Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Бандагал (сборник)

      — Вы Перио Валенти?
      — Да. А вы адвокат Барленги?
      — Вы не ошиблись. Ну что ж, войдем?
      Адвокат говорил отрывисто и громко.
      — Прошу прощения. Но, видите ли, я пришел раньше и, чтобы убить время, решил пройтись по улице.
      — Не стоит извиняться, дорогой Валенти, я и сам немного запоздал. Вы заказали столик?
      — Нет, я думал, что в ресторане будет мало народу. Знаете, карточная система…
      Повелительным жестом подозвав официанта, адвокат снисходительно усмехнулся.
      — Друг мой, рестораны никогда еще не были так переполнены, как сейчас. Есть свободный столик? — обратился он к официанту.
      Они сели в глубине зала возле окна-витрины, выходившего прямо на улицу.
      — Сейчас множество людей не скупится на расходы, — продолжал адвокат. — Я имею в виду тех, кто получил вызов. У них нет других забот, кроме как провести последние два-три месяца в бурном веселье.
      Перио осмотрелся — все столы были заняты, и у каждого суетился официант в белом фраке. Адвокат Барленги развернул салфетку и заправил ее за ворот рубашки, предварительно ослабив галстук.
      — Девяносто процентов сидящих здесь — вызванные на сборный пункт. Для ресторанов, кино, варьете наступили золотые времена. Иной раз я даже завидую вызванным.
      Он взял меню.
      — Сами будете заказывать?
      — Нет, нет, выбирайте вы по своему вкусу, — ответил Перио. У него пропал аппетит, больше того — к горлу подступила тошнота. Он налил в бокал минеральной воды и залпом осушил его.
      — Превосходно! — воскликнул темпераментный адвокат. — Знаете, что сегодня в меню? Египетская царица в саркофаге.
      Перио неопределенно кивнул головой.
      — Вы любите цариц? — спросил адвокат и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А на первое я бы взял лапшу в масле.
      — Очень хорошо, — сказал Перио.
      — Официант, две порции лапши в масле, но чтобы она (тут Барленги прищелкнул пальцами) таяла во рту.
      — Не беспокойтесь, синьор, увидите, она вам понравится, — сказал официант. Он изящно поклонился и отправился выполнять заказ.
      — Ну, а теперь поговорим о более серьезных вещах.
      — Не лучше ли будет обсудить наше дело за чашкой кофе?
      — Нет, я привык обсуждать дела за едой. Это повышает аппетит. Надеюсь, вы не возражаете?
      — Нет, конечно, конечно.
      Адвокат Барленги пытался соорудить прочный домик из трех зубочисток.
      — Надо думать, ответ Оскара был для вас неблагоприятным?
      — Абсолютно неблагоприятным; так по крайней мере сказал майор.
      — Да, положеньице не из легких, — со вздохом сказал адвокат. — Если б в вашем личном деле была хоть малейшая зацепка, я бы изыскал предлог, чтобы отсрочить вызов года на два. А там мы бы еще посмотрели. Представляете себе, совсем недавно я выиграл, казалось бы, совсем безнадежное дело. В документах моего клиента было сказано, что он посещал лекции одного известного орнитолога. Так вот, я выдал за орнитолога самого клиента. А ведь он не в состоянии отличить орла от вороны.
      Адвокат захохотал так громко, что непрочный домик из зубочисток тут же рухнул.
      — Что бы вы мне посоветовали? — спросил Перио, когда официант принес лапшу в масле.
      — Разберем все по порядку, — ответил адвокат, вонзая вилку в тонкую белую лапшу. — М-м-м… Пальчики оближешь. Очевидно, вам, дорогой друг, известно о спорах, возникших при обсуждении закона? Увы, теперь правительства почти всех стран пришли к соглашению, и нам, адвокатам, становится все труднее прибегать к юридическим уловкам. Остается, правда, испытание. — Лапша на тарелке Барленги исчезла буквально в мгновение ока. — С законом, друг мой, шутки плохи. Однако и в последнем законе есть уязвимое место. Видпта ли, разрабатывали его политики, а трактуют и применяют военные. Ну, как известно, они ладят между собой, как кошка с собакой. Мы этим пользуемся и нередко добиваемся благоприятных результатов. Но в деле непременно должна быть какая-нибудь зацепка. Вам тоже заказать супругу фараона в саркофаге?
      — Что-то нет аппетита.
      — Ничего, появится, как только вы отведаете фараоншу. Знаете, мне довелось быть членом комиссии по выработке проекта закона. Любопытно, что закон утвердили единогласно. Иного выхода, увы, не было. Население планеты росло столь стремительно, что не помогла и принудительная эмиграция в труднодоступные районы Латинской Америки. А индекс рождаемости должен оставаться постоянным — иначе не хватит рабочих рук для всемирных оросительных работ.
      Официант принес глиняный горшочек.
      — Превосходный обычай — открывать египетскую царицу прямо за столиком, — заметил адвокат. — Такое впечатление, словно присутствуешь при вскрытии подлинного древнего саркофага. И разве не любопытно посмотреть, как обнажают супругу фараона? — Он громко расхохотался над собственной овтротой.
      Официант осторожно вынул из глинянего горшочка что-то завернутое в промасленную бумагу. Барленги продолжил свою мысль:
      — Тогда-то и было решено устранять всех, кто уже не в состоянии выполнять научную или физическую работу, либо «поставлять» новорожденных.
      Официант вонзил нож в грудь «супруги фараона» и разрезал ее на две половины.
      — И вот полгода назад начали вызывать всех, кому исполнилось шестьдесят.
      Перио съел кусочек. Нежное мясо буквально таяло во рту. Он отпил из рюмки ликера.
      — Синьор адвокат, вы говорили, что в любом законе можно отыскать уязвимый пункт. Скажите, а в моем случае, учитывая отрицательный ответ непогрешимого Оскара, остается какая-нибудь надежда? Только откровенно, без недомолвок.
      Адвокат Барленги положил обглоданную кость на тарелку и провел ладонью по густым, растрепавшимся волосам.
      — Мне бы не хотелось вас чрезмерно обнадеживать. Профессиональный долг повелевает нам говорить клиентам только правду. Вам не остается ничего другого, кроме испытания.
      — Я уже слышал об этом, но что вы сами думаете по поводу этого таинственного испытания? — Перио рискнул задать еще вопрос, пользуясь тем, что адвокат на какойто момент отвлекся от еды.
      — Все зависит от вас. Я могу вам помочь в оформлении соответствующих документов и в быстром выполнении всех бюрократических формальностей. Скажите, — он наклонился к самому лицу Перио, придерживая правой рукой салфетку, — вы в последнее время были близки с женщиной?
      Перио заколебался.
      — Надеюсь, меня вы не станете стесняться? — настаивал адвокат.
      — Да, с месяц назад.
      — И каков был результат?
      — Обычный.
      — Чудесно!
      Адвокат снова откинулся на спинку стула.
      — Синьор Валенти, вы спасены. Видите ли, испытание состоит в том, чтобы доказать вашу способность производить потомство, будущую рабочую силу, которая призвана спасти человечество.
      Он залпом осушил бокал вина.
      — Вам повезло, необычайно повезло. Закажем еще одну?
      — Супругу фараона?
      — О нет. Бутылку ликера.
      — Да, да, конечно.
      — Ручаюсь, все пройдет как нельзя лучше. Вам надо лишь подготовиться надлежащим образом. Я имею в виду физическую подготовку. О документах и прочем я сам позабочусь. Знаете, вам нужно почаще бывать в ресторанах и заказывать мясные блюда. Ваше здоровье.

ИСПЫТАНИЕ

      Парк провинциальной больницы, после того как его наряду с другими общественными парками превратили в огород, совершенно изменил свой облик. Издалека он показался Перио таким же зеленым и тенистым, как и прежде. У входа росли плакучая ива и дуб, но едва он миновал ворота, как ему сразу бросилось в глаза, что на месте красивых клумб и живописных кустов раскинулись грядки с цветной капустой, белые мясистые головки которой чуть покачивались на ветру. Дальше, возле хирургического корпуса, зелень была гуще, вероятно, там посеяли овес. Лишь у лестницы по-прежнему стояли две пальмы в кадках.
      — Вам предварительно следует пройти медицинский осмотр, — сказал дежурный врач. — Поднимитесь на второй этаж.
      В кабинете на втором этаже Перио осмотрели с ног до головы, взяли кровь на анализ, а затем вновь послали на первый этаж.
      — Что теперь?
      — Подождите результатов.
      Вскоре принесли анализы — никаких болезней у него не обнаружили.
      — Следуйте за мной, синьор.
      Медицинская сестра первой вошла в лифт. Они поднялись на последний этаж, пересекли длинный коридор с множеством дверей и наконец добрались до маленького безлюдного зала ожиданий. Медсестра села за столик и попросила Перио сесть рядом. Она отодвинула на край стола стопку журналов и вынула из кармана блокнот.
      — Простите, ваши документы.
      Перио протянул ей удостоверение личности.
      — Долго еще придется ждать?
      — Не могу знать, синьор.
      Он попытался завоевать расположение женщины, одарив ее любезной улыбкой. Однако улыбка получилась вымученной, похожей скорее на гримасу.
      — Как все это делается? Словом… — он замялся, подбирая слова. — Что я должен делать и чем это кончалось у других?
      — К сожалению, синьор, мне ничего, об этом не известно. В мою обязанность входит проверка документов. Вам надо подождать здесь вызова.
      Она встала и ушла, ни разу не обернувшись.
      Перио стал прохаживаться по залу, посмотрел в окно на огород, который отсюда, с высоты, казался зеленым парком, снова сел за столик и принялся перелистывать журналы. Тут можно было найти все наиболее распространенные журналы Европы и несколько вчерашних газет. Почти в каждом журнале были опубликованы яркие цветные фотографии грандиозных ирригационных работ и статьи знаменитых ученых, полные самых оптимистических прогнозов. Ни одна из газет не писала о вызове стариков. Лишь в последнем номере французского еженедельника вскользь упоминалось о том, что новые мероприятия в мировом масштабе следует считать временными. Но, возможно, речь шла о принудительной эмиграции в Латинскую Америку, о введении рационов на продовольствие либо о каких-нибудь других аналогичных постановлениях.
      Перио заглянул в юмористический журнал, но карикатуры показались ему удивительно глупыми. Он вновь поднялся и приник ухом к закрытой двери на противоположной от входа стороне. Оттуда не доносилось ни звука, и Перио отважился заглянуть в замочную скважину, но не увидел ничего, кроме бокса со стеклянными полками, в котором обычно хранят медикаменты и ^шприцы. Затем он проверил часы — ровно четыре. Он завел часы и стал прохаживаться взад и вперед. Шаги в коридоре заставили его вздрогнуть. Сам не понимая почему, он поспешно сел за столик и притворился, будто читает журнал.
      — Добрый день.
      — Добрый день, синьора.
      Перио встал.
      — Пройдите, пожалуйста.
      Мужчина и женщина в белых халатах провели его в соседнюю комнату.
      — Садитесь. У вас есть результаты анализов и медицинская карта?
      — Вот…
      — Отлично. Распишитесь здесь внизу. Это заявление о том, что вы принимаете на себя полную ответственность за все последствия, которые могут возникнуть при испытания, в случае…
      — Но ведь если что-либо случится, потом я…
      Врач не дал ему договорить.
      — Нас интересует непосредственно само испытание.
      Перио неразборчиво расписался внизу и снова положил руки на колени.
      — Стоящая рядом со мной синьора — медицинская сестра данного отделения. Она высококвалифицированный работник и поможет вам наилучшим образом. Можете полностью ей довериться.
      Женщина, до сих пор не проронившая ни слова, обратилась к Перио.
      — Прошу вас, следуйте за мной.
      Они прошли в смежную комнату, и сестра опустила портьеру, оставив дверь открытой. Стены комнаты были облицованы белым кафелем, посредине стояла кровать, очень похожая на больничную койку, с той лишь разницей, что была чуть ниже и шире. У входа возвышалась вешалка, полузакрытая ширмой, а в глубине можно было различить душ и ванную, занавешенные прозрачным пластиком.
      — Разденьтесь и примите душ.
      Перио скрылся за занавеской и стал медленно раздеваться. У него дрожали руки, и он подумал, что надо бы установить дружеский контакт с этой женщиной.
      А она проверяла, достаточно ли теплая вода в душе.
      — Сколько женщин в вашем отделении? — спросил он громко, пытаясь заглушить шум воды.
      — Восемнадцать медицинских сестер и две ассистентки, — ответила женщина, расстелив на кровати полотенца.
      Перио сглотнул слюну.
      — И все такие же симпатичные?
      — В общем да, это одно из непременных условий для работы в отделении.
      Темноволосая, довольно крупная, она и в самом деле была привлекательной.
      — Душ готов?
      — Да.
      Перио быстро забрался в ванну под теплую струю. Он хорошенько намылился, затем крепко протер руки и грудь мочалкой и подождал, когда стекут последние капли воды, после чего выглянул из-за занавески — посмотреть, где лежит полотенце. Чтобы взять его, нужно было пройти мимо медицинской сестры. Но она уже скрылась за ширмой. Перио взял махровое полотенце, старательно растер тело и обмотал полотенце вокруг бедер. Затем сел на край кровати и застыл в ожидании.
      Женщина помылась необычайно быстро; она подошла к кровати, обтерлась полотенцем и вынула из шкафчика баночку с мазью. Потом легла рядом с Перио.
      В комнате сильно пахло йодом и камфорой, но Перио только сейчас ощутил этот запах.
      — Здесь очень душно, не правда ли? — произнес он.
      — Если хотите, можно включить вентилятор.
      — Ничего, потерплю. Нельзя ли опустить шторы?
      Женщина встала и пошла к окну. Перио проследил за ней взглядом и отметил про себя, что босая она кажется совсем маленькой.
      Он тоже лег в постель.
      — Как вас зовут?
      — Такие вопросы правилами не разрешены, синьор.
      — Можно мне с вами поговорить?
      — Конечно. В вашем распоряжении целый час.
      Перио не знал, что ей сказать. Он принялся латжать женщину, пытаясь сосредоточиться на одной-единственной мысли. Но мысли в голове роились, путались: майор, адвокат, вызов, освобождение, фотографии в журналах на столике зала ожиданий. И этот невыносимый запах йода, камфоры и карболки! Белые, сверкающие плитки, кровать из поролона с белым покрывалом — все чистое, стерильное. Если все прошло хорошо с вдовой, которая вовсе не была столь привлекательна, как эта женщина, то теперь все должно кончиться наилучшим образом, тем более что на карту поставлена его жизнь. Нет, чушь, ничего не поставлено на карту. Он в гостинице с любимой женщиной. С любимой и желанной. О, этот запах карболки!
      — Простите, нельзя ли включить вентилятор?
      Медицинская сестра снова поднялась и, просунув голову в дверь, передала врачу пожелание Перио. Через несколько минут комнату заполнило мерное жужжание вентилятора. Постепенно в спальне стало не так душно. Когда женщина вновь легла рядом с ним, он попытался восстановить утерянную нить мыслей. Но теперь они текли в обратном порядке: медицинская сестра, адвокат, майор, вдова и наконец дом, его дом за несколько дней до вызова. Его мысли сосредоточились на стоявшем в гостиной клавесине, верном друге, разделявшем его одиночество с тех пор, как он перестал преподавать в консерватории. Хоть бы у него был сын, а так и клавесин попадет в лавку перекупщика.
      Резко, заглушив шум вентилятора, щелкнул термостат.
      — Я могу уйти? — спросил Перио.
      Медицинская сестра взглянула на часы:
      — У вас есть еще двадцать пять минут.
      — Неважно, благодарю вас.

КЛАВЕСИН. ПОДАРКИ. ИНСТИТУТ

      Клавесин был музыкой, другом, частью его самого. Перио не раз задавался вопросом, почему с появлением рояля этот инструмент постепенно канул в безвестность. Ведь рояль — это не усовершенствованный клавесин, а абсолютно иной инструмент. Он, Перио, не раз говорил об этом в консерватории своим ученикам в перерывах между занятиями. По клавишам пианино ударяют, клавиши клавесина тихонько перебирают. Пианист извлекает из своего инструмента сильные, четкие звуки, которые лишь под натренированными пальцами большого артиста приобретают экспрессию. А струны клавесина, даже если их трогает неопытная рука, издают нежные, тонкие звуки, словно пришедшие из далекого прошлого. Эту музыку древних времен Перио больше всего ценил в клавесине. Особенно когда играешь сонаты сеттеченто .
      Иногда Перио садился за любимый инструмент и начинал играть без нот, по внезапному наитию. И тогда в комнате звучал негромкий диалог между ним и клавесином, в голосе которого Перио узнавал то шелест дождя, то легкие порывы ветра.
      — Дядя, ты мне подаришь клавесин? Я ведь тоже обожаю музыку.
      Подарить, одолжить, дать — ни один из близких и дальних родственников, которые рыскали сейчас по комнатам, не употреблял глагола «оставить». Между тем он оставлял обычное завещание, разве что не официальное, на гербовой бумаге, а устное, не скрепленное подписью нотариуса. Земли у него не было, квартиру он снимал, все его богатство составляла далеко не новая мебель.
      — Хочешь, я приготовлю тебе чай с молоком, дядя?
      Перио поблагодарил племянницу и устало опустился в кресло. Больше нечего было дарить, одалживать или давать, и родственники наконец оставили его в покое.
      Перио с удивлением отметил про себя, что после ужасных дней ожидания и лихорадочных попыток избежать вызова он испытывает полное душевное спокойствие. С час назад он даже пошутил, что скоро ему отрубят голову, хотя отлично знал, что теперь прибегают к новейшим, совершенно безболезненным методам.
      Его голову вместе с отрубленными головами других стариков выставят на обозрение любознательных туристов, п они, разинув рты, будут слушать объяснения гида.
      — Я не нашла в холодильнике ни молока, ни лимона.
      Племянница смотрела на него грустными, полными слез глазами, и это привело Перио в замешательство. Он боялся, что родственники, поделив имущество, сочтут необходимым разыграть перед ним сцены жалости.
      — Я выйду на минуту. Если меня будут искать, скажи, что я скоро вернусь.
      — Хорошо, дядя.
      Перио окинул прощальным взглядом гостиную, провел рукой по клавесину и вышел.
      К институту он приехал, когда на город уже опустились первые вечерние тени. Как ни странно, вокруг ничего не изменилось — у входа в метро по обыкновению толпился народ, и люди грубо толкали друг друга. Никто не обращал внимания на Перио, все безостановочно шагали по тротуару, сосредоточенно переставляя ноги.
      Дверь открыла молоденькая блондинка в очках. Она вежливо улыбнулась ему и предложила сесть в кресло. Перио заметил, что в середине верхнего ряда у нее блестит золотой зуб.
      «А жаль, — подумал он, — ведь это нарушает симметрию красивого рта».

Марко Дилиберто
…И БАТТИСТА БЫЛ РОЖДЕН

      Гулкий металлический голос объявил:
      — Корабль входит в субпространство. Пассажиров просят ознакомиться с тестом 43F/44.
      Мужчина средних лет вынул из конверта лист зеленой бумаги и с живейшим интересом стал читать. Все остальные пассажиры последовали его примеру, за исключением сидевшего рядом пожилого лысого человека.
      — А вы что же медлите? — полюбопытствовал мужчина средних лет.
      — Ах да, верно! — с улыбкой ответил пожилой господин. — Если вам не трудно, почитайте, пожалуйста, вслух. А я послушаю.
      «Переход в субпространство, — принялся громко читать мужчина средних лет, — вызывает у некоторых людей недомогание, по своим симптомам очень напоминающее морскую болезнь. Субъекты, подверженные этой болезни, могут избежать неприятных ощущений, проглотив таблетку К-3, которая выдается бесплатно нашей авиакомпанией. Для проверки предрасположения (или невосприимчивости) к данной болезни вас просят выполнить следующий тест:
      1. Начертить прямую линию.
      2. Начертить зигзагообразную линию.
      3. Указать, на каком этаже вы предпочитаете жить.
      На выполнение задания отводится две минуты. Конверт просим опустить в отверстие на спинке сиденья. Заранее благодарим вас и просим не забывать: Авиакомпания Девятой Галактики — гарантия быстроты и комфорта!»
      Мужчина средних лет вынул ручку и провел на листе бумаги сначала прямую линию, затем зигзагообразную, после чего внизу написал «сто пятидесятый этаж».
      — Разрешите взглянуть? — вежливо спросил пожилой мужчина.
      Он пробежал глазами лист бумаги.
      — Рад за вас! Вам таблетка не понадобится.
      — Да? В самом деле? А откуда вы знаете? — изумился его сосед.
      — Очень просто. Предрасположение к субпространственной болезни вызывается легким нарушением нормальной деятельности вестибулярного аппарата.
      — Простите, но при чем здесь прямая линия?
      — Чем слабее у вас выражено чувство физического равновесия, тем менее четкой и прямой будет проведенная вами линия. Электронный мозг, проверяющий тест, фиксирует малейшие отклонения и даже положение прямой относительно самого листа бумаги.
      — А зигзагообразная линия?
      — Тут главное степень нажима пера и равнозначность углов. Чем сильнее пассажир нажимает на перо, тем больше его потребность опереться на что-либо. Надеюсь, вы улавливаете мою мысль?
      — О да! — с восторгом воскликнул мужчина средних лет. — А чем выше я хочу жить, тем меньше мой страх перед пустотой и тем совершеннее чувство равновесия…
      — Все очень просто, не так ли?
      — Но откуда вы все это знаете? И почему вы не заполнили тест? У вас могут быть неприятности.
      — Видите ли, — смешавшись, ответил пожилой мужчина, — собственно, этот тест составил я.
      — О боже! — воскликнул мужчина средних лет.
      — Позвольте представиться: Контер, профессор Правительственного центра прикладной психологии.
      — О боже! — только и смог повторить его сосед.
      — Что вас так удивляет?
      — Но ведь никто, ни один человек еще не видел живого профессора из Центра прикладной психологии! — пробормотал мужчина средних лет.
      — Так уж и никто? — улыбнулся Контер. — Вы-то уж наверняка видите его перед собой, не правда ли?
      — Я… я бесконечно счастлив. Я… я всем расскажу, какая мне выпала честь. Мне казалось, что все вы путешествуете в особых кораблях… Нет, это поразительно… Когда моя жена узнает… Меня зовут Джозеф Мюллер, я земледелец.
      — Рад познакомиться, — сказал Контер, протягивая ему руку.
      Джозеф Мюллер от удовольствия покраснел до корней волос.
      Корабль слегка тряхнуло.
      — Мы вошли в субпространство, — объявил металлический голос.
      — Итак, вы земледелец? — с интересом переспросил профессор Контер.
      — Да, ваше превосходительство…
      — Я лечу по личным делам. Так что давайте беседовать запросто, без всяких там званий и титулов, согласны? — доверительным тоном спросил знаменитый психолог.
      — Конечно, ваше прево… то есть господин профессор, — пролепетал Мюллер.
      — Вам приятен труд земледельца?
      — Прежде я обрабатывал свое поле и худо-бедно на жизнь зарабатывал. Знаете, выращивал свеклу. Все Мюллеры испокон веков выращивали свеклу. Потом мне пришлось заполнить профессиональный тест R9 дробь… дробь…
      — Дробь 104.
      — Совершенно верно, дробь 104… и у меня обнаружилась склонность к переселению и колонизации на другой планете. Удивительно, правда? Мне выделили участок в тридцать га, подумайте, целых тридцать га… Вот повезло, а? Я жду не дождусь, когда мы прилетим.
      В его голосе звучал неподдельный энтузиазм.
      — Поздравляю вас, — сказал профессор Контер.
      — Я тут ни при чем. Это все тесты! — с жаром воскликнул Джозеф Мюллер. — Скажи мне кто-нибудь раньше, что я со своей семьей полечу на четвертую планету системы Сириуса, я бы этого человека принял за полоумного.
      — Вам нравятся тесты?
      — Э, откровенно говоря, я в них чаще всего ни бельмеса не понимаю. Я не раз думал… Простите, можно задать вам один нескромный вопрос?
      — Хоть сотню, — любезно ответил профессор.
      — Скажите, почему эти тесты такие запутанные?
      — Чтобы у экзаменуемого не возникало желания солгать.
      — Согласен, но, скажем, если б я вместо «сто пятидесятого этажа» написал «первый этаж»?
      — В каждом тесте, — пояснил профессор Контер, — имеется несколько скрытых ключевых вопросов и ряд контрольных, единственная цель которых — проверить искренность ответов экзаменуемого. Понятно? Некоторые контрольные вопросы составлены так, чтобы «натолкнуть» экзаменуемого на ложный ответ. Напиши вы «первый этаж», электронный мозг, проверив ваши подсознательные эмоции, классифицировал бы ваш ответ на третий вопрос как «противоречивый».
      — А разве не может очень хитрый и ловкий человек солгать, отвечая и на ключевые вопросы? — не сдавался Мюллер.
      — Обычно в этом никто не заинтересован. Но вообще-то лживые ответы в принципе не исключены. Однако, мой друг, вам, видимо, и самому известно, что степень сложности теста находится в прямой зависимости от того, на какую должность вы претендуете. Ну, например, физик, желающий специализироваться на изучении нейтрино, должен ответить на две тысячи вопросов, из которых двадцать процентов контрольные. Если субъект отвечает искренне, электронный мозг выдает соответствующую оценку его профессиональной годности. Но стоит ему хоть раз сфальшивить, как электронный мозг сразу же это обнаружит. Сошлюсь на аналогичный пример: самый ловкий подделыватель почерка не способен ввести в заблуждение опытного графолога. Разумеется, мы придаем особое значение подсознательным ощущениям, а их, уж поверьте мне на слово, не так-то легко утаить.
      — Теперь понятно! — воскликнул Джозеф Мюллер.
      — Я знаю человека, которому при поступлении в университет удалось дать ложные ответы на весь тест двенадцатой степени трудности. Он влюбился в студентку физического факультета и хотел попасть на один с ней факультет, хотя имел ярко выраженную склонность к изучению логики и психологии. Впрочем…
      — А как же это обнаружилось? — в сильнейшем волнении прервал его Мюллер.
      — Очень просто. Согласно тесту, субъект обладал абсолютными способностями к физике. Между тем на первом же экзамене он не добрал до высшей оценки два балла.
      — Что вы говорите! Надо думать, его как следует наказали.
      — Гм, — смущенно кашлянул профессор. — Меня женили на предмете моей любви и зачислили в Высшую академию прикладной психологии, откуда я и попал в Правительственный центр.
      — Так это были вы?! — в полной растерянности проговорил Джозеф Мюллер.
      — Собственной персоной, — поклонился профессор Контер. — Конечно, можно придумать тест, который выявил бы истинные наклонности человека, но попробуйте-ка создать тест, обнаруживающий наклонность к сочинению тестов!
      — Это все равно что история про яйцо и курицу! — воскликнул Мюллер.
      — Примерно. Создатели тестов должны обладать… ну, как бы это получше выразиться, идеальным логическим мышлением и заметной склонностью к… мистификации.
      — Невероятно! — воскликнул Джозеф Мюллер.
      — Поэтому-то мы и выбираем сотрудников из числа опытнейших фальсификаторов.
      — Но ведь вы управляете всей Галактикой?
      — Нет, человечеством управляют тесты, — с непоколебимой убежденностью возразил психолог.
      — Неделю назад, — задумчиво проговорил Мюллер, — моей жене на новом рыбном рынке предложили понюхать десять партий рыбы…
      — Тест 82 КН.
      — …и определить, какие из них скверно пахнут. Она ответила, что ей не нравится запах рыб начиная с шестой и кончая десятой партией.
      — Запах, — пояснил профессор Контер, — объясняется наличием крошечных частиц, которые попадают на чувствительные клетки носа. Так вот, рыбы с пятой по десятую партию были несвежими, и от них исходил соответствующий запах. Вход на новый рынок разрешен только тем, кто находит нормальным запах у рыб не далее седьмой партии.
      — Чудеса! — воскликнул Мюллер. — А моя жена считала, что это уж слишком! «Вот увидишь, — сказала она, — скоро нас заставят заполнять тест на право дышать». «Глупая, — ответил я. — Что ученые ни делают, все на благо общества». Правильно я сказал, профессор?
      — Безусловно. Тем не менее находятся люди, которые думают так же, как ваша жена.
      — Но это же нелепо! — в смятении воскликнул Мюллер.
      — Совершенно с вами согласен, друг мой, — подтвердил профессор Контер.
      — Скажите, профессор, это правда, что с помощью тестов полностью ликвидирована преступность?
      — Ну, полностью — это чересчур громко сказано, но про убийства и покушения на чужую собственность давно забыли.
      — А вы не можете объяснить, как вам удалось это сделать?
      — С того момента, как новорожденный впервые прильнет губами к материнской груди, малейшее его движение запечатлевается на пленке. Это позволяет нам вовремя заметить возможные отклонения от нормы. В шесть лет все привычки и наклонности ребенка уже известны. — Если тесты зафиксировали минимально допустимую степень доброжелательности к ближнему, исключающую всякую вероятность преступления, человека можно принять в свободное общество.
      — А в противном случае?
      — У нас есть особые школы, — мягко ответил профессор Контер.
      — И все же вам не удается предупредить все преступления.
      — Собственно, мы к этому и не стремимся. Преступления стали редкостью, а для углубления наших психологических познаний каждый преступник необычайно ценен. Впрочем, на тысячу преступников приходится не более 0,003 процента рецидивистов. В специальной школе субъект вскоре убеждается, что неразумно повторять уже совершенное однажды преступление.
      — Но если человек все же вновь нарушит закон?
      — У нас есть особые институты, — мягко ответил профессор Контер.
      — Приготовиться к посадке, — предупредил металлический голос. — Корабль прибывает на Мобвиль, четвертую планету Сириуса. После посадки земледельцев просят пройти в Здание профессиональных тестов, туристов — в Здание временных тестов. Постоянные жители планеты должны пройти в Зал контрольных тестов. Желаем вам, уважаемые дамы и господа, счастливого пребывания и отдыха на Мобвиле. Благодарим за внимание.
      — Могу я попросить вас о большом одолжении? — вполголоса обратился профессор Контер к своему соседу.