Кровавый cнег

Ирвин ЛЕРУА

КРОВАВЫЙ СНЕГ

Взрыв всеобщего негодования был неописуем. Если уж начали тибрить лыжи, поставленные у отеля, значит надеяться в этом мире не на что. Ладно, палки вечно норовили самовольно сменить владельца — с их мерзкой привычкой все давно смирились. Всегда можно подсуетиться и вместо слинявшей пары найти в соседней пирамиде другую. Но лыжам, абсолютно новым, недавно купленным у Жана Блана и ни разу не опробованным лыжам — где взять замену им?

В полпервого на маленьком грузовичке прикатили два жандарма. Настоящие альпийские стрелки с карабинами и в охотничьих беретах. Без пятнадцати час приступили к расследованию. В четверть второго они уже знали, что утренним автобусом, следовавшим до Мутьера, некий Рене Пра уехал с двумя парами лыж — красных и голубых. В два часа доблестные представители закона выяснили, что упомянутый Рене Пра сел в одиннадцатичасовой поезд, купив билет до Шамбери.

В шесть вечера в подъезде скромного домика на улице Бож, другие жандармы неожиданно наткнулись на украденные лыжи, невинно прислоненные к стенке, словно вор считал невероятным, что кому-нибудь придет в голову их здесь искать. Десять минут спустя Рене Пра задержали и в наручниках доставили в полицейский участок. Изловили ворюгу в комнате Лоретты Фабр, живущей на последнем этаже.

И, наконец, уже к полудню следующего дня альпийские жандармы снова прибыли в отель «Три долины» на своем неутомимом грузовичке и вернули лыжи законным владельцам.

Обеденный зал был полон народу. Жандармы пожинали плоды своего грандиозного успеха. Каждый постоялец считал своим долгом поздравить их.

— Во всяком случае, — заметил кто-то, — это доказывает, что во Франции не все еще прогнило, и насмехаться над жандармерией явно несправедливо. Столь быстрый и, казалось ты, невероятный результат. Н-да-а… Пусть комиссары и флики из пресловутой Сюрте выпендриваются сколько влезет. Дело-то распутали не они, тем более с такой скоростью.

Попивая маленькими глотками бурбон «Old crow»[1], Ирвин Леруа ждал в баре принцессу, приехавшую покататься по склону Мервбель. Он забавлялся, наблюдая издалека за восхвалением двух жандармов. Ирвин, разумеется, хорошо представлял себе эффективность французской полиции, да и всех прочих полиций мира. Тем не менее ему не раз приходилось убеждаться, что злоумышленники весьма опасаются скромняг-жандармов, которые получают скудное жалованье и завирают сверх всякой меры, но обладают изрядным здравым смыслом, упорством и неподкупностью. Последний случай был еще одним примером.

— Не правда ли, месье, — наклонился к нему Анри, — эти жандармы — молодчины?

Вышколенный метрдотель обладал смачным южным акцентом.

— В самом деле. А что это за субъект, укравший лыжи? i — Так, мелкая сошка, и говорить-то не стоит…

— Вы с ним знакомы?

— Не совсем. Видел два-три раза… Странный тип.

— Вот как? Он из Куршевеля?

— Не думаю. Кажется, он из Шамони. Я, знаете ли, не слишком часто выезжаю отсюда, времени нет. Одна из горничных мне рассказала, что этот Рене Пра — неисправимый бабник и живет за счет женщин. Конкретно я, в общем-то, ничего не знаю. Мне известно только, что он был лыжным инструктором на станции, портье в отеле, барменом и кем-то там еще. Одно время он работал гидом в Курмайоре, а несколько лет назад пришел вторым на чемпионате Франции по скоростному спуску. Но все это слухи, слухи… Знать бы, что здесь вымысел, а что правда/месье. У людей такие злые языки.

Ирвин покивал головой. Рене Пра его заинтересовал — ему казалось, что Рене из тех, кто с легкостью украдет у случайной любовницы драгоценностей на десять миллионов, но не станет рисковать из-за двух пар лыж.

Анри отошел, чтобы обслужить других клиентов, потом вернулся к Ирвину.

— Я подумал. Что есть еще кое-что…

— О чем вы?

— Да все об этом Рене Пра, черт возьми! Вам известно, что он герой?

— Да ну!

— Ну да, герой. Слыхали об американском самолете, который врезался в гору около ледника Гранд-Касс два месяца назад? Ну и авария — как в страшном сне. Вон там, взгляните, Гранд-Касс отсюда видно. Как раз напротив. Видите? Там, наверху, все и случилось. Глубокой ночью. Грохот было слышно даже отсюда, хотя здесь не меньше десяти километров по прямой.

Ирвин машинально бросил взгляд в указанном направлении.

— Ну и что?

— А то, что и той ночью, и в последующие дни Рене Пра был первым в связке в спасательной команде. Только через день, преодолев неимоверно трудный подъем, им удалось добраться до обломков. Вам не кажется странным, месье, что один и тот же человек совершил подобный поступок и украл лыжи?

— Да уж, — согласился Ирвин.

В бар вошла принцесса Марта, ошеломляющая в своем красно-черном анораке, смуглая, как таитянка, и рыжая, как пламя ада. Ее появление поделило присутствующих на два лагеря — лагерь восхищенных и лагерь критически настроенных дам. Она к этому привыкла.

— Эй, Анри! Что пьет месье?

— Бурбон «Old crow», мадам.

— Отлично! Мне двойной! Умираю от голода, дорогой. Я спустилась к Мерибелю, прямо под канатной дорогой. Это что-то потрясающее… Здесь жандармы? У нас что, всеобщая мобилизация, или они нагрянули за тобой?

— Ни то, ни другое. Они появились из-за субъекта, который украл лыжи.

— Лыжи? Безработный что ли?

— Пейте ваш drink[2], я вам все расскажу за завтраком.

— Ай-я-яй! Чудовище! По одной твоей интонации я предвижу волнующую историю. Ты вернулся сюда, чтобы удовлетворить свою страсть к приключениям, верно я поняла?

И это было абсолютно справедливо. Ирвин, утомленный фешенебельными курортами, пресытившийся всеми этими Тихими океанами, Флоридами, Ривьерами и Лидо, уставший от городов со знаменитыми источниками, и утомленный надменными столицами решил приехать инкогнито в Куршевель 1850. В городок совсем не старый и не испорченный снобизмом, дабы восстановить свои силы и обновить ощущения. Марта с радостью присоединилась, довольная тем, что можно поизображать коммерсантку на отдыхе, любительницу новомодных стилей спуска на горных лыжах.

Между первым и вторым коктейлями Ирвин поведал спутнице, в чем существо дела. Сначала он рассказал об аварии с американской «Дакотой», затем об истории с лыжами. И, наконец, добавил, что, на его взгляд, в чем-то здесь неувязка. Слишком уж дурацкая кража. Марта слушала, неустанно трудясь своими великолепными зубами. Она часто становилась жертвой внезапных приступов обжорства, которые скрывала от общества.

— А, кстати, как зовут этого вора-спасателя? Ты его знаешь? — осведомилась Марта с набитым ртом.

— Пра, Рене Пра.

Она на мгновенье перестала жевать и посмотрела на Ирвина.

— Рене Пра? Но я его знаю. Это тот парень, с которым я как-то раз танцевала рок-н-ролл.

— Неужели? Действительно, припоминаю… Можно даже сказать, что вы ни с кем, кроме него, не танцевали. Рок и все остальное, включая тарантеллу. Она захохотала.

— Ты заметил? Вот уж не подумала бы. Ты смотрел только на Вивьен Романс.

— У меня два глаза, darling[3]. Я их использую для того, чтобы смотреть в разные стороны.

— My God![4] Ты заработаешь косоглазие! Стало быть, красавчик Рене украл лыжи. Ну и кретин!

Но произнеся эти слова. Марта уже не смеялась. Она тоже задумалась над абсурдностью подобной кражи.

— Уже поздно, — внезапно решил Ирвин. — Я поеду в Шамбери.

— Держу пари… Впрочем, ладно. Ты меня отвезешь, конечно.

Они помолчали несколько минут. Но мысли у обоих были заняты одним и тем же — разбившимся в горах самолетом военно-воздушных сил США… Рене Пра первым из спасателей добрался до обломков.

* * *

Лоретта Фабр и впрямь была хорошенькой — для тех, кому такие нравились. Однако кокетство мало ее занимало. Горный загар вполне заменял пудру, а хорошее здоровье — губную помаду. По мальчишески одетая — спортивный костюм и куртка зимой, брюки и ковбойка летом — она, казалось, принадлежала к какому-то третьему полу. Но это было обманчивое впечатление, чему свидетельством — Рене Пра, покоривший ее в один миг. Однако он, конечно, не добился бы такого быстрого успеха у этой дикарки, если бы не его физическая привлекательность плюс ореол славы горнолыжного аса. И в уютной спаленке обнаружилось, что Лоретта — страстная любовница, инстинктом постигающая то, что девушкам ее возраста дает любопытство и сексуальный опыт. Такое кажущееся противоречие между характером и темпераментом встречается не так редко, как можно вообразить. Сколько на всем свете женщин с характером Эсфири или Марии Магдалины, не подозревающих о том, что они Мессалины и Фрине[5].

Лоретта Фабр была единственной дочерью гренобльского перчаточника, и среднее образование получила у сестер-монахинь. Она могла бы остаться с отцом, помогать ему. Но вместо этого, черт знает зачем, предпочла зарабатывать на жизнь секретаршей на кожевенном заводе в Шамбери, а все силы души отдавала борьбе в рядах ультралевой партии. Организация сплошь и рядом злоупотребляла ее безграничной преданностью. Девушка называла это «жить независимо».

В этот вечер Лоретта Фабр ехала на недавно купленном мопеде вдоль Лейса, бурной речки, огибающей Шамбери. (Она приобрела бы что угодно, лишь бы прийти на помощь любимому Рене.) Двигаться приходилось осторожно, потому что выпавший с утра снег растаял.

Девушка подъехала к самому городу. На другом берегу реки уже показались бледные огни казармы Жоппе. В этот момент впереди появилась машина и два-три раза предупредительно мигнула фарами. Лоретта прижалась к правой обочине. Черный автомобиль с ведущими передними колесами повторил ее маневр и резко затормозил, вынудив ее остановиться.

— Вы что, сумасшедший? — закричала она, чуть не свалившись с мопеда.

Из машины вылез человек. Он был довольно коренаст, но, возможно, такое впечатление создавалось из-за толстого пальто с накладными плечами.

— Простите меня, товарищ, — произнес.

Он отрывисто, — я не нашел другой возможности поговорить с вами без свидетелей.

Слово «товарищ» чуть смягчило раздраженную Лоретту.

— Другой возможности? Если бы не хорошие тормоза… Кто вы такой?

Она была уверена, что никогда не встречала этого человека.

— Пожалуйста, не задавайте вопросов, товарищ Фабр.

— Пожалуйста! — передразнила она. — Я употребляю слово «товарищ» только по отношению к определенным людям и в определенной обстановке. Человек рассмеялся.

— Будем считать, что я вправе вас так называть.

— Я не обязана верить вам на слово.

— Все же придется. К вашему сведению, я отношусь к партийному руководству и приехал из Парижа специально, чтобы повидать вас.

Командные нотки в его голосе свидетельствовали о привычке к беспрекословному Подчинению. Но это не произвело ни малейшего впечатления на Лоретту. Партийная активистка? Пожалуйста. Но не нужно считать ее дурочкой.

— Из Парижа? Всего-навсего? Вы явно напрасно совершили столь далекое путешествие только для того, чтобы побеседовать со мной подобным странным образом. К тому же вы все-таки не желаете представляться, и я категорически отказываюсь с вами разговаривать.

— Да-а, меня предупреждали…

— Вот как? О чем же?

— Что вы строптивая и своенравная. По правде говоря, мы таких не любим.

Недоверие Лоретты росло. В партии ее не только не считали строптивой, но и ставили в пример как умеренную активистку.

— Видите ли, месье, руководители, с которыми я имела дело, обычно обращались ко мне только через наш местный комитет и при, том вели себя вежливо. Если вы тот, за кого себя выдаете, повидайте сначала уполномоченного из шамберийской ячейки, покажите ему удостоверение, а потом, если появится возможность, он свяжет меня с вами. Незнакомец нетерпеливо махнул рукой.

— Нет времени!

— Такая срочность? Вы меня удивляете, месье. Отмахали пятьсот километров и жалеете потратить лишних полчаса? Это ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы связаться с уполномоченным и найти меня в местном комитете. Лоретта уселась на мопед.

— Полагаю, адрес вам известен?

— произнесла она насмешливо.

— Не так быстро, крошка!

— Его рука властно легла на руль мопеда. Лоретта упрямо оттолкнула ее.

— Отстаньте от меня!

Другой рукой незнакомец схватил девушку за плечо. Оттолкнув мопед, она вырвалась. И тем не менее не убежала, а встала прямо напротив него.

— Тупица!

Человек ухмыльнулся и яростно отбросил мешающий мопед. Тот ударился о небольшое заграждение на краю обрыва, по дну которого протекала река, и завалился на бок.

— Тем хуже для вас. Я обламывал и более упрямых, моя красавица.

— Думаете, я испугалась? Попробуйте подойти! Трижды в неделю Лоретта посещала курсы дзюдо. Ее опыт был пока только теоретическим, но она была готова применить полученные знания на практике.

Две фары, появившиеся вдалеке со стороны Шамбери, ярко осветили дорогу.

— Эй, хватай ее сзади! — закричал вдруг незнакомец. Уловка удалась. Лоретта инстинктивно повернула голову к воображаемому сообщнику. В то же мгновенье она почувствовала, как ее тисками сдавили сильные руки. Попытки брыкаться ни к чему не привели.

— Ха-ха! Проклятая девка! Теперь ты со мной поговоришь! Вот так…

Как в тумане, она увидела левую руку противника, занесенную над ее головой. Потом ноги стали ватными, перед глазами поплыли красные круги, и Лоретта перестала отбиваться. Незнакомец понес ее к машине. В этот момент показались фары еще одного автомобиля, который двигался на этот раз по направлению к городу. Незнакомец открыл дверцу и начал заталкивать бесчувственное тело на заднее сиденье. Две секунды спустя рядом затормозила шикарная американская машина.

— Несчастный случай? — спросил вежливый, металлический голос.

— Нет, нет! Ничего страшного! Просто моя жена больна.

С ней, понимаете ли, иногда происходят нервные срывы. Спасибо, я сам выпутаюсь, мне не привыкать.

Человек из белого автомобиля тем не менее уже стоял на дороге, собираясь идти к машине незнакомца.

— Ваша жена? Может, я ошибаюсь?.. Разве это не мадемуазель Фабр?

— Господи, я же сказал вам, что это моя жена! Оставьте меня в покое и не суйтесь, куда не просят. Иначе…

— Иначе что?

Подошедший быстро принял боевую стойку. Его соперник сунул руку в карман пальто и вытащил браунинг, но в ту же секунду получил два великолепных, молниеносных удара: один промеж глаз, другой в печень. Выронив браунинг, он плюхнулся на дорогу.

— Дорогой мой, — послышался женский голос из белой машины, — тебе нужна помощь?

— Да, dearest![6]. Но еще больше мне нужен телефон.

— Это она, я была права?

— торжествующе сказала принцесса Марта, вылезая из таидерберда.

— Это действительно она! У вас глаза рыси. Марта.

— А это что за тип?

— Никогда его не видел. Пожалуйста, принесите фотоаппарат.

Пока Марта настраивала свою ультрасовременную «лейку», Ирвин поднял бесчувственного похитителя и погрузил на переднее сиденье его машины. После этого он вытащил с заднего сиденья Лоретту и перенес ее в тандерберд.

— Что-то ты долго ее укладываешь, «лейка» давно готова, — заметила принцесса.

Ирвин сделал шесть снимков незнакомца в разных ракурсах и вернул камеру Марте.

— Не смогли бы вы отвезти Лоретту Фабр домой? Я нагоню вас через несколько минут.

— Можно узнать, что ты собираешься делать?

— Сыграю шутку с любителем киднеппинга. Надеюсь, когда он придет в себя, то будет приятно удивлен, поскольку я собираюсь отогнать его машину прямо к жандармерии. После сегодняшнего утра мое уважение к жандармам жутко выросло.

Принцесса улыбнулась и пожала плечами. Потом она завела машину и тронулась. Прежде чем последовать за ней, Ирвин тщательно обыскал свою жертву. Он обнаружил удостоверение личности на имя Гратьена Пулье, родившегося в январе 1907 года в Бельфоре, двенадцать тысяч новых франков, разную мелочь и, наконец, временную регистрационную карточку на автомобиль, полученную означенным Пулье в парижской префектуре. Больше ничего не было. Ни портфеля, ни документов, ни чего-либо необычного.

Некоторое время спустя внимание прохожих привлек элегантный мужчина, который разглядывал через стекло салон машины, припаркованной возле жандармерии.

— Я спрашиваю себя, не болен ли этот человек? — громко вопрошал элегантный незнакомец.

— Вы думаете?

— немедленно откликнулся кто-то и начал стучать в стекло. — Эй, месье, месье! Что-нибудь не в порядке?

Когда, наконец, появился бдительный жандарм, незнакомец оседлал мопед и исчез. Никто этого не заметил.

— Смотри-ка ты, — отреагировал жандарм, — похоже, иностранец. На машине временные номера…

* * *

Ирвин лихо взлетел на третий этаж. Лестница была ветхая, но безукоризненно чистая. По правде говоря, искатель приключений уже взбирался по этим ступенькам во второй половине дня. На сей раз он искал конец веревочки, тянувшейся к фактам, о которых он еще только догадывался. Статья в газете сообщала, что Рене Пра, укравший две пары лыж в Куршевеле 1850, был задержан у молодой женщины, проживающей на улице Бож в Шамбери. Таким образом, у искателя приключений появился шанс очутиться в гуще событии. Но первый послеполуденный визит не принес ему ничего, кроме адреса завода, на котором работала Лоретта Фабр. Тем не менее фотография на ночном столике давала возможность при встрече узнать девушку в лицо. Он показал фотографию принцессе, и, благодаря этому, чуть позже, на дороге, ведущей в Италию, приключение началось.

Когда Ирвин вошел, Лоретта скорчила недовольную гримасу. Ее одежда была в беспорядке, волосы растрепаны. В комнате стоял неприятный лекарственный запах.

— Перед тем, как войти, обычно стучатся, — проворчала она.

— Что я и сделал бы, если бы знал, что вы пришли в себя, мадемуазель.

Принцесса сидела на диване по-турецки и курила сигарету. После слов Ирвина она рассмеялась.

— Представь себе, у нашей подопечной характер бульдога. Как только я привела ее в чувство, она испепелила меня взглядом, а потом гневно спросила, что я здесь делаю. Ответ, что я медсестра, ее не успокоил. Мне пришлось чуть ли не силой прикладывать ей шафранно-опийную настойку к шишке на затылке. Признаю, что настойка — не лучшее снадобье, но больше ничего не оказалось под рукой. Лоретта переводила взгляд с одного на другого.

— Я полагаю, мне следует поблагодарить вас за то, что вы помогли мне на дороге… И я вас благодарю… Да. А теперь, думаю, вы не сочтете неуместным, если я поинтересуюсь, что же произошло?

— Я спрашивала у мадам, но она вместо ответа только отшучивалась, хотя и остроумно. Отсюда мой замечательный бульдожий юмор…

— Принцесса Марта неисправима, — улыбнулся Ирвин.

— Принцесса? — удивилась девушка и взглянула на Марту.

— В прошлом, все в прошлом, не беспокойтесь…-На комоде стоял спортивный трофей — красивый серебряный кубок. Как раз между двух портретов Рене Пра, снятого в полной экипировке, на лыжах.

Марта направилась к комоду, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. Попутно она притворилась, что прочитала выгравированную надпись.

— Смотрите-ка, этот кубок выиграл Рене. Замечание Марты не прибавило Лоретте добродушия.

— Вы знаете Рене? Я должна была догадаться. Он обожает общество определенного сорта.

— Как вас понимать, мадемуазель? Это нечто уничижительное? Вам не нравится мой стиль? Я слишком буржуазна, или вас шокирует мой титул? Лоретта промолчала и повернулась к Ирвину.

— Я хочу знать, кто вы и зачем здесь находитесь.

— Мы друзья Рене Пра и хотим помочь ему, а наше появление в этом доме закономерно, поскольку мы вас сюда привезли.

— Не вижу ничего закономерного! Чтобы привезти меня сюда, надо знать, кто я и где живу. А я совершенно уверена, что вас не знаю, и Рене никогда о вас не говорил. И потом, как-то сомнительно, чтобы он был знаком с принцессой.

— Вполне возможно, мадемуазель. Но он-то нам о вас рассказывал.

— Что именно?

— То, что вы — замечательная личность. И потом, есть еще кое-что, о чем я сейчас расскажу. Мы приехали из Куршевеля специально, чтобы встретиться с вами.

— Из Куршевеля, в такое время? Решительно, весь мир пустился в дорогу, чтобы встретиться со мной…

Эти слова вырвались у нее случайно, но, к ее удивлению, Ирвин никак на них не отреагировал.

— Мы не нашли вас здесь и решили поискать на заводе, где вы работаете.

Это было неправдой. На самом деле завод, адрес которого он узнал по квитанции, найденной в ящике, был последним местом, куда он собирался отправиться в поисках информации о девушке.

— Не верю ни единому слову, — холодно объявила Лоретта.

— Никто вас и не заставляет, — флегматично произнес Ирвин. — Правда относительна в пространстве и во времени. Можно верить или не верить, ценность имеют только факты. В данном случае факты очевидны. Была, попытка киднеппинга, и вы чуть не стали его жертвой. Если бы не мое вмешательство… Остается выяснить, почему вас хотели увезти? Лоретта Фабр надменно выпятила подбородок.

— Вы мне не отец, не опекун, не начальник и не жених. И я считаю ваш вопрос неуместным. Все, что может со мной произойти, никоим образом вас не касается. Даже если вы сошлетесь на Рене.

— Вы заблуждаетесь. Я отвечу вам притчей на манер азиатской. У одного человека была собака, и она укусила овцу соседа. Но тяжба завязалась не между собакой и овцой, а между хозяином собаки и хозяином овцы, при участии судьи, который разрешал их спор.

— Да? И какую вы себе отвели роль в этой азиатской притче? Конечно же судьи?

— Почему бы нет?

— И как вы ее себе представляете?

— Допустим, я уполномочен Миносом, Радамантом и Эаком[7].

— От скромности вы наверняка не умрете.

— Увы, мадемуазель. И знаете, мне очень отрадно представлять себя в роли посланца судей Аида.

Принцесса устроилась на диване поудобней, продолжая курить и наблюдая за обменом репликами. По правде говоря, Лоретта Фабр очень ей нравилась своей неординарностью.

— А кстати, что вы сделали с моим насильником? — спросила вдруг Лоретта.

— Если не случилось какой-нибудь неожиданности, его сейчас поджаривают на вертеле.

— Опять ад? Он вам явно дорог.

— Нет, на этот раз речь идет о жандармерии.

— Его арестовали? Вы называли мое имя?

— А что, это может вам повредить? Лоретта с усилием придала лицу равнодушное выражение.

— Подобная популярность никого не привлекает. Чтобы весь город чесал языки о том, что я стала жертвой какого-то садиста. Марта звонко рассмеялась.

— Садиста, который проделал длинный путь из столицы лишь затем, чтобы изнасиловать вас, и никого другого?

Лоретта быстро взглянула на Марту. И все. Ответить она не соблаговолила.

— И все же, — опять начал Ирвин, — почему вы не позвали на помощь, когда мы проезжали мимо в первый раз? Если бы не принцесса, которая вас узнала, я бы так и поехал дальше, не обратив внимания на парочку у дороги.

— Что бы ни случилось, я обычно выкарабкиваюсь сама.

— Это делает вам честь, но, простите, я, в свою очередь, вам не верю. И, если позволите, я вернусь к своей притче. Умная овца не хотела, чтобы ее хозяин ввязывался в это дело. Возможно, хозяин собаки казался ей слишком хитрым или, слишком могущественным. Не так .

Ли?

— У вас богатое воображение. Но, чтобы вы знали, я никому не принадлежу, в том числе и Рене. Я его люблю, разумеется, но ни я ему не принадлежу, ни он мне. И потом, я абсолютно не имею представления, кто был тот человек, который на меня напал. Следовательно, мне было бы очень тяжело определить, насколько он хитер или могущественен и способен ли он повредить Рене.

Ирвин опять улыбнулся своей демонической улыбкой.

— Я не имел в виду Рене, я говорил о партии, в которой вы состоите. Лоретта пришла в ярость.

— Я прошу вас не мешать все в одну кучу!

— Отлично! В самую точку. Хотите знать, о чем я думаю, Лоретта?

— Мне все равно.

— Я думаю, что вы теперь будете находиться в постоянной опасности — вас, по меньшей мере, похитят, если не убьют. И я скажу, откуда проистекает моя уверенность. Некоторое время назад Рене Пра, участвуя в спасательной экспедиции, нашел нечто ценное среди обломков американского военного самолета, разбившегося в горах — надо полагать, какие-то документы. Что вы об этом думаете, Лоретта? Лоретта остолбенела. В один миг ей стало понятным странное поведение Рене. Но самой оказаться замешанной в эту историю…

— Я… — начала она. Постепенно ее изумление перешло в гнев. — Другими словами, вы и мадам представляете американцев?

— Вовсе нет. Мы представляем самих себя. Американец, скорее всего, тот, кто на вас напал. Собака и ее хозяева, если угодно. Что касается советского агента, он выйдет на вас менее рискованным способом — положим, через ваше местное руководство. А я не хочу, чтобы он принес вам несчастье.

— Какая трогательная забота! — восхитилась Лоретта. — Вы такой хороший! И похоже, больше всех заинтересованы в моей безопасности.

— Разумеется, а вы как думали?

— вступила в разговор Марта. — Незаинтересованные люди — редчайшие исключения, своего рода дураки. Что бы человек ни делал, это всегда следствие его интереса к тому или к иному. Например, ваша манера жить — это политический прозелитизм[8]. Агитировать новичков для вас такое же удовольствие, как для меня сорить деньгами. Каждому своя погремушка, не так ли? Лоретта улыбнулась горько и презрительно.

— Такие люди, как вы, создали таких людей, как я. Карл Маркс, Энгельс и Ленин первыми от имени человечества определили вас как паразитов и объявили вам войну. Вы говорите, прозелитизм — одна из разновидностей корысти. Допустим. Наша главная корысть — моя и моих товарищей — заключается в исчезновении с лица земли вашей расы циников. То, что вы принцесса, позволяет вам не утруждать свои красивые ручки зарабатыванием на жизнь.

— Ай-ай-ай, — воскликнула Марта, — бедные мои предки! Этакая взбучка! А вы никогда не думали, что иметь собственность гораздо экономнее, чем жить на нищенскую зарплату и считать каждый грош. Праздность преступна лишь в сочетании с безденежьем. Тратить — задача не менее важная, чем зарабатывать. Вам кажется, что в стране ваших грез нет праздных богачей. Но они отнюдь не исчезли, просто сменили маску. Это пресловутое высшее партийное руководство. Свое богатство они черпают из общественной собственности, принадлежащей партии — вашей партии, Лоретта. И тратят общественные средства, не прикладывая ни малейших усилий, чтобы их заработать.

— У меня болит голова, и от ваших пустых разговоров мне только хуже.

— Марта, примиритесь с тем, что это дитя никогда не оценит вас так, как ваши друзья. Тем хуже для нее! Слава богу, что Рене доверился нам настолько, что мы сможем обойтись без ее помощи. Когда я добуду документы с американской) самолета, она уже не успеет оказать своей партии неоценимую услугу. Экая жалость, не правда ли?

Лоретта затряслась от злости. Впрочем, теоретическая дискуссия, затеянная Мартой, вряд ли могла закончиться чем-нибудь иным.

— Вы лжете! Рене вам ничего не говорил! Он осторожен и не имеет привычки доверяться кому попало. Если бы он доверился мне полностью…

— Отлично! Как бы то ни было, я убедился, что он все же упоминал об этих документах. Я не ошибся: именно поэтому вас хотели похитить.

Марта с интересом смотрела на Ирвина. Тот говорил на повышенных тонах, что было ему совершенно не свойственно.

— Нам здесь больше нечего делать. Пойдемте Марта, Но произнеся эти слова, он вдруг сделал два мягких прыжка в сторону двери и резким ударом открыл ее. Послышались шаги вниз по лестнице. Ирвин вернулся, подбежал к окну и выглянул. Человек в черном плаще выбежал из дома и направился к другому типу, который торчал на углу. Посовещавшись, они перешли дорогу и вошли в бистро. Оно было хорошо освещено, и Ирвин сумел разглядеть, как они засели в засаде у окна и один из них протер ладонью запотевшее стекло. Чуть подальше, на боковой улице, была видна машина с погашенными фарами, с номерным знаком «9.002 QZ 73». Внизу, перед домом белый тандерберд стоял на том месте, где его оставила принцесса.

— Кажется, наше присутствие помешало очередному вашему насильнику, — сказал Ирвин, задергивая занавески. — Но немного терпения. Голову даю на отсечение, что как только мы отчалим, он сразу вернется. Не волнуйтесь, я возвращаться не собираюсь. Go on, принцесса, или вы остаетесь?

Не произнеся ни слова, прямая, как статуя Командора, Лоретта Фабр смотрела им вслед.

— Отныне у нас будет почетный эскорт, dearest, — прошептал Ирвин минутой позже, когда они уже отъезжали. — С вашего разрешения я поеду медленно. Не хочу, чтобы эти славные ребята потеряли нас из виду.

* * *

Начальник отделения жандармерии постукивал кончиком карандаша по столу, заляпанному чернилами. Этот стол служил всем его предшественникам еще в те времена, когда конная полиция носила треуголки и ботфорты.

— Поймите меня правильно, месье, мне очень хочется поверить, что вы в абсолютном неведении, что с вами произошло. Я вполне могу допустить, что вас зовут Гратьен Пулье. Боюсь показаться нудным, но я верю, что вы потеряли удостоверение личности и водительское удостоверение. Я готов даже не замечать впечатляющих следов на вашем лице.

Действительно, создавалось впечатление, что Пулье надел на глаза полумаску цвета спелой сливы.

— Вы не знаете в Шамбери никого, кто мог бы поручиться за вас? Дело было бы улажено.

Казалось, жандарм был преисполнен любезности и желания помочь «клиенту». На самом деле никого никогда не отпускали без проверки.

Пулье, ясное дело, весь изнывал от нетерпения. Хорошо еще, что у него хватало ума не выражать его словами. В ответ на вопрос он отрицательно покачал головой.