– Что бы вы хотели узнать? – не поддалась на вызов Оля.
– Как вы тут воспитываете детей?
– Мы вообще-то учим ребят различным дисциплинам. В возрасте Максима пытаемся выявить склонности, чтобы помочь выбрать дальнейший путь, – стараясь скрыть раздражение, пояснила Оля, – а воспитанием, тем более такого сформировавшегося юноши, занимается семья.
– М-да! – Высказывание Оли мадам Скобцева приняла совсем недоброжелательно. – Видите ли, милая девушка...
– Меня зовут Ольга Алексеевна. Я классный руководитель и преподаватель русского языка и литературы. Мне бы не хотелось, чтобы вы меня так называли.
– Хорошо-хорошо, я собиралась с вами поговорить по душам и думала, что такое обращение нас с вами сблизит. Не обижайтесь!
– Я не обиделась. Просто в нашем лицее это не принято.
– Так вот, мы с Максимом переехали в ваш район, потому что я развелась с мужем и вышла замуж за другого. А он, мой новый муж, живет, то есть теперь мы с ним живем в малоквартирном доме напротив вашего лицея. Вы, надеюсь, знаете, о чем я говорю? – Она многозначительно посмотрела на Олю.
– К сожалению, нет.
– Что вы, милочка? Ой, простите, запамятовала, как вас величать?
– Ольга Алексеевна.
– Это же элитный дом! Тот самый, что недавно построили. Он до сих пор во всех рекламных проспектах и на растяжках.
– Да-да, я вспомнила, чудесный дом! – чувствуя, что мадам Скобцева не успокоится, пока не увидит восхищения ее новым жильем, согласно закивала учительница.
– Так вот, как только Максим узнал, что я бросаю его отца, в него словно вселился бес. Домой поздно приходит, с компанией какой-то связался и отчиму грубит.
– Это естественно, – перебила ее Оля.
– Как вы можете такое говорить! – возмутилась мамаша. – Мой новый муж – уважаемый человек, известный в политике и бизнесе. Он отказывается терпеть выходки неуравновешенного подростка. Мы специально определяем его в ваш лицей. Наслышаны. И желаем, чтобы вы, воспитатели, приняли соответствующие меры.
– А в старой школе он как себя вел?
– Я вам и пытаюсь это рассказать. Он бросил старую школу, болтается бог весть где.
– Где, вы не знаете?
– Знаю. – Мадам Скобцева поджала губы. – К отцу таскается.
– А вы?
– Что я?
– Не разрешаете?
– После того как я ему сказала, что его любимый папаша на самом деле не его родной отец, он и вовсе с нами считаться перестал.
– Не понимаю, кто не его отец?
– Ну что тут не понимать? Когда я выходила замуж в первый раз, я, к несчастью, оказалась беременной... от другого мужчины. Я, естественно, скрыла это от будущего мужа. Мне удалось убедить его, что ребенок родился раньше срока. Ну, вы понимаете? В общем, это было так давно!
– А кто же настоящий отец ребенка?
– Можно, я буду с вами откровенна?
– Конечно, мы для этого с вами и беседуем.
– Встречалась я с одним очень положительным молодым человеком, с красным дипломом, подающим большие надежды, кстати, тоже, кажется, педагогический закончил.
Однако как вы понимаете сами, надежды – это перспектива. К тому же на зарплату учителя не проживешь! А я хотела жить сразу, а не через годы. Тем более нас жизнь разлучила. И как раз подвернулся состоятельный человек, бизнесмен. У него все было для такой девушки, как я. Вы понимаете, о чем я? Кстати, вы замужем?
– Какое это имеет значение?
– Значит, нет. В общем, когда Максик родился, мой муж был вне себя от радости отцовства.
– А тот, настоящий, отец?
– А-а, он вообще не знал о сыне. Перед тем как выйти замуж, я написала ему письмо: мол, увы, не могу вытерпеть разлуки, ну, вы понимаете?
– Не очень! Только это не имеет значения! Главное, чтобы вас понимал Максим.
– То-то и оно, после того как я честно призналась во всем, а ведь ребенку, в книжках пишут, надо говорить правду, не про капусту же, его словно подменили. Озверел ребенок. Никогда больше умных книжек читать не буду. И если до этого разговора он ненавидел только меня и отчима, то теперь порвал отношения и с отцом.
– Так он нашел своего отца?
– Нет, порвал с тем, кто его воспитал, то есть с моим первым мужем! Это так просто запомнить, почему все путаются? – Дамочка, щелкнув замком дорогой сумочки, вынула пачку салфеток и приложила одну из них к глазам. – Вы не представляете, какой до этого Максик был положительный мальчик. И в кино вместе с нами, и отдыхать к морю, даже машину вместе с отцом чинил, они вдвоем машины обожали, а теперь?
– Ну что вы хотите, у ребенка стресс.
– Стресс стрессом, а я хочу, чтобы он вернулся домой.
– А он что, еще и из дома ушел?
– А откуда же?
– Вы же про школу только говорили.
Мадам Скобцева вновь вздохнула.
– Где же он теперь обитает?
– У бабушки.
– Может быть, пусть пока там и остается?
– Нет, там совершенно иные условия. У нас в новом доме, – она вновь со значением посмотрела на Олю, – и бильярдная, и кабинет для него отдельный, и бассейн. Вы должны его заставить. Школа обязана прививать детям любовь к родителям.
– Мы попробуем. У нас работает постоянный психолог. Я вам ничего не обещаю. Но ваш сын мне понравился.
– Правда? – обрадовалась Скобцева. – Значит, договорились. – Она с облегчением вздохнула, словно переложив мешок с грузом на плечи Оли. – Я вам лично буду очень признательна. Вы понимаете, о чем я? У меня большие возможности: подарки к дню рождения, на праздники за мной и вообще. – Скобцева презрительно оглядела Олину скромную одежду: – Вижу, запросы у вас небольшие.
– Я... – Оля от возмущения потеряла дар речи.
– И еще я вашему руководству пообещала, что мой муж – я ведь вам говорила, он большой человек... – так вот, если что нужно для лицея, он похлопочет. Ведь всем что-нибудь нужно? Он в высокие сферы вхож. И вообще мы элитные родители!
– Я просто учитель. – Взяв себя в руки и поняв, что с такой мамашей лучше не выяснять отношений, сухо произнесла Оля. – Об этом вы можете поговорить с руководством лицея.
– Да-да, я слышала, у вас какая-то знаменитость работает, и учителя все за границей образование получали. Ведь так?
– Я могу сказать только о себе. Я окончила московский вуз.
– Значит, практику за рубежом проходили! – с уверенностью воскликнула мадам.
Оля почувствовала, что не должна разочаровывать элитную мамашу, но врать не хотелось.
– Нет.
– И никогда не бывали за границей? – Голос Скобцевой звучал угрожающе.
– Почему? Приходилось.
– Где же? – грозно наступала элитная мамаша.
– Во Франции. – Оля даже немного опешила от такой атаки.
Лицо мадам мгновенно подобрело.
– О, Париж! Елисейские поля! Монмартр! Надеюсь, вы были в Париже?
– В Париже была. – Оля вспомнила про поездку, и у нее невольно вырвалось: – Лувр незабываем!
– Ах, у меня как раз на Лувр не осталось ни капли времени. Проболталась в «Галерее Лафайет»? Слышали о таком магазине?
– Конечно, сеть магазинов по всей Франции, даже в маленьких городках на побережье они есть.
– Вы бывали на побережье?
Оля почувствовала, что ее авторитет в глазах мадам Скобцевой мгновенно подрос.
– Как раз там я провела больше всего времени.
– В Каннах? В Ницце?
– Нет. Я жила в маленьком городке между Марселем и Испанией... ребенком, с родителями.
– Ваши родители – обеспеченные люди, это хорошо! Вы, конечно, знаете французский язык?
– Я окончила спецшколу с французским языком, а потом учила его в вузе.
– Замечательно! В старые времена вся знать владела французским. Сейчас это такая редкость, прагматики – все учатся английскому!
– Да, побывав во Франции, я решила изучить язык хорошо.
– Как похвально!
Оля улыбнулась, воспоминания от поездки захлестнули ее, отвлекли от настойчивой и нахальной мамаши.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Хочу говорить по-французски, – заявила маленькая Ольга папе с мамой, когда такая же, как она, девочка Сьюзен, знакомясь, протянула руку и певуче произнесла:
– Бонжур.
До этого Оле казалось, что только взрослые могут так быстро и непонятно говорить на незнакомом языке, но дети?
– Сьюзен учит французский? – удивилась Оля.
– Нет, она просто живет в другом государстве, – объяснял ей папа, – где все с рождения говорят по-французски.
Детская психика бунтовала: «Как же так?»
Первый раз Оля приехала во Францию с родителями, когда ей исполнилось всего шесть лет. Их пригласила знакомая дедушки Алексея, француженка тетя Сабрина.
Олин дедушка, знаменитый хирург Рогов, давным-давно, сделав сложную операцию, спас ей жизнь. С тех пор началась дружба семьями. Уж и дедушки нет в живых, и родителей тети Сабрины тоже, но она, одинокая женщина, каждое лето приглашала друзей в свой уютный домик на берегу моря.
Разговоры родителей о том, что когда-нибудь надо принять ее приглашение, Оля слышала каждый год, как только наступало время отпусков.
И вот наконец папа с мамой решились.
Тетя Сабрина смешно говорила по-русски, у нее были русские корни, а вот Сьюзен, ее маленькая племянница, которая проводила у нее лето, не знала ни одного русского словечка.
– Там все будут объясняться на французском языке, – перед поездкой предупредил Олю папа. Но она не поверила. Ей казалось, что только животные могут разговаривать на непонятном нечеловеческом языке, а люди нет! И только приехав во Францию и убедившись, что не понимает ну ни одного словечка, решительно произнесла:
– Я тоже хочу знать французский.
– Нет проблем, – пообещал папа. – У нас во дворе детский сад с французским языком. Пойдешь в подготовительную группу перед школой.
В чистеньком солнечным городке на южном побережье Франции Оля училась выговаривать первые слова по-французски. «Мерси, пардон, бонжур» давались ей легко. А вот Сьюзен даже «спасибо» по-русски не могла выговорить. Но это не мешало девочкам общаться и дружить. Тому способствовали и природа, и обстановка вокруг.
С детства Оля сохранила в памяти невысокие, выкрашенные пастельными красками домики приморского городка, бульвары с ветвистыми деревьями и белый песчаный пляж. И двухэтажный коттедж тети Сабрины, увитый розами величиной с голову. По утрам они так благоухали! И Оля, встав на цыпочки, подтягивалась, чтобы понюхать их.
Сьюзен познакомила ее с миром, в котором жила. Кукла Бабетта с начесанными волосами и длинными ногами как две капли воды походила на купленную в Москве Барби. Барби не заинтересовала француженку, а вот Маша! Русская Маша, та, что закрывала глаза и носила не мини-юбочки, а сарафан и кокошник, удивила Сьюзен. Но больше всего девочке понравилась длинная коса, которую можно было расплетать и заплетать, а также головной убор русской красавицы.
Подружка вообще хорошо разбиралась в кукольной одежде. Она прикладывала ее к себе, даже пробовала пристроить кокошник на собственной голове. Но из этого ничего не получилось, пришлось вернуть его кукле.
Девочки очень сдружились, научились разговаривать на собственном языке и понимать друг друга.
Они строили на пляже дворцы и башни из песка. Сьюзен на манер крепости, что возвышалась в центре старой части городка, а Оля возводила кремлевские стены, украшая их морскими ракушками и камешками. В сказочных дворцах должны были жить их куклы, каждая из которых поджидала принца на белом коне!
Тетя Сабрина подолгу наблюдала за девочками, прислушиваясь к их непонятному для окружающих щебетанию, смахивала украдкой слезу.
– Она очень любит детей. Ей Бог не дал, – подслушала позже Оля разговор папы с мамой.
– Счастье, что осталась в живых, – говорила мама, – если бы не руки моего отца, не выжила бы вообще!
– Конечно, – соглашался папа. – Однако медицинский институт во Франции, в который Сабрина обращается до сих пор, тоже потрудился над ней немало, – заметил папа.
– После травмы и операции она долго не могла ходить. Если бы ты знал, как ее поставили на ноги, никогда бы не поверил!
– Как?
– В институте уже тогда существовала лаборатория по изучению психоэнергетического воздействия на организм человека. Среди прочих, практиковавших новые методы лечения, работал один из учеников незрячей провидицы Ванги. Помнишь, в Болгарии жила старая женщина, в которую ударила молния, после чего она стала обладать внутренним зрением?
– Да не верю я во всю эту чепуху! – поморщился папа.
Профессиональный военный, прошедший через ад афганской войны, знавший о смерти не понаслышке, он любил ясность и четкость во всем, в том числе и в науке.
– Напрасно! – покачала головой мама.
Она, как приверженец точных наук, тоже любила ясность. Но не была консервативна. Новые течения принимала, стараясь разобраться и дать научное объяснение.
– Физики считают такое зрение голографическим, – принялась объяснять она папе.
Оле, хоть почти все из услышанного оставалось загадкой, нравилось слушать про чудеса.
– Полюс непонятного науке воздействия находится в центре лба человека. – Мама приложила указательный палец ко лбу, чуть выше переносицы. – И от мощности излучаемой из космоса энергетической волны зависят разрешающие способности внутреннего зрения.
– «А во лбу звезда горит», – с иронией процитировал папа известную русскую сказку.
– Что-то вроде, – согласилась мама и продолжила свою мысль: – Науке и сейчас еще многое непонятно, но установлено существование информационно-энергетического поля вокруг Земли, где соседствуют и прошлое, и настоящее, и будущее. Хранилище информации всей Вселенной. В принципе каждый человек может пользоваться этим банком данных. – Папа с недоверием покачал головой. – Через подсознание, – пробовала убедить его мама. – Другое дело насколько полно осуществляется этот контакт. Понимаешь? Попросту говоря, какой силы звезда зажжена во лбу.
– Ну а при чем тут Сабрина?
– Помимо того, что эти люди, парапсихологи, могут предсказать что-то, они обладают даром помощи безнадежным больным. – Папа опять покачал головой. – С ними сотрудничают крупнейшие медицинские учреждения! Когда традиционные методы бессильны, их подключают к лечению. Результаты бывают ошеломляющими!
– Сабрину лечили они?
– Да. Лечили и вылечили! Кроме того, она поделилась со мной секретом, ученик Ванги предсказал ей: «У вас будет девочка». – Папа насмешливо фыркнул. – И что интересно, чернокожая девочка. Вот почему Сабрина так заглядывается на Олю и Сьюзен. Она же еще молодая, немного старше меня.
– Бред какой-то! – выдохнул папа. – Что она, замуж за негра выйдет?
– Дети могут и без брака появиться. А впрочем, – мама сама засомневалась, – не всегда ясновидцы правы.
– Не знаю, не знаю! Я столько смертей на войне повидал, если бы все так просто, столько людей можно было бы воскресить. Полить живительной водицей: «Крекс-кекс» – и снова в бой! Вот в то, что твой отец, знаменитый хирург, ее по кусочкам собрал, верю! Сам видел, как хирурги буквально в поле голыми руками людей сшивали, как тряпичных кукол.
Оля знала, что отец ее мамы, то есть дедушка Алексей, чье отчество почему-то Оля носила, был известным хирургом, прошел войну, где и познакомился с бабушкой Таней. Самого дедушку Оля не помнит, он умер, когда ей исполнилось три годика. Однако про его «золотые руки» ей часто приходилось слышать. Она воображала себе руки дедушки, от локтя до пальцев покрытые золотом. Но на фотографии у него были обыкновенные человеческие руки и синие-пресиние глаза, такие же как у Оли. Она была вообще очень похожа на дедушку.
Мама и бабушка хотели, чтобы Оля тоже стала врачом.
Даже куклу доктора Айболита ей купили. Доктор был в белом халате и с красным крестом на шапочке. Играя, Оля приговаривала, подражая взрослым: «Какие у тебя золотые руки!»
Но уколы делать боялась, а потому профессия доктора ей не нравилась. Зато она обожала, усадив весь свой детский сад в ряд: и Машу, и Барби, и доктора Айболита, – учить их тому, что знала сама. Все стихи и сказки, которые ей читала бабушка, ее куклы знали наизусть.
– Быть тебе учителем! – смеялся папа.
– А Сьюзен станет великим модельером! – глядя, как девочка разбирается в одежде, как любит рисовать, добавляла тетя Сабрина.
Сама тетушка, которой по наследству от родителей достались виноградники, любила и хорошо разбиралась в винах.
– Уважающий себя винодел производит вино только из собственного винограда. Без присмотра виноградники оставлять нельзя. Винодел, по каким-то причинам избравший себе городскую профессию, виноградники свои ни за что не продаст, наймет людей, чтобы ухаживали. Они переходят по наследству веками, некоторым более тысячи лет. Обидно, когда элитные вина исчезают. Например, «Монтескье», по имени знаменитого писателя и винодела, замку которого девятьсот лет. Последняя в его роду дряхлая старушка решила выкорчевать виноградники. Не получалось у нее вино. Терпение, доброта и честолюбие – вот какими качествами должен обладать винодел. Честь винной марки – это как честь... – Француженка задумалась, подбирая слова.
– Как честь мундира для офицера, – подсказал папа.
Сабрина кивнула.
– На виноградниках трудится много людей, которые ухаживают за саженцами, собирают урожай, закупоривают виноградный сок в бочки, разливают вино. Но этикетки всегда наклеивает хозяин.
– Никогда не думала, – потягивая вино, сказала мама, – что виноград требует такой заботы.
– Если я вам расскажу, что за лозой тяжелее ухаживать, чем за животными, вы мне не поверите. Специальный виноградный врач, чей визит стоит дороже, чем врача для людей, наблюдает за саженцами, меряет температуру, берет пробы земли, листьев, воздуха и плодов.
– И ставит диагноз?
– Обязательно. Вино получает аттестацию специальной контрольной комиссии, и если она обнаруживает погрешности, то дорогую марку разжалуют и переведут в разряд столовых.
– Как в армии? – удивился папа.
– Это пощечина. Год усилий и труда погибнет. Цена за бутылку окажется бросовой и может разорить винодела.
В подвале тетушкиного дома располагался винный погреб. Она водила туда Олю и все объясняла, как виноград, который рос высоко в горах, превращается в вино. В темном подвале было совсем не страшно, а бутылки, лежащие в ряд на полках, напоминали Оле маленьких деток, спящих в своих кроватках, почти как в детском саду. Они с тетей Сабриной выбирали самые пыльные, протирали их тряпочкой, укладывали в специальную плетеную корзинку и несли наверх в гостиную.
Оля не раз слышала, как тетя Сабрина рассказывала взрослым, что и ее отец, и дедушка, и вообще все предки были потомственными виноделами. Как маленькой девочкой она с папой и мамой отправилась в путешествие на большом корабле из Марселя в Крым к русским виноделам. Она была не очень послушным ребенком, поэтому по дороге с ней случилось несчастье. Разбаловавшись, она пролезла под заграждение, упала с палубы в море и при этом сильно разбилась. Вот тогда-то Олин дедушка, советский хирург Алексей Рогов, пришел ей на помощь, сшил ее буквально по кусочкам и спас жизнь.
Тетя Сабрина разбиралась во всех сортах вин и учила маму, какое вино надо подавать к блюдам. Оля очень удивилась, что лягушек, которые прыгают в подмосковных болотах, французы едят так же, как россияне кур.
– Белое алиготе, – рассказывала тетя Сабрина, – замечательно к лягушачьим лапкам. Их нужно готовить так...
Мама кивала и вежливо улыбалась. Однако Оля чувствовала, что она вовсе не собирается отрывать у лягушек лапки и готовить их по рецепту тети Сабрины, а уж тем более их есть, однако вино алиготе мама пила с удовольствием.
Папе нравилось бургундское вино, а еще больше ему понравилась французская мудрость, которую, поглядывая на детей, шепотом сообщила тетя Сабрина. Оля, подставив оба уха, запомнила: «Бургундское вино очень полезно женщинам. Особенно если его пьют мужчины». Взрослые долго смеялись, потягивая вино.
Смысл мудрости Оля постигла, став взрослой. Она прониклась ею так же, как бургундским вином.
У тети Сабрины был красивый красный автомобиль «пежо», и она сама водила машину. Однажды она повезла московских гостей в другую, соседнюю, страну, которая называлась Испанией. Они долго ехали по берегу моря и по красивым, живописным местам в горах. Оле казалось, хрупкие сахарные горы, нависающие над дорогой, вот-вот рухнут и упадут на их головы, когда им приходилось пробираться на машине через узкие перевалы, или сомкнутся и раздавят их в туннелях. Но, вынырнув из длинных темных лабиринтов, проезжая которые можно было загадывать желание, они опять попадали на широкие, гладкие, словно зеркала, шоссе. Папе очень нравились дороги во Франции. А Оля, всякий раз проезжая по длинному туннелю, загадывала по местному обычаю желание вернуться сюда еще раз.
Потом они попали в замечательный испанский городок, шумящий торговыми улочками, где продавалось множество всякой всячины. Больше всего девочке понравились испанские куклы в длинных кружевных юбках с воланами и веерами в руках. Их было великое множество, и каждая танцевала танец, который назывался фламенко. Оля, вцепившись в одну из таких кукол, никак не желала с ней расстаться. Мама собиралась наказать ее за это, но выручила тетя Сабрина. Она без разговоров купила и подарила ей полюбившуюся игрушку. Куклу звали Кармен. Она пополнила Олину коллекцию и по достоинству была оценена Сьюзен, которую в поездку не взяли. За это Оля дала ей поиграть с Кармен. А когда они уезжали из Франции назад, в Москву, подарила на память француженке свою Машу. Кокошник от постоянного переодевания уже плохо сидел на голове куклы.
– О-ля-ля! – пристроив кокошник набекрень любимице, заливисто смеялась Сьюзен.
Маша стала ее любимой игрушкой.
Тетя Сабрина плакала при расставании и произнесла прощальный тост за дедушку Алексея, который сшил ее по кусочкам и благодаря которому она получила вторую жизнь.
По возвращении папа записал Олю в старшую группу сада, где учили говорить по-французски и петь песенки. Позже Оля обучалась языку в школе. Она легко писала письма новым друзьям.
Тете Сабрине она посылала портреты Кармен, а Сьюзен рисунки с чудесными видами моря и замков из песка, которые они вдвоем когда-то старательно лепили. Подружка в ответ присылала ей свои рисунки про французскую жизнь русской куклы Маши.
Позже Сьюзен уехала в Париж учиться на факультете искусств. Вот тогда они снова встретились с Олей. Оля приехала к ней в гости.
Повзрослев, они еле узнали друг друга в аэропорту Шарля де Голля.
Сьюзен жила в богатом аристократическом квартале Парижа, на острове Святого Людовика, у родственницы, которая на время учебы пустила ее в свою пустующую квартиру. После смерти мужа пожилая женщина не захотела оставаться в одиночестве и переехала поближе к детям.
– Иначе мне пришлось бы снимать комнатенку где-нибудь на окраине, – объясняла Сьюзен. – У нас жилье страшно дорогое! Зато теперь я живу как королева. Прошу в этом убедиться, сильвупле! – Подруга сделала Оле приглашающий жест рукой.
Дом, построенный в девятнадцатом веке, был обнесен высокой оградой, настолько заросшей дикой зеленью, что Оле показалось невероятным его близость к самому центру столицы.
Чтобы войти внутрь, девушки миновали массивную застекленную дверь из кованого железа. Консьержка, странноватая немолодая женщина в шляпке, высунув нос из будки, поприветствовала Сьюзен.
– Мадемуазель Сьюзен, сегодня опять меня осаждали журналисты, – заговорщицки сообщила она.
– Да-да. – Сьюзен, прикидывая, как разместить чемодан Оли в маленьком лифте, озабоченно кивнула.
– Оставьте его здесь, проводите гостью наверх, а потом вернетесь за ним, заодно я расскажу вам подробнее об интервью.
– Думаю, что мы вместимся, – глазами призывая Ольгу избавиться от назойливой особы, отмахнулась девушка.
– От вас опять пахнет этими вульгарными духами Ива Сен-Лорана! – не отставала консьержка, жеманно сморщив нос.
– Сколько себя помню, она всегда тут, – шепнула Сьюзен на ухо Ольге.
– А у вас, мадемуазель, – обращаясь к Ольге, с достоинством королевы произнесла консьержка, – хороший вкус! Хотя этого запаха я не знаю.
Поднявшись на лифте, еле вместившем двух девушек и чемодан, они очутились перед красивой двухстворчатой дверью.
Сьюзен открыла ее ключом и пригласила Олю войти.
Просторная квартира с лепниной на стенах и высоких потолках напоминала музей. Камин, картины, диваны и кресла – все было из прошлого. Даже шторы, обои и скатерти с изображением сценок из деревенской жизни выглядели как музейные экспонаты. Оля провела рукой по обоям.
– Нравится? – поинтересовалась подруга. – Французы обожают такие рисунки. Хотя мне они кажутся излишне банальными.
– Для меня наоборот – непривычными, – с восхищением, оглядываясь по сторонам, возразила Оля.
– Возможно, я присмотрелась, что-нибудь в этом духе положено иметь в каждом приличном доме. Моя бы воля, я все тут сделала бы по-другому. Хотя кухня мне нравится.
Оле она понравилась тоже. Огромный дубовый стол на десяток мест занимал почти всю площадь помещения. Прилавок, выложенный кафельными изразцами, на котором стояла яркая керамическая утварь. На фоне кем-то раз и навсегда заведенного порядка в глаза бросались разбросанные книги и учебники Сьюзен.
Свою детскую любовь к одежде она не оставила. Занимаясь на факультете искусств, девушка писала реферат по истории французского костюма. Как все французы, она обожала и Коко Шанель, и Кристиана Диора, но особенно увлекалась творчеством Ива Сен-Лорана.
– Он мой кумир! Создавать такую великолепную одежду!
– Твоя консьержка сказала, что он вульгарен, – напомнила недавний разговор Оля.
Сьюзен махнула рукой.
– Представляешь, она возомнила себя дочкой Франсуа Коти. Слышала о нем?
– Конечно. У моей бабушки есть старинная пластинка с песнями нашего шансонье Вертинского. «...коньяк “Мартель”, духи “Коти”», – манерно пропела Оля.
– Так вот она постоянно рассказывает журналистам о том, как стал знаменит ее отец Франсуа Спотурно. Фамилию своей матери – Коти он взял позже в качестве псевдонима.
На заре карьеры он занимался тем, что разносил шляпки своей жены-модистки Ивонн. Жили они трудно. Однажды будущий мэтр играл в карты в аптеке своего приятеля. Но тому срочно нужно было выполнить заказ клиента. Пока аптекарь стирал в пудру таблетки и отвешивал порошки, Франсуа засел за колбы и мензурки и забавы ради принялся смешивать ингредиенты одеколонов. В тот самый момент бедный недоучившийся школяр, не имеющий о химии никакого представления, почувствовал себя настоящим парфюмером. Бог наградил его необыкновенным чутьем. Он стал экспериментировать и создал потрясающий запах. Требовалось, чтобы его оценили. Жена-модистка смастерила для флакона изящный футляр – выложенную шелком коробочку, похожую изнутри на турецкий пуфик. Прикрепила к ней ленты мягких тонов и завернула в атласную бумагу. Эти духи Коти назвал «Пленник в хрустальном бокале». Романтик, а? Однако в парижских больших магазинах, куда он принес свое детище, на духи даже смотреть отказались, он не был принят надменным товароведом. От злости Франсуа в сердцах грохнул флакон о каменный пол. Духи разлились волшебным ароматом по всему залу. Посетители ринулись к прилавку и заорали: «Как они называются? Сколько стоят?» Представляешь, из дома вышел скромный разносчик Франсуа Спотурно, а вернулся месье Коти – основатель империи, не имеющий себе равных в истории мировой парфюмерии, – закончила рассказ Сьюзен. – Об этом консьержка без устали рассказывает журналистам.
– Так она дочь модистки Ивонн?
– Нет. После того как Франсуа стал знаменит и деньги полились рекой, он стал «жрецом» парижской ночной жизни. Его творения стали такой же принадлежностью парижского шика, как шампанское «Вдова Клико», коньяк «Наполеон» и ресторан «У Максима». На него стали вешаться все подряд. Консьержка утверждает, что ее мать танцевала в парижских кафешантанах, была очень красива и стала любовницей Франсуа.
Миллионы текли у него между пальцами. Многочисленные любовницы и внебрачные дети получали от него пожизненные пансионы, бесконечные подарки. Танцовщица отказывалась от всего. Чтобы откупиться от женщин, мэтр приобретал им дома, усадьбы, автомобили.
– Настоящий француз, – заметила Ольга.
– О да! – с гордостью согласилась Сьюзен. – До поры до времени Ивонн терпела альковные похождения мужа и его мотовство. Но, постарев, решила положить всему этому конец. Бывшая модистка развелась со знаменитостью и поделила капитал. Месье Коти повел себя как настоящий рыцарь. Заложив недвижимость, он выплатил Ивонн четыреста двадцать пять миллионов франков золотом и остался беден как церковная мышь. Все женщины бросили его. Не покинула только та самая танцовщица, которой якобы был нужен он, а не его богатство.
– Она рожает ему дочь? – Оля показала рукой вниз на комнатку консьержки.
– Да. Наша консьержка утверждает, что она внебрачная дочь Франсуа Коти. Но не такая, как все, а особенная, потому что ее мать прожила со знаменитостью до смерти.
Я покажу тебе лучшие магазины Парижа, которые теперь торгуют его продукцией. А вот что пишут о нем сегодня. – Сьюзен бросила Оле глянцевый журнал.
«Хоть знаменитый Коти умер и империю растащили на куски, а среди отпрысков не нашлось никого, кто бы продолжил его дело, в памяти людей навсегда остались марка великого мастера и неуловимый аромат, такой же, как аромат Парижа».
– Он ваша история! – заметила Оля.
– Не только он.
– Помню, ты обожаешь Ива Сен-Лорана!
Позже Сьюзен заставит Олю дважды просмотреть фильм о любимом кутюрье, который прилежная студентка отыскала в фильмотеке: «Если хочешь понять французов, нужно непременно все это знать!» – а пока старалась вкратце познакомить подругу с «парижскими старостями»:
– Отмечая сорокалетний юбилей в девяносто восьмом году прошлого века, мэтр парижской моды подарил французам фильм под названием «Париж». В нем он признался, что столица помогла ему осуществить мечту и стать тем, кем он стал. Фильм снял известный документалист Жан-Поль Гуд, закрепив за французами титул любвеобильной нации.
