Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица (Книги 1,3,5,7,8)

      - Ваше алиби, ваше... - оборвал его Гиммлер. Неутомимый подхалим вытянулся по стойке смирно, давая понять любимому шефу свое бескомпромиссное согласие. Рейхсфюрер заметил это и не поленился похвалить своего любимчика:
      - Молодец!
      "Молодец - в смысле "дурак"!" - предположил Шелленберг, а вслух прочеканил: - Рейхсфюрер, ради вас - хоть в Сибирь!
      - Будет тебе еще Сибирь...
      Неожиданно открылась дверь и в кабинет вбежал Штирлиц.
      - Рейхсфюрер! - задыхаясь, заорал он. - Можете меня считать сумасшедшим, но c сегодняшнего утра - мы все "под колпаком" у Мюллера! Вы, надеюсь, знаете что это такое?! Штирлиц сделал особо шпионское выражение лица.
      - Что все это значит, господин Штирлиц?! - прямо глядя в честные глаза Штирлица, заорал испуганный Гиммлер.
      - Объяснитесь! - подхватил подхалим первой гильдии Шелленберг.
      - Я сегодня узнал от Кальтенбруннера о том, что Мюллер, негласно, снимает отпечатки пальцев со всех сотрудников аппаратов СД и Гестапо. Дорогой рейхсфюрер, что-то затевается! - шепотом пробубнил Штирлиц.
      - Но почему же эта полицейская ищейка не сообщила об этом мне? - c удивлением прошипел Гиммлер.
      - Этого я не могу знать! - устало промолвил Штирлиц.
      - Шелленберг, а что вы думаете по этому поводу? спросил Гиммлер, пытаясь хоть как-то решить идиотскую проблему.
      - Я думаю, - c умным видом начал Шелленберг, - что в этом деле может быть замешан только Геринг, так как Геббельс вышел из игры, фюреру не до этого - у него проблемы в семейной жизни, а Борман занят своей пропавшей секретаршей.
      Штирлиц загадочно улыбнулся.
      - Кроме этого, - продолжал Шелленберг, - только у Геринга очень хорошие связи c Мюллером. Вы конечно же помните, господа, что именно Геринг в 1942 году достал Мюллеру открытку на "Мерседес" по цене, над которой можно было бы долго ржать, так как по тем временам это было смехотворно дешево.
      Наступило молчание. Гиммлер и Штирлиц пытались анализировать все то, что сказал великий подхалим Германии. Штирлиц думал о том, что и в самом деле, Борману в это время было не до мелких пакостей. А у фюрера - разборки c Евой Браун. Значит, вполне логично допустить тот факт, что именно Герингу могла в голову прийти такая дурацкая мысль. Штирлиц также знал, что у Шелленберга имеются серьезные основания недолюбливать Геринга, так как последний, незадолго до Дня рождения фюрера, не достал Шелленбергу китайский гарнитур, хотя и пообещал. "Поэтому, - думал Штирлиц, - если подходить к делу c другого конца, то вполне возможно предположить, что отпечатки снимаются для выявления русского резидента в аппаратах СД и Гестапо. И, кроме того, удивление на этих двух гнусных рожах не что иное, как подделка, если не у Шелленберга, то у Гиммлера - точно!" И Штирлиц решил пощупать за "жабры" эту скользкую очкастую рыбку:
      - Рейхсфюрер, у меня другая точка зрения!
      - Другая? Какая же? - загадочно улыбнулся Гиммлер.
      И по этой улыбке подлеца и негодяя, Штирлиц понял, что он был прав. "Да, они хотят вывести на "чистую воду" русского резидента!" - подумал Штирлиц и шепотом ответил:
      - Я думаю, что Геринг и Борман задумали это вместе и пытаются найти след сбежавшей секретарши.
      - Но не в Гестапо же?! - хором заорали Гиммлер и Шелленберг.
      - Рейхсфюрер, дело очень тонкое. У Бормана есть все основания считать меня главным похитителем его секретарши, так как именно я ее ему привел. Это знает и Мюллер. Поэтому то Борман и доверил это дело провести Герингу, а Геринг Мюллеру, как своему старому дружку. Мюллер же, рассказалКальтенбруннеру, у которого я только что был.
      - Но почему он вам раскрыл карты? - спокойно спросил Гиммлер.
      - Очень просто, рейхсфюрер. Когда я зашел к нему в кабинет, то первое, что я увидел это колбасу и "анисовую", которые пожиралКальтенбруннер. Я спросил у него вежливо: "Послушайте вы, слизняк из детской песочницы! Где вы достали "анисовую", в то время когда вся Германия страдает без выпивки?!" Вместо ответа, он вылил мне в лицо содержимое стакана (именно тогда я понял, что он лумзал "анисовую"). Я, как вы сами понимаете, не выдержал и достал свой любимый кастет... Что было дальше, вы, наверное, догадываетесь... Рейхсфюрер, простите меня, но я выбил ранее сказанные мною сведения отКальтенбруннера!
      - Вы - идиот, Исаев! - заорал Гиммлер.
      - Дорогой Штирлиц, за вашу карьеру я больше не дам и ломанного гроша! - заскалил зубы Шелленберг и получил по ним от Штирлица тем же кастетом, каким был зверски избитКальтенбруннер.
      - Прекратите распускать руки! - заорал Гиммлер.
      - Извините меня, дорогой рейхсфюрер, но я не сдержался... - убирая кастет проговорил Штирлиц.
      - Значит, вы думаете, - не обращая внимания на стонущего Шелленберга, продолжал Гиммлер, - что все исходит от Бормана?
      - Несомненно, рейхсфюрер! От этой жирной свиньи, сами понимаете, можно ожидать любую гадость! - прочеканил Штирлиц и коечего добавил в адрес Бормана, далеко не на немецком языке.
      В углу послышались стоны, приходившего в сознание, Шелленберга. Гиммлер, c абсолютным безразличием, посмотрел на него, поднял вверх указательный палец правой руки и, махая им, загадочно прошептал:
      - Господа! Не дадим жирным свиньям делать мелкие и крупные пакости в моем аппарате! Действуйте, Штирлиц!
      Штирлиц вышел. Шелленберг, увидев это, уже вдогонку ему крикнул:
      - Грязная, русская свинья!
      Штирлиц, на его счастье, не слышал этого - Штирлиц несся по коридорам Гестапо к телефонам правительственной связи. Штирлиц искал мира c Борманом...
      ГЛАВА 10. РАЗГОВОР C БОРМАНОМ
      В пункте правительственной связи был бардак. Молодые офицеры CC в очередной раз отмечали День рождения Красной армии и Военно-морского флота. Телефоны, сделанные из слоновой кости, были замызганы тушенкой и остатками от рыбных консервов. В углу валялся седой лейтенант, рыгающий на портрет фюрера, который уже давно слетел со стены и лежал на полу. Небритый майор сморкался на один из пультов управления связи c бункером Гитлера. Три офицера, ни на кого не обращая внимания, соревновались в плевках по портрету Гиммлера, в результате, вместо изображения строгой физиономии отца полицейских Германии, виднелось грязное, свисающее пятно, от которого тошнило.
      Штирлиц сделал вид, что случайно, заглянул в комнату.
      - Это что за свинство?! - заорал он и достал свой любимый кастет.
      Когда все офицеры были вышвырнуты, Штирлиц связался c Борманом:
      - Послушай, Борман, давай мириться?!
      - Кто это? - пробурчал Борман.
      - Кто? Кто - идиот? Твой друг и соратник по борьбе! возмутился Штирлиц.
      - Какой еще соратник?
      - Борман, хватит притворяться!
      - Молодой человек, положите трубку и не мешайте работать. Здесь - Рейх, а не Гавайские острова!
      - Борман, это же я - Штирлиц!
      - Штирлиц?! - удивился партайгеноссе.
      - Да ты что? Пьяный что ли?
      - А-а! Штирлиц! Штирлиц - ты скотина и русский шпион!
      - Ну, вот - узнал, наконец-таки! Борман, давай мириться?
      - А ты больше не будешь драться?
      - Больше не буду!
      - Ну, тогда давай!
      - Борман, - заговорщески начал Штирлиц. - У меня есть к тебе дело. Ты хочешь получить назад свою секретаршу?
      - Анхен?
      - Анхен, Анхен...
      - Конечно же хочу! А где она? - причмокивая в трубку, спросил Борман.
      - Жду тебя сегодня в 23.00 у Рейхстага, - вместо ответа сказал Штирлиц.
      - Но, это же поздно!
      - Ничего, ради Анхен - не поспишь! - Обрезал Штирлиц и положил трубку.
      ГЛАВА 11. ОСКОРБЛЕННЫЙ РАЗВЕДЧИК
      Когда Мюллер сверял отпечатки пальцев на стакане, оставленном Штирлицем после попойки в кабачке "Три поросенка" c отпечатками на русской рации, недавно найденной на помойке возле здания Рейхстага, его поразило их сходство. "Вот тебе, и друг детства!" - подумал Мюллер и вызвал своего адъютанта.
      - Немедленно роту солдат на квартиру Штирлица! - нервно проговорил Мюллер.
      - Простите, я не ослышался? На квартиру штандартенфюрера Исае... то есть Штирлица?
      - Да, да, осел! Прочисти уши! Немедленно его арестовать!
      - Слушаюсь, группенфюрер!
      Мюллер потирал руки. "Ну вот, теперь он никуда не уйдет!" - радостно подумал он.
      А Штирлиц в это время вместе c Борманом ехал в "Три поросенка". Друзья решили пропустить по стаканчику шнапса и отметить заключенную сделку: Штирлиц передавал Борману Анхен, а Борман в свою очередь - карту c указанием мест дислокации цистерн со шнапсом и армянским коньяком на границе Германии со Швейцарией.
      Подъехав к кабачку, друзья увидели Анхен, стоявшую у входа и, видимо, давно ожидавшую их. Радости Бормана не было предела:
      - Анхен, как я долго ждал вас! - вскричал рейхсляйтер, прижимая к себе русскую разведчицу.
      Штирлиц видел это. Ревность взяла верх над Штирлицем и он прошипел:
      - Партайгеноссе, будьте добры, документики!
      - Они в машине, в бардачке, - прогнусавил Борман и пригласил Анхен в кабачок.
      Штирлиц вытащил документы, на всякий случай, их перефотографировал, завел авто, и вскоре подъехал к одному из городских телефонных автоматов. Новое послание Центру на этот раз было сформулировано в форме отчета:
      "Юстас - Алексу.
      Ваше задание выполнено.
      Операция "Шнапс" провалена. Виновные наказаны (Была проведена пытка носками, и не только...)
      Документы, взятые в сейфе Гитлера, возвращены.
      Отправляю вам карту дислокации спиртных напитков на территориях вражеских государств.
      Жду вашего нового задания.
      Юстас".
      Ответ, как ни странно, пришел быстро:
      "Алекс - Юстасу
      Юстас, вы - осел. Какого черта, вы занимаетесь розыском дурацких карт, годных лишь сами знаете для чего...
      За выполненное задание награждаем вас почетной грамотой.
      Поручаем вам новое задание. Используйте свое влияние на фюрера для достижения следующих целей:
      1. Выяснить, куда собирается эвакуироваться верхушка Третьего Рейха в случае разгрома Берлина.
      2. Выяснить, в каких банках и под чьими именами находится золото партии (Бормана).
      PS!: За драку, учиненную в неком кабачке, объявляем вам строгий выговор c занесением в личное дело.
      Алекс".
      Прочитав шифровку, Штирлиц был возмущен до крайности:
      - Это кто - осел? - орал он. - Это я - осел? До каких пор они будут издеваться надо мной? Выговор! Да плевал я на ваш выговор! Они сами не знают, чего хотят! Нет, сейчас далеко не осень сорок первого!
      Штирлиц решил повести машину в какое-нибудь укромное местечко, где бы он мог успокоиться и спокойно поразмышлять о новом, "дурацком" задании Центра, и вообще о нужности его работы весной сорок пятого, когда Анхен, наверняка, втюрилась в Бормана.
      ГЛАВА 12. СПЯЩИЙ РАЗВЕДЧИК
      Штирлиц стоял на берегу Одера и смотрел в даль. "Нет, это не Волга", - подумал он и вполголоса запел:
      Летят утки,
      Летят утки
      И два гу-у-ся...
      Вдруг он замолк, увидев недалеко от себя толстенького человечка, сидевшего у самой воды и строящего песочные замки. Это удивило Штирлица, так как дул ветер и было ужасно холодно. Но он удивился еще больше, когда, подойдя поближе, увидел, что этот толстенький человечек был не кто иной как группенфюрер CC и глава Гестапо Мюллер.
      - Группенфюрер, вы ли это?! - спросил Штирлиц.
      Мюллер от неожиданности подпрыгнул. Увидев Штирлица, он покраснел, промямлил что-то невнятное, собрал кое-какие свои вещички, включая детский совочек, вскочил и бросился наутек.
      - Эй, послушайте! Куда вы? - бросил ему вдогонку Штирлиц.
      Но Мюллер бежал так быстро, что Штирлиц решил не преследовать его.
      "Чудеса!" - подумал Штирлиц и направился обратно к машине. Но завести ее он не смог. Разведчика сморила усталость и он решил поспать. Штирлиц знал, что через двенадцать часов он проснется и начнет выполнять новое задание Центра.
      ...Прошло двенадцать часов. Но Штирлиц спал. Слишком напряженными были последние дни. И даже выработанная годами профессиональная привычка не могла пробудить его. Полковник Исаев спал! Он спал и даже не знал, что именно сейчас поднято на ноги все Гестапо, разыскивая его. Он спал и не знал, что перекрыты все границы, а пограничникам разосланы фотографии c его рязанской физиономией и пометкой "Особо опасный преступник". Он спал и не мог предположить, что Мюллер именно в эти минуты докладывает Гитлеру о разоблачении в аппарате CC русского резидента, а Шелленберг, моя ноги Гиммлеру, грызет себе ногти, получая по физиономии от своего шефа. Он спал и не видел, как Геббельс прыгает от радости и пьет, давно не первую, бутылку шнапса за здоровье Сталина, а Борман отдает последние распоряжения об устройстве русского резидента в одном из лучших концлагерей Германии.
      В Рейхе Штирлица ненавидели все. Мало этого, многие догадывались о его, далеко не немецком, происхождении. Однако этот факт, который давно бы привел к провалу любого другого шпиона, не мешал полковнику Исаеву работать, отдыхать, любить Анхен, постоянно втюриваться в Еву Браун, ненавидеть Гитлера, жрать тушенку и успешно выполнять новые задания Центра.
      ГЛАВА 13. ГЕРИНГ И ВКП(Б)
      Геринг, как верно просчитал Штирлиц, был совершенно не причастен к снятию отпечатков пальцев в аппаратах CC и Гестапо. Он даже и не думал об этом. Геринг, который давно уже понял, что война проиграна, сидел у себя в кабинете и кормил русской селедкой любимую собаку, облизывая свои нежные, корявые, жирные пальчики. Несчастный Геринг, которого вчера на совещании у фюрера мерзко оскорбили, думал о том кошмаре, ожидавшем его, когда в Берлине начнет громыхать русская канонада. Геринг решил спасаться. Он давно предполагал, что Штирлиц - переодетый русский шпион. Более того, он точно знал, что не кто иной, как полковник Исаев, может помочь ему спасти свою шкуру. "Если Штирлиц - русский резидент, - размышлял Геринг, - а русские вот-вот будут в Берлине, то нет ничего проще, как вступить, пока не поздно, в их чертову партию. Сейчас или никогда!! Война проиграна. Лучше быть коммунистом, а не собачкой на побегушках у этого шизофреника". И он решил провести совещание среди офицеров, которым особенно доверял.
      Когда все были в сборе, он решил отложить в сторону все нацистские словечки и без предисловий начал проводить первое, среди офицеров такого ранга, партийное собрание:
      - Товарищи! - все были ошарашены. - Да, вы не ослышались - то-ва-ри-щи! Сейчас, когда ясно, что Германия со всеми ее шизофрениками и идиотами выходит из игры, а фанатик Гитлер утратил свое влияние в народе, я не вижу другого выхода, как сложить c себя всякие полномочия и вступить в нашу родную, ленинскую, народную партию!
      В кабинете, где проходило совещание, прошел шорох волнения и недопонимания. Некоторые офицеры тут же покончили жизнь самоубийством. Послышались робкие крики:
      - Это... предательство!
      - Я, - спокойно продолжал Геринг, - как истинный патриот, и в душе c рождения коммунист, конечно же не могу прямо заявить о своем выходе из игры. Но, мои дорогие товарищи и друзья, если не сегодня - завтра будет поздно. По моим тайным каналам нам стало известно, что Борман собирается переправить все золото партии в свои надежные банки в Швейцарии, - послышались еще выстрелы и крики отчаяния. Геринг был непробиваем: - И нет никакой возможности воспрепятствовать этому. Товарищи, Борман слишком глуп для бегства из Германии, когда в нее войдут русские танки и слишком умен для того, чтобы мы могли его одурачить! Денег нет! Продолжать борьбу - полная бессмыслица! Быть верным идиоту и импотенту фюреру - значит стать таким же как он! Бежать из Рейха - догонят и, мало этого, изуродуют физиономию. В этой ситуации предлагаю следующее. Первое. Связаться со штандартенфюрером, простите, товарищем Исаевым (только дурак его еще считает офицером CC каждому здравомыслящему солдату Германии давно ясно, что он никто иной, как советский шпион, простите, наш товарищ по партии). Второе. По моим каналам, из Москвы были переданы бланки заявлений для вступления в члены ВКП(б), мы размножили их. Я думаю, хватит на всех, - и, посмотрев на несколько наповал убитых офицеров, добавил: - И даже еще останется. Да, я предлагаю всем вступить в ленинскую гвардию, чтобы хоть на время спасти наши, давно никому ненужные, жизни.
      Речь Геринга была равносильна ночному кошмару. Но те офицеры, которые решили сохранить себе жизнь, покорно взяли бланки заявлений и принялись их заполнять. Среди них был и сам Геринг. Когда все бланки были сданы, Геринг c важным видом встал и, как на торжественных коммунистических собраниях, четко проговорил:
      - Товарищи! Поздравляю вас со вступлением в ленинскую партию, партию мира и труда! Предлагаю выдвинуть в качестве кандидатуры на пост первого секретаря партийной ячейки нацистской коммунистической партии труда (НКПТ) себя. Будем голосовать или как?
      Все офицеры хором ответили: "Или как!"
      - Какие будут вопросы? - голосом бюрократа спросил Геринг.
      Молоденький офицер поднял руку, встал и недвусмысленно спросил:
      - Товарищ Геринг, я насчет партийных взносов. Зарплата, наверняка, будет маленькая, а платить, как я слышал, надо рублями, а нашими марками обклеиваются городские сортиры. Как быть?
      - В свое время, мы подумаем и об этом, - пробурчал Геринг, махнув на всех рукой, давая понять, что партийное собрание окончено.
      После долгих, продолжительных аплодисментов, все разошлись по домам.
      ГЛАВА 14. ПРОВАЛ
      Прошло двадцать семь часов и Штирлиц проснулся. Ни о чем не подозревая, он поехал к Мюллеру. Штирлиц намеревался получить хоть какие-нибудь разъяснения по поводу новых увлечений группенфюрера, свидетелем которых он вчера был на Одере. "Старик совсем свихнулся, - думал Штирлиц, закуривая "Беломор" и заводя мотор".
      Подъезжая к зданию Гестапо, советский разведчик почувствовал что-то неладное, так как за ним, явно, была устроена слежка. Когда до Гестапо оставался всего один квартал, Штирлиц остановил машину. Взглянув в зеркало, он понял, что не ошибся - старенький "Москвич", преследовавший его, остановился метрах в двадцати от его новенького "Мерседеса". "Точно, следят, - подумал Штирлиц, выходя из машины и направляясь к "Москвичу", в котором сидели головорезы из подвалов Мюллера. Четверо! - сосчитал Штирлиц и полез в карман за любимым кастетом".
      Агенты Мюллера, которым было поручено следить за Штирлицем, не на шутку перепугались, так как лицо штандартенфюрера ясно говорило о его, далеко не мирных, намерениях и, естественно, бросились врассыпную. Штирлиц был неотразим. И когда он догнал одну из своих жертв, он принялся мутузить ее c такой силой, что крики несчастного были слышны даже в подвалах Мюллера, который незамедлительно примчался на помощь своему сотруднику.
      - Господин Штирлиц, - запыхаясь проговорил Мюллер, прошу вас, оставьте его.
      Но Штирлиц был неумолим - в ход пошли ноги.
      - Штандартенфюрер, немедленно прекратить! На вас люди смотрят!
      Штирлиц был непробиваем:
      - Группенфюрер, эта скотина следила за мной! Я пытаюсь выяснить, кто за этим, черт возьми, стоит!
      - Это я ему приказал! - сказал Мюллер, но посмотрев на Штирлица, понял, что поторопился.
      Штирлиц прекратил избиение.
      - Вы?
      - Да, я.
      - Ах ты, старый, жирный свинтус!
      И Штирлиц c тем же усердием, выдержкой и хладнокровием принялся избивать своего, уже бывшего, старого друга, который все же успел громовым голосом заорать:
      - На по-о-о-мощь!
      Через минуту к месту происшествия подбежала рота эсэсовцев, а Штирлиц, связанный, очутился в той же камере, в какой недавно сам пытал Геббельса.
      Очнувшись, Штирлиц понял, что это был провал.
      ГЛАВА 15. ПЕРЕГОВОРЫ В ШВЕЙЦАРИИ И СМЕРТЬ ПРОФЕССОРА ПЛЕЙШНЕРА
      Генерал Карл Вольф чувствовал себя ужасно скверно. Его друг и соратник по борьбе - подполковник Фриц Гад, уже давно валялся в ногах своего шефа и храпел, облизывая грязные сапоги Вольфа. Кроме подполковника, в ногах у генерала лежали выпитые бутылки из под шнапса, пустые пивные банки, а также американский разведчик Даллес со своими помощниками. "Нет, Швейцария явно успокаивает нервы и деморализует энергию. Поэтому-то и переговоры заходят в тупик! Черт, ведь мы уже, насколько мне не изменяет память, пятый день пьем!" размышлял Вольф, цедя холодненькое пиво, закусывая черной икоркой, намазанной на нежный, только что испеченный хлеб.
      Генерал был прав. Переговоры между Германией и Америкой о поставке в Россию крупной партии шнапса зашли в тупик, и не только потому, что американская сторона не соглашалась c условиями Германии, а Вольф никак не мог сторговаться c Даллесом, но и потому, что особняк, в котором проходили беседы, находился как раз напротив одного из лучших баров Берна "Буль-буль". И само собой, высокопоставленные дипломаты, не смогли уйти от соблазна...
      Пастор Шлаг, приехавший в Берн специально для сбора информации о ходе переговоров, был крайне удивлен тем обстоятельством, что на пленке, полученной им из самых надежных источников, не содержалось никакой полезной информации, так как на ней кроме фраз типа "Ты меня уважаешь?!" или "А я тебе говорю, пей!", ничего не было. "Что скажет по этому поводуКальтенбруннер?" - постоянно спрашивал себя пастор, но зная, что он никогда этого не узнает, решил лично все проверить.
      Увидев описанную выше картину, пастор был потрясен:
      - Дети мои! - воскликнул он. - Надо меньше пить!
      - Уйди старик, я сегодня грустен! - устало протянул Вольф и вырвал на Даллеса.
      Ошарашенный пастор Шлаг вылетел из здания и направился на почту, где в особо зашифрованной форме передал в Берлин, бригаденфюреру Шелленбергу следующую телеграмму:
      Бригаденфюрер!
      Переговоры между Вольфом и Даллесом зашли в тупик по причине пьянства, организованного, как мне кажется, Вольфом. Прошу последнего немедленно вызвать в Рейх и провести c ним профилактическую беседу в одном из берлинских медвытрезвителей".
      Шлаг.
      Пастор ждал новых указаний и, c чувством выполненного долга, решил прогуляться по весеннему Берну. Он шел и, вдыхая аромат свободы и тепла, думал о великой Германии, которая будет также свободна, когда в Россию будет отправлена хотя бы небольшая партия шнапса.
      Проходя по Цветочной улице, он увидел толпу возле дома, где в окне четвертого этажа стоял невзрачный старик, который совершенно безразлично смотрел вниз на любопытных швейцарцев.
      "Странно, - подумал пастор, - что это он там делает?"
      - Придурок, уже восьмой раз прыгает! - крикнул кто-то из толпы.
      Старик еще раз посмотрел вниз, снял очки, закурил сигарету и легко, "рыбкой", прыгнул вниз. Собравшиеся ротозеи лениво подошли к неподвижно лежащему телу, кто-то пощупал пульс и сказал:
      - Нет, все еще живой!
      Старик встал, отряхнул c себя пыль и снова направился к дому, повергая толпу в изумление. Когда он опять показался на окне, внизу, кроме пастора Шлага, уже никого не было. Но старик был слишком упрям - он снова снял очки, закурил сигарету и также, не обращая внимания на суетливую жизнь, прыгнул вниз.
      Когда Шлаг подошел к нему, он понял, что на этот раз старик был мертв. Пастор перевернул его к себе лицом и изумился - перед ним был профессор Плейшнер, агент Штирлица и Москвы.
      - Ужасная смерть! - немного подумав, сказал пастор и ушел восвояси.
      ГЛАВА 16. ГИТЛЕР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
      Гитлер стоял на коленях перед Евой Браун и просил у нее прощение:
      - Евочка, родная моя! Прошу тебя, помилосердствуй, душечка! Это все он, подлый Исаев вынудил применить к нему пытку носками!
      - Не смейте говорить о Штирлице в таком тоне! - давая смачную пощечину Гитлеру заорала Ева Браун.
      - Евочка! Я же люблю тебя! - продолжал Гитлер. - Ну, что тебе Геббельс или Штирлиц, ведь я, и только я, подарил тебе все твои счастливые ночи!
      - Хватит говорить гадости, Адольф! - оборвала его Ева. - Доктор Геббельс не сделал вам ни малейшего вреда! Он такой милый... И даже если вы нас застали врасплох, то это еще ни о чем не говорит! Мы c ним обсуждали важные государственные дела, и поверьте, Адольф, эти "дела" важны не только для меня и него, но, прежде всего - для вас и для всей Германии!
      - Евочка моя... - мямлил Гитлер.
      - За, что мне такое наказание? - орала Ева Браун, сотрясая своим голосом бетонные стены бункера. - Мне, которая всю себя отдает ради того, чтоб этот придурок был счастлив?
      - Евочка моя... - бубнил Гитлер, обнимая прелестные ножки Евы.
      Вдруг в бункер вбежал запыхавшийся Борман. Увидев Гитлера, стоящего на коленях перед Евой Браун, он не удержался и заржал как спесивый мерин. Гитлер опомнился, встал, принял обычный для себя вид и подойдя к Борману, плюнул ему в лицо. Борман не ожидал этого и плюнул в лицо Гитлера, сказав при этом:
      - Вот мы и квиты, мой фюрер!
      - Что вы себе позволяете, господин рейхсляйтер? вытирая физиономию и моргая глазками, закричал Гитлер.
      - Ничего я себе не позволяю! - вытирая лицо и передразнивая вождя нации сказал Борман.
      Но Гитлер сдержал себя, так как прекрасно понимал, что он во многом зависит от Бормана, у которого находилось практически все золото партии, поэтому он подошел к Еве и попросил ее удалиться.
      - Я слушаю вас, господин рейхсляйтер! - сказал фюрер после того, как Ева Браун, заплаканная, ушла в свои апартаменты.
      - Да, плохо вы обращаетесь со своей возлюбленной.
      Гитлер стиснул зубы.
      - Но я не за этим пришел!
      - А за чем же еще? - ехидно спросил Гитлер.
      - Дело в том, что мы, наконец, арестовали Штирлица!
      - Как? Уже?
      - Да, мой фюрер, он вот уже как два часа находится в подвалах старика Мюллера.
      Гитлер недоверчиво посмотрел на Бормана.
      - Что вы предлагаете c ним делать?
      - А вы?
      - Я, собственно говоря, хотел бы переговорить c ним. Можно? - Борман недоверчиво посмотрел на Гитлера.
      - Переговорить?
      - Да!
      - О чем можно разговаривать c этой шпионской свиньей? c ненавистью произнес Борман.
      - Есть о чем, - сказал Гитлер и вызвал своего любимого адъютанта.
      ГЛАВА 17. ФАШИСТСКАЯ ТВАРЬ
      Штирлиц лежал на грязной кушетке в камере третьего яруса Гестапо, в той самой, где недавно он устроил пытку носками над Геббельсом. Штирлиц смотрел в потолок. Потолок был серый, и казалось, такой же грязный как и кушетка, как и заплеванный, как будто специально кем-то пол, как и тускнеющие под замасленной лампой стены. "А это уже провал! - подумал Штирлиц. - И самое главное, Кэт окончательно втюрится в Бормана! Гад! Это все он подстроил - любитель мелких пакостей! Фашистская тварь! Как я их всех ненавижу!"
      Штирлица терзали смутные сомнения относительно внезапного заключения его в ту же самую камеру, где он пытал доктора Геббельса, плюс еще ко всему, ужасно ныла разбитая во вчерашней драке челюсть. Но эти неприятности, которые, несомненно, привели бы любого другого разведчика в полное отчаяние, ни в коем случае не смутили Штирлица. Более того, он даже не поперхнулся, когда дверь в камеру внезапно открылась и на пороге стояли сияющий Мюллер и моргающий глазками Гитлер.
      Гитлер брезгливо обошел камеру, c пониманием посмотрел на орудия пыток и, высморкавшись себе в рукав, обращаясь к Штирлицу, ехидно спросил:
      - Что, голубец мой сизокрылый, попался?
      Штирлиц решил идти напролом и вытянув правую руку вперед, как на параде заорал:
      - Хайль Гитлер!
      Мюллер был ошарашен и пробубнил что-то невнятное.
      - Хватит придуряться, - не обращая внимания на Штирлица продолжал Гитлер, - полковник Исаев, ваша песенка спета! Вы разоблачены!
      Мюллер повеселел.
      - Мой фюрер, вы во власти грязных сплетен и слухов, которые преподносятся вам жирными свиньями, известными мне c детских лет, - c гордым видом сказал советский разведчик.
      Мюллер побледнел.
      - Послушайте, господин Штирлиц! - продолжал любимый фюрер. - Зачем притворяться? Признайтесь, что комедия c Геббельсом была устроена вами только для того, чтобы опорочить меня в глазах моей любимой Евочки, в то время когда вы, и только вы, делили c ней постель? Признайтесь, и вы будете прощены! Я хочу знать всю правду!
      Глаза Мюллера сначала покраснели, потом побледнели, стали коричневыми и постепенно налились оттенком гнойного цвета, в результате чего лицо группенфюрера приобрело мертвецки пьяный вид, однако это не помешало ему тихо заметить:
      - Мой фюрер, мы его обвиняем не в этом!
      Гитлер был ошарашен.
      - Только я, слышите, только я, знаю в чем его обвиняют! - заорал любимый фюрер и смачно плюнул в лицо Мюллера.
      Штирлиц решил не упустить момента понравиться Гитлеру:
      - Разрешите, мой фюрер?! - спокойно сказал он, взвешивая в правой руке свой любимый кастет.
      - Только не больно! - равнодушно прогнусавил Гитлер, махнув рукой на Мюллера.
      "Сейчас будут бить!" - подумал Мюллер и получил первый мощный удар в нос.
      За первым ударом последовали второй, третий, потом в ход, как всегда у Штирлица, пошли ноги. Штирлиц бил Мюллера со знанием дела и беззаботно-хладнокровным выражением физиономии...
      - Довольно! - сказал Гитлер, отрывая распоясавшегося Штирлица от Мюллера. - Итак, продолжим! Вы спали c Евой? Отвечайте?
      - Мой фюрер, вопрос, как вы сами понимаете, слишком конфиденциальный. Пусть эта жирная свинья уберется отсюда! показывая на Мюллера, сказал Штирлиц.
      Мюллер не заставил себя ждать, а Штирлиц выиграл еще одну минуту ценного времени и был готов к ответу.
      - Ну, так как? Будете говорить? - спросил Гитлер прямо глядя на Штирлица.
      - Мой фюрер, прошу меня простить, но все это - чистая правда! Да, я любил и люблю Еву. Кроме того, ночи, проведенные c ней, были прекрасны!
      - Что вы сказа...
      - Да, мой фюрер, эти ночи мне не забыть никогда!
      Фюрер расплакался. Штирлиц принялся его успокаивать. Мюллер промывал разбитый нос и поэтому не мог видеть этой трагичной сцены.
      "Ну почему же я импотент?" - думал Гитлер.
      "Потому что ты придурок!" - думал Штирлиц, поглаживая черный чубчик на голове Гитлера.