И дохнул на фигуру. Но ничего не произошло. Бог растерялся. Неужели он допустил какую-то ошибку? Или чары на большие фигуры не действуют? Он снова на нее дохнул - гораздо сильнее. Ему показалось, что фигура пошевелилась. Тогда он набрал побольше воздуха в грудь и подул изо всех сил. Дыхание его было ураганом, торнадо.
Фигура только плотнее натянула шляпу на голову, скрестила сапоги, заложила ладони за шею и захрапела, удобно лежа в горсти Бога.
Бог рассердился. Он набрал в грудь еще больше воздуха, надул щеки и обрушил на фигуру дыхание, более могучее, чем ураган из ураганов, сокрушающее, как взрывная волна атомной бомбы!
Фигура осталась спокойно лежать, но сдвинула шляпу, чтобы поля не закрывали лица, и, глядя прямо в глаза Богу, рявкнула: "На кого это ты плюешься, а?"
Смех, которым была встречена эта история, мне польстил. Даже Чапарраль Хьюстон Хант ухмыльнулся и хлопнул себя по колену.
Прежде чем смех затих, я сказал громко, обращаясь ко всем, но подчеркнуто глядя на Ламара:
- Так было при Сотворении, и так, видимо, это остается в великой стране, простирающейся от Никарагуа до Северо-западной территории. Да, кстати о ней: надеюсь, завтра вы мне поможете отправиться в Амарильо-Кучильо?
- Как скажешь, Черепуша! - К моему удивлению, воскликнул это шериф Чейз. - Да, в твоей истории мы, техасцы, описаны словно живые!
- Проси, чего хочешь, Черепуша! - И опять-таки, к моему удивлению, поддержал шерифа главнокомандующий Хант. - Как насчет сегодня? Хотя нам очень не хочется с тобой расставаться. Конечно, мы можем организовать прощальный прием.
- Лучше всего - завтра, - ответил я, думая о Л а Кукараче. - А что до прощального приема, благодарю вас ото всей души. Мой экзоскелет неутомим, но мой внутренний скелет и его оболочка этим свойством не обладают. Мне необходимо провести ночь в тихом и спокойном одиночестве.
Я старался создать ситуацию, которая позволила бы мне тайком вернуться к кладбищу.
И тут же я сообразил, что времени у меня, собственно, очень мало. Солнце уже закатилось, и до восхода луны оставалось всего два часа. Для обитателя окололунного пространства определять время по фазам Земли стало чуть ли не врожденным инстинктом. Земля - наши часы с ежемесячным заводом.
- Ну, надеюсь, не совсем в одиночестве, сеньор Ла Крус… Ха-ха-ха! Немец, поставленный посреди Германии - очень смешно! - добродушно прогудел профессор Фаннинович. - Я рассчитываю провести ночь возле вас, изучая ваш великолепный экзоскелет и, быть может, экспериментируя…
- Сеньор Ла Крус проведет ночь, как ему будет угодно, - властно перебил губернатор Ламар. - Первый закон гостеприимства - это внимание к…
Он умолк, поднялся на ноги и повернулся к грингодвери. Остальные последовали его примеру. Мне, чтобы увидеть, не надо было поворачиваться, но я вскочил со всей доступной мне быстротой.
После высадки на Терре я трижды испытал великий подъем духа. Причиной первого была Ла Кукарача, причиной второго - марихуана, а третьего - стройная величественная девушка перед нами.
Нет-нет, я ни на секунду не забыл Ла Кукарачу и по-прежнему твердо намеревался встретиться с ней на восходе луны. Но теперь я смотрел на озаренную серебристыми отблесками облаков не менее победительную чаровницу.
Почти одного роста со мной, сложенная как Юнона, она тем не менее в сравнении с техасцами мужского пола выглядела тоненькой. На ней было греческое одеяние из бледно-серебристого шелка, которое оставляло обнаженным значительную часть алебастровых пле-чей и груди, ниспадая изящными складками до пола. Даже на сцене я никогда ничего подобного не видел - без помощи тяготения расположить складки с таким классическим совершенством попросту невозможно.
Ее лицо в эту минуту было серьезным, мистически-таинственным и все же кокетливо-манящим. Не Афродита, но юная Афина или Артемида. В одной бледной руке она держала свиток с серебряными шишечками.
Ее белокурые волосы были уложены в высокую прическу. Голубые глаза под полумесяцами бровей смотрели прямо в мои. Второй раз на Терре я отдал свое сердце - что, по словам моего отца, молодому человеку следует делать как можно чаще, при условии, что он не будет срывать репетиции, путать реплики или опаздывать на выход.
- Сеньор Кристофер Ла Крус, - сказал губернатор Ламар, - я хочу представить вам мою милую дочь, высокородную Рейчел-Вей-чел Ламар. Душка, ты заставила себя ждать.
- Ш-ш-ш, папочка! - ответила богиня, морща несравненный нос в лукавой усмешке. - Чтобы приветствовать нашего гостя достойным образом, мне пришлось надеть костюм Дианы - это римская богиня луны, папочка… и потратить несколько минут на приветственное стихотворение. Сейчас я его прочту, если все вы, поэтические мужчины, согласны.
И даже не взглянув, согласны ли они, она тут же встала в позу (безнадежно любительскую, как я был вынужден признать, но тем более восхитительную) и продекламировала школьно-поставленным голосом, который иногда переходил в писк, а также прерывался от необходимости вздохнуть в наиболее неподходящих местах (но как же это все пленяло сердце!):
Видимо, она успела рассмотреть меня раньше - может быть, из окна верхнего этажа, как старинная принцесса, запертая в своей светлице. Декламация продолжалась:
Мужчины вежливо зааплодировали, Эльмо - фортиссимо. Когда она направилась к центру сцены, пожалуй, слишком быстро и кокетливо для богини, но в самый раз для молодой девушки, я тотчас шагнул ей наперерез, завладел ее рукой и, склонившись, на миг прижал губы к нежным пальцам.
- Мисс Ламар, я ни разу не был столь потрясен с той минуты, когда в объятиях моей матери, изображавшей толпу, впервые услышал из уст моего отца монолог Марка-Антония.
Это была правда, хотя и не совсем. Потрясен я был несколько в ином смысле: черная тога отца перепугала меня до смерти.
- Да ну вас, льстец! - сказала богиня, хихикнув, и игриво оттолкнула меня так, что мои титановые пятки звякнули об пол. Внезапно ее глаза широко открылись.
Они раскрылись еще больше. - И вы тоже актер? Настоящий?
- О! - повел я плечами. - Ну там, Гамлет, Пер Гюнт, Орест, Сирано…
Мне показалось, что она готова пасть мне на грудь. Однако в конце концов только оглядела меня с ног до головы, засмеялась и сказала:
- Бьюсь об заклад, вы торчали из объятий вашей мамочки справа и слева.
- Вот именно, - признал я. - И еще она морщила нос, потому что я обмочился.
- Мы с коллегами, - произнес губернатор Ламар, - должны до ужина обсудить одно дело. Сеньор Л а Крус, думается, вам с моей дочуркой найдется, о чем пока поговорить. У вас, как будто, есть общие интересы.
Ламар Мирабо Буонапарте (1798-1859) первый вице-президент (1836-38) и второй президент (1838-41) Техаса, стихотворец, опьяненный историей, обаятельный газетный издатель из Джорджии, который прибыл в Техас со шпагой в руке, добрался до маленькой армии Сэма Хьюстона и стал одним из героев битвы при Сан-Хасинто 21 апреля 1836 года, командуя кавалерией. Будучи президентом, он вытеснил чероки и команчей из новорожденной нации (несмотря на то, что Хьюстон был кровным членом первого из этих племен), добился, что Техас был признан Англией, Францией, Нидерландами, а также германскими королевствами и княжествами, обеспечил ему победу в Свиной войне 1840 года, создал пиратский военный флот Техаса, отвел огромные земельные Площади под образовательные и культурные цели, обеспечил республику Единственной Звезды даже еще более огромными, гарантирующими кредит долгами, а также создал идею Большого Техаса, предвосхитив Великое общество Линдона Джонсона.
"Краткая история Техаса"
- Расскажите еще что-нибудь, капитан Череп. Но прежде я раскурю для вас марихуанку.
- Благодарю, принцесса. Однако, может быть, вы сами мне что-нибудь расскажете? Например, что такое ночные бабочки?
- Ну-у… толстые такие бабочки с мохнатыми усиками.
- А что такое… бабочки?
- Бабочки это… ну, два кусочка тюля или вышивки, которые порхают там и сям. И вы сами с минуту на минуту можете увидеть ночную бабочку. У нас есть даже лунные - названы в честь вашей родины. Нет, лучше продолжайте описывать космический театр. Это мне по-настоящему интересно.
- Повинуюсь, принцесса. Да, играть в трех измерениях в невесомости можно, лишь овладев особой актерской техникой, применимой в специфических условиях. Например, авансцена тянется во всех направлениях от центра подмостков. Необходимо научиться играть для всех секторов зрительного зала, вращаясь минимум в двух плоскостях, для чего требуется сюжетно оправданный или незаметный контакт с другими актерами на сцене. Для ухода со сцены надо оттолкнуться от другого актера или - что предпочтительнее - от нескольких, причем обязательно уравновешивающее появление на ней нового персонажа. Если, конечно, не пользоваться пневматическим пистолетом или лонжой из тонкой проволоки. Впрочем, мы избегаем механических приспособлений. В идеале трехмерный спектакль в невесомости - это драматический балет с диалогом. Представьте себе "Дон Жуан в аду" с парящими актерами или опять-таки монолог Антония, отделенного пестрой сферой римской толпы от заметно большей сферы зрителей.
- Как это завлекательно! Наш здешний театрик выглядит в сравнении совсем заземленным, хотя папочка упорно швыряет миллионы на освещение, всевозможные эффекты и декорации. Иногда даже чересчур. Мы хотели поставить "Наш городок" по авторским ремаркам, но папочка не успокоился, пока не построил для нас настоящий город, где самый маленький домишко был величиной с Малый Трианон. Мы, актеры, буквально терялись среди этих пряничных небоскребов. И мне пришлось удариться в слезы семнадцать раз, прежде чем он отказался от своего намерения снабдить нас в "На волоске от гибели" практичным двигающимся ледником в натуральную величину.
- Когда, принцесса, мы последний раз ставили "Наш городок", то обошлись шестью кухонными табуретами, которые позаимствовали из Циркумлунского музея домашней утвари землян. Они, естественно, парили, как и я сейчас мысленно парю.
- Ах, сплюньте! Мне следовало бы сообразить. Но продолжайте, прошу вас, капитан Череп.
Наши "общие интересы" действительно сблизили высокородную Рейчел-Вейчел и меня, причем менее чем за десять минут. А "принцессой" и "капитаном Черепом" мы стали, потому что я рисовался ей сэром Фрэнсисом Дрейком, который докладывает о неведомых тихоокеанских землях юной королеве Елизавете. Мы сидели бок о бок в прелестных сумерках на большом ложе, обращенном к темному горизонту и таинственным усеченным конусам. И мы были совсем одни. Моя собеседница прогнала всех мексиканских слуг, едва ее отец удалился.
Я все еще твердо намеревался отправиться на свидание с Ла Ку-карачей - в конце-то концов, из них двоих она казалась более земной и доступной - но в настоящий момент я продвигал мою левую руку по спинке ложа за кремовыми плечами Рейчел-Вейчел и иногда скашивал глаза на ее восхитительное фронтальное декольте.
- Среди старых авторов, - продолжал я, - в нашем репертуаре наиболее часто фигурируют Ибсен, Бергман (мы театрализуем его фильмы), Шоу, Уичерли, Мольер, Еврипид, Горький, Чехов, Брехт, Шекспир, естественно, и…
- Ш-ш! Я просто зеленею от зависти! Наша труппа все время пытается ставить серьезные пьесы. Такие, как "Макбет", "Столпы общества", "Боги молний", "В ожидании Лефти", "Манхэттенский проект", "Фриско после радиактивного заражения", "Хижина дяди Тома", "Нетерпимость" - пусть-ка папочка потратит свои сотни миллионов на театрализацию "Нетерпимости"! Но, вы, конечно, догадываетесь, папочка вечно требует возобновления "Оклахомы!", естественно, переименовав ее в "Техасину!" и заменив Канзас-Сити на Корпус-Кристи или Техаскану - ив пяти случаях из шести он добивается своего. Но тем не менее не позволяет мне играть Эдо Энни, "девушку, не умеющую сказать "нет". Приходится отдавать эту роль какой-нибудь мексиканской шлюшке на котурнах.
Придвинув руку чуть-чуть ближе, я заметил:
- Ваш отец показался мне очень учтивым и покладистым джентльменом.
- Покладистым? Ха! Видели бы вы его, когда… Повернувшись при этих словах, она внезапно откинулась на мою маневрирующую руку, но тут же, вскрикнув, наклонилась вперед и быстро сказала:
- О-о! Ваш скелет, капитан Череп, ужасно холодный. Неужели вы не можете его снять на Земле хотя бы совсем ненадолго?
- К моему величайшему сожалению, нет, - ответил я. - Без него я в буквальном смысле этого слова не мог бы шевельнуть ни рукой, ни ногой. Или даже повернуть голову. И любое падение, тем более без экзоскелетной защиты, почти неминуемо означало бы серьезный перелом костей или повреждение черепа. Я только сейчас начинаю понимать, что при росте в восемь футов и выше падать в поле тяготения приходится гораздо с большей высоты, чем…
- Мне этого можно не объяснять. Во мне самой восемь футов два дюйма, и о переломах и трещинах я знаю все. Ну, позволить вам переломаться мы, конечно, не можем! Ведь вы, космовики, слишком драгоценны, а потому… - Она вздохнула. - …мне придется терпеть холод. - И она откинулась на мою руку прежде, чем я успел бы ее отдернуть, будь у меня такое намерение.
Рейчел повернула ко мне лицо - под облаком серебристых волос ее глаза были как два темных озера изумления, таящие мерцание звезд.
- Чего не сделаешь ради Техаса! Это шутка, - добавила она.
- Продолжайте, капитан Череп.
- Но есть столько всего, что вы могли бы рассказать мне! Столько всего, что я хотел бы узнать о вас, - возразил я, словно машинально опустив свободную руку так, что мои пальцы как бы нечаянно коснулись ее колена. Она не отодвинула ноги, и я продолжал: - Я знаю, вы пишете стихи. Быть может, вы сочиняете и пьесы?
- Да, в потайном ящике моего бельевого комода лежит парочка давних рукописей, - небрежно призналась она. - Только ни в коем случае не проговоритесь про них папочке. Одна называется "Хьюстон в огне", а другая - "Буря над Эль Пасо".
- Еще я догадываюсь, что вас назвали в честь поэта, - добавил я. - В честь Вейчела Линдсея.
- Как вы образованны и догадливы, капитан Череп! Вот уж не думала, что хоть кто-нибудь на земле - не говоря уж о небе - еще помнит "Китайского соловья" или "Капитана Бута".
- Рейчел-Вейчел, - сказал я, наклоняясь над ней, - первым большим поэтическим произведением, которое меня научил декламировать отец, было "Конго". То есть после "Лепанто" Честертона.
- Продекламируйте "Лепанто"! - приказала принцесса, но не успел я произнести "Каскады пенные…", как она меня остановила.
- Нет, не надо. Папочка и его команда сейчас явятся, а это стихотворение слишком длинно, как оно меня ни восхищает. Дайте подумать…
- Рейчел-Вейчел,- сказал я, а мои свободные пальцы легко пробежались по серебристому шелку, облегавшему ее бедро, - одна особенность этого пейзажа ставит меня в тупик - все эти конические башни.
- А! - нетерпеливо отмахнулась она. - Бывшие нефтяные вышки. Дед по сентиментальности пожелал сохранить их, но бабушка сочла вышки неэстетичными и потребовала, чтобы он накрыл их этими пеньюарными маячками - название придумала я. Пеньюары, вы, наверное, знаете, набрасывали, чтобы предохранить платье от пудры во время причесывания. Я бы предпочла ничем не прикрытую вышку
- все-таки честнее.
- А эти две - побольше и поновее? - продолжал я. По-моему, придвигаясь к женщине, тактичнее говорить на посторонние темы. К тому же любопытство у меня действует на всех уровнях од- повременно, так что с пробуждением сексуального срабатывают и все остальные. - Две нефтяные вышки посолиднее?
- Я и сама не знаю, что это такое, - ответила Рейчел с сердцем.
- Когда их строили полгода назад, я спросила у папочки, но он отделался обычной нотацией: дескать, женщинам неприлично интересоваться наукой и техникой, их сфера - культура и религия. Раза два я попыталась подъехать к ним, но меня заворачивали назад. - Внезапно она выпрямилась (но прижала ладонью мою руку, которая добралась до ее талии), и в голосе ее зазвучал исступленный гнев, готовый перейти в рыдания. - Ах, капитан Череп! Вы представить себе не можете, как папочка меня душит, пряча под всей этой липкой учтивостью и рыцарственностью железную удавку патриархального Техаса! Мне кланяются, встают, когда я вхожу, отдают дань благоговения моей женственности, а я расплачиваюсь за это тем, что для меня под запретом буквально все, кроме глупых стишков и возобновления таких шедевров, как "Оклахома!", "Детки в Стране Игрушек" и "Волшебник Страны Оз" с техасской Дороти вместо канзасской. Честное слово, бывают дни, когда я руки готова на себя наложить! - Завершив эту вспышку, принцесса вновь хлопнулась на мою левую руку, на этот раз прикрыв ее своей правой, чтобы помешать ей отдернуться (отдернулась бы она, как же!), и откинула на нее прелестную, одетую серебряным туманом голову, чтобы еще успешнее чаровать меня темными озерами изумления.
- Ну, расскажите же мне еще что-нибудь, - обольстительно шепнула Рейчел. - Расскажите про особенности сценического искусства в Мешке. - Она слегка вздохнула (то есть настолько слегка, насколько это возможно для молодой женщины восьми футов роста) и добавила грустно: - Наверное, все вы тамошние актеры - звезды вроде тех, которые сияют сейчас над нами!
- Ну, что вы, принцесса, - ответил я (моя левая рука принялась чуть-чуть поглаживать ее обнаженное плечо, а правая возобновила свои странствования на цыпочках). - Наше положение более сходно с положением актеров шекспировских времен - или позднее, в пуританской Северной Европе и Америке до наступления двадцатого века с его обожествлением скоморохов всех жанров. Наше положение ничуть не лучше положения бродячих трупп - и даже хуже, потому/ что из-за вакуума снаружи нам некуда отправиться бродить, когда дела особенно плохи. Наши сограждане-мешковцы никаким почетом нас не окружают, а ученые, инженеры и техники Циркумлуны время от времени обрушивают на нас поношения и угрозы. Но ведь хлеб наш насущный зависит от того, будут ли они и дальше покупать балеты на наши спектакли. В этом смысле мы напоминаем актеров эпохи Ренессанса, зависевших от покровительства того или иного знатного патрона. Наш патрон - это филистерское общество Циркумлуны. Либо мы угождаем ему, либо умираем с голоду - и первое столь же трудно, сколь второе легко.
- Ренессанс! Именно то слово, которое я искала, чтобы охарактеризовать вас! - перебила Рейчел. - Вы удивительно похожи на одного из этих высоких, худых, мрачных испанских грандов. Несравненных дуэлянтов, что носят огромные плащи и шляпы с черными перьями. Вы случайно не умеете драться на шпагах и пистолетах?
- Среди моих скромных талантов я в первую очередь числю эти, - ответил я, поборов соблазн поразить ее, наглядно продемонстрировав мое умение. Это прервало бы наш путь к нежным ласкам, и я смирил тщеславие.
- Ну, конечно, вы же актер! - сказала она. - Однако вы говорили про длинноволосых, для кого ставите свои спектакли.
- Ах да, про ученых! Видите ли, принцесса, сто с лишним лет они в эстетическом смысле были - и остаются - пуританами. Им крайне необходим катарсис, который они обретают благодаря нашим спектаклям - от самой высокой трагедии до самой низкой комедии. Но среди них всегда находятся такие, чьи бурные, еще не обретшие катарсиса желания маскируются под высокую научную совесть, и они требуют обуздать нас или вообще изгнать. Они обвиняют нас в страшнейшей сексуальной распущенности, воровстве, политической и социальной безответственности, развращении молодежи и личной неопрятности - в том, например, что мы не стерилизуем наши ночные отходы, прежде чем вернуть их в экологический цикл, - короче говоря, во всем, в чем только ни обвиняли актеров с тех пор, как Эго, Первый Пещерный Экстроверт, не сплясал перед вечерним костром для честной публики.
- Извините, капитан, но ваша левая ручная экзокость врезается мне в шею, - перебила Рейчел-Вейчел. - Да, так гораздо лучше. Скажите, вы относите меня к молодежи? То есть в Смысле развращения? Нет-нет, продолжайте… и рассказывать тоже.
- В настоящий момент наибольшим влиянием на циркумлунцев пользуется пуританская фракция, включающая несколько больший процент носителей русского наследия, чем лиц американо-западноевропейского происхождения. В связи с отменой Интердикта они требуют, чтобы не только нас, актеров, но и всех мешковцев, которые не заняты частично выполнением технической работы для длинноволосых, депортировали на Землю. Подавляющее большинство циркумлунцев этого не хочет - ведь мы для них почти единственный источник развлечения и выпускания паров, - но, будучи до последнего мужчины (и женщины!) респектабельными технократами, они не решаются возражать вслух весьма голосистому суперпуританскому меньшинству. Естественно, нам остается лишь один выход: откупиться от властей предержащих циркумлунной валютой - то есть пополнением фондов для приобретения у Терры отсутствующих на луне элементов и материалов. И я приехал на Землю, Рейчел-Вейчел, чтобы приобрести валюту, которая оградит от депортации всех мешковцев и, в частности, персонал и реквизит Сферического театра Ла Круса.
Я почувствовал, как она взволнованно задрожала под моими пальцами.
- Вы будете
гастролировать
здесь, чтобы собрать необходимые суммы?.. Нет, не переставайте: вам же надо поддерживать репутацию страшнейшей сексуальной распущенности, а мне - поступать наперекор папочке. Но если так, то почему бы вам не начать гастроли в Далласском Малом театре в "Смерть берет отпуск" в заглавной роли? Я сумею это провернуть, а денег у папочки сверх головы.
- Увы, принцесса, врачи заверили меня, что даже в экзоскелете и часто подолгу отдыхая, я могу пробыть на Терре, не претерпев необратимых физиологических повреждений, одну неделю, с натяжкой две, но уже рискуя. Они подчеркивали, что мне особенно противопоказано… - Я оборвал фразу вместе с мыслью, которая ее подсказала. Среди видов деятельности, особенно мне противопоказанных по утверждению врачей, была и та, которой я занимался в эту минуту, и мне не хотелось внезапно усомниться в том, что мои психосоматические нужды мне известны лучше, чем врачам. Во всяком случае, не сейчас, когда я уже нахожусь на борту первобытнейшей из ракет, и отсчет времени начат. А потому я удовольствовался тем, что сказал:
- Нет, принцесса, здесь я ни в каких спектаклях участвовать не намерен.
Она не возобновила эту тему и как будто не заметила моей оборванной фразы. От сгущающегося мрака, а, может быть, и от моих тонких манипуляций глаза Рейчел стали больше, исполнились сияния. Ее голос порывисто вибрировал.
- Знаешь, Черепуша, я, кажется, в тебя влюбляюсь. Еще в детстве меня вдруг охватывало отчаяние, и я мечтала, что ко мне в облике темного рыцаря явится Смерть и унесет меня. Я заиграла до дыр три пленки с шубертовской пьесой "Смерть и дева". И вот теперь ты здесь. Ты совсем как Смерть в "Седьмой печати" и ведешь меня в грезовом танце - то есть если бы Макс фон Сюдов играл не Рыцаря, а именно Смерть. Послушай, Черепуша… нет-нет, не останавливайся… А как же ты раздобудешь здесь деньги для спасения своего театра? Я бы тебе дала, если бы папочка не скряжничал, чуть речь заходит о моих карманных расходах.
- Открою тебе тайну, Рейчел-Вейчел, - сказал я несколько осевшим басом, потому что она просунула три пальца между моими экзоребрами и трепетно водила ими по моей груди. Какого черта! Я и так наговорил ей куда больше, чем собирался, так почему бы и не прирезать свинью до конца, как выразился бы Эльмо. - До того, как мой дед улетел из Испанского Гарлема, он купил у впавшего в нищету старателя-алеута заявку на разработку ископаемых вблизи Йеллоунайфа в Канаде… то есть Амарильо-Кучильо в Северном Техасе. Считалось, что заявка эта - пустышка, но алеут, купивший ее у индейцев племени кри, подробно исследовал район и обнаружил, что именно там находится Пропавший Уранинитовый Шурф Чокнутого Русского, и он нанес на карту точное местоположение. Мой отец бережно хранил заявку и карту, как тайный козырь, чтобы в час нужды вернуть благосостояние роду Л а Крус. Пока продолжался Интердикт, Они были бесполезны, но теперь, когда он снят, а для нас и всего Мешка настали тяжелые времена, отец послал меня сюда продать заявку или предъявить права на прибыли, если за этот срок кто-то еще отыскал шурф и начал противозаконную разработку.
- О! Папочка у тебя, Черепуша, наверное, самый последний… мечтатель, - томно прошептала Рейчел-Вейчел. - Нет, я знаю, что у тебя все получится, - поспешила она добавить, и темное изумление в ее глазах достигло предела. - Поцелуй меня, Черепуша.
Осторожно наклонив голову так, чтобы не прикоснуться к ее лицу ни титановыми пластинами щек, ни подбородочной скобой, я прижал свои губы к ее губам. Ее пальцы заскользили по моей спине между титановой позвоночной балочкой и решеткой экзоребер. Некоторое время мы, постанывая, целовались. Затем она отодвинулась с более громким стоном, в котором мне почудился шепот:
- Приди, Возлюбленная Смерть… - А затем голосом средней бодрости она спросила: - Надеюсь, ты не оставил заявку и карту в своих вещах? Папочка наверняка перерыл их, прорентгенил и прошпионил.
- Но, конечно же, ваш отец так честен, щепетилен и благороден, что…
- Да, уж он самый бонтонный тюремщик во всем Техасе. А то зачем бы мне понадобились потайные ящики в моих бельевых комодах? Если он увидел, что здесь… Знаешь, Черепуша, мы ведь должны выглядеть очень эффектно: греческую богиню изысканно соблазняет романтичный черно-серебряный скелет - совокупление богомола с майским жуком. Именно такая мизансцена, какие папочка строжайше запрещает вводить в наши спектакли, щепетильный старый Кромвель! А где ты спрятал заявку и карту, Черепуша? Наде-юсь,ты не забыл их на небесах?
- Я храню их на себе, принцесса.
- Чудненько, - прошептала она, нежно поглаживая это хранилище. - Скажи, Черепуша, как тебе показалась нынешняя мексиканская ситуация? Я спрашиваю серьезно… Нет-нет, это тоже продолжай! Ответь честно.
- Надеюсь, тебя это не оскорбит, Рейчел, но детское, словно бы добровольное раболепствование ваших испано-американцев… испанских техасцев, хотел я сказать, мне кажется гнусным. А эти кибернетические ошейники - мерзость!
- Интересно! - выдохнула принцесса. - А твое отношение к революции? Нет, продолжай!
Должен признаться, что ее быстрые неожиданные вопросы несколько выбивали меня из ритма, точно короткие прямые левой, пусть они и точно соответствовали моей философии одновременного удовлетворения любопытства на всех уровнях. Но я собрался с силами и продолжал - на обоих уровнях.
- Революции в Циркумлуне и в Мешке? Нет. Если не считать пуританских загибов, длинноволосые слишком для этого умны. Кроме того, мы абсолютно взаимозависимы, а все выигрышные карты и так в руках длинноволосых. Здесь у вас? Не знаю. Судя по моим первым впечатлениям, рассчитывать на революцию, устроенную мексиканцами, можно не больше, чем на бунт младенцев. Эмоционально я сторонник революций. Мои любимые роли - Кассий, доктор Штокман в ибсеновском "Враг народа", Дантон, лорд Байрон, Ленин, Сэм Адаме, Фидель Кастро, Джон Браун и Хо Ши Мин.
- Я просто вижу тебя Кассием! "А Кассий тощ, в глазах голодный блеск" - Цезарь словно тебя описывал. Ты хочешь пожрать малютку Рейчел? Станцевать с ней Вальс Смерти? Обещаешь? Или ты все-таки Хо? В чем-то ты схож со зловещим азиатом приключенческих романов: "Берегись, Америка! У тебя есть напалм и атомные бомбы, но у меня есть мои черные скорпионы, мои гигантские сороконожки, мои пауки с алмазными глазами - они прячутся во мраке и вдруг прыгают!" Ух! Или, может быть, я сумею создать драму вокруг легендарного героя мексов, их Эль Скелето? В его роли ты будешь великолепен! Но папочка… Послушай, милый, у меня просто фетишизм развивается… этот твой скелет… Не мог бы ты вылезти из него хотя бы на минутку? Вдруг ты недооцениваешь свои естественные силы? Моим смешным холмикам твои руки кажутся такими могучими!
Признаюсь, я был расстроган до глубины души. Почему-то теперь я обрел способность яснее разглядеть мою восхитительную восьмифутовую бледную богиню в ее художественно смятом одеянии. Она купалась в таинственном серебряном свете, и мной овладела полная бесшабашность.
- Послушай, радость моя, - зашептал я, - если мы будем осторожны…
Не знаю, что произошло бы в следующее мгновение… Вернее, я прекрасно знаю, что произошло бы в следующее мгновение, и какой катастрофой было лишиться его, - а вернее, насладиться им, - но в любом случае Рейчел-Вейчел оттолкнула меня, предостерегающе шепнув:
- Идут!
Тут я услышал приближающиеся шаги у нас за спиной, нервно разгладил мешкостюм и заставил себя дышать ровнее. Секунду спустя ее одеяние и серебристые волосы были в полном порядке, она протягивала мне марихуанку, говоря невозмутимо:
- Прошу вас, сеньор Ла Крус. "Нарко-идеал" из Чиуауа. Папочка любит повторять, что чистый табак не для настоящих мужчин.
С некоторым трудом затягиваясь смолистым дымом, я поглядел на горизонт и только тут сообразил, что "таинственный серебряный свет" лила на нас луна, восходящая за черным силуэтом одного из пеньюарных маячков. Словно в тумане я сообразил - и сердце у меня тревожно сжалось, - что не только лишился сладостной минуты с Рейчел-Вейчел, но уже опаздываю на свидание с Ла Кукарачей.
Ярко вспыхнули фонари патио. Следуя примеру Рейчел-Вейчел, я неторопливо встал и небрежно повернулся - правда, несколько испортив эффект, потому что лязгнул экзолоктем о тазовый пояс. Сквозь грингодверь как раз входили губернатор Ламар и прочие четыре шишки - все с довольно мрачными лицами, а также Эльмо, который выглядел встревоженным.
