Несмертельный Голован

      – Отец Петр, – говорит, – сначала и сам усумнился и стал его подробнее спрашивать и даже намекнул на Павлу. «Нехорошо, говорит, это: ты не каешься, а соблазняешь. Не достойно тебе держать у себя сию Павлу. Отпусти ее с богом». А Голован ответил: «Напрасно это вы, батюшка, говорите: пусть лучше она живет у меня с богом, – нельзя, чтобы я ее отпустил». – «А почему?» – «А потому, что ей головы приклонить негде…» – «Ну так, говорит, женись на ней!» – «А это, отвечает, невозможно», – а почему невозможно, не сказал, и отец Петр долго насчет этого сомневался; но Павла ведь была чахоточная и недолго жила, и перед смертью, когда к ней пришел отец Петр, то она ему открыла всю причину.
      – Какая же, бабушка, была эта причина?
      – Они жили по любви совершенной.
      – То есть как это?
      – Ангельски.
      – Но, позвольте, для чего же это? Ведь муж Павлы пропал, а есть закон, что после пяти лет можно выйти замуж. Неужто они это не знали?
      – Нет, я думаю, знали, но они еще кое-что больше этого знали.
      – Например, что?
      – А например, то, что муж Павлы всех их пережил и никогда не пропадал.
      – А где же он был?
      – В Орле!
      – Милая, вы шутите?
      – Ни крошечки.
      – И кому же это было известно?
      – Им троим: Головану, Павле да самому этому негодивцу. Ты можешь вспомнить Фотея?
      – Исцеленного?
      – Да как хочешь его называй, только теперь, когда все они перемерли, я могу сказать, что он совсем был не Фотей, а беглый солдат Фрапошка.
      – Как! это был Павлы муж?
      – Именно.
      – Отчего же?.. – начал было я, но устыдился своей мысли и замолчал, но бабушка поняла меня и договорила:
      – Верно, хочешь спросить: отчего его никто другой не узнал, а Павла с Голованом его не выдали? Это очень просто: другие его не узнали потому, что он был не городской, да постарел, волосами зарос, а Павла его не выдала жалеючи, а Голован ее любячи.
      – Но ведь юридически, по закону, Фрапошка не существовал, и они могли ожениться.
      – Могли – по юридическому закону могли, да по закону своей совести не могли.
      – За что же Фрапошка Голована преследовал?
      – Негодяй был покойник, – разумел о них как прочие.
      – А ведь они из-за него все счастие у себя и отняли!
      – Да ведь в чем счастье полагать: есть счастье праведное, есть счастье грешное. Праведное ни через кого не переступит, а грешное все перешагнет. Они же первое возлюбили паче последнего…
      – Бабушка, – воскликнул я, – ведь это удивительные люди!
      – Праведные, мой друг, – отвечала старушка.
      Но я все-таки хочу добавить – и удивительные и даже невероятные. Они невероятны, пока их окружает легендарный вымысел, и становятся еще более невероятными, когда удается снять с них этот налет и увидать их во всей их святой простоте. Одна одушевлявшая их совершеннаялюбовь поставляла их выше всех страхов и даже подчинила им природу, не побуждая их ни закапываться в землю, ни бороться с видениями, терзавшими св.Антония .
 
       1880