Я все нашел...

— Крепись. Без труда не вытащишь и рыбку из пруда, — без тени сострадания ответил Филипп.

— Вы хоть представляете, что такое диета?

— Я слишком дисциплинирован, чтобы потакать своим прихотям.

Одри решила, что окажется в большей безопасности, если станет рассматривать пол, и с трудом оторвала взгляд от красивого лица Филиппа.

— Не делай этого… меня это выводит из себя! — грозно бросил он. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Одри нехотя подняла глаза, и суровое выражение лица Филиппа немного смягчилось.

— Но это лишь одна из бесящих меня твоих привычек, — проворчал он.

— А как вы объяснили мисс Гроув, зачем пригласили ее ко мне?

В его глазах мелькнуло удивление.

— Я ни перед кем не отчитываюсь в своих действиях. С какой стати мне делать исключение для мисс Гроув?

Вот он, основополагающий принцип жизни Филиппа Мэлори, отметила про себя Одри. Он столь независим, что ему незачем держать отчет по поводу своих личных дел. Наверняка он без тени смущения осадил бы любого, посмевшего проявить любопытство.

— Одри, пожалуй, пора начинать, — раздался голос Дайаны Гроув. — И начнем мы с взвешивания.

Одри тихо застонала: в последний раз она вставала на весы в шестнадцать лет и с тех пор испытывала перед ними затаенный страх.

— До завтра, — сказала Дайана.

Одри, лежащая ничком на мате, попыталась кивнуть в ответ, но это потребовало усилий, и она оставила бесплодные попытки. Хотя в конце концов ей все же придется подняться и пойти… или поползти на четвереньках. Она так измотана, что сил на соблюдение правил приличия у нее не осталось.

— Ты в неважной форме, — на прощание сообщила Одри ее мучительница. — Но я показала тебе, что от тебя требуется, и теперь ты сможешь ежедневно проделывать необходимые упражнения.

Ежедневно! Одри с трудом сдержала стон и выдавила из себя улыбку. Пусть Дайана сурова, безжалостна и у нее отсутствует чувство юмора, но она проделывала все упражнения наравне с ней, добиваясь от Одри безупречного их выполнения. Откуда у человека только силы берутся?

Оставшись одна, Одри начала погружаться в дрему. Послышавшийся звук шагов вывел ее из оцепенения. Приподняв голову, она увидела перед собой до блеска начищенные ботинки Селдена.

— Куда прикажете подать ваш обед? — осведомился дворецкий.

— Можно прямо сюда.

На полу перед ней оказался поднос. На тарелке кучкой лежали несколько листьев салата, мелко нарезанные кусочки овощей и веточки зелени.

— Я не люблю салат. — Одри виновато улыбнулась.

— Это очистительная диета. Ближе к полудню вам положен целый грейпфрут.

Превозмогая отвращение, Одри принялась жевать веточку сельдерея.

— Я люблю пищу, где много крахмала: мясо, макароны с сыром, шоколадный торт, — мечтательно перечисляла она, и рот ее при этом наполнялся слюной.

В поле зрения Одри внезапно возникла еще одна пара обуви. Дорогие кожаные туфли, изготовленные на заказ. Филипп!

— Но хитрить тебе не разрешается, — сказал он.

— Я думала, что вы в банке…

— Данный проект я намерен контролировать лично. Не успела Дайана уйти, а ты уже бездельничаешь, словно у тебя отпуск.

— Я так ослабла, что и пошевелиться не могу, — вырвалось у Одри.

Филипп присел перед ней на корточки, и его суровый взгляд встретился с несчастными глазами девушки.

— Я просмотрел твою медицинскую карту. Ты абсолютно здорова, значит, физические нагрузки тебе не противопоказаны. Почему ты не переоделась в один из спортивных костюмов, купленных для тебя по моему указанию?

А не переоделась Одри потому, что костюмы показались ей столь маленького размера, что она не решилась подвергнуться унижению, пытаясь в присутствии Дайаны втиснуться в один из них.

— Ты переутомилась, потому что тебе было слишком жарко, — назидательно заметил Филипп.

— Чтобы иметь силы, человеку необходимо есть, — жалобно пробормотала Одри.

Филипп осуждающе покачал головой.

— Твое отношение ко всей этой затее в корне неверно. Да и отношение к жизни вообще — твой самый крупный недостаток. За что бы ты ни бралась, ты изначально уверена, что потерпишь неудачу, и не пытаешься приложить никаких усилий!

— Я выполню всю программу… ладно?

— Этого мало. Мне от тебя требуется полная преданность. — Лицо Филиппа стало суровым, он грозно взглянул на Одри. — Не забывай, чего мне это стоит. Оплата твоих долгов встала мне в кругленькую сумму. И если ты этого до сих пор не знала, то пришло время узнать. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Побледнев от этой проникновенной речи, Одри отвела глаза, не в силах больше выдерживать его безжалостный взгляд.

— Я… я…

— Я заплатил за право надеяться, что ты выполнишь свою часть уговора, — зло продолжал Филипп. — Попробуй-ка начать отлынивать, и я буду стоять над тобой с секундомером! И если ты плохо думаешь о Дайане, то ты пока еще ничего плохого не видела!

— Как я рад тебя видеть! — вскричал Келвин, приветствуя Одри на пороге своей квартиры.

А уж как Одри-то была рада! Она застенчиво улыбнулась Келвину, который в ответ пребольно ткнул ее в плечо и жестом пригласил в кухню.

— У меня друзья пару дней гостили. Смотри, какой после них беспорядок! — пожаловался он.

— Сейчас от него и следа не останется! — с жаром воскликнула Одри.

Келвин пристально посмотрел на нее и слегка нахмурился.

— Ты изменила прическу, косметику или что-то в этом роде?

— Нет… я не пользуюсь косметикой.

— У тебя щеки порозовели. Ты выглядишь такой симпатичной. — Келвин недоуменно покачал головой по поводу подобной метаморфозы, затем опять нахмурился, словно удивляясь, что смог заметить это, и удалился, оставив Одри расчищать авгиевы конюшни.

«Такой симпатичной»… Ошеломленная впервые услышанным от Келвина за все время знакомства комплиментом, Одри с мечтательным выражением на лице застыла посреди неубранной кухни. У нее порозовели щеки? Возможно, очистительная диета уже начала действовать! Наконец-то Келвин заметил, что она принадлежит к прекрасному полу…

Вдруг ощутив себя женщиной и почувствовав, что ее жизнь может чудесным образом измениться, Одри поклялась себе, что завтра с раннего утра отправится в спортивный зал и станет усиленно заниматься. Мурлыча себе под нос какую-то веселую песенку, она вымыла посуду, протерла пол и почистила плиту.

— Не понимаю, как это тебе удается! — восторженно воскликнул Келвин, заглянув в кухню. — Что бы я без тебя делал, Одри?

Словно засохшее растение под животворным действием воды и солнца, Одри расцвела улыбкой.

— Я ухожу, но ты можешь не торопиться домой, — продолжал Келвин. — Если у тебя найдется время пропылесосить гостиную, я буду тебе весьма признателен.

— Не беспокойся, — поспешила заверить его Одри, провожая его до двери. — Неотложное свидание? — с деланной небрежностью спросила она.

— Да. С одной шикарной особой, — усмехнулся Келвин. — Пока, Одри!

— Пока, — прошептала она, закрывая за ним дверь.

В великолепный особняк Филиппа Мэлори Одри вернулась после десяти. Она не могла покинуть квартиру Келвина, пока не вытерла везде пыль и не почистила пылесосом ковер. Слабо улыбнувшись в ответ на приветствие открывшего ей дверь Селдена, она уже готова была прошмыгнуть к себе, когда в холле вдруг появился Филипп Мэлори и грубо окликнул ее:

— Где ты шлялась, черт побери?!

— П-прошу прощения? — запинаясь, произнесла Одри.

— Я к шести ждал твоего сообщения о достигнутых успехах, а тебя к тому времени и след простыл, — сурово сказал Филипп.

— О… я была у Келвина.

Чтобы не сильно мандражировать, Одри попыталась наделить Филиппа столь милыми ей чертами Келвина, но почему-то у нее не получилось. Вместо этого она вдруг обнаружила, что пытается сравнивать этих двух мужчин…

Ростом Филипп был намного выше, имел куда более мощное телосложение, кожа у него была смуглой, тогда как кожа Келвина отличалась белизной. Роскошные черные волосы Филиппа всегда были аккуратно пострижены, что лишний раз подчеркивало великолепные пропорции его головы, волосы же Келвина были постоянно растрепаны…

О Боже, зачем мне понадобилось отмечать мельчайшие детали внешности Филиппа, ведь еще совсем недавно я боялась поднять на него глаза?!

Странное незнакомое чувство овладело Одри, когда она заметила на себе его пристальный взгляд, который, казалось, проникал прямо в душу. Падающая на лицо Филиппа тень придавала его чертам суровость и в то же время делала более заметным чувственный рот, подчеркивала белизну зубов.

Трудно поверить, что можно обладать столь безупречной внешностью, с растущим изумлением думала Одри. Как ему это удается? А я стою перед ним растрепанная, с пятном от жидкости для полировки мебели на майке, в забрызганных грязью туфлях…

— Кто такой Келвин? Твой приятель? — спросил Филипп, и нотки неприязни прозвучали в его низком голосе.

— О, у меня нет приятеля… Келвин просто… просто… ну, он… — Одри вдруг стало трудно подобрать точное определение своим отношениям с Келвином, ибо сегодня вечером у нее вновь появилась смутная надежда, и назвать сейчас Келвина просто другом означало снова признать свое поражение.

— Кто такой Келвин? — нетерпеливо повторил Филипп.

— Келвин Хилл… Я люблю его, но он пока не обращает на меня никакого внимания, хотя, возможно, уже подошел к той черте…

— Я тоже приближаюсь к черте… — сквозь зубы процедил Филипп.

Одри с грустью вздохнула и опустила плечи.

— Думаю, пока я должна называть Келвина просто другом.

— Одри, я задал тебе конкретный вопрос и вовсе не просил делиться своими девичьими секретами, — ледяным тоном сказал Филипп. — Надеюсь, с ним ты ведешь себя более осмотрительно, чем со мной. Мне вовсе не хотелось бы узнать, что ты сообщила ему о нашем с тобой уговоре.

— Келвин не беседует со мной на подобные темы. — Радужное настроение, появившееся у Одри сегодняшним вечером, понемногу улетучивалось. — Мы не делимся…

— Тогда, видимо, у него есть голова на плечах. — Филипп бросил на нее раздраженный взгляд. — С тобой невозможно беседовать на серьезные темы. Ты постоянно витаешь в облаках!

Выходит, в созданном себе Филиппом Мэлори мире нет места чудесам или любви. Он реалист до мозга костей, ему неведомо, что значит мечтать. Этим он, конечно, многого себя лишает, подумала Одри, решив не принимать близко к сердцу его критику.

Неожиданно дверь комнаты, из которой появился Филипп, снова открылась. Оттуда выглянула роскошная брюнетка в элегантном алом платье и, скользнув безразличным взглядом по Одри, спросила:

— Проблемы с прислугой, Филипп? Одри смутилась, а Филипп с убийственной улыбкой повернулся к брюнетке.

— Тебя это никоим образом не касается, Лилит.

Лилит. Кажется, так звали ночного духа, нападающего на спящих. Подходящее имя для столь резвой особы, подумала Одри и тут же начала бранить себя за злорадство. Возможно, Лилит весьма достойная леди, и уж несомненно она много лучше, чем того заслуживает Филипп Мэлори. У него всегда на первом месте работа, он может в последний момент отменить свидание и без всяких угрызений совести способен покинуть женщину, если та ему надоела. Бедная Лилит. Ее надо пожалеть.

Одри отправилась к себе в комнату и устроила Альта на ночлег в корзине. Надевая пижаму, она никак не могла отделаться от мысли, что если не съест чего-нибудь, то от голода ее начнут мучить кошмары. Но ведь теперь у нее появилась настоящая цель: ради Келвина, а он вполне того заслуживает, она готова выполнить все требуемое Филиппом. Отдаст последние силы, но выполнит разработанную для нее Дайаной программу.

Голод никак не давал ей уснуть, и Одри ворочалась с боку на бок. В час ночи, придя к неожиданному решению, она встала. Яблоко, бутерброд, чашка чаю с каплей молока… наверняка столь скудный рацион не отразится на ее весе.

С бешено бьющимся сердцем Одри в кромешной тьме начала пробираться к кухне. На пороге она споткнулась и ушибла большой палец ноги. Чертыхаясь про себя, Одри подпрыгивала на одной ноге, пока боль немного не утихла. Затем она опустилась на колени перед огромным холодильником, распахнула дверцу и принялась рассматривать открывшиеся ее взору соблазнительные яства.

Небольшой грешок, попыталась заключить сделку с собственной совестью девушка. Всего один бутерброд. Я даже не стану намазывать его маслом. А что, если тонкий кусочек сыру с капелькой острого соуса или?..

— И в какие игры ты решила здесь поиграть?

От этого грубого окрика, донесшегося непонятно откуда, сердце у Одри чуть не разорвалось.

3

С приглушенным вскриком стоящая на коленях Одри обернулась и в лучах вспыхнувшего света увидела Филиппа. Босиком и с обнаженной грудью — на нем были только джинсы, плотно облегавшие длинные стройные ноги, — он с презрением смотрел на нее.

— Я просто хотела заморить червячка, — дрожащим голосом прошептала Одри. — Я не думала, что разбужу кого-нибудь!

— Ложась спать, я включаю сигнализацию. Если внизу происходит движение, мне сразу становится об этом известно.

Потирая ушибленный большой палец ноги, Одри отрешенно уставилась на Филиппа своими огромными голубыми глазами. Одетым он выглядел угрожающе, полураздетым — внушал… благоговейный страх. Одри покраснела от смущения и опустила голову из боязни, что по выражению лица он может догадаться о ее мыслях. Но Филипп по-прежнему стоял у нее перед глазами: его мощные загорелые плечи, прекрасно развитые бицепсы, плавно перекатывающиеся под гладкой кожей, великолепный торс с четким рельефом мышц брюшного пресса.

Одри вдруг почувствовала, как ее охватывает странный жар, распространяющийся болезненными, но одновременно сладостными толчками от живота все ниже и ниже, к самым сокровенным частям ее тела. Во рту пересохло, Одри не могла понять, что с ней творится. Напуганная внезапным появлением Филиппа и умирая от смущения, что оказалась застигнутой врасплох, когда попыталась нарушить диету, Одри чувствовала, что для ее и без того натянутых нервов этого вполне достаточно. Она открыла было рот, чтобы объяснить свое поведение, но, к ее невыразимому ужасу, у нее вырвался лишь сдавленный хрип.

— Черт побери! — недоверчиво глядя на нее, воскликнул Филипп. — Не может быть, чтобы ты испытывала столь сильный голод!

Одри с усилием выпрямилась и, отвернувшись, попыталась взять себя в руки. Она не уловила угрожающих признаков в наступившей после этого тишине, просто ей показалось, что риску довести ее до настоящей истерики Филипп предпочел молчание и придержал свой острый язык. Слезливостью она никогда не отличалась, но Филипп всегда заставлял ее чувствовать себя никчемной, неуклюжей и глупой.

— Бог мой! — послышался недоуменный возглас Филиппа. — Кто бы мог поверить? Да у тебя фигура фотомодели для мужского журнала!

Не веря своим ушам, что удостоилась подобного комплимента, Одри резко обернулась. И тут же столкнулась с пристальным взглядом темных глаз, без всякого смущения разглядывающих ее полуобнаженную фигуру. Полностью упустив до этого момента из виду, что на ней лишь пижама, Одри, вспомнив об этом, густо покраснела и скрестила на груди руки.

— Нет, не надо! — воскликнул Филипп, его оценивающий взгляд был прикован к полной, четко вырисовывающейся под плотно облегающей трикотажной тканью пижамы груди Одри.

Затем его пронизывающий взгляд замер на ее тонкой талии, и в этот момент самообладание, похоже, покинуло его. Филипп приблизился к Одри, резким движением повернул к себе спиной и оглядел женственный изгиб ее бедер и удивительно стройные ноги.

— Ради всего святого, что вы делаете?! — в ужасе от столь бесцеремонного обращения беспомощно воскликнула Одри и предприняла попытку вырваться.

— Я ошибочно полагал, что у тебя избыточный вес. Мне казалось, что под бесформенной, мешковатой одеждой ты скрываешь лишний жирок. Я даже не предполагал, что у тебя есть талия! И, Господи, все время… все это время, — медленно повторил Филипп тоном, от которого по спине Одри побежали мурашки, — ты скрывала великолепные формы!

— Не понимаю, о чем вы говорите! — Одри отскочила от него и скрестила на груди руки.

Ее потрясли слова Филиппа, хотя она пребывала в полной уверенности, что он иронизирует. Но, как бы ни обстояло все на самом деле, стало очевидным, что в его глазах она перестала быть страдающей избыточным весом особой.

Филипп бесшумно сделал шаг назад, взор его блестящих темных глаз был затуманен, легкий румянец играл на щеках. Он продолжал смотреть на Одри, но правильные черты его смуглого лица ничего не выражали.

— Я знаю, что тебе трудно меня понять. И коль скоро ты, по всей видимости, не представляешь, как воспользоваться тем, чем обладаешь, я представляю это четко. В ближайшие дни мы отправимся во Францию.

— В ближайшие дни? Но тогда у меня не будет времени…

— Оно тебе не нужно. Ты нуждаешься лишь в приличной одежде, да еще необходимо что-то сделать с твоей неухоженной гривой. — Филипп легкой походкой подошел к холодильнику, широко распахнул дверцу и бросил на Одри полный иронии взгляд. — Можешь есть все, что твоей душеньке угодно! И не увлекайся физическими упражнениями. Постарайся сохранить себя такой, какая есть. Я намерен любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела.

И Филипп удалился, источая флюиды абсолютного довольства собой, будто после заключения удачной сделки.

«Любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела…» Все еще не веря собственным ушам, Одри, скосила глаза на свою пышную грудь, доставившую ей кучу неприятностей в отрочестве и потому ненавистную. Обе, и Стелла, и Лидия, сухощавые от природы, особыми достоинствами в этом плане не отличались. Они-то и внушили Одри, что пышные формы просто неприличны и их необходимо скрывать.

Школьные годы превратились для Одри в кошмар. Ее фигура начала обретать зрелые очертания, когда большинство одноклассниц Одри еще оставались детьми. Жестокие издевки девчонок и грубоватые замечания ребят заставили Одри окончательно разочароваться в своей фигуре. Бесчисленное количество раз она возвращалась домой, бежала в свою комнату и рыдала.

Мачеха купила ей тогда длинный просторный свитер, прикрывавший бедра и делавший грудь не столь заметной. С тех самых пор Одри полюбила мешковатую одежду, потому что только в ней чувствовала себя комфортно.

И пусть это кажется невероятным, но Филипп Мэлори, увидев мою фигуру, в первую секунду был ошеломлен и чуть ли не восхищен. Нет-нет, его высказывание к возвышенным чувствам не имеет никакого отношения, поспешила внести поправку в ход своих размышлений Одри, он просто признал, что природа более чем щедро наделила меня. Но то, что я всегда считала своим большим недостатком, Филипп расценил как достоинство.

И он вдруг решил, что мне вовсе незачем худеть и изводить себя физическими упражнениями. Но неужели я действительно позволила ему разглядывать меня, будучи если и не полуобнаженной, то во всяком случае минимально одетой? Краска стыда с опозданием залила лицо Одри, и всякое желание подкрепиться по какой-то злой иронии исчезло. Захлопнув дверцу холодильника, она вернулась к себе в комнату, продолжая размышлять о разительной перемене мнения Филиппа о ее фигуре.

В конце концов Одри решила: видимо, Филипп относится ко мне просто как к куску мяса, который предстоит выставить в витрине мясной лавки и любоваться которым предстоит лишь одному человеку — Максимилиану Чезлвиту.

На следующее утро Филипп в сопровождении Дайаны вошел в залитый солнечным светом спортивный зал и остановился как вкопанный. Солнечные очки выпали у него из рук. Одетая в спортивное трико, Одри делала разминку.

На мгновение она замерла, и ее взгляд неожиданно столкнулся с глазами Филиппа. Сделав над собой усилие, Одри не обхватила себя руками, словно застенчивая школьница, вспомнив, что трико все же не столь открыто, как купальник. Не в силах отвести взгляда от сверливших ее глаз Филиппа, девушка ощутила странное головокружение и вдруг почувствовала, как наливаются тяжестью груди под облегающей их тканью, а каждый с трудом дающийся вдох вызывает боль в ставших чувствительными сосках.

Дайана подняла очки и подала их Филиппу. Поморщившись, он медленно отвел взгляд от Одри и начал недоуменно разглядывать очки, словно они принадлежали вовсе не ему.

— Я сегодня рано встала. — Одри, словно внезапно разбуженный лунатик, смущенно моргала.

— Вот это сила воли! — Дайана зааплодировала.

Не проронив ни слова, Филипп подошел к огромному окну. Взгляд Одри помимо ее воли следовал за ним, она завороженно разглядывала его напряженные сейчас широкие плечи и обращенное к ней в профиль лицо. Филиппа что-то сильно беспокоит, решила Одри. Скорее всего, его раздражает мое присутствие, нарушившее привычное для него течение времени, обычно посвящаемого им работе.

Два дня спустя Одри с восторгом рассматривала свою новую прическу. В руках опытного парикмахера ее грива действительно стала прической: изящно уложенные волосы с элегантной небрежностью струились по плечам. Избавленное от почти закрывавших его буйных кудрей, лицо Одри приобрело совершенно иное выражение.

В другой части салона ее поджидал стилист. Одри давно отказалась от косметики, ибо ей никогда не удавалось правильно подобрать цветовую гамму. Но опытный стилист, быстро подобравший нужные оттенки, несколькими легкими штрихами так изменил ее внешность, что Одри не могла не восхититься.

Она наконец вышла в зал, где посетительницы салона ожидали своей очереди, и изумилась, увидев Филиппа, который время от времени посматривал на часы и, казалось, не обращал никакого внимания на многочисленные восторженные взгляды окружающих его представительниц прекрасного пола.

Одри замедлила шаг. Взгляни на меня! — захотелось ей вдруг закричать. Посмотри, как я изменилась! На мгновение она опешила от неожиданного желания произвести на Филиппа впечатление, но вскоре ей удалось найти своему порыву объяснение. Ведь именно Филипп настоял на ее посещении салона, так разве ему не интересно увидеть результат, а ей этим результатом похвастаться?

Когда она оказалась почти рядом с ним, Филипп наконец поднял свою темноволосую голову. Он замер и начал разглядывать Одри, хотя глаза его при этом ничего не выражали. Следя за его реакцией, девушка затаила дыхание.

— Намного лучше, — коротко бросил Филипп и, удостоив ее еще одного недолгого взгляда, направился к выходу.

Одри поспешила за ним.

— Ведь правда, да?

— Что?

— Мне так лучше. Поверить не могу, что выгляжу столь элегантной, — щебетала приободрившаяся Одри, когда они оказались на оживленной улице.

— Не ты, а только твоя голова. Твой гардероб по-прежнему в весьма плачевном состоянии, — остудил возникший было у нее пыл Филипп и посторонился, чтобы пропустить Одри в лимузин.

— Нет, сначала вы, — по привычке все еще считая его своим боссом, запротестовала она.

— Одри, пошевеливайся! — рявкнул Филипп.

Она поспешно забралась на заднее сиденье, задев лежащую на нем папку. Находившиеся в папке документы рассыпались, и Одри, охнув, наклонилась и неуклюже стала их собирать.

— Я не ожидала, что вы приедете в салон, — призналась она, искоса поглядывая на документы и понимая, что у нее нет никакой надежды сложить их в надлежащем порядке, ибо написаны они на иностранном языке.

— Я тоже не собирался этого делать, — словно оправдываясь перед самим собой, признался Филипп, все его внимание сейчас поглощала стопка перепутанных листов, лежащих на сиденье между ними. — В самом разгаре заседания совета директоров мне вдруг пришло в голову, что тебя нельзя отпускать одну в такое место. Ты вполне могла такое с собой сотворить, что потом тебя вряд ли можно было бы узнать…

— Я всегда хотела быть блондинкой, — мечтательно произнесла Одри, поспешно заталкивая документы в папку, чтобы они не бросались в глаза. — Моя старшая сестра — блондинка…

— …или сидела бы разинув рот и позволила бы делать с собой, что им взбредет в голову. Риск был слишком велик.

— Мне жаль, что я доставила вам столько неудобств, — удрученно пробормотала Одри.

— Ты права. Осталось еще решить проблему с твоим гардеробом, и это мы сделаем тоже сегодня. Послезавтра мы вылетаем во Францию.

— Так скоро? — вздохнула Одри. — Альт будет скучать без меня.

— Я не видел твоего пса с того самого вечера, как ты переехала, — признался Филипп, с запозданием отметив столь удивительный факт.

— Вы просто его не замечали. Альт прячется от людей — прежний хозяин очень плохо с ним обращался. Обычно Альт оставался днем у моей знакомой, но теперь, пока я буду во Франции, ему придется побыть в вашем доме. Мне неудобно просить добрую женщину приютить его на столь длительный срок.

— А не мог бы… э-э-э… Келвин взять его?

— Альт боится мужчин. К тому же Келвин весь день работает, да и ночами частенько отсутствует. А долго ли я пробуду во Франции?

— Чем Келвин занимается? — оставив ее вопрос без ответа, поинтересовался Филипп.

— Он биржевой маклер или что-то в этом роде…

— Понятно.

— Что понятно?

— Что проныра, использующий тебя в качестве бесплатной домработницы, никем иным и не мог оказаться. Эти маклеры такие ловкачи… Он знал, что ты ему ни в чем не откажешь.

— Вы понятия не имеете, о чем говорите! Келвин вовсе не проныра! — Одри покраснела от возмущения, услышав столь нелестное мнение о предмете своей тайной страсти.

— Он знает о твоей привязанности к нему и пользуется этим.

— Я не просила вас высказывать свое мнение и ничего не хочу слышать! — Стиснув кулаки, Одри отвернулась к окну и стала наблюдать за проносящимися рядом автомобилями. — А как вы узнали, что я помогала Келвину по дому?

— Я случайно услышал беседу двух секретарш, обсуждавших, как глупо ты поступаешь.

Даже клеймо «бесплатной домработницы» не столь сильно унизило Одри, сколько последняя реплика Филиппа и тон, каким она была произнесена.

— Похоже, ты и понятия не имеешь об уловках, известных любой женщине с рождения. Мытьем посуды сердца мужчины не завоюешь! — язвительно бросил Филипп.

Одри резко повернулась и посмотрела на него. В ее голубых глазах застыл немой упрек.

— Знаете… я вас ненавижу.

— За то, что я сказал правду? Будь у тебя добрые друзья, они бы давно это сделали, да еще дали бы несколько полезных советов.

От его взгляда, в котором волшебным образом смешались грусть, жалость и что-то еще, трудноопределимое, Одри на мгновение утратила способность соображать. От смущения у нее задрожали ресницы, и она опустила глаза. Жадно хватая ртом воздух, девушка поспешно отвернулась, сердце было готово выскочить из груди. Взгляд Филиппа совершенно выбил ее из колеи, но она постаралась не показать этого и спокойно сказала:

— Вы считаете, что я напрасно трачу время, а между тем вы совершенно не знаете Келвина, да и обо мне вам мало что известно. И что это за полезные советы, в которых я якобы нуждаюсь?

Филипп, давая понять, что ему смертельно наскучил этот разговор, демонстративно вздохнул и буркнул:

— Я вовсе не милая тетушка, с помощью которой можно разработать тактику захвата зазевавшегося парня.

— Максимилиан ужасно вас избаловал, — не удержалась от замечания Одри, раздосадованная отповедью. — Вот поэтому он так и беспокоится за вас: чувствует себя ответственным за то, кем вы стали.

Одри с запозданием поняла, что позволила себе непростительно откровенное высказывание, затронув весьма щекотливую тему, и виновато подняла на Филиппа глаза. Он был явно возмущен и в то же время недоумевал.

— Прошу прощения, — извинилась Одри. — Я вмешиваюсь не в свое дело, но лишь потому, что вы позволяете себе грубить и, похоже, вам плевать, что у других людей тоже есть чувства — и их можно оскорбить.

— Да ну?

Филипп издевательски улыбнулся, показывая тем самым Одри, что ее красноречие пропало впустую. Однако ему не удалось ее провести, Одри знала, что задела этого самодовольного типа за живое.

Девушку смущало лишь то, что, пытаясь порицать Филиппа, она ненароком обмолвилась о беседах с его крестным отцом, носивших глубоко личный характер. Как я могла столь легкомысленно поступить? — ругала себя Одри. Как могла предать доверие Максимилиана?

Максимилиан рассказывал ей, что Филипп во всех отношениях был на голову выше своих сверстников. Благодаря блестящим способностям с самого раннего возраста он стоял особняком и проявлял нетерпимость к тем, кто был ниже его по уровню развития. Острый язык заставлял людей с опаской относиться к Филиппу. Если им не удавалось проявить крайнюю осмотрительность, они падали в его глазах, презрение становилось куда более унизительным, чем прямой упрек или критика.

— Мне не следовало вам этого говорить, — прошептала Одри, пытаясь исправить допущенный промах, способный нанести ущерб мнению Филиппа о крестном отце. — У вас не должно сложиться впечатление, что Максимилиан обсуждал со мной…

— А почему у меня должно сложиться иное впечатление? — возразил Филипп и с презрением посмотрел на нее.

— Все было совсем не так! — отчаянно запротестовала Одри. — Помните шумиху в прессе прошлым летом по поводу актрисы, с которой вы расстались? Ну, той, что попала в больницу, приняв чрезмерную дозу…

— И вовсе не дозу. У нее было алкогольное отравление.

— О-о-о… п-правда?

— Я бросил ее потому, что ни разу не видел трезвой, — ледяным тоном пояснил Филипп.

— Максимилиан ничего об этом не знал, его очень расстроила вся эта шумиха в газетах, — продолжала Одри. — Тогда-то он и сказал кое-что в сердцах по поводу того, каким воспитал вас, не будучи…

— Черт возьми! Я знал эту женщину всего несколько недель! Она начала пить задолго до того, как мы познакомились, и я постоянно уговаривал ее обратиться к врачу.

— Максимилиан испытал бы облегчение, узнав об этом, — пробормотала Одри.

Сейчас, не находя места от стыда за неуклюжую попытку осудить его поведение, Одри чувствовала себя еще хуже, чем раньше. Выбираясь из машины вслед за Филиппом, она в попытке вымолить прощение дрожащей рукой дотронулась до рукава его рубашки. С заоблачных высот он посмотрел на ее узкую ладонь с таким видом, будто Одри вторглась в святая святых принадлежащего ему одному пространства.