Хромой бес

Лесаж
Хромой бес

 

 

ЛЕСАЖ И ЕГО РОМАН «ХРОМОЙ БЕС»

      Творчество выдающегося французского писателя Лесажа (1668–1747) относится к тому времени, когда во Франции началось разложение феодализма и стали возникать новые капиталистические отношения. На место феодальной аристократии, занимавшей в течение нескольких столетий господствующее положение, начинает постепенно выдвигаться буржуазия.
      Социальные сдвиги в стране находят отражение и в области литературы: героическая, возвышенная тематика, характерная для эпохи классицизма, начинает сменяться тематикой бытовой, отражающей явления современной общественной жизни.
      Еще в XVII веке во Франции стали появляться бытовые, реалистические романы: «Комическое жизнеописание Франсиона» Сореля (1622), «Комический роман» Скаррона (1651), «Буржуазный роман» Фюретьера (1666); однако все эти произведения раннего французского реализма трактуют повседневный быт как нечто «низменное», смешное, даже нелепое. С точки зрения классицистов между трагедией Корнеля, изображающей возвышенных, идеальных героев, наделенных титанической волей, и «низменным» реалистическим романом, повествующем о рядовых людях, занятых будничными житейскими интересами, — лежала непроходимая пропасть.
      К концу XVII века такое соотношение между «возвышенным» и «низменным» жанром начинает меняться. По мере обострения социальной борьбы усиливается интерес к произведениям, отражающим современную действительность и дающим критическое ее осмысление.
      Именно в области бытовой сатирической литературы и драматургии и развернулось незаурядное дарование Лесажа.
      Жизнь писателя протекла без каких-либо значительных событий. Ален-Рене Лесаж родился в 1688 году в Бретани, в семье нотариуса; родители его умерли рано, и в четырнадцатилетнем возрасте он остался круглым сиротою. Опекуны определили мальчика в школу, руководимую иезуитами; по выходе из школы он поступил в Парижский университет, где получил юридическое образование. Некоторое время Лесаж занимался адвокатурой, а затем всецело посвятил себя литературной работе.
      Лесажа можно назвать одним из первых во Франции профессиональных писателей: в отличие от большинства своих предшественников, для которых литературное творчество было лишь побочным делом или забавой, Лесаж превращает литературный труд в основное свое занятие и живет на доход, который дают ему его сочинения.
      Его писательская деятельность началась с переводов произведений испанских драматургов (две переведенные им пьесы были поставлены в Париже в 1700 году). Вскоре Лесаж переходит к самостоятельному творчеству в качестве драматурга и романиста. Известность Лесажа связана с появлением в 1707 году его одноактной комедии «Криспен, соперник своего господина» и романа «Хромой Бес».
      Шумный успех, который принесли ему «Криспен» и «Хромой Бес», вскоре был подкреплен комедией «Тюркаре» (1709), глубоко взволновавшей французское общество. В этой пьесе Лесаж изобразил предприимчивого дельца, достигшего высокого положения в обществе только потому, что в его руках оказалось огромное состояние. Тюркаре начал карьеру с должности лакея. Ловко обворовав нескольких хозяев, он сделался сначала управляющим, затем предпринимателем и, наконец, крупнейшим финансистом. Деньги открывают ему, выходцу из низов, доступ в аристократические круги общества.
      Появление этой комедии не было случайным. Тип, изображенный в ней драматургом, получил во Франции того времени широкое распространение. Начавшийся распад феодально-аристократического общества давал широкий простор для деятельности проходимцев, подобных Тюркаре. Еще в книге Лабрюйера «Характеры или нравы нынешнего века» (1688) появились первые сатирические выпады против преуспевающих темных дельцов. А за двадцать лет, прошедших со времени выхода «Характеров», произошли значительные социальные изменения, деньги стали еще большей силой, и поэтому комедия, с небывалым сарказмом разоблачавшая роль выскочек типа Тюркаре, приобретала огромное общественное значение.
      Лесаж разоблачает те приемы, при помощи которых Тюркаре вышел в люди. Он жестоко эксплуатирует своих арендаторов-крестьян, занимается чудовищным ростовщичеством, не останавливается перед полным разорением людей, имевших неосторожность обратиться к нему за помощью.
      Пьеса заканчивается зловещим предостережением, что история Тюркаре — не единичное явление: за ним следует новое поколение таких же, а быть может, и еще более отвратительных хищников. Когда полиция арестует Тюркаре за очередное мошенничество, его лакей, немало поживившийся за счет своего хозяина, восклицает: «Царствование господина Тюркаре кончилось, теперь начнется мое». Другими словами, лакей собирается последовать примеру своего господина.
      Пьеса Лесажа нашла широкий отклик во французском обществе. Ее постановка совпала с неудачной для Франции войной «за испанское наследство», когда обнищание народа достигло крайних пределов, а ненависть к дельцам, наживавшимся на народных страданиях, приняла особенно резкую форму. По свидетельству современников, встревоженные финансисты типа Тюркаре предлагали драматургу огромную сумму денег, лишь бы он отказался от постановки своей комедии.
      Помимо «Криспена» и «Тюркаре» Лесажем написано более ста пьес для народных, ярмарочных театров.
      Самое крупное произведение Лесажа — роман «Похождения Жиля Бласа из Сантильяны». Следуя традиции испанского плутовского романа, Лесаж дает в этой книге яркую картину современных французских нравов (хотя действие романа здесь, как и в «Хромом Бесе», происходит в Испании).
      Приключения Жиля Бласа развертываются то в народной среде, то в дворянских и даже придворных кругах. Перед читателем проходит длинная вереница представителей различных социальных слоев — от воров и нищих до министров и высших сановников церкви. Роман знакомит с повседневной жизнью людей разных профессий и состояний — финансистов, трактирщиков, врачей, ремесленников, актеров, юристов, разбойников, монахов, публичных женщин, вельмож.
      Ни один французский роман до Лесажа не насчитывал такого большого количества действующих лиц: в «Жиле Бласе» изображена вся Франция.
      Но автор не ограничивается простым показом этих персонажей: его произведение — роман сатирический, содержащий резкую иразностороннюю критику современного общества с позиций передового в то время класса — буржуазии.
      «Жиль Блас» имел огромный успех не только у современников: он оказал значительное влияние на всю последующую реалистическую европейскую литературу. В частности, можно назвать ряд русских романов, отмеченных несомненным влиянием Лесажа, например, «Похождения Российского Жиль Блаза» В. Т. Нарежного (1814), «Иван Выжигин» Ф. В. Булгарина (1829) и другие.
 
      Завязку и композицию «Хромого Беса» Лесаж заимствовал у испанского писателя Гевары (1570–1644), который выпустил книгу под тем же названием в 1641 году. Лесаж отнюдь не скрывал этого заимствования: первому изданию своего романа (1707) он предпослал обращение к испанскому писателю: «Позвольте мне, сеньор де Гевара, посвятить Вам это сочинение. Оно столько же Ваше, сколько и мое. Ваш «Хромой Бес» снабдил меня и заглавием книги, и ее замыслом. Признаюсь в этом всенародно. Я уступаю Вам честь этой выдумки, не вдаваясь в вопрос о том, не найдется ли какого-нибудь греческого, латинского или итальянского писателя, который имел бы основание оспаривать у Вас ее авторство».
      Но, позаимствовав завязку романа, его название и имена главных действующих лиц, Лесаж в ходе работы над книгой все более и более отступал от испанского образца, и его «Хромой Бес» представляет собою произведение вполне оригинальное.
      Лесаж блестяще использовал те возможности, которые предоставляла ему первоначальная ситуация, созданная испанским писателем: бес, заключенный в бутылку неким каббалистом и освобожденный студентом, показывает своему благодетелю такие стороны общественных и частных нравов, о которых принято лицемерно умалчивать.
      Лесаж водит читателя по дворцам и лачугам, по площадям и закоулкам Мадрида (в действительности — по Парижу); он приподымает крыши домов, показывая частную жизнь своих героев, и дает возможность читать затаенные мысли людей самых различных общественных положений, возрастов, профессий и характеров.
      И не только для забавы показывает все это Лесаж читателю, а для того, чтобы критически осмыслить виденное, отделить дурное от хорошего и дурное осудить. Он отмечает разнообразные пороки, свойственные людям вообще и его современникам — в частности.
      В те годы во Франции старинная феодальная аристократия постепенно начинала вытесняться крепнущей буржуазией. Деньги стали заменять родовитость. Представители буржуазии начали проникать в высшие слои придворного общества. Этот процесс одним из первых отметил в литературе Лабрюйер. Вслед за Лабрюйером, но с еще большей остротой и большей конкретизацией изображает этот процесс и Лесаж.
      Лесаж понимал, что в его время, в эпоху выдвижения буржуазии, деньги начали заменять все: и истинное благородство, и талант, и ум, и заслуги перед родиной; деньги стали определять человеческие отношения — не только общественные, но и семенные. Лесаж показывает, как погоня за богатством захватывает людей самых различных общественных положений, какие разнообразные формы принимает стяжательство и к каким пагубным последствиям оно приводит. Корысть руководит людьми в их деятельности, влияет на их поступки: она проникает и в семью, искажая родственные отношения.
      Вот перед нами племянники, радующиеся смерти дяди, потому что кончина старика превратит их в обладателей богатого наследства; вот молодой дворянин, «случайно» убивающий на охоте своего старшего брата, к которому отошло по наследству большое родовое поместье: вот человек, лишившийся рассудка после смерти жены, ибо, по условию брачного договора, он обязан вернуть родителям умершей ее приданое.
      Корысть искажает и нравственные представления людей. Лесаж рассказывает о замужней женщине, обирающей, с согласия мужа, влюбленного в нее старика, говорит о дворянине, который кичится своим благородным происхождением, но отнюдь не проявляет благородства в своих поступках: дворянская гордыня не мешает ему присвоить деньги «презренного» мещанина.
      И суд и сама инквизиция заражены стяжательством. Тщетно искать в суде справедливости; об одном из героев говорится, что он боялся обратиться в суд, потому что закон может оказаться на одной стороне, а судьи — па другой. А по поводу истории с привидением Хромой Бес замечает: «Просить меня, чтобы я воспротивился неправому делу, все равно, что просить прокурора не разорять вдову или сироту». И бес добавляет, что в дело собирается вмешаться инквизиция, ибо тут есть чем поживиться.
      Но не одних только отрицательных персонажей рисует Лесаж. Он охотно приводит и примеры бескорыстия, искренности, самопожертвования, глубокой беззаветной любви. Так, в трогательной повести о силе дружбы Лесаж изображает двух юношей, готовых друг для друга на любые жертвы.
      Особую жизненность придает персонажам Лесажа то, что мы видим происходящую в них нравственную борьбу. Это не просто «хорошие» или «дурные» люди, это люди живые. Хорошие не всегда хороши, им свойственно и впадать в заблуждение; зато и дурным не чуждо раскаяние — приглушенный на время голос совести нередко начинает звучать и в их сердце.
      Одной из основных особенностей художественной манеры Лесажа является непринужденность повествования: он не стесняет себя никакими правилами, никакой схемой. Единственный принцип, которому неуклонно следует Лесаж, — это жизненная правда. Язык его прост, естественен, лишен ненужных украшений. Непринужденность сказывается и на построении книги: более или менее пространный рассказ чередуется с крошечными сценками, в которых перед нами проходит вереница живых характеров. Так, за самым большим рассказом о силе дружбы следует главка о снах, где на протяжении немногих страниц перед читателем проходит более тридцати персонажей.
      Автору «Хромого Беса» достаточно двух-трех строк, чтобы раскрыть характер, показать пороки или достоинства человека и обнажить истинную основу его поступков. Иной раз в этих немногих строках раскрывается глубокая трагичность ситуаций. В некоторых эпизодах уже обнаруживается звериная сущность еще только крепнущей буржуазии. Персонажи мелькают один за другим, и большинство из них мы застаем лишь в какой-то краткий миг их жизни, но этот миг заставляет нас задуматься о том, какими же эти люди будут в дальнейшем: какие отношения сложатся с собственными детьми у человека, который так радовался смерти родного отца? Как будет вести себя аристократ, женившийся на прачке ради ее скромных сбережений? Читатель понимает, что благородство или подлость, обнаружившиеся в рассказанном эпизоде, на этом не кончится.
      Лесажу чужды какие-либо иллюзии в отношении человеческой природы; он видит людские слабости и пороки; более того: он понимает их социальную основу. Положительный герой Лесажа не исключительная личность, совершающая блистательные подвиги, а рядовой человек, наделенный простыми человеческими добродетелями — честностью, трудолюбием, скромностью, отзывчивостью, добротой. В этом — глубокий демократизм писателя.
      Лесаж скептичен: он охотно подчеркивает, что в основе большинства человеческих поступков лежит корысть. По поводу «благодеяния», которое оказывает дон Пабло им же ограбленному Амбросио, Хромой Бес делает грустное замечание: «Таковы, большею частью, великодушные поступки; никто бы ими не восхищался, если бы знал их истинную основу».
      Но это не значит, что Лесаж не верит в человека. Напротив, он готов оправдать его и объяснить людские пороки дурным воздействием общества: в век всеобщей погони за деньгами как слабому человеку устоять против соблазна? Соблазну подчас поддается и честный по природе человек. Так, в рассказе о похищенном кладе перед нами юноша, совершивший кражу не преднамеренно, а лишь вследствие своеобразно сложившихся обстоятельств. Этот человек, не нашедший в себе силы отказаться от богатства, которое как бы само давалось ему в руки, всю жизнь сознает тяжесть совершенного им преступления и успокаивается только после того, как возмещает нанесенный им ущерб. Он нередко надолго забывает о своей вине, но все же голос совести не умолкает в нем окончательно. В передаче этой изменчивости чувств и поступков человека сказывается реализм Лесажа; рисуя противоречивые черты характера, он тем самым придает поразительную жизненность своим персонажам.
      Лесажу не свойственны прямолинейная назидательность и скучное морализирование. Подобно Мольеру он считал, что главная задача писателя — обнажить порок и высмеять его, а читатель уже сам сделает из рассказанного правильные выводы.
      Следует заметить, однако, что, изображая правдивую и яркую картину современной жизни и обличая темные явления окружающей действительности, Лесаж еще не делает широких обобщений. С более резкой и решительной критикой феодального общества выступят писатели-просветители следующих поколений (Вольтер, Дидро, Руссо, Мерсье).
      «Хромой Бес» имел у современников огромный успех. Через несколько месяцев после выхода книги в свет уже потребовалось второе ее издание. Рассказывают, что из-за последнего экземпляра, остававшегося у книгопродавца, между двумя дворянами произошла дуэль.
      Для первых читателей «Хромой Бес» представлял интерес еще и потому, что в этой книге можно было найти немало намеков на события тех лет и узнать кое-кого из современников. Но и позже, когда злободневность ее стала стираться, книга Лесажа не переставала привлекать внимание читателей, — об этом свидетельствует бесконечное количество ее изданий, вышедших за истекшие два с половиной века и продолжающих выходить в наше время.
 
      «Хромой Бес» переведен на языки многих народов. В посвящении Геваре, предпосланном переработанному изданию 1726 года, Лесаж не без удовлетворения отмечает, что его роман переведен и на испанский язык. Таким образом, то, что Лесаж заимствовал в Испании, вернулось на родину как самостоятельное произведение французского писателя.
      В России «Хромой Бес» издавался неоднократно; со времени Великой Октябрьской революции предлагаемое читателю издание является третьим. Оно воспроизводит текст, опубликованный издательством A. Lemerre (1876).

Евг. ГУНСТ

 

 

ГЛАВА I

Кто такой Хромой Бес. Где и каким образом с ним познакомился дон Клеофас-Леандро-Перес Самбульо

      Октябрьская ночь окутывала густым мраком славный город Мадрид. Горожане уже разошлись по домам, а на опустевших улицах остались одни только влюбленные, собиравшиеся воспеть свои печали и радости под балконами возлюбленных звуки гитар уже тревожили отцов и ревнивых мужей. Словом, было около полуночи, когда дон Клеофас-Леандро-Перес Самбульо, студент из Алькала , стремительно выскочил из слухового окошка некоего дома, куда завлек его нескромный сын богини острова Цитеры . Студент пытался сохранить жизнь и честь свою и ускользнуть от трех или четырех наемных убийц, гнавшихся за ним по пятам, чтобы умертвить его или насильно женить на даме, с которой они его застали.
      Хотя он был один против них, он храбро защищался и лишь тогда обратился в бегство, когда в схватке у него была выбита шпага. Некоторое время они гнались за ним по крышам, но благодаря темноте ему удалось укрыться от преследования. Беглец направился на свет, замеченный им еще издалека, и, хотя свет этот еле мерцал, он служил ему маяком в этих столь трудных условиях. Не раз рискуя сломать себе шею, дон Клеофас достиг чердака, откуда пробивались лучи света, и влез в окно вне себя от радости, как лоцман, благополучно вводящий в гавань корабль, которому угрожало крушение.
      Он огляделся по сторонам и, очень удивившись, что в конуре, которая показалась ему довольно странной, никого нет, принялся с большим вниманием рассматривать ее. Он увидел подвешенную к потолку медную лампу, книги и бумаги, в беспорядке разбросанные на столе, глобус и компасы по одну его сторону, пузырьки и квадранты — по другую. Все это навело его на мысль, что внизу живет какой-нибудь астролог, который приходит в это убежище для научных наблюдений.
      Вспоминая об опасности, которой ему удалось так счастливо избегнуть, он раздумывал, переждать ли ему здесь до утра или поступить иначе, как вдруг услышал возле себя протяжный вздох. Сначала он принял этот вздох за игру своего расстроенного воображения, за ночное наваждение и потому не обратил на него особого внимания.
      Но, услышав вздох вторично, он убедился, что это нечто вполне реальное, и, не видя никого в комнате, воскликнул:
      — Что за черт тут вздыхает?
      — Это я, сеньор студент, — тотчас же ответил ему голос, в котором было что-то необычайное. — Вот уже полгода как я закупорен в одной из этих склянок. Тут в доме живет ученый астролог, он же и чародей; силою своего искусства он держит меня взаперти в этой темной темнице.
      — Стало быть, вы дух? — спросил дон Клеофас, немного взволнованный необычайностью приключения.
      — Я бес, — отвечал голос. — Вы пришли сюда очень кстати, чтобы освободить меня из неволи. Я томлюсь от праздности, потому что из всех чертей преисподней я самый деятельный и самый живой.
      Эти слова слегка испугали сеньора Самбульо, но так как он был от природы храбр, то взял себя в руки и сказал духу твердым голосом:
      — Сеньор бес, объясните мне, пожалуйста, какое положение занимаете вы среди ваших собратьев: благородный ли вы демон, или же простого звания?
      — Я важный черт, — ответил голос, — и пользуюсь большой известностью и на том и на этом свете.
      — А случайно не тот ли вы демон, которого зовут Люцифером ? — спросил Клеофас.
      — Нет, — ответил дух. — Люцифер — черт шарлатанов.
      — Вы Уриэль ? — продолжал студент.
      — Фу! — сразу же перебил его голос. — Уриэль — покровитель купцов, портных, мясников, булочников и прочих жуликов из третьего сословия.
      — Так, может быть, вы Вельзевул ? — спросил Леандро.
      — Вы надо мной насмехаетесь, — обиделся дух. — Вельзевул — демон дуэний и оруженосцев.
      — Удивляюсь, — сказал Самбульо. — А я-то считал его одной из важнейших персон вашего общества.
      — Это один из самых незначительных наших подданных. У вас превратные понятия об аде, — ответствовал бес.
      — Значит, — сказал Дон Клеофас, — вы — Левиафан , Бельфегор или Астарот .
      — О, что касается этих трех, — ответил голос, — это бесы первого ранга. Это — придворные духи. Они заседают в советах государей, вдохновляют министров, составляют союзы, поднимают восстания в государствах и зажигают факелы войны. Это не такие бездельники, как те черти, которых вы назвали сначала.
      — Скажите, пожалуйста, — продолжал студент, — в чем состоят обязанности Флажеля ?
      — Он — душа крючкотворства, дух адвокатского сословия, — ответил бес. — Это он придумал все формальности, которые соблюдаются судебными приставами и нотариусами. Он воодушевляет тяжущихся, сидит в адвокатах и обуревает судей. А у меня другие занятия: я устраиваю забавные браки — соединяю старикашек с несовершеннолетними, господ — со служанками, бесприданниц с нежными любовниками, у которых тоже нет ни гроша за душой. Это я ввел в мир роскошь, распутство, азартные игры и химию. Я изобретатель каруселей, танцев, музыки, комедии и всех новейших французских мод. Одним словом, я Асмодей , по прозванию Хромой Бес.
      — Как! — воскликнул дон Клеофас. — Вы тот прославленный Асмодей, о котором есть знаменитые указания у Агриппы и в «Ключах Соломона» ? Однако вы мне рассказали не про все ваши проказы. Вы забыли самое интересное. Я знаю, что вы иногда развлекаетесь тем, что содействуете несчастным любовникам. Доказательством служит то, что в прошлом году один мой приятель, бакалавр, добился при вашей помощи благосклонности жены некоего доктора из университета города Алькала.
      — Правда, — отвечал дух, — но это я приберегал вам напоследок. Я бес сладострастия, или, выражаясь более почтительно, я бог Купидон. Это нежное имя мне дали господа поэты: они рисуют меня в очень привлекательном виде. Они утверждают, что у меня золотые крылышки, повязка на глазах, в руках лук, за плечами колчан со стрелами и что при этом я восхитительно хорош собой. Вы сейчас увидите, сколько тут правды, если выпустите меня на свободу.
      — Сеньор Асмодей, — возразил Леандро-Перес, — как вам известно, я давно и безраздельно вам предан, это подтверждает хотя бы та опасность, которой я только что избежал. Я очень рад случаю быть вам полезным, но сосуд, в котором вы заключены, наверное, заколдован. И напрасны будут мои попытки откупорить или разбить его. Вообще не знаю, каким образом мог бы я освободить вас из заключения. Я не очень-то опытен в подобных делах; и, между нами говоря, если такой ловкий бес, как вы, не может сам выпутаться из беды, то под силу это жалкому смертному?
      — Людям это доступно, — отвечал бес. — Сосуд, в котором я заключен, — простая стеклянная бутылка; ее легко разбить. Вам стоит только взять ее и бросить на пол, и я тотчас же предстану пред вами в человеческом образе.
      — В таком случае это легче, чем я думал, — сказал студент. — Укажите же мне, в каком сосуде вы находитесь. Тут великое множество одинаковых склянок, и я не могу распознать, которая из них ваша.
      — Четвертая от окна, — ответил дух. — И хотя на пробке имеется магическая печать, бутылка все-таки разобьется.
      — Хорошо, — сказал дон Клеофас. — Я готов исполнить ваше желание, но меня останавливает еще одно маленькое затруднение: боюсь, что если я окажу вам такую услугу, мне придется за это поплатиться.
      — Ничего с вами не будет, — отвечал бес, — напротив, я вас так отблагодарю, что вы не раскаетесь в своем поступке. Я научу вас всему, чему вы только захотите: вы познаете все, что делается на свете: я открою вам человеческие слабости, я стану вашим бесом-хранителем, а так как я образованнее, чем Сократ, то берусь сделать вас умнее этого великого философа. Словом, я отдаю себя в ваше распоряжение со всеми моими достоинствами и недостатками: и те и другие будут вам одинаково полезны.
      — Заманчивые обещания! — воскликнул студент. — Но вашего брата, господ бесов, обвиняют в том, что вы не так-то уж свято исполняете свои посулы.
      — Это обвинение не лишено оснований, — сказал Асмодей. — Большинство моих собратьев действительно не очень-то совестится вас обманывать. Что же касается меня, то, не говоря уже о том, что я не знаю, как только отплатить за услугу, которой я от вас жду, я — раб своей клятвы и клянусь вам всем, что делает ее нерушимой, что не обману вас. Положитесь на мое заверение, а чтобы доставить вам удовольствие, я берусь этой же ночью отомстить за вас донье Томасе, коварной даме, которая спрятала у себя четырех злодеев, чтобы поймать вас и заставить на ней жениться.
      Молодой Самбульо был особенно восхищен этим последним обещанием. Чтобы ускорить его исполнение, он поспешил взять сосуд, где помещался дух, и, не заботясь о том, что может из этого произойти, с размаху бросил его на пол. Склянка разлетелась на тысячу осколков и залила пол черноватой жидкостью, которая, постепенно улетучиваясь, превратилась в облачко. Затем и облачко это рассеялось, и перед удивленным студентом предстало человеческое существо в плаще, около двух с половиной футов ростом, опирающееся на костыли. У хромого уродца были козлиные ноги, длинное лицо и острый подбородок. Цвет его лица был изжелта-черный, нос сильно приплюснут, глаза, казавшиеся крошечными, походили на два горящих уголька; непомерно большой рот со страшно отвислыми губами обрамляли длинные рыжие усы, закрученные кверху.
      Голова этого прелестного Купидона была повязана красным крепом в виде тюрбана с пучком петушиных и павлиньих перьев. Шею его охватывал широкий воротник из желтого полотна, разрисованный разными бусами и сережками. Он был в короткой белой атласной одежде, опоясанной широкой лентой из нового пергамента, испещренного волшебными письменами. На его платье были изображены различные предметы дамского обихода; красивые ожерелья, шарфы, пестрые фартуки, модные прически, одна замысловатее другой.
      Но все это было ничто по сравнению с белым атласным плащом, покрытым бесчисленным множеством фигурок, нарисованных китайской тушью таким широким мазком и так выразительно, что не оставалось сомнения в том, что дело здесь не обошлось без нечистого. Где изображена была испанка, закутанная в мантилью, заигрывающая с фланирующим иностранцем; где француженка, изучающая перед зеркалом всевозможные ужимки, чтобы испробовать их действие на молодом аббате, нарумяненном и с мушками на щеках, который появляется на пороге ее будуара. Здесь — итальянские кавалеры поют и играют на гитарах под балконами своих возлюбленных, а там — немцы, в расстегнутых камзолах, растрепанные, осыпанные табаком и еще более пьяные, чем французские щеголи, окружают стол, заваленный остатками кутежа. Один из рисунков изображал выходящего из бани мусульманина, окруженного всеми своими женами, наперебой старающимися услужить ему; на другом — английский джентльмен учтиво предлагал своей даме трубку и пиво.
      Замечательно изображены были также игроки: одни, охваченные пылкой радостью, наполняют свои шляпы золотыми и серебряными монетами, другие, играющие уже только на честное слово, устремляют в небо кощунственные взоры и в отчаянии грызут карты. Словом, там было столько же любопытных вещей, как на чудесном щите, сделанном богом Вулканом по просьбе Фетиды. Но между произведениями этих двух хромых существовала та разница, что фигуры, изображенные на щите, не имели никакого отношения к подвигам Ахиллеса, а рисунки на плаще были точным воспроизведением того, что делается на свете по внушению Асмодея.

ГЛАВА II

Продолжение рассказа об освобождении Асмодея

      Бес, заметив, что его внешность не располагает к нему студента, сказал с улыбкой:
      — Ну, дон Клеофас-Леандро-Перес Самбульо, вы видите перед собою прелестного бога любви, могущественного властителя сердец. Что скажете о моей внешности? Хорош я? Не правда ли, поэты — прекрасные живописцы?
      — Откровенно говоря, — ответил дон Клеофас, — они несколько вам польстили. Полагаю, вы не в таком виде являлись Психее?
      — О, разумеется, нет, — ответил бес. — Тогда я заимствовал свой образ у французского маркизика, чтобы сразу влюбить ее в себя. Надо придавать пороку приятную внешность, иначе он не будет нравиться. Я принимаю все обличья, какие мне угодно, и мог бы показаться вам в самом красивом фантастическом виде, но я предоставил себя в ваше распоряжение и не имею намерения что-либо скрывать от вас, а потому я хочу, чтобы вы видели меня в образе, наиболее соответствующем тому представлению, какое сложилось у людей обо мне и моих занятиях.
      — Я не удивляюсь что вы несколько уродливы не в обиду вам будь сказано, — признался Леандро. — Отношения, в которые мы вступаем, требуют откровенности. Ваша внешность не согласуется с прежним моим представлением о вас, но объясните мне на милость, отчего вы хромаете?
      — Это — последствие моей давнишней ссоры с Пильядорком , — отвечал черт. — Дело было во Франции, мы заспорили о том, кто из нас двоих завладеет молодым уроженцем Манса, приехавшим в Париж искать счастья. Это был великолепный экземпляр — юноша с большими талантами, — и мы горячо оспаривали его друг у друга. Мы подрались в средних слоях атмосферы. Пильядорк оказался сильнее и сбросил меня на землю подобно тому, как Юпитер, по словам поэтов, свалил Вулкана. Сходство этих приключений и послужило причиной того, что товарищи прозвали меня Хромым Бесом. Они дали мне это прозвище в насмешку, но с тех пор оно за мной так и утвердилось. Однако, хоть я и калека, а от других не отстаю, вы сами убедитесь, какой я хват. Впрочем, — прибавил он, — довольно болтать. Уйдемте поскорее с этого чердака. Колдун скоро явится сюда, чтобы трудиться над тайной бессмертия он намерен одарить им прекрасную сильфиду, которая посещает его здесь каждую ночь. Если он нас застанет, то непременно упрячет меня опять в бутылку, да, пожалуй, и вас также. Выбросим сначала в окно осколки, чтобы он не заметил моего освобождения.