софи прочла фамилию владельца на вывеске и вошла. Ароматы кофе и горячего шоколада напомнили ей, как много времени прошло со времени завтрака. Она спросила, можно ли увидеть мистера Митчелла.

– Он отошел в мир иной уже десять лет тому назад, – ответили ей. – Сейчас владелицей заведения является миссис Митчелл.

Когда Софи вошла в контору хозяйки, миссис Митчелл стояла у окна, изучая какой-то документ.

– Что вы хотите мне предложить? – спросила она на чистейшем французском. – Обычно я не отказываю эмигрантам, но должна заранее предупредить, что в кружевных салфетках, покрытых изысканной вышивкой скатертях и сушеных цветах я нужды не испытываю.

– Нет, у меня ничего такого нет, мадам, – ответила на своем родном языке. Софи. – Мои кондитерские изделия весьма отличаются от тех сладких пирожных, что вы здесь подаете…

Женщина оторвала взгляд от бумаг и посмотрела внимательно на Софи.

– Мне сказали, что ваша фамилия Делькур. Неужели вы… Да не может быть!

– Парижанин Анри Делькур был моим отцом.

Миссис Митчелл тут же отложила папку с документами и направилась к Софи, хрустя темно-зелеными шелками.

– Известие о его гибели меня весьма огорчило… А вы, насколько я понимаю, пошли по стопам своего отца?

– Да, мадам.

– Восхитительно! Присаживайтесь, не хотите ли отведать немного горячего шоколаду?

– Да, я бы не отказалась.

Миссис Митчелл позвонила в колокольчик и отдала распоряжение официантке. Затем присела рядом с Софи. Софи протянула ей коробку своих конфет. Попробовав одну, миссис Митчелл в восхищении закатила глаза.

– Париж! Сразу же представляется лавка вашего отца. Там всегда восхитительно пахло. У него всегда на прилавке стояло хрустальное блюдо с конфетами. Странно, что мне сейчас это припомнилось…

– Простите, а вы что, были лично знакомы с моим отцом? – Софи была тронута нахлынувшими на хозяйку кофейни воспоминаниями.

– Нет, я была всего лишь одной из его постоянных покупательниц, но это было уже давно. Видите ли, я познакомилась со своим английским мужем, когда он был в Париже по делам. И когда бежала вместе с ним, чтобы выйти за него замуж, семья моя меня прокляла, и с тех пор я уже никогда не видела моей милой Франции. Позвольте, я попробую еще одну конфетку.

Софи провела приятных полчаса в компании миссис Митчелл. Результатом стал заказ, о котором она даже мечтать не могла. Выйдя из кафе, Софи не сразу пошла домой, а решила прежде поговорить с Генриеттой. Когда девушка услышала о предложении подруги, глаза ее округлились.

– Вот было бы здорово! Но я сроду не готовила. Меня учили, как вести большое хозяйство, как готовиться к свадьбе и как именно следует подбирать меню по тому или иному случаю, но я никогда не была на кухне, даже здесь в Брайтоне, потому что моя тетя мне это просто-напросто запрещает.

– Но у вас в доме всего лишь одна служанка. Неужели кто-то из местных постоянно ходит готовить вам обеды?

– Уж сколько их было! Настоящая чехарда с этими поварами, все потому, что тетушка Диана, по-прежнему, ведет себя как будто у нее добрая сотня слуг. Я было сама захотела попробовать что-нибудь приготовить по поваренной книге, но как я уже упоминала, мне это не позволили.

На какой-то миг такая овечья покорность подруги вызвала у Софи вспышку раздражения. Но она тут же быстро вспомнила, что не было никакой вины Генриетты в том, что она вынуждена выказывать совершенное послушание тем, от кого всецело зависит.

– Так что видишь, – в отчаянии закончила Генриетта, – как бы я ни хотела помочь тебе в твоей кондитерской, моя тетя ни за что не позволит мне работать на кухне, и в любом случае, боюсь, что при полном отсутствии практических навыков, я буду в большей степени тебе помехой, чем помощницей.

Софи улыбнулась.

– Если ты не против, я все же попробую рискнуть. Что до моего рабочего помещения, отныне оно будет известно как кондитерское ателье Делькур. Думаю, что новый статус уничтожит столь ненавистное твоей тетке слово «кухня». А всю сложную работу я буду делать сама. Поначалу тебе придется выполнять лишь самую нудную работу: взбивать кремы, мыть посуду и убирать рабочее помещение. Ну как, все еще хочешь этим заниматься?

– Да! И я обязательно научусь, Софи, обещаю тебе!

– Тогда попроси у своего дядюшки разрешения отлучиться ко мне на сегодняшний вечер.

– Хорошо, но я хочу, чтобы ты сама за мною зашла.

Софи тяжело вздохнула.

– Пора бы тебе уже прочно самой стоять на ногах.

– Да, но не сегодня. Боюсь, что скажу что-нибудь не так, и тогда тетя Диана скажет дяде, чтобы он меня не отпускал.

Софи покачала головой.

– Отлично! В шесть часов буду у тебя дома.

Генриетта поспешила обнять ее.

– Ты самая лучшая подруга!

В тот вечер Софи поступила так, как обещала. Барон де Бувье, высокий, худой, в белом парике, бросил на нее взгляд, исполненный презрения. Судя по всему, он считал, что она чуть получше простой крестьянки, однако Софи на подобные глупости сроду внимания не обращала и сразу перешла к делу. Она попросила его дать разрешение, чтобы его в данный момент нервно переступавшая с ноги на ногу племянница помогла ей в работе. Супруга барона была здесь же и внимательно прислушивалась к каждому слову Софи. Узнав, что отныне Генриетта будет получать куда более высокий, чем за плетение соломенных шляпок, заработок, баронесса почти незаметно кивнула своему супругу. Деньги, которые они прежде тратили так, будто бы они сыпались из рога изобилия, и в которых в последнее время испытывали крайний недостаток, стали определяющим фактором в ее жизни. По крайней мере, работая на Софи, Генриетта в большей степени компенсировала бы расходы на свое содержание. Барон заметил поданный супругой знак.

– Хорошо, – сказал он Софи, даже не посоветовавшись по этому поводу со своей племянницей. – Так и быть, Генриетта может устроиться к вам на работу, мадемуазель, но лишь при условии постоянного и соответствующего ее благородному происхождению жалования.

Софи сделала реверанс, как требовал тогдашний этикет, и обе девушки вышли из комнаты. В коридоре Генриетта сплясала победный танец.

– Тебе все-таки это удалось! Когда я могу приступить к своим обязанностям?

– Как только будет готово наше ателье. Я уже подмела там сегодня, а сосед-печник начал выкладывать кирпичами паровой котел. Он также вывез оттуда весь ненужный хлам. Единственное, что я оставила, так это кое-какую мебель, что может нам пригодиться. Печник сказал, что закончит с котлом завтра к десяти часам утра, но все равно я не смогу им пользоваться до тех пор, пока не застынет цемент.

– Ну, значит, я приду, когда он уйдет, и помогу тебе там прибраться. Думаю, что скрести пол я как-нибудь научусь. Я много раз видела, как женщины это делают.

Когда утром Генриетта пришла в домик Ренфрю, Клара бросив взгляд на совершенно неподходящую для работы одежду девушки, выдала ей старую хлопчатобумажную робу да большой ситцевый передник, более подходившие для того, чем ей сегодня предстояло заняться. Софи, уже работавшая в своем ателье и одетая под стать Генриетте, увидев переодевшуюся подругу, пошутила:

– Только не вздумай, сейчас на себя в зеркало смотреть, а то ни за что не узнаешь.

– Мне все равно, если сейчас я похожа на пугало, – добродушно заметила Генриетта. – Главное, что я здесь. С чего начинать?

Клара также взялась помогать Софи и Генриетте, так как к грязи, которую необходимо было убрать, добавился еще и строительный мусор, оставшийся после работы печника. Первым делом был прочищен дымоход, а с трубы было убрано воронье гнездо. Затем под старинным котлом развели огонь, чтобы нагреть для генеральной уборки воду. Все три женщины старались изо всех сил, с ожесточением отдраивая стены и стрехи и выметая из углов паутину. Генриетта визжала каждый раз, когда видела большого паука. Позже в дело пошли швабры, и плитки пола стали промываться мыльной водой до тех пор, пока не заблестели, как новые. Софи с подругами удовлетворенно взирала на результаты их совместных усилий. Хоть здесь было еще довольно сыро, зато чисто, а в воздухе стоял душистый аромат весело потрескивающих в очаге яблоневых веток. Стены стали гораздо свежее после того, как с них была смыта копоть веков, окна сверкали, а рабочий стол Софи был белее, чем простыня.

– Да вы у меня просто чудеса творите! – похвалила Софи своих помощниц, игнорируя тот факт, что самую тяжелую работу она все же выполняла сама. – По этому случаю сегодня я устрою для вас и мальчиков званый ужин.

Все трое по очереди посетили мыльню, где кинули свою рабочую одежду на замочку в кадку и сполоснулись теплой водой, смывая с себя трудовой пот. Пока дошла очередь до Софи, она успела сбегать и окунуться в море. Вода была холодной, но освежала и бодрила. Генриетта хотела вернуться домой и переодеться, утверждая, что платье, в котором она пришла с утра и в котором прежде обычно работала в шляпной мастерской, не совсем подходит для званого ужина. Тогда Софи одолжила подруге одно из самых лучших своих платьев, и, одев мальчиков в чистые костюмы, подруги направились в трактир на Блэк Лайон стрит. Антуан и Билли носились как ошалелые и даже затеяли потасовку, так что Софи и Кларе пришлось их взять за руки, восстанавливая спокойствие.

Вечер был проведен на славу. Хотя ужин и нельзя было назвать дорогим, так как трактир обслуживал отнюдь не брайтонскую элиту, пища здесь была простой и сытной. Подруги заказали себе по бифштексу, пудингу с пончиками и по овощному салату. Единственное неприятное для Софи происшествие случилось, когда они уже уходили. Жена хозяина трактира оказалась хорошей знакомой Клары, и пока женщины стояли, обсуждая последние брайтонские сплетни, Софи и Генриетта ожидали Клару, держа мальчишек за руки.

– У нас в шато люстры были почти как эти. Только у нас они были красивее, с такими искрящимися подвесками.

– Могу спорить, что не было у вас ничего такого! – рассмеялся Билли. – А что это еще за шату такое?

– Было, было! – упрямо настаивал Антуан. – А шато – это мой дом во Франции, в который я когда-нибудь вернусь.

Софи переглянулась с Генриеттой и не замедлила вмешаться:

– Хватит спорить! К чему портить такой хороший вечер. Будьте оба хорошими мальчиками.

Слава Богу, что мальчики все же ее послушались, а вскоре подошла готовая поделиться свежими сплетнями Клара. Позднее, когда Софи укладывала Антуана спать, пользуясь тем, что Билли рядом не было, она дала мальчику следующий совет:

– Думаю, что в разговоре лучше называть шато просто домом, Антуан. К чему нам похваляться перед другими. Скромность украшает превыше других добродетелей, или я не права?

На минутку задумавшись, Антуан согласно кивнул головой.

– Хорошо, – ответил он, засыпая. Поцеловав его, Софи вышла из комнаты.

За завтраком Клара сделала Софи и мальчикам следующее предложение:

– Почему бы нам не устроить костер из всего того барахла, что мы выкидывали из старой кухни? Мы бы отнесли весь этот хлам на берег моря в часы отлива и, добавив немного сухого хвороста, устроили бы такой славный костерок.

Мальчики несказанно обрадовались и загремели ладошками по столу, Софи еле удалось успокоить их. Мальчикам сказали, что они на костер могут пригласить своих школьных товарищей, а затем Софи отправилась в город закупать продукты для своего ателье.

По пути она зашла к соседям, чтобы пригласить их на предстоящее празднество. В то время отлив обычно продолжался около трех часов, так что костром им предстояло полюбоваться вволю. Она бы еще с удовольствием пригласила Генриетту, но ее лучшая подруга сегодня должна была сопровождать свою тетушку на партию в преферанс, проводившуюся в одном из аристократических салонов.

Когда Софи вернулась, Клара уже пекла пироги.

– Ты не вытащишь косточки из еще одного фунта изюма? – сказала она вместо приветствия.

Софи не замедлила надеть передник, помыть руки и приступить к выполнению этого задания. Было договорено, что Антуан и Билли должны будут перетащить весь хлам на берег моря после того, как придут из школы, но пока Софи ходила в город, Клара нашла еще двух добровольных, мужчин-помощников из соседей, готовых перетащить его на берег, лишь только наступит отлив.

На закате, по крайней мере, сорок человек собралось на свет взметнувшегося голубовато-золотистыми искрами костра. Хищное пламя пожирало смоленые канаты, ломаную мебель и пришедшую в негодность рыбацкую снасть. Клара и Софи обходили пришедших на костер с подносами, полными пирогов. Народ принес с собой пивные кружки и кувшины, и пока взрослые коротали время за неторопливой беседой с полным бокалом крепкого эля, дети пили разбавленный сок красной смородины еще из прошлогодних запасов Клары.

Уже стемнело, и на небе зажглись первые звезды. Все было выпито и съедено, а костер еще продолжал гореть, поднимая высоко вверх столб ослепительного пламени. Отцы школьников, пришедших на это празднество, подкидывали в огонь куски досок, выброшенные на берег морем. У кого-то из родителей оказались с собой бенгальские огни и фейерверки, заметно оживившие подходившее к концу веселье. К собравшимся на берегу прибавилось еще немало людей, издалека увидевших свет костра, и теперь количество любовавшихся веселым танцем огня увеличилось вдвое.

В самый разгар празднества Софи внезапно ощутила каждой клеткой своего тела, что к костру прибыл еще один незваный гость. Повернув голову, она увидела Тома. Он стоял на спуске к берегу, эффектно освещаемый алыми языками пламени. Взгляд его глубоко посаженных глаз пронзал ее насквозь. Она внезапно испытала нечто похожее на то, что почувствовала, когда встретилась с ним взглядом в зеркале в той зале Морского Павильона. Но на сей раз не отпрянула, поскольку то, что читалось в этом взгляде, уже не являлось для нее откровением. Вместо этого, она, стоя посреди всеобщего веселья подобно сомнамбуле, ощутила внезапное головокружение и странный трепет, пробежавший по телу. Затем, словно услышав ее безмолвный призыв, Том стал спускаться к берегу. В руках он держал бобровую шапку, мех которой отливал бронзой в отблесках костра.

Софи, постаралась взять себя в руки. Сердце ее учащенно забилось. Том наблюдал за ней уже несколько минут, прежде чем она его заметила. Она со смехом отскочила в сторону, спасаясь от вырвавшейся из костра горячей искры, и молниеносно подхватила на руки слишком близко подошедшего к костру ребенка. Когда, повернув голову, Софи встретилась с Томом взглядом, он почувствовал, как любовь к ней заполняет его сердце. Он не отрывал от не глаз. Она заговорила первой, почти срывающимся голосом:

– Что на сей раз привело вас в Брайтон?

Существовали причины, о которых он не имел права ей говорить, но одну он все же назвать мог.

– Необходимость увидеть вас, Софи.

Он подняла в удивлении брови.

– Опять вазы? – усмехнулась она. Несмотря на всю легкомысленность, в ее тоне сквозило крайнее напряжение.

– На сей раз нет, – Том бросил взгляд в сторону костра. – А не рановато ли вы стали праздновать ночь Гая Фокса, мадемуазель? Еще ведь, кажется, не ноябрь.

– Само собой. Хоть я и француженка, но уже успела выучить все ваши праздники. Нет, сегодня мы празднуем не очередную годовщину разгрома заговорщиков, пожелавших взорвать Парламент. Причина сегодняшнего веселья совсем в другом. Я открываю новое предприятие. Мы сжигаем весь хлам, что загромождал помещение, в котором отныне мое ателье.

Улыбка искреннего удовлетворения озарила его лицо.

– Вы вновь решили заняться кондитерским делом?

– Да! – Софи всплеснула руками, ободренная его внезапным одобрением. – В немалой степени я обязана этим вам, ведь вы прислали мне тот памятный выигрыш с нью-маркетских скачек. Я не замедлила поблагодарить вас в отправленном мною тогда же послании.

– Думаю, это письмо ждет меня в Лондоне. Я вновь был за границей. В любом случае я не хочу, чтобы вы мне писали формальные письма. Мне было бы куда приятнее, если бы вы мне сами рассказали о том, что вы здесь делали и о последних брайтонских новостях.

Она взглянула вверх на последнюю ракету, взорвавшуюся ливнем золотых звезд.

– У меня нет времени писать длинные письма.

– Тогда расскажите мне, что заставило вас сменить род занятий.

Когда она вкратце изложила ему детали, он озадаченно нахмурил лоб.

– Все-таки никак не могу взять в толк, зачем вам понадобилось наниматься на должность белошвейки. У вас и так уже немало заказов, неужели вы все успеваете?

– Ну, если бы я волновалась лишь за себя, то наверняка бы решила иначе, но я не могу рисковать всем, когда у меня Антуан.

Она посмотрела в сторону играющих детей.

– А вот и он. Антуан, посмотри, кто заглянул на наш костерок?

Антуан, взъерошенный и перепачканный в песке, вприпрыжку побежал к ним, однако благородные манеры все же не были им навсегда забыты, и, приблизившись, мальчик низко поклонился.

– Ваш покорный слуга, мистер Фоксхилл.

– Вы оказали мне большую честь, Антуан, – ответил Том, улыбнувшись с равной учтивостью. – Вы ведь славно проводите время, не так ли?

– Да, сэр. Прежде мне еще никогда не приходилось находиться так близко от большого костра.

– Вы знаете, что костры зажигают по холмам всей Англии в случае угрозы вторжения неприятеля?

– Так это же целое море костров?

– Вне всякого сомнения.

Но тут один из мальчишек вновь потянул Антуана за руку в круг играющих детей.

– Покажите мне ателье, где собираетесь работать.

Сказав Кларе, что она уходит, Софи повела Тома к своим новым владениям. Когда они подошли к ее ателье, мадемуазель Делькур, прежде чем открыть скрипучую дверь, объяснила, что именно находилось в этом строении прежде.

– Подождите, пока я зажгу свечу.

В тусклых отблесках света, Том ступил через порог. Повесив шапку на крючок, он расстегнул пуговицы на своем камзоле, прошелся по помещению, внимательно осмотрев добела выскобленную комнату, обставленную самой необходимой мебелью, с поленницей дров под очагом. Он вынес свой вердикт:

– Очень хорошо. Много места и хорошее освещение благодаря большим окнам. Но они не были такими большими, когда этот дом только строили. Я не специалист, но скажу вам, что, судя по всему, Это древнейшая постройка Брайтона, конечно, значительно перестроенная.

– Кое-что здесь переделал муж Клары, – Софи довольно огляделась вокруг. – Все-таки мне повезло, что именно здесь будет мое ателье. Завтра я собираюсь все здесь побелить.

– Да я сам лучше вас это сделаю, – вызвался в добровольные помощники Том. – Хотите, я наделаю вам здесь полочек?

– Вы и так для меня слишком много сделали, – твердо ответила она. – У Клары есть очень хороший знакомый плотник, и завтра я собираюсь к нему обратиться.

Том продолжал оценивающе озирать помещение.

– Так где именно вы планируете установить эти полочки?

– Думаю, не помешало бы штук шесть со стороны стола. – Она указала место, после чего перевела взгляд на стену, где окон не было. А в этом углу я хочу, чтобы их было побольше, от пола до потолка.

– Отлично задумано, мадемуазель! Так я их и сделаю. Я ведь куда лучший плотник, чем вы себе это можете представить… А как насчет белил?

– Уже готовы. Я их заранее намешала.

– А кисти у вас хорошие, и достаточное ли их количество?

– Клара мне свои одолжит. Но, позвольте, неужели у вас здесь нет более важных дел?

Продолжая расхаживать по комнате, Том ответил:

– На сей раз единственной целью моего приезда в Брайтон было повидаться с вами. А поэтому, что может быть лучше, чем оказать вам при этом услугу? По крайней мере, еще целые сутки я буду здесь.

Она лишь головой покачала.

– Да что вы за человек такой беспокойный, Том. Вы постоянно то возвращаетесь, то вновь куда-то отбываете. Вы еще не устали от путешествий?

Он остановился спиной к ней у старинного шкафа.

– Думаю, да, – признался Том. – Но пока что конца этому не видно…

Софи подошла к нему и увидела, что он внимательно изучает резьбу на дверце шкафа.

– Неужели вы не можете послать в другие страны своих агентов, которые могут делать покупки от вашего имени?

Он улыбнулся.

– Конечно же, могу. Но есть дела, которые я должен решать лично. – И затем, кивнув в сторону шкафа и словно подводя черту под разговором, он изрек: – прекрасный экземпляр!

– Я тоже так подумала, – ответила Софи. – Хорошо в нем хранить формочки и весь мой нехитрый инструмент, но Клара говорит, уж больно он здоров, чтобы тащить его в дом.

Оценивающе посмотрев на шкаф, Том промолвил.

– Английский дуб. Начало шестнадцатого века.

– Быть может, его можно продать, и тогда бы Клара разбогатела?

Том отрицательно покачал головой.

– Нет, в наши дни ценятся лишь изящные и элегантные вещи. Я бы сказал, что это изделие местного умельца.

– Значит, он наверняка принадлежал первой семье, что здесь поселилась.

– Вполне возможно.

– В таком случае я должна его особо ценить.

– Ценить? – еле слышно прошептал он. – О, именно так отношусь я к воспоминаниям о вас, когда покидаю Брайтон.

Софи невольно встрепенулась, но он уже понял, что теперь ей не уйти. Она ведь не убежала, когда он любовался на нее в отблесках ночного костра, и лишь только дыхание ее тогда стало прерывистым.

Внезапно и Софи, и Том ощутили, сколь неожиданно тихо стало в ателье, шум царившего на берегу веселья сюда уже не долетал. Свет свечи отбрасывал на стену причудливые тени. Софи уже поняла, что она на грани того, чего всегда так боялась. Но нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы избежать, сохранив твердость духа. Но почему же тогда она бездействовала в столь стремительно нараставшей между ними чувственной напряженности? Всеми фибрами своей души, каждой клеточкой своего тела ощущала она мужскую силу, исходившую от этого человека. О, какое неодолимое желание читалось в его лице. Словно в замедленной съемке, она увидела, как руки его потянулись к ней. Но в последний момент она отстранила его, услышав внезапный топот конских копыт. Софи охватил страх.

– Послушайте! Всадники! Что происходит! – В груди похолодело от ужаса. – Неужели контрабандисты?! О Господи! Антуан и все дети ведь еще там на берегу.

Том распахнул дверь первым, она выбежала за ним и сразу же услышала пронзительные крики со стороны, где горел костер. Громко причитая, она побежала к берегу. Повсюду были конные драгуны. Выхватив из ножен сабли, они окружили группу охваченных паникой людей. Женщины с криками прижимали к груди плачущих детей, в то время как мужчины пытались вооружиться горящими сучьями. Лошади фыркали и пятились назад. Софи увидела, как Том, перепрыгивая по камням, бежал к костру, восклицая:

– Да это не французы! Глаза откройте! – Никто его, по-прежнему, не слушал. Остановившись у огня, Том извлек из-за пазухи пару пистолетов и одновременно выстрелил из них в воздух. Грохот на мгновение парализовал толпу, и Том, воспользовавшись столь ценными сейчас секундами, проревел вновь: – Да это не вторжение! Это наши драгуны! – Затем он обратился к военным. – Кто здесь командир? Пусть выйдет вперед!

Наступила полная тишина, в которой были отчетливо слышны лишь всхлипы насмерть перепуганных детей. Софи видела, как к Тому подъехал конный офицер. Она с горечью поняла, что общая нервозность в связи с предполагаемым вторжением французов вызвала панику при появлении солдат. Но Тому, слава Богу, удалось всех успокоить.

– Что эта значит? – потребовал он объяснений у офицера, все еще держа в руках дымящиеся пистолеты. – Как смели вы нарушить покой добрых граждан и их детей?!

– Мне донесли, – холодно ответил офицер, – что кто-то разжег костер, чтобы уведомить нас о том, что началось вторжение французов. Я понял, что это ошибка, как только мы сюда прибыли, но какая-то баба заорала, что мы французы, и вот полюбуйтесь на результат. – Он указал острием своей сабли на огонь. – Погасить немедленно! Чтобы больше никаких костров и вечеринок! Это приказ! Костер такого размера мог повлечь целую цепь костров-предупреждений о начале войны по всему королевству!

И, пришпорив коня, он поскакал прочь, скомандовав своему отряду отходить. Спрыгнув с обрыва на прибрежную гальку, Софи подбежала к побледневшей как мел Кларе, не выпускавшей Билли из рук. Антуан стоил рядом. Он уже оправился от испуга, тем не менее, сразу же схватил Софи за руку.

– Шум мне этот не понравился, тем не менее, французские солдаты не причинили нам никакого, вреда.

Она погладила его по голове, стараясь, чтобы он не заметил заблестевших в ее глазах слез. Увидев, что к ним приближается Том, она постаралась утереть их рукавом. Он уже успел спрятать свои пистолеты.

– Никто не ранен, – попытался он ее успокоить. – Тем не менее жаль, что праздник испорчен.

Она кивнула.

– Но если бы не вы, Том, все могло бы сложиться куда хуже.

Люди стали подходить к Тому, чтобы выразить ему свою благодарность, и Софи отошла прочь. Те, кто жили поблизости, побежали домой за ведрами и вскоре уже черпали воду из моря. Прилив стремительно надвигался, но все равно никому не хотелось, чтобы драгуны вернулись сюда вновь. Когда кострище залили водой, во все стороны поднялись клубы молочно-белого пара. Народ стал расходиться по домам. Том вернулся к Софи и посоветовал ей и Кларе тоже идти домой.

– Я уж сам позабочусь, чтобы здесь ничего не горело, – а для Софи он добавил: – Утром ждите меня в своем ателье.

Когда Софи, взяв Антуана за руку, стала подниматься по тропинке вслед за Кларой и Билли, она никак не могла взять в толк, зачем такому человеку, как Том, постоянно носить при себе столь устрашающие заряженные пистолеты.

Глава 14

Том появился в половине восьмого утра. Софи была уже в ателье и как раз натягивала на себя холщовый передник, когда он, постучав, вошел, держа в руке сумку с плотницким инструментом.

– Здравствуйте, Софи. Я уже заказал тес, и его в течение часа доставят сюда, а инструмент я одолжил у одного местного мастера. Я не опоздал?

– Нет, нет, совсем наоборот. Еще не пришла Генриетта.

Том быстро снял куртку и закатал рукава, приготовившись как следует поработать.

– Мне понадобится лестница-стремянка, – сказал Том, надевая предусмотрительно прихваченный с собой фартук садовника.

– Там стоит одна, как раз напротив старой конюшни. Вам бы лучше заодно там оставить вашу куртку, а не то вы ее всю белилами испачкаете.

– Я так и сделаю.

Но Том не ушел тотчас же. Вместо этого, он сделал пару шагов навстречу Софи.

– Ну, как себя утром вели дети? А как здоровье миссис Ренфрю? Никаких недомоганий после эксцессов вчерашней ночи?

– Никаких. Во время завтрака мальчишки, как обычно, ходили на головах.

– А как вы, Софи?

– Со мною все хорошо, – ответила она.

Когда он вышел, Софи взяла с полочки огниво и трут и разожгла огонь. Заплясавшие языки пламени напомнили ей о вчерашнем костре, о том глубоком волнении, которое она испытала, заметив, что Том наблюдает за нею с обрыва. Каждый раз, когда ее целовал Рори, она испытывала любовный трепет. Но когда рядом был Том, ею овладевали совершенно иные чувства, отрицать существование которых было бы нелепо.

Когда дверь распахнулась вновь, она чуть не вскрикнула от неожиданности, и ей показалось, что он читает ее мысли. Но тут пришла Генриетта с номером издававшейся в Лондоне французской эмигрантской газеты.

– Вы не читали последнего выпуска? – спросила она с порога.

– Нет, – ответила Софи, преисполнившись дурных предчувствий, поскольку в лице Генриетты явно читалась тревога.

– Прочитай это объявление! Вот то, что я обвела чернилами. – Генриетта развернула газету перед Софи. Она оказалась открытой как раз на той странице, где печатались объявления эмигрантов, разыскивающих в Англии своих родственников или знакомых; с которыми они потеряли связь. Дрожа от волнения, она прочла: «Родственник разыскивает Антуана, графа де Жюно, внука последнего маркиза де Фонтэна, родившегося в 1788 году. Мальчик красив собой, волосы коричневые, светлые, вьются. Он был похищен из родового имения во время нападения революционеров, предположительно служанкой графа. За любые сведения о местонахождении Антуана де Жюно предлагается награда в сотню гиней».

Генриетта перегнулась через плечо Софи.

– Представь себе, какая наглость! Утверждать, что Антуан был похищен! Какое коварство! И это после того, как ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти мальчика. Предполагаю, что это было сделано для того, чтобы лишить тебя каких бы то ни было юридических прав на мальчика. Ты не раз говорила мне о том, что у Антуана не осталось близкой родни. Так кто же в таком случае мог дать это объявление?

– Конечно же, это именно тот человек, что осквернил могилу маркиза… Я…

Софи не договорила, поскольку в комнату со стремянкой в руках вошел Том. Генриетта спешно спрятала газету под ворохом щепок для растопки, что лежали на очаге. Нет, Софи не желала делиться с Фоксхиллом тайной происхождения Антуана. Она поспешила представить Тома подруге, объяснив, что он добровольно предложил свою помощь в ремонте помещения.

– О, сколь это галантно с вашей стороны, мистер Фоксхилл! – воскликнула Генриетта.

– Вовсе нет. Я был рад оказаться здесь вовремя.

Софи заметила, что, судя по всему, Том показался Генриетте весьма привлекательным, так как девушка зарделась и, очаровательно прощебетав какую-то ерунду, с явной неохотой отправилась на конюшню, чтобы повесить там свой плащ.

– С тобой все в порядке, Софи? – спросил Том, пристально на нее посмотрев.

– Да, – улыбка Софи получилась чересчур напряженной, и ей подумалось, что он наверняка заметил ее угнетенное состояние. – Просто теперь у меня от всех этих забот голова кругом идет. Я рада, что ты наконец познакомился с Генриеттой, потому что прежде я уже столько говорила о вас друг другу.

– Она очень милая девушка.

Установив как следует лестницу, он поднялся к потолку с ведром побелки в руках и подвесил его на вбитом в стреху гвозде. Софи, не в состоянии избавиться от раздумий по поводу прочитанного только что объявления, машинально разворачивала старое тряпье, которым собиралась накрыть от побелки немногочисленную мебель. Вернулась Генриетта и, шаловливо хихикнув, прошептала на ушко Софи:

– Ну, наконец-то я познакомилась с мистером Фоксхиллом! Какой красавец! Если бы я не знала, что он всегда приезжает неожиданно, я бы подумала, что ты намеренно стараешься его к себе привязать!

– Не говори глупостей, – резко прошептала в ответ Софи. – А то моему терпению в любое мгновение может прийти конец.

– Прости! – Генриетта виновато посмотрела на подругу.

Неожиданно встретив Тома Фоксхилла, она совсем забыла, сколь тягостное впечатление могло произвести на Софи опубликованное в газете объявление. Поскольку они не могли позволить, чтобы Том работал один, Генриетта и Софи также взялись за кисти.

Генриетта, посчитав надетый на ней головой убор недостаточно соблазнительным, все же умудрилась сделать так, чтобы ей на лицо из-под чепца ниспадало несколько дивных локонов. Когда она начала работать, к ней обратился стоявший на стремянке Том.

– А вы слышали о том, что вчера вечером произошло на морском берегу, мадемуазель де Бувье?

– Нет, – в удивлении открыла рот Генриетта. – А что случилось?

Софи рассказала в подробностях историю со вчерашним костром.

Генриетта поспешила выразить свое смятение.

– Какое ужасное недоразумение, что такой веселый вечер для детей были испорчен столь страшным образом. Слава Богу, меня там не было. Я бы со страху в обморок упала. – И, опустив на мгновение кисть, она взглянула на Тома. – Хорошо, что при вас оказались пистолеты, мистер Фоксхилл, в противном случае, судя по тому, что рассказала Софи, в общей панике вас уже бы никто не услышал.

Софи продолжала методично водить по стене кистью, но тем не менее прислушалась к ответу Тома. Он был вполне заурядным.

– Совершенно с вами согласен, но видите ли, поскольку на лондонской дороге местами еще орудуют шайки разбойников, во время путешествия я всегда готов себя защитить.

– Но носить с собою пистолеты прямо здесь в Брайтоне?! – продолжала настаивать Генриетта.

Не прерывая работы, Том лишь слегка улыбнулся.

– Конечно же, вы не боитесь, что на здешних улицах вас ограбят. А я вот вряд ли бы рискнула пройти до этого ателье тропинкой, что идет вдоль моря…

– Оставьте эти страхи. Смею сказать, что лишь в пору контрабандной луны, когда эти джентльмены заняты своим незаконным промыслом, они представляют опасность для девушек, проживающих в этой округе.

– А что, они их тогда похищают? – в ужасе пролепетала Генриетта.

– О, мадемуазель, вы еще не знаете, на что способны эти разбойники.

Но тут их беседу прервала Софи:

– Не отвлекайтесь от работы, Генриетта, Том просто вас дразнит.

Генриетта послушалась и на какое-то время в помещении воцарилась тишина, прерываемая мокрыми шлепками кистей о стены, да потрескиванием огня в камине.

Закончив работу по дому, Клара принесла в ателье поднос с закусками. Побелка была уже закончена, и все несказанно, обрадовались перерыву в работе. В помещении было довольно промозгло, окна были раскрыты настежь, чтобы апрельский бриз ускорил сушку еще влажных стен и потолка. Том подвинул скамью поближе к огню, использовав в качестве столика трехногий табурет. Подруги разделили трапезу вместе с Фоксхиллом. Подняв кружку с горячим шоколадом, он прочел по этому поводу смешной стишок.

Генриетта удивилась, когда, выпив содержимое своей кружки, она обнаружила на дне ее лягушку, но, слава Богу, та оказалась сделанной из фарфора.

– Я собиралась сама из нее пить, – извинилась Клара. – Когда мой сынок Денни еще жил здесь, он любил подшутить с помощью этой диковины над гостями.

– Вы ещё не скоро его увидите, миссис Ренфрю? – спросил Том.

Она лишь легонько покачала головой.

– Сейчас он в Йоркшире и пробудет там до тех, пор, пока солдат вновь не отправят воевать на континент.

– Похоже, что это еще произойдет не скоро, – сказал Том. – Пока что блокадой товаров на континенте занят королевский флот, благодаря которому поставки товаров во Францию фактически прекращены.

– Как вы думаете, английскому флоту удастся поставить революционеров на колени? – спросила Генриетта.

– Поскольку французский флот на сегодняшний день в полном развале, такая возможность не исключается. В прошлом почти все без исключения морские офицеры Франции были аристократами. Теперь, когда большинство из них закончило свою жизнь под ножом гильотины или бежало за границу, мы имеем дело с совершенно необученными командирами-новичками и с командами кораблей, понятия не имеющими о воинской дисциплине.

– Немало французских кораблей потоплено, – заметила Софи. – Я видела довольно пространный список в одной эмигрантской газете.

Она с трудом удержалась, чтобы не бросить взгляд в сторону хвороста, под которым лежал свежий выпуск газеты. Наглость этого объявления просто неслыханна. А обвинения в похищении ребенка – просто неприкрытая угроза в ее адрес. Враги ее предпочитают прибегнуть к английским законам в случае, если им когда-нибудь удастся выйти на след Антуана.

– Ну, что же, за работу!

Том уже встал и ожидал, когда подруги поднимутся, чтобы убрать от стены скамейку. Пока он ушел мастерить полки, а Генриетта вытирала плиты пола, залитые побелкой, Софи и Клара вернулись в дом. Они вымыли и протерли всю новую кухонную утварь, что приобрела Софи для своего кондитерского дела. Мадемуазель Делькур уже было собралась отправиться в свое ателье, как вдруг вошла Генриетта. В руках у нее были газеты, которыми она пыталась накрыть пол от разлетавшихся повсюду брызг.

– Спасибо тебе, ты сегодня на славу потрудилась, – похвалила подругу Софи.

К ее удивлению, Генриетта в ответ лишь залилась густым румянцем, и по всему было видно, что ей отчего-то неловко. Софи подумалось, что, вероятно, она знает причину.

– Ты не переживай, если плиты пола все еще немного белесы, со временем все сотрется.

Генриетту, похоже, вполне устроило такое объяснение ее смущения, и, облегченно вздохнув, она ответила:

– Надеюсь. Я была так неаккуратна.

Софи бросила на нее молниеносный взгляд. Неужели Том с нею флиртовал? Может быть, поэтому Генриетту охватила столь необычная для нее напряженность. Конечно же, между ними с утра возникла размолвка, но ведь обычно Генриетта была так отходчива… Клара, наблюдавшая со стороны и от которой ничего не могло укрыться, заметила, как прячет глаза Генриетта под взглядом Софи.

Мадемуазель де Бувье схватила первый попавшийся из разложенных на столе предметов.

– Что это? – спросила она, разглядывая крохотную рамочку, поделенную на небольшие квадратики.

– Это для нарезки ячменного сахара, – сухо ответила Софи.

– А это? – Генриетта покрутила винтик, установленный на небольшом раструбе.

– Это для того, чтобы делать крохотные, подобные алмазам конфетки-капельки.

– Генриетта взяла в руки шприц с толстой иглой.

А этим что делают?

– Марципановые звезды.

Про себя Клара просто удивлялась долготерпению Софи. Генриетта заметно оживилась, слушая объяснения подруги, и по очереди перебирала лежавшие на столе предметы. Последним оказался пустой брусок дерева с устройством, предназначенным для резки картона.

– Подумать только, сколько конфет я съела, даже не догадываясь о том, как много всего требуется для их приготовления. – Генриетта схватила метелочку для сбивания крема и, помахав ею в воздухе, добавила: – Надеюсь, очень скоро и я научусь всем этим пользоваться.

– Научишься, если будешь упорно трудиться, – бескомпромиссно заявила Клара. Хотя Генриетта уже и выказала готовность к выполнению самой тяжелой работы, трудно было даже себе представить, что она хоть в чем-то добьется мастерства. Девушка, может, и окажется незаменимой помощницей, однако сколько-нибудь сложное задание будет ей наверняка не под силу. – Тебе придется быть особо прилежной в учении.

– Я буду! – страстно воскликнула Генриетта, и глаза ее внезапно наполнились слезами. – Я хочу стать правой рукой Софи, это меньшее, что я могу для нее сделать.

Софи была глубоко тронута столь эмоциональным признанием, причина которого, скорее всего, крылась в усталости Генриетты. Менее впечатлительная Клара собрала забытые на стуле газеты мадемуазель де Бувье и отнесла их в ателье, где позже их можно будет использовать для растопки очага. Перемолвившись парою слов с Томом, она вернулась на кухню. Генриетта уже, сидела за столом в ожидании инструкции по поводу того, как именно следует делать коробки, бумага и ножницы лежали рядом.

– Клара, оставляю тебя командовать, – сказала Софи, выходя из дома с ведром горячей воды и тазом для того, чтобы промыть и ошпарить только что отстроенный паровой котел. Она была рада, что Генриетте остальную часть дня придется провести сидя. Клара научилась вырезать коробки, когда они с Софи делали демонстрационные образцы. Теперь и Генриетта под бдительным взглядом Клары вполне должна справиться с этой задачей.

Войдя в ателье, Софи увидела, что Том уже установил один ряд полок.

– Отличная работа, мистер Фоксхилл, как раз необходимой высоты и ширины.

– Я закончу остальные к концу дня.

– Быть может, вы выбрали для себя в жизни не ту профессию, – пошутила Софи, поднимая крышку парового котла.

В ответ он лишь ухмыльнулся.

– Я держу плотницкое дело про запас, на тот случай, если когда-нибудь поток произведений изящного искусства иссякнет.

– К счастью, этого наверняка никогда не произойдет.

– Если бы мне сегодня вечером вновь не пришлось покинуть Брайтон, я бы вам завтра обязательно еще помог.

Софи промыла трубу, через которую будет течь очищенный сахар. После этого она собрала щепки, лежащие перед очагом, чтобы разжечь пламя под паровым котлом. Она заметила, что Клара затолкала грязные газеты подальше от вылетавших из очага искр, но та самая, с объявлением, по-прежнему была скрыта под ворохом щепок.

– А как вы намереваетесь рассылать ваши кондитерские изделия заказчикам? – спросил Том, когда Софи в очередной раз нагнулась, чтобы бросить в огонь хвороста и газет.

– Найду мальчика-рассыльного, а когда развернусь как следует, куплю лошадь и небольшую повозку. Конечно, не тележку, потому как почитаю элегантность за правило. Отец научил меня, как ездить верхом и как управлять вожжами, когда сидишь вместо кучера.

Пока они разговаривали, Том продолжал заниматься своей работой. Воспользовавшись тем, что он стоит к ней спиной, Софи быстренько вытащила газету из-под щепы и, вырвав из нее пресловутое объявление, сунула эту бумажку себе в карман, остальное она бросила в огонь.

– Знаете, – заметил вполне обыденным тоном Том, – вы ведь можете нанять экипаж у меня.

– Что вы имеете в виду? – спросила. Софи, закрывая заслонку парового котла, когда пламя разгорелось как следует.

– Дело в том, что я уже давно думал, что мне необходим свой собственный экипаж в Брайтоне. Я подыскивал что-нибудь подходящее. Я разговаривал с миссис Ренфрю всего лишь несколько минут назад, и она согласилась, чтобы я арендовал ее конюшню. А это значит, что вы всегда сможете пользоваться лошадью и кабриолетом, чтобы рассылать свои конфеты заказчикам. Говоря по правде, все уже договорено, и я обязательно найму конюха и возницу, как только доставят коня.

Софи не спеша подошла к нему.

– Кабриолет? А я думала, что по стилю вашей жизни, больше подойдет колесница-фаэтон, на котором так легко свернуть себе шею.

– У меня уже есть такая в Лондоне.

– Но вам наверняка бы пригодилась еще одна в Брайтоне. Подумайте, вы могли бы принять участие в гонках колесниц! Мне, почему-то кажется, что вы из тех мужчин, что любят опасности.

– Если я и бываю здесь, то не для того, чтобы принимать участие в гонках колесниц. Кабриолет мне вполне подойдет, – рассудительно ответил Том. – Ну так что же вы по этому поводу скажете?

Прекратив работу, он внимательно посмотрел на нее. Как и прежде, ей было трудно устоять перед искренними проявления доброты с его стороны.

– Мне кажется, – сказала она уже куда более добродушным тоном, – что вы опять задумали очередную интригу, чтобы лишний раз проявить по отношению ко мне свою щедрость.

– Не без этого, но клянусь, я не солгал, когда сказал, что в Брайтоне мне необходимо иметь свой экипаж. Вы сделаете мне большое одолжение, если воспользуетесь им в мое отсутствие.

Она покачала головой:

– Ну что ж, в таком случае, отлично. Шестипенсовик за доставку плюс мои благодарности.

– По рукам! – рассмеявшись, он ударил своей рукой по ее ладони. Именно таким образом в Сассексе заключались сделки. – Я уже присмотрел подходящую лошадь и знаю, где достать приличный кабриолет.

– Каким образом?

Том усмехнулся.

– Потому, что я сделал соответствующий заказ еще в прошлый мой приезд сюда.

– Пойду скажу Кларе, что я согласна.

Софи было собралась уйти, но Том, изловчившись, схватил ее за запястье и, потеряв от неожиданности равновесие, девушка упала ему на грудь. Воспользовавшись тем, что она в удивлении приоткрыла рот, он сомкнул ее губы своим поцелуем. Прошло несколько секунд, прежде чем он ее отпустил.

– Это куда лучший способ скреплять сделки, Софи, – негромко молвил он крайне удовлетворенным тоном. Она мгновенно отпрянула от него и напустила на себя вполне обыденный вид, чтобы скрыть впечатление, произведенное на нее этим поцелуем.

– Может, я и не права, что ваше истинное призвание в плотничестве, – уколола его Софи. – Судя по быстроте, с которой вы сейчас действовали, из вас бы мог получиться какой-нибудь выдающийся разбойник-контрабандист!

Его губы растянулись в улыбке.

– Блестящая мысль! Контрабандой я бы, конечно, заниматься не стал, но вот романтик с большой дороги из меня получился бы изрядный. Я бы заделался эдаким Робин Гудом и раздавал награбленное мной у богатых бедным, вместо того, чтобы, будучи дельцом от изящных искусств, терпеть убытки из-за необязательности покупателей, не спешащих оплачивать свои счета.

– Неужели такое с вами случается? – заметила она.

Том продолжал замер стены для того, чтобы повесить очередную полку.

– К несчастью, случается. И в большей степени от этого, вероятно, страдают портные. Моя одежда изнашивается прежде, чем они успевают получить за нее плату. Позаботьтесь о том, чтобы ваши счета, мадемуазель, оплачивались вовремя.

– Те, кто покупает мой товар, по большей части простые люди из местных, они не привыкли оставаться кому-то должны.

– Тем не менее, всякое предпринимательство обрекает нас на большие долги. Так что будьте поосмотрительней.

– Я учту ваш совет.

Затем она вышла из ателье, и Том закончил с полками и даже успел прибить три ряда крюков, прежде чем она появилась вновь. Он лишь раз прервал свою работу, когда вода в паровом котле закипела. Выпустив из крана немного кипятку, он погасил огонь. Когда Софи вошла, чтобы позвать его к обеду, он рассказал ей о том, что сделал.

– Вот и хорошо, я даже и не думала, что он так быстро закипит.

Стол уже был сервирован. Мальчишки пришли из школы и занимали свои обычные места. Генриетта сидела рядом с Билли. Том церемонно подал Кларе стул, что несказанно ей польстило. Все приступили к обеду, находясь в прекрасном расположении духа. Клара спросила Тома, когда он намеревается в следующий раз приехать в Брайтон, чтобы заранее приготовить кабриолет и лошадь.

– Я никогда не знаю заранее, где и когда я буду, – ответил он, – но лошадь с кабриолетом доставят сюда уже к вечеру. Я все организую еще до своего отъезда из города.

Мальчишки ушам своим не поверили.

– Что, и вправду у нас теперь в стойле будет живая лошадь, ма?! – все еще не веря, воскликнул Билли.

– Представь себе, – ответила Клара.

– И мы на ней будем кататься? – открыв в удивлении рот, спросил Антуан.

– Все будет зависеть от Софи. Она же будет брать лошадь в аренду у мистера Фоксхилла.

Замерев в нетерпеливом ожидании, дети обратили свои напряженные личики к Софи. Взрослые так и прыснули со смеху.

– Вот те на! – воскликнула Софи. – Как это вы оба вдруг так быстро присмирели! Вы должны помнить, что в кабриолете всего лишь два места, но я предполагаю, что иногда вы сможете посидеть вдвоем на месте, предназначенном для одного взрослого человека.

Мальчишки были вне себя от счастья, однако Софи, нахмурившись, призвала к молчанию.

– Приберегите свою радость до тех пор, когда, приведут лошадь, а пока ведите себя за столом прилично. Хорошо, что я сегодня вынесла из конюшни поленницу дров, – проговорила она. – Мне всегда казалось, что лошади будет хорошо в таком просторном стойле.

После трапезы Том предложил проводить Генриетту домой.

– Но только, когда мы дойдем до улицы, на которой я живу, я пойду дальше одна, – заявила она взволнованным тоном. – Я не смею показаться без сопровождения в компании какого-нибудь мужчины.

– Само собой, – ответил Том.

Генриетта повернулась к Софи.

– Я приду завтра в это же время.

Софи выразила свою благодарность Тому за все, что он для них сделал, равно как и за предоставленную лошадь с кабриолетом.

– Что бы я для вас ни сделал, все доставляет мне лишь удовольствие, – ответил он светским тоном.

Когда Том и Генриетта ушли, мальчики решили положить в стойло свежего сена. Софи сообщила Кларе, что собирается утром уехать.

– Куда? – удивилась миссис Ренфрю. – Я уже думала, что ты возьмешься за серийное производство своих конфет.

– Все правильно. Но сегодня я решила посетить ту ферму, где выхаживали меня и Антуана после того, как на нас напала шайка разбойников. Я давно уже думала это сделать, но теперь, когда есть лошадь и кабриолет Тома, грех этим не воспользоваться. Надолго я там не задержусь.

– Но почему именно сейчас?

– Просто предоставилась возможность. Когда я начну работать в Морском Павильоне, у меня может не выдаться подходящего свободного времени.

– Антуана с собой возьмешь?

Софи отрицательно покачала головой.

– Нет, он не должен пропускать занятия в школе. У меня еще остались коробки шоколадных конфет, отвезу-ка я их миссис Миллард.

Перед тем как мальчики легли спать, в воротах появилась лошадь и сидящий в кабриолете конюх. Клара показала ему, как проехать к стойлу.

Том выбрал длинноногую гнедую с белой звездочкой на лбу и добрыми глазами. Судя по крупу и сильным ногам, лошадь была довольно быстроходной. Животное ни в коей мере не было напугано устроившими вокруг нее дикий визг мальчишками. Лошадь как будто бы понимала, что они ее приветствуют. Кабриолет был алого цвета с золотой окантовкой и соответственно выкрашенными колесами. Сиденье, обитое белой кожей, имело под собой просторную полость для багажа. Софи сразу же прикинула, как много упаковок с коробками конфет туда можно положить. Конюх достал из-под сиденья сумку с овсом и сказал Кларе, что начиная с завтрашнего дня корм лошади будут привозить регулярно.

Услышав, что Софи собирается завтра воспользоваться кабриолетом, конюх дал ей несколько советов.

– Эта лошадь хороша в оглоблях и без них. Видите ли, несколько раз мистер Фоксхилл использовал ее в качестве скаковой. Так что проблем у вас с этим чудом не будет, если, конечно не вздумаете поддать ей кнутом. Тогда ищи ветра в поле! И плевать ей будет на то, что у нее прицеплен кабриолет. Ну как, мисс, управитесь с такой бедой?

Софи похлопала по лоснящейся шее коня.

– Во Франции я не раз ездила верхом, и однажды мне попалась лошадь с норовом. А как зовут эту лошадь, любезный?

– Звездочка, мисс. Из-за того, что у нее на лбу пятнышко белое.


Когда наступило утро, Софи запрягла Звездочку в кабриолет и, решив устроить для мальчишек праздник, свезла их на нем в школу. Затем поехала к Миллардам. Первые десять миль она следовала по лондонской дороге, после чего свернула на ведущий к ферме проселок.

День выдался ясным, дул легкий ветерок, а небо было ослепительно синим. Софи вдруг поняла, что впервые с тех пор, как покинула шато де Жюно, оказалась предоставлена самой себе. О том, что мальчик, прежде постоянно сопровождал ее в странствиях, она нисколько не жалела. Она успела полюбить Антуана, как будто он и впрямь был сыном ее родной сестры. Мальчик унаследовал не только красоту своей матери, но и присущее де Жюно честолюбие, постоянно заставлявшее его быть первым, получать лучшие оценки, и быть победителем в любых соревнованиях.

Когда она проезжала через деревню, приближаясь к цели своего путешествия, толпа селян засмотрелась на девушку в новом сверкающем кабриолете, но из этой группы она признала лишь одного мужчину, жившего на ферме рядом с Миллардами.

– Добрый день! – крикнул он ей. – Итак, маленькая француженка решила вернуться?!

Она подъехала к месту, где он стоял.

– Надеюсь, и вы, и ваше семейство, мистер Бромли, в добром здравии?

– Куда уж лучше… А как ваш мальчонка?!

– Растет как на дрожжах, да и в школе отличник.

Внезапно ее осенило.

– Вы назвали меня француженкой? Здесь так принято меня называть?

– Ну, либо так, либо фонтановой девкой.

Такое произношение фамилии маркиза вряд ли признал бы какой-либо француз. Софи улыбнулась.

– Я уж и не чаял вас встретить вновь.

– Да, уж десять месяцев прошло с тех пор, как я отсюда уехала.

– Думаю, вы собираетесь нанести визит несчастной миссис Миллард, – он скорбно покачал головой. – Такое несчастье!

Софи почувствовала, как в жилах стынет кровь.

– Что случилось?

– А вы не знали? Примерно неделю назад, она поскользнулась в коровнике и разбила себе голову о каменную приступку. С тех пор ей, бедняжке, совсем худо.

Софи, поспешно попрощавшись, устремилась из деревни в направлении фермы. Известие о том, что эта сильная, работящая женщина так покалечилась, совершенно испортило ей настроение. Как же теперь управляются мистер Миллард и его сыновья. Быть может, домашним хозяйством занимается жена одного из них. Подъезжая к ферме, Софи не заметила никого из мужчин. Судя по всему, они были в поле. Софи спешилась, но не успела она постучать в дверь, как та распахнулась настежь и ей на грудь бросилась, крепко ее обняв, Джози, заметившая подъезжающий кабриолет из окна.

– Ты вернулась! – Девочка гладила Софи по волосам.

– О-го-го! Да ты так вымахала, Джози, детка!

– А где Антуан? Почему он не с тобой?!

– Сейчас он учится в школе… А ты почему дома сидишь?

– Учительница вышла замуж и уехала в город, а замены нам еще не прислали. Проходи в дом. – Девчонка рванула в прихожую, восклицая на ходу. – Тетушка Ханна! Это мисс Софи!

Появившаяся вскоре женщина вытирала о передник руки. Внешне она напоминала миссис Миллард и тоже была рыжей.

С кухни пахло вареной бараниной, и Софи в мельчайших подробностях припомнила ночь, когда ее вносили в этот дом.

– Так это вы и есть та француженка! – воскликнула женщина. – Мэгги мне все про вас пару месяцев назад рассказала. Я ее сестра Ханна Харвуд. Проходите, как хорошо, что вы решили ее навестить!

– Мне рассказали о случившемся, когда я проезжала по деревне, – сказала Софи, проходя в столь знакомые ей комнаты.

Миссис Харвуд провела ее в прохладную малообжитую гостиную, однако Софи, улыбнувшись, остановилась на пороге.

– Под этой крышей я чувствовала себя как дома, а поэтому больше привыкла к кухне.

– Ну, так мы туда и пойдем, но только после того как вы повидаетесь с Мэгги. Не знаю, надолго ли вы, но в любом случае вы должны с нами отобедать. Мэгги ни за что вас так просто не отпустит.

– Я привезла вашей сестре гостинец – немного шоколадных конфет.

Миссис Харвуд взяла у нее коробку.

– Большое спасибо. Чтобы она их попробовала, попытаюсь растолочь ей сегодня одну в горячем молоке.

Затем Софи вручила и привезенный ею в подарок перламутровый браслет для Джози, Девчонка была вне себя от восторга.

– У меня с роду не было такой милой вещицы.

– Перламутр для браслетов собирают поблизости от того места, где я сейчас живу.

Миссис Харвуд слегка подтолкнула племянницу:

– Побегай пока на улице, детка, а я отведу мисс Софи проведать твою маму.

Как только девочка хлопнула дверью, Софи спросила у миссис Харвуд:

– Как вы считаете, как скоро выздоровеет ваша сестра?

– Доктора говорят, что мы должны набраться терпения и не в коем случае ее не тревожить. А поэтому я не могу вас с ней оставить больше чем на минуту. Предупреждаю, вид у нее неважный.

То, что увидела Софи, оказалось пострашнее всех ожиданий. От миссис Миллард остались кожа да кости. Она была бела, как подушка, на которой покоилась ее голова, и глаз не открывала.

Сестра с ней заговорила первой.

– Мэгги, мисс Софи приехала повидаться с тобою.

Глаза миссис Миллард открылись.

– Как хорошо, – еле слышно прошептала она. – Такая хорошенькая девушка…

Софи присела на край кровати, взяла в свои ладони безжизненно лежавшую на одеяле руку женщины.

– Очень жаль, что я застаю вас в болезни, миссис Миллард, но надеюсь, что очень скоро вы выздоровеете. Тогда я привезу к вам погостить Антуана.

– Да, конечно же, – глаза больной закрылись.

Софи поцеловала ее в лоб, тихонько вышла вместе с миссис Харвуд из комнаты.

На кухне, где она провела столько времени, когда сама была больна, ее представили застенчивой девушке по имени Сэжлли, вышедшей замуж, за старшего сына Миллардов и сейчас беременной.

– А как же брат твоего мужа, – спросила ее француженка. – Он еще ни с кем не помолвлен?

– Уже помолвлен, мисс. А потому больше здесь не живет. Его будущий тесть – мясник. Сейчас он помогает ему в мясной лавке. Моего мужа вы сегодня тоже не увидите, потому как он уехал на ярмарку и вернется затемно.

– Ну, конечно, если мисс Софи не пожелает у нас переночевать, – гостеприимно предложила миссис Харвуд.

– Нет, мне надо вернуться к Антуану, но все равно, спасибо вам.

Возвратившийся с поля мистер Миллард был рад увидеть Софи. Поскольку Софи более не представляла угрозы семейному миру, мадемуазель Делькур рассказала о своей брайтонской работе и затеянном ею новом предприятии. Перед отъездом ей все же удалось переговорить с мистером Милларом наедине и объяснить истинную причину своего приезда.

– Вам жена рассказывала, как именно выглядел тот француз? Был высоким или наоборот небольшого роста? Волосы у него были темные или светлые?

Миллард как следует призадумался.

– На нем был белый парик и отличали его чудные манеры. Моя жена не большая мастерица описывать, но ей не понравилось, как он перед нею расшаркивался да раскланивался. Иностранец как иностранец, а зачем вам это?

– Подозреваю, что он может принести много вреда мне и Антуану, если пути наши когда-нибудь пересекутся.

– Не велик шанс вам его встретить. Мэгги он не понравился, а поэтому она не сказала ему ни вашего имени, ни Антуана, когда он спросил насчет девушки и мальчишки, которые были со старым джентльменом, когда на них напали разбойники. В конце концов, этот француз утверждал, что он родня усопшему, а не вам и вашему племяннику. А потому Мэгги и сказала, что насколько ей известно, вы уехали в Лондон. Добавляю от себя, что наш младшенький Джон как раз в тот момент был дома, и жене не хотелось, чтобы он узнал ваш настоящий адрес.

Софи вздохнула с облегчением.

– Ну, тогда француза и впрямь отправили ловить ветер в поле.

Фермер положил на плечо Софи свою натруженную руку.

– Берегись сама и смотри за мальчиком. Как сказала мне Мэгги после того, как отослала этого иностранца, у тебя и так было много несчастий: бегство с Родины, потом это нападение разбойников. Ей не хотелось, чтобы еще кто-то осложнил тебе жизнь.

– Вы и миссис Миллард так много для меня сделали, – сказала Софи. – Когда-нибудь настанет день, когда я смогу рассказать вам всю правду. Джо может добавить что-нибудь к тому, что рассказала об этом французе ваша супруга?

– Он только видел спину этого парня перед тем, как Мэгги захлопнула за ним дверь. Когда будешь возвращаться через деревню, поговори с хозяином харчевни «Старый Дуб». Именно у него этот иностранец узнал, где именно напали на старого француза разбойники. И именно благодаря ему, он нашел сюда дорогу.

Добравшись до харчевни, Софи поступила так, как велел ей Миллард. Хозяин с удовольствием поведал ей все подробности.

– Иноземец появился здесь в базарный день, когда мы с ног сбились, обслуживая посетителей в пивной, и никто, само собой, не обратил на него внимания. Все, что я о нем запомнил, так это то, что он был высокого роста и в парике, а может, у него просто были напудрены волосы. Думаю, что я ни за что бы его не вспомнил, ели бы потом не было всего этого шума из-за оскверненного кладбища.

По дороге домой Софи подумала, что пока ее врагу удалось мало чего добиться. Во всяком случае, о ней он не располагал никакой информацией. Упоминание в объявлении о том, что она, вероятно, служанка, явно происходило из допроса обитателей шато. Тот факт, что в шато, кроме графа и графини, никаких аристократов обнаружено не было, а маркиза и мальчика не нашли, указывал, что их побегу содействовал кто-то из прислуги. Затем некто сделал весьма проницательное предположение, что все трое бежали в Англию. Софи пришло в голову, что ее враг, судя по всему, предположил, что маркизу и Антуану помогла бежать кормилица. Судя по тому, что ей рассказал хозяин харчевни, злодей был уверен, что все трое на ферме, а потому ни на секунду не стал задерживаться в деревне. После того, как он вышел из себя на кладбище, ему ничего не оставалось, кроме как скрыться. Но каким образом он узнал, что она и ее спутник находятся на ферме, оставалось тайной. Каким-то образом он прослышал о нападении на них разбойников.

Софи была уверена, что если бы миссис Миллард была способна говорить, она бы вспомнила немало подробностей о внешнем виде француза. Теперь Софи не знала, когда же ей еще раз придется посетить эту ферму.

Глава 15

В дни, оставшиеся до начала ее работы белошвейкой, Софи была счастлива всецело отдаться кондитерскому делу. Ателье распространяло на всю округу волшебные ароматы карамели и лимона, ванили, апельсинового цвета, корицы, миндальных орехов и шоколада.

Клара с первого дня надела белоснежный фартук и чепец, чтобы помогать Софи в работе. Кондитерское дело ей так понравилось, что она стала всерьез подумывать о том, чтобы бросить свою летнюю работу ныряльщицы. Подобно всем умелым домохозяйкам, она сама прекрасно знала, как следует варить леденцы, но, сработавшись с Софи, стала проявлять интерес к куда более сложным изделиям. Под руководством мадемуазель Делькур она вскоре научилась делать разнообразные фигурки из сахара. Особенно ее привлекало искусство приготовления конфет. Она с увлечением познавала разнообразные тонкости этого дела.

Равное внимание со стороны Софи уделялось и Генриетте. Как самой молодой и менее опытной работнице ей приходилось выполнять работу простую, но утомительную, например, процеживать через марлю очищенный сахар, вытекавший из нагревавшегося на углях парового котла. Эту трудную работу нужно было делать по нескольку раз подряд, тем не менее, Генриетта никогда не жаловалась. Больше всего ей нравилось окунать консервированные фрукты, или апельсиновые дольки, или просто карамель в сахар и делать из них после этого маленькие пирамидки, которые затем помещались в формочки с жидким сиропом. Поначалу пирамидки у нее получались кривенькие и частенько рушились, однако вскоре она достигла в их изготовлении определенного мастерства. Ей также нравилось на пару с Кларой делать ячменную сахарную помадку. Вдова нарезала приготовленную смесь кусками и бросала их Генриетте. А та уже раскатывала их, подобно воску, вручную. Софи рассказывала, что в ателье ее отца одна женщина, как правило, раскатывала одной рукой шесть штук за раз, и к тому же должна была стремиться Генриетта.

Софи сама делала фруктовую карамель, разноцветные французские тянучки, прозрачные леденцы, которые надо было варить на медленном огне и снимать в определенный момент, а также изготовляла и все остальное, что пока было вне профессиональных возможностей ее добрых помощниц.

В день первой отправки товара пришлось немало поволноваться. Бумажные коробки с бахромой, изготовленной при помощи предусмотрительно купленного Софи устройства, укладывались на легких деревянных подносах местного производства. Аккуратно упакованные сласти различных цветов, многие из которых были украшены засахаренными фиалками и орешками, сахарной стружкой, марципановыми листочками, представляли собою ласкающее глаз зрелище.

Там были подносы с шоколадным грильяжем, леденцами, а также масса сладких таблеток от кашля, некоторые внешне похожие на крохотные драгоценные камни. Подносы были аккуратно сложены в находившуюся в кабриолете полость под сиденьем. Софи, надев свое лучшее платье и новую соломенную шляпку, завязывающуюся под подбородком ленточками, заняла место на козлах. Взмахнув поводьями, она отправилась в путь.

Миссис Эдвардс обрадовалась ее конфетам. Она даже хотела забрать весь товар, пользовавшийся особой популярностью у посетителей-детей. Остальные владельцы магазинов, явно впечатленные презентацией Софи, тем не менее повторного заказа не сделали, заявив несколько снисходительно, что прежде хотят посмотреть как будет расходится первая партия. В кофейне мадемуазель Делькур был оказан совершенно иной прием. Миссис Митчелл дегустировала изделия из разных коробочек.

– О! Это восхитительно. Мои посетители будут просто на седьмом небе! А вот этот мармелад просто тает во рту.

Менее чем через двадцать четыре часа в дверь ателье постучал официант из кофейни.

– Мисс Делькур, – сказал он, когда ему открыли дверь, – миссис Митчелл очень срочно требуются два подноса сладостей. Я прихвачу их с собой. Она велела мне передать, что многие посетители кафе хотят купить ваши конфеты себе домой.

Когда он скрылся с двумя подносами в руках, Софи повернулась к своим довольным помощницам.

– Конечно, еще рано говорить, но мне кажется, что предприятие «Кондитерская Делькур» пользуется успехом!

Шли недели, из лавок стали поступать повторные заказы, а конфеты, отсылаемые в заведение миссис Митчелл, раскупались лишь только появлялись на прилавке. Клара и Генриетта праздновали триумф, и даже Софи стала частенько задумываться, а стоит ли ей работать белошвейкой в Морском Павильоне. Но, хорошенько поразмыслив, она решила, что этот успех может оказаться временным, а поэтому глупо отказываться от дополнительного дохода. Добившись определенного положения во дворце принца, она в перспективе сможет стать поставщицей королевского двора.

Рано утром в начале мая, когда новая белошвейка прибыла в Морской Павильон, никому из дворцовой прислуги в голову не могло прийти, что Софи уже с четырех часов утра на ногах и успела приготовить множество конфет, мармелада и многого другого, к тому же дала своим помощникам задание на день, намереваясь завершить их работу вечером. Мадемуазель Делькур провели в бельевую, где уже находились две другие девушки из постоянной прислуги Карлтон-Хауса.

– Я – Роуз Люис, – дружелюбно представилась одна из них. – А вот эту зовут Бетси Доусон. Сейчас мы чиним передники, но для начала вы можете взять себе что получше. Вот, возьмите из этой стойки верхнюю простыню. Там надо кружева подшить.

Софи разложила простыню на коленях и взяла в руки иголку. Прекрасное кружево действительно местами отпоролось. При ближайшем рассмотрении, Софи заметила, что на простыни вышиты три пера – эмблема принца Уэльского. Бетси небрежно сказала:

– Да здесь все простыни с такими вышивками, если хочешь, можешь потом застелить постель Его Высочества. Должно быть, это доставит тебе несказанное удовольствие. – Обе девушки прыснули со смеху, ожидая как отреагирует на сказанное Софи. Софи усмехнулась.

– Все может быть, но прежде мне нужно посмотреть на его кровать.

Девушки оживились. А эта француженка отнюдь не надменна. Она понимает юмор. Из разговора девушек Софи поняла, что принц приезжает завтра. С ним будет, как обычно, небольшая свита, и поэтому дворцовые вечера обещают быть малолюдными, хотя, конечно, пригласят и немало посторонних людей. Они призваны развлечь обитателей дворца. Часть дня принц, как правило, проводит в одиночестве, общаясь лишь со своей свитой. Он также никогда не завтракал с гостями, поскольку частенько довольно поздно возвращался во дворец, после ночей, проведенных у своей супруги в доме на Стайни.

– Здесь всегда так здорово проводят время, – мечтательно сказала Бетси. – Хотела бы я хоть на день поменяться местами с теми, кто бывает здесь. Миссис Фицхерберт обычно приезжает после полудня и за стол садится по правую руку от принца, в общем-то, как ей и положено, хотя в присутствии посторонних они и продолжают старую игру в то, что будто бы вовсе не муж и жена. Ах, как все-таки жаль. Из нее когда-нибудь получилась бы такая королева!

– Я видела ее пару раз, и она мне очень понравилась, – сказала Софи.

– Да, спору нет, она хорошая, добрая женщина.

Когда Софи закончила подшивать изысканные кружева, ей поручили куда более заурядную работу. Затем вошла миссис Палмер, чтобы проверить, как справилась с заданием новая работница. И еще до того как она ушла, Бетси отвела Софи в крыло, где находилась кухня, чтобы познакомить с остальной прислугой. Наглый лакей, который встретил ее у дверей во время ее первого визита в Морской Павильон, признал Софи и расплылся в улыбке.

– Итак, вы в конце концов здесь. Меня зовут Ник Барлоу. Жаль, что вас не взяли на роль кондитерши, а то бы я каждый день встречался с вами на кухне. Отобедать с нами сегодня придете?

Пищу здесь подавали в специальной зале для слуг, причем все мужчины должны были быть в куртках, а женщины в опрятных форменных платьях. – Софи сказала, что есть не хочет, и хотела было уже отправиться обратно в ателье, но неожиданно задержалась, поскольку посланный по какому-то поручению паж вернулся с потрясающей новостью.

– Миссис Фицхерберт не собирается этим летом в Брайтон.

– Где ты об этом услышал? – посыпались на него вопросы.

– Встретил одного из поваров из дома на Стайни. Он говорит, что его уволили на неопределенный срок, и он подыскивает себе новую работу. А миссис Фицхерберт арендовала себе особняк под названием Мраморный Холм в Твикенхэме. Вы только подумайте об этом! Должно быть, все гораздо хуже, чем мы предполагали.

Он отвернулся, отвечая на вопросы окруживших его слуг, желавших услышать подробности. Софи обратилась к Бетси:

– Что он имел в виду, когда сказал, что все гораздо хуже?

– А ты не слыхала, какие сплетни ходят о принце и леди Джерси?

– Да, но я считала, что им не следует верить.

– Что ж, мы в Лондоне видели к чему идет дело. То, что миссис Фицхерберт не приехала сюда на лето, говорит о том, что дело обстоит действительно серьезно.

Софи была опечалена известием об этом расколе в браке, выдержавшем куда большие испытания, и понадеялась, что размолвка эта не окажется продолжительной. В ателье за время ее отсутствия никаких чрезвычайных происшествий не было, и уже через несколько минут Софи присоединилась к работе. Когда она рассказала Генриетте и Кларе о том, что услышала в Морском Павильоне, Клара с мрачным видом изрекла:

– Брайтонцам это не понравится! Я знаю, есть немало политиков и всемогущих вельмож, мечтающих навсегда избавиться от миссис Фицхерберт, но здесь к ней отношение совершенно другое. Не хотела бы я оказаться на месте леди Джерси, когда она начнет церемонно выхаживать по паркетам брайтонской резиденции принца… Простые люди этого города не привыкли скрывать своих чувств. Вы еще увидите…

Она как раз заливала в формочки для конфет свое заготовленное еще в прошлом году растопленное яблочное желе. Когда формочки застынут, формованное желе будет покрыто сахаром и шоколадом. Все еще держа в руке кувшин с растопленным желе, Клара посмотрела через недавно купленный для ателье дополнительный стол на Софи.

– Хотела тебе кое-что сказать.

– Что такое?

– Первого июня открывается купальный сезон. Но я не собираюсь снова наниматься в ныряльщицы. Если ты, конечно, не против, я лучше останусь работать с тобой.

– Но ты же рискуешь собственным благополучием? – возмутилась Софи.

– Я в этом очень сомневаюсь. Тем более, я в любой момент могу вернуться к купальным машинам, но не думаю, что теперь это когда-нибудь случится.

– В таком случае я буду только рада, – промолвила с благодарностью Софи.

На Клару всегда можно было положиться, кроме того, она оказалась необыкновенно способной.

– Теперь, когда мы начинаем получать прибыль, обещаю повысить жалованье тебе и Генриетте.

Ободренная такой преданностью кондитерскому делу со стороны Клары, Софи решила наладить новую линию в своем производстве. Как-то отправляя товар миссис Митчелл, заказы которой вполне могли загрузить ателье целиком, Софи сделала ей следующее предложение:

– Все лавки, которые я снабжаю конфетами, постоянно увеличивают объем заказов, но в дополнение к тому, что я обычно вам поставляю, как бы вы отнеслись, миссис Митчелл, к элитным изделиям? Они будут стоить очень дорого, потому как я буду использовать при их изготовлении все самое лучшее, в том числе и самые дорогие ликеры и коньяки, но могу вам обещать одно: эти конфеты ничем не будут отличаться от тех, что мой отец посылал его величеству королю Луи.

Глаза миссис Митчелл заблестели.

– Когда вы сможете поставить партию?

– К концу недели… Но при условии: если мне повезет, и вскоре я стану поставщицей Морского Павильона или открою свой фирменный магазин, вы все равно останетесь моей заказчицей.

– Решено.

И вот уже новые ароматы примешивались к витавшим в ателье запахам. Наконец-то Софи удалось в полной мере реализовать свой талант, и каждое из этих элитных изделий украшалось ею индивидуально. Отправка первой партии нового товара в кофейню Митчелл совпала с известием о крупной морской победе. Королевский флот под командованием адмирала Худа уничтожил шесть кораблей, конвоировавших во Францию американские торговые суда с зерном. Это славное событие произошло первого июня. В церквях звонили колокола, а драгуны салютовали из пушек. Как и по всему Английскому Королевству, в Брайтоне полным ходом шли празднества. Победные флаги украшали улицы города и через неделю после этой даты, когда принц Уэльский наконец-таки обосновался в своей летней резиденции.

Он прибыл один. И когда в качестве гостевой свиты приехали только две семейные пары, брайтонцы понадеялись, что миссис Фицхерберт все еще может появиться во дворце. Однако их постигло разочарование, когда во время проливного ливня, желтая карета с двумя лакеями в ливреях на черных лошадях въехала в город. Прибыла леди Джерси. Во время первой же ее прогулки под руку с принцем по залитому солнцем променаду, бесстыдная интриганка была освистана. А два рыбака пошли еще дальше и даже плевали леди Джерси вслед.

В течение нескольких последних, дней, свист и плевки следовали в независимости от того, где появлялся принц в компании леди Джерси. Он был глубоко уязвлен и взбешен одновременно. Для брайтонцев он всегда являлся своего рода кумиром и относился к ним как к своим верным друзьям, радуясь той любви и признательности, что они выказывали к нему и Марии. Мария! Он щелкнул себя по лбу, меряя шагами сверкающий паркет своего рабочего кабинета. Не так давно он стал испытывать муки совести, перешедшие в постоянные головные боли. Порой ему казалось, что он обезумел, предав свою единственную любовь забвению. Зимою он вовсе с ней не встречался, неудивительно, что лето она решила провести без него. Но ведь прежде она всегда возвращалась, даже тогда, когда он был с ней несправедлив. Нет, она наказывает его слишком сурово. Проклятье! Его никто не смеет наказывать! Ему и без этого хватает неусыпных кредиторов, да растущих с каждым днем долгов.

Дверная ручка с щелчком опустилась, и золоченая дверь распахнулась. Ему сразу же сделалось легче, а тело наполнилось сладкой истомой. Вошла леди Джерси. О, сколь желанна была эта женщина!

– Я вас не потревожила? – сладко пропела она.

– О, лишь только вашим возбуждающим присутствием, моя дорогая Френсис, – галантно произнес принц.

Улыбнувшись, Френсис грациозно направилась к нему, шелестя мягкой летней юбкой розового цвета. Нет ничего приятнее для женщины в возрасте, когда в нее влюблен более молодой мужчина, забывающий о существующей разнице в годах.


Три утра в неделю Софи проводила по два часа в Морском Павильоне. Поскольку она всегда была занята с белошвейками, входила и выходила через двери для слуг, принца ей видеть не приходилось, хотя пару раз до нее и долетал его голос и смех. Леди Джерси сняла себе в Брайтоне какую-то квартиру, но, судя по словам Бетси и Роуз, постоянно проводила время с принцем. Софи не доставило ни малейшего удовольствия, когда ее заставили штопать шелковую шаль леди Джерси, которую она порвала о розовый куст, когда гуляла в саду. Софи было приказано выполнить эту работу как можно скорее. Когда работа была закончена, Бетси и Роуз глазам своим не поверили, шаль была как новая.

– Даже слишком шикарно для такой сучки будет, – заметила Роуз. – Слава Богу, мне не придется ей это возвращать.

– Найду ее служанку, – сказала Софи, складывая шаль.

Бетси возразила.

– Нет, тебе было приказано сделать эту работу и передать шаль лично, ее сучьему благородию.

Лакей Ник сообщил, что Его Высочество и сопровождающие его друзья и свита в данный момент находятся в круглом салоне. Софи никогда еще не была в этой зале, являвшейся главным украшением Морского Павильона. Куполообразный потолок залы, богато украшенный изображением херувимов и цветами самых разных тонов, пронзая второй этаж, вздымался до самой крыши дворца, четко разделяя дворец на две половины. Южную – принца, и северную – гостевую.

Принц действительно находился в круглом салоне. Он только что вернулся с прогулки верхом в компании двух гостивших у него джентльменов, чьи жены сидели сейчас подле леди Джерси. Вся эта компания о чем-то очень оживленно беседовала.

Софи, сделав реверанс, протянула шаль. Леди Джерси бросила на нее укоризненный взгляд, но принц мгновенно выхватив шаль из рук Софи, обернул ее вокруг плеч своей желанной Френсис.

– Вот так, моя дорогая, теперь вас не просквозит.

Леди Джерси, ослепительно улыбнувшись, протянула ему руку.

– Благодарю вас, сир. Премного вам обязана.

Софи незаметно выскользнула из зала. Да, похоже, принц ничего кроме леди Джерси больше не замечал. А шансы на возвращение миссис Фицхерберт, судя по всему, были невелики.


Как правило, Софи ложилась спать рано, ведь ей приходилось и рано вставать, корпеть во дворце с иголкой, проводить долгие часы в своем ателье, а также уделять постоянное внимание Антуану. Иногда она просто засыпала на ходу. И вот однажды ночью, когда она, как обычно, очень крепко спала, ее разбудила Клара.

– Вставай, Пьер приехал. В этот раз он хочет с тобой потолковать.

Сон как рукой сняло. Софи быстро накинула халат и обула домашние туфли, наскоро причесавшись, она поспешила на кухню.

Пьер Фромент стоял спиной к очагу, набивая табак в чубук своей длинной трубки. Клара тем временем убирала со стола грязные тарелки, оставив на нем лишь один штоф вина да бокал, чтобы приятель ее мог немного освежиться.

– Вечер добрый, месье Фромент, – сказала Софи. Он повернулся к ней. Было ему лет за сорок. Его лицо с довольно непропорциональными чертами и задубевшей на морском ветру кожей отнюдь не казалось непривлекательным. Пронзительным взором он в одно мгновение оценил Софи и, по-видимому, остался доволен, так как предложил ей сесть. Он зажег трубку, как следует затянулся и только после этого сел напротив нее, облокотившись на стол.

– Итак, мадемуазель Делькур, – сказал он по-французски, – вы хотите сделать шаг туда, куда даже не каждый таможенник пойти отважится.

– На то у меня есть особая причина.

– И ни капли здравого смысла.

Она вздернула подбородок.

– Ну, это ваше мнение! И то, что я женщина, еще не значит, что не могу представлять смертельную угрозу для брумфилдской банды.

– Можете мне не рассказывать, сколь безжалостны могут быть женщины, – признал Пьер. – Я был свидетелем пары происшествий близ моей деревни, когда нескольких аристократов задержали в париках и гриме. Так вот на вилы их насадили как раз местные женщины.

Софи вздрогнула. Клара, хоть и не понимала по-французски, заметив реакцию Софи, толкнула Пьера под бок.

– Ты мне девушку не пугай! – пригрозила она, не понимая, сколь неуместна ее реплика в свете сегодняшней встречи. – Говори-ка лучше по-английски, чтобы я понимала, что к чему. И смотри, Софи не обижай, помни, что когда она узнала о тебе и твоих ночных визитах, она ведь могла сразу пойти куда надо и ничего мне об этом не сказать. И болтаться тогда тебе, мил друг, в петле!

Пьер игриво похлопал Клару по бедру, мрачно посмотрел на Софи.

– Вот Клара просит, чтобы я вас не пугал. Так, может быть, вы даже не подозреваете, в какой ужас себя ввергаете в случае, если я сообщу интересующие вас факты?

– Я все прекрасно понимаю, – твердо ответила Софи. – Не томите, расскажите все, что вам известно.

– Что ж, пусть будет так. – И поежившись, он начал хриплым заговорщическим шепотом. – Брумфилдская банда по два раза на одном и том же месте побережья не высаживается. У них есть несколько бухт, заливов и гротов, которыми они пользуются по очереди.

– Означает ли это то, что рано или поздно высадятся на том месте, где я их видела?

– Вне всякого сомнения. Я знаю, что они им и прежде пользовались, а значит рано или поздно, опять будут здесь. Но они всегда высылают дозорных, предупреждающих их о приближении опасности.

Софи, хоть и терпеть не могла запах табака, поняла, что в данный момент Пьер раскуривает лучшие контрабандные сорта.

– А где брумфилдская банда находится сейчас?

– На прошлой неделе они высадились близ местечка, именуемого Рай. А над вопросом, где они высадятся в следующий раз, необходимо поломать голову. В настоящий момент я еще не могу сказать вам чего-либо определенного.

– А почему же тогда вы захотели со мной встретиться?

– Я должен был убедиться, что имею дело с человеком надежным, а не какой-нибудь свистушкой.

– Уверена, что Клара такого обо мне не говорила.

Клара, уперев руки в бока, уставилась на Пьера.

– Естественно! Что ты такое несешь, Пьер. Я же говорила тебе, что она очень здравомыслящая девушка.

Он выпустил изо рта дым, никак не прореагировав на ее замечание.

– Да, шери, но всякий мужчина предпочитает судить о ком-либо самостоятельно, в особенности когда речь идет о жизни и смерти. Итак, мадемуазель Делькур, объясните мне, чем же вам насолила ватага Брумфилда. Если не ошибаюсь, вы ведь француженка. Так какое дело вам до того, что происходит здесь?

– Нет, это мое дело. Англия – это теперь мой дом. Более того, двух таможенников убили после того, как я предупредила их о том, что видела на берегу контрабандистов.

– Вот дураки! Хотели в одиночку выследить, целую банду?! Жадность их погубила. Не хотели ни с кем делиться наградой за поимку преступников.

– Но смерть указывает, что брумфилдская банда орудовала здесь довольно долго.

Пьер кивнул.

– Такое бывает, когда необходимо выгрузить на берег и складировать в надежных местах большую партию товара.

Софи спросила напрямую.

– Думаю, что вы решили встретиться со мной потому, что, похоже, нечто готовится, я права?

Пьер был по-прежнему невозмутим.

– Может быть, но тем не менее я далее не намерен мешать вашему сну. Спокойной ночи, мадемуазель.

После всего услышанного от Пьера, Софи уже не могла сомкнуть глаз. Еще и получаса не прошло, как ушел Пьер, когда она встала, умылась, оделась и пошла в ателье, начав работу прежде обычного.


В канун самой вершины лета, принц получил письмо от одной из своих сестер с просьбой проконсультироваться с ним по одному делу. Принц души не чаял в своих сестрах, и хотя это означало, что он должен покинуть Брайтон ради Виндзора, принц, не мешкая, отправился в путь. Была и другая причина для его отъезда. Казалось, сама судьба решила предоставить ему возможность устранить размолвку, возникшую между ним и Марией. Его брат Вильям, герцог Кларенс, в тот вечер давал званый ужин в своем доме близ Хемптон-Корта. Поскольку принцу, предстояло остановиться в Карлтон-Хаусе, Его Высочество знал, что его будут ждать у брата, в особенности когда заранее известно, что среди гостей будет Мария. Он сел за стол и написал ей премилое письмо, назвав ее своей дражайшей любовью и подписавшись «Навеки твой». После того как принц отправил послание, он вздохнул с облегчением, надеясь, что разногласия, возникшие между ним и его дражайшей супругой, в дальнейшем будут устранены.

Она много раз прощала его прежде, поступит так же и в этот раз. В Виндзоре принц прежде всего пошел повидаться с отцом. Как и ожидалось, он выслушал очередную гневную тираду по поводу своих многочисленных долгов. Но на сей раз принцу пришлось туго. Старик метал громы и молнии, и его угроза оставить принца тонуть в собственных пороках и легкомыслии показалась чудовищно вероятной.

– Отец мой, как я уже не раз говорил, если бы я имел доход, сообразный моему положению, то…

– Бог ты мой! Да если бы ты даже имел доход, превышающий требуемый тобой в пятьдесят раз, деньги все равно бы просачивались сквозь твои пальцы, подобно песку! Ты всего лишь транжира и мот! И живешь лишь ради собственных удовольствий!

– Но чья же в этом вина! Вы не поручаете мне никаких серьезных государственных дел! Вы отказали мне возглавить нашу армию! А я хочу служить нашей нации. Я хотел бы посвятить жизнь своему народу. Но увы! Вы мне в этом постоянно отказываете, и мне остается лишь вечная погоня за удовольствиями! Ибо их сроду не было при этом грошовом дворе!

– Как смеешь ты! – король поднялся из кресла, трясясь от гнева, лицо его побагровело, и со стороны легко могло показаться, что он находится на грани апоплексического удара. – Когда долги приведут тебя на скамью подсудимых, не смей обращаться ко мне за помощью, неблагодарный сын, я не дам и фартинга… И уж я-то позабочусь и лично сам прослежу, чтобы точно так же поступил и Парламент. И, палата Лордов и палата Общин уже по горло сыты твоим легкомыслием. А теперь – прочь с моих глаз!

Принц не нашел сочувствия и у своей матери. Хотя она и души не чаяла в сыне, но почти во всем держалась стороны отца, и он поспешил прервать их весьма холодную встречу, лишь только представилась подходящая возможность. Чрезвычайно радушный прием ему оказали сестры, но он не смог развеять охватившее принца мрачное расположение духа. От сестер он сразу направился в Карлтон-Хаус. Всю дорогу он просидел с закрытыми глазами. Своими долгами он уже прославился на всю страну. Ни один банк, ни один сколько-нибудь близкий друг уже не давал ему взаймы. Принц просто не знал, что же ему делать. Он громко застонал. О, насколько же все-таки он был испорчен, и сколь сурово обошлась с ним судьба. Его не понимали и недооценивали. Мало ему было финансовых проблем, так он еще поставил под угрозу свой брак с Марией, связавшись с этой старой соблазнительницей Френсис. Поверит ли еще раз Мария, что он по-прежнему ни в чем не виноват и все еще любит только ее? Но, быть может, она слишком унижена, обижена и уязвлена, чтобы его простить? А вдруг, приехав на ужин, он застанет ее холодной и отдалившейся, а его любовное письмо нисколько ее не тронет? Нет, тогда это будет последний конец! Он просто не в состоянии будет это снести.

Радость ожидания встречи с нею, которую он почувствовал в Брайтоне, внезапно сменилась паническим ужасом. Пора уже было отправляться на ужин к Вильяму, но принц пребывал в состоянии столь глубокой депрессии, что даже не знал, стоит ли вообще туда заходить, не лучше ли прямиком отправиться в Брайтон. Визит гостей уже закончился, и теперь ему там никто не будет мешать, и даже Френсис вернулась домой в Лондон по семейным делам. Принц подошел к зеркалу. На его глади отразился высокий, все еще симпатичный, однако склонный к полноте мужчина в серой атласной куртке и таких же бриджах, на груди его сверкал орден подвязки. Скорбно опустив голову, он продолжал мерить шагами комнату.

Когда дверь открылась, он подумал, что экипаж подан, но, к его удивлению, в кабинет вошла леди Джерси. Сняв плащ в вестибюле, она неслышно подкралась к нему. Ее юбки развевались, глубокое декольте открывало грудь, а бледные обнаженные руки были моляще распростерты.

– Мой дорогой Джордж! Я была в Виндзоре и услышала от королевы о том скандале, что произошел между вами и Его Величеством. Я решила тут же к тебе направиться. Ты не одинок! Я здесь, чтобы показать, что есть на свете та, что всегда будет сражаться на твоей стороне!

– Как это мило с твоей стороны, Френсис! – воскликнул принц, и слезы блеснули в его глазах.

Ее руки обняли его за шею, и, рыдая, он припал к груди леди Джерси. Какая верность! Какое сочувствие! Ни холодности, ни отстраненности в столь тяжелый для него час! Она гладила его по голове, осыпала поцелуями, что-то бессвязно бормоча. Прежде с ней никогда такого не было. И луч надежды озарил его сердце, и lice беды растаяли в ее аромате и столь соблазнительной близости. К чему ему выслушивать очередной бессердечный отказ Марии, когда это милое создание не видит в нем никакого изъяна? И тут в самый неподходящий момент в дверь постучали. Экипаж уже подали. Принц не знал, как ему поступить. Конец сомнениям положила леди Джерси.

– Карета не понадобиться, – сказала она лакею. – Вместо этого, мы отправим Вильяму письмо.

Опьяненный не столько ее присутствием, сколько выпитым по такому случаю бокалом бренди, принц написал под диктовку леди Джерси письмо, после чего вновь заключил ее в свои объятия.

Вильям, продержавший насколько это было возможно гостей в ожидании, взяв Марию под руку, проводил ее к столу, как раз в тот момент, когда прибыло письмо. Мария и Вильям подумали, что принц, наверняка, задержался в Виндзоре, но миссис Фицхерберт была совершенно уверена в том, что когда она вернется в свой особняк на Мабл-Хилл, принц будет ждать ее там. Однако Вильям увидел, что полученное только что Марией письмо произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы. Миссис Фицхерберт чуть не упала в обморок. Она стала бледной как смерть.

– Я вижу, что вы не здоровы, Мария, – сказал Вильям, прикрывая ее от любопытных глаз и спешно выводя из обеденной залы.

Не говоря ни слова, дрожащей рукой, она протянула ему письмо. Он был потрясен прочитанным.

– Я провожу вас домой, – проговорил он с озабоченным тоном.

– Нет, не надо, – довольно ответила она. – Вы ни в коем случае не должны покидать своих гостей.

– В таком случае я обязательно заеду к вам завтра.

– Спасибо вам, дорогой друг, но сейчас я предпочла бы остаться одна.

Когда она ушла, Вильям вернулся к гостям. Этот обычно веселый человек, без умолку хохотавший и травивший морские байки о временах его молодости, проведенной на королевском флоте, сейчас был мрачнее тучи. С трудом следил он за разговором гостей и часто отвечал невпопад. Сейчас его мучил один-единственный вопрос. О чем думает его родной брат? Джордж написал Марии одну лишь фразу: «Между нами все кончено».

Мария покинула Мабл-Хилл и провела несколько недель на морском курорте Маргейт на восточном побережье. Принц пытался загладить свою вину, ежедневно присылая ей покаянные письма, но у нее уже больше не возникало желания с ним встречаться, не отвечала она и на его послания. Братьям принца, выступившим в качестве посредников, также не удалось уговорить Марию сменить гнев на милость. Известие о том, что он вновь заболел, теперь уже не производили на нее никакого впечатления. Постепенно до принца дошло, что хотя Мария, возможно, И простит его когда-нибудь, назад к нему она уже больше никогда не вернется.

Глава 16

А тем временем Том пробирался по узеньким, плохо освещенным улицам Лондона. Он спешил в харчевню, где заблаговременно договорился встретиться с французом, утверждавшим, что он родственник Антуана. Как он и ожидал, опубликованный в газете адрес принадлежал отделению королевской почты, выдававшему письма по востребованию. Том тут же написал ответ. Теперь он шел по адресу, указанному в только что полученном письме неизвестного француза. Он улыбнулся про себя, вспомнив, в каком отчаянии была Генриетта, когда вернувшись в ателье, она застала его за чтением обведенного чернилами объявления. А между тем он обнаружил эту эмигрантскую газетенку совершенно случайно, подбрасывая в очаг очередную охапку хвороста. По глупости своей мадемуазель де Бувье попыталась выхватить газету из его рук. После чего уже не представляло никакого труда узнать от нее всю правду. Она очень просила, чтобы он не выдавал ее Софи, и он поклялся, что не сделает этого, пока не наступит подходящий момент. Она чуть не расплакалась, и тогда он уверил ее, что, в случае чего, возьмет всю вину на себя. В душе ему, конечно же, было обидно узнать от Генриетты, что Софи предпочла доверить свою тайну какому-то офицеру акцизной службы, оставив его, Тома Фоксхилла, в полном неведении, но тем не менее он намеревался прижать этого французишку, чья тень угрожающе нависала над нею и ребенком, к стенке.

Наконец он добрался до «Золотого Льва». Этот своего рода вокзал для ночных экипажей был одновременно одной из самых оживленных таверн Лондона. Во дворе было полным-полно лошадей. Повсюду царил оживленный шум. И кого здесь только не было: конюхи и торговцы пивом, проститутки и лица, предлагающие карты города Лондона по сходной цене, просившие подаяния нищие и снующие в Толпе малолетние воришки-карманники. Пройдя в харчевню, Том назвал свое имя, после чего половой направил его к угловому столу в одном из самых многолюдных пивных залов. К величайшему своему удивлению, он обнаружил, что там его поджидала женщина. С первого же взгляда Том признал в ней лондонскую шлюху, и предположил, что ее наняли нести переговоры от имени давшего в газете объявление. Она дружелюбно его приветствовала и пригласила присесть.

– Не хочешь ли прежде промочить свой свисток? – спросила она, указав на уже наполовину опустошенный кувшин с портвейном.

Он отрицательно покрутил головой.

– Я лучше подожду, когда к нам присоединится третий.

Она живо рассмеялась, выказав при этом гнилые зубы.

– В таком случае ты помрешь от жажды. Лучше расскажи мне то, что хотел знать один джентльмен. Деньги у меня с собой, так что выплачу сразу.

– Я с посредниками дел не имею. Так что тащи его сюда.

– Его тут нет.

Том привстал со стула, сделав вид, что собирается уходить.

– В таком случае разговор окончен.

В отчаянии она схватила его за рукав.

– Подождите, сэр! Да имейте же в конце концов сердце. Мне же за это заплатили неплохо! Не портите мне все дело! Мне ведь было сказано кое-что вам передать, если вы не захотите со мной разговаривать.

Том, на самом деле и не думавший уходить, снова присел за стол. На этот раз он подозвал официантку, и заказал себе кувшин доброго эля и портвейн для шлюхи.

– Ну так кто же дал вам такие указания? – спросил Том, когда она прикончила свою выпивку и на стол поставили его заказ. Она лишь цинично передернула плечами.

– Давайте ближе к делу, сэр. Ну откуда мне знать? Да и зачем? Ведь это не моего ума дело.

– А что он собою представляет? Уж это ты мне можешь рассказать. – Том положил на стол монетку в пять шиллингов. Проститутка вожделенно посмотрела на деньги.

– Ну, а если я дам тебе честный ответ, который тебе, возможно, не понравится, ты мне эту пятерку подаришь?

К великой ее радости, Том пододвинул монетку поближе к ней, и шлюха быстренько сунула пять шиллингов себе в карман.

– Я вообще его не видела. Все устроила мадам Роуз, на которую я работаю.

Про себя Том подумал, что француз, похоже, заметает следы.

– Ну так что же он предусмотрел на тот случай, если я не желаю дать сведения, которыми я располагаю, вам?

– То же, что и в том случае, если бы пожелали. Вы называете мне имя этой женщины, а я вам тут же отдаю двадцать пять гиней. Когда имя это будет проверено в лондонском регистре французских эмигрантов, бежавших в Англию, мы встретимся снова. Получите еще двадцать пять гиней. Когда назовете ее адрес и ее найдут, получите остальное из обещанной сотни гиней.

– А какие гарантии, что я получу последние пятьдесят гиней?

Он обязан был проявить интерес, если собирался играть свою роль до конца. Она наклонилась вперед. Ее высокая грудь вздымалась в туго застегнутом лифе.

– Между нами говоря, милок, этот господинчик смотается, как только узнает, что ему требуется. Хотя если что, то я тебе ничего не говорила. Так что будь добр, остановись на пятидесяти гинеях и будь доволен, что получил хоть это. По крайне мере, тебе не придется отдавать половины своей хозяйке, как в моем случае. Ну так как же эту куколку зовут? Будь добр, напиши ее имя мне на листке бумаги. А то эти французские имена такие трудные, боюсь, что на слух я обязательно что-нибудь перепутаю.

Том махнул официанту, и тотчас ему принесли перо, чернильницу и чистый лист бумаги. Написав имя, он промокнул чернила песком и протянул лист этой женщине. Она внимательно изучила написанное, хотя он готов был биться об заклад, что она неграмотна. Затем девица сложила бумагу вчетверо, положила в свой кошелек и вытащила оттуда небольшой мешочек с монетами. Гинеи звякнули, когда она ему их протягивала. Пока он пересчитывал наличность, она, осушив бокал портвейна, резко встала из-за стола.

– Допивай свой эль в одиночестве. Встретимся здесь в это же время завтра.

Том подождал, пока она выйдет из харчевни, после чего вышел вслед за нею в лондонскую ночь. В свете фонаря, подвешенного к карнизу соседнего строения, он увидел, как она остановилась, когда дверца одного из ожидавших у заведения экипажей открылась. Том поспешил туда же, надеясь спрятаться позади кареты. Но тут услышал, как шлюха обратилась к сидящему внутри экипажа незнакомцу:

– Не думала, что сами приедете меня встретить, сэр.

Значит, французишка здесь! Том решил сменить тактику и бросился к карете, хотя дверца уже закрывалась, а возница взмахнул кнутом. В доли секунды Том просунул руку сквозь еще открытое окно кареты и попытался открыть дверцу изнутри. Но тут же из кареты прогремел выстрел и пуля просвистела в дюйме от лица Фоксхилла. Том рухнул на мостовую. Проститутка попыталась высунуться из кареты, чтобы убедиться в том, что он уже мертв, но чьи-то грубые руки оттащили ее от окошка, и экипаж понесся прочь.

Поднимаясь с мостовой, Том в полголоса выругался. Позорная ошибка! Если уж хотел встретиться с этим французом лицом к лицу, отчего же он сам не держал в руках пистолет? Но когда он вспомнил, что написано на листке бумаги, лицо его озарила дьявольская ухмылка. То была девичья фамилия его бывшей родом из Франции бабушки.


Софи дивилась тому, с какой скоростью распространялись среди слуг последние новости, и как много им было известно о личной жизни принца. Сейчас все обсуждали отказ миссис Фицхерберт отвечать на очередные любовные излияния принца. Преданность принцу среди слуг его двора была как всегда непоколебима, хотя все здесь считали, что чем раньше он освободится из крепких объятий леди Джерси и воссоединится со своей женой, тем лучше будет для всех.

Внешне принц был также весел, и гостеприимен, как и прежде, но слугам его было известно, сколь уязвлен он был тем, что многие из его добрых знакомых, чьей дружбой он прежде так дорожил, перестали у него бывать и, судя по всему, их симпатии были всецело на стороне миссис Фицхерберт. Тем не менее, леди Джерси по-прежнему оказывала на принца влияние, а ее вариант решения финансовых проблем принца очень скоро стал всем хорошо известен.

– Нет! – возопил он как-то в круглом салоне, не обращая внимания на то, что двойные золоченые двери прикрыты не плотно, и стоящие в коридоре лакеи прекрасно его слышат. – О Господи, ведь я уже женат! Не хватало мне еще стать двоеженцем с какой-нибудь заморской невестой!

– Но по закону-то вы все равно холостяк. Так что постарайтесь об этом не забывать. А что до принцессы Каролины Брауншвейгской, она очаровательна, неглупа. К тому же ее весьма привлек ваш портрет, не так давно отосланный ей.

– Кто это сделал? Если бы я знал, то несомненно бы запретил! Да пощадите же вы меня! Ведь принцесса Каролина – племянница моего отца. Неужели вы считаете, что я буду вне себя от радости, если король подыщет мне супругу на свой вкус?

– Но такой брак был бы чрезвычайно популярен, как внутри королевства, так и за его пределами. В случае его заключения, парламент готов оплатить все ваши долги. Король значительным образом повысит вам доходы и, таким образом, друг мой, вы прекрасно устроитесь.

– Нет!

– Друг мой, вы должны прислушаться к голосу разума. Или вы хотите, чтобы кредиторы глумились над вами на глазах у всего света? Этот чисто политический брак – ваше единственное спасение. Получая все, вы при этом ничего не теряете. Миссис Фицхерберт все равно больше к вам никогда не вернется!

Глухо застонав, принц плюхнулся в тоже застонавшее под тяжелым телом кресло. И можно было совершенно отчетливо расслышать его рыдания, прежде чем леди Джерси заметила, что двери приоткрыты, и поспешила исправить такую оплошность. Лакеи сошлись на том, что, судя по всему, далее она положила его голову к себе на грудь. В этом кризисе леди Джерси играла для принца роль матери, а не любовницы.

Слухи о возможной женитьбе принца на заморской невесте дошли и до Марии Фицхерберт, но она не обратила на них особого внимания, так как за время их совместной с принцем жизни подобные сплетни возникали не раз. Конечно же, супруг ее не был стоек перед искушениями, тем не менее, он вряд ли мог пойти на совершение столь вопиющего греха. Принц наверняка еще будет домогаться ее любви, одновременно оставаясь в плену чар леди Джерси. Когда он окончательно освободится от влияния этой старой соблазнительницы и придет к ней с повинной, Мария, конечно же, простит его и вновь станет ему женой. Ведь он неисправим, а она, несмотря ни на что, до сих пор все еще любит его.

Как-то летним солнечным утром Генриетта прибежала на работу и с порога выдала следующую новость:

– Вчера вечером я была с тетей Дианой на званом балу близ Променад Гров и познакомилась там с одним премилым человеком. Он танцевал со мною гораздо больше, чем позволял этикет. Но поскольку у него титул, он богат и, как выражается тетя, уже достиг разумного возраста, меня за это вовсе не отчитали, а даже наоборот, с превеликим удовольствием предоставили меня в его распоряжение.

– А как его зовут? – спросила Софи, впервые видевшая Генриетту столь счастливой.

– Сэр Роланд Вэстонбери. Он баронет и вдовец. Около тридцати пяти лет. Его жена умерла три года назад, так что он только что закончил носить по ней траур. Не могу сказать, что он красив, но обаятелен не меньше принца Уэльского. И это первый мужчина, понравившийся моим дяде и тете. Он пригласил нас всех на бал в «Касл Инн» сегодня вечером.

Софи подумала, что одобрение со стороны тетушки Дианы отнюдь не комплимент, но все же решила не портить девушке настроение.

– Он приехал на лето в Брайтон, чтобы отдохнуть?

– Да, он снял себе апартаменты на Стайни, его лондонский особняк находится на Беркли-Север, а его родовое имение в Глочестершире!

Растапливая в этот момент шоколад, Клара спросила:

– А дети у него есть?

– Нет, тетушка Диана уже спрашивала его об этом.

– Ну, в таком случае он захочет наследника. Так что тебе не составит труда окрутить его, Генриетта! – пошутила Клара.

Генриетта густо покраснела.

– Не дразнись, ведь я его еще почти не знаю.

Тем не менее ей с трудом удалось взяться за работу, и она без умолку продолжала тараторить о своем новом знакомце. Кларе довольно скоро наскучила эта тема, и она позавидовала Софи, отправившейся на работу в Морской Павильон. К полудню терпению вдовы пришел конец.

– Генриетта, ты уже по десять раз рассказала мне о сэре Роланде. И больше я не желаю об этом слышать до тех пор, пока он не наденет на твой палец обручальное кольцо!

– Ты думаешь, это возможно?! – в голосе Генриетты сквозила трогательная надежда.

После этого Генриетта разразилась пространной лекцией о том, сколь долго должны пробыть вместе двое, прежде чем дело дойдет до предложения. Но Клара в ответ лишь заметила, что Генриетта ни разу не упомянула любовь.

Окончив работу, Софи, как обычно, вышла из Морского Павильона через дверь, предназначенную для слуг. Теперь уже почти все знали, что она открыла собственное кондитерское производство, и уже не раз обслуга дворца просила принести чего-нибудь этакого. Софи планировала удивить всех своим сладким сюрпризом на день рождения принца, в августе.

На выходе из дворца совершенно неожиданно она встретила поджидавшего ее Тома.

– Отличные новости! – радостно приветствовал он ее, спрыгивая с подножки экипажа. – Наконец-то мне удалось приобрести помещение под магазин в Брайтоне! Именно его я хочу вам показать!

Он объяснил по пути, что прежде эта собственность принадлежала одному местному краснодеревщику и включала в себя небольшую лавку с обширным торговым залом и пристроенную к ней рабочую мастерскую. Уже несколько лет здесь не проводилось никакого ремонта, и поэтому здания нуждались в фундаментальной реконструкции, прежде чем они станут пригодными для того, чтобы выставлять в них товар мистера Фоксхилла. На Мидл-стрит Том остановился около лавки со стрельчатыми окнами. Ворота в окружающей это строение каменной ограде вели к конюшне и смежной с нею мастерской. Торговый знак краснодеревщика в виде стула в венецианском стиле все еще висел на цепях над входом в лавку.

– Я обязательно это заменю, – сказал Том, кивнув головой в сторону нелепой эмблемы. Потом он открыл дверь и пригласил Софи войти.

– И что же вы намереваетесь подвесить там вместо стула? – спросила Софи, развязывая ленточки шляпки и внимательно озираясь по сторонам. Здесь было чисто и пусто. Единственным предметом мебели являлась удобная, отполированная временем скамья, на которую Том бросил свою шляпу и перчатки.

– В Лондоне моей эмблемой служит перламутровая шкатулка.

Софи замерла. В ту же секунду она вспомнила контрабандиста, разглядывавшего в свете ущербной луны перламутровую шкатулку. Неужели в ту ночь она видела на морском берегу Тома? Ей захотелось выбросить эту мысль из головы, вся ее суть восставала против потрясения, оглядываясь назад, она поняла, что слишком многое здесь сходится. Почему он ехал заброшенным проселком в ту ночь, когда наткнулся на нее? Как объяснить его частые отъезды и неожиданные возвращения? И почему при нем всегда эти пистолеты? И потом, откуда-то количество ценных вещей из Франции, что проходят через его руки. Быть может, он доставляет их в Англию, минуя таможни?

– А много ли на свете перламутровых шкатулок? – осторожно спросила Софи, отчаянно надеясь, что его ответ рассеет ее опасения.

– Много? Да что вы?! Совсем наоборот, – ответил Том. – А те, что я ищу, чрезвычайно редко встречаются и по своей красоте уникальны. Они были изготовлены в Китае около двух столетий назад. Мне как-то посчастливилось достать одну такую, и я сразу продал ее принцу Уэльскому.

– А как давно вы ее ему продали? – она старалась не смотреть ему в глаза, делая вид, что поглощена изучением интерьера помещения.

– Дайте вспомнить, – на секунду он призадумался. – Ну конечно же, прошлым летом!

И это прозвучало как исповедь. Теперь у нее не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно он был тем самым контрабандистом. Все смешалось в ее голове. Софи неторопливо прошлась сквозь приоткрытые створки резных дверей в торговый зал. Мерный стук ее каблучков эхом отдавался в этом пещероподобном пространстве. Ставни на всех окнах, за исключением находившегося в дальнем конце зала, были закрыты. Тем не менее, проникавший в открытое окно свет позволял заметить, что это строение создано в незапамятные времена и, судя по всему, первоначально предназначалось для хозяйственных нужд. Древняя деревянная галерея с балюстрадой опоясывала стены. Инстинктивно Софи решила отойти на некоторое расстояние от Тома, прежде чем повернуться к нему лицом. Она стала взбираться по ведущей на галерею винтовой лестнице, и шелест ее юбок был отчетливо слышен в царившей здесь полной тишине. Забравшись на галерею, она посмотрела вниз. Он стоял запрокинув голову, внимательно за нею наблюдая.

– А где же сейчас перламутровая шкатулка принца? – спросила она напрямую.

– В Карлтон-Хаусе, – небрежно ответил он. – А зачем вам это?

Она отвернулась и прошлась по галерее.

– А Его Высочество отдает себе отчет в том, что вы поставляете ему контрабандный товар?

Она отчетливо расслышала, как Том поперхнулся от удивления, но когда он наконец заговорил, голос его, как и прежде, был спокойным и ровным.

– И с чего это вам такое в голову пришло, – он весело рассмеялся. – Если вы насчет тех севрских ваз, что я продал Его Высочеству, то ведь я еще тогда сказал вам, что купил их у одного французского эмигранта.

Выдержав паузу, она метнула на него гневный взгляд. Глаза ее сверкали яростью.

– Нет, речь идет не о вазах! А о том, что случилось чуть раньше! Я была на морском берегу в ночь, когда вы незаконно доставили перламутровую шкатулку в Англию!

Он наградил ее сумрачным взглядом, и лицо его напряглось. Он бросился на галерею, и Софи повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

– Вы только что сделали опасное заявление, – сухо заметил Том. – Думаю, вам стоит объясниться…

– В ту ночь здесь высадилась брумфилдская банда! И вы были с ними! И когда двум таможенникам перерезали глотки, я поклялась, что не успокоюсь, пока все вы не получите по заслугам за свои злодеяния!

Его охватила ярость.

– Я не убийца! И никогда им не был!

– Все равно вы запятнаны компанией, в которой я вас видела. У меня еще все в порядке со зрением!

– И что же вы намерены в таком случае предпринять? – гневно спросил Фоксхилл. – У вас есть какие-либо доказательства, которые бы вы могли предъявить судье?

– Никаких, за исключением моего слова живой свидетельницы, – победно ответила она.

– Итак, вы покажете в зале суда на меня пальцем и скажете, что сразу же признали меня в свете полной луны?

– Луна была ущербной, – признала Софи, и голос ее дрогнул. – А ваше лицо было наполовину скрыто платком.

Том издевательски осклабился.

– Неужели?! В таком случае не думаю, что вам удастся выдвинуть против меня сколь-нибудь существенные обвинения. В лучшем случае вы можете сдать меня капитану Моргану. Я абсолютно уверен в том, что он вам поверит. Но он наверняка захочет узнать, почему вы не попросили арестовать меня раньше.

Софи растерялась: основания для ее обвинений были явно недостаточны.

– Бог видит, мне в голову не могло прийти, что вы преступник. Вам лишь надо сейчас чистосердечно рассказать, как вы достали эту шкатулку.

– Я заплатил за нее хорошую цену!

– Это не ответ на мой вопрос! Были ли вы на морском берегу в ту ночь?!

Том тяжело вздохнул.

– Да, был, но всякая ситуация при ближайшем рассмотрении может показаться куда более сложной. Может, и вам стоит сейчас призадуматься. Впрочем, предполагаю, что меня вполне можно назвать вольным контрабандистом!

Ее лицо исказила гримаса боли.

– Так вы член брумфилдской банды!

– Я частенько плаваю с ними, но не имею к ним ровно никакого отношения. Между нами пропасть…

– Не вижу никакой разницы, – она в отчаянии воздела руки. – Да вы просто спятили! Это единственное разумное объяснение. – Голос ее дрогнул. – Вы такой же безумец, как и те революционеры, что без суда и следствия убивают невинных людей, и что бы вы там ни говорили, ваши руки залиты кровью! Мне ненавистны люди, подобные вам!

– В таком случае, мне больше нечего добавить, – ответил Том. – Вы просто заранее были настроены против меня. Итак, что же вы намерены делать дальше?

– Ну что я могу? – заламывала она в отчаянии руки. – Вы разрываете мое сердце. Прежде всего я верна Рори и клятве, которую дала. Но как я могу отправить на виселицу человека, спасшего меня и моего племянника?

– Может быть, вы все же имеете в виду юного графа де Жюно.

Со стоном Софи схватилась за голову.

– Так и это вам известно, подлый вы человек! И с помощью этого вы намерены заставить меня молчать! – закричала она. – Но как вы узнали правду?!

Он подошел к ней вплотную, однако не сделал ни малейшей попытки ее коснуться.

– Это случилось в тот день, когда я помогал обустраивать ваше ателье.

И он рассказал, как Генриетта застала его за чтением объявления, и как потом ему удалось вытянуть из нее всю эту историю.

Софи слегка пошатнулась. Теперь ей было ясно, отчего так зарделась вошедшая тогда в дом Генриетта.

– Она меня предала!

– Вы должны ее простить, Генриетта плохого вам не хотела, просто куда ей было со мною тягаться, – он перешел на вкрадчивый шепот. – Ну почему вы мне не все рассказали. Мне казалось, что вы мне доверяете.

Она тряхнула в гневе головой.

– Да, я никогда вам не верила! И все, что вы только что мне рассказали, лишь подтверждает, насколько я была права!

– А вот здесь вы как раз ошибаетесь! Вы не верите себе, ибо сердцем своим вы чувствуете, что мы предназначены друг для друга! Вы лишь отказываетесь это признать, потому что это не вписывается в ваши чистенькие заурядные планчики о том, каким именно должно быть ваше будущее.

И обняв Софи за талию, он привлек ее к себе.

– Да никого из женщин я не хотел так, как хочу тебя!

Она оказалась в его руках прежде, чем захотела высвободиться. Она попыталась собраться с силами, но он поцеловал ее нежно, так, как мужчина может поцеловать свою любимую невесту в первую брачную ночь. Она чувствовала, как тает ее бессильная ярость. Она была в отчаянии, ибо он творил между ними страстную гармонию, которой она не могла противостоять. И в этот миг их сердца забились в такт, и руки переплелись так сладко, что она оказалась бессильной в его объятиях. Дрожь пронзала ее тело, но после того, как он оторвал свои губы от ее губ и стал покрывать поцелуями все ее лицо, она резко отпрянула назад. Он тихо прошептал:

– Давай уедем отсюда. Будь терпимей к моим авантюрам, Софи. Мы можем обрести столь многое.

Однако реальность и здравый смысл вернулись к ней вновь. Она говорила с болезненной настойчивостью, стоя совершенно неподвижно.

– Ты просишь слишком много. Пришло время поговорить начистоту. Поскольку каждый из нас владеет тайной другого, мы во власти друг друга. Я поклялась, что сделаю все для ареста брумфилдской шайки, но каково бы ни было мое мнение о вашем образе жизни… Я не смогу тебя предать! Могу ли я теперь положиться на тебя в том же?

– Прежде я хочу сказать тебе еще кое-что. Я решил обратиться по адресу, опубликованному в той газете.

Кровь прилила к ее щекам.

– Ты видел моего врага?!

– Не совсем. Я написал ему послание с просьбой встретиться, в нем я сообщал, что именно я доставил девушку и мальчика на ферму Миллардов и знаю их теперешнее местонахождение.

– Ты это сделал? Том, как ты мог?

Она была шокирована тем, что он либо по недомыслию, либо из бравады предал ее. В припадке бессильного гнева, она попыталась высвободиться из его цепких рук. Но Том был явно не настроен ее выпускать.

– Да послушай же меня, – прорычал он.

– Пусти! – она царапалась, как дикая кошка.

Оба они кричали как безумные в завязавшейся между ними потасовке и не заметили, как предательски заскрипели половицы галереи. В следующее мгновение, после жуткой вибрации, доска провалилась под ногою Тома. Крича от ужаса, Софи прижалась к стене. Фоксхилл лежал на полу галереи, одна нога его была в проломе.

– Оставайся, где стоишь, – крикнул он, когда она попыталась подойти поближе, чтобы ему помочь.

Прежде чем он попытался выбраться из ловушки, послышался громкий треск. И вторая доска с грохотом полетела вниз. Софи завизжала, думая, что Том последовал вслед за нею вниз, но каким-то чудом ему удалось удержаться. Его голова и плечи торчали из зияющего провала, а руки упирались в края отверстия. Она видела, как напряглись его мускулы, и забыв о своей безопасности, легла на пол галереи и изо всех сил схватилась за рукава его куртки. А тем временем дощечки пола продолжали сыпаться одна за другой. Том пытался сохранить равновесие, упершись одной ногой в стену.

– Прочь, – прохрипел он. – Еще пара дощечек, и ты полетишь вниз и свернешь себе шею.

И вновь раздался предательский скрип. И ради ее спасения Том наконец решился.

– Сейчас я отпущу руки и полечу вниз. Назад! Сейчас же! Пока еще есть время! Схватись за что-нибудь.

Она неохотно его послушалась, встав с пола и прижавшись к стене. Стоя там, она наблюдала, как он постепенно скрывался в проеме, а затем отпустил руки. Вместе с ним полетело немало досок, и пролом почти что достиг ее ног. Над местом обвала поднялись клубы пыли.

– С тобою все в порядке, Том, – крикнула в отчаянии Софи, пробираясь вдоль стены до оконного проема. Оттуда прекрасно просматривался торговый зал. – Ради Бога, Том, ответь мне!

К великой ее радости, из-под обломков поднялась человеческая фигура. Пошатываясь, Том сделал несколько шагов и встал во весь рост. Заметив ее темный силуэт на фоне залитого солнцем пространства зала, Том не обратил никакого внимания на ее взволнованный зов.

– Оставайся там, где находишься, Софи. Не двигайся. Пока ты сидишь в том месте, ты в безопасности! Сейчас я принесу лестницу из мастерской.

Когда он распахнул створки высоченных дверей, выходивших на двор конюшни, солнечный прямоугольник упал на каменный пол, тень Тома исчезла. Оглянувшись, Софи увидела, что несколько крепежных скоб выскочило из стены. Вскоре Том вернулся, держа в руках лестницу, и приставил ее к проему, где спасалась девушка.

– Ну давай, Софи! И постарайся побыстрее, а то, не дай Бог, еще что-нибудь обвалится.

Подобрав юбки, она опустила ногу на верхнюю ступеньку. Спускалась Софи быстро и уверенно. Том подхватил ее еще до того, как она опустилась на пол. И лишь здесь она заметила, что он весть перемазан в пыли и побелке, а щека его кровоточит.

– Так вот, как я уже говорил, до того как был прерван столь неожиданным образом, – продолжал Том в тот момент, когда она искала у себя в кармане носовой платок, чтобы утереть кровь с его лица. – Я написал лицу, давшему объявление в газете, что мне известно место вашего пребывания. Но я не назвал его и вовсе не собирался этого делать. Хоть это ты должна была понять!

– Да ты просто меня напугал! Ты должен понимать, что я в постоянном страхе, я боюсь предательства! Ну почему ты мне все сразу не объяснил?

– Ты просто не дала мне этого сделать, черт побери! Ну и нрав у тебя!

– И что же произошло дальше?! – спросила Софи, присаживаясь на стоявшую у стены мастерской скамью. Теперь, когда они оба уже были в безопасности, она обратила внимание на то, что у нее дрожали руки. Однако Том, судя по всему, еще был не готов к тому, чтобы рассказать ей, что же действительно произошло во время его поездки в Лондон.

– Софи, мне жаль твоего врага, поскольку ты его противник. Он даже не знает, во что ввязался!

– Ну так расскажи мне о нем?

Том присел на скамью, повернувшись к Софи вполоборота, и в подробностях поведал все, что произошло с ним в лондонской таверне «Золотой Лев».

– В своей оплошности я виню лишь себя, – закончил он свой рассказ. – Я должен был догадаться, что человек, столь упорно идущий к своей цели, не потерпит на своем пути никаких помех. Генриетта рассказала мне, что он, скорее всего, родственник отца Антуана.

– Да, графиня де Жюно рассказала мне о племяннике своего мужа – Эмиле де Жюно. Эмиль был всегда заклятым врагом графа. Похоже, именно он и есть мой теперешний противник. Но вот прибыл ли он в Англию лично или же послал наемного убийцу, я с точностью сказать не могу.

– Готов биться об заклад, что это сам Эмиль. Скрытность, с которой он действует, позволяет говорить об этом. Он боится, что его узнают эмигранты-роялисты. Простой агент действовал бы открыто.

Она лишь рукой махнула.

– Мне интересно, есть ли здесь нечто большее, чем желание уничтожить последнего представителя знатного старинного рода?

– Быть может, наследство?

Она молча кивнула и, встав со скамьи, подошла к арочному проему окна. Сейчас она стояла в профиль к Тому, и луч солнца высвечивал ее длинные ресницы, лоб и изящную линию губ.

– Множество обширных поместий стало собственностью Республики. Быть может, Эмиль хочет, чтобы шато, виноградники и земли де Жюно достались ему одному? Если впрямь не останется других наследников, кроме революционера Эмиля, терпевшего в прошлом притеснения со стороны этого семейства, думаю, что Конвент решит дело в его пользу. Эмиль ведь с легкостью сможет пообещать, что будет делиться доходом с теми; кто обрабатывает отданные в его распоряжение земли. А потом со свойственным ему коварством, оставить большую часть этих доходов себе.

– Софи, ты говоришь так, будто лично с ним знакома.

– У меня было немало времени поразмыслить о нем и попытаться понять мотивы, которые могли вызвать такую ненависть к семейству графа. Мне кажется, что в основе всего зависть и алчность. Как и все, Эмиль прекрасно понимает, что рано или поздно смутные времена во Франции закончатся, и положение в стране стабилизируется. Быть может, пройдет еще немало лет, прежде чем эмигранты смогут вернуться на Родину. Но графиня сказала мне, что Эмиль человек еще молодой. Не удивительно, что он с таким упорством борется за богатое наследство. В случае если Антуан вернется на родину, Эмиль теряет все. – Софи закрыла лицо руками. – До сегодняшнего дня я предпочитала не произносить имени своего врага, и это позволяло мне держаться от него на некотором безопасном расстоянии. Но теперь он уже слишком близко и обретает реальную плоть и кровь. И если я боялась его прежде, то теперь боюсь в тысячу раз сильнее.

Том поднялся со скамьи, но у него хватило самообладания не подходить сейчас к Софи. Ей явно было сейчас не до его лобзаний. Он просто попытался успокоить ее, переубедить.

– Пойми, что враг твой до сих пор не знает, где именно находишься ты и твой мальчик. Он не может искать тебя в открытую, так как боится, что его узнают. А это значит, что ему, как минимум, придется обыскать всю Англию. Помни, что преимущество на твоей стороне. Не сомневаюсь, что в скорости он оставит свою затею и вернется во Францию.

– Но это лишь может отложить развязку. Я никогда не перестану его бояться. – Софи вновь повернулась к Тому. – В Лондоне вы рисковали жизнью ради меня и Антуана… Я…

– Точно так же, как и вы рисковали сегодня своей ради меня.

Она лишь рукой махнула, показывая, что тут и сравнивать нечего.

– Все это означает, что мой долг перед вами растет с каждым днем. Но сейчас я могу лишь отплатить вам тем, что ни за что не выдам местным властям вашу связь с контрабандистами.

– Этого вполне хватит, но мне хотелось бы большего.

– Нет! – Софи подняла руку, не приемля все, что он может сказать дальше. – Прошу не путать мою благодарность с воображаемыми вами определенными чувствами с моей стороны.

– Нет смысла об этом спорить, – сухо заметил он. – Через несколько часов я покину Брайтон. Но я вернусь, лишь только строители наведут здесь порядок. Похоже, эта галерея относилась ко времени постройки здания. Мне жаль, что так вышло, и я благодарен судьбе, что вы не пострадали…

– О, это был своего рода опыт, – весело заметила она.

– Не дай Бог, чтобы он повторился. Галерею надо будет снести в первую очередь.

– Вы сделаете новую?

– Да… И, кстати, я оставляю Звездочку в конюшне миссис Ренфрю, так что вы вольны пользоваться ею, когда вам заблагорассудится.

– Но у вас теперь есть своя собственная конюшня.

– Здесь у меня будет находится несколько иное средство передвижения. Скорее всего, тот самый фаэтон, на котором, как вы предполагали, мне суждено свернуть шею.

Нет, доброте его не было предела, и от этого будто бы кинжал вонзался в ее сердце. О, если бы все было иначе!

– Ну почему вы не рассказали мне всей правды о себе тогда, на ферме! – не выдержала Софи. – Быть может, вместе мы нашли бы способ преодолеть эту бессмысленную тягу к острым ощущениям. У вас ведь неплохой бизнес в Лондоне, так к чему же проводить время в столь опасной компании?

– Это вы сейчас так думаете. А тогда ваша реакция могла бы быть столь же бурной, как и сегодня, и в таком случае я мог бы вас потерять навсегда. Софи, когда я впервые увидел тебя, ты лежала у дороги вся в крови. Но когда я взял тебя на руки и заглянул в твои глаза, я познал любовь.

Мадемуазель Делькур отпрянула, словно пытаясь защититься.

– Не пытайтесь завоевать меня красивыми словами. В тот вечер, у ворот фермы Миллардов вы дали мне понять, что стали бы искать меня лишь тогда, когда бы вас это устраивало!

– Да, но вы столь бурно отреагировали, что даже не позволили мне спросить о том, согласны ли вы меня ждать, и свойственно ли вам вообще терпение?

Глаза ее гневно блеснули.

– Думаю, я и так выказала немалое терпение, сегодня ему пришел конец!

– В таком случае, отчего же вы за меня так встревожились?

– Я ненавижу потери! – прямо ответила она. – Ваша жизнь стоит того, чтобы сохранить ее для добрых дел.

Его одолел внезапный приступ хохота. Когда смех стих, зловещая усмешка продолжала играть на его лице.

– И вы смеете говорить о потерях, Софи! Да вы сами виноваты в том, что потеряли столько времени, отказываясь признать то, что существует между нами.

Она задрожала и, поднявшись со скамьи, направилась к выходу из мастерской, на прощанье смерив Тома презрительным взглядом.

– Для меня существует лишь единственный мужчина. И я могу назвать его имя. Это не кто иной, как Рори Морган!

Том отпрянул.

– Не смейте! – воскликнул он.

Глаза Софи расширились.

– А с чего вы взяли, что можете мне диктовать!

– Но в данном случае это мое право!

– О, ваши заблуждения непоколебимы! Давайте-ка лучше договоримся, что не будем встречаться очень и очень долго!

И она ушла, демонстративно хлопнув дверью. Часом позже, когда Софи уже работала в ателье, ей доставили бандероль с прилагавшимся к ней посланием.


«За уроки с сержантом Джонсом, проживающим в доме № 15 по Блэк Лайон стрит, заплачено вперед. Этот человек научит вас обращаться с тем, что находится в бандероли. В случае крайней необходимости, вы должны быть в состоянии защитить себя и мальчика. Том.»


В бандероли лежал пистолет. Софи боязливо потрогала курок. Нет, это оружие ей не нравилось. Но она была рада тому, что теперь у нее есть средство дать достойный отпор Эмилю де Жюно, случись им встретиться лицом к лицу. И который раз она подумала, что Том невыносим. Он то будит в ней ярость, то пробуждает доброе отношение. Хорошенько подумав, Софи решила, что должна воспользоваться пистолетом уж если не ради себя, то ради счастья Антуана.

Сержант Джонс оказался краснолицым, коренастым детиной, потерявшим ногу в первые дни войны во время боя на французской территории. Он был отличным инструктором. Как только Софи научилась обращаться с пистолетом, разряжать, заряжать и даже чистить оружие так, как это делают настоящие солдаты, Джонс установил мишень в одном из пустынных уголков брайтонского побережья. «По крайне мере, если она промажет, то никого не убьет», – решил Джонс. Порой он был с ней галантен, но иногда обращался как с настоящим новобранцем, и в речи его проскакивали такие словечки, что Софи впору было затыкать уши. Но она была способной ученицей, да и к тому же от природы у нее был верный глаз. И вскоре она уже заслужила похвалу скупого на комплименты сержанта. Уже в конце первого урока, он сделал одобрительный кивок.

– А из вас получится неплохой стрелок, мисс, обязательно расскажу об этом мистеру Фоксхиллу, когда увижу его в следующий раз.

Тому понравилось письмо, которое написала ему Софи. Ей хватило здравого смысла воспользоваться уроками Джонса и принять пистолет, поскольку к их взаимным чувствам эти вещи никак не относились. Но чем скорее она навсегда забудет Тома, тем будет лучше. Одной из причин, по которой он нанял сержанта, было то, что Софи вполне могла брать уроки стрельбы у столь милого ей офицера акцизной службы.

Глава 17

Каждый раз, проходя мимо купленных Томом построек на Мидл-стрит, Софи смотрела: не начался ли ремонт? Но пока к работам никто не приступал, и поэтому девушка сделала вывод, что Том в данный момент за границей и дал строителям инструкцию не начинать до тех пор, пока он сам лично не прибудет на место.

Совместно с Кларой Софи наняла девушку присматривать за мальчишками в летние месяцы на то время, что у них были каникулы. По воскресеньям они выезжали за город и устраивали пикники, как настоящая семья. Антуан уже больше не тосковал по Рори, сейчас его больше увлекала собственная жизнь и новые друзья. Наверное, так оно было и к лучшему. Один за одним пролетали летние деньки, и Софи уже ожидала, что Том вскорости объявится без предупреждения в ее ателье или встретит ее в Морском Павильоне, но он по-прежнему не появлялся.

Она как раз думала о нем, когда Генриетта обратилась к ней с неожиданным предложением.

– Знаю, что ты занята с утра до ночи, Софи, но я прежде никогда ни о чем тебя не просила.

– В чем дело? – дружелюбно спросила мадемуазель Делькур.

Она только что получила ящик оберточной бумаги, на которой по ее заказу были начертаны различные прорицания и романтические фразы. Во Франции подобная ерунда была популярна еще во времена ее отца, и поэтому она попросила, чтобы надписи были сделаны по-французски.

– Мои дядюшка и тетушка собираются дать званый обед в честь сэра Роланда. Они считают, что это как раз будет для него самая подходящая возможность сделать мне предложение. Не приготовишь ли ты к этому случаю самых изысканных блюд, чтобы привести сэра Роланда в соответствующее расположение духа?

– Да, но согласятся ли твои высокородные дядя и тетя?

– О да! Я уже сказала им, что лучше тебя в Брайтоне никто не готовит, я могу судить об этом по собственному опыту.

– Да ты просто льстишь мне!

– Конечно же, тетя хочет, чтобы расходы были по возможности ограничены, но разницу я возмещу своими собственными деньгами. К тому же в погребе дома, где мы живем, благодетель моих родственников оставил запасы отличнейших вин.

Софи внимательно посмотрела на Генриетту.

– А тебе действительно так уж нужен этот сэр Роланд?

На мгновение опустив глаза, Генриетта тряхнула головой.

– Да, именно он. Ведь он богат и уважаем, и я без ума от него. – Она замялась. – Мне нравится с тобою работать, Софи, и ты прекрасно об этом знаешь. Но мне просто необходимо бежать подальше от моих дяди и тети. Я более не могу жить вместе с ними. Все, что я хочу от этой жизни, так это мужа, свой дом и детей. И вот почему я обращаюсь к тебе, чтобы ты помогла мне в проведении столь ответственного мероприятия.

Софи улыбнулась.

– В таком случае, я с удовольствием соглашаюсь. Скажи мне, какую сумму намерены затратить твои родственники, и тогда мы вместе составим меню.

Решено было, что должно быть две смены блюд, что весьма типично для Англии, в каждую из которых будет подаваться немало всякой всячины! На десерт решили предложить конфеты Софи, а также свежие фрукты с мадерой и красным и белым портвейном. Генриетта даже в ладоши захлопала.

– Все это звучит просто замечательно!

Хотя у Софи почти не было свободного времени, она весьма основательно отнеслась к подготовке званого обеда. Она заключила с местным рыбаком сделку, чтобы в день празднества, он доставил ей лучших креветок и омаров, а с другим договорилась о закупке свежей камбалы. Она поехала на пригородную ферму и приобрела там напрямую саутдаунского барашка, свинину и телятину, поскольку это было гораздо дешевле, чем покупать у мясника. Софи знала, что барон использует в своих интересах ее желание постараться для лучшей подруги, но это ничуть не ослабило ее решимости приготовить действительно прекрасный обед. Свежие салаты, зелень и овощи проблемы не представляли, так как на грядках, близ дома Клары, произрастали в изобилии. Миссис Ренфрю сказала, что Софи может брать с грядок все, что ей нужно, и при этом отказалась от платы. Она сказала, что это будет ее подарок Генриетте.

– Дай Бог Генриетте выйти замуж за сэра Роланда, – пошутила Клара. – А то моим ушам придет конец от ее бесконечных свадебных планов.

– О, если б я только была уверена, что она не пытается себя убедить в том, что он и впрямь так хорош.

– Уж конечно, – заметила Клара и более не сказала ни слова.

За день до назначенного званого обеда, Софи инспектировала кухню и обеденный зал дома Бувье. Покопавшись вместе с Генриеттой в бельевом шкафу, она подыскала великолепную дамасскую скатерть, богато украшенную кружевами.

– А лавку, что купил Том, убрали в леса, – заметила Генриетта, складывая остальные скатерти в шкаф. – Я даже мельком заметила в стрельчатом окне самого мистера Фоксхилла, когда ходила за отданным в починку веером.

У Софи перехватило дыхание. Так он вернулся. Она, тут же намеренно попытавшись выкинуть его из головы, стала раздавать инструкции прислуге и Кларе, добровольно взявшейся помогать Софи на кухне в приготовлении блюд, которые должны были подавать на стол два специально нанятых на этот вечер французских лакея. Ночью, после, нескольких часов работы в ателье, Софи в поте лица трудилась на кухне дома Клары, делая пудинги и все остальное, что можно было приготовить заранее. Клара помогала ей еще и потому, что в эту ночь ожидался приезд Пьера. Он заявился вскоре после полуночи, когда уже вконец вымотавшиеся за день Клара и Софи удобно расположились в креслах, попивая чай. Он приветствовал Клару поцелуем, после чего обратился к Софи.

– Я хотел с вами повидаться, – сообщил он.

– У вас какие-то новости? – напряглась Софи.

– Да, мадемуазель, но вам самой придется судить, насколько они помогут вам в достижении вашей благородной цели.

– Не томите!

Пьер вальяжно развалился на стуле, по всему было видно, что он никуда особенно не торопится. Положив руки на колени, Софи вся обратилась в слух.

– Переправлял я тут по одному делу свою лодочку в Сайдлсхэм пару ночей назад, – начал свой рассказ Пьер. – Так вот тамошний мельник с приливной мельницы сказал мне, что должен подогнать четыре телеги, чтобы взять большую партию товара, которая в скорости должна быть туда доставлена. – Пьер сделал паузу. – Теперь в моем деле не принято проявлять излишнее любопытство. Меньше знаешь, дольше жить будешь. Контрабандисты привыкли изъясняться жестами. Но могу сказать вам совершенно точно; что именно брумфилдская шайка доставит в Сайдлсхэм товар, но насколько мне известно, ныне никто, кроме них, не действует с таким размахом. Немало контрабандитстких судов по ошибке были приняты королевским флотом за американские корабли, доставляющие зерно во французские гавани, и после того, как предупредительный выстрел не возымел должного эффекта, великое множество кораблей и лодок, перевозящих контрабанду, было потоплено.

– А где находится этот Сайдлсхэм?

– Это маленькая рыбацкая деревушка в Западном Сассексе, примерно в тридцати пяти милях отсюда.

– И когда же ожидают брумфилдскую банду?

– Никто не может сказать этого с точностью, но мне кажется, что в ближайшую безлунную ночь.

Засыпая ночью, Софи никак не могла решить, что же в данном случае ей необходимо предпринять. Ей не хотелось, чтобы Том попал в засаду, устроенную Рори. И тем не менее ей не хотелось предупреждать Тома. Необходимо было удержать Тома рядом до тех пор, пока опасность не минует. По крайней мере, ей было известно, что сейчас он в городе.

Утром Софи сделала два важных визита. Первым делом она отправилась в акцизную управу, где оставила срочную депешу на имя Рори. Не успела она отойти от управы, как конный нарочный ускакал с ее посланием по лондонской дороге. Затем Софи пошла в лавку Тома на Мидл-стрит. Здание было одето в леса, и рабочие уже приступили к замене кровли.

Прозвенел колокольчик, и, как только она вошла, из торгового зала, где заканчивался демонтаж галереи, вышел высокий, широкоплечий мужчина в дорогом костюме. Он прикрыл створки дверей, чтобы приглушить шум шедшего полным ходом ремонта. Софи почему-то сразу догадалась, что это не кто иной, как родной брат Тома. Сходство, конечно, в большей степени читалось в телосложении, походке и цвете волос, нежели в чертах лица, хотя бесспорно, у них были очень похожие глаза и чисто фоксхилловский резко очерченный рот.

Софи представилась, выразив уверенность, что обращается к Ричарду Фоксхиллу. Улыбка осветила его глаза.

– Том так много о вас рассказывал, мадемуазель Делькур, – сказал он чрезвычайно добросердечным тоном. – Большая честь для меня – познакомиться с вами.

– Я должна с ним поговорить.

– Но его здесь нет.

Она не знала, в какой степени Ричард осведомлен в делах брата. Том всегда говорил о нем как о надежном, сознательном и трудолюбивом человеке. Подобные рекомендации вкупе с серьезным видом Ричарда не позволяли поверить, что он хотя бы косвенно замешан в контрабандном процессе. Но тем не менее это был деловой партнер Тома.

– Тогда, если вы не против, я посижу здесь и подожду пока он не вернется.

– В этом не будет никакого смысла. Боюсь, невольно я вас ввел в заблуждение. Некоторое время назад мой брат выехал за границу с целью приобретения очередной партий предметов искусства.

Сердце Софи оборвалось. Так значит, Том уже во Франции! Нет, прежде чем послать письмо Рори, ей следовало бы побывать здесь. И сквозь стрельчатое окно Генриетта разглядела не Тома, а Ричарда, впрочем, здесь не мудрено было ошибиться.

– В таком случае, я срочно должна передать ему письмо!

– Это будет возможно, если вам удастся быстро найти корабль, отплывающий курсом на Санкт-Петербург.

Будто гора с плеч. Заметно задрожав, она благодарно ему улыбнулась.

– Письмо мое подождет. Надеюсь, Тому будет сопутствовать удача во время его поездки в Россию.

– Том никогда не возвращался с пустыми руками из дальних стран. – Ричард, заметив, что она направляется к выходу, поспешно раскрыл перед ней двери. – Для меня было бы большой честью, мадемуазель, если бы вы когда-нибудь со мною отужинали.

– С превеликим удовольствием.

Часом позже она отправила кабриолетом в дом Бувье свои собственные кухонные кастрюли и горшки, а также заранее приготовленные овощи и все, что было необходимо. В ателье она оставила Клару и Генриетту, хотя какой сегодня с Генриетты был толк. Софи призадумалась, что же ей все-таки предпринять, если мечты девушки сбудутся, и Генриетта и впрямь вскорости выйдет замуж. Дела кондитерской шли как нельзя лучше, и, быть может, пора было брать себе молодую ученицу-помощницу.

Званая трапеза была назначена на весьма модное время – шесть часов вечера. Софи, убедившись, что на кухне все как надо, в последний раз осмотрела обеденный стол. Букет роз, стоящий посередине, был изумительно подобран. Перевернутые бокалы для белого вина находились в отдельных серебряных футлярах с колотым льдом, а каждый нож, вилка и ложка лежали на одинаковом расстоянии от тарелок. Весь этот столовый этикет был организован Генриеттой, воспитанной в традициях французского дворянства. Баронесса за все время подготовки этого мероприятия даже пальцем не пошевелила и теперь с нетерпением ожидала приезда гостей. Барон одобрил подбор вин, заменив всего лишь одну бутылку, Софи и Клара на кухне завершали последние приготовления, когда услышали, что гостей уже встречают. С помощью служанки Софи передала в зал тарелки с блюдами первой смены. Там были устрицы с гарниром из ломтиков лимона и соусом, огромные омары, пирамиды из креветок, запеченная в сметане камбала, пирог с курятиной, покрытый золотистой корочкой, тушеные голуби и жареная утка, фаршированная артишоками. Салаты, благоухающие подобно цветущим садам, и свежие овощи довершали обе перемены.

Обед подавался не по французскому обычаю, когда каждое блюдо объявляли перед тем, как поставить на стол. Все-таки дело происходило в Англии, а поэтому Генриетта страшилась, что что-то в сегодняшнем обеде может не понравиться благородному сэру Роланду. Ее опасения и так ограничили кулинарную фантазию Софи, поскольку, как удалось выяснить мадемуазель де Бувье, сэр Роланд был человеком консервативным и терпеть не мог все иностранное.

Судя по всему, Генриетта произвела на него столь сильное впечатление, что он проглядел ее иностранное, и тем более французское, происхождение. Софи вытерла салфеткой крохотную капельку соуса с края блюда и кивнула прислуге.

– Все готово. Через секунду один из лакеев пройдет к дверям гостиной и объявит, что обед подан. Ну что же вы так волнуетесь. Я абсолютно уверена, что все пройдет как нельзя лучше!

Ее слова оказались пророческими. Первая смена блюд прошла без сучка и задоринки. После небольшой паузы, когда были убраны грязные тарелки, лакеи внесли в зал вторую смену. На сей раз это были: телячье филе с белыми грибами в густом соусе, жаркое из филейной части, пудинг с нежными кусочками говядины, запеченными в собственном соку, а также ребрышки барашка, приготовленные с мятой. Фарфоровое блюдо из Челси в виде кустика спаржи имитировало свежую спаржу, лежащую на нем, после этого были поданы сладкие пудинги. Софи превзошла саму себя. Сегодня ее шедевром стало блюдо, приготовленное по старинному французскому рецепту времен мадам Помпадур. Говорят, что оно было особенно любимо знаменитой фавориткой. Исполненная в виде сердца и окрашенная в розовый цвет, эта изысканная смесь сливок, яиц, сахара и тонких специй была украшена фиалками, которые Софи собрала и засахарила еще по весне.

Наконец скатерть была убрана. Подали свежие фрукты, в центр стола поставили одно из лучших творений Софи: плетеную корзинку с набором лучших конфет от Делькур. И все, что оставалось, так это подать в гостиную поднос с чаем; Когда поднос унесли, Софи наконец посмотрела на часы. Было половина двенадцатого и, судя по всему, джентльмены, допив свой портвейн, уже беседовали с леди. Теперь, надеялась мадемуазель Делькур, самое время сэру Роланду предложить Генриетте прогуляться в розовом саду. Тамошний целебный воздух их просто очарует, а мерцание ущербной луны довершит дело.

Обозрев кухню, Софи нашла ее удивительно чистой. Две посудомойки, которых она наняла за свой счет, похоже, времени не теряли. Оставалось лишь убрать остатки пиршества и отнести их в кладовку. Клара вошла на кухню, когда туда внесли остатки десерта.

– Готова спорить, что это был самый лучший званый обед, когда-либо дававшийся в этом доме. Лакей рассказывал мне, что никто не мог оторваться от еды! Даже сама баронесса де Бувье всего понемногу перепробовала.

Бесспорно, это был комплимент. Софи очень хотелось знать, бросил ли убаюканный великолепными блюдами и винами сэр Роланд хотя бы один нежный взгляд на Генриетту. Она уже было собралась отнести в кладовую вазон с остатками конфет, как в коридоре послышались чьи-то тяжелые шаги и ведущая в кухню, обитая зеленым войлоком дверь широко распахнулась. Софи словно громом сразило. На кухню вошел принц. Лицо его раскраснелось от количества съеденного и выпитого. Его парчовый жилет уже не сходился на животе.

– Вот это пир! – громогласно объявил он, – Я пришел, чтобы лично выразить свою благодарность повару!

Софи, которая не знала, что Его Высочество был в числе приглашенных гостей, спешно сделала реверанс. Работающие на кухне женщины, тут же последовали ее примеру.

– Для меня большая честь знать, что эти блюда вам так понравились, Ваше Высочество, – ответила Софи.

– О Господи! Так это опять вы, – принц заморгал глазами, узнавая уже примелькавшуюся ему француженку. – Куда не поеду, всюду вы! Если не ошибаюсь, мадемуазель, вы специалист по французскому фарфору. А что вы делаете здесь?

– Этот званый обед приготовлен мною, сир.

– Да, это был настоящий пир! – И принц подарил ей свою знаменитую чарующую улыбку. – О, если бы не гостеприимство хозяйки и хозяина этого дома, я незамедлительно похитил бы вас и назначил шеф-поваром кухни Морского Павильона… А теперь, желаю вам спокойной ночи.

Обитая войлоком дверь зарылась за ним.

– Ну что, Софи, слышала?! – воскликнула Клара. – Первый джентльмен Европы хотел, чтобы ты ему готовила!

Софи рассмеялась.

– Но ведь я кондитер, а не повариха. Я была бы гораздо больше польщена, если бы он похвалил мои конфеты.

И тут обитая войлоком дверь распахнулась и на кухню влетела Генриетта, на ходу обнимая Софи.

– Я помолвлена, Софи! Сэр Роланд и я женимся по осени!

– Это просто великолепно! Я так за тебя рада! – воскликнула Софи, обнимая свою восторженную подружку.

– На свадьбе ты будешь подругой невесты, а Антуан пажом! Пойдем, я познакомлю тебя с моим будущим мужем!

– Не сейчас, Генриетта, я не пойду к нему в поварском наряде. Для такого случая мне хотелось бы надеть свое самое лучшее платье. А сейчас иди к нему, а то он будет волноваться, куда ты запропастилась.

Более Генриетту уговаривать не пришлось. Не успела Клара пожелать ей всего хорошего, как мадемуазель де Бувье пулей вылетела из кухни.


Прошло уже много дней, а Софи по-прежнему не получала никаких вестей от Рори. Хотя он и обещал перед отъездом из Брайтона, что в случае, если его ранят, он отошлет ей срочную депешу, она не могла не волноваться за него.

Генриетта продолжала ежедневно приходить в ателье, но ее работа у Софи в связи с помолвкой и вытекающими из нее определенными правилами поведения в высшем свете в ближайшее время должны были прекратиться. Софи пошла к Гарри в таверну «Касл Инн» и спросила, не знает ли он кого-нибудь из желающих заняться кондитерским делом.

– Ты обратилась по адресу, – просиял Гарри. – Есть у меня племянник, что работал подмастерьем у известного повара-кондитера. Но теперь, по прошествии семи лет, пожелал уйти от хозяина. Парень он хороший и вполне мог бы жить у меня.

– А где он сейчас?

– В Рединге, но лишь только узнает, что вы хотите предложить ему работу, он окажется в Брайтоне прежде, чем повар успеет сварить яйцо! Его зовут Робин Браун.

Робин оказался довольно юрким и скорым в работе парнем. У него были песочного цвета волосы и вечная улыбка на губах. Обучен он был прекрасно, и после недельного его пребывания в ателье Софи удивлялась тому, как это она могла раньше без него обходиться. Только сейчас она поняла, сколько времени теряла на инструкции своим помощникам, когда у нее и без того хватало, своей работы. Робин без лишних слов знал, что надо делать, и делал это великолепно.

– Мисс Делькур, а можно мне будет остаться работать у вас постоянно? – волнуясь, спросил Робин по окончании двухнедельного испытательного срока.

– Да, Робин. Отныне ты полноправный работник кондитерской «Делькур. Конфеты, достойные королей!»

– Вы должны обязательно использовать этот девиз.

Софи подняла брови.

– Да это так, с языка сорвалось, но, думаю, что ты прав!

Она отнесла эскиз местному мастеру, и тот отчеканил ей полторы сотни медальонов с ее фамилией и словом «Брайтон» в полукруге над придуманным ею девизом. Подобные медальки являлись в то время модной новинкой. Они достаточно быстро расходились и увозились на большие расстояния.

Софи и ее помощники как раз разглядывали прибывшие от чеканщика медальоны, когда в дверях ателье неожиданно появился Ричард Фоксхилл.

– Добрый день, мадемуазель Делькур. Рад видеть вас в добром здравии!

– Проходите, проходите, Ричард, мы всегда вас рады видеть. Вы, наверное, хотите сообщить нам, что Том наконец-то вернулся в Брайтон?

– Увы, нет. Причины тому весьма прискорбные.

Софи почувствовала, как оборвалось у нее сердце.

– Что случилось?

– Он вернулся из России домой в лихорадке. Два дня он провел с очень высокой температурой. Затем стал бредить, и даже сейчас Том временами не понимает, где он и что с ним происходит.

Лицо Софи побледнело.

– Постарайтесь не волноваться. За ним обеспечен должный уход, и ежедневно его навещает лучший в Лондоне доктор. Если бы это было не так, я вряд ли был бы сейчас здесь и присматривал за ходом ремонта в приобретенной Томом лавке.

– Быть может, я могу чем-то помочь?

– Если у вас выдастся свободная минутка, прошу вас, напишите Тому. Он будет рад получить от вас весточку. Я уверен в этом, потому что, судя по всему, еще долго будет прикован к постели. – Ричард окинул взглядом ателье. – Если вы, конечно, не очень сейчас заняты, я был бы рад, если бы вы мне все здесь показали.

– С превеликим удовольствием.

Взяв один из медальонов, Ричард прочел выбитую на нем надпись.

– Можно я возьму один такой для Тома?

– Да, пожалуйста.

Работник Софи продолжал заниматься своим делом, а мадемуазель Делькур тем временем объяснила Ричарду различные этапы изготовления конфет. Затем они подошли к Генриетте, заворачивающей конфеты в пеструю бумажку с романтическими французскими фразами, что пользовались особым успехом у благородных покупателей. Ричард был заинтригован, поскольку никогда прежде не встречался с подобным, и Софи оставила его побеседовать с Генриеттой о французских поэтах, из произведений которых была взята большая часть этих фраз. Ричард нагнулся, облокотившись руками на стол Генриетты.

– Вероятно, вы счастливы, заворачивая эти конфеты для влюбленных, – заметил он с улыбкой.

– Несомненно, – Генриетта вытащила наугад первую попавшуюся бумажку и громко прочитала вслух: – «Твоя истинная любовь – ночь!» Неплохое пророчество для кого бы то ни было…

– Согласен. – Он выбрал бумажку наугад для себя и прочел: – Звезды должны быть твоим жемчужным ожерельем, а мир рубином в твоем перстне.

Генриетта одобрительно кивнула головой.

– Вы только представьте себе, такой чудесный подарок.

Она протянула левую руку, словно выставляя на показ воображаемый рубиновый перстень. Кольцо, подаренное ей на помолвку, она на работу не носила.

Ричард прочитал еще одну надпись:

– Клянусь в верности твоим губам, глазам и волосам.

– Такие милые слова, – грустно произнесла она, поспешив сменить тему разговора. – А как идет ремонт на Мидл-стрит?

Софи была занята своим делом, но время от времени бросала взгляды в сторону Ричарда. Он все еще беседовал с Генриеттой, методично заворачивающей конфеты и о чем-то без умолку щебечущей.

– Было приятно с вами познакомиться, мадемуазель де Бувье.

Генриетта смотрела, как он возвращается к Софи. Ах, что за красавец! Она почувствовала, как немеют ее пальцы. Когда он выходил вслед за Софи из ателье, то бросил через плечо проницательный взгляд на Генриетту, и глаза его загорелись явным интересом. Мадемуазель де Бувье улыбнулась ему в ответ, чувствуя, что вот-вот расплачется. Он даже представить себе не мог, что натворил, простояв эти двадцать минут у ее рабочего столика. Прочитав вслух эти немногие фразы своим глубоким чувственным голосом, он заставил ее понять, что сэр Роланд ей этого уже никогда не скажет. Вздохнув, она попыталась заставить себя примириться со старой пословицей: лучше половина, чем ничего.

Прежде чем уйти, Ричард пригласил Софи отужинать с ним в «Старом Корабле», и она приняла его приглашение. Обедали они в главном зале этого заведения. Софи подумала, что будь сейчас на месте Ричарда Том, они наверняка бы обедали в отдельном кабинете. Она пришла к выводу, что поскольку Ричард был во всем полной противоположностью Тому, он вряд ли мог знать что-либо об опасных авантюрах брата. Пару раз она испытала искушение выразить ему свою озабоченность по этому поводу, но вовремя прикусила язык. Ему и без того хватало беспокойств в связи с болезнью Тома.

Когда Ричард вернулся в Лондон, Том все еще лежал в горячке. Их тетушка наняла двух сиделок своего возраста, несущих у постели больного круглосуточное дежурство. Ричард решил подождать, пока здоровье брата не пойдет на поправку, чтобы, вернувшись в брайтонскую лавку брата, известить об этом Софи. Перед отъездом Ричарда Том еле слышно прошептал с кровати.

– Я истосковался по красивым женщинам, Ричард. Скажи Софи, чтобы с нее написали портрет, и привези его мне в Лондон.

– Но у Софи слишком много работы, чтобы сидеть без дел и позировать.

– Скажи ей! – Том попытался оторвать голову от подушки, но у него ничего не получилось, вскоре он забылся в тревожном сне. Сиделка положила ему на лоб мокрое полотенце. Спору не было, ни ее, ни ее компаньонку симпатичными нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Ричард не передал просьбы брата, поскольку был уверен, что Том тотчас о ней забыл.

Софи впервые познакомилась с сэром Роландом, когда тот пришел на официальный приём под руку с Генриеттой. Этот званый чай был устроен владелицей шляпной мастерской графиней де Ломбард, и Софи была в числе приглашенных.

Настроение Генриетты со времен встречи с Ричардом значительно улучшилось, и в тот вечер она была весела и беззаботна, как никогда. Как-никак в девицах она не засиделась, схватила титул и роскошную беспечную жизнь. И лишь глупец на ее месте мог бы требовать большего. А поэтому она с особым удовлетворением и гордостью представила своего избранника Софи, которую она в свою очередь представила сэру Роланду как свою самую близкую подругу. Когда ее зачем-то отозвала тетушка, Генриетта оставила Софи в компании баронета. Несмотря на то, что сэр Роланд был краснолиц и грузен и вообще имел чрезвычайно внушительный вид, держался он весьма дружелюбно.

– Когда я впервые познакомился с баронессой, – сказал он, – она сообщила мне, что ее племянница обучает вас тонкому искусству кондитера.

– Неужели? – сухо заметила Софи.

– Я подумал тогда, как великолепно, что это премилое создание готово поделиться своими талантами с другими, но увы, и я знаю, что для вас это будет тяжелым ударом, я чувствую, что для Генриетты наступило время целиком сосредоточиться на своем приданом и наших совместных будущих планах.

– Я прекрасно вас понимаю. Я знала, что рано или поздно ей придется покинуть ателье.

Еще до конца вечера Генриетта переговорила с Софи, извинившись за то, что так и не исправила лжи, придуманной ее тетушкой.

– Я так боялась потерять его, Софи! Пожалуйста, прости меня!

– Конечно прощаю! – промолвила с улыбкой Софи. – Будь счастлива. Желаю тебе только хорошего.

По дороге домой Софи увидела толпу, собравшуюся около приклеенного к витрине кофейни бюллетеня с последними известиями. Ей подумалось, что это, вероятно, вести с полей сражений или что-то новое о происходящем на ее родине. Прошел лишь месяц тех пор, как зачинщики кровавого террора сами закончили свою жизнь на гильотине, и, похоже, бессмысленному кровопролитию на родине мадемуазель Делькур был положен конец.

Каково же было удивление Софи, когда она, подойдя к приклеенному листку, прочла совместное заявление Их Величеств по поводу помолвки горячо любимого сына Джорджа, принца Уэльского, с принцессой Каролиной Брауншвейгской. Да как он мог?! Софи пошла прочь, но сердце ее разрывалось от боли за миссис Фицхерберт, когда-то столь любимую и ныне столь жестоко покинутую. Бедная женщина! Софи чуть не расплакалась.

А тем временем в Мабл Хилл миссис Фицхерберт не принимала посетителей. Она с достоинством молчала и прятала свои слезы от посторонних глаз.

Глава 18

Как и надеялась Софи, Рори приехал сам, чтобы рассказать о том, что случилось в Сайдлсхэме. О его приезде возвестил Билли, просунувший голову в дверь ателье.

– По улице идет капитан Морган!

Хотя она как раз делала ликерные конфеты, а этот процесс был довольно сложным, Софи, сняв передник, бросилась встречать его.

Рори уже спешился и почти подошел к воротам дома Клары, когда Софи на лету бросилась в его объятия.

– Так ты невредим, Рори! – воскликнула она, благодаря Бога. Она прижалась к нему, как дитя, что ищет спасения у своего родителя, и даже с закрытыми глазами она ощутила, как он коснулся губами ее лба. Но открыв глаза, Софи увидела по его лицу, что что-то все же не так.

– Что случилось? – спросила она срывающимся от волнения голосом.

Он тяжело вздохнул и, обняв ее рукой за плечи, повел вдоль пригородной улочки к самому берегу моря.

– Все пошло прахом, Софи. Мои люди устроили засаду близ Сайдлсхэмской мельницы и просидели в ней несколько ночей кряду, но контрабандистов так и не дождались.

Она разделила его горькое разочарование.

– О, Рори, мне так жаль, но поверь, я получила эту информацию от заслуживающего доверия источника.

Он лишь покачал головой.

– Нет, Софи, тебя намеренно ввели в заблуждение.

– Я не могу в это поверить.

– Могу подтвердить. Видишь ли, я устроил ловушку в одном месте на берегу, где имеется естественная водная артерия, соединяющая побережье с морем и был абсолютно уверен, что в следующий раз банда высадится именно там. Но когда я получил твое срочное послание, я немедленно послал своих людей в Сайдлсхэм. Можешь себе представить, что случилось потом?

Он остановился, так как она не могла идти дальше, дрожа от страха.

– Не говори мне, что они высадились в месте, которое ты оставил без охраны.

– Именно так и случилось… Черт, они же почти были у меня в руках! – В гневе он сжал кулак. – Этим негодяям все труднее переправлять большие партии товара, а поэтому, они хотели быть уверены, что меня поблизости не будет. Вот почему они и решили направить меня по ложному следу!

Софи вскрикнула.

– Но ведь я только хотела помочь и допустила столь чудовищную ошибку.

Ему внезапно стало ее жаль, и он привлек девушку к себе.

– Моя вина в этом, моя. Я должен был сам все как следует обдумать, прежде чем очертя голову бросится в Сайдлсхэм. Но кто направил тебя по ложному следу?

– Я не могу тебе этого сказать.

Он оттолкнул ее. Глаза его словно остекленели.

– Но я требую от тебя ответа! Тот, кто рассказал тебе про Сайдлсхэм, сам один из банды Брумфилда и бесспорно должен быть схвачен и уничтожен. Кого защищаешь? Это мужчина или женщина?

– Сколько бы ты мне вопросов ни задавал, я все равно не отвечу. – В ее лице читалась непоколебимая решимость.

В отчаянии он воздел руки к небу и отступил от нее.

– Неужели гордыня позволит тебе совершить столь чудовищную ошибку? А я думал, ты мечтала об отмщении за убийство тех двух таможенников.

– Это бесчестно, Рори! Ты прекрасно знаешь, что я за то, чтобы правосудие восторжествовало. Но я не могу рассказать тебе о том, что ты хочешь узнать, если хочу, чтобы при этом не пострадал некто, совершенно невиновный.

– А так ли уж этот кто-то невиновен? Ведь те, кто связан с контрабандистами, также запятнаны.

– В таком случае на мне тоже лежит пятно.

У Рори дыхание перехватило.

– Да ты знаешь, что сейчас говоришь?!

– Даже очень хорошо знаю.

– Да этого просто не может быть. Я не знаю, с кем ты там сейчас общаешься, но умоляю тебя, срочно избавься от подобных друзей. Тебе хватит забот с Антуаном, зачем тебе еще и дополнительные сложности. Нет, видно и впрямь пришло время тебе сменить фамилию и общественное положение. Выходи за меня замуж сейчас, Софи.

Она отрицательно покачала головой.

– Вам следовало бы меня арестовать, а не предлагать руку и сердце. Я поставила вас в идиотское положение, Рори. Если бы я не была Софи Делькур, вы, наверное, сейчас допросили бы меня с пристрастием и даже бросили бы в темницу на основании только что сказанных мною слов.

– В таком случае, облегчите свою душу, назвав источник ложной информации. Ведь став королевской свидетельницей, вы будете законно способствовать правосудию в зале суда без страха, что вас накажут за пособничество злодеям.

– Вы просите у меня невозможного! – Она до сих пор была уверена в том, что Пьер хотел ей искренне помочь, но даже если она, думала иначе, необходимо было защитить Клару.

Она встала перед суровым выбором. Пора было окончательно разорвать отношения с Рори.

– Мы все дальше друг от друга, мистер Морган. И то, что я когда-то считала возможным, из-за того, что произошло, не сбудется никогда.

Его лицо исказила гримаса ярости.

– Да что с тобой случилось? Ты что, считаешь, что я готов тебя бросить лишь потому, что ты связалась с дурной компанией? Напротив! Я не успокоюсь, пока не вырву тебя из цепких лап этих негодяев!

– Я сама в состоянии освободиться от этих людей в любой момент, но все равно намереваюсь хранить молчание.

– Ну, в таком случае, сделай это. Я согласен с твоими условиями.

– Ты, верно, как следует не подумал… А как же твоя карьера? Если когда-нибудь выяснится, что я была связана с контрабандистами, наши с тобою отношения тебя погубят.

– Да к черту карьеру! Кроме тебя, меня ничто не волнует! – Он страстно обнял ее и припал к ее губам, трепеща от неодолимого желания. Когда он, наконец, перестал ее целовать, Софи положив голову ему на плечо, не спешила высвободиться из его объятий.

– Ты не должен меня так любить, – прошептала Софи.

– Я ничего не могу с собой сделать… Помни, что я терпелив и жду дня, когда ты почувствуешь ко мне то же, что испытываю я к тебе.

Она знала, что не может сказать ничего, что могло бы лишить его этой хрупкой надежды. Он был терпелив, но тверд в достижении своих целей, и в этом они с ним едины.

После фиаско с дезинформацией Софи сказала Кларе, что более не желает знаться с Пьером. Ренфрю почти ничего не сказала в ответ, но было видно, что она не на шутку разволновалась. И вот наступила ночь, когда Софи вновь услышала, как Пьер выбивает песок из своих сапог на пороге дома. Затем послышался стук в дверь. Стук становился все громче и нетерпеливее, но тем не менее никто не спешил открывать Пьеру дверь. Пьер стал дергать за дверную ручку. Софи встала с кровати и подошла к дверям спальни. На кухне горела свеча. Значит, Клара дома, однако она явно не желала видеть этого контрабандиста. В конце концов, Пьер изо всей силы пнул ногой дверь так, что полетели щепки. Но это уже было сделано со злости и, потеряв всякую надежду, Пьер побрел прочь, скрипя сапогами по гравию.

Накинув халат, Софи пошла на кухню. Там за столом сидела печальная Клара. Глаза ее были безжизненны, и говорила она монотонным голосом, стараясь не смотреть на Софи.

– Я могла бы простить Пьеру все, кроме пособничества брумфилдской банде! Я никогда тебе об этом не говорила, но теперь, когда все окончательно прояснилось, я все больше и больше убеждаюсь в том, что он намеренно направил тебя по ложному следу. Вот почему я не открыла ему. Он поймет, почему я это сделала, и думаю, больше уже никогда сюда не придет. – Она прикрыла глаза дрожащей рукой. – Послушай, сделай-ка нам лучше чаю.

Чай становился все популярнее в Англии, поскольку его считали панацеей от всех бед, и Софи несказанно обрадовалась возможности как-то успокоить Клару при помощи напитка. И она, и ее подруга отныне навсегда порвали с брумфилдской бандой, Клара – положив конец своей любовной связи, Софи – отвергнув Тома.

– Единственное, о чем я жалею, – это о том, что отныне твое сердце разбито и я тому причиной, – сказала Софи, когда они вместе с Кларой приступили к чаепитию.

– Это не настолько смертельно, насколько ты можешь себе представить, – устало пожала плечами Клара. – Я уже давно думала, что пора положить этому конец. С тех пор как контрабандистов поприжали, я перестала спокойно спать, зная, что у меня под домом перевалочная база контрабандного бренди. Мне же за Билли страшно. Так что, может быть, даже и хорошо, что все именно так сложилось. – Она немного повеселела. – Да и к чему мне сейчас контрабанда. Я ведь неплохо зарабатываю в твоем ателье. Все! Больше я закона уже никогда не нарушу.

– Рада слышать от тебя это, Клара. Я очень надеюсь, что моя кондитерская и впредь будет процветать. Если люди станут обращаться ко мне после того, как уедут в Лондон из Брайтона, я уж точно буду знать, что теперь прочно встала на ноги:

– А почему бы тебе не отправить нашему милашке Принни коробку своих лучших конфет? Теперь-то он уж точно тебя знает.

Софи лишь головой покачала.

– Я этого никогда не сделаю. Это не совсем удобно. В любом случае, мне не хотелось бы завоевывать право на регулярные поставки двору Его Величества именно таким образом. Он считает, что я отличная повариха, мастерица-белошвейка и эксперт в области фарфора. Но когда-нибудь – и я уверена, что день этот обязательно настанет, – он откроет для себя кондитерские изделия фирмы «Делькур» и тогда уж точно будет регулярно себе заказывать только мои конфеты.

По просьбе Ричарда, Софи написала письмо Тому, пожелав ему скорейшего выздоровления.

– Он ведь непременно выкарабкается? – спросила она, в отчаянии посмотрев на Фоксхилла-старшего.

– Если он будет соблюдать советы врачей, то, несомненно, все будет хорошо. – Губы Ричарда скривила горькая усмешка. – Вы же прекрасно знаете Тома, он не привык терпеливо страдать.

– Быть может, мне следует его проведать?

– Он слишком горд. Не уверен, что он захотел бы увидеть вас сейчас. Он слишком подавлен обрушившейся на него болезнью. Но тем не менее продолжайте ему писать.

Ричард всегда забирал с собой письма Софи, когда ездил в Лондон проведать брата. Софи писала о том, что, по ее мнению, могло заинтересовать Тома, начиная с брайтонских происшествий и кончая ее личными размышлениями и мнением по различным вопросам. Как-то раз в письме она даже упомянула о том, что хочет подыскать себе собственный дом, потому что, как бы ни было ей у Клары хорошо, порой ей было грустно от того, что собственного дома у нее нет.

В эти дни Софи почти не видела Генриетту, проводившую время на балах и вечерах со своим женихом. И лишь только тогда, когда дело дошло до примерок их будущих свадебных платьев, Софи и Генриетта встретились. Шитье было доверено проживавшей в Брайтоне известной французской портнихе, и результат обещал быть вершиной элегантности. Генриетта выбрала для своего платья набивной шелк цвета сливок и розовый атлас для Софи. Покрой в соответствии с последней модой должен быть как можно более простым. Юбки были куда менее расширены, чем по прежней моде, талии делались выше и из прежнего убранства сохранялись лишь косынки фишу. Их шляпки должны были иметь широкие поля, носиться слегка набок, а украшались они вуалями из газового шелка. На последней примерке своего праздничного наряда, Антуан был в восторге от новых курточки и панталон из алого бархата.

– Именно это я носил бы дома, если бы жил во Франции? – поинтересовался малыш у Софи, когда они остались вдвоем.

– Ну, если бы ты посещал официальные приемы – бесспорно.

Но чувство новизны от того, что он одет в такой хорошенький костюмчик, вскоре прошло, и Антуан был рад вновь оказаться в своей старой каждодневной одежде. Мальчик с нетерпением ожидал поездки в Глочестер на свадьбу, потому что в Лондон они с Софи намеревались поехать на почтовой карете и заночевать в таверне.

В Лондоне рано утром за ними должен был заехать один из экипажей сэра Роланда, который и доставит их к месту проведения церемонии. Генриетта надеялась, что свадьба состоится в столице, так сказать в самый разгар сезона, но сэр Роланд, будучи вдовцом, решил, что бракосочетание лучше провести в тиши его семейной церкви, в родовом поместье Роландов. На следующий после свадьбы день был назначен бал на восемьсот человек.

– Ты только подумай об этом, Софи, – воскликнула Генриетта, захлопав в ладоши. – Я буду в центре всеобщего внимания! Новой госпожой обширного поместья! Весь цвет дворянства графства почтет за честь со мною познакомиться.

Как-то утром в конце лета Генриетта пришла попрощаться. Сэр Роланд уже уехал к себе в поместье, и теперь она должна была последовать за ним вместе с дядей и тетей. Они будут гостить у владельцев соседнего с имением сэра Роланда поместья вплоть до дня свадьбы.

– Я так буду тосковать по тебе, милейшая Софи! – Когда они обнялись на прощанье, Генриетта всплакнула. – Но сэр Роланд обещал мне, что каждое лето мы будем приезжать сюда на отдых.

– А пока до твоей свадьбы осталось всего лишь три недели, а потом мы опять будем вместе.

– Правильно! – широко улыбнулась Генриетта, утирая слезы. – Твое платье и нарядный костюмчик Антуана запакованы самым тщательным образом и будут ждать вашего прибытия. Оревуар, моя дорогая подруга!

Софи помахала ей на прощанье рукой, и в следующее мгновение светло-зеленый фаэтон с кучером в богатой ливрее понес Генриетту прочь по лондонской дороге.

Рори также был в числе приглашенных на свадьбу, однако служба не позволила ему присутствовать на бракосочетании. Антуан же был вне себя от восторга, когда он и Софи наконец-то отправились в карете в направлении английской столицы. Ему очень понравилось, когда почтмейстер дунул в свой рожок, и лошади понесли их прочь из Брайтона. Проезжая мимо купленной лавки, Софи заметила, что леса уже убраны, а над входом висит переливающаяся на солнце всеми цветами радуги увеличенная копия перламутровой шкатулки. Карета шла с приличной скоростью, и лошадей дважды меняли. Кроме Софи и Антуана, внутри экипажа находилось еще четыре пассажира, в том числе и одна француженка, с которой мадемуазель Делькур и проболтала всю дорогу. Они проехали Кукфилд, Кроулди, Райчейт и Кройдон и еще немало деревень, прежде чем точно по расписанию, ровно через семь часов после отъезда из Брайтона, они подъехали к таверне «Белая Лошадь» на лондонской улочке Феттер-Лейн. Лондон произвел достаточно сильное впечатление как на Антуана, так и на Софи. Здешняя городская суета до боли напоминала парижскую. Как много здесь было карет, экипажей и просто телег, торговых лотков, спешащих куда-то пешеходов и оборванных попрошаек-нищих. Повсеместно бросалось в глаза обилие модно одетых людей.

Двор таверны «Белая Лошадь» с трех сторон ограждался зданием постоялого двора. Конюхи тут же взяли лошадей под уздцы, а набежавшие Бог весть откуда носильщики бросились разгружать багаж. Софи вышла из кареты первой, а Антуан спрыгнул вслед за ней. Не успела она взять мальчика за руку, как увидела, что к ним приближается, опираясь на трость, Том Фоксхилл. При виде того, как он исхудал и побледнел, у Софи защемило сердце. Под глазами были глубокие тени, щеки ввалились. Она с трудом узнавала прежнего пышущего здоровьем красавца. И прежде чем Софи успела с ним поздороваться, Том в ярости обрушился на нее с упреками.

– Ну наконец-то. Даже не изволили навестить больного!

– Том, пожалуйста, мы не можем обсуждать это прямо здесь! Ну как ты?

– А как ты думаешь?! – изо всех сил закричал Том, так что на него стали оглядываться.

– Подожди здесь, – сказала Софи Антуану. – А я пока распоряжусь насчет багажа.

Том щелкнул пальцами.

– Мой слуга здесь, так что можете ни о чем не волноваться. Сегодняшнюю ночь вы проведете у меня дома.

– Ни в коем случае! Я не ваша собственность, – прежнее спокойствие изменило Софи. – И мне, и Антуану необходимо хорошо отдохнуть. Ведь завтра нас ожидает долгий путь.

– А для вас что, ничего не значит тот факт, что я уже третий день подряд встречаю все кареты из Брайтона? И все потому, что Ричард уехал из Лондона, не удосужившись мне сказать, когда именно вы едете на свадьбу в Вестонбери!

– Мне очень жаль, что вам пришлось из-за этого пострадать, но сейчас будьте так любезны, сэр, позвольте мне и Антуану пройти в таверну. И давайте без лишних осложнений.

– Я пойду с вами! – Том позвал слугу, уже подхватившего багаж Софи.

У приемного стола уже столпились только что прибывшие пассажиры, но у Тома был столь солидный вид, что его обслужили без очереди. Софи незамедлительно получила ключ от номера. После этого она намеревалась попрощаться с Томом, но он настоял на том, чтобы она с ним отужинала.

Номер, предоставленный Софи, состоял из большой спальни с кроватью под балдахином и небольшой смежной комнатки с детской кроваткой для Антуана.

– А почему мистер Фоксхилл так сердится? – спросил мальчик, наливая воду из кувшина в тазик, чтобы умыться перед ужином.

Софи, как обычно, ответила совершенно искренне и правдиво.

– Он не хочет, чтобы я выходила замуж за капитана Моргана. Я как-то пригрозила ему это сделать, и теперь он считает, что я вместо того, чтобы лететь к нему в Лондон, проводила время с Рори.

– Мне тоже не хочется, чтобы ты выходила замуж за капитана Моргана.

– Что ты имеешь в виду?

Он скорчил смешную рожицу, пока она вытирала его лицо полотенцем.

– Вообще-то, мне очень нравится капитан. С этим-то все нормально. Но согласись, он же в постоянных разъездах, и его никогда нет рядом. Мне бы очень хотелось, чтобы ты вышла за того, кто был бы с нами постоянно. У всех мальчиков, с которыми мы ходим в школу, есть папы. Одни мы с Билли живем без отцов.

Софи с грустью подумала, что, быть может, мальчику не хватает отца куда сильнее, чем она себе это могла представить.

– Не думаю, что будет лучше с мистером Фоксхиллом. Он тоже всегда в разъездах, к тому же он даже не предлагал мне выйти за него замуж.

– Послушай, но ведь он ни за что бы не рассердился на капитана Моргана, если сам не хотел на тебе жениться, ведь так?

– Не уверена. А теперь давай-ка сходим в здешнюю столовую, спорю, что ты проголодался не меньше моего.

У стола их встретил куда более спокойный Том. Когда они сели, он заговорил с Антуаном по-французски.

– Прошу прощения, что не заговорил с вами прежде, Антуан. Вы должны простить меня. Думаю, мой гнев вас не встревожил?

– Нет, сэр, ма Ренфрю и Билли кричат на меня постоянно, но ведь это еще ничего не значит, не так ли?

– Неужели? – Том с удивлением поднял брови. – Я рад слышать, что к этому у вас философское отношение. Ну, а чего бы вы сейчас захотели отведать?

Присутствие мальчика явно налагало определенные рамки на застольную беседу Софи и Тома. Когда с едой было покончено, Фоксхилл проводил Софи и Антуана до дверей их номера. Он сам открыл дверь и отдал Софи ключ. Когда мальчик прошел в комнаты, Том преградил путь мадемуазель Делькур.

– Почему вы не послали мне свой портрет?! – гневно спросил он. – Ведь летом в Брайтоне работает столько известных художников. Ричард бы заплатил бы за него от моего имени. Я ведь ждал! Я ведь так ждал! Все думал, что он вот-вот приедет и привезет его с собой.

Софи была крайне удивлена.

– О чем вы говорите?

– Я послал вам письмо, в котором настоятельно просил вас прислать мне ваш портрет.

– Я об этом ничего не знаю, – возмутилась Софи.

– Так что же, вам не сообщили?!

– Быть может, вам это все пригрезилось в бреду, Том? – тихонько предположила она. – Ведь Ричард сказал, что довольно долго вам было очень плохо, и по началу рассудок ваш частенько вам изменял.

– Очередная причина, чтобы вы меня не навестили?

– Я предлагала сделать это Ричарду, но он сказал, что вы еще слишком больны, чтобы принимать каких бы то ни было посетителей. А потом, я с ног сбилась на работе, а когда наконец появился хоть какой-то просвет, Ричард сообщил мне, что состояние вашего здоровья уже вне опасности.

Ей было трудно сохранять самообладание, ибо лицо его пылало гневом, который, казалось, обжигал Софи. Да, этот мужчина излучал страсть. Сила его чувств пронзала Софи насквозь.

– Неужели вы думаете, что Морган не в достаточной степени джентльмен, чтобы откланяться, когда вы скажете ему, что в действительности любите лишь меня, – в его голосе звучали резкие нотки. – Конечно, же, он это сделает. Самопожертвование ради счастья женщины, которую он обожает, вполне соответствует его характеру!

Она густо покраснела.

– Но вам подобные действия, само собой, не свойственны.

– Разумеется, если кто-то мешает нашему единению. Ты же знаешь, я полюбил тебя с первого взгляда. Никто не смеет вставать между нами!

Сама того не замечая, Софи все больше и больше возбуждалась.

– Вы слишком самонадеянны, чтобы знать мои чувства! Я сама себе госпожа, и намерена прожить эту жизнь самостоятельно. А теперь дайте мне пройти, Том.

Он не шелохнулся, обезоружив ее внезапно засквозившей в его глазах нежностью и вкрадчивыми словами.

– Ты – мое сердце, моя душа, мое дыхание. Я жить без тебя не могу.

Резко оттолкнув его, Софи кинулась в номер, захлопнув за собой дверь и повернув в замке ключ. Совершенно расстроенная, она, закрыв лицо руками, дрожала всем телом, в это время шаги Тома, удалявшегося по галерее, становились все тише и тише. Она наконец убрала руки с лица и обнаружила, что Антуана нет рядом. Девушка поспешила в его маленькую комнатку и увидела, что последний граф де Жюно уже мирно посапывает в своей кроватке. Она аккуратно разложила на стуле брошенную им одежду. Затем Софи легла на кровать в своей комнате и, разглядывая подвешенный над нею балдахин, призадумалась над своими отношениями с Томом. Она не могла отрицать того, что в глубине души всегда стремилась к этому человеку. Но самодисциплина, обязанности, долг постоянно удерживали ее от внешних проявлений чувств к Тому.

Любовь к нему трепетала в ее душе, подобно попавшейся в силки птице. И лишь усилием своей железной воли, ей удавалось подавлять симпатию к Фоксхиллу. В определенном смысле ей ведь никогда не удастся от него избавиться. И тем не менее он никогда об этом не узнает. Конечно же, он прав, когда говорит, что между ними встал Рори. Рори, олицетворивший для нее постоянство, стал своеобразным щитом от сумятицы, которую с легкостью мог внести Том в ее тщательно распланированную жизнь. Несмотря на то, что все ее тело ныло от усталости, Софи долго не удавалось заснуть.

Утром, до того как карета из Вестонбери прибыла за ними, чтобы доставить их в Глочестершир, Софи успела сводить Антуана в Тауэр и на Лондонский мост.

Свадебная церемония прошла довольно тихо, как и хотел того сэр Роланд, и в семейной церкви стояли лишь близкие родственники и друзья, зато дававшийся вечером бал был грандиозным зрелищем. Огромный зал сверкал огнями и утопал в гирляндах экзотических цветов. Музыка была просто великолепна. Софи была рада тому, что Генриетта наконец обрела долгожданное внимание к своей персоне. И если восторженности у нынешней миссис Роланд после свадьбы заметно поубавилось, то на смену ей пришли уверенность и достоинство, и ничто не могло затмить очарование Генриетты.

Когда пришло время расставаться, Софи и Антуан помахали ей из окна тронувшейся в сторону Лондона кареты, И прежде чем Генриетта скрылась из виду, Софи было приятно заметить, что сэр Роланд, поспешив к своей молодой жене, трогательно обнял ее за плечи. «Конечно же, он не идеал, но добрее мужа Генриетте не найти», – подумала про себя Софи.

– Думаю, что Генриетта предпочла бы сейчас вернуться вместе с нами в Брайтон, – заметил Антуан.

В устах мальчика эти слова показались Софи чересчур проницательными.

– Я бы сказала, что на данный момент, это действительно так, но вскоре она ко всему здесь привыкнет и будет счастлива.

По прибытии в Брайтон их встретили хорошие вести о том, что из Лондона получен первый заказ на кондитерские изделия, и уже через час после того как карета остановилась у дома Клары, мадемуазель Делькур, надев передник, трудилась в своем ателье.

– Ну что ж, теперь мне хотелось бы услышать о свадьбе принца Уэльского, – заметила Клара. – Только Бог его знает, когда же он наконец женится.

Принц тоже не имел об этом ни малейшего понятия. Отъезд его невесты из Брауншвейга откладывался уже несколько раз по причинам трудностей в осуществлении подобного путешествия, вызванных войной с Францией и невероятно суровой зимой, выдавшейся в этом году на Европейском континенте.

Миссис Фицхерберт вновь видели на балах в Лондоне, и если верить циркулировавшим в Брайтоне слухам, держалась она достойно, поэтому никому так и не удалось узнать, что же она действительно чувствует в связи с приближающейся женитьбой ее собственного мужа. В Брайтоне принца видели куда реже обычного. Враждебное отношение граждан привело к тому, что принц старался здесь не появляться. Как-то в отчаянии он даже воскликнул, что превратит Морской Павильон в казармы, но все прекрасно понимали, что принц слишком любит свое детище, чтобы так поступить.

В конце ноября Рори остановился на краткую побывку в Брайтоне по дороге в Лондон. Он был направлен на работу в Таможенное Управление на неопределенный период времени, поскольку обладал необходимыми знаниями и опытом, которые могли помочь властям раскрыть крупную налоговую аферу, организованную рядом импортеров.

– Эта работа будет долгой и кропотливой, – объяснил Рори. – Никто из негодяев не должен выйти сухим из воды. И если мне повезет, я получу продвижение по службе. Я уже присмотрел себе приличную руководящую должность в Шорхеме, и под моим контролем будет весь Сассекс. Человек, который ныне занимает этот пост, вскоре должен подать в отставку.

– Это так здорово!

– Но прежде я должен кое-что сделать.

Она даже не стала спрашивать, что именно.

– Ты вновь расставишь засады вдоль береговой линии и не успокоишься до тех пор, пока не схватишь брумфилдскую банду?

– Правильно. Я никогда не бросаю однажды начатого.

В общей сложности Рори провел в Брайтоне три дня, прежде чем отправился в Лондон. Антуану особенно было жаль с ним расставаться. Неизвестно, была ли это инициатива Софи, но Рори преподал Антуану первые уроки фехтования рапирой. И хотя у мальчика оружие было деревянным, инструктор владел самым настоящим клинком.

– Капитан Морган сказал, что если я собираюсь когда-нибудь стать самым настоящим французским дворянином, я должен научиться прежде всего очень хорошо фехтовать, – сказал Антуан Софи.

– Конечно же, – согласилась она. Про себя Софи подумала, что неплохо бы мальчику еще вдобавок научиться как следует держаться в седле, но подобное учение пока еще было ей не по карману.

Софи постоянно угнетал тот факт, что она не располагает достаточными сведениями об Эмиле де Жюно, а поэтому она решила еще раз посетить ферму Миллардов. Мадемуазель Делькур была рада обнаружить миссис Миллард окончательно выздоровевшей. Но, к сожалению, со времени печального инцидента, бедняжка стала страдать провалами в памяти и начисто забыла эпизод с французом.

Глава 19

В декабре 1794 года принц вступил в брак по доверенности со своей все еще отсутствующей невестой. Миссис Фицхерберт, узнав об этом, возобновила свое вдовство и, удалившись от светской суеты, обосновалась в тиши Марбл-Хилл в Твикенхэме. Как будто бы и не было девяти лет, прожитых вместе с принцем.

Софи было глубоко жаль Марию. Ведь несмотря на многочисленные препоны, они так любили друг друга, и то, что их брак был разрушен многочисленными долгами принца, интересами большой политики и известным влиянием леди Джерси, было настоящей трагедией.

К большому разочарованию Софи, из Лондона пришло всего лишь несколько разовых заказов на ее конфеты. Однако того, что потреблял Брайтон, вполне хватало, чтобы загрузить работой ее ателье.

По-прежнему не было никаких признаков того, что Том вернулся в свою отремонтированную лавку, ставни на которой были по-прежнему закрыты. Когда весна покрыла землю ковром подснежников и крокусов, дела фирмы Софи пошли вверх, и она была вынуждена нанять в свою кондитерскую еще одного ученика-помощника по имени Оливер.

2 апреля 1795 года принцесса Каролина Брауншвейгская сошла на берег в Гринвиче, где ее встретила леди Джерси. Когда через два дня после этого события Софи зашла в Морской Павильон, чтобы узнать, когда она понадобиться здесь в качестве белошвейки, весь дворец, подобно растревоженному муравейнику, кипел, обсуждая последние сплетни, связанные со встречей принца со своей будущей супругой, произведшей на Его Высочество убийственное впечатление. И вот что услышала Софи за обедом челяди, после того как на стол подали сухого вина:

– Нет, просто все дело в том, что принцесса Каролина относится к числу тех женщин, что будут похожи на огородное пугало в любом наряде. Это вам не леди Джерси, что будет элегантной даже в мешке. Мы слышали, что лишь принцесса вошла в комнаты, принц побледнел, его охватила паника, а лицо любимого принца исказила гримаса ужаса! С первого же взгляда он ее возненавидел. После того как они официально были представлены друг другу, он отошел в угол комнаты и быстренько опрокинул бокал бренди. И что, вы думаете, после этого соизволила сказать принцесса со своим чудовищным немецким акцентом? «Я не ожидаль, что он есть так жирен! И он не есть так красифь, как его портрет!»

Софи слушала, и ей становилось не по себе. Похоже, трагедия, начавшаяся с того момента, когда принц отверг миссис Фицхерберт, лишь усугублялась. И еще неизвестно, чем она могла закончиться для несчастной принцессы и глупого принца.

– Неужели принцесса Каролина настолько проста и некрасива?

– Нет, но милашкой ее никак не назовешь. А вся правда в том, что она не его поля ягода. Она очень гордится своей высокой грудью, и готова при любой возможности выставить ее на показ, будь то днем или вечером, но тем не менее в ней нет ни капли благородства и аристократизма. Одна из служанок рассказала мне, что леди Джерси даже вынуждена была в открытую сказать принцессе о том, что та должна почаще мыться. Вы только подумайте!

Софи лишь головой покачала. Всем была известна крайняя чистоплотность принца. Когда Софи вернулась домой, ее поджидало письмо от Рори. Он хотел, чтобы она срочно приехала в Лондон полюбоваться на то, как великолепно украшен город по случаю свадьбы наследника престола. Его сестра Элен, заслужившая отдых от постоянного присмотра за больной матерью, также будет там. Он не только хотел, чтобы Софи с ней познакомилась, но и уверял, что девушки будут прекрасно проводить время вместе, пока он будет на службе. Клара тоже уговаривала Софи поехать в Лондон.

– Ты работаешь как проклятая, и ни разу не позволила себе как следует расслабиться. Я знаю, что ты боишься оставить Антуана без присмотра, но поверь, я смогу о нем позаботиться не хуже, чем ты.

– Но я не могу его оставить. Даже с тобой.

– Отчего же? – Судя по всему, последняя реплика Софи весьма задела Клару. – По-моему, ты не права в любом случае, и мне очень тяжело слушать, что ты не можешь доверить мне мальчика. Чем я заслужила подобное отношение, Софи?

– Клара, милая, дело не в этом, пожалуйста, поверь мне.

– Ну, так поезжай в таком случае к Рори! Иначе я буду считать, что с мальчиком дело не чиста, и над ним постоянно висит некая угроза. Не кажется ли тебе, что лучше рассказать мне всю правду об Антуане?

Софи постаралась ничего не утаить от Клары. А когда та спросила, почему девушка не поведала ей обо всем раньше, Софи объяснила:

– Я боялась выдать нашу тайну. Чуть позднее, когда я поняла, что ты умеешь хранить секреты, я частенько подумывала, чтобы тебе обо всем рассказать.

– Я рада, что ты наконец все-таки решила посвятить меня в свои дела. Но я абсолютно была уверена в том, что ты чего-то боишься с тех пор, как ты стала брать уроки стрельбы у сержанта Джонса. Можешь оставить мне на всякий случай свой пистолет, думаю, что тебе там, в Лондоне, будет немного спокойнее. Мой Джим научил меня, как им следует пользоваться, еще в ту пору, когда мы на пару промышляли контрабандой. – Клара показала на письмо Рори. – Ты сейчас же сядешь, напишешь ответ и отправишь его с первой почтой. Так что утром капитан Морган и его сестра будут знать, во сколько тебя встречать.

Когда Софи подъехала в карете к воротам лондонского гостиного двора «Белая Лошадь», она увидела спешащих к ней Рори и Элен. Невозможно было не вспомнить ее предыдущий приезд в столицу, и она поймала себя на том, что внимательно оглядывается по сторонам, опасаясь внезапного появления Тома, К экипажу подошел Рори, он поцеловал ей руку и помог выйти.

– Добро пожаловать в Лондон, Софи! Рад представить тебе мою старшую сестру Элен.

В свои тридцать лет, на год моложе Рори, у Элен Морган были такие же пшеничные волосы, как у брата, но на этом их сходство заканчивалось. У нее были озорные искристо-серые глаза, а у него холодно-голубые. Чертам ее лица была свойственна округлая мягкость, лицо Рори было напротив жестко заострившимся.

– Я так рада, что вы наконец решились приехать, мадемуазель Делькур, – восторженно залепетала Элен, когда они втроем вышли за ограду гостиного двора. – Я давно ожидала этой встречи.

Как и все остальные члены семейства Морганов, Элен хотела, чтобы Рори наконец обзавелся женой, и она была уверена в том, что эта прекрасная француженка наверняка пленила его сердце. Что до самой Элен, она считала свою жизнь неудавшейся с тех пор, как жених покинул ее в канун свадьбы. Она любила лишь одного этого мужчину, и прочие кандидаты на ее руку и сердце Элен не интересовали. Ныне она постоянно находилась при больной матери, потакая причудам этой выжившей из ума старухи.

– Один из товарищей Рори, офицер, служащий в Таможенном Управлении и его супруга предложили вам, Софи, пожить в их доме на время пребывания в столице. Я приехала к ним вчера и не могу нарадоваться – это такая милая пара. Они вам непременно понравятся.

Прежде чем они дошли до дома друзей Рори, Софи и Элен перешли на «ты», оживленно обсуждая, куда именно они завтра пойдут и что посмотрят в то время, когда Рори будет на службе. Они сошлись на том, что обязательно посетят Королевскую Академию, Тауэр, который Софи и Антуан прежде видели лишь издалека, и покатаются на лодке по Темзе до самого Хэмптон-Корта.

– Завтра у меня выходной, – напомнил им Рори.

Они рассмеялись и пообещали, что всегда будут рады составить ему компанию. Дом, где успела обосноваться Элей, выходил на обсаженную по периметру деревьями площадь. Софи здесь встретили весьма радушно и сразу же провели в очаровательную и удобную комнату.

После этого Рори, Софи и Элен уселись вместе с хозяевами за праздничный стол. Большая чисть застольной беседы была посвящена намеченной на завтра свадьбе наследника Британского престола. Софи узнала, что Карлтон-Хаус срочно перестроили, чтобы устроить апартаменты принцессы Каролины и ее свиты, А пока будущая супруга принца Уэльского находилась во дворце Сент-Джеймс, в дворцовой церкви которого и должна была состояться намеченная на завтра церемония.

Когда утром Софи открыла окно, на улице уже светило веселое солнышко, и со всех сторон доносился шум начинающегося празднества. Затем, когда за ними заехал Рори, они вышли втроем на оживленные столичные улицы, и вот тут, то Софи увидела Лондон во всем своем великолепии. Эмблема принца Уэльского украшала практически каждый дом. Золоченые инициалы царственных молодоженов «Г» и «К» висели на всех высоких зданиях, а специально возведенные на улицах триумфальные арки были украшены орнаментом из сердец и роз. Народ был в праздничном настроении. У многих на шляпах и в петлицах были цветы. Уличные торговцы продавали сувениры, посвященные знаменательному событию, а бродячие музыканты исполняли патриотическую музыку. Повсеместно были развешены праздничные флаги. Весь Молл был в гирляндах живых цветов. В этот день король и королева должны были проехать через Молл во дворец Сент-Джеймс, а после церемонии бракосочетания, гостей должны были принимать в Букингемском дворце.

Софи выразила желание посмотреть на Карлтон-Хаус, выходящий фасадом на Молл. Поскольку ей хорошо был известен Морской Павильон, мадемуазель Делькур не терпелось увидеть, похожа ли на него лондонская резиденция принца. Как она и ожидала, Карлтон-Хаус оказался изысканным и величественным зданием с огромной, колоннадой и портиком, как у греческих храмов. Немало народа собралось у ворот дворца, и эти люди хором выкрикивали здравицы любимому Принни, в случае если кто-то входил или выходил из Карлтон-Хауса. И тут совершенно внезапно какой-то пьянчуга запел романтическую балладу о шотландской красавице из Ричмонд Хилл. Баллада эта была написана около десяти лет назад, когда миссис Фицхерберт, проживающая еще тогда в Ричмонд Хилл, была молода и прекрасна, и принц был просто без ума от нее.

– Похоже, этот парнишка задумал публично высказать свою преданность известной особе, – сухо заметил Рори.

Однако это не продолжалось долго, поскольку народ, не настроенный на то, чтобы ему портили праздничное настроение, быстро надавал пьянчужке тумаков, и он с позором был изгнан с Молла. На расстоянии броска камнем от Карлтон-Хауса находился дом миссис Фицхерберт, в котором она проживала до тех пор, пока отношения между нею и принцем не были окончательно разорваны.

– Где же она сейчас? – тихонько спросила Софи.

– Наверняка все еще в уединении в Мабл-Хилл, само собой, сейчас ей хочется быть подальше от всей этой праздничной свадебной суеты.

– Бедняжка, – с печалью в голосе промолвила Софи.

Поскольку на улицах уже яблоку негде было упасть, Рори нанял экипаж, и они поехали прокатиться до окрестных деревень. Когда они возвратились обратно в Лондон, близ Твикенхэма Рори показал на расположившийся меж лугов огромный белый особняк. Росшие близ него плакучие ивы опускали свои ветви в чистые воды Темзы.

– Вот резиденция миссис Фицхерберт.

Софи бросила взгляд на промелькнувшее за окном строение, и сердце ее исполнилось состраданием к той, что томилась сейчас внутри этого дворца. Вдруг впереди них показался всадник. Он несся во весь опор, словно за ним гнался сам дьявол. Грива лошади развевалась на ветру, а из-под сверкающих копыт поднимались клубы белой пыли.

– Да это принц! – воскликнула в удивлении Софи.

Он проскакал мимо, не обратив на них ровно никакого внимания. Гримаса отчаяния искажала его черты, а взгляд был устремлен к дому миссис Фицхерберт. Осадив коня, он проехался перед окнами особняка. Однако парадная дверь так и не открылась ему навстречу. Когда принц, к великому своему разочарованию, понял, что здесь его более не примут, он поскакал прочь. Когда он вновь пронесся мимо кареты, Софи успела разглядеть стоявшие в его глазах слезы. Трудно было поверить, что миссис Фицхерберт его не услышала, так как это был на редкость тихий уголок, а принц наделал немало шума своим бешенным галопом.

Рори и Элен были подавлены увиденным не менее Софи, и всю оставшуюся до Лондона дорогу молчали. А над столицей сверкал фейерверк. Час брачной церемонии приближался. Повсюду была слышна музыка. Люди пели и танцевали прямо на улицах. Софи, Элен и Рори, присоединившись к своим гостеприимным хозяевам, пошли поглазеть на прибывающих во дворец Сент-Джеймс гостей.

Особенно восторженно народ приветствовал родных сестер принца, завоевавших всеобщую симпатию. Они вели крайне уединенную жизнь, поскольку чересчур властный король сам намеревался подыскать им мужей. Эти милые создания помахали толпе в ответ. Увы, их пригласили на очередную свадьбу, где им не суждено было быть невестами.

К тому времени когда подъехала карета с женихом, толпа была уже столь плотной, что Рори пришлось приложить максимум усилий, чтобы Софи и Элен не затолкали. Внутри кареты горели крохотные свечные лампочки, а поэтому Софи могла ясно видеть лицо принца. На принце был обычно не одеваемый по случаю официальных приемов белый парик и костюм из золоченой парчи. Бриллиантовые пуговицы, перчатки и звезда ордена подвязки играли на свету всеми цветами радуги, и тем не менее для всех был очевиден тот факт, что в этот момент принц был мертвецки пьян. Софи достаточно видела принца, чтобы понять, что он уже готов.

Лицо Его Высочества побагровело, глаза налились кровью. Да, похоже, после той утренней скачки, наследник престола опрокинул не один бокал. Чуть не плача, смотрела Софи вслед удалявшейся золоченой карете. По окончании церемонии бракосочетания принц почти ничего не мог вспомнить. Словно в тумане всплывало лицо его невесты, рыжие кудри которой по такому случаю были убраны цветами и жемчугом. Когда они стояли у алтаря, принцу внезапно захотелось бежать отсюда как можно дальше. Он было уже собрался исполнить это неистребимое желание, однако один из братьев вновь грубо подтолкнул его к алтарю. Нет, прежде чем идти в брачную опочивальню с красоткой, необходимо было опрокинуть еще один стаканчик. Входя в спальню, принц подумал, что лучше сразу застрелиться, чем пытаться исполнить свой супружеский долг с этой женщиной. Тем не менее, каким-то чудом принцу удалось исполнить то, что сегодня от него ожидалось, после чего ему сразу же сделалось дурно, и он пытался скрыться в своих личных апартаментах. Однако выпитое бренди не позволило ему этого сделать. Встав с брачного ложа, он пошатнулся на нетвердых ногах и, зацепившись за каминную решетку, рухнул без чувств, уткнувшись носом в остывшую золу. Лежавшая на постели принцесса Каролина посмотрела на него с отвращением. Да, нечего сказать, наградила ее судьба муженьком! Еще в Брауншвейге она была наслышана о его шашнях с леди Джерси. И то, что в Гринвиче ее встретила именно пресловутая любовница ее будущего супруга, принцесса Каролина расценила как откровенное оскорбление, и даже чуть было не вернулась после этот обратно к себе в Германию. И с чего это она поверила во все эти байки про то, что принц ее любит, мечтает на ней жениться, день и ночь не сводит глаз с ее портрета. Мол, нет на свете более очаровательного и остроумного красавца, чем этот первый джентльмен Европы. Ложь! Все ложь! В ярости она ударила кулаком по подушке. Ну и пусть себе лежит мордой в пепле до самого утра. Ей плевать! Дай Бог, чтобы какая-нибудь головешка подпалила ему парик!


Дни, проведенные Софи в Лондоне, пронеслись как одно мгновение. Каждый вечер Рори совершал с ней выходы в театр или на вечеринки в компании своих друзей. Они посетили самые престижные в Лондоне ассамблеи. Как-то раз они побывали в известных на всю страну увеселительных садах, освещенных в ночное время тысячами раскрашенных фонариков. Вдобавок ко всему Софи и Элен любили походить в свободное время по магазинам и поглазеть на витрины.

Как-то на улице Сент-Джеймс Софи заметила висящую эмблему в виде большой перламутровой шкатулки, переливающейся на солнце Яркими цветами. Она остановилась посмотреть, что же выставлено в главной витрине этого магазина. Там был неплохой выбор венецианского стекла, кубки и графин с золоченым горлышком, а также небольшие кувшинчики ослепительного голубого цвета. Софи попыталась угадать, к какому же времени и стилю относятся эти вещи. В углу витрины стояла потрясающей красоты серебряная супница на богато изукрашенном подносе. Маленькая табличка, стоявшая рядом с ней, информировала покупателя о том, что прежде эта вещь принадлежала французскому королю Луи XVI. Очередное сокровище из разоренного Версаля. Элен потянула Софи за рукав в ближайший шляпный магазинчик.

– Там такая шляпка, я себе обязательно должна такую купить, пойдем посмотришь.

– Пока они шли по Сент-Джеймс-стрит, Элен сделала для себя не одну покупку. Однако для Софи на этой фешенебельной улице все было слишком дорого, и, лишь свернув в ближайший переулок, она смогла приобрести себе новый плащ. Тот, в котором она бежала из Франции, уже совсем износился. Она надела обнову в последний день своего пребывания в Лондоне.

В воскресенье они втроем решили пойти на утреннюю службу в собор Святого Павла. Софи никогда прежде не слышала более прекрасного колокольного перезвона, что стоял в тот день над лондонскими черепичными крышами. Когда пришло время расставаться, Элен пригласила Софи к себе в гости.

– Пускай Рори поскорее привозит вас и племянника погостить у нас с мамой. Мне с вами было так хорошо, и мне не хотелось бы терять с вами связь.

– Мы будем писать друг другу письма. И я не забуду о вашем приглашении, – пообещала Софи.

Карета, унесшая Элен в родные места, отправилась из Лондона за час до отправления экипажа Софи, и оставшееся до отъезда время мадемуазель Делькур и Рори решили переждать в «Белой Лошади». За время пребывания Софи в столице капитан не раз напоминал ей о своей любви. Элен тактично позволяла им побыть хотя бы несколько минут наедине, но теперь у них впервые появилась возможность обстоятельно поговорить о своих отношениях.

– Теперь, когда Элен пригласила вас к нам, – сказал он, – думаю, нам нет смысла скрываться.

– Верно. Но мне бы не хотелось, что бы то, что уже есть между нами, намеренно преувеличивалось без всяких на то оснований.

– Но это не удержит меня от надежд на большее… Куда большее между нами… со временем.

Софи прибыла в Брайтон с подарками. Среди них был отрез рубинового шелка в полоску и отделанная кружевами фишу для Клары. А мальчикам она привезла по игрушечной рапире.

– Капитан Морган предложил мне их купить, – сказала она когда шум всеобщей радости по поводу ее приезда стих. – Он сказал, что Антуан может рассказать все, что знает о фехтовании, Билли, и тогда мальчики смогут тренироваться вместе. А в следующий раз, когда он вернется в Брайтон, он обещал их научить новым приемам.

Чуть позже, когда Клара и Софи обменялись последними новостями, француженка спросила, не открыл ли еще свою лавку Том.

– Нет, она по-прежнему закрыта. Быть может, он ждет того момента, когда в Морской Павильон приедут принц с принцессой.

– Скорее всего, так оно и есть, – согласилась Софи.

Однако лавка Тома все же открылась гораздо раньше. Как-то проходя по Мидл-стрит в начале мая, Софи заметила, что ставни на стрельчатых окнах раскрыты. Она подошла посмотреть витрину. Напоказ была выставлена коллекция французских безделушек. То был великолепный фарфор: чашки, кубки, вазы и белоснежная статуэтка лошади с попоной из зеленой глазури и янтарным седлом. Софи подумалось, что если принц увидит эти вещи, то несомненно не устоит перед искушением их приобрести. Когда дверь магазина открылась, Софи чуть не вскрикнула от неожиданности. Но это был всего лишь заметивший ее из окна Ричард.

– Входите, Софи. Что же вы на улице стоите. Сейчас я вам здесь все покажу.

– А Том случаем не здесь?

– Нет, боюсь, он опять путешествует.

Она вошла в лавку, и у нее дух захватило от такого обилия прекрасных вещей. Интерьер помещения был полностью изменен. Стены были оклеены китайскими обоями, и Ричард обратил внимание Софи на то, что ни один цветок или птичка на них не повторяются. Мадемуазель Делькур поведала ему о том, что видела магазин Фоксхиллов в Лондоне.

– Так вы в нем были? – поспешил спросить ее собеседник.

– Нет, к сожалению, у меня уже оставалось мало времени.

Галерея была построена заново, и Ричард провел Софи по новенькой винтовой лестнице полюбоваться на картины, развешенные наверху. На крыше был устроен стеклянный купол. Он не только добавлял света, но и придавал особую изысканность всему помещению. Перегнувшись через перила, Софи посмотрела на то место, куда в прошлый раз свалился Том, и куда он потом ставил лестницу, чтобы помочь ей выбраться с обрушившейся галереи. Теперь торговый зал был обставлен дорогой мебелью и резными прилавками, блиставшими позолотой. В помещении стояло немало любопытных скульптур и декоративных ваз, двое продавцов обслуживали покупателей, собравшихся приобрести древнеримский бюст.

Прежде чем Софи и Ричард спустились вниз, брат Тома показал ей две просторные спальни, устроенные над торговым залом.

– Это очень удобно, так что можно теперь останавливаться прямо здесь и не ходить в гостиницу, – заметил Ричард, когда они спустились с галереи.

– И когда же Том станет здесь полноправным хозяином? – спросила Софи, разглядывая серебряный ларчик тонкой работы.

– Боюсь, что здесь он будет появляться, как и прежде, от случая к случаю. Том назначил помощника управляющего лондонским магазином заправлять брайтонской лавкой. Сегодня этот человек прибудет сюда вместе с супругой.

– А откуда этот ларчик? – спросила мадемуазель Делькур.

– Из Персии. Работа мастера датируется шестнадцатым веком.

– Очень милая вещь, – она положила ларчик на полку и, продолжая разглядывать многочисленные предметы искусства, поймала себя на том, что никак не может избавиться от мыслей о Томе. – А вы знаете, что мы с вашим братом поссорились во время нашей последней встречи?

Ричард тяжело вздохнул.

– Да. Он рассказал мне об этом… Не следовало ему так поступать… Жаль, что я не смог его вовремя остановить.

– А вы думаете, он бы вас послушал?

Ричард пожал плечами.

– Нет. Думаю, что нет. Он ведь никогда меня не слушался.

Софи открыла огромную книгу в прекрасном переплете, лежавшую на столике, около которого она стояла. На каждой странице были гравюры с изображением великолепных индийских дворцов с экзотическими куполами.

– Вот это да!

– Том приобрел эту книгу специально для принца Уэльского. Его Высочество проявляет особый интерес к архитектуре. Это редкое издание наверняка его порадует.

Выходя из лавки, Софи подумала, что книга по индийской архитектуре должна понравиться принцу по двум причинам: не только из-за его врожденного стремления ко всему прекрасному, но и потому, что английское влияние в Индии с каждым днем все более усиливалось.

Когда Генриетта с мужем приехали отдохнуть на лето в Брайтон, то для жилья, они сняли дом, который в прошлом занимала миссис Фицхерберт. Софи была в ателье, когда туда, шелестя юбками, вошла ее подруга в розовом муслиновом платье, украшенном ленточками. Миловидное личико под модной шляпкой сияло.

– Дражайшая Софи! Наконец-то! Как я по тебе скучала… Ведь писать друг другу письма это не то, что быть вместе! – Она крепко обняла Софи, не обращая внимание на ее липкий от сахара передник. – Ну скажи, что ты тоже рада меня видеть.

– Ну конечно же! – рассмеялась Софи. – Ты прямо такая модница стала!

– Да уж, – Генриетта повернулась на месте, чтобы на нее можно было посмотреть со всех сторон.

– Угадай, кто моя Портниха? Мадам Роз, что прежде шила для самой Марии Антуанетты! Она теперь тоже эмигрантка. – И, подобно маленькой розовой птичке – колибри, она порхнула к Кларе.

– Как вы, миссис Ренфрю? Я так разволновалась, увидев Софи, что даже забыла вас поприветствовать.

– Со мною все в порядке, – ответила Клара, разглядывая Генриетту с ехидным огоньком в глазах. – Похоже, в этом сезоне ты будешь первой красавицей Брайтона.

– Надеюсь… Мне бы хотелось, чтобы мужчины оглядывались на меня, когда я иду по улице. Ну что, считаете меня испорченной? – Генриетта хитро усмехнулась. – А прежде, когда я прогуливалась по Брайтону одетая как серая мышка, да еще в компании своих дяди и тети, или отсиживала эти ужасные часы за изготовлением соломенных шляпок! Нет, прежде я была счастлива лишь в этом ателье.

Она поспешила к Робину.

– Ты пришел на работу сюда как раз тогда, когда я уволилась. Ты доволен?

Парень покраснел.

– Да, мадам:

– А что ты сейчас делаешь? – спросила с явным интересом Генриетта.

– Это новая продукция, мадам. Вазы из твердого сахара на пьедесталах из папье-маше, с позолотой и серебром. Они предназначаются для богатых праздничных столов. По идее в них должны ставить цветы.

– Какие они миленькие. Я должна обязательно закупить несколько таких для своих вечеров.

– Мы делаем их совершенно разными, так что вы сможете подобрать себе формы по вкусу.

Но внимание этой женщины уже переключилось на второго молодого ученика, что заворачивал конфеты на другой стороне длинного стола. Подобная работа Генриетте была очень хорошо знакома.

– Как тебя зовут?

– Оливер, мадам.

– Вот как. Дай-ка мне посмотреть, как ты их заворачиваешь. Уж я то в этом деле толк знаю. – Схватив с игривым видом одну из бумажек, она пробежала по ней глазами, однако вслух того, что было на ней напечатано, так и не произнесла. Софи заметила, как изменилось лицо ее подруги, прежде чем она уронила бумажку, словно обжегшую ей пальцы.

– Ну как, хорошо у меня получается? – спросил Оливер.

Эта красавица, похоже, внесла приятную перемену в его монотонный труд.

Генриетта ответила ему почти машинально, по-матерински похлопав по плечу.

– Отлично: Я бы и сама лучше не сделала. – И вновь став сама собою, без умолку затараторила о своем. Подойдя к месту, где складывали коробки с конфетами, готовые к отправке, она заметила:

– Мне бы хотелось сделать заказ, чтобы некоторые сорта твоих конфет, Софи, регулярно поставлялись в нашу с сэром Роландом летнюю резиденцию.

Софи подошла к Генриетте.

– А каких тебе именно хотелось? Сейчас пойду принесу свою книгу заказов.

– Я пойду с тобой, – и взяв Софи под руку, Генриетта поспешила на улицу.

– Подожди! – спохватилась Софи. – Я ведь книгу эту в ателье оставила.

– Забудь об этом. Просто я хотела у тебя кое о чем спросить. Ты не читала последнего выпуска эмигрантской газеты с отчетом о политическом митинге, проведенном в Париже в поддержку Революционного правительства?

– Да, читала. И среди тех, кто на нем выступал, был Эмиль де Жюно. А это может значить лишь одно. Он вновь вернулся во Францию, слава Богу!

– Так что теперь тебе нечего бояться, Софи. Твой враг оставил свои напрасные поиски.

Софи призадумалась, прежде чем ответить.

– По крайне мере, на некоторое время.

– Да не будь ты такой пессимисткой, – попыталась успокоить ее Генриетта. – Негодяй не может тебя всю жизнь разыскивать, и, похоже, сейчас он увлечен борьбой за власть, начавшейся после того, как гильотинировали принца Орлеанского. Так что в ближайшее время он точно в Англию не вернется.

– Я собираюсь рассказать об этом Рори, когда он вернется из Лондона. Хотелось бы тебе верить, подруга, но все же чутье мне подсказывает, раньше или позже Эмиль де Жюно вернется. А пока я благодарна Господу за полученную передышку.

– Ну, теперь неси свою книгу заказов.

– Да я тебе и так конфет подарю.

– Ни в коем случае! Бизнес есть бизнес. Тем более мне будут необходимы регулярные поставки в течение всего лета. А зимой буду посылать за твоей продукцией слуг. – Генриетта удовлетворенно закатила глаза. – Все, довольно с меня визитов ко всем многочисленным родственникам моего мужа, что обитают близ Вестонбери. Зимой шотландские замки промерзают насквозь! Супруг обещал мне, что первую половину зимы мы проведем в Лондоне, а затем отбудем в его имение, где и будем до самой весны. Не может жить без этой своей охоты. Слушай, а ты не собираешься вновь устроиться белошвейкой в Морской Павильон?

– Отныне я буду там появляться крайне редко. Поскольку в этом году принц будет отдыхать в Брайтоне вместе с принцессой, на работу взяли двух постоянных белошвеек, а меня будут вызывать во дворец лишь для выполнения самой тонкой работы. Морской Павильон вновь наполовину в строительных лесах, и, боюсь, принцесса в нем надолго не задержится.

– А что же там теперь устраивают?

– Капитальный ремонт, а еще возводят отдельные покои для принцессы Уэльской. Они еще не скоро будут завершены.

– А принц вес еще проводит званые вечера, несмотря на весь этот ремонт? – разволновалась Генриетта. – Роланд надеялся, что как и в прошлом, мы будем приглашены.

– Не волнуйся, половина дворца все еще обжита. Ты, безусловно, ослепишь там всех своим новым нарядом.

К радости Генриетты, она не только вскоре получила приглашение Его Высочества, но и оказалась вместе со своим супругом в числе избранных городским церемониймейстером на все особо примечательные праздничные мероприятия, проводимые этим летом в Брайтоне по случаю бракосочетания наследника престола.

Когда Софи вновь стала ходить на работу в Морской Павильон, до нее дошли слухи, что не все ладно между принцем и принцессой Каролиной. Принца возмущали и ее чрезмерно громкий голос, и хриплый смех, и патологическая тяга к скабрезностям. Грация была ей чужда, и ходила она словно пахарь за сохой. К тому же принцесса была очень неопрятна и небрежна. Как Софи уже говорили прежде, эта немка боялась воды, словно кошка, и частенько слуги зажимали украдкой нос, когда она проходила мимо. Она каким-то образом умудрялась постоянно проливать вино и ронять куски пищи себе на платье, но, впрочем, это было неудивительно, так как лакей, прислуживающий ей за столом, отметил, что у этой дамы был совершенно зверский аппетит и полное отсутствие приличных манер.

У белошвеек появилась масса работы. Принцесса постоянно наступала каблуком на подол платья, рвала юбки или раздирала кружева на манжетах. К тому же у нее еще полностью отсутствовало чувство ориентации, и она частенько, заблудившись во дворце, оказывалась в тех местах, где еще трудились строители. Она постоянно жаловалась, что Морской Павильон не отремонтирован к ее приезду.

«От этого ужасающего грохота молотков и скрежета мастерков у меня раскалывается голова, а от висящей в воздухе пыли – нечем дышать». Очень часто Каролина громко и долго сморкалась. От одного этого принца передергивало.

Тем не менее, большая часть дворцовой челяди терпимо относилась к принцессе, ибо ей не была свойственна ложная гордыня, и она была дружелюбно ко всем настроена. Она любила простой народ и сразу же привыкла к Брайтону. Ей понравилось то, как ее приняли в этом курортном городке, и она была просто вне себя от счастья после всех этих приветственных спичей и торжеств. Дети спешили преподнести ей цветы, которые Каролина ту же прижимала к своей объемистой груди. Она обожала детей. И всегда была готова остановиться, чтобы побеседовать с милым дитятей, или, взяв младенца на руки у какой-нибудь юной мамаши, побаюкать его или облобызать. У нее проявились симптомы первых месяцев беременности, и поскольку она по пальцам могла пересчитать, сколько раз вступал с ней в интимные отношения принц, Каролина предполагала, что понесла от него в первую же брачную ночь. Кстати, с тех пор как она сообщила Его Высочеству, что она в положении, он даже и пальцем ее не коснулся.

Для принца пребывание Каролины в его любимой летней резиденции было сущим кошмаром. Покой и изысканные развлечения среди диковинных сокровищ принца, казалось, навсегда покинули Морской Павильон. Царившую здесь некогда гармонию разрушила вульгарность брауншвейгской принцессы. Вся высокоэстетическая натура принца противилась этой женщине буквально во всем. Ей ничего не стоило швырнуть свою засаленную шляпку на бесценную вазу эпохи династии Минь, раскидать по изысканным интерьерам целый ворох своих перчаток, шарфов, вееров и грязных носовых платков. По утверждениям слуг, принц уже находился на грани срыва.

Отказ принцессы принять леди Джерси в качестве своей статс-дамы еще более осложнили отношения между ними.

«Только слепой не может заметить, что леди Джерси не упускает шанса добавить раздора между супругами. Принни давно пора ее выставить», – таково было мнение окружающей челяди. Однако никаких признаков того, что принц и впрямь собирается так поступать, не было.

Софи было жаль принцессу. Она ведь знала, что значит быть иностранкой и встретить на чужбине трудности, с которыми доселе ей приходится сталкиваться. Как-то раз, придя на работу во дворец, Софи успела мельком заметить, как от ворот Морского Павильона отъехала карета принца. Свита Его Высочества последовала за ним.

– Куда это собрался принц? – спросила она у старого лакея Ника.

– Обратно в Карлтон-Хаус, хочет побыть там хотя бы несколько дней. Он просто не в силах более сносить поведение принцессы Уэльской.

Софи засомневалась, что его высочество вообще когда-нибудь вернется в Брайтон. Но тем не менее он это сделал. Леди Джерси в очередной раз удалось уговорить его вернуться.

Глава 20

Как обычно, Том застал Софи врасплох. Она пошла на лошадиный аукцион, проводившийся на лугу за городской чертой, и вдруг совершенно внезапно перед ней вырос мистер Фоксхилл.

– Итак, что же вы решили здесь приобрести? – как ни в чем не бывало начал Том, словно они расстались всего лишь вчера и при том никогда не ссорились.

Она в изумлении посмотрела на него.

– Хочу приобрести себе пони и рессорную двуколку, а как ваше здоровье?

– Спасибо, как никогда, хорошо. А как же вы управляетесь с тех пор, как внезапно отослали моему брату оставленный вам экипаж с отличной лошадью?

– Нанимала тележку у соседа. Но это такая развалюха, и я подумала, что моему бизнесу наносится урон, когда клиенты видят меня в ней.

– Ну, так насчет какого именно пони мы здесь будем торговаться?

– Вот этого. – И она встала на цыпочки, потому что их обступала толпа, и почти все здесь присутствующие мужчины были довольно высокого роста.

– Которого выводят под уздцы? – Том одобрительно кивнул. – Видел я раньше этого коняшку, конечно же, он не самый лучший, но по всему видно, конек силен.

Сообразив, что Софи собирается купить этого пони не торгуясь, Том дал ей дельный совет:

– Да не показывайте вы только, что эта лошадь вам до зарезу нужна. А то владелец может так закрутить цену. Пойдемте, я поучу вас, как следует покупать ту или иную вещь. Начните торг первой, чтобы продавец не забыл вас в случае если найдутся и другие покупатели.

Желающих купить пони оказалось немало, и владелец стал понемногу набрасывать цену, и тем не менее лошадка все же досталась Софи. Мадемуазель Делькур посмотрела на Тома сверкающими от радости глазами. Существовавшая когда-то между нею и этим мужчиной рознь на время была забыта.

– Пони мой!

Мистер Фоксхилл улыбнулся.

– Вне всякого сомнения.

Когда она заплатила полагавшуюся сумму, Том взял пони за уздечку, Софи достала несколько кусочков сахара, когда лошадка взяла их с ладони шершавыми губами, похлопала ее по холке.

– Теперь надо торговаться насчет рессорной двуколки, – Софи показала на противоположную сторону луга.

Все экипажи, предназначенные для продажи, находились там. Она прошла вперед, и ленточки, ее шляпки при этом перекинулись ей на спину. Том вместе с пони следовали за Софи. Похоже, в тот день рессорные двуколки никого не интересовали, и она приобрела одну, нуждавшуюся в покраске, по весьма сходной цене. Когда они наконец впрягли пони в двуколку, восторгу Софи не было предела.

– Надо будет обязательно покрасить экипаж. Тогда он будет выглядеть как новый. Мне также очень хотелось бы укрепить на нем свою фирменную вывеску.

Том смотрел в ее сияющее от счастья лицо.

– И как же вы намерены назвать вашего пони?

– Бижу. Так звали лошадь, что помогла мне бежать из захваченного революционной толпой шато вместе с Антуаном и маркизом.

– В таком случае это очень подходящее имя.

Когда Софи наконец устроилась в двуколке и взяла в руки поводья, она обратилась к Тому.

– Быть может, вас надо куда-нибудь подвезти?

– Да нет, я еще не все здесь посмотрел.

Внезапное подозрение закралось ей в душу, и выражение лица Софи стало непроницаемо ледяным.

– Что, небось, покупаете лошадей для банды своих знакомцев. Понимаю, при тех темных делишках, которыми они промышляют, у них большая нужда в резвых скакунах.

Том сразу же понял, что она имеет в виду.

– Да что вы! Конечно же, нет! Просто мне понадобилась пара лошадей для экипажа, на котором я буду отправлять из магазина товар заказчикам. Проклятье, Софи! Вы мне ни в чем не доверяете! Неужели добрые отношения между нами не могут продлиться более минуты?!

Они отошли на некоторое расстояние от торгующихся, чтобы их никто не услышал, но тем не менее Софи заговорила шепотом.

– Вы же все можете исправить сами. Неужели вы считаете, что мне нравится с вами ссориться? – В глазах ее сверкнули слезы. Она радовалась успешной покупке, совершенной с его помощью на сегодняшнем аукционе, и вот теперь вся радость внезапно улетучилась. – Ведь порой у нас были такие прекрасные отношения. Мы вместе смеялись, нас глубоко волновала судьба друг друга, мы были настоящими друзьями. Даже в этот последний час, я была с вами счастлива. – Внезапно сердце Софи исполнилось надеждой. – Если я вам действительно не безразлична, Том, поклянитесь, что в будущем откажетесь от всех своих сомнительных сделок!

Его губы скривились в горькой усмешке.

– Вы мне совсем не доверяете, Софи. – И отступив на шаг, он молча снял перед нею шляпу и был таков.

Софи взмахнула поводьями и, не оглядываясь, поехала прочь с места аукциона. Она уже не сердилась. Ее сердце разрывалось от полной уверенности в том, что отныне между нею и Томом возникла столь же глубокая и непреодолимая пропасть, как между принцем и миссис Фицхерберт.

Софи выкрасила купленную двуколку в цвет морской волны и заказала для экипажа вывеску, на которой золочеными буквами было написано «ДЕЛЬКУР», а под надписью была изображена конфета в обертке цвета радуги.

В январе нового 1796 года, почти точно через 9 месяцев после первой брачной ночи, принцесса Уэльская родила дочь, которую по крещении назвали Шарлоттой Августой. По мнению принца, этого и следовало ожидать от женщины, не способной даже подарить ему наследника для того, чтобы хоть как-то загладить свои многочисленные недостатки. Второй возможности ей, безусловно, уже не представится, поскольку всякие интимные отношения между нею и принцем были окончательно прекращены.

Хотя Его Высочество и любил детей, пищащая малышка симпатии у него не вызывала, так как весьма походила на свою мать. И все же принц надеялся, что со временем отцовские чувства по отношению к дочери у него все же проснутся.

В тот же самый месяц, когда праздновалась свадьба наследника престола, усердие Рори было вознаграждено сторицей, когда ему после продолжительного и скрупулезного расследования, удалось раскрыть широкую сеть мошенников и злостных неплательщиков налогов и пошлин, орудовавших по всей стране. Было совершено немало арестов, и та брешь, через которую вытекало бессчетное количество принадлежащих нации фунтов стерлингов, наконец была закрыта. Поскольку расходы на войну увеличились, и на счету был каждый пенни, Рори был удостоен высокой награды: ему предложили постоянное место в Лондоне, от которого он поспешил отказаться, прекрасно зная, что может получить его вновь, стоит ему лишь изъявить согласие.

– Благодарю вас, джентльмены, – сказал он на совете. – Но я еще не закончил свои дела, и мне необходимо рассчитаться с орудующей на побережье брумфилдской бандой. На сегодняшний день за ними, кроме контрабанды, числится немало гнуснейших убийств. А потому, предварительно, конечно же, все хорошенько обдумав, не предложите ли вы мне ныне вакантную должность в Шорхэме, Я с удовольствием приму этот пост с условием, что кроме выполнения своих прямых административных обязанностей, у меня будет право командовать боевым отрядом в любом районе побережья.

Предложение Рори было согласовано, и вскоре его уже поздравляли с назначением на новую должность.

Прежде чем отбыть в Шорхэм, он поехал в Брайтон, чтобы забрать Софи и Антуана погостить у своей матери. Овдовевшая за несколько лет до этого мать Рори, обосновалась в Лимингтоне, небольшом приморском городишке в графстве Гемпшир. Это было менее чем в одном дне пути от Брайтона, и Софи обрадовалась представившейся возможности повидаться с Элен.

Родной дом Рори оказался действительно очень большим и довольно запущенным. Выстроенный из красного кирпича, он пламенел под полуденным солнцем, а его крыльцо обвивал буйно разросшийся плющ. Элен заметила их издалека и выбежала обнять Софи и своего брата, после чего ей представили Антуана.

– Я столько слышала о тебе, Антуан, добро пожаловать!

Мальчик церемонно поклонился, сказав:

– Ваш покорный слуга, мадам.

Когда дорожная одежда наконец-то была снята, Софи и Антуан, переодевшись, спустились в гостиную, где Рори и Элен о чем-то оживленно беседовали со своей матерью.

Рори сразу же вскочил с дивана, лучась от счастья, что наконец-то видит предмет своей любви у себя дома. Миссис Морган восседала на полосатой софе. Она была в черном, ее седые волосы были аккуратно заправлены под маленький кружевной чепчик. Она являла собой воплощенное изящество и радушие, и тем не менее взгляд ее холодных глаз; казалось, пронзал насквозь. Нет, не верила она этой прекрасной иностранке, пленившей сердце ее единственного сына.

– Присядьте, мисс Делькур, – сказала мать Рори, показывая Софи на место рядом с собой. – Вне всякого сомнения, вы уже слышали от моего сына, что мы очень дружная семья. Теперь, я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о себе.

На то, чтобы решить, что эта француженка Рори не пара, миссис Морган не понадобилось много времени. Уж больно независима была Софи Делькур. Миссис Морган делалось не по себе при одной мысли, что бедный Рори, быть может, уже сделал предложение этой женщине. Дни шли, но поскольку слово «помолвка» в разговорах не упоминалось, миссис Морган сделал вывод, что француженка определенного ответа ее сыну не давала. Ясное дело, он был преисполнен надежд и смотрел на эту мадемуазель словно влюбленный мальчишка. Миссис Морган не терпелось сказать сыну, чтобы он не совершал роковой ошибки, но Рори был упрям, как и его отец, и если уж что решил, то переубедить его было невозможно, так что в открытую настраивать его против этой дамочки не было никакого смысла. Оставалось надеяться на то, что разум возобладает, и Рори подыщет себе куда более подходящую партию. Хотя миссис Морган старалась вести себя тактично, она не могла удержаться от того, чтобы при каждом удобном случае упомянуть о дочери своей лучшей подруги Люси. Люси, Люси, ну прямо, что за душенька эта Люси! И умна, и учтива, и старших слушается! А как талантлива! Никто не умеет так рисовать акварелью, танцевать и играть на клавесине, как Люси. И не удивительно, что все любили эту девушку за присущую ей доброту и скромность.

Софи было любопытно, женился ли бы Рори на этом образчике девичьих достоинств, не случись ему встретить француженку-эмигрантку, но вслух его об этом не спрашивала. Миссис Морган, будучи сама мастерицей в домашних рукоделиях, проявила особый интерес к работе Софи белошвейкой в Морском Павильоне. Поскольку эта тема была не опасной, Софи с удовольствием обсудила ее.

– Я выполняю теперь там всю самую тонкую работу, поскольку главная экономка дворца теперь уже знает, на что я способна. Мне кажется, что тонкая работа кондитера по сути своей весьма близка труду хорошей швеи. В первый же день мне поручили подшить кружева, но потом пошла самая заурядная работа, например, подшить оторвавшийся от ливреи лакея галун, перешить пуговицы или расширить панталоны, очередному раскормившемуся на хлебах принца слуге.

Миссис Морган, явно недовольная тем, что Софи приходилось выполнять столь унизительную работу, прямо об этом не сказала.

– Но даже теперь, когда вы выполняете самые ответственные задания, к чему вам труд белошвейки? Ведь если не ошибаюсь, вы тратите уйму времени на столь любимое вами кондитерское дело?

– Правильно. Но я не хочу отказываться от привилегии быть вхожей во дворец. Мне нравится держать руку на пульсе королевского двора. Я в курсе всех обстоятельств жизни принца. Видите ли, я весьма честолюбива и мечтаю организовать свое кондитерское производство по самому высшему классу.

Обеспокоенная таким мужским упорством, миссис Морган с тоской подумала о милочке Люси, в очаровательной головке которой не гнездился подобный вздор.

Пребывание в гостях и для Софи, и для Антуана было испорчено непрекращающимися дождями, из-за которых приходилось целыми днями не выходить из дома. Единственной радостью для мальчика были здесь уроки фехтования, которые Рори регулярно давал ему в примыкавшей к дому оранжерее, и прогулки в Ньюфорест, куда он ходил вместе с Софи, Рори и Элен. В остальное время Антуану было до чертиков скучно. Играть здесь было не с кем, и все это пребывание в гостях казалось ему сплошной учтивой беседой взрослых, собравшихся в старушечьей гостиной, так как почтенная миссис Морган старалась по возможности не выпускать их из-под пронзительного взора своих холодных глаз. Хуже всего было то, что в доме находилось много дорогостоящего фарфора, и Антуан боялся шевельнуться, чтобы ненароком что-нибудь не разбить. Как-то мальчик натолкнулся на небольшой столик, и Рори в последний момент подхватил полетевшую на пол севрскую вазу. Более никто этот инцидент не наблюдал, а поэтому Рори заговорщически подмигнул Антуану. Для Софи, чувствующей себя во время визита довольно неловко, единственным разнообразием был приезд сестры Рори, Джейн и ее мужа Френсиса, преодолевших неблизкий путь из Винчестера лишь ради того, чтобы повидаться с новой подругой Рори. Вскоре после этого еще одна сестра капитана Моргана прибыла аж из самого Портсмута с четырехмесячным младенцем на руках, вместе со своим мужем Аланом, служившим мичманом в королевском Британском флоте. Все четверо были очень милые люди. Но несмотря на обильное проявление симпатии с их стороны по отношению к ней, Софи несказанно обрадовалась, когда вновь отправилась в Брайтон вместе с Антуаном. Рори их не сопровождал. Единственным положительным итогом пребывания в доме Рори, было дальнейшее улучшение дружбы с Элен.

Софи думала, что поскольку теперь Рори обоснуется в находящемся так близко от Брайтона Шорхэме, она будет видеться с ним по крайне мере раз в неделю, но не тут-то было. Цели капитана Моргана расширились соответственно его новым полномочиям. Теперь он не только мечтал извести брумфилдскую банду, но и решил методично очищать все побережье графства Сассекс от каких бы то ни было контрабандистов. Вскоре, с увеличением числа арестов, его стали бояться все, кто хоть как-то был связан с темными делишками джентльменов удачи.

Клара, дружки-рыбаки которой никогда не брезговали контрабандой, рассказала Софи, что преступники уже успели прозвать Рори «Ястребом». Страх попасть на допрос к этому законопослушному стервятнику заставил их призадуматься о том, а стоит ли вообще мараться о незаконный бизнес.

– Я рада это слышать, – сказала Софи. – Но поверь, что лично я никогда не считала твоих друзей такими отпетыми злодеями, и мне бы не хотелось, чтобы хоть кто-то из них попал на виселицу за пару бочонков бренди. Рори и прежде был одержим в своем желании схватить брумфилдскую шайку, а теперь, я смотрю, он и вовсе стал беспощадным в достижении этой цели.

Время от времени, в те дни, когда Ричард бывал в Брайтоне, он заходил к Софи. Ричард всегда передавал наилучшие пожелания от Тома, а Софи, в свою очередь, спешила передать через него ответный привет. Более они никак не общались. Она знала, что Том эпизодически навещает свою лавку, а однажды Клара встретила его на Дьюк-стрит. Но самой Софи его даже мельком не удавалось увидеть.

Мадемуазель Делькур с нетерпением ждала возвращения своей подруги Генриетты. Обычно лето они проводили в Брайтоне, однако та не приехала.

Вскоре Софи узнала, что супруга сэра Роланда беременна, и поняла, что врачи попытались отговорить ее от поездки. Генриетта родила мальчика, которого при крещении нарекли Александром. Об этом подруга написала Софи, уверяя, что мечтала видеть ее крестной матерью своего сына, однако сэр Роланд распорядился иначе. Он объяснил, что в этом случае, его родственники будут оскорблены, а также пожелал, чтобы Генриетта окончательно порвала со знакомыми своего бедного брайтонского девичества. Он более не намеревался возить ее на этот курорт, ибо ему уже осточертел Генриеттин нищий дядюшка, вечно берущий взаймы и никогда не возвращавший долгов. Хуже того, благородный сэр подозревал барона в карточном шулерстве. Что до баронессы, то, по мнению Роланда, она была столь же омерзительна, как и ее муж, и сэр твердо решил не переступать порога брайтонского особняка, где жили приживалы Бувье. Более того, Брайтон сам по себе становился весьма неподходящим для визитов местом после того, как принц опозорил себя в глазах высшего света, покинув принцессу Уэльскую. Их дочь оставалась с принцем в Карлтон-Хаусе, куда принцесса наезжала время от времени, чтобы повидаться со своим ребенком. Ходили слухи, что леди Джерси более не пользуется благосклонностью Его Высочества, и принц все чаще стал посматривать в сторону миссис Фицхерберт, вновь ставшей выезжать в свет. На людях она была с ним учтива, однако встречаться наедине категорически отказывалась. И лишь в Морском Павильоне принц обретал утешение, особенно после того, как избавил свой любимый дворец от присутствия принцессы Каролины. По-прежнему, он закатывал роскошные пиры, но, садясь во главе длинного банкетного стола, постоянно ощущал отсутствие своей любимой Марии, обычно сидевшей по правую от него руку. И никакое симпатичное личико не могло ее заменить.

Не мог не расстраивать принца и тот факт, что его популярность у народа продолжала катастрофически падать, в то время как любовь черни к покинутой принцессе росла, как на дрожжах. Во многих частях королевства она стала всеобщей любимицей. Люди видели в ней прежде всего покинутую невесту и отвергнутую супругу и мать. К тому же брак отнюдь не принес принцу всех тех преимуществ, ради которых он принес в жертву свою личную жизнь. Напротив! Его доход и впрямь был значительно увеличен, однако не настолько, сколько этого заслуживал Его Высочество, а парламент вовсе не собирался оплатить его долги, ссылаясь на большие расходы на войну с французами. Не надо было ему слушаться чужих советов, тогда бы и не оказался он у разбитого корыта. О, если бы Мария еще хоть раз обняла его, он бы смог и не такое вынести…

Однако несмотря на то, что принц не оставался уже прежним романтиком, цинизм в вопросах любви был ему чужд. И когда его стюард давал разрешение пожениться кому-нибудь из слуг, принцу всегда было интересно знать подробности отношений собиравшихся вступить в брак, и он всегда выражал надежду на то, что молодые проживут вместе счастливую жизнь.

– Намечается праздничное винопитие, сэр, – проинформировал дворецкий сидевшего за столом принца. – Лакей Ник Барлоу и белошвейка Бетси Даусон помолвлены.

– Отлично!

Принц посмотрел на часы. Быть может, он еще успеет заглянуть на кухню до того, как покинет дворец. Он знал, что забота о благополучии слуг почитается за причуду, тем не менее, он испытывал ко всем работавшим на него людям почти отцовские чувства. Принц вновь вернулся к книге по индийской архитектуре, давшей ему столько пищи для размышлений. У него уже были кое-какие идеи насчет того, как это можно совместить множество архитектурных стилей в облике его приморской резиденции, чтобы создать самый прекрасный на свете дворец. Но необходимо было время, чтобы обдумать все мельчайшие детали, которые он себе еще не совсем ясно представлял.

Дворец должен был поражать своею сказочной причудливостью, тем не менее, он должен обладать достаточной прочностью, чтобы простоять века. Хорошо было бы хоть на время отвлечься от бесплодных попыток вернуть Марию. Любовные письма более не производили на нее впечатления, хотя принц и старался излить в них свою душу. Он даже как-то послал ей локон своих волос, в надежде напомнить ей о том, как подарил еще один такой же в золотом медальоне, когда они еще были женихом и невестой… Конечно же, она должна будет вспомнить об исполненной любви надписи, выгравированной на медальоне, и понять, что он испытывает к ней сейчас те же самые чувства. Странно, но несмотря на все выпавшие на долю принца испытания, волосы его нисколько не поседели, более того, они стали гораздо темнее и гуще. Принц посмотрел на себя в зеркало и с явным удовлетворением поправил свою шевелюру. Вне всякого сомнения, он был еще в полном расцвете сил, по-прежнему хорош собой, а то, что регулярно прибавлял в весе, так это не особенно замечалось в объемистых драгунских мундирах и панталонах, которые он предпочитал носить. Неужели Мария так никогда и не прислушается к голосу здравого смысла.

В свои сорок лет она должна быть еще несказанно рада, что в нее безумно влюблен мужчина, которые гораздо моложе ее и ставит ее превыше всех женщин мира. Вновь и вновь он писал ей, что продолжает считать ее своей настоящей женой. Бой часов напомнил ему о праздновании помолвки слуг.

Уже на подходе к большой кухне, до Его Высочества донесся шум веселого застолья. Принц остановился в дверях, и поначалу его никто не заметил. Внимание слуг было сосредоточено на лучащемся от счастья Нике и красной, как мак, Бетси, стоявших в обнимку. Принц сразу же заметил среди присутствующих Марту Ганн, ныряльщицу, частенько заходившую во дворец повидаться со своей работающей на кухне племянницей, была тут и фоксхиллова молодая француженка, заливающаяся смехом и поднимавшая вместе со всеми бокал во время очередного произнесенного стюардом тоста.

– Наши поздравления! Желаем вам долгих лет жизни и счастья в будущем браке!

– Подождите! – голос принца заставил все бокалы замереть в воздухе… – Мне тоже хотелось бы выпить за это вместе с вами!

Сидевшие за столом спешно поднялись, приветствуя принца. Марта Ганн процедила сквозь зубы стоявшей рядом служанке:

– Плохая примета перебивать тост.

В ответ девушка, бросив через плечо взгляд, промолвила:

– Тише, не будем портить праздник.

Принцу налили полный стакан доброго старого эля, с которым он и последовал к счастливой паре.

– Добавляю и свои личные поздравления к тем, что уже здесь прозвучали!

Он поднял бокал, и вес присутствующие мгновенно повторили его жест. Лишь только бокалы были опустошены, их тут же вернули на мойку, а сидевшие за столом слуги приступили к выполнению своих обычных обязанностей.

Принц подошел к Софи, когда она уже выходила из кухни.

– Клянусь честью! Неужели вы и впрямь стали поварихой моего дворца?

– Нет, Ваше Высочество. Я служу здесь белошвейкой по вызову с некоторых пор.

– Ведь надо же! Какая разносторонность! И вы по-прежнему готовите экзотические яства для барона и баронессы де Бувье?

Глаза Софи забегали.

– Да нет, то был особый случай и он привел к помолвке племянницы баронессы с сэром Роландом Вестонбери…

– Вот как! Теперь припоминаю… Еще в древности говорили, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и, безусловно, в тот вечер эта поговорка нашла себе очередное подтверждение: – Принц хитро подмигнул ей. – Признайтесь, что наверняка вы действовали в интересах молодой Генриетты де Бувье?

Когда Софи это признала, принц рассмеялся от всего сердца.

– Так что к списку ваших талантов, я могу прибавить еще и сводничество! Да, наши дорожки опять часто переплетаются, мадемуазель, и я абсолютно уверен в том, что вскоре мы снова с вами встретимся.

Увидев, что Марта Ганн собирается уходить, принц обратился к ней.

– Подождите минуту, мисс Ганн. Отчего вы сегодня не работаете на купальнях?!

– Отлив, сэр, к тому же очень холодный ветер.

– Согласен, погода как-то не по сезону. Не стесняйтесь, подходите к камину, да погрейте свои старые кости, прежде чем снова выходить на холод.

Марте не оставалось иного выхода, кроме как повиноваться и подойти вплотную к пляшущим за железной решеткой языкам пламени. К великому разочарованию ныряльщицы, принц придвинул к камину два стула, один для себя, другой для нее. Принц сел, положив руки на колени, и глаза его исполнились чисто мальчишеского озорства. Принц все еще любил кого-нибудь разыграть, а Марта как раз предоставляла для этого определенную возможность. Она не ведала, что когда принц стоял на пороге кухни, он успел заметить, как Марта взяв со стола большой кусок масла и завернув его в бумагу, положила в карман.

– Мне как-то неловко сидеть в вашем присутствии, сир, – пробормотала Марта, мечтая поскорее отсюда уйти.

– Я уважаю ваши старые кости, мадам, так что сидите.

Она повиновалась, сознавая с ужасом, что масло в ее кармане, как раз с той стороны, где жар от камина сильнее всего. Принц принялся рассуждать о ее работе, вновь упомянув о том, что когда он совершал утренний заплыв, вода была на редкость холодной. На кармане стало расплываться жирное пятно, и Марта попыталась прикрыть его рукою. Она вскочила вне себя от радости, когда Его Высочество, наконец, встал, пожелал ей всего хорошего и вышел с кухни. Приличная лужица растопившегося масла натекла на каменные плиты под ногами Марты.

Принц все еще улыбался по поводу проделанной им только что шутки, когда перед его глазами предстала экономка дворца.

– Какие будут распоряжения, сир?

– Пошлите миссис Марте Ганн новое платье из отличнейшего сукна, приличный отрез, чтобы ей хватило на пару нижних юбок и фунт масла.

– Будет исполнено, Ваше Высочество, – ответила заинтригованная экономка. Она еще не видела того масляного пятна, что придется отскабливать с пола большой кухни.


К концу летнего сезона Софи подошла с неплохими результатами: прибыль от ее кондитерского дела продолжала увеличиваться, и к тому же она успела обеспечить себе приличное количество регулярных заказов на зиму. Причем не только из Лондона, но уже из самых разных мест Англии.

Как-то утром, зайдя в лавку Фоксхиллов, она протянула Ричарду мешочек с деньгами.

– Это те деньги, которые дал мне Том, после того как выиграл на нью-маркетских скачках, – объяснила она.

– Не знаю, стоит ли мне их принимать, – с сомнением проговорил Ричард. – Вы говорите, никаких письменных обязательств не было, да и не говорил он мне об этом ничего.

– Я все время думала об этих деньгах как о долге. И для меня это оставалось своего рода джентльменским соглашением. Пожалуйста, отдайте ему этот мешочек. В конце концов, это будет означать, что отныне кондитерская фирма «Делькур» будет принадлежать только мне.

– Отлично, я сделаю так, как вы просите.

Когда Софи в очередной раз ужинала с Ричардом, а она позволяла себе это время от времени, тот рассказал ей, что Том крайне удивился возврату мнимого долга.

– Мой брат поблагодарил вас и сказал, что принимает эти деньги, точно так же, как вы когда-то приняли от него пистолет. Том также пожелал вам дальнейших успехов в делах.

– Я рада, что он принял их без какой-либо неприязни, – слегка улыбнулась Софи. Просто удивительно было, насколько они с Томом понимали друг друга в некоторых вопросах, и сколь безнадежное непонимание существовало между ними в остальном.

Совершенно неожиданно Софи подвернулся прелестный домишко. Она уже давно подыскивала себе собственное жилье. Но все без исключения брайтонские дома, что дешево сдавались в аренду на круглый год, были весьма ветхими строениями, теснившимися в наиболее бедной части города. Как-то холодным и ясным ноябрьским воскресеньем Софи взяла Антуана и Билли на прогулку, позволив тем самым Кларе подремать часок-другой у камина. В отличие от обычной прогулки по песчаным отмелям, Софи решила пройтись в противоположном направлении. Мальчики бежали впереди нее, собирая охапками палую листву, и осыпая друг друга медным ливнем этого поблекшего осеннего убранства. И вдруг на кривой улочке, где-то в миле от побережья, Софи заметила небольшой домик. На доске, прибитой к воротам, темно-синей масляной краской было начертано «Сдается в наем». Она остановилась и критически осмотрела возвышавшееся перед ней строение. Сложенный из кремневых булыжников, тускло мерцавших в лучах холодного солнца, и с крышей из красной черепицы, этот дом больше всего напоминал детский рисунок. Дверь размещалась посередине, на прямоугольном фасаде имелось по два окна на обоих этажах, а крышу завершала массивная труба. Широкие ворота открывали вид на усыпанную щебнем дорожку, ведущую прямо к парадному крыльцу, и колею, которая, как догадывалась Софи, скорее всего, вела к конюшне. Сад был хорошо ухожен, что наводило на мысль, что дом этот был покинут совсем недавно. Она крикнула мальчикам:

– Подождите! Идите сюда! Мне хочется здесь все как следует посмотреть.

Когда мальчишки, вконец запыхавшись, прибежали, Софи пыталась хоть что-то разглядеть через окно первого этажа. Затем все вместе пошли посмотреть на овощные грядки, находившиеся за домом. Там же находилась и небольшая конюшня с одним-единственным стойлом. Пока мальчишки его обследовали, Софи осмотрела прилегавшие к дому окрестности. Дом был окружен со всех сторон лугами, полями и лесами. «То, что надо», – подумала Софи; Оставалось лишь узнать, какова же сумма ренты. Поскольку на вывеске имелась стрелка, указывающая на запад, мадемуазель Делькур решила, что вся эта недвижимость принадлежала фермеру, крытый соломой дом которого вместе с конюшнями и амбаром виднелся в полумиле отсюда.

– Можете пока оставаться здесь и играть в свое удовольствие, мальчики, – сказала она сорванцам, уже успевшим залезть на дерево. – А я пока пойду попрошу ключи.

Дверь ей открыла жена фермера. То была пышущая здоровьем женщина с дружеской улыбкой. В руках у нее был младенец, а еще одно прелестное дитя держалось за юбки матери. Еще двое деток, явно близняшки, выбежали в прихожую, поглядеть на нежданную гостью.

– Входите, мисс, – сказала женщина, узнав о цели прихода Софи. – Дом этот освободился всего лишь две недели назад. Люди, что там проживали, были горожанами, решившими ради разнообразия пожить на природе, но они задержались здесь всего лишь на восемь месяцев. Вот эти детишки, что сейчас перед вами, всего лишь четверо из моих семерых, но все же мы живем от дома на приличном расстоянии, И, думаю, они не будут тревожить вас своими криками. А не та ли вы молодая леди будете, что открыла производство конфет в доме миссис Ренфрю? Я так и подумала. Я частенько смотрю вам вслед, когда вы проезжаете мимо. Мне так нравится ваша ярко-голубая двуколка и такие же ленточки на уздечке вашего красавца-пони.

Софи улыбнулась.

– Мне приходится по возможности рекламировать свое кондитерское производство.

Миссис Кетли послала одного из близняшек за мужем, а мадемуазель Делькур попросила пока подождать его в гостиной. Появившийся вскоре фермер Кетли оказался человеком с открытым честным лицом, среднего роста, широким в плечах и довольно крепко сбитым.

– Итак, вы хотели бы осмотреться в Бич-Хаусе, мисс Делькур? Уютный домишко, много лет назад там жили мои дедушка с бабушкой.

Он явно был рад тому, что так скоро получает очередного жильца. Софи же подумала, сколько же лет дом простоял пустым, прежде чем в него вселилось семейство захотевших перемен горожан. Наверное, именно поэтому, здесь и была такая низкая рента.

– Вы будете проживать там одна? – спросил он, протягивая ей ключи.

– Нет, со мной мой племянник, мальчик девяти лет. Он ходит в школу на Дьюк-стрит.

– Ну тогда, наверняка, он знает моего Вильяма, который лишь на пару лет старше.

Мистер Кетли предложил показать все в Бич-Хаусе сам, но она предпочла пойти туда одна. Мальчики все еще лазили по яблоням, когда Софи взошла на крыльцо и открыла дверь. Выложенный каменными плитами пол вел в прихожую, оттуда одна дверь вела в гостиную, а вторая в кухню и примыкавшую в нее комнату поменьше. На втором этаже имелись три спальни. Из окна самой большой из них, Софи смогла разглядеть мерцавшее на горизонте море. Дом был хорошо ухожен и, скорее всего, предыдущие жильцы его как следует отремонтировали. На стенах, за исключением кухни, были полосатые обои пастельных тонов. Стены кухни были свежевыбелены.

Софи удовлетворенно вздохнула. Из окна второго этажа, она крикнула вниз:

– Антуан! Поди посмотри свой новый дом!

Антуан, казалось, был озабочен и повиновался ей с куда меньшей быстротой, чем сделал это Билли. Мальчики так и не смогли понять, в чем дело, пока Софи им не объяснила. Софи взяла их с собой, когда вернулась в дом фермера, чтобы заплатить ренту за месяц вперед. Кетли и его супруга надеялись, что ей понравится в этом доме, и добавили, что будут гордиться тем, что теперь у них такая соседка.

Клара тоже пожелала ей всего хорошего. Она знала, что рано или поздно Софи захочет иметь свой дом, но думала, что переезд француженки все же состоится после свадьбы с Рори Морганом. Теперь становилось ясно, что это, пожалуй, не входило в планы мадемуазель Делькур.

Поначалу Антуану не хотелось переезжать из дома Клары, хотя ему и понравилось, что отныне у него будет своя собственная комната. Софи удалось убедить его в том, что многое останется таким же, как и было прежде. По утрам она будет приводить его в ателье. А по вечерам он будет возвращаться вместе с нею в Бич-Хаус. А вот в школе и из школы он будет, как и прежде, ходить с Билли. Последние опасения мальчика растаяли после того, как он посетил новый дом в день, когда Софи прибралась там в ожидании привоза мебели. Совершенно неожиданно к ним пришел Вильям Кетли с щенком дворняжки в руках.

– Па сказал, может, вы его возьмете. А то у нас дома и так полным-полно собак.

Софи, занятая в это время мытьем пола, посмотрела на собаку. Это был черно-белый щенок, ничем особенным не отличался, кроме пронзительных бархатных глаз.

– Мы берем его. Сколько я должна вам за него заплатить.

– Ничего. Папа и так будет рад, что нам удалось его пристроить.

– Пожалуйста, поблагодарите его от нашего имени. – Софи взяла из рук Вильяма пищащего щенка. – И зайдите в мое ателье завтра, когда будете идти из школы домой. Я приготовлю для вас коробку отличных конфет.

– Спасибо, мисс. – И парнишка, побежал прочь. Софи протянула щенка Антуану, лицо которого просто сияло от блаженства.

– Ты должен его очень хорошо выдрессировать, – сказала она. – И есть одно правило, которое он никогда не должен нарушать. Он не смеет пересекать порог ателье. Мне очень не хотелось бы, чтобы в моих конфетах попадалась собачья шерсть.

– Он будет вести себя хорошо. Обещаю тебе, Софи.

– А как ты его назовешь?

Не задумываясь, Антуан ответил:

– Барнабас.

– Ну, а проще – Барни.

Прежде Софи о собаке как-то не думала, но теперь была рада тому, что у них появился Барни. Лающая собака неплохая, защита, когда до ближайших соседей не докричишься. Пока что Барни – несчастный замухрышка, но он, вне всякого сомнения, получит самый лучший уход. Он уже стал мил сердцу Софи.

Глава 21

Все, что в основном требовалось для нового дома, Софи удалось купить быстро и по сходной цене. Из-за постоянной смены приезжающих в Брайтон на рынках было полно мебели и разной домашней утвари. Как раз распродавалась обстановка целой квартиры, и Софи удалось удачно выторговать кое-что из фаянса, а также большой турецкий ковер, который прекрасно смотрелся на полу в гостиной. Покрытые пылью стол и комод из красного дерева заблистали как новенькие, после того как Софи покрыла их политурой. Ей еще оставалось поменять обшивку на нескольких стульях и повесить занавески на окна.

Когда Рори пришел посмотреть на ее новое жилище, он принес ей настенное зеркало в серебряной оправе в качестве подарка на новоселье, и она сразу же решила, куда именно это зеркало следует повесить. Она чуть ли не танцевала от счастья, перелетая из комнаты в комнату, чтобы продемонстрировать ему свое новое жилище.

– Наконец-то я решила здесь крепко обосноваться. Теперь у меня собственный дом, Рори! Ты только подумай об этом. Да я не ощущала такого уюта со времен революции. – Она наконец-то остановилась в самой большой из верхних комнат, что должна была стать ее спальней. Комната эта все еще была пуста, за исключением подновленного комода да плетеного половика, который ей подарила Клара, в ней ничего не было.

– Я купила кровать у здешнего помещика, чтобы поставить ее здесь, но он не может отослать ее мне, до Рождества. Как только ее доставят, я перееду сюда окончательно.

Опершись рукой о стену, Рори выглянул из окна, пытаясь рассмотреть сверкавшее за верхушками деревьев море.

– Я хотел поговорить с тобой насчет Рождества, – проговорил он, внезапно напрягшись и поворачиваясь к Софи. – Быть может, ты и Антуан съездите со мною в Лимингтон, моя мать в последнее время что-то занедужила, и я хочу сам посмотреть, в каком она состоянии.

Настроение Софи сразу испортилось. Ода так ждала Рождества, чтобы провести его с Кларой и мальчиками, но в то же время понимала, сколь это важно для Рори, и не захотела его расстраивать.

– Да, Рори, мы поедем с тобой.

Когда она сообщила об этом Антуану, он чуть не расплакался от досады.

– Не хочу я туда ехать! Там ничего хорошего, да и играть не с кем. Позволь мне лучше остаться с ма Ренфрю и Билли. Она ведь всегда приглашает соседей у которых много детей. В канун Рождества, мы будем петь псалмы, играть и веселиться.

Софи не захотела отказывать мальчику в его просьбе, да и Рори был не против.

– Все правильно, – с пониманием сказал он. – Ему там не с кем будет играть. Ни Элизабет с маленьким, ни Джейн, которая сейчас в положении, в это время года к матери не поедут. Так что у нас будет довольно тихое празднование в семейном кругу: мама, Элен и мы.

Рождество оказалось куда более спокойным, чем он предполагал. Когда они прибыли в канун праздника в Лимингтон, Элен несказанно обрадовалась их приезду.

– Мама совсем слегла, я послала за доктором.

Хотя Рори и планировал, что вместе с Софи они пробудут здесь больше трех дней, им пришлось задержаться на больший срок, так как состояние миссис Морган постоянно ухудшалось, и, похоже, уже ничем нельзя было ей помочь. Софи вместе с Элен ухаживала за немощной старушкой. Меньше чем за час до того, как миссис Морган скончалась, когда Элен и Софи держали ее за руки, она прошептала свое последнее желание.

– Обещайте мне кое-что, мисс, в случае, если вы и впрямь решите обручиться с моим сыном.

– И что же именно я вам должна пообещать? – тихонько спросила она.

– Не ставьте свои амбиции превыше всего.

– Тот, кого я бы полюбила, был бы для меня превыше всего.

– Спасибо, милочка. – И глаза миссис Морган закрылись навсегда.

На похоронах собралось немало народу. Когда все было закончено и скорбящие разъехались, Элен, оставшаяся здесь теперь совсем одна, очень хотела, чтобы Софи задержалась у нее, но увы, это было невозможно. Как и сестры, Рори искренне оплакивал мать.

По дороге в Брайтон, путники попали в снегопад и решили переждать его в харчевне. Когда они обосновались в ее большом уютном доме, Софи отогрела у огня свои окончательно промерзшие руки. Рори галантно снял у нее плащ и повесил рядом со своим, после чего, обняв Софи за талию, посмотрел в огонь.

– Я вновь думал о последних словах своей матери, – тихонько промолвил он. – Она ведь фактически дала нам свое благословение. Я думаю, что теперь, ты ничего не будешь иметь против того, чтобы мы с тобой были помолвлены?

Софи была исполнена к нему сочувствия, и сейчас ей очень хотелось его успокоить, но пока она не находила в себе сил поступить так, как хотел он.

– Дай мне еще немного времени, Рори.

– Да, конечно же. Кому, как не мне, знать, что такое долготерпение.

Читая завещание матери, Рори подумал, что стоило бы и свое собственное при первой же возможности переписать. Но лишь только он вернулся к исполнению своих служебных обязанностей, эта мысль совершенно вылетела у него из головы. Шли недели, а Рори более не упоминал слово «помолвка». Порою Софи казалось, что закрепившаяся за ним кличка «Ястреб» также отражает произошедшую в нем перемену.

Его исполненные любви отношения к ней оставались прежними, однако он стал совершенно одержим идеей расправиться с брумфилдской бандой. Случайная стычка с этими злодеями, когда у него было недостаточно людей, закончилась тем, что трое таможенников были убиты, а пятеро ранены, а сам капитан получил незначительную царапину, которая тем не менее долго не заживала. Безысходная ярость от того, что в момент, которого он так долго ждал, все пошло насмарку, заставил его погрузиться в озлобленно-молчаливое состояние, и порой он даже покрикивал на Антуана, который вел себя как и положено любому восьмилетнему сорванцу. Рори также был беспощаден в своей критике к мальчику во время занятий фехтованием. Софи объясняла Антуану, что Рори все еще находится под влиянием сильного нервного потрясения. Антуан в ответ на это лишь разводил руками и усмехался.

– Когда я смогу фехтовать получше капитана Рори, тогда я уж его сам как следует отчитаю! – отвечал он как ни в чем не бывало.

Рори стал все больше времени уделять своей службе и виделся с Софи еще реже, чем прежде. Когда он все-таки приходил в Бич-Хаус, то был настолько измучен, что засыпал прямо на стуле. Наедине с Софи Рори также вел себя сдержанно, не желая обременять ее своими любовными притязаниями до свадьбы. Так или иначе, у него в крови был джентльменский кодекс чести, коим он руководствовался в отношении с порядочными женщинами. Для мимолетных связей он пользовался услугами других.

Софи нравилось приглашать друзей и знакомых в Бич-Хаус. Наконец-то у нее появилась возможность оказать им ответное гостеприимство. Довольно часто она приглашала их на званый ужин или партию в преферанс. Генриетте, находившейся в то время в Лондоне, не было позволено наведываться в Брайтон. Зато она послала Софи довольно милые часы с циферблатом из английского фарфора, украшенного крохотными цветочками. Часы эти были выбраны в лондонском магазине Фоксхиллов и доставлены мадемуазель Делькур лично Ричардом. При них была трогательная записка. С трудом разобрав детские каракули Генриетты, Софи прочла: «Думай обо мне хотя бы раз в день, когда бьют часы».

И действительно, их мелодичный перезвон как нельзя лучше напоминал о дарительнице и той крепкой дружбе, что помогала девушкам выстоять в смутные и тяжелые времена.

От себя Ричард подарил Софи прекрасный карточный столик розового дерева, инкрустированный слоновой костью. Любопытно, что крышка стола была расписана таким образом, что на ней можно было играть в кости, шашки и шахматы. Открыв имевшийся в столе небольшой ящичек, она увидела углубления, куда можно было складывать фигуры, предназначенные для всех этих игр.

– Я уже научила Антуана играть во все эти игры, – воскликнула Софи. – Но я даже представить себе не могла, что у нас будет столь элегантный столик.

– Признаю свой тайный умысел, – рассмеявшись признался Ричард. – Я просто думал, что вы когда-нибудь пригласите меня на партию в шахматы.

Она пригласила его в тот же вечер. Следующий приезд Ричарда в Брайтон был не скоро. Но даже когда он наконец приехал, Софи не удалось с ним отужинать, так как в тот день она ожидала приезда Рори.

Однако Рори Софи с Антуаном прождали напрасно, и прекрасный вечер тем самым был окончательно испорчен. Когда они сели за стол, чтобы отужинать в одиночестве, Антуан высказал вслух все, что думал по этому поводу.

– Я понять не могу, почему ты всегда приглашаешь в гости капитана Моргана. Он же, пообещав, что придет, никогда не приходит.

– Когда на побережье случается что-нибудь чрезвычайное, естественно, что он ставит свои служебные обязанности превыше всего.

Софи уже прожила в Бич-Хаусе около трех месяцев, когда наконец вновь встретилась с Ричардом в «Старом Корабле». Как обычно, когда она надолго по вечерам уходила из дома, Антуан спал в своей старой кроватке в комнате Билли. Клара была столь добра, что даже позволяла Барни спать в ногах у мальчика, хотя ко всеобщему удивлению крохотный щенок быстро превратился в здоровущего волкодава. Ричард заказал столик, который ему нравился больше всего. Обслуживала их, как и прежде, Полли. В тот вечер она особенно обрадовалась, увидев Софи.

– Пойду скажу мистеру Хиксу, что ты здесь. Сегодня на кухне такое творилось! Кондитер подрался с шеф-поваром, – Полли восторженно захихикала. – Ты в жизни такого не видела! Кондитер, все побросав, ушел, и его помощникам пришлось все доделывать без него. Похоже, представилась возможность получить для тебя работу по душе, Софи! – Она закончила их обслуживать и поспешила прочь.

Ричард через стол улыбался Софи.

– Что ж, будете ли вы готовы принять на себя столь ответственный пост?

– Все зависит от того, что от меня потребуют, но я не против дополнительной работы.

– Дела в вашей кондитерской по-прежнему идут неплохо?

– Даже очень неплохо. Не так давно мне даже пришлось нанять рабочих на стороне, чтобы они обеспечивали мое производство картонными коробками и бумажной фурнитурой.

– Намерены ли вы расширять производство?

– Нет, пока я не пойму, что наступил для этого подходящий момент, но тогда, я думаю, это будет, действительно крупная фабрика.

– Помнится, во время моего первого визита в ваше ателье леди Вестонбери заворачивала леденцы. Я не видел ее с тех самых пор, как она купила у меня часы. Как ее здоровье?

– Я получила от нее письмо на прошлой неделе. Чувствует она себя прекрасно, но ее ребенок приболел. На лето супруг собирается отвезти их в Рамсгейт к нашему общему с Генриеттой разочарованию. Сэру Роланду Брайтон в последнее время опостылел.

– Миссис Фицхерберт также будет проводить лето в Рамсгейте.

– Откуда вы знаете?

– Недавно она посетила мой магазин и выбрала себе великолепный письменный стол, который приказала отослать в Рамсгейт.

– Я слышала, что принц все еще пытается восстановить прежние отношения.

– Не думаю, что это случится. Как может столь глубоко религиозная леди примириться с Его Высочеством, когда она не может с точностью сказать, может ли она себя считать его настоящей женой?

– Но ведь всем известно, что ее брак с принцем был первым, а значит, и настоящим, – заметила Софи.

Ричард пожал плечами.

– Если бы даже все юристы и священник Англии решили прояснить этот вопрос, они продолжали бы спорить до самого судного дня.

– Думаю, что законники пренебрегли бы мнением церкви, – с сожалением заметила Софи. – Этого, должно быть, боится и сама миссис Фицхерберт. Она никогда не пренебрегала своими моральными принципами, чтобы стать просто любовницей принца, хотя по-настоящему любила его.

Они заговорили о другом, но их прервал мистер Хикс, остановившийся у занятого ими столика.

Поздоровавшись с Ричардом и Софи, он обратился к ней со следующей просьбой:

– Не могли бы вы уделить мне несколько минут, мисс Делькур, сегодня вечером, прежде чем покинете наше заведение?

Когда Софи согласилась, он вежливо раскланявшись, пошел прочь.

Ричард одобрительно поднял брови.

– Очередная работа для изготовительницы конфет, достойных королей!

– Посмотрим, – ответила Софи с улыбкой. – После этого она задала вопрос, все последние дни не выходящий из ее головы:

– Как сейчас Том?

Он вопросительно уставился на нее.

– И вам действительно хочется знать?

– Я никогда не переставала волноваться о его благополучии.

– Он – так же.

– Предполагаю, таково его отношение ко всем женщинам.

Ричард пригубил вина.

– Да, так оно и было до тех пор, пока он не встретил вас.

– А потом? – спросила она безразличным тоном.

– Потом у него вообще никаких отношений с женщинами не было.

– Пройдет время, и он забудет обо мне.

– А вот в это я поверить не могу.

Как Софи и ожидала, мистер Хикс предложил ей должность кондитера. Прежде она бы запрыгала от радости, узнав об этом, но сегодня она лишь покачала головой.

– Мое личное производство практически лишает меня времени, необходимого для выполнения таких обязанностей.

– Я знаю об этом, и впредь буду делать вам заказы. Помощники уволенного кондитера остались у меня, они неплохо подготовлены, так что думаю вполне и без него обойдутся, но дело в том, что завтра вечером принц устраивает у меня бал, и мне бы хотелось заполучить какую-нибудь эффектную скульптуру из сахара, которую я мог бы поставить в центр праздничного стола.

– Даю слово, вы ее получите. Это вновь должен быть замок?

– Не обязательно. Я оставляю выбор исключительно на ваше усмотрение. Мне также хотелось бы, чтобы вы поставили нам набор своих самых лучших конфет.

После краткого обсуждения суммы, в которую обойдется труд Софи, мистер Хикс провел ее до парадного крыльца. Ричард уже ожидал ее на улице. Он держал за уздечку запряженного в двуколку пони.

– Том здесь, – сказал он Софи, когда она спустилась к нему по мраморным ступенькам.

– Откуда вам это известно?

Вместо ответа Ричард лишь кивнул на противоположную сторону пустынной, плохо освещенной улочки. Его брат стоял там одетый в длинное пальто и цилиндр, создавалось такое впечатление, будто он только что вышел из-за игорного стола. Но ей показалось, что, скорее всего, он только что сошел с лодки, причалившей к берегу в эту безлунную ночь. В руках у него ничего не было, но вероятно, его добыча уже была как следует припрятана, так, чтобы Ричард никогда не догадался, что его ближайший компаньон промышляет контрабандой.

Софи вся напряглась, когда он направился к ним через мощенную булыжником улицу, и вновь почувствовала невыносимую радость от того, что его видит. Хуже того, она ощутила, будто кости ее начинают таять, и попыталась успокоить себя тем, что вся эта радость от того, что ему в очередной раз удалось избежать смерти. Он выразительно посмотрел на нее.

– Проклятье, вы еще прекрасней, чем прежде, Софи. Я думал, что вы исхудали и потеряли всю свою привлекательность в тоске по мне.

– Этого бы никогда не произошло! – вспылила она, до слез обиженная тем, что после столь долгой разлуки, он встретил ее столь нелепыми репликами. – Совсем напротив!

Она уже совсем собралась было сесть в двуколку и поехать прочь, как Том схватил ее за руку. Она испугалась, что вот-вот упадет в обморок из-за электрического разряда, пробежавшего по ее телу от этого прикосновения.

– Я вот что собирался рассказать вам, Софи. Всего неделю назад, я был в шато де Жюно.

– Вы там были? И замок все еще цел? Его не сожгли?

В ее голосе звучал страх, навеянный тяжелыми воспоминаниями.

– Нет. Замок закрыт. А все его окна заколочены. Мне удалось оторвать одну из досок и заглянуть в комнаты. Восставшие умудрились унести оттуда буквально все…

– Какое разочарование! – укоризненно заметила Софи. – Там не оказалось никаких перламутровых шкатулок, чтобы вам поживиться?!

Губы его побледнели.

– Да, мадемуазель, похоже, вы не потеряли своей ядовитости! Хорошо, в таком случае я расскажу все, что мне удалось там разузнать, когда у вас будет более приемлемое настроение! – И резко отпустив ее руку, он отвернулся и пошел прочь.

Гордость не позволила Софи побежать за Томом, и она пожалела, что опять обидела его. Она повернулась к Ричарду.

– Куда он направился?

– К нам… Вас туда доставить?

– Нет, он устал. К тому же я постоянно вывожу его из себя. Быть может, он вам расскажет то, о чем собирался поведать мне. А вы в свою очередь передадите эти сведения…

Но Ричард, похоже, еще не собирался ее покидать.

– А что вы имели в виду, когда заговорили насчет перламутровых шкатулок?

– Это наше с Томом личное дело, уклончиво ответила она. – Прошу вас ни о чем меня более не спрашивайте.

– Как вам будет угодно, – покорно заметил Ричард.

Софи уже почти подъехала к своему жилищу, когда в свете тусклых фонарей, установленных на двуколке увидела, что ворота загона для овец слегка приоткрыты. Она была крайне этим раздосадована. Наверняка Антуан играл там сегодня с Билли и другими детьми. Фермер Кетли разрешил им там играть при условии, что Антуан будет повиноваться деревенским законам, и каждый раз закрывать ворота. Тем более что закрыть их не составляло никакого труда, а поэтому поведению мальчишки не было никакого оправдания. Один раз его уже хотели лишить этой привилегии, когда стадо овец пробралось с луга через оставленные им открытыми ворота и разбрелось по окраинной улочке. Подъехав к дому, Софи поспешила закрыть ворота на щеколду. Завтра по утру, она устроит Антуану хорошую взбучку, когда будет забирать его от Клары. Поставив пони в конюшню, Софи зажгла фонарь и пошла в дом. Но тут до нее донесся стук копыт, приближавшийся со стороны города. Странно, но никакого страха она при этом не ощутила. Все существо подсказало ей, что всадник, появившийся близ ее жилища, не кто иной, как Том/ Он остановил коня, когда увидел ее на тропинке, ведущей к дому с зажженным фонарем в руках, однако спешиваться не стал.

– Я не имею права скрывать от вас то, что вы обязаны знать, – сухо промолвил Том.

Она вышла за ворота и подошла к нему. Свет фонаря золотил ей лицо, затененные глаза сверкали.

– Я тоже виновата, – призналась она. – Пожалуйста, расскажите мне обо всем.

– Так вот, мне удалось пробраться в шато через окошко, о котором я уже упоминал. И я и впрямь искал, чем поживиться, да только не для себя. Я надеялся найти что-нибудь для Антуана. Несколько комнат разграблено, но большая часть шато в полной целости и сохранности. У меня создалось такое впечатление, что нападавшей на замок толпой кто-то руководил. И вас, вероятно, расстроит тот факт, что я, ничего другого не тронув, привез из родного дома для мальчика вот эти два предмета. – Он достал из кармана крохотный бархатный кошелек и протянул его Софи.

Мадемуазель Делькур, повесив фонарь на садовую ограду, открыла кошелек. На ее ладонь упали две крохотные миниатюры. Изображенных на них людей Софи узнала сразу. Граф и графиня де Жюно! Родители Антуана! Слезы подступили к ее глазам.

– О, Том! Откуда ты узнал, что на этих миниатюрах изображены именно они?

– Потому, что настенные портреты этих людей были изрублены саблями. И к тому же Антуан очень похож на своих родителей.

– Но почему ты оказался вблизи шато?

– У меня было немного свободного времени, и я решил провести небольшое расследование. Ваш враг – гражданин Жюно, был там всего лишь месяц назад, и не в первый раз. В деревне, что находится поблизости от шато, я представился странствующим торговцем и таким образом раздобыл немало ценной информации. Тамошние поселяне опасаются в большинстве своем разговаривать с иностранцами, но один пьянчужка поведал мне, что Жюно все время расспрашивал о слугах, которые были в шато, в момент его захвата. Софи, он пытался установить ваше имя!

– И вы думаете, ой его узнал? – спросила мадемуазель Делькур, чувствуя, что ей становится не по себе.

– Насколько мне удалось установить, успех ему не сопутствовал.

– Предполагаю, что вы просто не вступали в прямые контакты с жителями деревни.

– Нет, я знала, что все остальные слуги – преданные роялисты, а поэтому чувствовала себя в полной безопасности за стенами шато. Но все же я старалась как можно реже попадаться на глаза людям посторонним. Вполне возможно, по следу за мной из Парижа Конвент мог направить своих ищеек. – Она замешкалась, а затем спросила с тревогой в голосе. – Вам удалось узнать, как внешне выглядит Эмиль де Жюно?

– Только то, что он высок ростом, черноволос, с благородными чертами лица и обладает некоторым фамильным сходством с последним графом де Жюно.

Софи гневно тряхнула головой.

– Наконец-то я знаю своего врага в лицо!

– Поселяне не доверяют ему, зная, что он повинен в нападении на шато и прочие поместья в округе.

– Быть может, именно он и приказал остановить разграбление шато де Жюно, – с горечью предположила Софи. – Вероятно, он уже видел шато и все имеющиеся в нем богатства своей собственностью. Том, а вам известно нынешнее местонахождение Эмиля де Жюно?

– Сейчас он в Париже, пытается пробиться в правительство, но то, что в прошлом он был связан с предателем Орлеаном, работает против него. И ему не повезло, что он не потерял на плахе голову, подобно бывшему покровителю. Не думаю, что вам следует опасаться его возвращения в ближайшем будущем. У него сейчас большой недостаток в деньгах. Вне всякого сомнения, поиски Антуана обошлись ему в немалую сумму. Прежде чем отправиться в Англию, ему надо будет как следует укрепить свои позиции дома. Пока что он еще не мог предъявить свои права на шато, но вероятно, он это сделает, как только забудутся его прежние связи и, кроме всего прочего, он сможет доказать, что законный наследник – мертв.

– Я читала прошлым летом в эмигрантской газете о его политической активности. Спокойствие, которое принесло моей душе это известие, было подкреплено уроками в стрельбе, что провел со мной сержант Джонс.

– Он говорил мне, что вы показали отличные результаты.

– Это он оказался первоклассным инструктором. Были ли вы в Париже? Вероятно, там вам удалось так много разузнать?

– Да, был. Этот милый город наконец-то вздохнул свободно, после всех этих ужасов, хотя в тюрьмах по-прежнему полно политических заключенных, а слухи о том, что сын казненного короля избежал позорной казни в тюрьме, не подтвердились. Так что нынешним королем Франции по-прежнему является находящийся в изгнании брат Луи XVL. Мода вновь расцвела пышным цветом, а по всей вашей родине в основном преобладают настроения военного ура-патриотизма. У всех на устах имя молодого генерала Бонапарта. Он наполнил Францию награбленным в Италии добром.

– Я читала о нем в эмигрантской газете. Расскажите мне еще о Париже.

– Что ж, колокола собора Нотр-Дам по-прежнему ласкают слух своим методичным перезвоном, простой народ, как и раньше, собирается в пивнушках, чтобы обсудить последние сплетни, а деревья вновь зеленеют. Я вспомнил, как вы объясняли мне, где именно находилась лавка вашего отца, и решил сходить на это место. Теперь там открыта чья-то булочная.

Внезапная тоска по родному дому охватила Софи, и она беззвучно кивнула в ответ Тому, затем не отрывая от него глаз, подошла на шаг ближе.

– Я не смогу объяснить Антуану то, как вам удалось добыть эти миниатюры, – сказала она, пряча их в бархатный кошелек. – Я ему и так уже сказала, что все разговоры о шато могут быть здесь восприняты как простое хвастовство. Получив подобный подарок, он может проболтаться, подвергнув вас большой опасности.

Том сухо рассмеялся.

– Что я слышу. Да никак в вашем голосе слышатся отголоски прежней заботы обо мне, мадемуазель?!

– Да, хватит же вам, в конце концов, насмехаться! – в отчаянии воскликнула Софи, – Я уже давно говорила вам, что ненавижу потери. Думаю, что мне следует сказать. Антуану о том, как попали к вам эти миниатюры?

– Скажите ему, что подарок из моей личной коллекции. Это вполне правдоподобно. А когда-нибудь наступит день, когда я совершенно спокойно смогу рассказать ему все, что имело место в действительности, если, конечно, позволят обстоятельства.

– В таком случае, я вам благодарна. Мальчику, несомненно, очень трудно сохранить в памяти образ родителей, но эти портреты не позволят ему забыть отца и мать.

– Ну вот и прекрасно. Спокойной ночи, Софи. Я собираюсь в ближайшее время на несколько дней заехать в Брайтон. У меня имеется пара прекрасных картин и кое-какие предметы мебели, как раз во вкусе Его Высочества. Думаю, я все это продам принцу. – И, пришпорив коня, Том Фоксхилл ускакал в беспросветную тьму. Софи подумала, что чем меньше они будут встречаться, тем будет лучше для ее собственного счастья и благополучия Тома.

Софи отчитала Антуана самым жестоким образом за оставленные открытыми ворота. Но так как мальчик никогда не оправдывался, у нее рука не поднималась его наказывать. Вот и на этот раз все ограничилось очередным предупреждением.

Весь день Софи посвятила сахарной фантазии для мистера Хикса. Она решила изваять судно под названием «Сюрприз», что было изображено на одном из батальных полотен, висевших в обеденном зале «Старого корабля». Особенно сложной работой оказалось обсахаривание всех снастей и такелажа. Раскрашенный и местами позолоченный сахарный корабль был отправлен мистеру Хиксу. Столь искусной работы хозяину старого корабля еще не приходилось видеть, к тому же впервые кондитер решил изобразить «Сюрприз» – корабль, связанный с историей заведения мистера Хикса. Хозяину «Старого Корабля» оставалось лишь корить себя за то, что он позволил Софи в свое время уволиться, в противном случае, он получил бы такое изделие за весьма умеренную плату. Сейчас же Софи запросила ничуть не меньше, чем какой-нибудь кондитер-мужчина.

Вечером Софи вручила Антуану миниатюры и долго сидела с мальчиком, рассказывая ему о родителях. Она была вынуждена многое скрывать ради собственной безопасности, но мальчик слушал ее внимательно и вспоминал то, что еще помнил из своей прежней жизни во Франции. Софи думала, что увидев лицо своей родной матери, мальчик расплачется, но, видно, прошло уже слишком много времени, и мадемуазель Делькур поняла, что она уже собой заполнила образовавшуюся в жизни Антуана пустоту.

– Можно миниатюры будут храниться в моей комнате? – спросил Антуан, когда пришло время ложиться спать.

Софи с радостью дала свое согласие. Мальчик выбрал на стене самое подходящее для миниатюр место, чтобы видеть их, когда засыпает и когда просыпается утром. Позже Антуан написал полное благодарности письмо Тому. Софи разрешила ему самостоятельно отнести это послание Ричарду.

Отсутствовал Антуан слишком долго, и Софи уже было начала волноваться, как вдруг последний отпрыск рода де Жюно, запыхавшись от волнения, ворвался в комнату.

– Мистер Том Фоксхилл только что дрался на дуэли!

– Что, что? – Не поверила своим ушам Софи.

– На рапирах! В своей собственной конюшне! – Вконец запыхавшийся Антуан опустился на стоявшее у стены кресло, по всему было видно, что немалую часть дороги до дома он бежал, желая побыстрее рассказать Софи потрясающие новости. – Мистер Ричард выступил в качестве его секунданта! Не знаю, как звали секунданта второго дуэлянта, но поблизости оказался старый доктор My р. Он не был доволен часом проведения дуэли, и сказал, что самое подходящее время для подобных мероприятий рассвет и что сейчас их всех арестуют. Этого не произошло, потому что мистер Том попросил меня и одного из находившихся в магазине продавцов, закрыть ворота конюшни на щеколду, чтобы никто из проходящих не мог заметить дуэлянтов с улицы.

– Том был ранен?

– Не сильно.

– Как? – воскликнула Софи.

– Ему немного порезали подбородок.

Софи упала на плетеный стул.

– Из-за чего случилась дуэль?

– Ну, в общем, я передал письмо мистеру Тому, а он показал его мистеру Ричарду, и потом оба они сказали, что я все очень хорошо написал, делаю успехи в учебе, ну и все такое прочее. Сидели они без дела, потому что в тот час покупателей в магазине не было. И вдруг влетает этот разгневанный джентльмен, прибывший из самого Лондона, и требует удовлетворения за оскорбление чести своей жены. Тогда мистер Том сказал, что дело должно быть решено так-то и так-то, после чего магазин закрыли, а одного из продавцов послали за доктором Муром. Ты бы видела, как засверкали клинки.

Антуан вскочил с кресла и принялся носиться по комнатам, пытаясь изобразить схватку дуэлянтов, шипя при этом подобно рапирам, рассекающим воздух.

– Прекрати! – Софи заколотила кулачками по ручкам кресла. – Успокойся и расскажи мне толком, чем закончилась дуэль.

Антуан повиновался, заметив, как побледнела Софи.

– Ну, мистер Том срезал дуэлянту кружевные манжеты и слегка его ранил. Затем он выбил рапиру из руки противника и приставил свой клинок к сердцу разгневанного лондонца. – Антуан сочувственно обнял Софи. – Да ты не бойся! Мистер Том его не убил! Он просто отбросил свою рапиру в сторону и, выйдя из конюшни, направился в свой магазин. Я видел его в апартаментах на втором этаже перед тем, как побежал сюда. Он утирал кровь с подбородка и пил шампанское в самом что ни на есть веселом расположении духа.

Софи оттолкнула Антуана, резко поднялась с кресла. И вновь она колотила кулачками, на сей раз о книжную полку.

– Ох уж этот мне Том Фоксхилл! – сердито воскликнула она. – И когда он только перестанет искать свою смерть?! – И тем не менее она прекрасно понимала, что у ее ярости совершенно иные причины. Ей было стыдно признаться в том, что сердце ее буквально разрывается в бессильной ревности к незнакомке, ставшей причиной дуэли.

Глава 22

Софи уже не виделась с Рори больше месяца, когда совершенно неожиданно он пришел к ней в ателье с двумя билетами на вечерний сеанс в местном театре. Она была этим приятно удивлена, а Антуану пришлось остаться ночевать у Клары, Мадемуазель Делькур побежала в Бич-Хаус, чтобы переодеться в новое бархатное платье, отделанный рюшами вырез которого подчеркивал белизну и изящество линии ее шеи и плеч. По дороге домой Софи сообщила Рори, что решила отказаться от должности белошвейки в Морском Павильоне в предстоящем летнем сезоне.

– Я больше не могу попросту тратить время. Летом в ателье было очень много работы, так что, думаю, у меня не будет даже свободной минуты. Приезжие из Лондона и других мест заказали куда больше кондитерских изделий, чем обычно. А что до сахарных фантазий, то с тех пор как я украсила стол парусником «Сюрприз» у мистера Хикса, я ежедневно получаю заказы для оформления праздничных столов на званых балах. Заказы на кондитерские изделия для частных торжеств также не иссякают.

– Это здорово, а над какими сахарными скульптурами ты сейчас работаешь?

– Нептун в колеснице из морской раковины. А вчера я закончила греческий храм.

Ночь выдалась на редкость холодной, и лишь только они вошли в дом, Софи склонилась у очага, чтобы подбросить туда побольше дров. Присев на колени, подобно дивному цветку в своем пышном бархатном платье, она одобрительно кивнула на весело заплясавшее в камине пламя:

– Так-то оно лучше!

Рори снял треуголку и повесил в коридоре тяжелую шинель. Когда он присел на ковер рядом с Софи, серебряный аксельбант сверкнул, отразив свет игравшего в камине огня. Рори не мог отвести от нее глаз. Отсветы пламени плясали на лице Софи, соблазнительно подчеркивая округлости ее груди.

– Я тебе рассказала про все, чем сейчас занимаюсь, – сказала Софи, поворачиваясь к нему. – А как ты? Мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже рассказал про свою работу. Чем меньше знаешь, тем больше волнуешься. Порой я не сплю, представляя, что тебе в этот момент приходится сносить…

– Когда тебя мучает бессонница, – промолвил, улыбнувшись, Рори, – я скорее всего мирно похрапываю в своей собственной постели. У тебя уж слишком героическое представление о моей работе. Сейчас под моей командой столько людей, что мне даже нет никакой необходимости вызывать для подкрепления солдат. Даже вдень, когда я поквитаюсь с брумфилдской бандой.

– Ты думаешь, что вскоре это произойдет? – что-то в его тоне насторожило Софи. – Так отвечай же. Я требую!

Некоторое время он медлил с ответом. Но поскольку она уже и так догадалась, согласно кивнул.

– Я обложил их со всех сторон. Ты только подумай, что это значит, Софи. Цель, к которой я так долго стремился, вскоре будет достигнута.

Внезапно охватившие мадемуазель Делькур страх и волнение, вынудили ее броситься к нему на грудь. Она обняла Рори так, будто бы хотела прикрыть его собственным телом.

– Будь осторожен! Брумфилдская банда ненавидит тебя! Ты можешь стать для них главной мишенью!

Такая непосредственная демонстрация заботы глубоко тронула Рори, и он нежно обнял Софи.

– Я готов ко всему. На этот счет можешь не волноваться. Единственное, чего я всегда боялся, так это потерять тебя.

Она внимательно посмотрела в его глаза.

– Я не знала. Но у тебя не было на это никаких причин…

Софи чувствовала, как все ее естество стремилось к этому хорошему человеку, готовому встретить в ближайшее время смертельную опасность с присущим ему твердым и спокойным мужеством. Теперь-то она знала, как чувствуют себя женщины, отправляющие любимых или мужей на войну.

– Я лишь просила тебя подождать, Рори, – прошептала она.

Луч надежды и счастья озарил его лицо. Загадочно улыбнувшись, Рори извлек из кармана крохотную алую коробочку и раскрыл ее перед Софи. Золотое кольцо с бриллиантом, окруженным рубинами, заискрилось в свете камина.

– Я давно уже ношу это с собой в ожидании момента, когда ты наконец решишь принять от меня этот подарок. Надеюсь, сегодня я не, ошибся?

– Нет, Рори, – тихо промолвила она. – К тому же это такое прекрасное кольцо.

Софи протянула левую руку. Рори надел кольцо ей на палец. Затем, обняв Софи за плечи, он привлек ее к себе и страстно поцеловал. Ему никогда не хотелось ее больше, чем сейчас, от букета ароматов ее теплой плоти у него закружилась голова. Не составляло никакого труда пробудить ее чувственность, но он трезво оценивал ситуацию, и знал, что через тридцать шесть часов ему предстоит смертельный бой. Ее глаза светились пониманием.

– Скоро я стану твоей женой, Рори.

Но он не питал иллюзий. Рори знал, что Софи его любит, но еще не так глубоко и страстно, как он любит ее. Когда они наконец разделят брачное ложе, это различие, как он надеялся, сотрется. А сейчас ему надо было идти. Его отряд уже выехал к месту сбора, и он должен был опередить их.

Софи вышла к воротам, чтобы проводить его. Прежде чем сесть на коня, Рори поднял Софи на руки и закружил под луною, затем аккуратно поставил ее на ноги. Он наградил девушку прощальным поцелуем. Прежде чем скрыться в ночи, капитан Морган издал победный клич таможенников, и Софи улыбнулась от того, что доставила ему столько радости. Вернувшись в комнаты, она стала разглядывать кольцо. Наконец-то ей окончательно удалось убрать Тома из своей жизни. Но отчего же она по-прежнему не чувствовала себя свободной?

На следующее утро Софи встала очень рано. Она написала два письма с сообщениями о своей помолвке. Одно Элен, другое Генриетте. Вечером она вновь надела бархатное платье, когда пошла на званый вечер, устраиваемый проживавшими в Брайтоне эмигрантами-французами. Одна из бывших там дам во время партии в преферанс, поведала мадемуазель Делькур о том, что недавно случилось в лондонском театре.

– Представляете, лишь только принц Уэльский появился в королевской ложе, публика его освистала! Ну разве это не ужасно! Мне это сразу напомнило о тех временах, когда парижане оказывали бедняжке Марии Антуанетте такой же самый прием.

Софи было лучше всего известно, почему дело дошло до этого, но поскольку она получила все сведения из конфиденциальных источников, от дальнейших комментариев она удержалась. Это было все равно, что выдавать секреты своей собственной семьи, хотя по большей части, все и так было всем известно, и никто уже не мог отрицать чрезвычайно возросшую популярность принцессы Каролины и падение популярности принца. После того как Его Высочество покинул немку, Каролина, прогнав от себя леди Джерси, организовала свой собственный двор в особняке, который был ей выделен в какой-то деревне, близ Темзы.

Окружал принцессу, в основном, разного рода непристойный сброд, но среди ее новых друзей было немало могущественных врагов принца, вне всякого сомнения, именно по той причине к ней приближенных. Они пользовались любым способом, чтобы опорочить Его Высочество. Хуже всего, что им помогали газетчики, публиковавшие злобные пасквили на наследника престола.

– Ваша игра, мадам, – твердо сказала Софи, – положив конец болтовне о надругательствах, которые терпел принц Уэльский.

Вечер закончился далеко за полночь. Публика, собравшаяся на ступеньках гостеприимного дома, радушно прощалась друг с другом.

Наконец и Софи, взяв поводья в руки, поехала к дому. Ночь была чудной, и серебро луны то и дело поблескивало из-за медлительного плывущих по небу туч. Когда она проезжала мимо дома Клары, ни в одном из его окон уже не горел свет. Антуан, оставшийся здесь ночевать, сейчас спит с псом Барни в ногах. Пройдет еще несколько часов, и в ателье закипит работа. Ее вложение в дополнительное оборудование уже окупилось. Она приобрела большой чугунный шкаф для сушки посуды, а также новейшее приспособление для изготовления цветов с потрясающей быстротой. У Софи теперь был свой собственный отстойник для дистилляции ванили, и кроме того, настойки из ангелики, корица и масса других специй, равно как и всевозможные цветочные воды. Теперь ее кондитерский цех был оснащен ничуть не хуже, чем тот, который был когда-то во владении ее отца.

В лесах уже расцвели мимозы, их соцветия, подобно отблескам лунного света, сверкали в траве под деревьями. Чуть раньше в тот же день Антуан собрал ей большой букет этих цветов, которого хватило бы чтобы наполнить две огромные вазы.

Когда Софи проезжала мимо пустого амбара, она заметила укрывавшегося в нем постороннего мужчину, однако форменные пуговицы на его мундире тут же успокоили ее. Это был всего лишь укрывшийся в засаде таможенник. Подобное часто случалось в ночи, подобной этой, когда спокойное море и ущербная луна способствовали активности джентльменов удачи. Оставшийся путь до дома Софи проехала никого не заметив, однако ближе к дому остановилась как вкопанная, увидев, что ведущие на луг ворота распахнуты еще шире, чем вчера.

– Неужели опять! Ну, Антуан, держись! – воскликнула, окончательно выйдя из себя, Софи. Наверное, он забыл закрыть ворота на щеколду, когда ходил собирать цветы. Хотя, когда она проезжала мимо них в первый раз, ворота казались закрытыми. Судя по всему, это ветер окончательно распахнул их настежь. Каблуки Софи утонули в мягкой сырой земле, когда она поспешила к воротам, чтобы как следует их закрыть. Но они, как назло, не поддавались. В отчаянии Софи попыталась изо всех сил прикрыть хотя бы одну створку. Когда эта попытка оказалась безуспешной, Софи решила пошевелить ногой траву у ворот, подумав, что, быть может, они подперты камнем. К удивлению своему, она обнаружила вкопанный в землю деревянный кол, явно установленный для того, чтобы ворота постоянно оставались открытыми. К тому же кол, судя по всему, был вбит тяжеленной кувалдой. Так что вряд ли это мог сделать кто-нибудь из детей.

Сердце Софи похолодело от страха. Отчаянно надеясь на то, что она все же ошиблась, мадемуазель Делькур, подобрав юбки, побежала через луг туда, где находились вторые ворота, которыми почти что – никогда не пользовались. Эти ворота также были распахнуты настежь, и коров, что паслись на лугу за ними, нигде не было видно. Софи знала, что за третьими воротами начиналась дорога, ведущая к лежавшему за лесом большаку, но девушка даже не стала их проверять, потому что и так было ясно, что они открыты.

Фермер Кетли открыл все засовы, чтобы пропустить отряд конных разбойников, собравшихся переправить с берега большую партию доставленной под покровом ночи контрабанды. А это могло означать лишь одно: сегодня на дело вышла брумфилдская банда. Неудивительно, что поблизости затаились таможенники! Ясное дело, Рори возглавил засаду.

Софи бросилась в переулок и погасила свечные лампы на двуколке, после этого, забежав в дом, она зарядила пистолет и положила его в свою сумочку. Спустя лишь несколько минут она уже вновь держала в руках поводья. Брумфилдская банда наверняка высадится в районе маленькой бухты, и поэтому Софи старалась как можно быстрее добраться до места главного столкновения разбойников с таможенниками, как-никак, а она до сих пор чувствовала себя виновной в смерти тех двух таможенников и желала отомстить бандитам. Оставалось лишь надеяться на то, что на сей раз среди контрабандистов не окажется Тома.

Выехав в ближайшую улочку, Софи понеслась во весь опор по хорошо знакомой дороге. По-прежнему вокруг было тихо. Похоже, контрабандисты еще не высадились. Когда девушка подъехала к бухте, она поспешила снять с себя плащ, опасаясь, что его яркая расцветка сделает ее заметной в темноте. Ее темно-синее бархатное платье сливалось с ночными тенями. Привязав пони, Софи выбежала через рощицу на поляну, за которой виднелись заросли тамариска, за ними начинался усыпанный галькой морской берег. В серебристом свете луны она увидела не меньше дюжины повозок и оседланных лошадей, стоявших наготове на небольшом расстоянии от бухты. Их число, несомненно, указывало на значительное количество контрабанды, которая будет отправлена в глубь страны. Софи вспомнила рассказы Рори о том, что довольно часто более сотни вооруженных до зубов джентльменов удачи эскортируют доставляемые в глубь страны контрабандные товары. Она уже разглядела притаившихся среди повозок и лошадей пособников контрабандистов. Девушка осторожно взглянула сквозь ветви тамариска на лежавшую внизу бухту. Казалось, что белевшая во тьме прибрежная песчаная отмель пустынна, но Софи знала, что там, в тени камней, затаился Рори со своим отрядом. В этот момент девушка испытывала то же напряженное волнение, что и капитан Морган. Сейчас он был ей ближе всех на свете, ближе, чем Том.

Рори давно ждал случая, чтобы встретиться с брумфилдской бандой лицом к лицу. Но пока над бухтой стояла мертвая тишина, лишь ветер шелестел в траве, да тихо плескались волны. Порой позвякивала упряжь, да фыркала застоявшаяся лошадь.

Когда в море дважды вспыхнул яркий огонек, сердце Софи забилось так сильно, что можно было, казалось, расслышать его стук издалека. Ее местонахождение не позволяло ей увидеть ответные световые сигнала с берега, но, судя по всему, они уже были. Ожидавшие контрабандный груз вели себя так, словно все идет в соответствии с заранее намеченным планом, не проявляя каких бы то ни было признаков подозрительности или беспокойства. То и дело поблескивало оружие. «Интересно, – подумала Софи, – сколько сейчас пар глаз следят за тем, не появились ли груженые товаром шлюпки с корабля, доставившего контрабанду?»

Вскоре к берегу стали приближаться их черные тени. Наконец груженные контрабандой шлюпки уткнулись днищем в песок, весла были подняты, с них, блистая, стекала вода. И тут же пособники контрабандистов устремились на усыпанный галькой берег. Они явно так и не заметили ничего подозрительного. Софи поняла, что им будет позволено высадиться, ибо таможенники хотят, чтобы никто из разбойников не ушел. Началась разгрузка. К великой радости Софи, она не заметила в отдалении от остальных контрабандистов фигуры с какой-нибудь диковинной вещицей в руках. Где бы сейчас ни находился Том, но его здесь не было.

И тут тишину разорвал громогласный крик, который мог принадлежать лишь одному Рори:

– Вперед!

Отряд ответил ему дружным ревом, и вокруг бухты полукругом запылали факелы, освещая берег таможенникам, бросившимся со всех сторон на оторопевших от неожиданности контрабандистов.

Через несколько секунд открывшаяся взору Софи картина более всего напоминала сцену из Дантова ада. Окровавленные лезвия сабель сверкали в свете вспышек пистолетных выстрелов. Над местом сражения поднялся невообразимый грохот, распугавший привязанных вблизи места высадки контрабандистских лошадей. Тот, кого оставили их сторожить, наверняка сам был не в меньшей панике и, оседлав одну из лошадей, помчался прочь. Софи было трудно понять, что же в настоящий момент происходит на берегу. Песок почернел от крови и покрывших его тел. Вопли раненных и умирающих сливались со звоном клинков. Софи была вне себя от страха за Рори. Ей удалось разглядеть в отблесках горящих факелов контрабандиста, яростно рубившегося палашом, но трудно было, понять, кто же из одетых в форменные мундиры таможенников – Рори. Сейчас ей больше всего хотелось быть рядом с ним, орудовать с тем же мастерством, которое выказывал Рори во время уроков фехтования с Антуаном.

Нет, конечно же, она должна была хоть что-то предпринять! Лошади! Если сейчас она их отвяжет, она по крайней мере отрежет контрабандистам путь к отступлению. Прикрываясь зарослями тамариска, Софи подползла к лошадям и быстро их отвязала. Подгонять напуганных животных уже не было нужды. Пронзительно заржав, они поскакали к лесу. И тут же Софи услышала грозный крик:

– Кто здесь? Какого черта ты здесь делаешь?

Так значит, был еще один сторож! Она уже видела, как он бежит к ней, размахивая дубинкой. Ответная реакция последовала автоматически, как и учил се сержант Джонс. Разбойник замедлил шаг, услышав щелчок взведенного курка и увидев нацеленный на него пистолет. Они узнала друг друга, и сосед мадемуазель Делькур опустил свою дубинку.

– Не стреляйте, мисс, – взмолился фермер.

– Вы один, мистер Кетли?

– Да, все остальные на берегу. А вы здесь почему, мисс Делькур?

– Меня насторожило то, что вы настежь распахнули ворота…

Вид у Кетли был довольно жалкий.

– Меня заставили это сделать. Никто ведь не перечит брумфилдской банде. Я не хочу, чтобы мой дом сожгли, ведь эти злодеи, как вам известно, не знают пощады.

– Если не ошибаюсь, одна из повозок принадлежит вам?

– Да, мне приказали, чтобы я приготовил все для переправки товара.

– В таком случае быстро в нее садитесь, и поезжайте домой и не забудьте закрыть на засовы все ворота… По прежде отвяжите остальных лошадей.

– Но я не могу этого сделать! Я не смею!

– Каким бы ни был исход этого боя, джентльменам удачи все равно не удастся переправить товар в глубь страны. Предполагаю, что злодеи либо попытаются уплыть в лодках, либо кинутся к лошадям, чтобы скрыться в лесах Сассекса. Я хочу лишить их этой возможности. Мистер, если вы останетесь здесь, то вас непременно арестуют, но если вы последуете моему совету, вас уже никогда более никто не тронет.

– Мисс, вы хотите сказать, что не донесете на меня куда следует?

– Да, потому что мне жалко вашу семью.

Она положила свой пистолет в сумочку.

– Бухта перекрыта патрулями, так что по возможности пройдите как можно больше вдоль берега, прежде чем свернуть к дому. Таким способом вам удастся избежать засады.

Поклонившись Софи, Кетли отшвырнул свою дубинку.

– Благодарю вас, мисс, я не заставлю себя ждать. Вскоре он, помахав ей на прощанье, покатил на своей повозке в сторону дома. К тому времени Софи уже отвязала последних приготовленных для контрабандистов лошадей. Но не все из них ускакали далеко. Некоторые, отбежав всего лишь на несколько ярдов, остановились. Софи пришлось криком отгонять их прочь. Устроенный ею переполох терялся в шуме развернувшегося на берегу сражения. Мадемуазель пришлось использовать несколько палок и камней, прежде чем последний конь поскакал к лесу. Даже повозки остались без лошадей.

Софи подбежала к краю обрыва, чтобы узнать, что происходит на поле боя. К великой радости, она вскоре заметила в отблесках факелов Рори. С ожесточением на лице он размахивал в воздухе саблей. Рори был не только невредим, но и, судя по всему, его отряд одерживал верх над разбойниками. Те из контрабандистов, кто еще мог сражаться, держали круговую оборону, постепенно отступая по рассыпанной по берегу гальке к тому месту, где бандиты пытались прорвать кольцо окружения. Целая труппа контрабандистов бежала прямо на Софи! Девушка затаилась в траве, наблюдая за тем, как они продираются сквозь заросли тамариска. Она услышала их проклятья, когда они обнаружили отсутствие лошадей. Затем разбойники скрылись в лесу. Вслед за ними уже не появлялось ни одного человека, а поэтому Софи рассудила, что все пути отхода контрабандистов были отсечены отрядом людей Рори.

Когда Софи приподнялась, чтобы подойти к обрыву и посмотреть, как там Рори, она чуть не закричала от ужаса, когда почувствовала, что кто-то схватил ее рукой за юбку. Прежде чем Софи повернулась, интуиция подсказала ей, что это не кто иной как Том. Он лежал рядом, и лицо его было залито кровью.

– Ради Бога, Софи помогите мне! Если меня здесь увидят, то мне конец!

Мадемуазель Делькур дала волю своему гневу.

– Что же вы за дурень, Том! – однако она чуть не плакала, видя его плачевное состояние и сознавая, какие мучения он претерпел, пока дополз сюда от берега.

– Вы что, совсем не можете идти?

– Я бы попробовал, если бы вы дали мне опереться на ваше плечо.

Она помогла ему встать, но Том, покачнувшись, чуть не упал снова. Его левая рука безжизненно повисла, голова свесилась на грудь. Одну ногу он волочил, значит, она тоже была повреждена. Под тяжестью тела Софи с трудом держалась на ногах.

– Я оставила в лесу двуколку и пони, так что долго идти не придется.

Том криво усмехнулся.

– Не думал, что ваш пони и двуколка мне когда-нибудь пригодятся.

– Старайтесь говорить поменьше. Сейчас я отвезу вас к доктору Муру.

– Нет, нет. Ни в коем случае! Только к Ричарду! Он знает, что делать!

Софи очень боялась, что Том может умереть от большой потери крови. Быть может, отъехав подальше от места боя, она сможет перевязать его раны. Она также опасалась, что бросившиеся спасаться бегством контрабандисты, могли воспользоваться ее двуколкой и пони. Как только они вошли в лес, Софи стала пристальней всматриваться во тьму. К великой своей радости, в свете выглянувшей в просвете туч луны, она увидела привязанную к дереву Бижу.

– Том, ну еще немножко, – подбадривала Софи Фоксхилла. Она боялась давать ему передышку, так как опасалась, что он сразу же потеряет сознание. Пошатываясь, они преодолели последние несколько ярдов. Самым трудным для Софи оказалось усадить Тома в двуколку. Том совсем обессилел, и Софи с трудом удалось его приподнять. Попытки Тома хоть как-то ей помочь окончательно истощили его силы, и Фоксхилл пал бездыханным на дно двуколки. И, действительно, это было наиболее удобное место, чтобы его спрятать. Софи вспомнила замеченного у амбара таможенника, сделав вывод, что Рори наверняка обложил кольцом всю округу, чтобы никому из контрабандистов не удалось убежать.

Прыгнув на сиденье экипажа, она накрыла Тома своими юбками, и только нагнулась, чтобы еще лучше прикрыть его плетеным ковриком, как вдруг услышала, как совсем рядом затрещали кусты. Дюжий детина, нижнюю часть лица которого прикрывал платок, бросился на Софи.

– Слезай, несчастная! Я забираю твою двуколку! – прохрипел разбойник, хватая пони под уздцы. Софи, прицелившись в злодея из пистолета, с удивлением отметила про себя, что уже прежде где-то с ним встречалась. Опять кто-то из местных. Но кем бы он ни был, мясником или бакалейщиком, намерения у него были сейчас самые что ни на есть агрессивные.

– Нет, – прошептала она. – У меня один из ваших тяжелораненых товарищей. Его надо срочно доставить к врачу! Это дело жизни и смерти! Прочь с дороги!

Разбойник помедлил, глядя на пистолет в руках Софи. В следующее мгновение девушка открыла лицо Тома, и контрабандист склонился над двуколкой, внимательно вглядываясь в его залитые кровью черты.

– Он уже не жилец! Я сам видел, как ему выпустили кишки. – И он схватил Тома лапищами, чтобы вышвырнуть из двуколки. – Пистолет его я приберегу для таможенников, а ты сейчас повезешь меня туда, куда я тебе прикажу!

Софи выстрелила. Издав дикий вопль, разбойник повалился навзничь. Голова и руки Тома свешивались из двуколки, и девушке вновь пришлось укладывать его на дно экипажа. Сердце ее бешено колотилось от страха, ведь на звук выстрела могли сбежаться разбойники, в том числе и Рори. Тщательно накрыв Тома плетеным ковриком, Софи, подхлестнув пони, поехала прочь из леса. Все это продолжалось не более минуты, показавшейся мадемуазель Делькур вечностью.

После того как злодей описал ранение Тома, Софи сделалось дурно.

«Не умирай, Том! – умоляла она его, в то время как пони во весь опор нес экипаж по лесному проселку. – Прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы он выжил!»

Пока не показалась знакомая улочка, Софи не чувствовала себя в безопасности. Само собой, разбежавшиеся контрабандисты постараются избежать мест, где их можно легко поймать. Девушка прислушалась, но кроме отдаленного пистолетного выстрела ничего не услышала. Сорвав с себя пару нижних юбок, Софи перевязала бок Тома, где его дорогой камзол был изрублен в лохмотья. Плечо и лиф платья мадемуазель Делькур оказались забрызганы кровью. Слава Богу, оставшийся в двуколке плащ был чист, и потому Софи надела его, чтобы спрятать перепачканную в крови одежду. Она зажгла фонари на двуколке, решив, что теперь так будет лучше, и продолжила свой путь. Осторожность велела ей не сбавлять хода. Пока что все вокруг казалось не вызывающим подозрений. Как Софи и предполагала, ярдов через двести пара скрывавшихся в тени деревьев таможенников остановила ее экипаж посреди улочки, осветив двуколку факелами. Оба были ей незнакомы. Первый из них подошел к коляске.

– Назовите ваше имя, мисс?

– Я мадемуазель Делькур, и я помолвлена с капитаном акцизной службы Морганом.

Таможенник вопросительно посмотрел на своего товарища, который в ответ утвердительно кивнул.

– Да, он помолвлен с француженкой.

Первый таможенник вновь обратился к Софи.

– Почему же вы не дома в столь поздний час: Ведь уже три часа ночи.

Она стала проявлять нетерпение.

– Я также, как и вы, знаю, что сегодня капитан Морган выполняет специальное задание. И пока я его ждала, мне стало не по себе. Вот я и решила провести остаток ночи у своей лучшей подруги. К ней я сейчас и направляюсь. Уверена, что один из вас точно видел, как я подъехала к своему дому сразу же после полуночи? Но мне сейчас просто невмоготу оставаться одной.

Второй таможенник посветил внутрь повозки.

Софи, затаив дыхание, не смела посмотреть себе под ноги, опасаясь возбудить подозрение. Таможенник отошел.

– Отлично, мисс. Извините, что мы вас задержали, но у нас приказ проверять в эту ночь все экипажи!

Как только они скрылись из виду, Софи подхлестнув пони, прибавила ходу и вскоре уже оказалась на центральных улицах Брайтона. На Мидл-стрит ворота, ведущие к конюшне Тома, стояли настежь открытыми, и Софи сразу же въехала на мощенный булыжником двор. Вероятно, Ричард следил за ними из окна, поскольку тотчас же дверь лавки открылась, и он выбежал встречать двуколку.

– Софи, какого черта вы здесь делаете? Вы случайно Тома не видели?

Она открыла прикрывавшую лицо Тома материю. И Ричард, увидев брата, в отчаянии застонал.

– Господь милостивый! Неужели, он мертв?!

– Нет! – воскликнула Софи, отрицая саму возможность подобного несчастья. – Он не должен погибнуть!

– Помогите мне занести его в дом, – сказал Ричард. – А что случилось, вы мне расскажете потом.

Вместе они внесли его в помещение антикварной лавки Фоксхиллов, с трудом втащив по винтовой лестнице на галерею. На расположенной на втором этаже кухне они положили его на стол. Софи скинула с себя плащ и помогла снять пальто Ричарду. Пока тот закатывал рукава, девушка собрала как можно больше свечей, чтобы было достаточно света. Затем Ричард срезал с брата одежду, а Софи принесла теплой воды и находившиеся в спальне медикаменты, а затем бутыль со спиртом, так как Ричард прежде всего собирался продезинфицировать раны Тома. Том Фоксхилл, по-прежнему, в сознание не приходил.

У него была глубокая рубленая рана в боку, но, к счастью, жизненно важные органы не были задеты.

Его рука была сломана так, что кость торчала наружу, а нога была прострелена насквозь. Движения Ричарда были расторопны и четки. Софи старалась по возможности ему помогать. То, с каким профессионализмом Ричард обработал раны, наложил шину на перелом и зашил кровоточащий бок Тома, удивило девушку. Во время всей этой операции они даже словом не обмолвились. Наконец тщательно омыв Тома, они одели его в чистую ночную рубаху, предварительно отрезав на ней один рукав, чтобы не тревожить сломанную руку. Ричард завернул брата в простыни, после чего с помощью Софи перенес его на кровать. Вытирая руки, Ричард удовлетворенно посмотрел на младшего брата.

– Том живуч, как кот. Ей Богу, у него девять жизней. К несчастью, он слишком быстро старается их использовать, и по-моему, на сей раз была последняя по счету. Из очередной подобной переделки живому ему не выйти.

– Вы хотите сказать, что он будет жить? – впервые посмела спросить Софи.

– Он потерял много крови, но шансы на выздоровление у него неплохие. Как только он придет в себя, необходимо давать ему как можно больше питья. – Тут Ричард наконец заметил, что Софи закрыла лицо руками, а ее плечи сотрясает дрожь. Поддерживая девушку рукой, он отвел ее к креслу.

– Посидите здесь, сейчас я вам налью бренди. Да и мне стаканчик не помешает. Уверен, что у вас будет ко мне немало вопросов, но прежде скажите мне, что же все-таки произошло? Предполагаю, была засада.

Она чуть не вскрикнула при этих словах. Оказывается, Ричард уже давным-давно знал о том, чем промышляет Том! Неудивительно, что в эту ночь он сидел у окна, ожидая возвращения брата.

– Да, – холодно ответила Софи. – И нам действительно еще много о чем предстоит поговорить.

Когда бренди было разлито по стаканам, Ричард сел у кровати, чтобы наблюдать за Томом, а Софи в подробностях рассказала о том, что произошло на берегу. Он задал ей несколько вопросов, после чего поинтересовался, не хотелось ли ей узнать о чем-либо от него самого.

Она тяжело вздохнула.

– Во-первых, должна признать, что мне даже в голову не могло прийти, что вы каким-то образом вовлечены в контрабандные аферы Тома!

Он поднял в удивлении бровь.

– Я?! Никоим образом! Том доверял мне свои тайны лишь в самых крайних случаях.

– И вы покрывали то, что он нарушает закон?! – воскликнула, все еще не веря услышанному, Софи.

– Что вы, что вы! Просто Том всегда был упрям и бесстрашен. Когда я как-то еще мог повлиять на него, то волею судьбы находился в армии, а когда вновь вернулся домой, было уже слишком поздно. Он всегда все делал по-своему.

– И тем не менее вы открыли с ним совместный магазин. Несомненно, вы знали, что в нем продаются товары, доставленные контрабандным путем.

– Все, что выставлено на прилавках наших лондонских и брайтонских лавок, приобретено законным путем. Том лишь не платил пошлин, доставляя товар из Франции. И помните, он все-таки мой брат, Софи. Нас связывает кровное родство. Неужели вы ожидаете, что я могу его выдать властям.

Софи устало взглянула на стакан бренди, который лишь слегка пригубила.

– Бесспорно, что Том получил, в конце концов, своего рода урок…

– Очень в этом сомневаюсь, мадемуазель…

– Но мы же должны хоть как-то попытаться его убедить впредь не поступать столь легкомысленно?!

В ответ Ричард только головой покачал.

– Даже вы, Софи, не сможете его уговорить отказаться от дальнейших визитов во Францию, и, вне всякого сомнения, он снова туда устремится, лишь заживут его раны.

Софи поняла эти слова так, что как бы ни любил ее Том, он всегда будет идти своим путем. Мысль эта причиняла ей такую невыносимую боль, что она чуть не разрыдалась. Девушка прижала руки к глазам, чтобы удержать накатывающиеся слезы.

– А где вы приобрели столь профессиональные навыки медика, Ричард? Вы случайно не учились на хирурга?

– Нет, хотя, думаю, у меня все же был определенный опыт в этой области. Когда во времена американской революции, я еще был желторотым лейтенантишкой, то потерял лучшего друга лишь из-за того, что не знал, как ему оказать первую помощь, когда тот был ранен. После этого я прочел все книги по медицине, что мне удавалось достать, и старался почаще ассистировать военным хирургам в полевых госпиталях. После службы я намеревался заняться медициной, однако Том очень хотел, чтобы мы открыли совместный антикварный магазин.

– А вы что, не говорили ему о своих планах?

– Нет, но я ни о чем не жалею.

– Да, судя по всему, вы действительно способны на самопожертвование, – промолвила Софи, бросив взгляд в окно. Рассвет уже озарял небеса розоватым сиянием. – Пора домой. У Рори, конечно же, еще много дел, но мне бы хотелось быть в Бич-Хаусе, когда он приедет туда, чтобы рассказать о своей победе.

– Ричард встал.

– Подождите! Ваша двуколка наверняка забрызгана кровью, сейчас я принесу ведро воды и тщательно ее вымою.

Когда он вернулся, Софи сидела у кровати Тома. Как только она встала, Ричард поспешил накинуть плащ на ее плечи. Он было собрался уже выйти из комнаты, как тут раненый вздрогнул и что-то неразборчиво пробормотал. Софи схватила Ричарда за руку.

– Не оставляйте его одного. Я сама до дома доберусь.

– Как мне благодарить вас за то, что вы сегодня для нас сделали?!

– У друзей не принято благодарить друг друга.

Вернувшись, Софи спрятала плащ и сожгла испачканное кровью платье. Затем она приняла ванну и вымыла голову. Она как раз заканчивала укладку прически, когда в дом вошла ее дневная служанка вместе с пожилой женщиной, в обязанности которой входила стирка и ежедневное мытье полов. Обе женщины что-то оживленно обсуждали на кухне. Спускаясь вниз, Софи догадалась о перемене их разговора. Девушка надеялась немного отдохнуть до прихода Рори, поэтому собиралась отослать прислугу.

Внезапный стук в дверь заставил ее вздрогнуть. На пороге стоял хорошо ей знакомый командир одного из находившихся в подчинении Рори отрядов.

– Добрый день, мистер Пирс. Как вы… – более она не смогла вымолвить ни единого слова, столь мрачным был его вид. Она отступила в сторону, пропуская Пирса в дом. Он вошел, держа треуголку в руках. – Что случилось? Неужели Рори ранен?!

– Думаю, вы должны присесть, прежде чем услышите печальное известие, которое я вам принес.

– Да говорите же скорее! – ее лицо стало белее мела.

– Брумфилдская банда вчера была окончательно разгромлена в результате операции, спланированной капитаном Морганом. Бой был уже закончен, когда контрабандист, пытавшийся бежать из оцепленного района, извлек из-за пазухи пистолет и выстрелил прямо в сердце капитану. Смерть наступила мгновенно. Он даже ничего не успел почувствовать. Это случилось в момент его полного триумфа.

Пирс вовремя подхватил упавшую в обморок Софи…


Похороны Рори прошли со всеми воинскими почестями. Офицеры несли гроб, а вдоль дороги до самой церкви Святого Николая стояли таможенники. Из Лондона прибыло высшее начальство, и над могилой прогремел прощальный воинский салют. На кладбище собралось все многочисленное семейство Рори, в том числе и родственники из отдаленных уголков Англии, с которыми Софи прежде никогда не встречалась. Все они были добры к Софи и относились к ней с сочувствием. Особо участлива была Элен.

– Быть может, тебе стоит вместе со мною съездить в Лимингтон? – спросила Элен, оставшись наедине с Софи. Антуан уже спал, и они сидели у камина в траурных платьях.

– Спасибо за заботу, – благодарно сказала Софи. – Но Антуан не должен пропускать занятия в школе. А оставить его одного здесь я сейчас не могу.

Когда мальчику рассказали о гибели Рори, он бросился на грудь Софи и зарыдал.

– Сперва маман, папа, потом дедушка и вот теперь капитан Рори.

Она крепко обняла Антуана, тоже дав волю слезам.

– Может, позже приедешь, – предложила Элен, прерывая поток мыслей Софи!

– Извини, но я ничего не могу обещать. У меня ведь так много работы. Сейчас не будет и свободной минуты.

И тут ее осенило, сколь много общение с нею значило для Элен, одиночество которой после смерти матери теперь, после гибели брата, усиливалось.

– Элен, – промолвила Софи. – Могу ли я в свою очередь попросить тебя остаться здесь со мной столь долго, сколь тебе будет угодно?

– Ты даже представить себе не можешь, как я рада твоему предложению, – не задумываясь, ответила Элен.

Софи вновь ушла в работу. Элен в ее отсутствие выполняла всю работу по дому и каждый раз, когда мадемуазель Делькур возвращалась в Бич-Хаус, ее ожидал готовый обед. Элен никогда не вмешивалась в дела Софи, а напротив, всегда была понимающей подругой и вскоре быстро нашла общий язык с Антуаном. Элен очень беспокоил тот факт, что Рори не успел изменить своего завещания в пользу Софи и сделать ее своей наследницей. Все имущество капитана было поделено между Элен и ее сестрами. Софи как-то не задумывалась об этом до тех пор, пока Элен не затронула эту тему в разговоре. Она убедила подругу, что не в претензии.

– У меня есть великолепное кольцо, которое он мне подарил, – сказала она. – И я буду хранить его до самой смерти.

Скорбь Софи не позволяла ей строить долгосрочные планы по поводу своего будущего. Она мучилась от того, что в последние мгновения жизни Рори Моргана не была рядом с ним. Ричард был единственным, кому она могла рассказать об этом.

– Надо было мне отвезти Тома к Кларе, а уж она как-нибудь доставила бы его к вам. Тогда бы я еще успела вернуться к месту боя.

– Вы все равно не могли бы спасти его жизни. Тем более ради вашей же безопасности капитан Морган приказал бы вас к себе не подпускать.

Она закрыла лицо ладонями.

– Но я же там была!

Ричард успокаивающе обнял ее.

– Если бы все было так, как вам сейчас хочется, то мой брат был бы тоже мертв. Пока вы будили бы миссис Ренфрю, а она перевозила его сюда, Том умер бы от потери крови. И откуда вам известно, что она доставила бы его именно ко мне. Ей, как-никак, грозил за это арест. И уж благополучие своего сына она наверняка поставила бы выше жизни моего брата.

Софи понимала, что он прав, но ничего не могла поделать с окончательно одолевшим ее горем.

Ричард пытался объяснить ей, что всем понесшим утрату, свойственно обостренное чувство вины, но это ничуть не успокоило ее отчаянной печали.

Кризис миновал. Том стал постепенно выздоравливать. Софи не посещала магазина Фоксхиллов, но Ричард совершал к ней регулярные визиты, и Элен находила особое удовольствие в том, чтобы потчевать его чаем. Иногда он ужинал в доме Софи. Как-то раз, оставшись с Софи наедине, он сообщил следующее.

– Завтра я собираю Тома в Лондон. Впереди у него еще довольно длительный период выздоровления, и ему очень хотелось бы повидаться с вами до отъезда.

Софи осталась недвижима.

– Насколько мне известно, Том скрестил клинки в ту ночь с моим Рори. По крайне мере, он сражался на стороне тех, кто убил моего жениха. Отныне Том Фоксхилл для меня не существует.

Глава 23

Она оказалась в толпе на Шип-стрит, среди тех, кто стремился побыстрее купить газету у выкрикивавшего новость мальчишки.

«Флот Наполеона потоплен в дельте Нила! Адмирал Нельсон одержал великую победу!»

Девушка пробежала глазами передовицу, подводившую итоги морского сражения и сообщавшую, что в данный момент Нельсон находится в Неаполе, где ему оказывает радушный прием посол Британии в Италии сэр Вильям Гамильтон и его благородная супруга. Сворачивая газету, чтобы перечитать ее дома внимательнее, Софи заметила в толпе, обступившей мальчишку-газетчика, Тома Фоксхилла. Глаза их встретились, после чего он, даже не улыбнувшись, промолвил:

– Добрый день, Софи.

– Добрый день, Том.

И потом, не оглядываясь, она пошла дальше. Прошло уже шестнадцать месяцев, с тех пор, как она в последний раз с ним разговаривала. Когда она отказалась встретиться с Томом перед тем, как брат отвез его в Лондон, Ричард передал ей письмо, которое Софи категорически отказалась принять. С тех пор прошло не менее года, прежде чем она вновь услышала о том, что Том Фоксхилл снова появился в Брайтоне. Первым его встретил Антуан.

– У мистера Фоксхилла теперь шрам через всю щеку. Я спросил его, уж не на очередной ли дуэли он опять сражался. В ответ он рассмеялся и сказал, что это действительно так, правда, как и во время того достопамятного поединка, он также одержал верх над своим противником.

Софи оставила это сообщение без комментариев. После этого она не раз видела Тома, поскольку он почти постоянно теперь находился в своей антикварной лавке. По крайне мере, со стороны так казалось. Если они случайно сталкивались на проезжей части улицы – он на своем скоростном фаэтоне, на котором впору только шею свернуть, она в двуколке цвета морской волны, – Том приветствовал Софи поднятым кнутом, а она лишь еле заметным движением головы в его сторону. Когда они встречались на пешеходном тротуаре, он поднимал шляпу и долго смотрел ей вслед с сумрачным выражением на лице. Если бы не шрам на щеке, вряд ли можно было догадаться, что этот молодой человек в свои двадцать девять лет сталкивался со смертью чаще, чем кто-либо из мужчин за всю жизнь. Он не мог знать, что она уже более не чувствует гнева и озлобления по отношению к нему. Потихоньку беда забылась, и на смену отчуждению приходило прощение. Но Софи не могла всего забыть. По крайне мере, они с Томом были теперь квиты: она спасла ему жизнь за то, что он когда-то спас ее и Антуана, и более уже не чувствовала себя чем-то ему обязанной.

Вдалеке послышались одобрительные возгласы, Софи увидела, как по Штрип-стрит движется в открытом экипаже принц. Он всегда искренне радовался любому проявлению народной симпатии после преследовавшей его в течение долгого времени всеобщей враждебности. И вновь послышались радостные приветствия, которые принц воспринял с улыбкой. Он вполне бы мог заметить Софи, если бы не маленькая девочка, бросившаяся под колеса его экипажа. Принцу пришлось перенести сильное потрясение, прежде чем мать девочки подхватила ее в последний момент на руки. Маленькая девочка чем-то напомнила принцу его собственную маленькую дочурку Шарлотту. Внутренняя неприязнь, которую поначалу Его Высочество испытывал по отношению к свой дочери, сменилась отцовской заботой. К сожалению, девочка росла шумной и упрямой, и принц связывал эти ее черты с дурной наследственностью, доставшейся ей от матери.

Какое все-таки блаженство, что после одного-единственного визита Каролины Брайтон более не был запятнан её вульгарным присутствием. Бывали моменты, когда ненависть к принцессе делала принца Уэльского совершенно больным. Она целенаправленно подрывала его королевское достоинство, его положение в обществе и его благосостояние. То, что принцу доносили о безумствах его супруги и ее из ряда вон выходящем поведении, частенько заставляло его задуматься: а в своем ли она уме? Ведь в родне у нее были сумасшедшие. Тем не менее, простой народ, не ведавший о худших сторонах характера принцессы, продолжал оказывать ей восторженный прием, куда бы она ни пошла. Политические противники принца использовали принцессу в качестве своего оружия. Быть может, кто-то и презирал вновь зародившийся у Его Величества интерес к политике, но уже не в первый раз у него, уставшего от бесцельной праздности, появилось неистребимое желание послужить на пользу всему отечеству. О, если бы его любимая Мария вернулась к нему, он бы забыл о всех своих невзгодах. Принц уже давно избавил себя от общества леди Джерси, не смевшей более показываться при дворе, поскольку ее злобные козни вызывали недовольство самой королевы.

Однако очередные излияния, раскаяния и признания в любви, которыми Его Высочество продолжал в письменном виде забрасывать Марию, не возымели на нее должного действия. В то время когда принц еще только начинал ухаживать за миссис Фицхерберт, лишь его попытка покончить с собой повлияла на решение Марии поддаться его домогательствам. Теперь необходимо было пойти на сходную по своей отчаянности меру, чтобы вернуть к себе эту женщину. Принц постоянно прорабатывал различные варианты и твердо верил, что рано или поздно найдет способ воздействовать на свою единственную. Экипаж принца остановился у дверей Морского Павильона. Прежде чем войти, Его Высочество осмотрел сад. Розы этим летом были просто превосходны, каждая клумба пестрела яркими соцветиями, наполняя воздух божественным ароматом. Принц сам делал планы всех принадлежащих ему в Англии садов. Особенно ему нравилось, что здесь; в Брайтоне, высокие стены не скрывали эту красоту от взоров граждан.

Софи поехала домой с фермером Кетли, который также подвозил ее в город, поскольку Бижу сегодня отправили подковать к кузнецу. Вовремя прислушавшись к совету француженки, Кетли избежал подозрений в связях с брумфилдской бандой, и в благодарность фермер с супругой просили Софи обращаться к ним в случае, если ей что-нибудь понадобиться.

– Как здоровье мисс Морган? – спросил Кетли, когда они свернули в проулок. Он был знаком с сестрой Рори благодаря ее частым визитам в Бич-Хаус.

– Очень хорошо, спасибо, – ответила Софи. – Я передам, что вы интересовались ее самочувствием.

После похорон Элен два месяца прожила у Софи, но затем неотложные дела вынудили ее вернуться к себе в Лимингтон. За это время она познакомилась с Ричардом. Они часто проводили время вместе, и между ними возникла взаимная симпатия, в которой, однако, Элен не хотела себе признаться.

– Все это проходящее, – заметила она как-то в разговоре с Софи, словно пытаясь оправдаться. – Просто у нас с Ричардом много общего, вот и все.

Тем не менее, между ними началась переписка, и когда бы Элен ни приезжала в гости к Софи, Ричард скакал из самого Лондона, чтобы с ней повидаться. Софи надеялась на скорую помолвку между ними. Она считала Ричарда человеком честным, заслуживающим счастья, в отличие от своего брата. К тому же Элен и Ричард очень подходили друг к другу. Они были тихими, спокойными и серьезными людьми, увлекались чтением книг, любили музыку. В их личной жизни также было много общего. Однажды Ричард рассказал Софи, что с юных лет был влюблен в одну девушку, но по возвращении с американской войны и после увольнения с военной службы узнал, что она уже вышла замуж за другого.

Когда фермер Кетли остановил повозку около Бич-Хауса, Софи заметила сидевшего под тенистым деревом Ричарда, углубившегося в чтение свежего номера газеты. Заметив Софи, он улыбнулся и тут же побежал открывать ей ворота.

– Я только что о вас думала, – улыбнувшись, сказала Софи.

– Приятно об этом слышать. Решил в течение нескольких дней разобраться в делах нашей антикварной лавки.

Она озорно посмотрел на Ричарда.

– А быть может, это все-таки связано с завтрашним приездом Элен?

Он усмехнулся.

– Вполне может быть.

– Предложила ли вам моя маленькая служанка что-нибудь выпить?

– Она собиралась, но я сказал, что прежде подожду вас.

Рут, должно быть, наблюдала за ними из окна, так как тут же появилась, держа на подносе напитки.

– Благодарю, – Софи протянула служанке газету и свою соломенную шляпку.

– Я вижу, вы читали о новой победе на море, – обратился к ней Ричард.

– Я лишь бегло просмотрела газету, но победа Нельсона, бесспорно, главная новость… Хотя вынуждена признать, что сердце мое разрывается от того, что мне приходится радоваться поражениям моих соотечественников.

– Настанет день, когда все будет иначе.

– Дай Бог, – сказала с чувством Софи. О Томе с тех самых пор, как она отказалась принять от него письмо, они не упоминали. Но сейчас Софи решилась эту традицию нарушить.

– Сегодня я встретилась с Томом у лотка с газетами.

Прежде чем ответить, Ричард смерил ее пристальным взглядом.

– Том надеется, что рано или поздно ваши отношения наладятся.

– Мы только поздоровались. Ничего с тех пор не изменилось.

Она выпила свой лимонад и поставила стакан на поднос. Он старался выбрать наиболее подходящие слова.

– Постарайтесь быть к нему милосердной.

– Почему же? – возмутилась Софи. – От того, что теперь он посещает Францию гораздо реже, чем раньше?

– Совершенно верно, – заметил Ричард.

Она всплеснула руками.

– Вы меня просто удивляете! Неужели считаете меня дурочкой? Конечно же, теперь, когда французское правительство реквизировало все богатства в пользу государства, Тому Фоксхиллу нет нужды так часто пересекать Па-де-Кале.

– Хотите верьте, хотите нет, но мне просто хотелось замолвить доброе слово за брата.

Наклонившись к Ричарду, она вполголоса произнесла:

– Не думайте, что я не простила Тома, я уже давным-давно это сделала, но то, что произошло, возвело между нами непроходимую стену.

Пожав плечами, Ричард глубоко вздохнул.

– И вы, и Том в равной степени упрямы. Позвольте мне просить вас об одном одолжении, Софи.

– И что же это?

– Поразмыслите хорошенько о Томе. Спросите у себя, отчего порой он ведет себя как безумец. Постарайтесь установить причину.

– Мне нет нужды об этом думать. Он влюблен в опасности. Давайте не будем больше о нем.

Она наполнила бокал Ричарда, меняя тему разговора.

– Вы сможете встретить без меня Элен? А то мне завтра с утра необходимо зайти в банк, а потом назначена встреча с агентом по торговле недвижимостью, так что до обеда мне никак из ателье не вырваться:

– Я с удовольствием встречу ее экипаж. А вы что, намереваетесь открыть собственный магазин.

– Это было моей давнишней мечтой, но по финансовым соображениям я не могла этого сделать раньше, чем в этом году. – Она посмотрела на свои часы. – Простите, что мне приходится вас торопить, мой друг, но мне пора уже переодеваться и приступать к работе. Приходите к нам завтра отужинать.

Он принял приглашение, и затем, уже было собравшись уходить, вновь заговорил о своем брате.

– Пожалуйста, сделайте, как я вас просил, подумайте о Томе.

Уже занимаясь в ателье привычной работой, Софи поразмыслила над словами Ричарда, решив, что лучше бы он не просил ее о таком одолжении. Уже само по себе это было тяжело делать, к тому же какой был в этом смысл? Нет, не хочется ей думать о Томе. Это вновь могло пробудить крайне трепетные чувства, вносившие в ее жизнь одно лишь смятение да несчастья. В ее любви к Рори не было таких пугающих высот и глубин, с ним она не знала разбивающих сердце ссор и отчаянной вражды. Рори был для нее тихой гаванью, вечно любящий и любимый.

И вновь очередной визит Элен не закончился помолвкой.

– Ричард уже было собрался попросить моей руки, – призналась Элен Софи, упаковывая перед отъездом свои вещи. – Но я упредила его, сказав, что в моей жизни уже все решено и мне не хотелось бы каких-либо перемен.

– Но почему? – потребовала объяснений Софи. – Неужели он тебе совершенно безразличен?

– Конечно же, нет. Но я до сих пор не могу забыть мужчину, которого когда-то любила.

– Но это же все в прошлом… Судьба дает тебе шанс вернуть счастье, которое ты когда-то потеряла.

Элен взяла ее за плечи и, пристально посмотрев в глаза, сказала.

– Вероятно, тебе самой следует прислушаться к такому совету. Рори был мне родным братом, но, думаю, сейчас для тебя пришло время снять траур. Это не означает, что ты навсегда его забудешь, но, знаешь ли, есть старая пословица «Жизнь должна продолжаться», а ты слишком молода, чтобы любовь и счастье прошли мимо тебя.

– Да вы только послушайте! – воскликнула Софи.

– У моей любви был горький опыт, и жизнь моя погублена из-за любви. Более того, я на десять лет тебя старше… И знаю, о чем говорю.

Элен поцеловала француженку в щеку.

– Прощай, думаю, что теперь я не скоро появлюсь в Брайтоне. Всегда рада видеть тебя у меня в гостях.

Таков был удручающий финал визита Элен. И тем не менее Софи подумала, что это действительно правда, что любимые, неважно, отец это, муж или любовник, навсегда остаются в нашем сердце.

Софи так и не удалось подыскать подходящего помещения для своего фирменного кондитерского магазина. Однажды, около полудня, один из продавцов лавки Фоксхиллов, принес ей запечатанное письмо. Сперва его хотела взять Клара; однако посыльный отрицательно покачал головой.

– Мистер Фоксхилл сказал, что я должен передать послание лично мадемуазель Делькур. Как видите, на нем пометка «Срочно!», однако дожидаться ответа я не буду.

Заподозрив неладное, Софи сломала сургучную печать и распечатала письмо. Оно гласило:


«Софи, ты как-то сказала, что у тебя имеется план бегства в случае, если ты заподозришь, что твой заклятый враг узнал о местонахождении Антуана. Мне стало известно, что Эмиль де Жюно послал одного из своих соглядатаев в Сассекс. Боюсь, что этот негодяй уже в Брайтоне. Немедленно спасай мальчика. Забирай его срочно из школы и сажай в закрытый экипаж, что подъедет прямо к воротам. Не мешкай ни минуты. Не забудь попросить миссис Ренфрю, чтобы она запутала преследователей. Если твой первоначальный план сейчас неосуществим, отвези мальчика к Ричарду, лондонский адрес которого тебе хорошо известен. Скорее! Том».


Клара видела, как побледнело лицо Софи, и очень испугалась, что та сейчас упадет в обморок. Однако спустя мгновение глаза девушки заблестели яростью, и она, протянув письмо Кларе, обратилась к Робину и Оливеру.

– Я только что получила письмо, и обстоятельства вынуждают меня отправиться в незамедлительную деловую поездку. Так что сахарные фантазии теперь будешь ваять ты, Робин, если тебе будет нужна помощь, обратись к пенсионеру-кондитеру мистеру Солсбери, он мне уже как-то помогал:

– Хорошо, мисс, а вы надолго?

– Не знаю, но по-возможности постараюсь вернуться побыстрее.

И она выбежала из ателье, на ходу сбрасывая фартук и чепец. Клара бросилась вслед за ней.

– Тебе в Лондоне понадобятся деньги.

– Сколько у нас сейчас в кассе?

– Полно. Вчера был последний день месяца и несколько постоянных клиентов оплатили счета. Положу все, что есть, к тебе в кошелек.

Софи уже натягивала на плечи плащ.

– Давай половину и, пожалуйста, побыстрее. Более медлить нельзя. Я знаю, что Том никогда бы меня не побеспокоил без достаточных на то оснований. Посмотри тут без меня за Бижу. Пусть, пока меня не будет, Рут прибирает в Бич-Хаусе. – Софи в отчаянии схватилась за голову. – Проклятье, там же Барни остался! Антуан никуда не поедет без любимой собаки.

– Не теряй попусту времени, Софи. Торопись. А уж собаку я как-нибудь вам доставлю, можешь передать Антуану, чтобы не волновался.

Софи с благодарностью обняла Клару:

– Спасибо за заботу!

– Вот, бери эту холщовую сумку! Я побросала туда кое-что из того, что тебе может пригодиться. Иди и о том, что здесь оставляешь, не волнуйся. Сейчас главное – спасти Антуана!

Лишь только Софи убежала, Клара бросила письмо Тома в камин. «Все-таки как же эта француженка доверяет Тому Фоксхиллу, если последовала его инструкциям столь беспрекословно и незамедлительно», – подумала миссис Ренфрю.

Взяв на Дьюк-стрит извозчика, Софи поспешила к школе. Сегодня уроки вела миссис Стентон. Увидев Софи, она попросила пройти ее в свой кабинет. Учительнице показалось странным, что Софи хочет столь неожиданно забрать Антуана с занятий, а тем более на неопределенный срок.

– Это довольно необдуманное решение, мисс Делькур. Он способный ученик и отлично занимается, подобная пауза в занятиях может повлиять на его успеваемость. Естественно, я не могу вам помещать, но…

– Я могу вам рассказать, почему так поступаю, при условии, что это останется между нами?

Они довольно близко сошлись с тех пор, как Антуан стал посещать занятия в школе. Миссис Стэнтон согласно кивнула Софи.

– Считайте, что я уже дала вам свое слово, мисс Делькур. Вероятно вы хотите сообщить, что на самом деле Антуан – отпрыск известного во Франции аристократического семейства?

– Откуда вам известно? – опешила Софи.

– Как-то раз я дала детям написать сочинение по поводу своих самых ранних воспоминаний. И то, что написал Антуан, раскрыло его тайну. В его сочинении говорилось, что когда он прибыл в Англию, один злодей убил его дедушку, а до того какие-то негодяи вынудили вас бежать с ним из Франции, оставив дом, В сочинении было написано слово «шато», затем зачеркнуто, а дом было подписано уже сверху.

– Да, это правда. И сейчас я забираю его из школы, чтобы спасать от злейшего врага. На улице меня уже ждет экипаж. На счету каждая минута.

– В таком случае, я немедленно отпускаю Антуана с занятий.

Антуан был явно озадачен, когда мисс Стэнтон привела его в свой кабинет.

– Что происходит, Софи?

– Мы собираемся немного покататься, – автоматически поправляя ему воротничок, объяснила Софи. – Попрощайся с мисс Стэнтон. Наверняка ты еще не скоро пойдешь в школу.

Его лицо просветлело.

– У нас что, каникулы?

– Ну, что-то в этом роде.

Мальчик обратился к учительнице и со свойственным ему в некоторых случаях аристократическим изяществом.

– Оревуар, мисс Стэнтон, – и при этом отвесил ей глубокий поклон.

В следующую секунду Антуан уже снимал с вешалки форменную шляпу. Нахлобучив ее набекрень, он выбежал, опередив Софи, из школы. Забравшись в экипаж, мальчик сразу же раскрыл лежавшую на сиденье коробку. В ней лежали пистолет и пули. Софи постаралась побыстрее вырвать коробку из его рук. Тогда он полез в корзину с припасами, но Софи категорически запретила ему есть всю находившуюся там еду сразу. Пока Софи накрывала корзинку, Антуан схватил кошелек, и прежде, чем девушка смогла его остановить, на сиденье экипажа посыпался дождь из золотых монет.

– Немедленно успокойся, – твердо сказала Софи, прекрасно понимая причину волнения мальчика. В конце концов, все монеты были собраны и возвращены в кошелек, который Софи тут же положила в карман своего плаща, одновременно пожалев, что отправилась в путь в рабочем платье из грубой шерсти и видавшем виды плаще. Антуан перестал ерзать на сиденье, когда увидел, что экипаж выехал из Брайтона по лондонской дороге.

– Разве мы не заедем сперва домой? – с волнением спросил он.

– Нет, мы не можем где-либо останавливаться, поскольку опаздываем на важную встречу.

– А как же Барни?! – Антуана охватила паника. – Он же будет ждать моего возвращения из школы!

Восторженная встреча собаки и мальчика происходила каждый день, Софи постаралась успокоить Антуана:

– Клара и Билли посмотрят за псом, пока его не доставят к нам. Прости меня за излишнюю спешку, но дело в том, что мы должны покинуть Брайтон так же спешно, как когда-то покинули шато. Но разница в том, что сейчас нас никто не преследует.

– Но мы же сюда все равно вернемся? – настаивал мальчик.

– Как только Том Фоксхилл сообщит нам, что все в порядке. Однако я не смогу тебе с точностью сказать, когда же именно это случится.

Антуану нравились братья Фоксхиллы, и он виделся с Томом куда чаще, чем могла предположить Софи. Он часто возился с лошадьми Тома, и порой братья показывали ему какую-нибудь доставленную в магазин новинку, например, крохотную золоченую заводную птичку, что умела петь и махать крылышками. Вспомнив о дуэли, свидетелем которой он был, мальчик успокоился, так как, судя по всему, Тому никакие опасности не грозили. А тем более, если Барни ему скоро доставят, то с отъездом из дома на некоторое время вполне можно смириться. Он посмотрел на промелькнувший за окном указатель. Лондон все-таки потрясающий город. Нет, в конце концов, эта поездка даже очень кстати.

– Где же мы остановимся? – спросил Антуан.

– Еще точно не знаю. Первым делом поедем на Тилни-стрит. Миссис Фицхерберт не так давно переехала из Твикенхема и вернулась в Лондон, где у нее есть еще один особняк. Ты, наверное, часто слышал, как я о ней рассказывала.

Софи сделала паузу, взяв малыша за руки.

– Я уже давно решила, что в случае крайней необходимости, открою ей твое истинное происхождение. Она ведь гостила в шато де Жюно у твоих родителей еще до того, как ты появился на свет.

– Шато де Жюно, – медленно повторил Антуан. – Ты никогда мне не говорила, что мой дом назывался именно так.

– К тому же это еще и твоя фамилия. По крайней мере, теперь я могу рассказать тебе все, что скрывала раньше, чтобы защитить тебя от возможной опасности. Я дала тебе девичью фамилию своей матери, лишь только мы высадились на английский берег! Думаю, что ты поймешь, что это было необходимо. Он молча кивнул и все еще с озадаченным видом, улыбаясь, изрек:

– Антуан и Барни де Жюно, звучит великолепно!

Софи вздохнула с облегчением. То, что она поведала мальчику, ничуть его не огорчило. Даже когда она передала Антуану миниатюры, подаренные Томом, он говорил о графе и графине лишь как о «папа» и «маман», не воспринимая их титулы.

– Когда твой отец умер, – продолжала Софи, – а произошло это еще до того, как мы покинули шато, скорее всего, когда мы находились в оранжерее, ты стал новым графом де Жюно. Этим титулом следует гордиться. Де Жюно – одно из славнейших семейств в истории Франции.

Посмотрев на Софи, мальчик с серьезным видом произнес:

– Никто мне не помешает однажды вернуться домой.

Она знала, что он не имел в виду Брайтон. Во время краткой остановки в доме станционного смотрителя, когда меняли перекладных лошадей, Софи, попросив перо и бумагу, написала краткое послание миссис Фицхерберт, умоляя принять ее вместе с Антуаном, сыном графа и графини де Жюно, по делу крайней важности.

На Тилни-стрит извозчик спрыгнул с козел. Софи протянула ему конверт, и он направился к дверям особняка миссис Фицхерберт. Всего лишь пару дней назад в Морском Павильоне Софи узнала, что благородная дама теперь проживает по этому адресу, но вот была ли она сейчас дома, уже совсем другой вопрос.

Пока Софи смотрела на стучащего в дверь извозчика, внимание Антуана привлек торговец куклами, развернувший свой лоток на противоположной стороне улицы. Дверь особняка открылась, и на пороге появился лакей в ливрее. Вскоре он опять скрылся в доме, очевидно докладывая о прибытии неожиданной посетительницы. Наконец извозчик открыл дверцу экипажа.

– Миссис Фицхерберт примет вас, мэм.

– Благодарю вас… Пожалуйста, подождите нас.

Они прошли в холл с мраморной лестницей. Антуан сразу же снял шляпу, после чего Софи повела его на второй этаж в гостиную, где их ожидала миссис Фицхерберт в платье отливавшего бронзой шелка. Сделав шаг навстречу гостям, благородная дама заговорила по-французски.

– Мадемуазель Делькур, я прекрасно вас помню, к тому же с вами Антуан, граф де Жюно, сын моих близких друзей, кои были так гостеприимны в то время, когда я сама нуждалась в помощи, – ее губы тронула очаровательная улыбка.

Антуан ей низко поклонился. Явно польщенная, миссис Фицхерберт только руками всплеснула.

– Такое впечатление, что вы прямо из Версаля, Антуан.

– Нет, мадам, – серьезно ответил мальчик. – Я покинул Францию, когда мне было четыре года, за два месяца до того, как мне исполнилось пять. Теперь мне уже десять лет.

– Да ты вдобавок еще и слишком взрослый для своего возраста. Великолепно! Давай-ка присядем. – Она указала на лимонного цвета в полоску диван, предназначенный для гостей, а себе изящным движением пододвинула венецианский стул, при этом продолжая беседовать с Софи:

– Я буквально сгораю от нетерпения, желая узнать, как вы догадались, что встреча с Антуаном принесет мне столько радости, Его мать писала мне после того, как мальчик родился, но затем, когда Францию охватило пламя революции, наша переписка прервалась.

Софи помолчала.

– Ради вашей дружбы с семейством де Жюно, могу ли я просить вас о том, чтобы, пока Антуан где-нибудь отобедает, мы могли бы с вами конфиденциально переговорить.

Миссис Фицхерберт сразу же догадалась, что Софи хочет поговорить свободно, не стесняясь присутствия мальчика. Она позвонила лакею, который увел Антуана пить чай с пирожными. Услышав обо всем от Софи, миссис Фицхерберт озабоченно покачала головой:

– Это ужасно, когда невинное дитя преследуется злейшим врагом его отца. Чем я могу помочь? – Немного подумав, она продолжала: – Я бы хотела вам кое-что предложить, но даже не знаю, смею ли я спросить об этом.

– И что же вы предлагаете, мадам?

– Не позволили бы вы мне пока позаботиться об Антуане. У меня есть тайное прибежище в одной из деревень английской глубинки, куда я обычно прибываю инкогнито. У пары, которая присматривает за моим домом, есть двенадцатилетний приемный сын. Антуан может погостить у них до тех пор, пока опасность не минует. Я дам ему гувернера-француза, он умеет ездить верхом? Нет? Ну так мы его научим. Он фехтует? Отлично! И потом, когда опасность минует, я бы с вашего позволения, хотела и впредь остаться его благодетельницей. И потом, со временем, он должен получить приличное образование.

– Его школьная учительница сказала, что из Антуана вырастет настоящий академик.

– В таком случае, его ожидает Оксфорд и специальность, которую он сам себе выберет.

– Ваша доброта не имеет границ, мадам. О лучшем будущем для мальчика не могли мечтать и его родители.

– Однако нечто в вашем тоне подсказывает мне, что вы все же чем-то недовольны, В чем же дело мадемуазель?

– Мадам, дело в том, что в жизни ребенка уже произошло столько бед и горестей, что я ни в коем случае не могу дать даже малейшего повода Антуану, для того, чтобы он почувствовал себя брошенным. – Голос ее дрогнул. – В вашем сельском прибежище он будет также тосковать обо мне, как и я по нему. Сегодня я пришла сюда в надежде, что вы предоставите ему кров и в какой-то степени восполните недостаток материнской любви, столь необходимой сейчас Антуану. Но я не могу позволить, чтобы его запирали в деревне. Я слишком хорошо его знаю и уверена, что в этом случае он просто сбежит.

В голосе миссис Фицхерберт звучали сочувственные нотки.

– Вы считаете, что я буду держать Антуана в деревне, даже если ему там не понравиться? Есть и другие возможности. Оставаться здесь для него небезопасно. К несчастью, что бы я ни сказала и ни сделала, все тут же становиться предметом сплетен и слухов, и уже в ближайшем будущем о нем будет знать весь свет. И кто знает, как поступит тогда Эмиль де Жюно. Быть может, он уже знает о том, что Антуан бежал из Брайтона.

– Я понимаю вас, но…

– Ни слова больше, – перебила ее миссис Фицхерберт. – Давайте завтра же втроем поедем в мой деревенский домик. Сами увидите, что за милое местечко, и пробудете там ровно столько, сколь вам будет угодно.

Поскольку в холщовой сумке у Софи лежали только деньги и продукты, она решила посетить лондонские магазины и купить все необходимое до тех пор, пока из Бич-Хауса не доставят их багаж вместе с Барни в придачу. Когда покупки были доставлены в дом на Тилни-стрит, Софи отпустила извозчика, отсчитав ему чаевые.

Наконец они втроем выехали из Лондона, и миссис Фицхерберт назвала Антуану фамилию, под которой она обычно путешествовала инкогнито.

– Ты ее запомнишь, Антуан?

– Да, мадам.

Глава 24

Прибыв в Брайтон, Софи без промедления направилась к Тому. Он сидел в своей конторке в магазине и не высказал даже малейшего удивления, когда она вошла. Захлопнув папку со счетами, он опустил перо в чернильницу.

– А я вас ждал, – сказал он непринужденным тоном, учтиво подвигая ей стул. – Подумал, что уже порядочно прошло времени, чтобы пристроить мальчика. Судя по всему, намеченный вами ранее план сработал, поскольку к Ричарду вы Антуана не привезли… Когда же вы вернулись, если не секрет?

– Я прибыла домой вчера поздно ночью. Том, в очередной раз я в долгу перед вами.

– Все, что было сделано, я сделал лишь во имя Антуана, – хладнокровно заметил он. – Лично мне вы ничем не обязаны.

Глаза ее сверкнули.

– К несчастью, я считаю иначе.

Том откинулся в кресле, и на лице его заиграла столь знакомая Софи улыбка.

– Рад видеть, что волнения последних дней, нисколько не отразились на вашем характере.

– Ничто меня не изменит! – Открыв сумку, она достала полный золотых гиней кошелек, который Том предусмотрительно оставил на сиденье нанятого экипажа. – Я ценю, что вы принимаете все расходы на свой счет, но поверьте, у меня и так было достаточное количество денег. – Положив кошелек с золотыми на стол, она достала из кармана своего плаща шкатулку с пистолетом и поставила ее рядом. – Я пришла сегодня, чтобы поблагодарить вас за то, что вы нас вовремя предупредили, и за оказанную помощь. – Ее голос был сух, а голова поднята. – Я отвезла Антуана к миссис Фицхерберт, которая была хорошо знакома с родителями мальчика еще до того, как он родился. Сейчас он находится под ее опекой в тайном убежище.

– Отлично!

– Том, что вам известно о моем недруге? Он по-прежнему здесь?

– Да. – Увидев как она побледнела, Фоксхилл продолжил: – Да не пугайтесь вы так. Шпион де. Жюно уже за решеткой. Его зовут Клод Монклер. Вам это имя ни о чем не говорит?

– Так значит, это все-таки был не Эмиль?

– Нет. В настоящее время злодей решил добиться политического успеха в Париже.

– А как вы узнали об этом Монклере?

– Через осведомителя, узнавшего о высадке известного французского наемного убийцы в нескольких милях к западу отсюда.

– И что же случилось потом? – спросила Софи.

– Хотя я не был уверен, что этот человек послан, именно от Жюно, я все же решил его выследить. Он прибыл в разгар уборки урожая и выдал себя за эмигранта, скитающегося в поисках работы. Фермер Миллард, без долгих разговоров, взял его к себе, обрадовавшись дополнительной паре рабочих рук. Часть времени на ферме француз работал с его невесткой. Как-то они разговорились, и та, ни о чем не подозревая, поведала, вне всякого сомнения, не без наводящих вопросов со стороны Монклера, о близкой этому семейству француженке, что жила у них после того, как в лесу на нее напали разбойники.

Софи вновь стало не по себе.

– И она назвала меня?

– Боюсь, что да. Когда я приехал на ферму Миллардов, прошла уже неделя с тех пор, как французик внезапно их покинул. Я.во весь опор помчался в Брайтон, опасаясь, что может случиться непоправимое. Я поскакал прямо к школе, зная, что Монклер при первой же возможности постарается напасть на Антуана. Я как раз был свидетелем того, как Антуан и Билли заходили в класс, и решил, что, по крайней мере, до большой перемены мальчик в полной безопасности.

– Неудивительно, что вы столь срочно отправили мне поедание!

– Ваш незамедлительный отъезд из Брайтона, разрядил обстановку и позволил мне быстро найти злодея. Я застал его крадущимся в полночь к Бич-Хаусу. Мой приставленный к его спине пистолет, оказался посерьезнее ножа, который я выбил из его рук. Опасение, что в нем могут сделать дырку, похоже, вывело негодяя из равновесия. Монклер не ведал, что я не хочу, чтобы его истинные цели стали известны широкой общественности. И я предложил ему выбор между тем, чтобы быть расстрелянным как французский шпион, или же получить обвинение в распространении контрабандных товаров, что будет означать лишь высылку из страны. Естественно, Монклер предпочел второе, надеясь, что ему удастся бежать. Однако теперь он надежно лишен свободы передвижения.

– Но как вам удалось убедительно представить его распространителем контрабанды?

– Я притащил его к себе в лавку, и сунул ему в один карман добрый отрез французских кружев и упаковку чая в другой. После этого под прицелом пистолета повел его в ближайший магистрат.

Софи опасалась ответа, что мог дать Том на ее следующий вопрос.

– Монклер сказал, что он уже успел сообщить о мальчике Эмилю де Жюно?

– Да, этот факт он признал. Это и вызвало у него некоторую задержку, пока он ожидал ответных вестей из Франции, что в конце концов мне и позволило вовремя отослать вас из Брайтона. – Выдержав паузу, Том продолжил: – Монклер уверен, что теперь, когда Эмиль де Жюно знает, где вас искать, он уже ни за что не пошлет в Англию очередного агента.

Внезапное напряжение охватило Софи.

– Так значит, в следующий раз он прибудет сюда сам!

Том молча кивнул.

– Но его скорого прибытия ожидать не приходится. Он достиг, наконец, определенного положения в обществе и надежного поста в правительстве, а поэтому вряд ли покинет сейчас Францию. Думаю, что не только алчность заставляет Эмиля де Жюно преследовать Антуана. Я пришел к выводу, что здесь нечто иное…

– Месть? – прошептала задрожав Софи.

– Именно. Ведь Эмиль де Жюно мечтал отправить графа де Жюно на гильотину. Когда судьба распорядилась иначе, он решил поквитаться со столь ненавистным ему семейством иным способом.

В голосе Софи неожиданно зазвучали чуть ли не победные нотки.

– По крайне мере, ему не удастся узнать место-, нахождение Антуана. А это главное. Суд над Монклером уже состоялся?

– Да. В Льюисе его судили еще вместе с семерыми преступниками, проходившими по сходной статье обвинения. Суд продолжался не более десяти минут, потому что всех их поймали на месте преступления. Всех приговорили к ссылке в Австралию.

Открыв ящик стола, Том достал оттуда отпечатанный список фамилий и протянул его Софи.

– Среди тех, кого отправят кораблями на далекую землю на следующей неделе, немало пособников контрабандистов, попавшихся во время захвата брумфилдской банды. Их задержали здесь долго незаживающие раны, полученные ими во время ночного боя. Тюремным властям не хотелось, чтобы заключенные скончались в пути.

Софи пробежал глазами по списку, пытаясь найти хоть одну знакомую фамилию. Человек, которого она когда-то застрелила, почему-то казался ей знакомым. Странно, что его образ уже почти стерся из ее памяти. Внезапно ее рука вздрогнула, скомкав лист бумаги. Одно из имен заставило ее вновь пережить тот страшный миг в лесу, когда прогремел пистолетный выстрел. Джон Барнз! Теперь она его признала. Это тот самый Барнз, что напал на нее и Антуана с дедушкой в их первый день пребывания на английской земле.

– Что, попалась знакомая фамилия? – спросил Том.

Она кивнула.

– Мужчина, который пытался вас выкинуть из повозки, оказался именно тем Барнзом, что погубил маркиза!

– Вы уверены, Софи?

– Да, – она вернула список Тому, предлагая ему убедиться в том, что фамилия Барнз там действительно имеется. Он ударил кулаком по столу.

– Но ведь это означает, что Барнза должны вторично судить за убийство.

– Нет! – вскрикнула Софи. – В таком случае ему болтаться в петле, а с меня уже довольно смертей. Я хочу, чтобы сохранилось существующее положение. Ссылка в Австралию – вполне заслуженное для него наказание. Но мне хотелось бы повидаться с ним прежде, чем его посадят на корабль.

– Не думаю, что эта встреча доставит вам удовольствие.

– Я иду на это ради маркиза. Он бы непременно этого потребовал.

Том видел, что для себя Софи все уже окончательно решила.

– Отлично. Ричард устроит вам эту встречу. Он близко знаком с начальником тюрьмы Льюиса.

Софи встала, собираясь уходить.

– Я сегодня же напишу Ричарду. Кто бы мог представить, что встретив в очередной раз Барнза, я его не признаю.

Том криво усмехнулся.

– У вас и без того хватало забот.

Если бы не стена отчуждения между ними, она бы, вероятно, сейчас улыбнулась. Том проводил Софи до выхода, он слегка, коснулся ее, открывая двери. Они пожелали друг другу всего хорошего, и Софи поспешила прочь. Она хотела как можно дальше уйти от мужчины, чье физическое присутствие, казалось, электризует окружавшую атмосферу. Она никогда не чувствовала такого волнения и страха, когда рядом был Рори. Но сейчас это даже было к лучшему. Она не хотела, чтобы хоть что-то напоминало ей о Рори. Жизненной неизбежностью было то, что после траура, который носила Софи, появилось немало мужчин, жаждущих с нею познакомиться. Но никого из них даже близко нельзя было сравнить с, Рори, Томом или Ричардом, уважавшими и принимавшими как должное ее независимость.

Ричард довольно быстро ответил на письмо Софи. Он не только договорился по поводу визита мадемуазель Делькур с властями тюрьмы Льюиса, но и сам специально приехал в Брайтон, дабы сопровождать ее в пути и присутствовать при свидании с Барнзом.

Тюрьма оказалась огромным серым строением с широкими решетчатыми воротами. Когда стражник повел Софи и Ричарда через тюремный двор, из камер вслед им понесся целый шквал воплей, визгов и улюлюканья со стороны заключенных, пытавшихся прорваться к узким окнам, чтобы хоть одним глазком взглянуть на женщину.

Кабинет начальника тюрьмы с горящим камином и оклеенными обоями-стенами заметно контрастировал с темными, мрачными и промозглыми коридорами, по которым они следовали прежде.

– Ваша просьба весьма необычна, мисс Делькур, – сказал начальник тюрьмы Ричарду и Софи, когда они сели на скамью для посетителей. – Однако учитывая то, что просителем с вашей стороны выступил мистер Фоксхилл и более о свидании с Барнзом никто не просил, я решил этот вопрос в вашу пользу.

– Что же будет с его супругой? Начальник горько покачал головой.

– Как правило, жены покидают заключенных после обвинительного приговора, в данном случае исключения не было.

Ричарда и Софи провели в смежную с кабинетом начальника тюрьмы комнату, куда через другую дверь в сопровождении охранника вскоре привели Барнза. Несмотря на все, что Софи знала об этом человеке, ей стало внезапно жаль его до слез. Он был совершенно сломлен. Сгорбленный старик, закованный в цепи. Она, невольно сделала к нему шаг навстречу, однако Ричард удержал ее, схватив за руку. И тут она вновь вспомнила о жестоком убийстве маркиза.

– Джон Барнз, – жестко спросила она. – Ты меня узнаешь?

Обернувшись к ней, он заморгал, словно человек, вылезший из подземелья на яркое солнце, но затем взгляд его прояснился, и, презрительно фыркнув, он хрипло проворчал:

– Ты та сучка, что меня подстрелила! Благодаря тебе моя левая рука теперь парализована.

– Но ты же сам вынудил меня на этот выстрел. А теперь вспомни о другой нашей встрече, что произошла несколько раньше, близ Шорхэмской гавани. Тогда вы представились преподобным Барнзом. Вы помните, как предлагали свою помощь молоденькой француженке, на руках у которой был маленький мальчик и престарелый аристократ?

Барнз побелел. Губы его задрожали.

– Вы что, пришли, чтобы выдвинуть против меня очередное обвинение, – прошептал он в ужасе. – Нет, мисс не делайте этого, умоляю вас. То был просто несчастный случай. Ведь старик, когда мы уходили, был еще жив.

У стражника возникли подозрения.

– О чем это они, сэр? – спросил он у Ричарда.

Вместо него ответила Софи, оскорбленная пренебрежением охранника к своей персоне.

– Это частное дело между мною и заключенным. Каков бы ни был исход, решение приму я одна.

После этого она вновь обратилась к Барнзу:

– Как давно вы стали заниматься контрабандой?

– С тех пор как иссяк поток эмигрантов, грабить стало некого, вот я и решил зарабатывать на жизнь иным способом. – И вновь нечто злодейское мелькнуло в его взгляде, когда, лупя себя кулаками в грудь, он подполз к ней на коленях еще на один шаг ближе. – Будьте милосердны, мисс, вы и так уже отомстили, когда вместо меня забрали того, кто работал на правительство Британии в ночь разгрома брумфилдской банды, а меня подстрелили. Я вполне получил по заслугам.

Он вновь лепетал что-то невнятное, но Софи уже более его не слушала. Она обратила удивленный взгляд в сторону Ричарда, однако тот не проронил ни слова в ответ. Софи вновь посмотрела на стоявшего на коленях разбойника.

– Что вы хотели этим сказать? Как это понимать: «Человек, работавший на правительство?»

Бандит оскалил свои желтые зубы.

– Что, не того забрали? Да я сам видел, как он сражался на стороне капитана таможенников и положил не одного нашего. Признаться, я так и думал, что лишь запахнет жареным, и он сразу перейдет на сторону закона. Так кого же из банды вы на самом деле хотели спасти?

Проигнорировав этот вопрос, Софи стряхнула с плеча руку Ричарда и подошла вплотную к стоявшему на коленях Барнзу, не обращая внимания на его зловонное дыхание.

– Так кто же, в конце концов, лежал в ту ночь в моем экипаже? – кулаки ее напряглись, и казалось, сейчас она вот-вот ударит Барнза. – Кто был тот, кому не суждено было, по вашему мнению, жить?

Разбойник отпрянул, звеня цепями. Глаза Софи лак сверкали от гнева, что он испугался.

– Мне так и не удалось узнать его имени, но уж абсолютно точно, что во Францию он плавал не за товаром. Один молодчик из брумфилдской банды рассказал мне, как однажды этот джентльмен зарезал одного из разбойников лишь за то, что последний из любопытства украл у него пакет с какими-то документами.

– Так значит, то был шпион! – Софи отступила на шаг назад. – В брумфилдской шайке хватало и французов, – сказала она, вспомнив о Пьере Фроменте. – Неужели им было все равно, что он действовал в ущерб интересам их нации?

– А какое им было дело до этих интересов. Главное, что этот шпион платил им. И платил он, скажу вам, деньги немалые. Так что брумфилдцы в любой момент были готовы переправить этого джентльмена через границу. – Увидев, что Софи собирается уходить, Барнз вдруг решил, что Софи окончательно решила отправить его на виселицу. – Мисс, я не убийца! И никогда им не был! Я вовсе не собирался убивать того старика!

Софи внимательно посмотрела ему в глаза.

– Я верю вам, Барнз, и надеюсь, вы научитесь достойно и честно жить в колонии, после того как отработаете на каторге свои заслуженные семь лет.

Когда Софи с Ричардом вышли из тюрьмы, она наконец задала ему вопрос, столь волновавший ее:

– Ричард, почему же вы мне не рассказали обо всем раньше?

– Том взял с меня клятву, что я никому не расскажу о его тайной миссии, точно такую клятву он дал министру обороны.

– Теперь я понимаю, почему вы просили меня как следует призадуматься над тем, почему он ведет себя как безумец, а я была столь глупа, что отказалась прислушаться к вашим словам.

– Все равно, я уверен, что рано или поздно, вы во всем сами бы разобрались, – Ричард с сочувствием посмотрел на Софи, страдавшую сейчас от угрызений совести.

– О Господи, так сколько же лет это могло продолжаться! Как же я сразу не поняла, что когда Том лежал, обливаясь кровью, он боялся мести контрабандистов и совершенно не опасался таможенников.

У нее вырвался еще один вопрос.

– Так сколько же раз Том ездил во Францию?

Ричард лишь головой покачал.

– Он меня всегда предупреждал, что обратится за помощью только в экстренном случае. Контрабанда была лишь ширмой, прикрывавшей его тайные миссии. Связь с брумфилдской бандой давала ему полную свободу передвижения, к тому же вряд ли кто мог в таком случае догадаться, что он выполняет задание министра обороны.

– Но почему он выбрал именно брумфилдцев?

– Они были лучше вооружены, а поэтому всегда обеспечивали ему надежное прикрытие. Но если бы они узнали, что он получает зарплату от английского правительства, то сразу перерезали бы ему глотку.

– Неужели они ничего не заподозрили после того случая с пакетом документов, о котором нам только что поведал Барнз?

– Тому удалось убедить разбойников в том, что случайно натолкнулся на бумаги, посредством которых в Брайтоне можно шантажировать одного французского эмигранта. Думаю, что в тот раз ему просто повезло.

Софи вздрогнула.

– И тем не менее он продолжал рисковать жизнью. И не только во Франции, но и находясь среди бандитов брумфилдской группировки. – Она уставилась в окно кареты, не в силах более думать о том, сколь часто приходилось Тому играть со смертью. И как давно он стал этим заниматься?

– Когда Франция объявила войну Англии, он в тот же день записался добровольцем в армию и тут же получил особое задание. Вскоре он наладил связь с противоположным берегом Па-де-Кале, выдавая себя то за французского виноторговца, то за морехода, а то за жаждущего крови аристократов крестьянина. В течение последнего года он разыгрывал роль общественного деятеля. Ему удалось пробиться в управления различных департаментов и добыть немало ценных сведений. Он завязал немало общих знакомств с высшими должностными лицами Франции и получил доступ к любой секретной информации.

Софи вновь в крайнем удивлении обернулась к Ричарду.

– У Тома, должно быть, стальные нервы.

– Частенько ему чудом удавалось избежать смерти.

– А почему же он не прекратил свои визиты во Францию? Конечно же, теперь вы можете мне об этом рассказать.

Ричард покачал головой.

– Об этом вам лучше спросить у него самого.

– Господи, когда я думаю о том, сколько грубых и обидных слов я ему в свое время наговорила! И в чем его обвиняла! Должно быть, порой он меня так ненавидел!

– Подобное подозрение я сразу же могу отвергнуть от его имени.

– Но как же теперь смотреть ему в глаза? Быть может, он все же меня простит?

– Пригласите его к себе в гости.

– Нет! – Бич-Хаус еще был полон воспоминаний о Рори, и ей не хотелось, чтобы живое присутствие Тома затмило образ любимого ею прежде капитана акцизной службы. – И мне бы не хотелось идти к нему в лавку, поскольку именно там мы наговорили друг другу немало обидных слов. Быть может, мне лучше встретиться с ним на нейтральной территории? Точно! У меня даже есть для этого подходящее место!

Когда Ричард услышал, где именно Софи собирается встретиться с Томом, он рассмеялся.

– Да, лучшего места и придумать невозможно.

Лишь только экипаж подъехал к Бич-Хаусу, Софи сразу же побежала в дом. Ричард последовал за нею. Первым делом мадемуазель Делькур прошла на кухню, где стояли корзины со старыми бумагами, которые использовались для растопки камина. Рут, готовившая на обед тушеные овощи, удивилась, увидев Софи, перебиравшую скомканные бумажки, переполнявшие корзину.

– Вы что-то потеряли, мэм?!

– Нет, все нормально, Рут. – Софи наконец нашла то, что так долго искала. – Это то, что я так давно выкинула, посчитав, что бумага эта более не представляет интереса, однако теперь обстоятельства изменились. – В крайнем возбуждении она метнулась в гостиную, где ее ожидал Ричард. Разгладив на столе скомканную бумажку, Софи пригласила своего гостя прочесть описание сдаваемой в аренду лавки, присланное агентом по торговле недвижимостью.

– Как видите, – сказала она, заглядывая ему через плечо, – здесь есть все, что мне необходимо: приличный район, большая торговая площадь, да и достаточное количество подсобных помещений, где я смогу развернуть куда большее кондитерское ателье, чем мое нынешнее. А его так и так придется расширять, лишь только появятся необходимые деньги.

Ричард улыбнулся.

– Единственный недостаток этого места прежде состоял в том, что предлагаемые помещения находились как раз рядом с домом, который купил под антикварную лавку Том. Теперь, думаю, подобное соседство более не является для вас непреодолимым препятствием.

– Скажите Тому, чтобы он сделал визит к новому владельцу этих помещений! – воскликнула Софи, но внезапно лицо ее отразило тревогу. – Если, конечно, эти строения не сдали кому-нибудь в аренду.

Ричард достал из жилетного кармана часы.

– Еще не поздно зайти к этому агенту.

Через полчаса агент по торговле недвижимостью уже демонстрировал Ричарду и Софи сдаваемые внаем помещения. По плану здание мало чем отличалось от дома, который использовал под свой магазин Том, за исключением того, что вместо галереи здесь был второй этаж, оборудованный под жилые помещения. До недавнего времени это здание арендовал под магазин торговец тканями, и оно было обжито и хорошо ухожено. Домой Софи, вернулась с ключом от этого помещения, оплатив аренду за три месяца вперед.


Софи нервно мерила шагами пустой магазин. Она уже не могла точно сказать, в который раз смотрит на часы, подвешенные на шелковом шнурке к поясу ее платья. Каждая минута казалась ей вечностью. Мысленно она припоминала все те обидные и гневные слова, что в свое время сказала Тому. Но как она могла быть так слепа! Какая глупость!

Дверь магазина открылась, и Софи вздрогнула, словно бы вообще никого не ожидала. Его силуэт вычерчивался на фоне тусклого зимнего солнца. Со скрипом он закрыл за собою входную дверь.

– Непорядок, – заметил Том. – Надо будет обязательно смазать дверные петли маслом.

– Том, – неуверенно начала Софи. Вид у него был довольно серьезный и суровый, несмотря на то, что она уже попросила Ричарда рассказать ему о случившемся в тюрьме. – Как это ни прискорбно, но я чудовищно заблуждалась на ваш счет.

– Не надо извинений, Софи. Вам не положено было всего этого знать, и я здесь лишь для того, чтобы вы мне клятвенно пообещали не разглашать сведения, которыми, к несчастью, вы располагаете.

– Вам нет нужды просить меня об этом.

– Вот и прекрасно, – он окинул помещение взглядом профессионала. – Уверен, что дела здесь у вас пойдут неплохо. Наконец-таки кондитерская Делькур приобретает свой собственный магазин. Кажется, вы все время добивались именно этого, что ж, буду время от времени делать у вас покупки.

Она поняла, что он, кажется, собрался уходить.

– Не уходите. Позвольте мне все здесь вам показать.

– Мне прекрасно знакомо это помещение. Дело в том, что я сам купил его себе в вечное пользование, как только отсюда съехал торговец тканями. Так что аренду вы будете платить мне, Софи. Я бы лично предложил вам этот магазин, лишь только он освободился, если бы знал, что вы согласитесь стать моей соседкой. Но мне не хотелось очередного скандала. – Том повернулся, собираясь уходить.

Она умоляюще возвела руки.

– Прошу вас еще немного побыть здесь. Мне так много хочется вам сказать. Ну, пожалуйста, дайте мне возможность хоть как-то загладить свою вину.

Он удивленно поднял брови.

– Не думаю, что необходимо вообще что-то говорить. Теперь, когда вся правда вам известна, думаю, вы простите мне все те грехи, которые я совершил либо в действительности, либо только в вашем воспаленном воображении. Так что ныне мы квиты. Вот и прекрасно. Всего хорошего, Софи. – И он вновь направился к дверям.

Краска бросилась ей в лицо и, застучав кулачками по прилавку, она воскликнула:

– Не смейте уходить отсюда, покуда не выслушаете меня до конца, Том Фоксхилл! А я не узнаю от вас, почему более вы не наносите визитов во Францию!

Вернувшись, Том подошел к прилавку и пристально посмотрел в глаза Софи.

– А вот это уже лучше. А то мне уже надоело смотреть, как вы разыгрываете из себя жалкую мышку!

Она тут же отвесила ему размашистую пощечину. Звук удара эхом отозвался в пустой комнате. Ужаснувшись сделанному, Софи подобрав юбки, устремилась на второй этаж, хлопнув за собой дверью. Том закрыл руками лицо. Она зарыдала. Какой ужас! Она разрушила все. Она лишила себя последней возможности попросить у Тома прощение. Она не слышала, как приоткрылась за ее спиною дверь. Когда Том наконец заговорил, она не могла сказать с точностью, сколько же именно времени прошло.

– Софи, моя дорогая Софи, ну зачем же так плакать?

Она медленно повернулась к нему, утирая слезы.

– А я думала, что вы давно ушли.

Стоя в дверях, он, тряхнув кудрями, воскликнул:

– Я ждал вас так долго, что ныне ничто не заставит меня уйти…

Она прислонилась спиною к стене, и по щекам ее продолжали литься беззвучные слезы. Еле слышно она сказала:

– Все это тянется с тех самых пор, как я пришла в себя после нападения Барнза и увидела склонившееся надо мною лицо. Ваше лицо, Том.

Подойдя к девушке, Фоксхилл достал из кармана носовой платок и самым тщательнейшим образом утер ее покрасневшие глаза.

– Дорогая моя, вы всегда подсознательно стремились ко мне, и нет смысла отрицать тот особый магнетизм, что всегда существовал между нами.

То, как он смотрел на нее, лишало Софи дара речи. В глазах Тома бушевало море обожания и страсти. Если бы сейчас он коснулся ее руки, она бы закричала от восторга.

– Франция, – спешно она нашла выход из положения. – Вы так и не сказали мне того, что я хотела знать.

– Сейчас высшее командование попросило меня временно воздержаться от выполнения сопряженных с риском операций, чтобы поправить здоровье, а заодно и как следует заняться реорганизацией шпионской сети. Когда я не здесь, то обычно нахожусь в Лондоне, и, как правило, занят подготовкой новых разведчиков. Думаю, что мой ответ полностью удовлетворил ваше любопытство.

– Не совсем. Мне трудно поверить, что вы охотно поменяли сопряженную с риском работу на роль кабинетной крысы…

Том рассмеялся, одобрительно кивнув головой.

– Кажется, вы и впрямь меня очень хорошо знаете, Софи. Действительно, если бы это было возможно, я бы вновь участвовал в активных операциях за рубежом, но вот беда, во время выполнения последнего задания произошла небольшая нестыковка и, увы, меня раскрыли…

– Что же это случилось, пожалуйста, расскажите мне!

– В ночь разгрома брумфилдской банды, контрабандисты доставили меня к берегу уже раненым. Дело в том, что я немного порезался о стекло, выпрыгивая из окна…

– Но почему вы это сделали! – спросила крайне удивленная Софи.

– Я знаю, что Ричард уже поведал вам о том, как мне удалось получить доступ в некоторые министерские департаменты Республики. Так вот, в тот знаменательный день я находился в кабинете один, спокойно копируя донесения о передвижениях французских боевых кораблей, как вдруг дверь внезапно распахнулась. На пороге стоял тот самый политический деятель, за которого выдавал себя я. Он был лентяй, систематически пренебрегавший своими прямыми обязанностями, В руках у него был пистолет, и настроен он был самым решительным образом, тем более что за спиной у него был отряд до зубов вооруженных гвардейцев. Я поднял руки, показывая, что у меня нет оружия, и сделал вид, будто сдаюсь. После чего схватил папку с секретными донесениями и бросился в окно.

– Но вы могли насмерть разбиться?!

Ухмыльнувшись, он лишь отрицательно покачал головой.

– Первое правило для шпиона не допустить, чтобы тебя поймали. А потому при выполнении особо важных заданий, я всегда продумываю пути отхода. В данном случае под окном имелся выступ, по которому я пробрался за угол здания, где благополучно спрыгнул в сад.

Тем временем мои преследователи устремились на улицу. Я же вновь вошел в департамент и, пока они обшаривали сад, вышел через парадный вход, зажимая рану рукой, чтобы не оставить за собой кровавого следа.

– И что же было потом?

– Меня там ожидала заранее приготовленная лошадь, на которой я благополучно выехал из Парижа. Признаться, мне было грустно сознавать, что теперь я не скоро смогу туда вернуться. И надо заметить, что предчувствия меня не обманули. По всей Франции распространили чрезвычайно удачные портреты моей особы с обещанием довольно высокой награды за мою голову.

– Вам повезло, что вы остались в живых, – наконец-то облегченно вздохнув, прошептала Софи.

– Я никогда не был так близок к смерти, как в тот миг, когда вы укладывали меня в свою повозку.

Софи опустила глаза.

– Вы сражались на стороне Рори?

– Да, ведь он оказался отрезанным разбойниками от своего основного отряда.

– Именно тогда вам и нанесли все эти жуткие ранения?

Том подумал, прежде чем отвечать, чувствуя куда она клонит.

– Да, но, к счастью, ребята Моргана вовремя пробились к своему командиру. К тому времени я уже потерял свою рапиру, да и не смог бы ею более пользоваться. И чтобы не быть растоптанным, я пополз прочь, надеясь каким-нибудь чудом спастись.

Она вновь пристально посмотрела в его глаза.

– Так значит, если бы не вы, то Рори был бы убит в самый разгар сражения?

Том подошел к окну, хотя там не на что было смотреть, кроме черепичных крыш Брайтона.

– Я сделал лишь то, что он сделал бы ради меня, на войне оно всегда так.

– Вы подарили Рори миг триумфа. Он умер, зная, что цель его наконец достигнута и брумфилдская банда более не существует.

– Ну, если я и впрямь был инструментом в руках божественного провидения, то в таком случае я польщен. Морган был настоящим храбрецом, и то, что он погиб – трагедия, – и, резко развернувшись, Том последовал к дверям. – У вас, должно быть, немало дел. Не смею вас более задерживать. Но, кстати, не отужинали бы вы сегодня вечером со мной?

– С превеликим удовольствием.

Когда он спускался вниз, она еще раз остановила его словами:

– Есть еще кое-что, о чем я бы хотела у вас спросить, прежде чем вы уйдете.

Он посмотрел на нее снизу вверх, улыбнувшись.

– И что же это?

– Быть может, возобновим наше знакомство?

Ни один человек на свете не взлетел бы по лестничному пролету с такой скоростью, как Том, и Софи тут же бросилась в его объятия. Они слились в поцелуе. Она так же, как и он, обезумела от столь долго подавляемой страсти. Она схватила его голову, не позволяя прерывать поцелуя, а он прижимал ее к себе с такой силой, что казалось, будто они уже стали одним целым. От поцелуев кружилась голова, все, что их разлепляло, исчезло, тревога и напряжение наконец покинули этих влюбленных. Когда они отдышались, на лицах их играли радостные улыбки, ибо долог и тернист был их путь обретения друг друга.

– А где мы будем жить, Софи? – Он сжимал ее лучащееся светом лицо в своих ладонях.

Она не замедлила с ответом.

– Над магазином. Я так и планировала. Мы бы тогда смогли прорубить дверь прямо в твою квартиру при брайтонской лавке Фоксхиллов.

– Такая дверь уже имеется. Пойдем покажу. – И он взял ее за руку.

В одной из комнат у стены стоял высокий комод. Том, навалившись плечом, сдвинул его на один ряд, приоткрыв имеющуюся в стене дверь. Достав из кармана связку ключей, он открыл замок и распахнул дверь настежь. Она вела прямо на галерею лавки Тома. Однако Софи, прежде чем войти туда, обратила взгляд в свою комнату, внезапно заметив один предмет мебели, которого вчера здесь еще не было. У окна стоял изящный секретер работы Буля[4], инкрустированный черепаховой костью. Литая бронза некоторых деталей соседствовала в нем с покрытыми резьбой деревянными панелями. В тусклом свете дня этот шедевр сиял подобно бриллианту. Софи коснулась крышки секретера, не в силах произнести слова.

– Вам нравится? – спросил Том. Она кивнула в ответ, прошептав.

– Это из Франции?

– И даже более того, – он подошел к ней сзади и поцеловал в шею. – Этот секретер прежде принадлежал самой Марии Антуанетте.

– О, Том! – и повернувшись, она бросила к нему на шею, и на сей раз в глазах ее блестели слезы счастья. Она нежно поцеловала Тома в губы. – Я буду хранить это сокровище точно так же, как будут его хранить наши дети и внуки.

Софи положила голову на плечо Фоксхиллу, и он стал нежно гладить ее волосы. Секретер достался ему вскоре после того, как он познакомился с Софи, и с тех пор он решил приберечь эту вещь для своей любимой.

После того как агент сообщил ему имя той, кто будет отныне арендовать у него помещение, Том сразу же доставил этот мебельный шедевр со склада сюда.

– Ты говоришь о внуках, – улыбнувшись промолвил Том, поцеловав Софи в лоб. – А ведь мы еще даже не женаты. Как насчет того, чтобы обвенчаться завтра. Видишь ли, так случилось, что мой родной дядюшка не кто иной, как епископ Чичестерский. Он быстро организует все, что необходимо для столь торжественной церемонии.

– Да, – покорно согласилась Софи, – Меня это вполне устроит.

Поужинать вместе в тот вечер им так и не удалось. Том спешно написал письмо своему дяде, которое Ричард взялся срочно доставить, в то время как Софи была занята всевозможными приготовлениями. Поскольку Том настоял на том, чтобы они побыли пару недель вдали от всех, Софи также необходимо было написать несколько писем, чтобы сообщить неожиданное известие Антуану, Элен и Генриетте.

Поутру Клара, Билли и все работники ателье вышли на дорогу провожать отъезжающих из Брайтона Софи и Тома. Софи махала им рукою до тех пор, пока провожавшие не скрылись из вида. Ричард ожидал влюбленных во дворце епископа, находившегося в самом центре Чичестера. Однако произошла досадная заминка. Епископ, седой и благообразный джентльмен, к которому Том и Ричард обращались не иначе как дядюшка, а Софи назвала его Ваше преосвященство, заявил, что на все необходимые для проведения церемонии венчания приготовления уйдет, как минимум, три дня.

– Однако, – добавил епископ, поднимая руку, дабы упредить возмущенные реплики со стороны Тома, – для меня будет большой честью, если мисс Делькур погостит это время во дворце у твоих тетушки и дядюшки, Том. Ричард займет ту комнату, которую он обычно занимает, когда гостит у нас, однако тебе, Том, на сей раз придется покинуть дворец и временно поселиться в таверне «Дельфин», что через дорогу от Собора.

Том не стал спрашивать, почему на сей раз его лишают привилегии проживать во дворце епископа. Ведь ни его дядя, ни его тетя не посчитали бы пристойным, если бы жених ночевал под одной крышей с женщиной, на которой собрался жениться. Том все же успокаивал себя тем, что, по крайней мере, в течение дня он будет видеться с Софи.

Однако прослышав, что у невесты не было времени заказать себе подвенечное платье, тетушка Тома увезла Софи в неизвестном направлении.

– Я делаю лишь то, что сделала бы твоя мать, доживи она до дня твоей свадьбы, – заявила тетушка. Уже через час над подвенечным платьем Софи трудился целый отряд портных. Затем мадемуазель Делькур сделала визит в шляпный магазин, потом пошла к перчатнику, и, наконец, к серебряных дел мастеру, чтобы заказать пару красивых пряжек на туфельки. Кроме этого, она посетила кружок шитья для бедных, местный сиротский приют и раздавала милостыню нищим на паперти.

Как только свадебное платье и все дополнительные аксессуары были доставлены во дворец, епископ, по настоянию супруги, оплатил все представленные за эти вещи счета, поскольку отныне Софи являлась членом их семейства. Девушка была совершенно ошеломлена. Впервые за весь день ей удалось увидеть Тома лишь за ужином. В канун свадьбы, соблюдая неписанную традицию, Ричард и Том провели вечер в пивной «Дельфина».

И Софи, и Том мечтали о как можно более скромном венчании, на котором присутствовали бы только выбранные в качестве свидетелей Ричард да тетушка Тома. Однако слухи о предстоящей свадьбе моментально распространились по Чичестеру, и великое множество народа, включая тех, с кем Софи познакомилась за последние три дня, заняло скамьи городского собора в полдень, чтобы посмотреть на бракосочетание племянника епископа. Невеста с прирожденным парижским чувством моды надела шляпку новейшего фасона, а венчальную корону мастерски украсила лентами. В ее подвенечном платье, подобном пене шампанского, шелковый газ, скроенный по новой линии, был собран вокруг шеи и около груди, создавая высокую талию и общую стройность силуэта. К лифу была приколота лилия Франции.

Свадебный пир представлял собою семейный обед, на котором Ричард произнес не один тост. Он обнял Софи, когда празднество уже близилось к концу.

– Об этом дне я мечтал давно, – промолвил он. – Быть может, вскоре женюсь и я.

– О, Ричард, неужели вам в конце концов удалось завоевать сердце Элен?

Он улыбнулся.

– Пока что признаки благоприятны.

– Я так рада.

Софи думала, что это, пожалуй, последнее, что может довести этот торжественный день до совершенства; однако ожидались и дополнительные приятные сюрпризы. Епископ Чичестерский предложил молодоженам на две недели воспользоваться своей деревенской резиденцией. Но Софи и Том отклонили это любезное предложение, решив использовать ближайшие четырнадцать дней по своему усмотрению. Ночь они провели в тихой деревенской харчевне, где оказались единственными постояльцами.

В отблесках камина, озарявшего снятый ими номер, после ужина Том снял с себя куртку и бросил ее на стул. Единственная находившаяся в комнате свеча стояла на столе у зеркала, перед которым Софи стала извлекать булавки из своей прически.

– Позвольте мне это сделать, – сказал Том.

Когда ее локоны рассыпались по плечам, он коснулся их губами. Она стояла не шелохнувшись, чувствуя себя уже совершенно раздетой, поскольку еще ни одному мужчине не приходилось видеть ее непричесанной. Когда, нежно обняв Софи за талию, он повернул се лицом к себе, Софи поспешила развязать на нем шейный платок, освобождая белый ворот рубахи. Отшвырнув платок в сторону, Том взял Софи за руку, подвел ее к камину. Там он неторопливо и чувственно стал ее раздевать. От прикосновения его пальцев Софи бросало в сладкую дрожь. Наэлектризованный шелк платья с треском упал к ее ногам и, подобно пенорожденной Венере, она выступила к нему из вороха кружев во всей своей ослепительной наготе. Он тотчас же обнял и поцеловал ее со страстной жестокостью и лишь спустя несколько мгновений принялся ласкать Софи с прежней нежностью. Подобной сдержанности и долготерпения Софи никак не могла ожидать от столь страстного, темпераментного мужчины, однако это все же успокоило ее.

– Я уже так давно влюблен в тебя, дорогая, – прошептал он, поглаживая ладонями ее обнаженные плечи. Инстинктивно Софи прикрыла руками грудь, на что он лишь премило улыбнулся. Взяв ее лицо в ладони, он посмотрел ей прямо в глаза.

– Впервые я видел твою очаровательную фигурку в тусклом свете фонаря, когда ты лежала в придорожной пыли, и лиф на твоем платье был разорван, так что у тебя сейчас нет причин прятать от меня свои прелести.

Она опустила руки, и его губы на ощупь исследовали все изгибы ее тела, чувственно впиваясь в ее напрягшиеся соски. Глаза ее закрылись, и в сладкой истоме она запрокинула голову. Поддерживая ее грациозно изогнутую спину, Том сорвал с Софи последние покровы. Теперь ее тело было словно охвачено огнем, и пока он, став на колени, продолжал ласкать и целовать ее, она впилась ногтями в дорогой атлас его рубахи, не в силах более выдерживать переполнявшую ее сладостную дрожь. Когда она пронзительно вскрикнула, отказываясь терпеть далее эту изощренную пытку, он на руках отнес ее на кровать, и вот они вновь уже были вместе, в объятиях друг друга, слившись губами. Обезумев от желания, она даже не почувствовала боли, когда он вошел в нее, ибо это было страстное и восхитительное соитие. Даже в самых своих безумных мечтаниях не могла она представить себе подобной ночи. Уже на рассвете, встрепенувшись после кратковременного сна в объятиях Тома, она счастливо улыбнулась, принимая его в очередной раз.

Две недели провели они в скромной сельской харчевне. Цена за постой их вполне устраивала. Днем они гуляли по окрестным лугам и лесам, и лица их порозовели на свежем воздухе. Иногда они нанимали лошадей и путешествовали на них по всей округе. С вечера до утра они занимались любовью, а порой были даже поглощены этим и в дневные часы на ложе из палой листвы в каком-нибудь отдаленном лесном уголке, и смех их разносился ветрами по окрестным холмам.

И до самого дня отъезда отсюда Софи не вспоминала о том, что не все их беды уже позади. Черная тень Эмиля де Жюно по-прежнему омрачала их счастье.

Глава 25

Возвратившись в Брайтон, Софи отправилась навестить Антуана. До Лондона она ехала вместе с Томом, которому надо было встретиться с представителями министерства обороны. Они договорились, что Том будет ждать ее возвращения в. Лондоне. Остаток пути от дома на Тилни-стрит Софи преодолела в карете, принадлежащей миссис Фицхерберт.

– Не знаю, право, кто из вас больше рад меня видеть, – рассмеялась Софи, когда Антуан чуть не задушил ее в своих объятиях, а скакавший вокруг от радости Барни облизал ее с ног до головы. Собака вертелась под ногами Софи в течение всего времени ее пребывания в тайном прибежище Антуана, и пару раз Софи даже чуть о нее не споткнулась. Поскольку Барни был все же псом огромным, его все-таки в дом не пускали, и когда Софи и Антуан скрывались в комнатах, Барнабас садился на крыльце и выл до тех пор, пока кто-нибудь из слуг не надевал на него поводок и не оттаскивал прочь.

– Барни очень переживал, когда ты здесь его оставила. Большую часть дня его держат на цепи, потому что я не могу все время быть с ним. Мне кажется, он очень тоскует по дому.

Софи покрыла руку мальчика своей ладонью.

– А как же ты, Антуан? Ты все еще хочешь вернуться домой?

– Бывает… Но вообще-то мне здесь нравится, и мы неплохо проводим время. Просто я тоскую по своим знакомым. И почему это мистер Том с тобою не приехал. Ведь вы в конце концов поженились? Хотелось бы еще, конечно, повидаться с ма Ренфрю и Билли.

Софи пришлось объяснить мальчику, что о тайном прибежище миссис Фицхерберт, в котором он сейчас находится, должно знать как можно меньше народа. Увидев, как мальчик сразу после этого помрачнел, она попыталась поднять ему настроение.

– Пойдем погуляем с Барни.

Из окна второго этажа Мария Фицхерберт видела, как Софи вместе с мальчиком удаляется по тропинке, обсаженной живой изгородью. В последнее время они довольно близко сошлись с Софи, и провели в задушевных беседах не один вечер. Теперь благородной леди необходимо было срочно вернуться в Лондон, но прежде она должна была написать очень важное письмо, ибо в последние месяцы в ее отношениях с принцем наступил очередной кризис.

После того как все способы вернуть к себе былое расположение миссис Фицхерберт были исчерпаны, Джордж, находясь в крайнем отчаянии, предъявил ей своего рода ультиматум. В случае если она не согласится вернуться к нему в качестве его супруги, он объявит о своей любви к ней всему свету, и достоянием общественности станет тот факт, что брак между ними в действительности имел место, как все всегда и предполагали. Подобное признание не только ставило под угрозу жизнь ее дяди и брата, нарушивших закон, выступив в качестве свидетелей на том тайном бракосочетании. Скандал, что должен был разразиться в результате подобных откровений, мог иметь и самые катастрофические последствия. Почти наверняка Джордж отказался бы от права престолонаследия, а тот светский остракизм, которому он бы мог быть подвергнут, сделал бы из него никому не нужную парию до самых последних дней его жизни. И его, и ее жизни были бы бесповоротно разрушены. Более того, состояние здоровья короля вызывало у специалистов серьезные опасения, и подобный удар наверняка бы его убил.

Переписка по поводу возможных последствий этого шага продолжалась между принцем и миссис Фицхерберт непрерывно. Посыльный постоянно дежурил у дверей. Мария не знала, что же ей в конце концов предпринять, поскольку на сей раз его высочество, кажется, не блефовал. После долгих размышлений, она решила, что на свете есть только один человек, у которого она может спросить совета в этом сложном вопросе. Отойдя от окна, Мария подошла к секретеру и достала лист бумаги.

Обмакнув перо в чернильницу, она начала писать письмо в Рим. Когда Софи пришло время уезжать, миссис Фицхерберт уже два дня отсутствовала в своем сельском прибежище.

Лишь только Антуан и Софи начали спускаться по ступенькам парадного крыльца, Барни кинулся вперед и прыгнул в ожидавший француженку экипаж. Будучи в обычном своем состоянии чрезвычайно спокойным псом, он на этот раз яростно рычал и скалил зубы, когда возница попытался убрать его из кареты. Уговоры Антуана также не произвели никакого впечатления на собаку, и лишь резкий окрик Софи заставил его вздрогнуть. Собака собралась было выпрыгивать из кареты, однако Антуан не дал Барни этого сделать. Мальчик с трудом сдерживал слезы.

– Нет, Софи, Барни должен поехать с тобой. Он тоскует по свободе, и здесь ему очень плохо. Думаю, что слуги здесь его бьют, когда он лает и воет после того, как его сажают на цепь. Так что, пожалуйста, возьми его с собой.

– Ну, если ты так этого хочешь, – сейчас ей до слез было жаль мальчика. – Но тебе не будет без него плохо?

– Здешний садовник пообещал мне подарить щенка терьера. Конечно же, ему далеко до Барни, но я, по крайней мере, не стану говорить это маленькому щенку.

Софи прижала мальчика к своей груди.

– Я часто думаю, как бы сейчас тобою гордились твои папа и маман, Антуан.

По возвращении в Брайтон у Софи накопилось немало неотложных дел. Она не стала перевозить мебель из Бич-Хауса, кроме разве что подаренного Ричардом инкрустированного столика для игр, да часов Генриетты. Вместе с Томом они решили, что поскольку занимаемые Софи комнаты очень просторны, комнаты Тома следует отдать под гостевые покои для Ричарда или еще кого-нибудь, кто может к ним внезапно приехать. Однако пока они продолжали в них жить, ожидая окончания ремонта в новом помещении.

Стены были покрыты шелковыми панелями, паркетные полы отполированы, а окна задрапированы тюлем. Поскольку обстановку для интерьера выбирала Софи, она провела немало приятных минут, изучая прекрасные вещи из антикварной коллекции Тома. Подобно принцу Уэльскому, Софи предпочитала предметы в китайском стиле.

Когда они вместе с Томом были в Лондоне, она просто влюбилась в золоченую кровать, что стояла в его лондонском магазине на Сент-Джеймс-стрит. Над кроватью возвышался балдахин кремового шелка с пришитыми по краям колокольчиками, по форме он напоминал зонтик китайского мандарина. По настоянию Софи эту кровать перевезли в брайтонскую спальню. Китайские обои серебристых тонов превратили апартаменты четы Фоксхиллов в сад сказочных цветов и экзотических бабочек. Стулья были сделаны, из золоченого бамбука с бархатными сиденьями-подушечками, а туалетный столик с косметикой и духами Софи был выкрашен под малахит, так же, как и все стоявшие в комнате шкафы и комоды.

В первую же ночь, когда Том и Софи спали в своей новой уютной спаленке, колокольчики, подвешенные к пологу кровати, подняли такую какофонию, что их занятия любовью чередовались с приступами безудержного смеха. На следующий день Том все эти колокольчики снял, сказав при этом, что не хочет, чтобы весь свет знал о том, когда он ложится в постель со своей женой. Софи спрятала их в перламутровой шкатулке, подаренной ей мужем. Теперь они всегда будут напоминать ей о той замечательной ночи, когда был зачат их ребенок.

Беременность нисколько не убавила энергичности Софи, и в независимости от того, какое количество дел она успевала завершить в течение дня, каждый вечер она водила Барни на прогулку в дюны. Пес носился по песку как угорелый и лаял на морских чаек, и по всему было видно, что он явно наслаждается свободой, которой ему не хватало в тайном прибежище миссис Фицхерберт. Софи нисколько теперь не сомневалась, что решение забрать пса в Брайтон было правильным.

Особо торжественный момент для Софи наступил тогда, когда местный художник повесил над входом в ее магазин блестящую свежими красками вывеску ДЕЛЬКУР. Вывеска была выполнена в форме конфеты, обернутой в бумажку радужных цветов. Ремонт торгового зала проходил одновременно с ремонтом жилых помещений на втором этаже. Стены магазина были оклеены обоями в бледно-розовую полоску, а на просторном прилавке рядами стояли хрустальные вазы с различными конфетами. На полках за прилавком возвышались стеклянные кувшины, содержимое которых издалека напоминало драгоценные камни.

Некоторое время назад к Софи пришел эмигрант с образцом работы, которую он выполнил однажды для одного знаменитого кондитера в Реймсе. То была изящная шкатулка, инкрустированная шлифованной морской галькой, поскольку у мастера сейчас не было денег на то, чтобы украсить шкатулку драгоценными камнями. Софи сразу же сделала заказ этому талантливому человеку, а поскольку денег на самоцветы у нее не было, она снабдила мастера разноцветным стеклом и фальшивым жемчугом. Вскоре этот эмигрант был принят на постоянную работу в фирму ДЕЛЬКУР. Но в день открытия магазина самоцветы все же будут сиять, и великолепной работы шкатулка все же будет красоваться в арочном стенде витрины на отрезе черного шелка. Ее будут наполнять ненастоящие конфеты из дерева, завернутые в яркие обертки.

Критически посмотрев на вывеску, Софи вновь вошла в магазин и прошла через него по коридору к огромному залу. Теперь здесь будет ее ателье. Ее каблучки стучали по свеженастеленным полам, пока она ходила по залу, разглядывая побеленные стены и чистые окна. Печи и паровые котлы здесь были уже установлены. Помещение будущего ателье было также снабжено новейшей системой вентиляции.

С улицы послышался цокот лошадиных копыт, и Софи побежала открывать двери. Привезли все необходимое для ателье кондитерское оборудование. В этой же поездке приехали Клара, Робин и Оливер, готовые незамедлительно начать работу. Открытие Магазина было назначено на Иванов день. Можно было, конечно же, открыть его и раньше, но Софи была занята подготовкой к празднованию одиннадцатилетия Антуана.

Поскольку из эмигрантских газет ей было известно, что Эмиль де Жюно все еще находится в Париже, Софи посчитала, что патер вполне может привести Антуана в Лондон, где они вместе отметят день рождения мальчика. К великой радости наследника рода де Жюно, в Лондоне его также ожидали Том, Клара и Билли. Вечером они посмотрели комедию в одном из центральных театров, а на следующий день пошли на ярмарку, где Антуан и Билли так раскачивались на качелях, что Клара то и дело вскрикивала, опасаясь, как бы они не сорвались. Когда Антуан вновь отбыл в деревню, в карманах у него было полно сувениров, а сиденье кареты было завалено многочисленными подарками.

– Это был мой самый лучший день рождения! – воскликнул мальчик из окна уносившей его вдаль кареты.

Софи уже находилась на третьем месяце беременности, надеясь, что дитя, которое еще пока жило во чреве, родившись, облегчит ту сердечную боль, которую она чувствовала каждый раз, когда расставалась с мальчиком, ставшим ей родным.

Открытие кондитерского магазина Делькур было чрезвычайно помпезным. Софи даже наняла по этому случаю духовой оркестр. Три продавщицы были одеты в розовые платья с белыми передниками. Поскольку открытие магазина выпало на самый разгар курортного сезона, многочисленные толпы отдыхающих вскоре были привлечены звуками музыки. Модно одетая, богатая публика устремилась в магазин. В этот день за прилавком стояла Софи, и она, и ее продавщицы просто сбились с ног. Заказы на дом отправлялись в двуколке цвета морской волны, которой управлял недавно нанятый симпатичный юноша, наряженный в ливрею в тон экипажу. Теперь, когда ателье Софи расширилось, она могла позволить себе найм дополнительных работников. Что до сахарных фантазий, то эту пользующуюся особым спросом работу продолжала выполнять сама Софи.

Как-то днем, когда одна из сахарных фантазий уже почти была завершена, в ателье вбежала одна из служанок кондитерской.

– Госпожа, только что у нашего парадного остановилась карета принца. С ним сам Бью Браммел! Софи тот же час устремилась к умывальнику, чтобы смыть сахарную пудру, прилипшую к рукам. Бью Браммел – обладающий огромным наследством юноша – стал недавно одним из наиболее близких друзей принца. Вне всякого сомнения, они сошлись на почве обоюдной любви к роскошной жизни и безумной экстравагантности. Безупречная внешняя красота Браммел а и его врожденное чувство стиля сделали его бесспорным лидером новой моды. Он диктовал вкусы высшего света буквально во всем, начиная с правильного этикета и кончая тем. Как именно следует одеваться женщинам, чтобы казаться как можно более элегантными. Его мнение столь высоко ценилось, что Софи абсолютно уверена, что дальнейшая судьба ее бизнеса в данный момент зависит от того, что скажет по поводу кондитерского магазина Делькур этот человек.

Быстренько посмотрев в зеркало, она привела в порядок свою прическу и, разгладив передник, поспешила в прихожую встречать столь изысканных посетителей. Принц задержался на мостовой перед магазином, не в силах двигаться от смеха после очередного прелюбопытнейшего замечания Браммела. Принца весьма устраивало, что этот всеобщий любимец Брайтона не находился в окружении Каролины. В противном случае Его Высочеству грозило стать объектом насмешек этого чрезвычайно едкого саркастического ума.

Всегда весьма щедрый по отношению к своим друзьям, принц Уэльский сделал Браммела офицером в самом лучшем полку, однако на боевом поприще этот-денди оказался абсолютно бесталанным и проявлял интерес лишь по отношению красивой униформе. Но что сделано, то сделано, и принц уже не в состоянии был отменить свое решение. По крайней мере, Браммел был незаменимым советчиком во всем, начиная с покроя пальто и кончая новейшими способами завязывания шейного платка, которые тоже менялись еженедельно.

Поворачивая входную ручку дверей магазина ДЕЛЬКУР, принц краем глаза поймал собственное отражение в витрине. Теперь он уже носил более короткую стрижку в соответствии с последней модой, кстати, по мнению принца, такой фасон шел ему куда лучше, чем Браммелу. Накрахмаленный ворот рубахи стоял торчком, именно это позволяло принцу скрывать следствия мучительных ангин, которыми он постоянно страдал. Дверь перед принцем распахнулась прежде, чем к нему смог подбежать один из его лакеев. Хрупкое изящное создание в розовом шелке сделало принцу глубокий реверанс, после чего Его Высочество заметил еще пару ему подобных существ за прилавком.

Браммел поднес к глазам монокль из чистого золота и, пристально посмотрев на особ женского пола, изрек:

– Разрази меня гром! Да эти молодки просто настоящие конфетки!

После чего к ним вышла, склонившаяся в почтительном поклоне, уже знакомая принцу француженка. Его Высочество премило ей улыбнулся.

– Мои наилучшие пожелания по случаю вашего счастливого бракосочетания, миссис Фоксхилл!

– Спасибо, сир. Смею ли я пригласить вас и мистера Браммела в мое скромное заведение?

– Само собой смеете. Я узнал о вашем бракосочетании после того, как ваш супруг свозил меня назад на аукцион, но вот про магазин ДЕЛЬКУР мне рассказали совершенно посторонние люди… Ну что ж, давайте мне отведать ваших прославленных сладостей. Лично мне не терпится узнать, что вы в такой же степени непревзойденная кондитерша, как и повариха.

Продавщицы Софи сразу же предложили принцу на выбор лучшего шоколада и конфет. Принц выразил одобрение по поводу всего, что ему было предложено. Браммел, не торопясь, сжевал конфетку, при этом на его лице не отразилось ни удовольствия, ни отвращения. Сердце Софи упало, когда избалованный денди отрицательно покачал головой после того, как ему предложили другую. Уже не зная что и делать, Софи предложила ему французскую нугу, карамель приготовленную из меда, яиц, орехов и фруктов. К величайшему разочарованию хозяйки заведения, Браммел съел конфету, не сказав ни слова.

– Мой стюард обязательно вас навестит, – проговорил принц, насладившись самыми дорогими конфетами, и по всему было видно, что он не прочь отведать еще. – Вы – украшение Брайтона… Всего хорошего, миссис Фоксхилл.

Он вышел из магазина, и Браммел последовал за ним. Софи устало облокотилась на прилавок, разочарованию ее не было предела. Она даже думать боялась о том, какой урон может нанести репутации ее заведения очередное язвительное замечание Браммела. Однако совершенно неожиданно пресловутый денди вновь вернулся в магазин. Посмотрев на Софи в монокль, он изрек:

– Быть может, вам это будет любопытно знать, миссис Фоксхилл, но отныне я буду всем рекомендовать только ваше кондитерское заведение.

Софи тут же побежала рассказать о случившемся Тому. Муж был доволен не меньше ее, но совершенно не впечатлен случившимся.

– Так или иначе, твой успех был обеспечен, любовь моя. И даже если бы Браммелу не понравились твои конфеты, я знаю, что раньше или позже ты все равно бы добилась успеха.

Бросившись на шею Тому, Софи звучно его поцеловала.

– Неудивительно, что я так тебя люблю. Откуда в тебе столько веры в меня?! – и затем она отпрянула от него, схватившись за живот с явно озадаченным видом.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Том. Постепенно лицо ее просветлело.

– Малыш забил ножками.

Шли месяцы, и Софи стала подумывать о том, чтобы нанять кормилицу к рождению своего сына. Как и Том, она была абсолютно уверена, что первенец ее будет мальчик. Она рассмотрела несколько кандидатур, но в конце концов остановила свой выбор на веселой и опрятной молодке по имени Эмма, прежде бывшей кормилицей в замке одного баронета, а теперь решившей обосноваться в Брайтоне.

Софи родила дочь в день рождения нового девятнадцатого века. Пока она лежала вконец обессиленная с младенцем на руках, а в изголовье ее кровати сидел участливый Том, Софи могла слышать долетавшие с улицы крики поздравлений и призывные звуки громогласных труб. Они были настолько уверены, что у них родится мальчик, что совершенно не подумали, как назвать девочку.

– Итак, как же мы назовем столь неожиданную для нас дочурку? – спросил Том. – Ты не против имени Флер?

Софи улыбнулась.

– Конечно же! Флер де Ли Франции.

На крестинах Флер в церкви Святого Николая Генриетта была крестной матерью. Хотя она недавно овдовела и искренне скорбела по поводу безвременной кончины сэра Роланда, случившейся во время несчастного случая на охоте, она одновременно ощущала себя теперь совершенно освобожденной и по такому случаю решила напрочь забыть о своем трауре.

Элен также была приглашена на крестины, а Ричард выступил в роли крестного отца. Однако несмотря на высказанный им ранее оптимизм, отношения между ними так и не сдвинулись с мертвой точки.

Генриетта привезла с собой своего четырехлетнего сына Александра. То был худенький болезненный мальчик, к тому же плакса, но внешне он весьма походил на своего покойного отца.

– Ребенку нужен морской воздух, – сказала Генриетта. – Климат Глочестершира никогда не шел ему на пользу, и доктора посоветовали мне как можно дольше пожить с ним на каком-нибудь приморском курорте. Так что я снимаю дом, и мы поселяемся здесь надолго.

Для Софи это были хорошие новости, потому что с Генриеттой они были по-прежнему дружны так, как будто никогда не расставались. Единственное, что ее сейчас беспокоило, так это что Наполеон Бонапарт стал первым консулом Франции и произвел далеко идущие перемены в правительстве.

Эмиль де Жюно оказался среди тех, кто был уволен Наполеоном с государственной службы. Сейчас для него наступил самый подходящий момент, чтобы прибыть на Британские острова с миссией отмщения. Софи решила какое-то время не ездить к Антуану, опасаясь, что ищейки Эмиля могут пойти по ее следу. Несколько раз Антуан приезжал в Брайтон, но это случалось лишь тогда, когда Том был уверен, что мальчику ничего не угрожает. В дни своих приездов Антуан целыми днями пропадал на морском берегу или играл в футбол со своими прежними друзьями по школе. Каждый раз, уезжая, он крепко обнимал Софи, но больше уже не плакал. Он уже привык к жизни в сельском прибежище миссис Фицхерберт и считал, это место своим вторым домом. Принц подарил ему своего пони, и мечтою мальчика стало желание сопровождать Его Высочество на охоте в розовом кафтане – идеальнейшей одежде для охотников, по мнению досточтимого Бью Браммела.

Том постоянно был начеку и старался подолгу в Лондоне не задерживаться. По его настоянию Софи постоянно держала заряженный пистолет при себе либо в сумочке, либо в кармане. И наконец, будучи в Лондоне, Том узнал, что Эмиль де Жюно предъявил права на семейное шато и все прилегающие к нему земли ввиду того, что наследник графа, судя по всему, мертв. Для Софи это была убийственная новость.

– О нет! Я же когда-то пообещала его матери, что настанет день, когда Антуан вернется в свой дом, – заламывала она в отчаянии руки.

Том обнял супругу, чтобы успокоить.

– Не стоит так убиваться. Никто бы не сделал для Антуана большего, чем сделала ты, моя дорогая. Постарайся посмотреть на случившееся с выгодной для нас стороны. Теперь, когда Жюно наконец получил то, чего так долго добивался, думаю, старая ненависть покинет его сердце. Подобное развитие событий, судя по всему, навсегда исключит угрозу для жизни мальчика.

Но Софи по-прежнему чувствовала крайнюю обеспокоенность.

– Неужели в подобных Эмилю людях жажда мести может умереть?!

– Будем надеяться, что разжирев на незаконно приобретенном добре, ему станет лень сводить старые счеты, и прежняя ненависть, со временем забудется. Помни также о том, что Антуану уже 13 лет и при этом он отлично фехтует и стреляет. Совсем скоро он уже будет в состоянии защитить себя от любого врага самостоятельно.

«За исключением того, – с ужасом подумала про себя Софи, – что нанесет ему предательский удар кинжалом в спину». Чтобы Софи более не волновалась, Том связался с вышедшим на покой французским контрабандистом, сроду не имевшим дело с брумфилдской бандой.

Сей овдовевший старец, проживавший ныне во вконец обветшавшей лачуге, отныне желал поселиться за счет Тома, конечно, в соседствующей с шато деревне, изображая из себя чудаковатого месье, которому наскучила городская жизнь. В задачу старика отныне входило следить за всеми перемещениями Эмиля де Жюно и срочно докладывать о всех его подозрительных отлучках.

– Очень скоро, – сказал Том Софи, – мы будем знать, по нраву ли пришлась господину Эмилю тихая жизнь сельского помещика.

В противовес плохим новостям из Франции, пришли добрые вести из Лондона, Миссис Фицхерберт и принц наконец помирились. Сам папа Римский подтвердил каноническую подлинность их брака, и теперь уже с чистой совестью Мария вновь смогла стать любящей женой своему Джорджу. Софи и Том получили приглашение на организуемый по этому, случаю званый прием в английской столице. Тем же курьером чете Фоксхиллов было отправлено личное послание миссис Фицхерберт, в котором Софи был сделан самый значительный в ее жизни заказ – ИЗГОТОВИТЬ ОСОБУЮ САХАРНУЮ ФАНТАЗИЮ для праздничного стола Его Высочества. Поскольку никакой речи о транспортировке столь крупного и хрупкого кондитерского изделия в Лондон не могло быть и речи, Софи отправилась в столицу раньше Тома, остановившись в доме Ричарда и проведя четыре дня в кропотливой работе на кухне особняка миссис Фицхерберт. В качестве мотива сахарной скульптуры Софи избрала РОГ ИЗОБИЛИЯ, из которого водопадом каскадировали всевозможные весенние цветы, символизировавшие возвращение семейного счастья принца и миссис Фицхерберт. Остальные цветочки Софи намеревалась разместить прямо на обеденном столе так, словно бы они были разбросаны налетевшим порывом свежего ветра.

Когда наступил торжественный вечер, Софи убрала свои волосы покороче, как требовала того последняя мода. На лоб ее спадало несколько локонов, а остальные волосы аккуратно убраны в пучок на затылке, полностью открывая изгиб ее изящной шеи. Эту простенькую прическу завершала жемчужная диадема и жемчужные серьги. Она вертелась перед зеркалами в глубоко декольтированном платье кораллового шелка, приводя своего супруга в восхищение.

Когда они прибыли на Тилни-стрит, окна особняка уже были широко открыты навстречу теплому июньскому вечеру. Тома и Софи лично приветствовали принц и та леди, сердце которой ему наконец удалось вновь завоевать. Великолепные бриллианты миссис Фицхерберт подчеркивали особую элегантность ее платья из розового шелка. Эти драгоценности ей подарил принц в ознаменование решительной перемены, наступившей в их отношениях.

– Вы выглядите великолепно, Софи! – восхищенно промолвила Мария. – Этот цвет вам так идет.

Таково же было мнение и многих других представителей высшего света, собравшихся в этой сверкающей золотом зале. Прием был организован с таким размахом и великолепием, что более всего напоминал королевскую свадьбу. И хотя от женских глаз не ушла ни единая деталь в наряде Софи, внимание слабого пола всецело было обращено на Тома. Он был самым высоким из собравшихся здесь мужчин, и, бесспорно, самым красивым. Легкий морской загар придавал его лицу особое очарование. Покрой его алого сюртука подчеркивал ширину плеч, а панталоны, которые мужчины все еще продолжали носить по случаю особо торжественных приемов, как нельзя кстати подчеркивали мускулистость его ног.

Когда пришло время прощаться, миссис Фицхерберт договорилась встретиться с Софи в Брайтоне. Дружба, завязавшаяся между ними оказалась столь крепкой, несмотря на существующую разницу в возрасте, что Мария пожелала продолжить ее и впредь. Этим летом они виделись часто. Барни всегда оказывал благородной гостье радушный, но все же сдержанный прием, будучи в конце концов как следует выдрессирован самой Софи.

Миссис Фицхерберт полюбила Флер с первого взгляда. Большеглазая, кудрявая как отец, черноволосая как мать девочка вцепилась в янтарное ожерелье, покоившееся на пышной груди Марии. Софи было хотела оторвать от него цепкие пальчики малютки, но миссис Фицхерберт сама сняла с себя ожерелье и отдала его ребенку поиграть. Принц вновь подарил своей любимой особняк на Стайни, который был великолепен. Все, как и прежде, стало на свои места, и Софи теперь часто навещала Марию. Но обмен визитами был не единственным видом общения между ними. Принц и миссис Фицхерберт еще не пробыли в Брайтоне и двух недель, когда Софи и Том получили приглашение отобедать в Морском Павильоне. Софи пришлось сидеть среди двух герцогов королевской крови, они оба были родными братьями принца и так же, как и он, были рады возможности полюбоваться на красивую женщину. Лакеев чуть удар не хватил, когда они увидели Софи, сидевшую за столом, однако строгий, неукоснительно соблюдавшийся этикет, не позволил им выразить по этому поводу своих эмоций. Один лишь Ник, ставя перед ней очередное блюдо, хитро ей подмигнул, и Софи незаметно улыбнулась ему в ответ. Впервые в жизни она ела с золотой тарелки. Впрочем, здесь все столовые, приборы были из золота, за исключением покрытых затейливой резьбой хрустальных бокалов для вина.

Она всегда восхищалась двадцатью четырьмя солонками, используемыми на торжественных приемах в этом дворце. Они весьма кстати подходили к морской резиденции, будучи изготовлены в форме морских раковин, поддерживаемых на волнах плывущим тритоном. И хотя Софи все видела прежде и знала, что у принца есть несколько золотых сервизов на две сотни персон, тем не менее, она была очарована окружающим ее великолепием. Однако наивысшее удовольствие ей доставляло лицезрение принца.

В тронном красном кресле с высокой спинкой он восседал в центре стола, и вновь по правую руку от него была миссис Фицхерберт. Двумя часами позже все собравшиеся встали из-за стола вслед за принцем и миссис Фицхерберт и проследовали по просторному коридору прямо на концерт, который должен был состояться в одном из многочисленных салонов дворца. Том, шествующий под руку с Софи, поинтересовался у супруги, хорошо ли ей здесь.

– Это сон, – с улыбкой ответила она. – Мне кажется, что в любой момент я могу проснуться!

Но то был далеко не сон. Благодаря дружбе с миссис Фицхерберт у Софи было впереди еще одно подобное приглашение.

Глава 26

За два года, прошедшие со времен первого посещения принцем кондитерского магазина ДЕЛЬКУР, предприятие Софи расширилось с фантастической быстротой, какую Софи не могла себе представить даже в самых безумных мечтаниях. Конфеты Делькур и сахарные фантазии Софи Фоксхилл регулярно поставлялись в Морской Павильон и Лондонский Картон-Хаус. Кроме того, сладкую продукцию Софи регулярно получали все братья принца. Герцог Йоркский питал особую слабость к ее ароматизированным апельсиновой эссенцией пирожным. Софи наняла себе дополнительных работников и уже владела повозками для отправки сладостей заказчикам. Наконец-то она смогла позволить себе украсить ларчик с конфетами полудрагоценными камнями по случаю особых презентаций, а ленточки, кружева и прочие украшения на коробках с ее продукцией были теперь самого высшего качества. Том импортировал из Китая целый корабль лакированных шкатулок, ставших чрезвычайно популярными у покупателей в качестве коробок для сладких яств. Порою у Софи даже захватывало дух, когда он «задумывалась над тем, сколь благосклонной по отношению к ней оказалась фортуна. Так много хорошего произошло в ее жизни. Флер росла настоящим цветком, а Генриеттин Александр, набрав в весе, стал довольно-таки подвижным и веселым мальчуганом.

Ричард женился на Генриетте ровно через год, после того как Элен категорически заявила ему, что решила на всю жизнь остаться в старых девах.

– Поверьте, что я женился на Генриетте вовсе не из-за того, что мне отказала Элен, – признался в одном из разговоров с Томом и Софи Ричард. – Я никогда не мог забыть тот день, когда впервые увидел ее в вашем ателье, но тогда она была уже помолвлена с другим, и я постарался выбросить ее милый образ из своей головы. Когда мы встретились вновь, то оказалось, что будто бы всех этих долгих лет разлуки между нами вовсе не было. Поскольку Генриетта считала, что зимние лондонские туманы могут повредить здоровью Александра, на зимние месяцы они вместе с Ричардом переехали в находившуюся между Лондоном и Брайтоном деревню. Брайтоновский дом Генриетты по-прежнему находился в ее собственности, и все семейство частенько сюда наезжало.

Вдобавок ко всему, что делало жизнь Софи столь счастливой, Эмиль де Жюно никуда дальше Парижа из своего шато не выезжал, да и делал это крайне редко. Софи начала было надеяться, что Эмиль забыл прежние обиды. Тем не менее, она собиралась потягаться с ним законным путем за право владения шато де Жюно в случае, если такая возможность когда-либо представится.

Когда однажды поутру работники ателье на время прекратили работу, услышав разливавшийся по всему Брайтону перезвон церковных колоколов, все решили, что это сделано в ознаменование очередной морской победы. Прежде чем кто-либо успел выразить свое мнение по этому поводу, в помещение вбежал размахивающий свежим номером газеты Том.

– Крупные новости! Между Францией и Британией заключен мир! Договор подписан в Амьене!

Все были буквально оглушены этим известием, и через мгновение по лицу Софи уже текли слезы радости. Реакция остальных была довольно близкой. Том, обняв Софи, сделал заявление от ее имени.

– На сегодня работа отменяется по случаю праздника!

Он увлек Софи прочь.

– Это просто невероятно! – промолвила все еще оглушенная известием Софи.

Хотя за время правления Наполеона во Франции и произошли великие изменения, он прежде всего был полководцем, а потому надежды на мир были призрачны.

– Действительно невероятно, – согласился Том, оставив свои сомнения при себе. Его частное мнение состояло в том, что Наполеон хочет использовать мирную передышку для перевооружения своей армии в связи с планируемым им вторжением в Англию.

– Как ты относишься к тому, чтобы я свозил тебя в Париж?

Она бросилась к нему на шею.

– Положительно, Том! А Флер с Эммой пусть пока поживут у Генриетты.

Но этой поездке не суждено было случиться. Когда Софи уже собралась в путь, в Англию стали поступать сведения об арестах возвращающихся во Францию эмигрантов на основании весьма сомнительных обвинений.

– Ордер на твой арест, все еще хранится в каком-нибудь полицейском управлении, Софи, – изрек Том с мрачным видом. – Думаю, нам не стоит сейчас рисковать.

Разочарованию Софи не было предела, но все же она прислушалась к мудрому совету Тома, хотя ей и тяжело было видеть, как ее богатые английские заказчики в огромным количестве устремились через пролив во Францию. Об эпидемии оспы, разразившейся в деревне близ шато де Жюно ни английские, ни французские газеты не писали, однако, среди скончавшихся от этой болезни жителей, был и старик, нанятый Томом следить за господином Эмилем.

А Том тем временем продолжал наивно считать, что раз источник не сообщает ему никаких новых сведений, значит, все хорошо. Как и предполагала Софи, Антуан сразу же пожелал вернуться на Родину. Когда ее письмо, полное предостережений насчет сложившейся во Франции ситуации, не произвело не него должного впечатления, Софи решила лично встретиться с мальчиком.

Принц и миссис Фицхерберт, теперь частенько наезжавшие в свое сельское прибежище, отбыли оттуда всего лишь за пару дней до приезда Софи. После того, как Антуан церемонно поцеловал ей руку, они, как и прежде, обнялись. Затем он провел ее в свой кабинет. Здесь он делал свои домашние задания и уединялся, когда желал побыть в одиночестве.

– Возвращение на Родину при первой же возможности, разве не это ты мне всегда обещала? – заявил Антуан, лишь только они присели на софу. В свои пятнадцать лет он был высок, строен и красив, и еще более походил на своих родителей. – Сейчас же мир, Софи! Если мы не поедем в Париж, то будем в полной безопасности. Мы вообще не будем заезжать в столицу. Я изучил все карты, как только мы высадимся на французской земле, то сразу же отправимся к шато. И все, что останется, так это в открытую потребовать моего родственника, чтобы он убирался. При нынешней ситуации, он не посмеет поднять на меня руку.

– Все не так просто, Антуан. Прежде необходимо заявить о своих правах через французский суд и подтвердить свое знатное происхождение!

– Хорошо, это труда не составит. – Антуан нервно расхаживал из стороны в сторону.

Софи с сожалением покачала головой.

– Ты выбрал неподходящее время. Том говорит, что во Франции все еще не спокойно и тот, кто предъявляет права на реквизированную прежде собственность, пока что не встречает у большинства должного одобрения.

И тут Антуана осенила новая мысль.

– Вместе с Томом мы пешком доберемся до шато. По крайней мере, я увижу место своего рождения и стану известен местным поселянам, потому что уверен, что, как и прежде, они пашут землю, выращивают виноград и помнят о моем отце. – Он говорил довольно быстро, отчаянно жестикулируя. – А потом я скажу им, что отныне они будут получать от меня постоянное жалование, и добрые отношения между нами уже никогда не будут омрачаться!

Софи теперь буквально ненавидела себя за то, что ей приходится подавлять в юноше тоску по Родине, любовь к которой она сама на протяжении уже стольких лет в нем культивировала.

– Знаю, что это нелегко сделать, мой дорогой, но и тебе, и мне придется еще немного потерпеть. Поверь мне, я все еще твердо настроена выполнить обещания, данные твоей матери, но час еще не пробил.

Сжав кулаки, он подошел к окну, став спиною к Софи. Он всегда это делал, когда не хотел, чтобы хоть кто-то видел, как он страдает. «Как жаль, что у него больше нет старшего товарища», – подумала Софи. Не так давно принц забрал Джеми отсюда, чтобы представить юношу свету. Сейчас в доме был другой ребенок, младенец Мэри Энн – якобы племянница миссис Фицхерберт. Она была удочерена патером и матер вскоре после того, как принц и Мария помирились. Но Мэри Энн была еще слишком мала, чтобы играть хоть какую-то роль в жизни Антуана.

Подойдя к Антуану, Софи положила ему руку на плечо.

– Ты не заметишь, как пролетит это время. Подумай о том, что тебе еще предстоит сделать. На следующий год ты поступишь в Оксфорд, разве не этого ты хотел и добивался столько лет.

– Да, я уже думал об этом, а также о том, что теряю, но существует такое понятие, как долг и святые обязанности по отношению к дому моих предков.

– Да, существуют, И верь мне, настанет день, когда ты их исполнишь, – сказала Софи не вызывающим ни малейших сомнений тоном.

Кивнув, Антуан отошел от окна.

– Можно мне будет на пару недель съездить с тобой в Брайтон? – поймав ее быстрый взгляд, он рассмеялся, покачав головой. – Я не стану уговаривать Тома. Обещаю вообще на эту тему не говорить. Но я неплохо потрудился, сдав все экзамены на отлично, а поэтому заслужил небольшой отдых.

Как только Антуан вернулся в Брайтон, для него начались счастливые деньки. Он катался вместе с Томом на лошадях, встречался со своими брайтонскими друзьями, совершал прогулки в дюнах в компании Софи и Барни. Единственной переменой, замеченной в нем супругой мистера Фоксхилла, было то, что Антуан стал заглядываться на красивых девушек. Когда однажды его пригласили на молодежную вечеринку в один из соседних домов, Софи взяла с него слово, что он не станет задерживаться допоздна, и когда вернется домой, то сразу же отправится спать. «Барни залает в случае его возвращения, – подумалось ей, – и я буду знать, что он наконец вернулся». Однако проснувшись утром, Софи сообразила, что ночью пес так и не залаял. «Наверное, Антуан нашел способ как-нибудь успокоить собаку», – подумала миссис Фоксхилл. Когда Софи уже собиралась в ателье, он так и не вышел на завтрак. «Пусть мальчик выспится, в последние дни он то и дело пропадал у друзей», – решила Софи. Когда она вернулась в полдень домой, ей сообщили, что Антуан по-прежнему не выходил из спальни.

– И что, его вообще не слышно было? – спросила Софи у Рут.

– Нет, мэм, ни звука.

Внезапно Софи охватил страх. Взбежав по ступенькам, она распахнула дверь спальни Антуана. Комната была пуста, а на подушке лежала записка:

«Дорогая Софи, пожалуйста, прости меня, но я должен уехать во Францию. Я собираюсь оказать поддержку жителям моей деревни. После этого я предъявлю свои права на владение шато в парижском магистрате, заручившись их подписями на документе, гласящем, что именно я являюсь их подлинным господином, и именно меня они хотят видеть в шато, принадлежавшем моим родителям. Обо мне не беспокойся. Скоро напишу, Антуан».


Тома в этот момент в магазине не оказалось, но Софи отыскала его близ конюшни, где он руководил погрузкой в подводу весьма ценного груза. Ее побледневшее лицо немало испугало Тома, заставив подумать, что случилось нечто непоправимое с их дочерью, но еще издали, она прокричала ему:

– Антуан бежал! – Пока супруг попытался ее успокоить, Софи протянула ему записку. Прочитав ее, Том Фоксхилл нахмурился.

– Мой Бог! Если Антуан отправился в шато один, живым он оттуда не выйдет. Да, он слишком долгое время провел в безопасности и посчитал мои предупреждения крайне преувеличенными. Я должен немедленно отправляться вслед за ним!

Две вещи, которых она больше всего страшилась, произошли одновременно. Антуану угрожала смертельная опасность, и единственный мужчина, которого она любила, должен был эту опасность разделить. Увидев, в каком она состоянии, Том покрепче прижал к себе жену.

– Я привезу мальчика. Думаю, он отправился через пролив в рыбацкой лодке, – он быстро поцеловал ее на прощанье. – Пойду наведу кое-какие справки. А ты навести Клару, да разузнай, не говорил ли он чего о своих планах в ее присутствии. Затем сходи в булочную, где работает Билли, да спроси у него: Встретимся потом здесь. Отдай распоряжение, чтобы на время моего путешествия приготовили запас провизии.

Софи вернулась раньше Тома. Кларе ничего не было известно, и все, что удалось разузнать, так это то, что предыдущим вечером Антуан купил в булочной хлеба, а также то, что Билли был с ним на базаре, когда воспитанник Софи приобретал там дорожный саквояж. Тому удалось раздобыть куда более существенные сведения. Во-первых, Антуан арендовал легкую рыбацкую лодку, сказав хозяину, что она понадобится ему на время каникул, а во-вторых, сосед сообщил, что мальчик покинул его дом около девяти часов вечера.

– Но мы же тогда не ложились спать, – воскликнула Софи.

– Антуан не приходил домой. Он забрал где-то тщательно скрываемый им багаж и запасы провизии, после чего сразу направился к своей лодке, – вздохнул Том. – Я всегда теперь буду корить себя за то, что научил его ходить под парусом. Должно быть, он решился на это, окончательно убедившись, что мы не станем поддерживать его в этом опрометчивом шаге. – Том взял в ладони лицо Софи, приблизив его к себе. – У мальчика есть мужество и твердость характера, и поведение его мне понятно, мне кажется, окажись мы на его месте в таком возрасте, мы поступили бы точно так же.

– Может, ты и прав Том, но я бы, по крайней мере, знала, что крестьяне вместо подписей в лучшем случае поставят на требуемой бумаге крестики.

Том поцеловал Флер, после чего вместе с Софи последовал вниз. Они шли взявшись за руки, и она склонила свою голову к нему на плечо. У дверей она поцеловала его так, как будто видит его в последний раз в жизни. Это было одно из горчайших расставаний, что им довелось претерпеть за время совместной жизни. А потом он пошел прочь и, с легкостью вскочив на поджидавшую его лошадь, умчался, растаяв в дали.


Когда на следующее утро шхуна Тома причалила в Дьепе, первым делом он направился купить себе хорошего скакуна. Ему показалось, что, высадившись на французский берег, Антуан наверняка сделал бы то же самое. Однако никто из местных в ближайшие дни не видел никого, похожего на Антуана. Существовала также опасность того, что парень мог стать добычей мошенников или грабителей. Том старался по возможности меньше спать и сменил несколько лошадей, прежде чем на второй день своего пребывания во Франции оказался в окрестностях шато де Жюно.

Первым делом он вошел в дом, где проживал его тайный шпион. К удивлению мистера Фоксхилла, дом этот оказался пуст, и судя по всему, в нем уже давно никто не обитал. Сосед известил Тома, что прежний владелец скончался в прошлом году от черной оспы. Почуяв неладное, Том поскакал по грязным деревенским улочкам прямо к шато. Когда он наконец подъехал к воротам, лошадь под ним была уже в мыле. Сторож беседовал с ним через витую решетку.

– Какое у вас дело, месье?

– Я прибыл сюда, чтобы повидаться с Эмилем де Жюно. Поскорее открывайте ворота. У меня к нему срочное дело.

– Увы, но хозяина здесь нет. Он покинул шато три дня тому назад.

– Куда он направился? Дело идет о жизни и смерти! – Том бросил сторожу золотой, который был тотчас же отправлен в карман.

– Обычно он уезжает в Париж, – многозначительно изрек страж.

– Что вы этим хотите сказать? Вы думаете, что и на сей раз путь его лежал в столицу?

– Могу вам лишь сообщить, что отправился он не в карете и никакого багажа, на сей раз с собой не брал. Он ускакал верхом, взяв с собой одну лишь дорожную сумку. Так что вряд ли он мог отправиться в далекий путь.

«Как раз наоборот», – подумал про себя Том.

– А тут его не спрашивал до меня молоденький паренек! Такой высокий, хорошо сложен, волосы коричневые.

– Да, и впрямь, был такой вскоре после того, как хозяин уехал.

Том, пришпорив коня, вновь поскакал к деревне. Он не нашел Антуана на первом постоялом дворе, однако сразу же отыскал его в местной таверне. Парнишка о чем-то оживленно беседовал с сидящими в пивной тремя стариками. Прислуживающая в пивной крестьянка, также стояла рядом, но, судя по всему, ее привлекла очаровательная внешность Антуана, а отнюдь не то, что он в данный момент говорил.

– Для меня так много значит, что вы, добрые люди, все еще помните моего отца. – Похоже Антуан был в ударе. – Я не только буду следовать во всем мудрым и справедливым обычаям моего отца, но и…

Его прервал резкий голос Тома.

– Пардон, месье граф. Хотелось бы, если, позволите, срочно переговорить с вами наедине.

Антуан повернулся к нему, задохнувшись от гнева и все еще не веря своим глазам.

– Что вы здесь делаете?

Том не имел ни малейшего желания унижать Антуана в глазах этих стариков и девушки.

– Я хотел бы довести до вашего сведения, граф, дело не терпящее никаких отлагательств. Я подожду вас на улице.

Выйдя из пивной, Том направился к конюшням, где он уже нанял добрых лошадей для себя и Антуана. Когда наконец мальчишка показался во дворе, лицо его раскраснелось от негодования, а заметив вторую лошадь, он возмутился в открытую.

– Я никуда отсюда не поеду. Проклятье! Я вам больше не маленький мальчик, и более вы не смеете так со мной обращаться, Том Фоксхилл. Сейчас Эмиль де Жюно в отъезде, но к тому времени, когда он вернется, все здешние крестьяне встанут на мою сторону!

– Думаю, что сейчас Эмиль де Жюно находится на пути в Англию. Я не задержусь здесь ни секунды. Софи осталась там одна, и защитить ее сейчас там некому. Я молю Бога, чтобы успеть вовремя! – И, пришпорив коня, он поскакал со двора.

Потрясенный, Антуан некоторое время не двигался, наконец, он вскочил на ожидавшую его лошадь и галопом помчался вслед за Томом. Иного Том Фоксхилл от Антуана и не ожидал.


Никогда прежде Софи не знавала столь длинных и утомительных дней, пока ожидала новостей, которые почему-то никак не приходили. Обычно при своей занятости она вообще не замечала, как летит время, но сейчас часы от рассвета до заката казались вечностью. Спала она неспокойно и часто вскакивала с постели, заслышав скрип колес, проезжавшей мимо дома кареты, но увы, те, кого она ждала, почему-то задерживались.

Барни уловил произошедшую в хозяйке перемену. Когда они прогуливались в дюнах, собака вела себя спокойнее обычного и далеко от Софи не отходила. Гуляли они теперь куда больше, чем раньше, потому как миссис Фоксхилл теперь так уходила в работу над сахарными фантазиями, словно отныне на изготовление каждой ей отпускалось не более получаса, после чего оставляла всю дальнейшую работу на Робина и отправлялась в очередной раз подышать, свежим воздухом. Когда это было возможно, она брала с собой на берег моря Флер и делала для нее песчаные замки, пока Барни наблюдал за ними или мирно дремал на теплых камнях. Малышка счастливо плескалась в остающихся после отлива теплых лужах, пока ее не уводили кормить или укладывать спать. После того как Флер засыпала, Софи неизбежно ощущала, что более не в силах выносить стоявшую в ее доме гнетущую тишину.

Клара по-прежнему дружила с ней. Она, как и все брайтонские дамы, постоянно приглашала Софи куда-нибудь выбраться, но Софи отвергала все приглашения. Она была совершенно убеждена, что должна в одиночку нести свою бдительную стражу, если хочет увидеть Антуана и Тома вновь живыми и здоровыми. Все чаще и чаще отправлялась она вечерами вместе с Барни на берег моря. Поскольку в разгар сезона на променаде было полно отдыхающих, а на берегу многочисленные веселые компании жгли костры в вечерний час отлива, Софи приходилось уходить как можно дальше от центрального пляжа, туда, где берег был совершенно пустынным.

Ей как-то даже в голову не приходило, что кто-то может следить за ее одинокими прогулками. На летнем небе уже загорелись первые звезды, когда она подошла к тем камням, из-за которых когда-то следила за Томом. Софи уже было собралась повернуться обратно, когда увидела, что Барни понесся навстречу мужчине, двигавшемуся в их направлении. Наверное, подумал, что тот сейчас ему бросит палку, посчитала Софи, но сердце ее вдруг оборвалось.

– К ноге, Барни! – скомандовала Софи, поскольку незнакомец угрожающе занес над собакой руку. Барни отпрянул назад и, к величайшему разочарованию Софи, устремился к дому. Мужчина заговорил по-французски.

– Ваш пес не очень-то послушен.

Она подумала, что он наверняка просто видел ее в магазине.

– Барни когда-то били за то, что он выл и лаял, с тех пор он очень пугается, когда на него поднимают руку. – Софи уже поравнялась с незнакомцем, моля Бога, чтобы он за нею не увязался. Уже не первый раз посторонние мужчины пытались с ней заговорить. Но этот поступил куда хуже. Высокий и плотно сбитый, он наглым образом преградил ей дорогу.

– Я давно уже ждал этой встречи, Софи Делькур!

И вот тут-то она его признала. Сердце ее похолодело. Теперь Софи уже как следует смогла разглядеть его лицо. Тонкие аристократические черты, темные и глубоко посаженные глаза, тонкий безжалостный рот и при этом удивительное сходство с отцом Антуана.

– Что вам угодно, Эмиль де Жюно? – спросила Софи, стараясь скрыть свой страх, и в то же время мысленно жалея о том, что пошла на прогулку без пистолета. Волнуясь за отправившихся во Францию Тома и Антуана, она как-то не подумала, что ее враг может оказаться в Англии.

– Ответьте мне, где я могу найти мальчика, которого вы похитили из-под моей возможной опеки десять лет тому назад, – прохрипел злодей. – И с тех пор от меня прячете!

– Вы, верно, хотели сказать от вашего кинжала? – саркастически переспросила Софи, но он, не заметив ее тона, продолжил:

– Но рассудите, мальчик вам никто. Вы и так слишком долго несли бремя ответственности за него. Я сниму эту ношу с ваших плеч… Так будьте же благоразумны, мадам…

– Вы ошибаетесь! – гневно ответила ему Софи, – Я люблю Антуана, как своего родного сына.

Эмиль презрительно фыркнул.

– Не пытайтесь меня одурачить. Граф наверняка хорошо заплатил вам за то, что вы вывезли из страны его отродье. Не благодаря ли этим незаконно нажитым средствам, вы достигли столь высокого положения в обществе? Тем не менее, если вам нужны деньги, я готов выплатить вам определенную компенсацию.

– А мне ничего от вас не нужно, и я прошу вас лишь об одном. Оставьте меня с Антуаном в покое, – воскликнула в отчаянии Софи. – Вы слишком долго нас преследовали! Но последнее слово за нами! Клянусь, при первой же возможности я затею с вами тяжбу во французских судах, чтобы шато де Жюно наконец-то был возвращен своему полноправному владельцу! – Ее тон становился язвительным. – Окажись вы чуть терпеливей, Антуан был бы уже у вас в руках. А теперь уже слишком поздно. Вы навсегда потеряли свой шанс! – выкрикнув это, Софи побежала от злодея прочь. Но Эмиль де Жюно был готов к такому развитию событий, и ей не удалось пробежать и нескольких ярдов, как он нагнал ее и сбил с ног. Схватив Софи, он стал яростно трясти ее за плечи, бить по лицу и заламывать руки, пока она не застонала от боли. Ее попытки освободиться от Эмиля успехом не увенчались. Кричать она не стала, поскольку вряд ли кто мог услышать сейчас ее крики, к тому же вопли жертвы могли усилить ярость вконец обезумевшего негодяя.

– Где Антуан? – вновь спросил Эмиль, скрежеща зубами. – Не так давно я узнал, где вы скрывались прежде! Но в местной пивной один брайтонец поведал мне, что Антуан вновь живет в твоем доме, но там его я так и не увидел. Так где же он?

Софи была благодарна тому неизвестному, что ввел негодяя в заблуждение.

– Вам ни за что не догадаться, где находится мальчик! А от меня таких сведений вы ни за что не получите!

Никто из них не заметил тихонько крадущегося к ним Барни, пока пес, яростно рыча, не вцепился своими клыками в ногу Эмиля. Воспользовавшись заминкой, Софи высвободилась из цепких объятий своего врага и побежала прочь, чуть не плача от благодарности к все-таки вернувшемуся к ней на подмогу Барни. Внезапно Софи остановилась, услышав душераздирающий визг собаки, и, обернувшись, увидела, как Эмиль отбросил в сторону большой кусок плавника. Барни лежал на боку и его жалобные повизгивания вызвали у Софи приступ рыданий. Но злодей вновь устремился за ней, и как Софи ни старалась, вскоре она оказалась в его руках.

– Что вы сделали с моей собакой? – закричала она, пытаясь расцарапать ему лицо, прежде чем он железной хваткой не сдавил ее запястий.

– Ничего особенного по сравнению с тем, что я собираюсь сделать с вами! – и ударами он стал загонять ее в морскую воду. Волны потащили ее за юбку, и она обронила туфельку. Когда она уже находилась в воде, Эмиль сбил ее с ног и начал топить. Подержав голову Софи некоторое время под водой, он вытащил ее за волосы на поверхность и хладнокровно повторил свой вопрос.

– Где мальчик?

– Я вам никогда этого не скажу. – И тогда он вновь погрузил ее в соленую воду.

Злодей окунал ее вновь и вновь, стараясь при этом, чтобы она не захлебнулась. Однако каждый раз, когда Эмиль поднимал ее голову над поверхностью воды, ей становилось все труднее и труднее восстанавливать дыхание. Софи была близка к обмороку.

Вероятность того, что их может кто-нибудь увидеть, заставляла негодяя торопиться и проявлять крайнюю жестокость. С самого начала он предполагал утопить эту женщину после того, как она сообщит ему необходимые сведения. Опасения, что из-за своего упрямства она так ничего ему и не скажет, лишили Эмиля последней капли здравого рассудка. В очередной раз вытащив из воды уже в конец обессилевшую, задыхающуюся Софи, он с безумным видом посмотрел в ее тускнеющие глаза.

– Это твой последний шанс! – прокричал он. Теперь она могла уже только шептать, но то, что она произнесла не отличалось от того, что она повторяла прежде.

– Никогда… не скажу… тебе…

И вновь он погружал ее в море, теперь уже намереваясь окончательно утопить эту упрямицу.

И вот тут-то чьи-то сильные руки схватили негодяя за плечи, заставили его обернуться, и в следующее мгновение, получив сокрушительный удар в челюсть, Эмиль де Жюно с оглушительным плеском полетел в воду. Том, взяв Софи на руки, понес ее к берегу, где ее принял подоспевший Антуан. Но Эмиль уже снова был на ногах. Он никогда не изучал английского искусства самообороны, но за пазухой у него находился кинжал, и француз поднял руку, чтобы нанести своему противнику смертельный удар. Том изо всех сил вцепился в запястье Эмиля и резким движением заломил руку нападавшему. Не причинив никакого вреда, кинжал упал в море.

Теперь уже Том перешел в атаку. Удар под ребра, прямой в подбородок, и вот уже Эмиль де Жюно в нокауте. Отшвырнув его бесчувственное тело на песок, Том поспешил к Софи, которую Антуан тем временем изо всех сил пытался привести в чувство.

– Нет, так дело не пойдет, – крикнул Том, глядя на то как Антуан трет ее запястья. – Становись-ка, братец, на четвереньки.

То был старый морской способ оказания первой помощи захлебнувшемуся матросу. Моряка обычно перекидывали через бочку, после чего выкачивали из него воду. Спина Антуана, когда Том перекинул через него тело Софи лицом вниз, судя по всему, могла послужить ничуть не худшим вспомогательным средством. Том стал давить на ее ребра до тех пор, пока изо рта Софи не хлынула вода, после чего несчастная, откашлявшись, тихонько застонала.

– С ней все в порядке? – волнуясь, спросил Антуан.

– Да, – Том поднял Софи со спины мальчика и усадил ее у камней.

– Дай мне куртку, я ее укрою, а то моя совсем промокла.

Когда это все было сделано, Том оставил свою супругу с Антуаном, подбежал к Барни. Переломанная лапа собаки сильно кровоточила. Но нет ничего такого, что невозможно было вылечить. «Поставим шину, и кость срастется», – подумал мистер Фоксхилл. Несмотря на острую боль, при виде Тома Барни слабо забил хвостом. Том ласково погладил его по голове. Антуан, наблюдавший за ними с того места, где находилась Софи, пожалел, что отправился во Францию. Не случись этого, ничего бы с Софи и с его собакой не произошло. Он сбился со счета, сколько же отличных лошадей они с Томом поменяли в отчаянной гонке, чтобы вовремя успеть переправиться через пролив и поспеть в Брайтон.

Когда Том снова подошел к ним, чтобы взять на руки Софи, Антуан сказал:

– Прости меня за все, Том. Я не знал, что нечто подобное может случиться.

– Слава Богу, что мы подоспели вовремя! Но когда Эмма сказала, что Софи отправилась в одиночестве погулять по берегу моря, признаться, я испугался, что мы уже опоздали. – Том накинул на плечи Софи теплую куртку. – Сходи-ка принеси собаку, парень, конечно, она тяжелая, но, думаю, ты справится.

Как можно осторожнее Антуан взял раненого Барни, затем он бросил взгляд на тело, по-прежнему лежавшее там, где его бросил Том.

– А что мы будем делать с ним?

Поднимая Софи, Том ответил:

– Пришлю полисмена, чтобы негодяя арестовали за попытку убийства. Будущее Эмиля де Жюно уже решено. Он уже больше никогда не будет тебе угрожать, Антуан!

– Но посмотрите на него.

С Софи на руках Том повернулся к Эмилю и увидел, что начавшийся прилив уже полностью накрыл француза. Эмиль де Жюно утонул в нескольких вершках соленой воды.

ЭПИЛОГ

Как раз перед самым рождением двойняшек, Том купил сельский дом на окраине Брайтона. И как-то вернувшись одним теплым майским днем из своей конторы при ателье, Софи поняла, что, судя по стоящей в доме тишине, ее пятнадцатилетние Генри и Эдвард все еще играют где-то в крикет. Шел 1823 год.

Флер, ставшая настоящей красавицей, вышла замуж за сына Генриетты Александра и проживала в настоящее время в Голчестершире. Подобная партия порадовала всех, хотя Софи по-прежнему тосковала по своей милой дочурке. Гордившийся своими сыновьями Том всегда считал дочь своей любимицей.

Сняв перчатки, Софи прошла сквозь раскрытые стеклянные двери на веранду. Там она присела в плетеное кресло и остановила взгляд на пестревшем бабочками цветнике. Смешанный аромат цветов, казалось, был особенно стоек в этот послеобеденный час. Софи необходимо было о многом подумать. Утром она получила кондитерский заказ от своего постоянного заказчика и царствующего покровителя. Когда-то он был принцем Уэльским, затем стал регентом в омраченные безумием последние годы правления своего отца, а вот совсем недавно, он стал новым королем Британии ГЕОРГОМ ЧЕТВЕРТЫМ.

Необходимо было изготовить необыкновенную сахарную фантазию по случаю банкета в честь завершения реконструкции павильона, проводившейся несмотря на все драматические события, последовавшие после краткого Амьенского перемирия. Реконструкции не смогла помешать даже постоянная угроза вторжения со стороны Наполеона. Конец этой угрозы положил адмирал Нельсон, разгромивший при Трафальгаре французский флот. Работы продолжались и тогда, когда герцог Веллингтон окончательно разбил неприятеля под Ватерлоо.

Королевский Павильон, переименованный так два года назад после того, как Георг IV вступил на престол, являлся настоящим произведением искусства. Более всего он напоминал каменную иллюстрацию к сказкам 1000 и одной ночи. Одна лишь его линия крыши казалась со стороны чистейшей фантазией. Огромный центральный купол оттеняли купола поменьше, издалека напоминавшие башни минаретов. Крыши в китайском стиле и башенки, как в средневековых замках, – все это казалось столь прекрасным и изящным, будто бы весь этот дворец уже сам по себе был произведением кондитера. Окна и стеклянные двери обрамляли индийские арки с изысканным орнаментом. Лоджии, колоннады и открытые веранды добавляли особого очарования всему этому пространному строению, создавая какой-то необычный, волшебный, воздушный эффект, будто бы этот огромный роскошный дворец в любой момент мог сорваться со своего фундамента и уплыть в небеса.

Но не всем нравилась его архитектура. Один мудрец, посмотрев на купола, заявил, что, похоже, Собор Святого Павла перекочевал в Брайтон и ощенился. Прочие критиковали невероятную стоимость реконструкции дворца, впрочем, затраты на реализацию идей царственного владельца Королевского Павильона никогда не волновали их автора. Скупость была не свойственна Его Величеству Георгу IV.

И не одна Софи была удивлена тем, что ее короля-благодетеля, как и в прошлые годы, все еще продолжают критиковать. Конечно же, несколько лет тому назад все жалели принца, когда его дочь Шарлотта умерла во время родов после брака с принцем Леопольдом Кобурским. Скорби тогдашнего регента не было предела, однако общественное сочувствие быстро сошло на нет, хотя даже слуги знали, как печален стал с тех пор будущий монарх. Многих подданных привел в ярость тот факт, что Джордж не позволил принцессе присутствовать на церемонии своей коронации. Напрасно била она кулаками в дверь Вестминстерского аббатства, умоляя, чтобы ее впустили. К тому же излишняя расточительность и гедонизм принца были хуже кости в горле для тех, кто искренне был озабочен сохранением доброго имени монархии. Хотя пороки короля и нельзя было отрицать, Софи никому не позволяла критиковать Его Величество в ее присутствии. Она быстро напоминала недоброжелателям монарха, что лишь благодаря уму и эстетическому вкусу Джорджа в Виндзоре и прочих местах, являвшихся национальным культурным достоянием Англии, были осуществлены блестящие реставраторские работы. Кроме того, именно благодаря Георгу в национальной архитектуре произошли разительные перемены, благодаря созданному Его Величеством плану реконструкции, даже сам Лондон изменил свой облик. Здесь идеи Георга реализовал архитектор Джон Нэш. И именно благодаря им был разбит Риджен-Парк, отстроена великолепная Риджент-стрит, а все отвратительные ремесленные слободки снесены, уступив место чудесным террасам и широким проспектам. Питая особую любовь к садам, король не только придал особую красоту тем из них, что окружали Королевский Павильон, но и способствовал распространению парковой культуры по всей территории Англии. А те бесчисленные произведения искусства, которое он продолжал по сей день коллекционировать? Нет, что бы ни говорили, но король Георг IV, бесспорно, внес свой вклад во славу британской нации.

Когда Том вернулся домой, Софи все еще сидела под склонявшимся к закату солнцем. Опустившись в кресло рядом с ней, Том вытянул свои длинные ноги и взял супругу за руку.

– Софи, вернись на грешную землю, – попросил он жену, поскольку она довольно рассеянно отреагировала на его приветствие.

– Как много всего случилось с тех пор, как я впервые пришла устраиваться на работу в Морской Павильон.

– Согласен, ко всему прочему, ты вновь открыла кондитерскую ДЕЛЬКУР в Париже под патронажем первых лиц Франции, и теперь тебя повсюду окружает заслуженный успех.

Она улыбнулась.

Да, это действительно произошло в тот год, когда она наконец сдержала данное матери Антуана обещание и прибыла вместе с ним в шато де Жюно. Это случилось осенью 1815 года, ровно через двадцать два года после того, как она бежала вместе с мальчиком от кровавой революционной толпы.

Антуан был уже вполне подготовлен для исполнения своих прямых обязанностей, поупражнявшись в управлении королевским поместьем, дарованным ему милостью короля в бытность Его Величества еще принцем Уэльским. Предъявленные Антуаном права на шато де Жюно парижский магистрат посчитал бесспорными. По всей Франции собственность возвращали прежним владельцам после того, как Луи XVIII из дома Бурбонов, дядя некоронованного короля-мальчика, замученного революционерами в тюрьме, вернулся во Францию после поражения Наполеона.

Антуан не был одинок в своем шато. С собою на родину он привез прекрасную молодую жену Луизу, родившую ему мальчика. Супруга Антуана также, как и он, была чистокровной француженкой, хотя и родилась в Англии, так как родители ее эмигрировали из Франции, после прихода к власти Конвента. Когда данное графине обещание было исполнено, Софи пришло время возвратиться в Англию. Антуан крепко обнял ее на прощанье. Он было вновь собрался ее благодарить, но она, нежно коснувшись пальцами его губ, прошептала:

– Тсс… Забота о тебе, мой приемный сын, значительно обогатила мою жизнь.

– Приезжайте к нам с Томом почаще в гости. Думаю, и мы будем регулярно навещать вас в Брайтоне. Мне и Луизе не хотелось бы терять с вами связи.

– Как и всем нам, мой дорогой, – промолвила расчувствовавшаяся Софи, – Миссис Фицхерберт будет навещать вас во время своих визитов в Париж. Она по-прежнему любит и не забывает тебя, Антуан.

– Я никогда не забуду, что именно она предоставила мне убежище в час выпавших на нашу долю испытаний.

Антуан также не терял связи с Джеми, ставшим теперь главою Ист-Индской компании и ведущим отныне жизнь настоящего джентльмена.

Что до Мэри; Энн, девочки, удочеренной патером и матер, то ныне она жила в доме миссис Фицхерберт на правах любимой дочери, и надо сказать внешне девочка была точной копией Марии.

Однако Том прервал нить воспоминаний Софи.

– Ты уже решила, что за сахарная фантазия украсит королевский банкет?

– Да! – Софи наконец вернулась к реальности и тут же встала с кресла. Глаза ее возбужденно сверкали. – Тут даже и особо думать не надо. Я сделаю точную копию Королевского Павильона из самого лучшего в мире сахара!

Когда наступил день праздничного банкета, Софи отправилась в Королевский Павильон, надев вечерний туалет, хотя ей и предстояло провести время на дворцовой кухне. Она выбрала платье цвета лазури, с серебряным шитьем, с завышенной талией, как того требовала последняя мода. Поскольку она была гостьей короля еще во времена, когда он был принцем, этикет требовал, чтобы Софи вошла во дворец через парадный вход, до неузнаваемости измененный реконструкцией. Из выкрашенного в зеленый цвет холла Софи с удивлением увидела слепящий глаз шелк закатно-розовой гаммы и индийскую лазурь парадного коридора декорированного множеством предметов в китайском стиле. Были здесь и бумажные фонарики, и кивающие головами мандарины на золоченых пьедесталах. Створки дверей, идущих вдоль всего коридора, были распахнуты настежь, открывая вид на не менее прекрасные залы, у каждого из которых был свой цвет. Словно зачарованная, Софи смотрела по сторонам, однако сегодня этот коридор предназначался не для нее. Она пошла к скрытому за колоннами узкому проходу для слуг и вышла в новые кухни дворца. Именно сюда была доставлена заказанная Софи сахарная фантазия, которую тут же отнесли в холодную кладовку, оберегая от дышащих паром медных котлов и ароматов пищи. Слуги, которых она очень хорошо знала, были явно польщены тем восторгом, что высказала миссис Фоксхилл, обнаружив, что новая большая кухня имеет свой собственный необычный декор. Столбы, поддерживающие высокий потолок, были расписаны в виде стволов экзотических деревьев. Создавалось впечатление, будто кипучая работа известных кулинаров и подчиненных им поварят, происходит в каких-то джунглях. Король, находясь в веселом расположении духа, как-то отобедал здесь вечером в окружении только своих слуг, и тогда Софи подумала, что, вероятно, не случайно это помещение выглядит куда величественнее многих роскошных гостиных этого дворца. Софи обратила внимание на то, что меню предстоящего праздника было написано мелом на черной доске.

Пробежавшись взглядом профессионала по списку из девяноста семи различных блюд, заканчивающихся всевозможными фруктами и конфетами, которые будут подавать в золотых и хрустальных чашах.

В момент вноса в банкетный зал ее сахарной фантазии, обернувшись, Софи заметила, что лакеи, чьи ливреи поменялись с прежних красно-зеленых на ало-голубые в соответствии с цветами короля, спешно носили последние приборы к банкетному столу в ожидании скорого прибытия гостей. Софи последовала за ними, но на пороге банкетного зала замерла, пораженная открывшимся ее взору великолепием.

– Невероятно! – воскликнула она, всплеснув руками.

Несмотря на все виденное ее прежде в Королевском Павильоне, Софи не была готова к яркой, слепящей, прекрасной экзотике банкетного зала, который поражал глаз так, словно бы солнце, луна и все звезды на небе вспыхнули одновременно. Это было равносильно тому, как если бы простому смертному человеку войти в чудесную китайскую легенду. Живописными панно, украшавшими стены, карнизами, увешанными золотыми колокольчиками, позолоченными статуэтками, венчавшими пилястры, изукрашенные богатой резьбой, зал напоминал чудесное неземное видение. Венчала это великолепие, сразу же заставившая посмотреть вверх, огромная люстра, каскадом хрустальных бриллиантов ниспадавшая к банкетному столу. Матовые цветки лотоса несли в себе пламя свечей. Вся эта сложная конструкция покоилась на зеркальной звезде, подвешенной на серебряных цепях, зажатых в лапах крылатого дракона, летевшего под огромными листьями платана на фоне расписанного в виде бирюзового летнего потолка.

– Да у тебя в глазах звезды, Софи, – заметил проходивший мимо Ник.

Она рассмеялась, широко разведя руки.

– Нет больше в мире зала, который дарил бы людям столько радости!

Вернувшись на кухню, Софи подумала, как жаль, что сегодня вечером за столом не будет миссис Фицхерберт. Увы, после нескольких счастливых лет, прожитых ими со времен столь памятного примирения, принц вновь стал жертвою чар других женщин. Финал наступил однажды вечером, во время банкета в Карлтон-Хаусе по случаю назначения принца регентом, когда миссис Фицхерберт вместо того, чтобы находиться по правую руку от принца, была посажена в дальний угол в конце стола. Регент избегал смотреть ей в глаза и, храня достоинство, Мария покинула праздник, осознав, что между ними все же наступил окончательный разрыв. А значит, бедняжке так и не суждено было увидеть новых потрясающих интерьеров Королевского Павильона.

Атмосфера на кухне внезапно стала крайне наэлектризованной. Лакеи побежали занимать свои места. Уже была слышна музыка и, судя по всему, банкет должен был вот-вот начаться. Софи поспешила уйти с прохода, так как слуги уже побежали с накрытыми блюдами в сервировочную, находившуюся между кухней и банкетным залом. Именно с находившегося там стола, лакеи будут забирать многочисленные тарелки для каждой из нескольких смен блюд. Софи стала у стены, откуда ей было видно все, и никто при этом не рисковал споткнуться о ее ногу. Один раз шеф-повар протянул ей кусок тушеной индейки на вилке, а после первой смены блюд, ей дали тарелку оленины. Софи также достался бокал вина, к тому времени когда этот напиток уже лился рекой в банкетном зале.

Банкет уже продолжался в течение трех часов, когда на кухню быстрым шагом вошел королевский камердинер. Заметив Софи, он сразу же с ней поздоровался.

– Давненько мы с вами не виделись, миссис Фоксхилл, – не расслышав ее сказанного с улыбкой ответа из-за грохота медных сковородок, он скорчил смешную гримасу, – Здесь очень шумно, чтобы разговаривать. Давайте найдем более тихое место.

Они нашли удобную скамью в коридоре и обменялись семейными новостями. Затем, словно он думал о том же, что и Софи, камердинер заговорил о миссис Фицхерберт.

– Блестящая леди! – вздохнув, заметил он. – В течении всех этих лет, прежде чем Его Величество стал королем, она, как никто, утешала его и давала ему мудрые советы. И кроме того, постоянно следила за тем, чтобы он не пил слишком много и был более разборчив в еде. Она ухаживала за ним, если он был нездоров, и даже как-то раз спасла его от верной смерти, когда уже все доктора поставили на нем крест. Вы случайно не знаете, как она живет сейчас?

– Знаю, – ответила Софи. – Совсем недавно я гостила у нее, и смею вас заверить, она проводит дни в компании своих добрых знакомых. Мария по-прежнему гостеприимна и заботится о счастье и благополучии своих юных воспитанников. – Софи еле заметно покачала головой. – Я все еще не могу поверить, что такая любовь, какая была между ней и Его Величеством, умерла, не оставив следа. Я даже слышала, что во время случайных встреч, они ведут себя так, будто никогда не были знакомы, и стараются, чтобы их пути не пересекались.

На лице камердинера изобразилась нерешительность, словно он раздумывал, стоит ли ему открывать некоторую тайну миссис Фоксхилл. В конце концов, он не выдержал.

– Если я вам расскажу кое о чем, что не предназначено для посторонних ушей, будете ли вы постоянно хранить тайну? Учтите, я не говорил об этом даже собственной жене…

– Даю вам честное слово. За свою жизнь я сохранила немало чужих секретов.

Хотя, посмотрев по сторонам, камердинер и убедился, что в этот момент их никто не подслушивает, тем не менее, говорил он шепотом.

– Если вы помните, король ничего не выбрасывает, будто сюртук или старое письмо. Таков его обычай. Ящики его рабочего стола буквально завалены любовными записками и локонами особ, под чары которых, Его Величество попадал в продолжении своей жизни. Но поверьте, ни одна из этих женщин ничего для короля не значит. Однако день и ночь он носит медальон с портретом миссис Фицхерберт, написанный еще в те времена, когда он впервые с ней познакомился и сразу же влюбился. Так вот, мне совершенно случайно пришлось узнать, что король написал завещание, в котором, в частности, говорится, что в случае его смерти никто не смеет снять с него этот медальон. Он должен быть похоронен вместе с ним.

Софи была глубоко тронута услышанным от камердинера.

– Значит, память о ней до сих пор много для него значит. Я искренне благодарю вас за то, что вы мне только что рассказали.

Но прежде чем камердинер успел ей ответить, из открытой на кухню двери донесся крик:

– Пора нести сахарную фантазию.

Софи сразу же поспешила на кухню, чтобы самой руководить двумя лакеями, назначенными нести золоченый пьедестал со сладкой скульптурой. Прежде чем они тронулись с места, к Софи подбежал запыхавшийся Ник.

– Его Величество желает, чтобы вы также приняли участие во вносе сахарной фантазии в банкетный зал!

Софи была в ужасе. С тех пор как ее царствующий патрон навсегда расстался с миссис Фицхерберт, ни ее, ни Тома более не приглашали на светские приемы, хотя деловые отношения с королевским двором у фирмы Делькур по-прежнему процветали, к взаимной выгоде обеих сторон.

– Я готова, – сказала она символически взявшись за середину золоченого пьедестала и пройдя с лакеями через широко распахнутые двери в банкетный зал.

Ослепительный интерьер был особенно ярок благодаря обилию драгоценностей и золотого литья на одежде сидящих за столом гостей. Но этот блеск не шел ни в какое сравнение с сиянием ее сахарного творения, ибо Софи собственноручно позолотила всю хитрую орнаментальную вязь, украшавшую сладкий макет Королевского Павильона. Когда этот шедевр предстал во всем своем великолепии, раздались всеобщие аплодисменты. Как только Софи подняла голову после глубокого реверанса, она увидела, что Его Величество радуется, словно мальчик, при виде любимого Павильона, исполненного в сахаре. Всегда склонный к излишней чувствительности, король утер набежавшую было слезу. Хотя крайне несдержанный образ жизни и исказил прежде прекрасную внешность, король все еще хранил, присущую ему с юности царственную осанку, и его прежний шарм ничуть не уменьшился. К удивлению Софи, король встал из-за стола и поднял бокал за ее здоровье:

– Миссис Фоксхилл! Вы подарили мне бриллиант из бриллиантов! О, если бы ваш шедевр можно было бы сохранить навечно!

Все встали, чтобы присоединиться к королевскому тосту. Ошеломленная, Софи вновь сделала глубокий реверанс.

За окном дворца в этот миг разорвал тишину оглушительной канонадой сверкающий фейерверк, как бы подтверждая ее безусловный триумф.

Когда Софи выходила из дворца, у парадной ее ожидал Том. Ее лучащееся от счастья лицо сразу же подсказало ему, что все прошло хорошо. Одобрительно взглянув на Софи, он улыбнулся.

– Я думаю, что поздравлений хватало!

Взяв его под руку, она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы.

– О да, давай пройдем по берегу моря. Я обо всем расскажу тебе по пути. Я слишком возбуждена, чтобы вот так сразу пойти домой.

К тому времени когда они вошли в дюны, Софи уже закончила свой рассказ об увиденном во дворце и ожидавшем ее там триумфе. В небе по-прежнему взрывались залпы фейерверка, наполняя ночь каскадом разноцветных звезд, а с ближайших улиц по-прежнему долетал шум празднества. После того как они уже ушли довольно далеко, Софи остановила Тома, схватив его за локоть. Она смотрела на морской горизонт, точно также, как когда-то, находясь на французском берегу, вглядывалась в морскую даль, за которой была Англия, и думала о том, что сулит ей будущее.

Тогда она еще не знала, что увековечит имя своего отца, заново открыв кондитерскую ДЕЛЬКУР, которая вскоре затмит все остальные подобные заведения в Европе, удостоившись личного покровительства королей Англии и Франции. Не осознавала она тогда, что ее подсознательное желание обрести любовь будет исполнено случайно встретившимся на ее пути мужчиной. Внезапно Софи повернулась к Тому, и он тут же ее обнял. Сейчас он целовал ее за то, что уже было между ними и за то, чему еще суждено было случиться.

Примечания

1

Шато – название замка или поместья во Франции

2

Антаблемент – верхняя часть сооружения, обычно лежащая на колоннах, составной элемент архитектурного ордера.

3

Бат – город-курорт в Англии.

4

Шарль Буль – известный французский мастер художественной мебели.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28