Холодная война: политики, полководцы, разведчики

Бирнс говорит, что ссылки Советского Правительства на то, что Иран может представлять опасность для СССР, неосновательны. Что касается иранской нефти, то еще во время Крымской конференции Стеттиниус и Иден заявили об отсутствии у США и Англии возражений против получения Советским Союзом нефтяных концессий в Иране. Следовательно, оставление Советским Союзом войск в Иране было вызвано стремлением Советского Правительства добиться от Иранского Правительства принятия советских требований… Это создало у мирового общественного мнения впечатление, что СССР стремится в Иране к экспансии так же, как он это делает в Европе…»

Государственный секретарь Бирнс считал, что он сам сможет обо всем договориться с советскими партнерами. Госсекретарь сильно себя переоценивал. Он пробыл на посту госсекретаря пятьсот сорок шесть дней, из них половину времени провел за границей, мало интересуясь, что происходит в его ведомстве в Вашингтоне.

Опытные дипломаты его ни в грош не ставили. Его подчиненный Аверелл Гарриман позволил себе высмеять госсекретаря в разговоре с Молотовым.

– Бирнс неопытен в международных делах, – с чувством превосходства заметил Гарриман. – Бирнс привык работать в домашней обстановке. К тому же он судья, то есть человек, привыкший мыслить юридически. Он законник и не всегда понимает, что во внешней политике юридическая норма часто вынуждена уступать политической целесообразности…

А президент Трумэн был недоволен, что госсекретарь действует самостоятельно, не советуясь с Белым домом. Он разозлился на Бирнса, который, вернувшись из Москвы, собирался сначала выступить по радио. Трумэн потребовал, чтобы госсекретарь отчитался перед президентом.

5 января 1946 года он вызвал Бирнса в Овальный кабинет и зачитал вслух адресованное государственному секретарю письмо:

– У меня нет сомнений, что Россия намерена вторгнуться в Турцию и захватить черноморские проливы, ведущие в Средиземноморье. Если не противопоставить России железный кулак и твердые слова, возникнет новая война. Они понимают только один язык: «Сколько у вас дивизий?» Я считаю, что мы больше не должны идти на компромиссы. Мы должны отказаться признавать правительства в Румынии и Болгарии, пока они не будут соответствовать нашим требованиям. Мы должны ясно изложить свою позицию по Ирану. Мы должны сохранять полный контроль над Японией и Тихим океаном. Мы должны восстановить Китай и создать там сильное центральное правительство. То же самое должно быть сделано в Корее. После этого мы должны настоять на возвращении наших судов из России и добиться урегулирования вопроса о российских долгах по ленд-лизу. Я устал нянчиться с Советами…

Джеймс Бирнс в январе 1947 года подал в отставку «по состоянию здоровья».

Когда советские войска под давлением США и ООН ушли, иранская армия по приказу шаха вошла в Иранский Азербайджан и его курдские районы, сокрушила сепаратистские режимы и восстановила власть центрального правительства.

1 декабря 1946 года власти Иранского Азербайджана приняли решение не сопротивляться шахским войскам. Шахские войска устроили резню, рубили головы и вспарывали животы. Через открытую советскую границу больше двадцати тысяч иранских азербайджанцев перешли на советскую территорию, среди них президент непризнанной республики Джафар Пишевари. Вскоре он погибнет в Баку в автомобильной катастрофе.

Премьер-министр Ирана Кавам ос-Салтан тянул время, чтобы избежать предоставления концессий. После вывода советских войск меджлис сначала отказался ратифицировать соглашение о нефтяной концессии Советскому Союзу, затем запретил партию Туде. Эта история сильно напугала западных политиков. На Западе боялись, что рано или поздно Сталин попытается взять под контроль нефтяные месторождения Ирана.

Для Англии, которая жила за счет импорта нефти, в том числе иранской, это был вопрос жизни и смерти. Британский министр иностранных дел в правительстве лейбористов Эрнест Бевин сказал своим подчиненным:

– Наши отношения с Россией относительно широкого круга европейских проблем приходят к тому же положению, в каком когда-то мы были с Гитлером.

Возможно, происходившие тогда в Иране события и нефтяные страхи стали одной из причин того, что 5 марта 1946 года Уинстон Черчилль произнес знаменитую речь о железном занавесе.

Когда Черчилль собирался в Соединенные Штаты, он получил приглашение посетить Вестминстерский колледж в небольшом городке Фултон в Миссури, родном штате президента Трумэна. Президент Вестминстерского колледжа Фрэнк Макклюэр обратился к одному из своих выпускников – близкому к Трумэну генералу Гарри Вогану, который преподавателям больше запомнился игрой в футбольной команде – он был центральным нападающим. Президент колледжа поехал в Вашингтон и попросил генерала помочь пригласить Черчилля в Миссури. Генерал пошел к Трумэну.

Президент Трумэн взял письмо, адресованное Черчиллю, и приписал внизу: «Это прекрасная школа в моем родном штате. Надеюсь, вы сможете приехать. Я вас представлю. Всего наилучшего».

Миссури не самый известный штат в США, Фултон не самый большой город, здесь вообще мало что происходит. Только однажды приехал Черчилль, произнес речь, и она сделала Фултон историческим городом. В память о знаменитой фултонской речи здесь открыли музей Черчилля. Вестминстерский колледж – главная достопримечательность города. Теперь, кстати говоря, здесь учатся студенты и из нашей страны.

Трумэн и Черчилль поехали в Фултон на поезде. Черчилль пребывал в отличном настроении. Перед ужином выпил пять порций скотча. Утром 5 марта 1946 года он внес последние исправления в свою речь, которую размножили на ротапринте. Американский президент прочитал текст и одобрил.

Тысячи людей собрались, чтобы увидеть Трумэна и Черчилля. После обеда в доме президента колледжа гости отправились в спортивный зал. Другого помещения, способного вместить всех желающих, в колледже не нашлось. Во вступительном слове Трумэн рассказал, как познакомился в Потсдаме с Черчиллем и Сталиным, и они оба ему понравились. Черчилля он назвал одним из выдающихся людей нашего времени и предоставил ему слово.

– Я глубоко восхищаюсь доблестным русским народом и моим товарищем в военные годы маршалом Сталиным, – говорил Черчилль. – Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ, устранив любую возможность германской агрессии. Мы рады, что Россия заняла законное место среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. Но я не могу не сказать о том, что происходит в Европе. На мир, озаренный победой союзников, пала тень. Никто не знает намерения Советской России и ее международной коммунистической организации и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансии.

И вот тогда Черчилль произнес знаменитые слова о железном занавесе:

– От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес опустился на наш континент. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София. Все эти знаменитые города и их население оказались в советской сфере… Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, в них нет подлинной демократии… Это явно не та свободная Европа, ради которой мы сражались. Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет неограниченного расширения своей власти и идеологии. Из того, что я наблюдал в годы войны, я заключаю, что наши русские друзья и соратники ничем не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость.

Первая реакция на его речь была очень критической и на Западе, и на Востоке. Американские газеты обвиняли Черчилля в том, что он отравил и без того трудные взаимоотношения между США и СССР и опять пытается втянуть их страну в европейские дела. Трумэн поспешил сказать журналистам, что не читал текст заранее: в свободной стране каждый имеет право говорить все, что он думает.

Президент написал Сталину, что приглашает его в Соединенные Штаты и готов прислать за ним авианосец «Миссури». Трумэн обещал отвести Сталина в университет Миссури, чтобы и он мог, как Черчилль, сказать, что он думает. Сталин отклонил приглашение.

Назначенный послом в Советский Союз американский генерал Уолтер Беделл Смит в Нью-Йорке остановился в той же гостинице, в которой жил Черчилль. Смит не разделял все взгляды Черчилля, высказанные им в Фултоне, но очень хотел его увидеть. Смит позвонил в его номер. Черчилль пригласил зайти. Посол застал его в ванной комнате. Пока Черчилля одевался, они несколько минут поговорили.

Бывший премьер-министр был крайне раздосадован пикетами на улицах. Коммунисты и левые ругали его почем зря, а он привык к тому, что в Америке его встречают восторженно. Но считал, что сделанный им в Фултоне анализ точен.

– Припомните мои слова – через год-два многие из тех, кто меня сейчас поносит, скажут: «Как Черчилль был прав!»

Молотов и Вышинский выразили свое негодование государственному секретарю Джеймсу Бирнсу на переговорах в Париже.

«Молотов и Вышинский, – говорится в записи беседы, – выражают удивление, что Черчилль выбрал именно США для выступления со своей речью, которая была не чем иным, как призывом к новой войне.

Бирнс берет под защиту Черчилля, указывая, что он выступал не как член Британского Правительства, а под свою ответственность, что ни он, Бирнс, ни Трумэн не видели речи заранее и пр.

Молотов замечает, что Черчилль подорвал свой престиж, выступив с такой речью.

Бирнс говорит, что заслуги Черчилля в минувшей войне настолько велики, что Черчилль до самой смерти будет иметь массу поклонников…

Молотов отвечает, что нельзя оправдывать Черчилля, провозгласившего новую расовую теорию, теорию англосаксонского господства над миром, с которой далеко не все согласятся…»

Сталин назвал речь Черчилля «опасным шагом». Он увидел в ней контуры противостоящего ему военного союза, хотя сильно рассчитывал на англо-американские противоречия. 9 февраля 1946 года он выступил перед избирателями на выборах Верховного Совета СССР. Сталин сказал, что коммунизм и капитализм несовместимы, поэтому война неминуема. Конфликт с Западом возникнет в пятидесятых годах, когда Америка будет переживать тяжелый экономический кризис.

В Вашингтоне вздрогнули. Американские политики решили, что Сталин «объявил войну Соединенным Штатам».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.