О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога)

      В нашем сегодняшнем восприятии X век представляется временем темным, варварским, жестоким и суровым. Жестокими и суровыми были и люди, которые своей жизнью, своими делами наложили на него отпечаток исключительности, создали его отличительную примету. Болеслав II был также человеком своей эпохи. И он оставил за собой следы своих деяний, но, невзирая на крупные успехи, не вышел за рамки своего времени. Он лишь сумел в подходящий момент воспользоваться напрашивавшимися возможностями и разумно приумножить то, что досталось ему в наследство от Болеслава I, по пути которого он шел целеустремленно и неукоснительно до самой смерти. Если мы хотим правильно понять сына, нужно сначала вернуться к отцу.
      По следам предшественников. В начале X века, когда под ударами венгров - кочевников пала первая западнославянская держава Великая Моравия, центр чешского государства перемещается дальше на запад, на территорию, где правили князья племен Средней Чехии. Они происходили -- как нам известно из "Чешской хроники" Козьмы -- из рода легендарного Пржемысла Пахаря, существование которого исторически не доказано. Точно так же не существует хотя бы в какой-либо мере достоверных письменных сведений о его семи мнимых наследниках. Козьма приводит их имена (Незамысл, Мната, Войен, Внислав, Кршесомысл, Неклан и Гостивит), не скрывая того, что они были язычниками. Автор не отрицает и факта, что для составления родословной этого княжеского рода послужило ему всего лишь "повествование старцев", т. е. предания и легенды, не имеющие фактографической ценности.
      Первым представителем Пржемысловичей, о котором есть упоминание в письменных источниках, был князь Борживой, правивший около 870 года. Приблизительно в то же время в соседней Моравии насильственно захватывает власть Сватоплук, который к державе Моймиров, т. е. к Великоморавской державе, составлявшей рубеж между Восточно - Франкской империей и Византией, присоединяет новые и новые славянские племена, населявшие Центральную Европу, и превращается в одного из могущественных правителей своего времени. Вскоре Борживой, подчинившийся Сватоплуку и ставший его вассалом, оказывает ему военную помощь и устанавливает с ним дружеские отношения. Поскольку Великоморавская держава к этому времени уже была христианским государством, Борживой и его жена Людмила, прибывшие в Велеград около 880--885 гг., принимают христианство. Их крестил моравский архиепископ Мефодий. Борживой и Людмила становятся ревностными последователями и распространителями новой веры (Людмила позднее была провозглашена святой). Борживой вызывает из Моравии и священника, для которого строят в городище Левы-Градец костел (по-видимому, первый в Чехии). Второй, посвященный Деве Марии, возводят на обширном городище в Праге, куда переводят резиденцию князя.
      Крещение и христианизация чешских племен были первыми значительными шагами Борживоя в деле постепенного претворения в жизнь идеи создания вокруг столицы Праги более крупного государственного образования под властью Пржемысловичей. В это время на территории, населенной чешскими племенами, происходил распад родового строя и начинали формироваться раннефеодальные отношения собственности, т. е. процесс узурпации общего родового имущества сильными личностями, вождями, вельможами, захватившими с помощью вооруженной дружины в свои руки целые селения, этнически родственные роды и, наконец, племена, которых они заставляли работать на себя и содержание двора и дружины. Эти новые феодалы между собой соперничали и боролись за власть. Причем борьба была жестокой и беспощадной, часто завершающейся смертью противника и присоединением его владений к владениям победителя. Именно этот процесс объединения меньших этнических и территориальных единиц в более крупные, в более прочные формы государственной власти способствовал ускорению распространения христианства.
      Борживой -- точно так же, как и остальные предшествовавшие или последовавшие за ним князья, -- понял, что новая религия таит в себе невиданную силу. Она может освящать все деяния, совершающиеся по воле правителя -- христианина, если только они служат интересам церкви и прежде всего делу распространения христианства. Ведь он призван господствовать "по воле божьей" как посланник самого могущественного бога на Земле -- Христа -на конкретном земельном пространстве, которым он владеет с дружиной или которым он овладеет в будущем. (Точно так, например, судили франкские князья и вельможи, обращавшие в христианство славян - язычников Полабья и Поморья). Борживой понял, что новая религия превращает еще недавно свободных земледельцев-язычников в людей покорных, послушных господину, людей, завороженных таинственными обрядами и уповающих на блага посмертной жизни.
      Эту конструктивную роль христианства, как и его значение в деле развития образования в период феодализма осознавали и наследники Борживоя. Однако по мере того, как росло число крещенных, священников и костелов, перед первыми представителями Пржемысловичей вставал чрезвычайно важный вопрос, которым они вынуждены были заниматься длительное время. Речь идет об отношении христианской организации в Чехии к церковным верхам, и прежде всего к епископу, резиденция которого находилась в Регенсбурге в Баварии, в чужой стране, далеко за пределами чешского княжества.
      С этим в определенной мере был связан и более широкий аспект отношения Пржемысловичей к соседям, в частности, к Восточно-Франкской империи, которую вскоре будут называть Священной Римской империей. Если Борживой искал опору на востоке, у Сватоплука в Моравии, то его сын Спитигнев в период 895-- 905 гг. обратился в Регенсбург, куда он год спустя после смерти отца и Сватоплука (894) приехал в сопровождении свиты и чешских вельмож воздать почести королю Арнульфу из династии Франкских Каролингов. Неизвестно, возникла ли тем самым некая ленная зависимость Пржемысловичей. Источники говорят о том, что тогда чешские племена отторглись от Великой Моравии. Ни больше, ни меньше. Определенно лишь одно: на протяжении последовавших 40 лет никаких более или менее серьезных конфликтов между соседями не произошло. (Видимо, этому способствовали сложные отношения в Восточно-Франкской империи после смерти Арнульфа, завершившиеся ее распадом на отдельные самостоятельные герцогства, которые позднее при Саксонской династии вновь объединились).
      Необходимость поддержания добрососедских отношений с могущественным германским королевством особенно чувствовал внук Борживоя князь Вацлав -один из наиболее противоречивых представителей в нашей истории вообще. Когда он вскоре после насильственной смерти был канонизирован, о нем возникли бесчисленные легенды в стихах, а позднее -- десятки и сотни книг, хотя мы до сих пор не знаем даже точных дат его жизни. Очень долго считалось, что он правил в 921--929 г., как об этом упоминал в своей "Чешской хронике" на латинском языке декан собора св. Вита в Праге Козьма почти двести лет спустя. Однако исторические исследования показали, что он ошибался: историки передвинули дату убийства князя Вацлава на конец сентября 935 года. Точно так же следует внести поправки и во многие распространенные взгляды о его правлении. Понятно, что он ни в коем случае не был монахом, предающимся бесконечным молениям, а был средневековым феодалом, христианином, ничем не отличавшимся от князей своей эпохи. Он насаждал христианство с жестокостью, соответствовавшей тому времени, с такой же неукоснительностью взыскивал с подданных разные сборы, натуральные налоги и десятины. Как пишет А. Резек в "Иллюстрированной истории", он не останавливался даже перед вооруженным подавлением сопротивления князя зличан Радслава (предшественника Славниковичей?). Однако его союзнику, германскому королю Генриху Птицелову, вторгшемуся с войском в Чехию, князь Вацлав не только не оказал сопротивления, но даже подписал мир. Договор, заключенный в 929 г., означал для Вацлава своего рода вассальство с обязанностью уплаты годовых налогов и участия в военных действиях.
      В результате этого против Вацлава возникает оппозиция. Важную роль в ней играют его мать Драгомира (вдова сына Борживоя -- Братислава) и младший брат Болеслав, в то время феодальный князь Пшовского удела, которым он управлял в каменном замке в Старом Болеславе. Болеслав был решительным человеком с крутым нравом, воинственным феодалом, жаждущим большей доли власти. Он не мог смириться с унизительным договором, подписанным Вацлавом. Его взгляды разделяли и другие вельможи, а главное -- члены его дружины, для которых война была подходящим случаем для военной добычи и щедрых вознаграждений от хозяина.
      Так сформировался заговор и было совершено первое убийство правителя из династии Пржемысловичей. Это произошло в сентябре 935 года, по некоторым сведениям, у ворот костела Козьмы и Дамиана в Старом Болеславе, куда Вацлава пригласил брат Болеслав на крестины сына. Как пишет Козьма, вероломное дело совершили наемные убийцы.
      На освободившийся престол взошел братоубийца.
      Что Козьма утаил?
      Печать братоубийства Болеслав нес всю жизнь, она перешагнула за ним в историю. Из-за него (опять же у хрониста Козьмы) он получил прозвище Грозный, хотя как государь он был, по тем временам, относительно умеренный. Он продолжал сопротивляться немцам, мужественно и довольно успешно отражал на протяжении долгих 14 лет натиск преемника Генриха -- короля, позднее императора образовавшейся "Священной Римской империи" Оттона I Великого. И лишь в 950 г., когда Оттон подступил к Праге с большим перевесом войск, произошло примирение. С той поры Болеслав живет с Оттоном в мире и согласии, а в 955 г. помогает ему разбить в битве на реке Лехе под Аугсбургом венгров-кочевников, опустошавших своими набегами Центральную и даже Западную Европу. После этого поражения они прекратили свои налеты и прочно осели на венгерской низменности. Существует мнение, будто Болеслав I у разгромленных венгров отнял Моравию и часть Словакии, присоединив их к своему государству. Достоверно лишь то, что он получил Силезию и княжество вислян с Краковом, т. е. территорию, граничащую с возникавшей тогда Польшей. С польским князем Мешко I из династии Пястов он поддерживает дружеские отношения, закрепляя их в 995 году браком дочери Доубравки с этим основателем первой польской королевской династии. (Как известно, позднее Доубравка внесла большой вклад в обращение Польши в христианство).
      В соответствии с территориальным расширением рос и авторитет Чешского княжества и его князя Болеслава 1 у соседних правителей и на родине. Ни племенные вожди (если только они еще оставались), ни другие чешские вельможи не осмеливались ему прекословить, поэтому он был свободен в проведении политики внутри страны. Он осуществляет ее решительно, энергично, но продуманно, со знанием дела. А это значит -- успешно. Так, он вводит новую монету, серебряный денарий, который чеканит сразу в двенадцати местах. Эта монета с некоторыми видоизменениями остается в силе в качестве платежного средства вплоть до 1300 г., когда ей на смену приходят знаменитые пражские гроши. В результате Прага становится значительным торговым центром, куда приезжают купцы со всех концов мира. Они бывают здесь охотно, отмечая при этом, что дороги в этих краях безопасные, содержатся в хорошем состоянии, а пошлины и дорожные сборы сносные (как и годовые налоги и десятины). Поэтому в этот период растет число крепостей, замков, поселений, всюду процветает торговля товарами (вплоть до товаров с Востока), мехами, медом, полотном, серебряными украшениями, но и рабами, за которых щедро платят в Багдаде.
      Казалось бы, чем не идиллия хозяйственного расцвета и благосостояния.
      Вопрос только: для кого?
      Покупать и продавать могли, прежде всего, князь и его свита, члены дружины, придворные, служащие и другие вельможи с их семьями, т. е. небольшая горстка людей, две или три тысячи, живущая на плоды труда других. Тех, кто их должен был кормить, в сотни раз больше. Но после сдачи княжеским сборщикам полагающихся налогов, годовых общих мирских сборов и десятин церкви, им едва оставалось на то, чтобы сводить концы с концами. Их жизнь складывалась из постоянной борьбы с природой при добыче средств к существованию, из страха перед молнией и наводнением, из боязни остаться в опустошенном жилище, которое могли разорить дружинники князя или поджечь враги, что тоже бывало нередко. Этим действительно нечего было продавать, разве самих себя в рабство, и то в случае согласия князя. Тот был хозяином, ему принадлежало все. Даже уже не верилось; что когда-то их деды говорили: "Это наше, это принадлежит нашему роду". Не в лучшем положении были и ремесленники из окрестностей замка, хотя они еще могли менять свои изделия на сельскохозяйственные продукты. Но серебряных денариев не было и у них.
      Уже при Болеславе I, но еще больше в годы правления его сына, после полного объединения страны, происходят значительные изменения во всей системе управления. Прежнее разделение государства по племенам и родам изжило себя. Племенные вожди и старейшины отдельных родов, если только они не подчинились князю, были давно истреблены. Больше того, не существовали даже некоторые роды и целые племена. Так, в Чехии Пржемысловичей постепенно внедряется административное управление, т. е. разделение государства по жупам (позднее областям), с центром управления в одном из княжеских замков, где, помимо служилых во главе со старейшиной (позднее бургграфом), находились гарнизон и дворовые. В это время и в столичном городе Праге возникают соответствующие учреждения с действием на всей территории (управляющий жупой, позднее главный бургграф, верховный канцлер, верховный судья, главный камергер, главный писарь и т. п.).
      Князь на все эти должности назначал людей, главным образом, из своей дружины в благодарность за верную службу. Они получали не деньги, а так называемую награду из собственности князя -- селения, крепости и хозяйства с подданными, которыми сначала они пользовались как ленными владениями до своей смерти и которые позднее стали переходить к их наследникам. Так из вассалов, сначала полностью зависимых от князя и преданных ему, стала формироваться и на протяжении дальнейших десятилетий укрепляться чешская аристократия...
      О политических и государственных способностях Болеслава I говорят и другие шаги, сделанные в интересах освобождения чешского государства от зависимости немецких епископов и господ. Шаги, которые от государя, отмеченного печатью Каина, менее всего можно было ожидать. Речь идет об основании пражского епископства, т. е. самостоятельной чешской церковной организации.
      Для этого, конечно, необходимо было согласие церковных и мирских верхов. Поэтому Болеслав I в 965 г. поручает своей дочери Младе, находящейся в Риме, связаться с папой римским. По-видимому, ее миссия была успешной. Папа римский Иоанн XIII передал ей учредительную грамоту не только пражской епархии, но и женского бенедиктинского монастыря св. Георгия в княжеском замке (Млада стало его первой аббатисой).
      Однако сам Болеслав I этого не дождался, как не дождался он и инвеституры первого епископа в Праге. Он умер 15 июля 972 г. (в хронике Козьмы приводится ошибочная дата 967 г.: либо первый чешский хронист допустил неточность, либо -- согласно версии Д. Тршештика -- сделал это сознательно, передвинув дату смерти Болеслава, дабы не приписывать братоубийце заслугу за основание епископства). Тридцатисемилетнее успешное правление Болеслава на весах истории значительно перевешивает чашу, на которой лежит обвинение в братоубийстве. Он многое сделал, но ушел из жизни, не докончив своих дел. К счастью, его сменил способный наследник.
      Яблоко от яблони недалеко падает. Новый князь Болеслав II был достоин отца во всем, а кое в чем его и превосходил. Если применительно к отцу многие хронисты и историки употребляют прозвище Грозный, то сына называют Благочестивый. В этом заслуга хрониста Козьмы Пражского, ибо для него князь Болеслав II "человек самых христианских качеств, человек, верящий в церковь, отец сирот, защитник вдов, утешитель угнетенных, радушный хозяин, принимающий священников и странников, основатель церквей божьих".
      Действительно, этих церквей Болеслав II построил ровно двадцать, что церковному служителю Козьме казалось особенно значительным и привлекательным в князе. Все остальное в этой цитате -- лишь атрибуты литературного штампа, часто встречающегося у средневековых авторов. Далее Болеслав основал три монастыря монашеского ордена бенедиктинцев (св. Георгия, в Бржевнове и Острове) и щедро наделил им богатств, земли, скота и всего необходимого для жизни монахов и монахинь, что, вместе взятое, создавало условия для развития культурной деятельности монастырей, возникновения церковных школ и роста образования.
      Однако прежде всего он довел до победного конца дело, начатое отцом, и основал епископство. Вскоре после своего вступления на трон он получил согласие епископа Вольфганга из Регенсбурга и императора Оттона I (лишь император имел право инвеституры, т. е. введения в должность епископа), но поскольку Оттон I внезапно скончался, Болеславу пришлось ждать согласия его преемника Оттона II. Наконец, в 973 г. он получает официальные регалии для епископа пражской епархии Детмара, родом саксонца, но знающего славянский язык, т. к. он до этого жил многие годы в Чехии.
      Новая епархия организационно была подчинена Мангеймскому архиепископу, что, в общем, было невыгодно, но основание епископства в Праге в целом можно считать успехом в политике Болеславов I и II в деле укрепления мощи Пржемысловичей. Тогда церковь была полностью подчинена государям. Князь назначал и отстранял от должности священников в отдельных костелах и даже собирал десятинные налоги, которые платили верующие церкви. А пражский епископ был, собственно, княжеским капелланом, который выполнял целый ряд светских задач, например, вел дела с зарубежными монархами и т. д. Таким образом, из средневекового крылатого выражения "крест и меч" преимущество извлекала светская власть. (Так называемое клюнийское движение за преобразования, направленные на завоевание независимости церкви от светской власти и повышение нравственности христиан, и прежде всего среди священников и монахов, во Франции и Италии было еще в зародыше; в Чехии оно получило распространение в годы деятельности второго пражского епископа Войтеха из княжеского рода Славниковичей).
      Примером отца руководствовался Болеслав II и в вопросе освобождения от политической зависимости чешского княжества от Священной Римской империи. Как только в 974 г. разразилась борьба князей за трон, он вмешался в нее и поддержал Генриха Баварского. Как выяснилось, князь поставил не на ту карту: победил Оттон II, который в отместку Болеславу за его "вероломство" трижды безуспешно вторгался в Чехию. И лишь четыре года спустя, в 978 г., наконец, заставил чешского князя признать его главенство. Мир, заключенный Болеславом II, развязал ему руки в деле территориальных захватов на Востоке. Он расширил свою державу за счет части Верхней Лужицы и на некоторое время -части территории галицкой земли, граничащей с Киевской Русью. Вплоть до этих мест, к реке Бугу, простиралась власть чешского князя, как об этом сообщают хроники и летописи тех времен. Однако о характере этих захватов в них ничего не сказано. На сей раз, видимо, речь шла о военных захватнических действиях, о внезапных нападениях на поселения и крепости вооруженных отрядов князя. И только страх и перевес оружия могли удержать правителей на далеких берегах Вислы или в других краях в зависимости от чешского государя. А если они хотели отторгнуться и пытались найти помощь и защиту в другом месте, Болеслав без колебаний бросал туда все силы (как, например, в Силезии его войска подавили мятеж под руководством его зятя, польского князя Мешко I). Территориальное расширение чешского княжества, которое вело к усилению власти правителей, было оплачено кровью, насилием и страданиями тысяч людей -- как воинов, так и пахарей -- которые часто и не знали, что те дикие всадники, что вторгались в их селения, забирая урожай и скот, а в случае сопротивления поджигали их дома, были из дружины Болеслава.
      Думаю, это надо было отметить, чтобы понять смысл (и значение) жестокого даже по тем временам события, происшедшего в конце жизни Болеслава не где-то в пограничных лесах, а прямо в центре чешской котловины, в замке Либице. Он был построен на пологом холме недалеко от слияния рек Цидлина и Лаба и обнесен двойным крепостным валом, за которым высились великолепный замок, костел и дома для дворовых и вооруженной дружины. Но этот замок -что важно подчеркнуть -- не принадлежал Пржемысловичам.
      Его построил где-то в середине IX века неизвестный вельможа из зличан или хорватов -- племен, осевших на востоке от реки Влтава и в восточной части Полабской низменности. Здесь постепенно стал формироваться своего рода политический центр, вокруг которого насильственным путем (как и в Чехии Пржемысловичей) объединялись роды и племена из окрестности, пока не возникло княжество, известное в истории под названием владение Славниковичей. Свое название оно получило по имени князя Славника, который владел Либице в годы правления Болеславов. Славник был человек необычайно способный, а что касается политических амбиций, в этом он не уступал обоим Пржемысловичам. В Либице у него был собственный капеллан, большой княжеский двор. Он чеканил собственную монету, а с соседними правителями поддерживал внешние связи, которые скреплял династическими браками своих сыновей и дочерей с влиятельными немецкими родами.
      За всем этим Болеславы (их жены были также немецкими принцессами) следили с беспокойством. Особенно Болеслав И видел в Славниковичах угрозу для Пржемысловичей и их государства. Он тяжело переживал то, что после смерти Славника (981) его сыновья пытались полностью освободиться из-под власти пражского князя. Напряженность между этими династиями не ослабла даже после того, как сын Славника Войтех стал вторым пражским епископом (982). Наоборот, со временем она еще более усиливалась. Все чаще и острее происходили столкновения пражского князя с епископом, что переносилось на отношения между обоими родами. Совершенно закономерно дело шло к решительной развязке.
      Она произошла 28 сентября 995 года -- утверждают, в момент, когда четверо сыновей Славника -- Спитимир, Побраслав, Порей и Часлав находились с семьями и дворовыми в молельне. Был день св. Вацлава, которого чтили и здесь, считая своим покровителем. Вооруженная дружина Болеслава подошла к Либице, захватила замок и немилосердно перебила всех жителей, не исключая женщин и детей. Из членов рода Славниковичей остались в живых лишь те, кто был за границей: глава рода Собебор, который как раз с войском помогал императору Оттону III завоевывать полабских славян, и его братья -- Войтех и Радим, которые за пределами Чехии выполняли церковные обязанности. (Собебор вернулся в Чехию лишь в 1003 году с войском Болеслава Храброго и погиб при осаде Праги; Войтех и Радим вообще не вернулись в Чехию -- оба отправились к Балтийскому морю обращать пруссов-язычников в христианство, где Войтех нашел мученическую смерть). Замок Либице был разрушен дотла. Такая же судьба была уготована и остальным замкам и крепостям Славниковичей. Пржемысловичи стали единственной правящей династией во всей Чехии.
      Вопросы вокруг либицкой экзекуции. Еще сегодня, почти тысячу лет спустя со дня варварского уничтожения владения Славниковичей, встает вопрос, нужно ли было доводить борьбу за власть между Пржемысловичами и Славниковичами до такой меры, до полного истребления членов княжеского рода? Нельзя ли было их наказать менее жестоко, скажем, казнив главных противников из рода Славниковичей, а остальных членов -- главным образом детей и женщин -послать в монастыри, дворовых и дружинников рассредоточить по крепостям или -- в худшем случае -- продать в рабство, что в те времена было обычным явлением? И наконец: кто дал приказ к резне -- Болеслав II или кто-то за его спиной?
      На эти вопросы мы могли бы найти довольно точные ответы в книге Ванчуры "Картины из истории чешского народа", где он пишет: "Некоторые летописцы, говорящие о либицкой резне, находят, что такие истории происходили и в других краях, они точь-в-точь похожи на нее, что жестокость в ту эпоху не останавливалась даже перед колыбелями. Точно таким образом были истреблены многие премногие семьи вельмож в Германии и Италии. Но чем бы ни была либицкая история -- заурядным ли делом или страшной аномалией -- явно одно: что она означает завершение дела единства..." Владислав Ванчура имел в виду завершение политического объединения чешских племен в единую государственную форму под властью единого государя. Но этого хотел уже Болеслав I. И уж тем более стремился к этой роковой цели Пржемысловичей его сын, шаг за шагом близившийся к претворению в жизнь заветов отца. Эта идея, заключающаяся в том, чтобы покончить с раздробленностью чешской земли, родилась у него не сразу. По-видимому, она созревала постепенно, но преследовала его неотступно. Неясным остается, что явилось непосредственной причиной, импульсом для осуществления либицкой экзекуции? Почему Болеслав II решился на этот шаг именно в памятный день сентября 995 г.?
      Прежде чем мы попытаемся ответить на эти вопросы, мы не можем оставить без внимания одну проблему, высказанную впервые хронистом Козьмой и, благодаря Палацкому и другим историкам, сохранявшую актуальность до недавнего времени. Дело в том, что Козьма не мог смириться с тем, что Болеслав II, государь, по его мнению, столь благочестивый и благородный, мог иметь что-то общее с убийством Славниковичей. По мнению Козьмы, виноваты были в этом "дурные старейшины" (т. е. дружинники), которые это дело совершили своевольно, без ведома князя. Другие историки находили обычно расхожее объяснение: "Плохие советчики", а историк Антонин Резек добавил: "Вршовичи". Бесспорно, род Вршовичей, "состояние которого было тощим, а имя не очень старинным" (Ванчура), враждовал со Славниковичами, и не исключено, что Вршовичи с удовольствием помогли в их истреблении. Палацкий же считает, что Болеслав в это время хворал (к его болезни мы еще вернемся), а потому "управление земскими делами он был вынужден передать сыну Болеславу Рыжему и нескольким чешским вельможам". То, что рыжий наследник мог совершить любую жестокость, он не раз доказывал позднее, в годы своего относительно короткого правления. Однако во время либицкой экзекуции его не было в Чехии -- он находился где-то на Лабе с чешскими войсками, где помогал Оттону III (как известно, вместе с ним помогал истреблять оборитов и Собебор во главе войск Славниковичей). А советники и дружинники тогда, в период раннефеодальных отношений, когда "чешский князь еще правил как самодержец, воля и произвол которого решали все" (К. Стлоукал), вряд ли решились бы на такой шаг. Болеслав должен был быть действительно очень хворым, чтобы полностью выпустить из рук бразды правления. Ничего подобного не было, ибо он еще жил несколько лет после либицкой трагедии. Напрашивается вывод, что приказ к резне Славниковичей, несомненно, дал сам пражский князь.
      Почему же это случилось именно в начале осени 995 года?
      Как мы уже сказали, борьба "кто кого" между Пржемысловичами и Славниковичами, видимо, велась уже продолжительное время. Очевидно, она приобрела остроту после того, как Войтех Славникович встал во главе пражского епископства. Между ним и пражским князем разразился затяжной спор, в основе которого лежал вопрос завоевания больших правомочий и светских благ для церковных верхов. Свои требования Войтех повысил особенно после возвращения из Рима (993), где он не только присоединился к клюнийскому движению, но и сблизился с тогдашним императором "Священной Римской империи" Оттоном III, который, помимо прочего, был ярым исполнителем германской политики "Дранг нах Остен", направленной прежде всего против славянских племен, осевших в Нижнем Полабье, Поморье и Прибалтике. По-видимому, Болеслав воспринимал усилия Войтеха как опасность для суверенитета Пржемысловичей и не желал безучастно взирать на это. Дело в том, что Войтех выступал в споре церковным представителем политической оппозиции Славниковичей против Болеслава II. Но это было не все.
      В 994 г. Войтех уезжает из Праги и совершает длительное заграничное путешествие с миссией, которая заключалась не только в "проповедовании слова божьего, крещении язычников и организации церковной жизни в Польше и Венгрии", как пытаются нас убедить летописцы, пропагандировавшие легенды о св. Войтехе. Войтех во время пребывания в Германии с Фанатичным усердием помогал Оттону III в крещении язычников, что вылилось в геноцид славян Полабья. Предпринимал он и другие шаги в поддержку политических амбиций Славниковичей. В лагере Оттона III, как и у Болеслава Храброго и венгерского князя, он пытается найти влиятельных союзников против Болеслава II. Чешский князь не мог не понять, что деятельность епископа Войтеха представляет смертельную опасность для политики Пржемысловичей, особенно если учесть, что его брат Собебор помогал императору вместе со своим войском и жаловался на него Оттону III и Болеславу Храброму, который в конце лета появился в лагере императора. (Болеславу II об этом, видимо, сообщил его сын Болеслав Рыжий). Чаша терпения переполнилась. Это было предательством, за которое следовало немедленно наказать. Наказать так, чтобы никогда ни один из Славниковичей в будущем не мог угрожать интересам династии Пржемысловичей!
      Болезнь как искра зажигания! Итак, на все вопросы даны ответы. Теперь очередь за неврологом. Источники говорят о том, что Болеслав II страдал болезнью, которую хронист той эпохи, мерзебургский епископ Дитмар называет "параличом". (В те времена так называли все виды потери двигательной функции). Палацкий определил болезнь более точно: "Его хватил удар". При "ударе", как у нас с давних времен называли апоплексию мозга, речь идет либо о кровоизлиянии в мозг, либо об инфаркте, когда один из сосудов мозга закупоривает тромб и пораженная область оказывается без кровоснабжения. В большинстве случаев (если это происходит в переднем мозге, то закономерно) наблюдается потеря двигательной функции противоположных верхних и нижних конечностей (гемиплегия).
      Болеславу II в то время, когда его разбил паралич, было более шестидесяти лет. В этом возрасте редко происходит кровоизлияние в мозг (в X веке это вело бы к скоропостижной смерти), но может образоваться бескровная область (ишемизация) определенных отделов мозга. Это чаще всего наблюдается у молодых людей при эмболии у сердечников, тогда как у людей постарше речь, идет о тромбозе мозговых сосудов, т. е. закупорке сгустком крови, обычном явлении при артериосклерозе головного мозга. Этот диагноз, кажется, более всего отвечал болезни Болеслава II.