Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кто умирает?

ModernLib.Net / Эзотерика / Левин Стивен / Кто умирает? - Чтение (стр. 3)
Автор: Левин Стивен
Жанры: Эзотерика,
Религия,
Философия

 

 


В один прекрасный день наступает мгновение, когда вы выходите из себя, но тут же осознаете и принимаете свой гнев. Тогда вы открываетесь гневу для исследования: «Что значит быть сердитым? Что чувствует при этом тело? Что делает при этом ум?» Снова сев в кресло и закрыв глаза, мы начинаем двигаться в сторону того, что закрывает сердце, вместо того чтобы удаляться от него и позволять ему механически препятствовать нашему более полному переживанию настоящего. Изучая гнев, страх, сомнение или сознание своей вины, мы начинаем видеть безличностность того, что раньше нам казалось несомненным «я». Мы видим, что в уме есть еще один ум. Гнев, страх и угрызения совести – все эти состояния обладают собственной личностью, собственной энергией. И мы замечаем, что не «я» желает причинить вред другим, а состояние сознания, именуемое злостью, по своей природе агрессивно и поэтому нередко желает унизить и даже уничтожить свой объект. Затаив дыхание, мы следим за выдуманными разговорами и дискуссиями в уме, за поединками теней, с которыми раньше мы отождествлялись. Так мы начинаем понемногу избавляться от страданий.

Постепенно мы перестаем привязываться к состояниям сознания, которые заслоняют от нас мудрость сердца. В отношениях между людьми снова появляются любовь и доверие. Все, что раньше вынуждало нас замыкаться в уме, – наши сомнения, опасения и претензии, которые, словно сторожевые псы, предупреждали нас об опасности, – становится для нас напоминанием о невыносимости жизни без любви, способствует открытию себя жизни, а не удалению от нее. Мы видим, как наш страх перед неконтролируемыми проявлениями ума и отождествление себя с ними делает нашу жизнь мелочной. Мы начинаем понемногу отпускать все, что возникает в сознании. Мы просто прекращаем рассуждать и позволяем уму быть открытым, начинаем видеть нескончаемый процесс возникновения и растворения ума. Признавая непостоянство каждой своей мысли, каждого своего чувства, каждого мгновения жизни, мы приходим к видению, что нет ничего, к чему можно было бы привязаться и чтобы счастье при этом никогда не кончалось. Нет места, куда бы мы могли стать и сказать: «Вот кто я такой». Все вокруг – постоянно меняющееся течение, в котором в каждое мгновение рождается и умирает тот, кем мы себя считаем. Все, что мы могли бы назвать бытием, кажется мимолетным и по своей сути лишенным неизменных качеств. В нем нет личности, в нем есть один только развивающийся процесс. Тот, кем мы себя считаем, представляет собой всего лишь облако в небе. А осознание, которое озаряет этот процесс, видится просто как свет. Мы понемногу отходим от отождествления с умом как с «я» и становимся чистым светом осознания, неизреченностью бытия.

Тело умирает, а ум постоянно меняется. Однако каким-то непонятным образом за всем этим ощущается присутствие того, что называют бессмертием, вечностью, таковым, каково оно есть.

Сполна родиться означает прикоснуться к этому бессмертию. Пережить, хотя бы на мгновение, пространственность, которая простирается за пределами рождения и смерти. Войти в таинственный и парадоксальный мир без оружия, а только с любовью и осознанием.

ГЛАВА 3

«И ТЫ ТОЖЕ БУДЬ ГОТОВ»

Не забывай, мой друг, здесь проходя:

Таким, как ты, когда-то был и я.

Каков сейчас мой вид, таков же будет твой.

Готовь себя последовать за мной.

Слова на надгробии в Эшби, Массачусетс

Мой знакомый, занимавшийся некоторое время медитацией, встретился с мастером дзэн, роси, который недавно прибыл в эту страну, и попросил разрешения изучать дзэн под его руководством. На что роси ответил:

– Ты готов умереть?

– Я пришел к вам не умирать. Я пришел изучать дзэн, – сказал мой друг, смущенно покачивая головой.

– Если ты не желаешь умереть, ты не готов отпустить жизнь. Иди и возвращайся, когда будешь готов сразу же войти во все без исключения.

Если мы не открыты всему, что происходит, если мы закрыты для какой-то возможности, для какого-то события, спектр наших ощущений сужается, чтобы исключить то, что мы считаем неприемлемым. Неприемлемым оказывается то, что не согласуется с фантазиями нашего надуманного «я», с его представлением о незыблемом постоянстве. Мы многое исключаем, а большую часть событий видим будто в сумерках или в полудреме.

Американские индейцы разработали необычную технику подготовки к смерти. Они вырабатывали открытость по отношению к смерти с помощью песни смерти. По достижении зрелого возраста каждый человек совершал ритуал перехода, который предполагал пребывание в течение нескольких дней в пустыне, где нужно было, молясь и соблюдая пост, открываться неизвестному и получить напутствие в дальнейшую жизнь. Они часто переживали видение целостности, из которого спонтанно возникает спасительная песня смерти – средство поддержания контакта с Великим Духом в случае опасности или беспокойства. Другие получали свою песню смерти во сне или от деда. Или, возможно, они узнавали ее, воображая себя умирающим животным, которое подстрелили на охоте. Это была мгновенная техника центрирования для того, чтобы даже в крайне неблагоприятных условиях оставлять сердце открытым, а ум ясным. Когда человек начинал падать с лошади, встречался с опасным животным, лежал в горячке или отравлялся пищей, песня смерти сразу же возникала у него в уме. Она была частью его самого, частью, которая всегда под рукой в трудную минуту. Она помогала установить контакт с неизвестным, со смертью.

Вообразите себе, что вам довелось раз сто воспользоваться песней смерти, и вот однажды, когда вы сидите под большим валуном, вас кусает змея. Вы чувствуете, как яд распространяется по вашему телу, и рядом нет никого, кто бы мог вам помочь, когда вы начнете постепенно утрачивать способность двигаться. Но вы не беспомощны. У вас есть могучее средство: перед вами открыт путь, ведущий из каждого мгновения в смерть. Сделав эту технику частью своей жизни, многие коренные индейцы умерли в великой ясности. Они практиковали технику, которая объединяла жизнь и смерть, давала простор видению и позволяла выйти за пределы известного.

В хасидской традиции – которая представляет собой мистическое ответвление ортодоксального иудаизма – есть учение, позволяющее быть готовым ко всему, что мгновение предлагает нам. Последователи этого учения верят, что они родились для одного уникального события, которое должно случиться в ходе их жизни. Но вы не можете знать, когда оно случится. Вам нужно всегда быть начеку, чтобы не сплоховать, когда наступит время испытания. Испытание будет окном в не-знание, проблеском чистого бытия. Вы не можете избежать ни одного мгновения своей жизни и поэтому развиваете в себе открытость по отношению к неизвестному, так чтобы всегда быть готовым, когда оно случится.

В этом не-знании вы всегда присутствуете. Ведь когда вы позволяете себе не-знать, вы становитесь очень бдительными. Вы теперь похожи на охотника, который не знает, что ждет его в следующее мгновение. Он не стремится ни к чему. Он есть олицетворение покоя в движении. Он – открытое пространство, в котором все движется. Охотник больше не является существительным. Он становится глаголом. Он есть акт наблюдения.

Такого рода присутствие в жизни является идеальным приготовлением к смерти. Оно подразумевает открытость ко всему происходящему, без исключения. Ведь если все хорошо, кроме смерти, тогда вы в конце концов замечаете, что все хорошо, кроме смерти и чувства утраты. Затем вы обнаружите, что все хорошо, кроме смерти, чувства утраты и черствой булочки. А затем все будет хорошо, кроме смерти, чувства утраты, черствой булочки и прихода водопроводчика. Ограничение круга приемлемого сужает защитную клетку, в которой мы суетливо живем большую часть своей жизни. Сужение происходит до тех пор, пока «безопасность» не начинает означать, что никто, кроме нас, не входит в нашу клетку. Мы оказываемся в полной изоляции. Никто-больше не стучится в нашу дверь.

Индуистская традиция дает другой пример подобного присутствия в жизни-смерти. Эта традиция учит, что умереть с именем Бога на устах означает сознательно вернуться к источнику бытия. При этом вы можете в одно мгновение отбросить все свои концептуальные представления о мире и объединиться с миром в его первозданном облике. Махатма Ганди был убит, когда рано утром вышел в сад. К нему подошел мужчина и выстрелил ему прямо в сердце. Падая, Ганди произнес слово «Рам». Рам – одно из имен Бога в индуистской традиции. Миллионы индийцев сосредоточивают свои жизни на Боге с тем, чтобы быть способными умереть с его именем в сердце и в мыслях. Я видел, как умирают со словами «Пресвятая Богородица». Смерть таких людей есть мягкое вхождение во всеобъемлющий свет. Но много ли людей так тесно связаны с самым сокровенным в себе, что даже смерть не может смутить их? Для этого не обязательно ждать смерти. Для этого нужно посмотреть на себя прямо сейчас. Чтобы начать готовиться к смерти, нет другого мгновения, кроме настоящего.

Здесь следует также отметить, что слово «Бог» разные люди могут использовать по-разному. Я использую слово «Бог» за неимением лучшего слова для обозначения всей целостности жизни, основополагающей реальности. Природа, Дао, Дхарма или просто истина – все эти слова в равной мере могли бы использоваться с этой целью, но ни одно из них не выражает невыразимого. Для многих «Иисус» – это не историческая личность, а слово, описывающее качество совершенной души, а «Будда» – не принц древней Индии, а обозначение кристально чистого сознания.

Иногда я слышу, как люди говорят: «Не беспокойся! Когда придет время, я проделаю все необходимые медитации». Желаю удачи! Однако, когда придет время, у вас может уже не быть энергии, которая есть у вас сейчас. Возможно, вам будет трудно сосредоточиться. Страх может сковать сердце. Вообразите себе, что вы должны медитировать рядом с двумя огромными динамиками, разрывающимися от самой отвратительной какофонии, которую вы когда-либо слышали. Хотя это слишком упрощенная аналогия, она дает отдаленное представление о том, как сильно может мешать нестерпимая боль и страх смерти.

Если вам придется умирать в сильных страданиях, как вы сможете подготовиться к тому, чтобы оставить свой ум легким и открытым? Или быть со всем, что предлагает вам мгновение? Что вы сможете сделать, чтобы сохранить спокойное расположение духа, чтобы не лишить себя этой драгоценной возможности, чтобы не отгородиться каким-нибудь представлением или идеей о происходящем? Чтобы открыться для переживания таковости, живой истины, следующего неизвестного мгновения?

Ваш банковский счет и безупречная репутация не готовят вас к смерти, равно как не поможет вам в этом ваш модный гардероб и ваша сообразительность. Что вы делаете в жизни, чтобы быть готовым к смерти?

Все, что готовит к смерти, способствует улучшению качества жизни. Близость к Богу у Ганди, песня смерти у индейцев, хасидская открытость неизвестному – все это помогает жить более богатой, более радостной жизнью.

Глен Муллинс пишет, что один тибетский монах, чувствуя приближение смерти, обратился к Далай-Ламе за наставлением. Далаи-Лама написал ему:

«Когда приходит время пронести свои пожитки через врата смерти, человек обнаруживает, что не может взять с собой ни родственников, ни друзей, ни слуг, ни имущества. Привязанный ум – ум животного. Отрешись от привязанности.

Каким бы сильным ни было удовольствие, которое человек получает, потакая иллюзиям, рано или поздно он должен будет страдать, кружиться в колесе неведения, без всякого убежища. Откажись от желаний.

Бесчисленные люди нашего мира, в том числе и родители, которые заботливо воспитали тебя, – все они ищут только счастья. Отрешись от стремления к счастью.

Все явленное твоим чувствам пусто по своей природе. Однако, оставаясь среди обманчивых и иллюзорных образов, ты продолжаешь стремиться к истине. Откажись от надуманных ограничений.

Когда близится момент смерти, изгони из своего ума искажения, страх и предрассудки. Оставь иллюзорные надежды и опасения… Когда тонкие энергии тела начинают растворяться, возникает тонкое видение смерти. Осознай его как ясный свет и ни на миг не покидай его».

Чтобы почувствовать, как трудно может быть «ни на миг не покидать его», обратите внимание на то, как трудно бывает, даже будучи здоровым и исполненным сил, оставаться в настоящем; как легко наша укоренившаяся привычка рассуждать и бояться ввергает внимание в круговорот смятения и попыток установить контроль.

Насколько труднее будет сосредоточиться, когда будет изнывать от боли ваша поджелудочная железа? Или когда рак костей не даст вам возможности найти удобное положение тела, и вам будет казаться, что вы лежите на раскаленных углях?

Как трудно может быть не забывать песню смерти или чувство любви и принятия среди общего волнения или в окружении обеспокоенных родственников?

Я был со многими людьми, когда они находились при смерти, и видел, какая великая ясность и открытость требуется для того, чтобы любовно справляться со смятением ума и тела. Чтобы оставаться вместе со страхом, который возникает без приглашений. Или оставаться столь открытым, чтобы при появлении страха сказать: «Что ж, это просто страх». Однако пространственное осознание не подвержено страху, потому что отдельное «я» не существует, и поэтому страху не к чему прицепиться.

Очевидно, для подготовки к смерти может быть полезной практика открытости по отношению к тому, что неприятно, практика принятия и отпускания раздраженности и страха, предоставления им свободы. Если вы выпишете в один список свои ограничения и привязанности, он даст очень полную картину вашей личности. Если вы и впредь будете считать эту личность своим подлинным естеством, вы будете усиливать свой страх смерти; это будет воображаемая боязнь потерять воображаемую индивидуальность.

Если вы составите список всей своей собственности и предпочтений, всего, что считаете своим, этот список обозначит расстояние между вами и живой истиной. Ведь в нем перечислены места вашей привязанности. Они приковывают к себе ваше внимание, и вы не можете смотреть дальше. Вместо того чтобы видеть контекст, в котором протекает ваша жизнь, вы привязываетесь к этой жизни как к единственной реальности. В этом смысл духовной близорукости. Именно эта близорукость не позволяет нам выйти за пределы своей мелодрамы, отпустить свое страдание.

Будда говорил, что удача приходит и уходит со взмахом хвоста лошади. Что вы сделали для полного открытия своей внутренней жизни, после которого, что бы ни случилось, оно будет лишь содействовать дальнейшему открытию? Ведь открывание себя жизни – нескончаемый процесс. Чем больше вы открываетесь ей, тем меньше смерть кажется вам врагом. Когда вы начинаете использовать смерть для углубления жизни, тогда все становится таковым, каково оно есть в это самое мгновение, и вы получаете возможность жить по-настоящему.

Тогда начинается исследование вопроса «Кто умирает?». И первый ваш ответ такой: «Именно я умираю». Затем он видоизменяется до «Ладно, если умираю именно я, то что такое это я?». Вас удивляет состояние, в котором это «я» не относится полностью ни к мыслеобразам, ни к звукам, ни к каким другим переживаниям. И вы спрашиваете: «Может, я есть этот мимолетный поток впечатлений? Но ведь у меня есть имя, лицо, репутация». Затем вы видите, что «У меня есть имя» представляет собой еще одну мимолетную мысль, облачко, проплывающее по безграничным просторам сознания. Через мгновение ум думает уже о чем-то другом. Вы замечаете, что «я» – это всего лишь идея. Где ваше «я», когда вы о нем не думаете?

Фактически, наблюдая за своими мыслями, интереснее всего видеть, что все они стары. Мышление основывается на памяти. Уберите память, вашу шкатулку с представлениями и символическими кодами для представления реальности, и тогда, идя по тропинке, вы осознаете только себя, идущего по тропинке. Когда вы смотрите, есть только то, что вы видите. Вы чувствуете то, что вы чувствуете. Вы переживаете все непосредственно. Вы переживаете нечто, и на это нечто больше не падает тень «кого-то» идущего, видящего, чувствующего.

Если бы случилось так, что, войдя в комнату, вы внезапно утратили бы всю память, вы нашли бы «новую прелесть» в каждом ранее знакомом объекте. Вы собственными глазами увидели бы его сияющую реальность. Ушло бы все известное вам, вы не знали бы ничего, все приобрело бы новую жизнь. Каждое мгновение вы видели бы чудо.

Именно наше «знакомство» с вещами не дает нам возможности видеть, каковы они есть. Вместо этого у нас появляются представления о них. Когда наше осознание фокусируется в настоящем, мы переживаем таковость окружающих нас вещей. При этом мы видим дерево и переживаем не «дерево», а живую, пульсирующую реальность, не искаженную мыслями и прошлыми предпочтениями. Мы встречаем каждую вещь, и при этом образ этой вещи не заслоняет от нас ее реальности. И тогда мы начинаем видеть, какую малую долю жизни мы обычно переживаем. Мы понимаем, что встречаем смерть так же, как и жизнь, – через образ, который не дает нам прикоснуться к ее реальности.

Несколько лет назад я жил в заповеднике на юге Аризоны, где находится крупный перевалочный пункт 125 видов перелетных птиц. Это самое южное место, где можно встретить пернатых из Арктики, и самое северное место, куда долетают птицы из Южной Америки. Это был живописный оазис, мандала ярких красок, разноголосого пения и полета. Когда я прибыл в заповедник, я знал о птицах очень мало. Моей основной работой было показывать заповедник опытным орнитологам, ведь я знал, где лучше остановиться, как избежать укуса ядовитой змеи и других опасных ситуаций. Когда я ходил по заповеднику с орнитологами, они говорили: «Ух ты, это же красная мухоловка!» или «Смотри, это канадский болотный сокол!». И я стал замечать, что, гуляя в лесу, я вижу «красную мухоловку», а не алую, порхающую реальность. Я вижу «болотного сокола», а не то, что есть. Я понял, как ум превращает себя в объекты, как он называет их и тем самым лишает прелести новую встречу с ними. Как ум отгораживает нас от переливающейся таковости вещей.

Именно эта склонность обусловленного ума заменять реальность идеями и образами не дает нам лицом к лицу встретиться с жизнью. Мы продаем реальность за отбрасываемые ею тени.

Таким образом мы видим, что все наши знания и мысли о смерти в действительности ничего нам не говорят. У нас есть идея о выходе из тела и идея о Великой небесной мармеладной стране, врата которой всегда открыты для нас. Правда это или нет – в данном случае не важно, поскольку, что бы это ни было, это всего лишь идея. Когда мы заменяем представлениями живую истину мгновения, мы живем во мраке и заблуждении. Даже идея о том, что «тело умирает, а сознание существует вечно», – это еще одно облако в небесах сознания. Но если наши переживания состоят из идей о вещах, а не из самих вещей, как мы можем оставаться открытыми в отношении реальности, которую мы не в состоянии себе вообразить? Что случается, когда жизнь вступает в конфликт с тем, что, как мы убеждены, абсолютно «реально»? Мы практически не видим сказочности жизни, поскольку, когда что-то не соответствует нашим представлениям о нем, мы не можем оставаться открытым к нему в своем уме и сердце. Поскольку такого несоответствия «не может быть», неугодное переживание быстро рационализируется и отбрасывается как нереальное.

Как можно оставаться открытым тому, чего «не может быть»? Что, если вы, например, умрете, а Иисус посмотрит на вас и скажет:

«А я на самом деле атеист!»? Что вы будете делать, когда все окажется совсем не таким, каким вы его себе воображали? Все это ожидания. Если вы читаете эти слова с надеждой на то, чтобы найти здесь простой рецепт, как нужно жить и умирать, тогда вам покажутся бессмысленными слова о том, что прежде всего необходимо работать над собой.

Если вы приходите в китайский ресторан, который, по вашему мнению, является лучшим в городе, а он оказывается немецким рестораном, вы с таким же успехом можете подумать о пище вместо того, чтобы ее съесть. Дело в том, что ожидание усиливает туннельное видение. Вы можете видеть только через те отверстия в своей клетке, через которые смотрите. Как вы можете оставаться открытыми к восклицанию: «Да это же бифштекс с перцем!»?

Принимая во внимание, что у нас есть столько возможностей открыться неожиданному и нежелательному, может показаться странным, что мы настолько неподготовлены к смерти. Каждый раз, когда мы чувствуем себя плохо, каждый раз, когда мы болеем гриппом, когда дают о себе знать камни в почках или боль в пояснице, мы получаем еще одно доказательство того, что рано или поздно какая-то боль или болезнь начнется и не кончится до тех пор, пока мы не покинем тело. Мы можем использовать каждую такую ситуацию как прекрасную возможность для практики песни смерти или для практики близости к Богу, как это делал Ганди. Нам снова и снова напоминают о том, насколько неустойчивый процесс мы собой представляем. У нас постоянно появляются возможности практиковать отпускание этой застойности, настраиваться на длящийся процесс и чувствовать пространственность, в которой все имеет место.

Зачем ждать до тех пор, пока боль станет столь невыносимой, что мы не сможем как следует сосредоточиться? Почему бы не использовать каждое мгновение болезни, каждую простуду, каждую травму как напоминание, что нужно отпустить себя, открыться происходящему?

Когда приходит время страдания или болезней, я вижу, что у меня есть возможность открыться, не держаться ни за что и не стремиться ни к чему, не противодействовать, не усиливать нежелательные влияния. Когда я открываюсь болезни как учителю, у меня нет больше необходимости отождествлять себя со «страждущим», с «жертвой обстоятельств». Остается только то, что есть. И когда я открываюсь ему, я вижу, как это может быть прекрасным приготовлением к тому, что может последовать дальше, шагом к дальнейшему отпусканию. Это показывает мне, как я привязан к своему представлению, что жизнь каким-то образом должна продолжаться. Тогда обычная болезнь или случайное попадание молотком по пальцу становятся приготовлением к невозможному, к умиранию, к жизни в каждое следующее неизвестное мгновение.

Ачаан Чаа показал небольшой зазор между большим и указательным пальцами и сказал: «Все, что вам нужно понять, это вот столечко, одно это мгновение». Если вы можете открыто войти в текущее мгновение, тогда вы скорее всего будете присутствовать в следующем. Если в это следующее мгновение вы будете умирать, вы будете открыты ему тоже. Вы можете подготовиться только в том случае, когда вы открываетесь настоящему. Если вы полиостью пребываете здесь и сейчас, вы сможете полностью быть тогда и там.

В своих произведениях Карлос Кастанеда описал свой процесс обучения у дона Хуана. В каждой книге снова и снова повторяются сцены, в которых учитель пытается что-то донести до него. Однако рациональный ум Кастанеды каждый раз изобретает новые идеи о том, какова должна быть жизнь. Дон Хуан использует любые уловки, включая все, что пробуждает в Кастанеде страх перед неизвестным, чтобы вернуть внимание Кастанеды к текущему мгновению жизни. Он выталкивает Кастанеду за пределы ума: «Человек знания выбирает путь сердца и следует ему… Он знает, что жизнь закончится уже очень скоро… Его знание проистекает из видения, что нет более важного и менее важного. Другими словами, у человека знания нет ни чести, ни достоинства, ни родословной, ни родины. У него есть только его жизнь».

Кто из нас настолько близок к истине, чтобы жить без чести, без достоинства? Кто доверяет этому мгновению настолько полно, чтобы не нуждаться в привлечении моральных установок? Ведь человек знает, что несет в себе квинтэссенцию самой морали. Он знает, что представляет собой сияющее осознание, в свете которого он видит жизнь. Кто настолько доверяет свету своей изначальной природы, чтобы позволить себе правильно реагировать на все, что предлагает нам мгновение?

Человеку при смерти сказали, что вот-вот может случиться то, что полностью изменит его положение. Возможно, он скоро начнет выздоравливать. Ожидая результатов анализов, которые должны были показать, умрет ли он через несколько недель или же выздоровеет, он сказал своей жене: «Знаешь, независимо от того, умру я или нет, ясно, что мне предстоит выполнить одну и ту же работу».

Речь идет о том, чтобы войти в мгновение, полностью раствориться в нем; чтобы проживать свою жизнь от мгновения к мгновению, терпеливо созерцая все ощущаемое, видимое, слышимое. Однако при этом не использовать свой аналитический ум для того, чтобы понять, как переживаемое соотносится с нашим представлением о себе и о мире, а внимательно и без напряжения исследовать свои переживания, увлеченно наблюдать, как они возникают в сознании.

Чаще именно страдания, а не радость вынуждают людей начать открываться своей жизни. Страдания часто обозначают пределы территории воображаемого «я», «безопасное место» имиджа, вне которого мы чувствуем себя неуютно, потому что ничто здесь не поддается нашему контролю. Это наша грань, наше сопротивление жизни, место, в котором ум ищет укрытия. Наша грань – это фундамент, к которому кренится решетка нашей клетки. Игра на грани означает готовность выйти в неизвестное. Эта игра дает возможность попасть туда, где возможен подлинный рост. Когда вы приближаетесь к своей грани, вы приближаетесь к истине. Когда вы начинаете играть на ней, вы оказываетесь за пределами безопасной территории. Страх свидетельствует о близости истины, и мы преодолеваем сопротивление и начинаем выяснять, что здесь реально и кто на самом деле стремится к ложной безопасности. Мы видим, что наше страдание возникает, когда мы отворачиваемся от неизвестного и возвращаемся к воображаемому. Именно играя на этой грани, мы выходим за пределы страха смерти и за пределы идеи о том, что «кто-то» умирает. Именно здесь мы входим в полноту бытия, в бессмертие.

Если вы каждое утро будете некоторое время сидеть в спокойном расположении духа, вы начнете видеть свою грань. Вы увидите место, которое то и дело начинает ворчать и комментировать все, что появляется в сознании. Если вы внимательно понаблюдаете за своими отношениями с женой или мужем, с детьми, начальником или родителями, вы обязательно начнете видеть эту грань. Именно привязанность к ней заслоняет от нас смерть, делает ее слишком реальной и важной, а не просто еще одним выходом в неизвестное.

Однажды я получил подтверждение того, как сильно различаются грани у разных людей. Я был в составе группы, которая путешествовала по Национальному парку «Джошуа» в Южной Калифорнии. Один раз мы решили взобраться на остроконечную скалу. Из более чем двух десятков людей, которые начали карабкаться по камням, некоторые остановились, едва поднявшись на высоту тридцати метров. Некоторые не пошли дальше семидесяти метров, хотя были и те, кто упорно продолжал восхождение. На высоте в сто двадцать метров был уступ и на нем осталось еще несколько человек. Большинство достигли того уровня, на котором страх не давал им пойти дальше, однако нашлось несколько смельчаков, которые, преодолевая страх, на четвереньках поползли выше. Казалось, что их наклоненные вниз головы словно заглядывают за грань. И вот на остроконечной вершине появилось несколько человек, которые танцевали, кричали и размахивали руками. Интересно отметить, что те, кто поднялись до высоты тридцать метров, возможно, дальше заглянули за свою грань, нежели те, кто, не боясь падения в пропасть, прошли весь путь к вершине, ведь вполне возможно, что они так и не затронули свою грань.

Наши грани различаются и постоянно меняются, как и все остальное во вселенной. Мы замечаем, что свойства и вместимость нашей клетки могут меняться. Мы приближаемся к своей грани с состраданием. Каждый шаг за ее пределы мы делаем медленно и внимательно. Каждый шаг здесь делается с любовью. Мы не прилагаем никаких усилий, подходя к грани, а просто медленно преодолеваем свои надуманные ограничения и постепенно выходим вовне, в свободное пространство непривязанности.

Недавно мне позвонила знакомая женщина, которая долгое время была проституткой и наркоманкой, привязанной к героину. Она вела такую жизнь в течение двенадцати лет, пока два года назад ее лучший друг не умер у нее на руках, приняв смертельную дозу героина. Она сказала, что после этого просто не могла больше скрываться от себя. Ее страдания были такими сильными, что она решила отказаться от своего образа жизни и оставаться на грани, чтобы понять, чего она стоит. Она переехала из центра Сан-Франциско в пригород и, устроившись на работу в большом офисе, начала, как кто-то выразился, «разбирать себя, косточка за косточкой», не оставляя ничего вне сферы своего внимания.

Но эта настойчивость, которая появляется как компенсация после многих лет побега от себя, может привести к развитию некоторых эгоистических качеств. Поняв это, она начала относиться к ним как к своей грани, она начала работать с ними, чтобы отпустить их.

Она была столь самоотверженна, потому что в ее жизни было очень много страданий. Она пришла к состоянию, в котором больше не желала заглушать страдание временными удовольствиями, и поэтому смогла уйти глубоко, чтобы понять, кто и почему страдает. Она сказала, что попала в ситуацию, из которой не было выхода, кроме обращения внутрь.

Таким образом неожиданное и нежелательное приводит нас на грань наших страданий. Однако мы начинаем исследовать, что заставляет нас страдать и принимать защитную позу. Мы приходим к страху, сомнению и гневу, но вместо того, чтобы отстраниться от них, входим в них. Часто мы обнаруживаем, что не знаем, что такое гнев, вина или страх. Мы обычно отодвигаем эти эмоции прочь и поддаемся их воздействию, мало осознавая, что в действительности происходит. Мы не знаем, что представляют собой эти проявления сознания, потому что, оказавшись на грани, мы предпочли полноценной жизни слепое безрассудство. Мы пришли к выводу, что эти проявления не могут быть присущи нашему воображаемому «я». И вот мы начинаем защищать этот мираж независимости и степенности вместо того, чтобы использовать страдание, это проявление привязанности, для пребывания на грани, для выхода за пределы клетки. Мы откладываем свою жизнь подобно тому, как мы откладываем смерть.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22