Техану

      А, может, тетушка Мосс права – ядрышко исчезло, и осталась лишь одна скорлупа.
      Ведьмовские мысли, подумала она. Мягкое, восхитительное вино прояснило ее разум и развязало язык, и она решила перевести разговор на другую, менее болезненную для них обоих, тему.
      – Знаешь, – сказала она со смехом. – Мне тут пришла в голову мысль... Огион учил меня, а я не захотела продолжать учебу, ушла, нашла себе фермера и вышла за него замуж... В день нашей свадьбы я подумала: «Вот Гед рассердится, когда прослышит об этом!»
      – Так и случилось, – сказал он.
      Она ждала.
      – Я был разочарован, – добавил Гед.
      – Зол, – возразила Тенар.
      – Зол, – согласился он и вновь наполнил ее бокал.
      – В те времена и мог распознать Силу в другом человеке, – сказал Гед. – А ты... ты просто-таки излучала ее в том ужасном месте, в Лабиринте, во тьме...
      – Что ж, тогда скажи мне, что я должна была сделать с этой своей Силой и с теми знаниями, которые пытался дать мне Огион.
      – Применить их на практике.
      – Каким образом?
      – Так же, как применяют Искусство Магии.
      – Кто применяет?
      – Волшебники, – сказал он с болью в голосе.
      – Под магией подразумевается искусство и сноровка волшебников и чародеев?
      – А что же еще?
      – И никогда ничего сверх этого?
      Он погрузился в размышления, пару раз подняв на нее задумчивый взгляд.
      – Когда Огион учил меня, – продолжала она, – здесь, у этого самого очага, говорить на Древнем Наречии, слова срывались с моих губ так же легко и уверенно, как и с его собственных. Словно я учила язык, на котором я говорила до того, как появилась на свет. Но все остальное – предания, руны власти, заклинания, правила – было для меня пустым звуком, чужим мне языком. Мне часто приходила в голову следующая мысль: да, на меня можно нацепить доспехи воина, дать мне копье, меч и шлем с плюмажем, но разве из этого выйдет толк? Что я буду делать с мечом? Неужели он превратит меня в героя? Хорошо, если я вообще смогу переставлять ноги в этом абсолютно неподходящем для меня наряде.
      Тенар пригубила вино.
      – Словом, сбросила я доспехи, – закончила она, – и надела свою собственную одежду.
      – Что сказал Огион, когда ты решила уйти от него?
      – А что обычно говорил Огион?
      По губам Геда вновь скользнула грустная улыбка. Он промолчал.
      Тенар кивнула.
      Выдержав паузу, она продолжила с большей теплотой в голосе:
      – Он принял меня, потому что меня привел к нему ты. После тебя он не хотел брать новых учеников и уж никогда не взял бы девушку, если бы ты его об этом не попросил. Но он полюбил меня. Он оказал мне честь. И я тоже любила и уважала его. Но Огион не мог дать мне того, к чему я стремилась, а я не могла принять то, что он стремился мне дать, и он это знал. Но когда за день до смерти он увидел Ферру, его реакция была совершенно иной. Как говорите вы с Мосс, Сила узнает другую Силу. Не знаю, что Огион разглядел в ней, но он сказал:
      «Учи ее!» И еще добавил...
      Гед ждал.
      – Он сказал: «Эту девочку... будут бояться». И еще: «Учи ее всему!.. Не на Рокке». Я не знаю, что он имел в виду. Да и откуда мне знать? Если бы я осталась здесь с ним, я смогла бы понять, смогла бы научить ее. Но я решила: придет Гед, уж он-то наверняка знает, чему ее следует учить, что нужно знать моей бедняжке.
      – Я не знаю, – прошептал Гед. – В ребенке я вижу только... уродство. Зло.
      Он допил свое вино.
      – Мне нечего дать ей, – сказал он.
      Кто-то тихонько поскребся в дверь. Гед тут же встрепенулся и стал беспомощно озираться, ища место, где можно было спрятаться.
      Тенар подошла к двери, чуть-чуть приотворила ее и по запаху поняла, что это Мосс, даже прежде, чем увидела старую знахарку.
      – Люди в деревне, – прошептала старуха трагичным тоном. – Видные такие люди. Пришли из Порта. Говорят, они с того самого большого корабли, что приплыл из столицы Хавнора. Говорят, что они пришли за Верховным Магом.
      – Он не желает видеть их, – слабо возразила Тенар. Она понятия не имела, что делать.
      – Я дерзнула утверждать, будто его тут нет, – сказала ведьма и, выждав мгновение, спросила: – Так где же он?
      – Здесь, – ответил Сокол, подойдя к двери и распахнув ее. Мосс молча уставилась на него.
      – Они знают, где я?
      – Только не от меня, – ответила Мосс.
      – Если они явятся сюда, – сказала Тенар, – отошлешь их прочь, только и всего... В конце концов, ты же Верховный Маг...
      Ни Сокол, ни Мосс не обратили на ее слова никакого внимания.
      – В мойдом они не заявятся, – сказала Мосс. – Пойдем, если ты не против.
      Бросив взгляд на Тенар, Гед молча пошел за старухой.
      – Но что мне сказать им? – спросила Тенар вдогонку.
      – Ничего, дорогуша, – ответила знахарка.
 
      Хифер и Ферру вернулись с болот с семью мертвыми лягушками в сетке, и Тенар принялась готовить ужин охотницам, обдирая кожу с лягушачьих лапок. Едва закончив с этим, она услышала чьи-то голоса, доносившиеся снаружи и, подняв глаза, увидела сквозь открытую дверь группу мужчин в изысканных шляпах, расшитых сверкавшей на солнце золоченой вязью...
      – Госпожа Гоха? – спросил вежливый голос.
      – Входите! – крикнула она. Вошли пятеро мужчин. Из-за низкого потолка комнаты казалось, что их, по меньшей мере, вдвое больше, а сами они выглядели выше и представительнее, чем в действительности. Вошедшие огляделись, и она представила, что они увидели.
      Они увидели женщину, стоящую у стола с длинным и острым ножом в руке. На столе лежала разделочная доска. На одном ее краю – горстка ободранных зеленовато-белых лягушачьих ножек, а на другом – кучка жирных окровавленных тушек лягушек. В тени за дверью притаилось какое-то существо – увечный, с обезображенным лицом и похожей на клешню рукой, ребенок. На кровати в алькове под единственным окном сидела высокая костистая молодая женщина и, открыв рот, пялилась на них. Ее руки были заляпаны кровью и грязью, а платье все промокло и провоняло болотной жижей. Когда та поняла, что на нее смотрят, она попыталась укрыть лицо подолом платья, обнажив при этом бедра.
      Они отвели взоры от нее и от ребенка, и им не оставалось ничего другого, как вновь уставиться на женщину с дохлыми лягушками.
      – Госпожа Гоха? – переспросил один из них.
      – Так меня зовут, – подтвердила она.
      – Мы приплыли с Хавнора, от короля, – продолжил вежливый голос. Против света она не могла толком разглядеть лица говорившего.
      – Мы ищем Верховного Мага, Сокола с Гонта. Король Лебаннен взойдет на престол на исходе осени, и он ищет Верховного Мага, своего друга и повелителя, чтобы тот помог ему подготовиться к церемонии и, если пожелает, короновал его.
      Мужчина говорил с ней официальным тоном, словно с придворной дамой, четко выговаривая каждое слово. Он был одет в строгого покроя кожаные брюки и льняную куртку с вышитым золотом воротом, порядком запылившиеся за время долгого подъема из Порт-Гонта, но не утратившие своей элегантности.
      – Его здесь нет, – сказала Тенар.
      Парочка мальчишек из деревни заглянули в дверь, отпрянули назад, заглянули вновь и с гиканьем умчались прочь.
      – Может, вы сможете подсказать нам, Госпожа Гоха, где он сейчас, – настаивал мужчина.
      – Нет.
      Тенар обвела гостей взглядом. Сперва она, поддавшись панике Сокола, или, возможно, просто из-за глупого волнения при виде чужеземцев, побаивалась их, но теперь страх улетучился. В конце концов, она находилась в доме Огиона, а тот, насколько ей было известно, никогда не испытывал трепета перед сильными мира сего.
      – Должно быть, вы устали после долгой дороги, – сказала Тенар. – Не желаете ли присесть? Выпейте вина. Сейчас, я только вымою бокалы.
      Она убрала разделочную доску в буфет, сложила лягушачьи ножки в кастрюлю, бросила тушки в ведро с помоями, которые Хифер потом отнесет свиньям ткача Фана, сполоснула руки и нож в тазу, налила туда чистой воды и вымыла бокалы, из которых пили они с Соколом. В буфете нашелся еще один бокал и две чашки без ручек. Она выставила всю посуду на стол и налила гостям вина. Того, что оставалось в бутылке, как раз хватило. Мужчины переглянулись и не стали присаживаться, сославшись на нехватку стульев. Правила приличия обязывали их, однако, отведать предложенное ею вино. Бормоча себе под нос слова благодарности, мужчины разобрали бокалы и чашки. Отсалютовав хозяйке, они пригубили вино.
      – Ого! – воскликнул один из них.
      – Андрадское «Поздняя жатва», – сказал другой, выпучив глаза.
      Третий покачал головой.
      – Андрадское «Год Дракона», – восхищенно пробормотал он.
      Четвертый кивнул и с благоговением вновь пригубил вино.
      Тот, кто первым издал возглас, вновь отсалютовал своей чашкой Тенар, сказав:
      – Вы угостили нас вином, достойным самого Короля, Госпожа.
      – Оно принадлежало Огиону, – сказала она. – А это – дом Огиона. Дом Айхала. Вам это известно, милорды?
      – Да, госпожа. Король послал нас сюда, в надежде на то, что Верховный Маг появится здесь. Его уверенность в этом только возросла, когда до Рокка и Хавнора дошли слухи о кончине учителя Верховного Мага. Но Сокола унес с Рокка дракон. И с тех пор ни Король, ни чародеи с Рокка ничего о Верховном Маге не слыхали. Для Короля, да и для всех нас, крайне важно было бы знать, что он здесь и с ним все в порядке. Он появлялся здесь, Госпожа?
      – Этого я не могу вам сказать.
      Двусмысленность ее ответа была налицо, и по выражению их лиц Тенар поняла, что гости тоже это заметили. Она поднялась из-за стола.
      – Я вам ничего не скажу – вот что я имела в виду. Мне кажется, если Верховный Маг захочет увидеться с вами, он придет. Если же он не желает ни с кем встречаться, вам его не найти. Ведь не будете же вы искать с ним встречи против его воли?
      Старейший и самый представительный вельможа заметил:
      – Мы исполняем волю Короля.
      Предыдущий оратор добавил примирительным тоном:
      – Мы лишь посланники. Какие бы отношения не связывали Короля и Верховного Мага Архипелага, нас это не касается. Мы ищем его, чтобы передать послание и получить ответ.
      – Я сделаю все возможное, чтобы ваше послание дошло до него.
      – А как быть с ответом? – поинтересовался пожилой вельможа.
      Она промолчала, и тогда в разговор вновь вступил его более молодой спутник.
      – Мы остановимся на несколько дней в поместье Лорда Ре Альби, который, услыхав о приходе нашего судна, предложил нам пожить у него.
      Неизвестно, откуда у нее возникло чувство, будто она попала в ловушку и вокруг ее шеи затягивается петля. Уязвимость Сокола, испытываемое им чувство собственного бессилия передалось и ей. Сбитая с толку, она попыталась играть роль недалекой, не первой молодости вдовушки-домохозяйки... Но удалось ли ей провести их? В этой маске была изрядная толика правды, и игра здесь шла более тонкая, чем все уловки магов, связанные с изменениями облика.
      Она склонила голову и сказала:
      – Там вам будет удобнее, вы же привыкли к комфорту. А мы здесь, вы сами видите, живем просто, как жил старый маг.
      – И пьете андрадское вино, – добавил светлоглазый, красивый мужчина с располагающей улыбкой, который верно определил урожая какого года было вино. Продолжая играть свою роль, Тенар не подняла глаз. Но она трезво оценивала ситуацию и прекрасно понимала, что даже если они уйдут сейчас ни с чем, так и не догадавшись, что она – Тенар, Спасительница Кольца, правда все равно вскоре выплывет наружу. Тогда посланники поймут, что она лично знает Верховного Мага и может направить их к нему, если они всерьез намерены разыскать его.
      Когда посетители ушли, она вздохнула с облегчением. Хифер последовала ее примеру и захлопнула, наконец, рот, который оставался открытым на протяжении всего визита чужеземцев.
      – Я – никогда, – сказала она с ноткой глубокого удовлетворения в голосе и вышла взглянуть, как там козы.
      Ферру выбралась из темного закоулка за дверью, где она заслонилась от чужеземцев посохом Огиона, ольховым прутом Тенар и своим ореховым прутиком. Она двигалась скованно, выставив вперед одно плечо и прижав изуродованную щеку к другому. Она не ходила так с той поры, как они перебрались в дом Огиона.
      Тенар подошла к девочке, опустилась перед ней на колени и обняла ее.
      – Ферру, – сказала она. – Они не причинят тебе никакого вреда. Они не злые.
      Малышка упорно смотрела в сторону. Она не противилась объятиям Тенар, но держалась напряженно и скованно, словно вязанка хвороста.
      – Стоит тебе пожелать, и я больше ни под каким видом не пущу их в дом.
      Спустя несколько мгновений девочка пошевелилась и спросила своим хриплым голоском:
      – Что они сделают с Соколом?
      – Ничего, – ответила Тенар. – Пальцем не тронут! Они пришли... чтобы воздать ему почести.
      Но Тенар начинала понимать, что они, со своими попытками воздать ему должное, не берут в расчет то, что он опустошен, скорбит о своей утрате. Они пытаются заставить его играть роль, справиться с которой он уже не в состоянии.
      Тенар, наконец, отпустила девочку. Та побежала к кладовке и, достав метлу Огиона, тщательно подмела пол там, где стояли посланники с Хавнора, вышвырнув принесенную ими пыль за дверь, далеко за порог.
      Наблюдая за ней, Тенар собралась с мыслями.
      Она подошла к полке, на которой стояли три огромных книги Огиона, и пошарила там. Она нашла несколько гусиных перьев и полупустой пузырек чернил, но там не было ни клочка бумаги. Тенар стиснула зубы, поскольку терпеть не могла наносить какой-либо вред столь священной вещи, как книга, но все же оторвала тоненькую полоску от чистого листа в конце Книги Рун. Она села за стол, наточила перо и принялась за дело. Слова, впрочем, как и чернила, ложились на бумагу с трудом. Ей не часто приходилось брать в руки перо с тех самых пор, как четверть века назад, за этим самым столом, Огион, поглядывая через плечо Тенар, учил ее рунам Хардика и Великим Рунам Власти. Она написала:
 

      иди фермаподдубами в срдиной длине к
      клербруку скажи гоха прислала
      тебя приглядывать за садом и овцами

 
      Читала она свою записку едва ли не столько же, сколько писала ее. Тут Ферру закончила подметать и выжидающе посмотрела на нее.
      Тенар добавила еще два слова:
 

      сегодня вечером

 
      – Где Хифер? – спросила она девочку, попутно дважды сложив записку. – Я хочу, чтобы она отнесла вот это в дом тетушки Мосс.
      Ей очень хотелось пойти самой, повидаться с Соколом, но она не осмеливалась. Вдруг они следят за ней, рассчитывая, что она приведет их к нему.
      – Я сама схожу, – прошептала Ферру.
      Тенар пристально взглянула на нее.
      – Тебе придется идти одной, Ферру. Через всю деревню.
      Девочка кивнула.
      – Отдашь записку прямо ему в руки!
      Малышка снова кивнула.
      Тенар сунула записку в карман Ферру, обняла ее и поцеловала. Ферру ушла, ступая прямо, свободно, а не скрючившись в три погибели. Тенар подумала, следи за тем, как ее фигурка растворяется в сгущающихся за порогом сумерках, что Ферру парит свободно, как птица, как дракон.

8. Коршуны

      Ферру вернулась быстро и передала ответ Сокола:
      – Он сказал, что уйдет сегодня же вечером.
      Тенар было приятно это услышать. Хорошо, что Гед принял ее план. Скоро он будет далеко от посланников и их посланий, нагонявших на него страх. Пока Тенар кормила Хифер и Ферру поджаренными лягушачьими лапками, укладывала малышку в постель и пела ей колыбельную, все было ничего, но стоило ей остаться одной в темной комнате с потухшим очагом, как сердце ее судорожно забилось. Он ушел. Он слаб, напуган, неуверен в собственных силах и нуждается в поддержке друзей. А она оторвала его от тех, с кем он был дружен. Он ушел, а она вынуждена остаться, дабы сбить гончих с его следа или, по крайней мере, быть в курсе всех их передвижений, дожидаясь отплытия корабля на Хавнор.
      Она подумала, что ее паника столь же беспричинна и нелогична, как и его стремление бежать как можно дальше. Если бы Гед пораскинул мозгами, то он просто бы продолжал прятаться в хижине тетушки Мосс. Это последнее место во всем Земноморье, где Король стал бы искать Верховного Мага. Лучше бы ему оставаться там, пока посланники Короля не покинут остров. Затем он вернулся бы обратно в ставший ему почти что родным дом Огиона, и все бы шло своим чередом. Она приглядывала бы за ним, пока он окончательно не окреп, деля с ним все радости и невзгоды.
      В дверном проеме появилась чья-то фигура, загородив собой звезды:
      – Тс-с-с! Не спишь?
      Вошла тетушка Мосс.
      – Ну, он ушел, – ликующе прошептала она. – По старой лесной тропе, сказал, что сократит путь к Срединной Долине, если пойдет через Родники-под-Дубами.
      – Хорошо, – сказала Тенар.
      Вопреки обыкновению тетушка Мосс уселась на стул без приглашения.
      – Я дала ему с собой в дорогу ломоть хлеба и кусок сыра.
      – Спасибо, Мосс. Ты очень добра.
      – Госпожа Гоха...
      Доносящийся из темноты голос Мосс вдруг обрел ту напевность, с которой старуха произносила заклинания и заговоры.
      – Я хочу кое-что сказать тебе, дорогуша, невзирая на то, что я знаю о тебе, а мне известно, что ты жила среди сильных мира сего и сама была одной из них. Стоит мне подумать об этом, и слова тут же застревают у меня в глотке. Но все же о некоторых вещах, насколько я знаю, ты не имеешь ни малейшего представления, несмотря на все твое знание рун, Древнего Наречия и всего того, чему ты научилась у мудрецов далеких стран.
      – Ты права, Мосс.
      – Да уж, наверное. Помнишь, мы разговаривали с тобой о том, как ведьмы распознают себе подобных, и я сказала тогда, – о том, кто сегодня ушел – что кем бы он ни был в прошлом, теперь он не маг, а ты все не соглашалась со мной... Но я была права, не так ли?
      – Да.
      – Конечно, я была права.
      – Он сам в этом признался.
      – Ясное дело, признался. К чему ему лгать, называя белое черным, а черное – белым, пока ты окончательно не запутаешься, если мне все про него известно. Он не из тех, кто пытается стронуть с места телегу без вола. Но, если говорить начистоту, я рада, что он ушел, так больше продолжаться не могло, ведь он стал совершенно другим человеком, и ничего тут не поделаешь...
      Болтовня старухи показалась Тенар лишенной всякого смысла, если не считать той фразы, где говорилось о тщетности попыток сдвинуть с места телегу без вола.
      – Я не могу понять, почему он так напуган, – сказала она. – Но на этот счет у меня все же есть кое-какие соображения. А вот чего он так стыдится, я понять никак не могу. Насколько я могу рассудить, смысл жизни каждого человека в том, чтобы найти занятие по душе и иметь возможность посвятить себя ему. Это доставляет радость и, одновременно, приносит славу. И если ты не можешь больше заниматься любимым делом, если его забрали у тебя, тебе ничего не остается, кроме как найти что-то взамен...
      Мосс слушала и кивала, будто во всем соглашалась с Тенар, но после короткой паузы добавила:
      – Старику, без сомненья, нелегко вновь стать пятнадцатилетним мальчишкой!
      У Тенар с губ едва не сорвался вопрос: «О чем ты, Мосс?», но что-то остановило ее. Она вдруг поймала себя на том, что прислушивается, ожидая возвращения Геда домой из его странствий по склонам Горы, прислушивается, надеясь услышать его голос, что всем своим существом не верит в его отсутствие, Тенар внезапно подняла глаза и посмотрела на ведьму – бесформенный сгусток тьмы, притулившийся на стуле Огиона подле погасшего очага.
      – Ага! – воскликнула она, и мириады мыслей вдруг пронеслись за доли секунды в ее сознании.
      –  Так вотпочему, – сказала она. – Так вотпочему я никогда...
      Спусти некоторое время Тенар спросила:
      – Неужели они... неужели волшебники... неужели это заклятие?
      – Конечно, дорогуша, – ответила тетушка Мосс. – Они околдовывают сами себя. Кое-кто болтает, будто они подписывают обязательство, нечто вроде брачного договора, только наоборот, и дают клятву, и только затем обретают свою силу. Но я во все это не верю, как и в то, что истинная ведьма может зайти слишком далеко, имея дело с Древними Силами. Да и старый маг мне ни о чем таком не рассказывал. Хотя, насколько мне известно, некоторые ведьмы занимались этим, и ничего страшного с ними не приключилось.
      – Те, кто воспитывал меня, проповедовали непорочность.
      – Ах да, ты рассказывала мне, одни женщины вокруг, если не считать евнухов. Жуть!
      – Ну почему... Я ни разу даже не подумала...
      Ведьма громко расхохоталась.
      – Это их рук дело, дорогуша. Ты даже и думать об этом не могла! Как, впрочем, и они, раз уж наложили на себя подобное заклятие. Разве они могли делиться с кем-то собственной мощью? Этого просто не могло произойти. Нельзя брать, ничего не давая взамен. Это непреложная истина. Колдуны, как люди, обладающие властью, осознают это яснее, чем кто-либо. Но, знаешь ли, мужчине нелегко перестать быть мужчиной, даже если само солнце повинуется его приказам. Поэтому они с помощью своих заклятий выбрасывают из головы подобные мысли. Навсегда. Даже в наше смутное время, когда чары действуют из рук вон плохо, до меня не доходили слухи о том, чтобы какой-то колдун разорвал путы заклятия и использовал искусство магии для удовлетворения собственной похоти. Даже самых злобных магов удерживает страх. Конечно, они могут творить иллюзии, дурача при этом прежде всего самих себя. И лишь некоторые колдуны самого мелкого пошиба, чародеи-ремесленники и иже с ними, пытаются одурачить своими трюками деревенских простушек, но, насколько я могу судить, эти заклятия немногого стоят. Словом, ни одна из двух великих сил не превосходит по мощи другую, и они текут каждая по своему руслу. Вот как я все это вижу.
      Тенар долго молчала, обдумывая услышанное. Наконец она сказала:
      – Они держатся особняком.
      – Да. Колдуны вынуждены так поступать.
      – Но ты же не сторонишься людей.
      – Я? Я всего-навсего старая ведьма, дорогуша.
      – Насколько старая?
      После минутной паузы Мосс ответила из темноты с легкой насмешкой:
      – Достаточно старая, чтобы стараться держаться подальше от неприятностей.
      – Но ты говорила... Ты же не давала обет безбрачия.
      – Что, дорогуша?
      – Ну, как мужчины-колдуны.
      – А, нет. Нет-нет! Нечасто я этим занималась, но стоило мне взглянуть на мужчину по-особому... никакого ведьмовства, ты знаешь, дорогуша, что я имею в виду... в общем, по-особому, и он начинал ошиваться у моей хижины, как кот у крынки со сметаной: «Мне нужна мазь от чесотки для моей собаки», «Мне нужен отвар для больной тетушки», но я-то знала, что ему на самом деле было нужно, и если мужчина мне нравился, то порою он получал, что хотел. А любовь... знаешь, я не из тех ведьм, что делают это за деньги. По мне, так они порочат наше искусство. Я так скажу: я беру плату за свою работу, а любовью занимаюсь ради собственного удовольствия. А совсем не ради их удовольствия. Когда-то давным-давно я была без ума от одного мужчины, видного такого мужчины, но с жестоким, холодным сердцем. Он давно умер. Это был отец Таунсенда, ты знаешь его. О, я была так влюблена в этого мужчину, что призвала на помощь все свое искусство. Я наложила на него несметное множество заклятий, но все напрасно. Все без толку. Крови из репы не выжмешь. А сюда, в Ре Альби, я попала еще совсем девчонкой, потому что связалась с одним парнем из Порт-Гонта. Я не могла болтать об этом, так как он происходил из богатой и влиятельной семьи. Сила была на их стороне, а не на моей! Его родные не хотели, чтобы их сын путался с простой девчонкой, с неряшливой дурехой, как они меня называли, и решили убрать меня с дороги. Если бы я не дала деру, они прихлопнули бы меня как муху. Но мне и впрямь нравился тот паренек с его пухленькими ручками и ножками и большими темными глазами. Даже спустя столько лет он как живой стоит у меня перед глазами...
      Они долго сидели молча в темноте.
      – Когда у тебя были мужчины, Мосс, разве не приходилось тебе делиться своей силой?
      – Ни единой каплей, – самодовольно ответила ведьма.
      – Но ты же говорила, что нельзя брать, ничего не давая взамен. Значит, к женщинам это не относится?
      – А что тебя смущает, дорогуша?
      – Не знаю, – сказала Тенар. – По-моему, мы сами выдумали большую часть различий между женщинами и мужчинами, чтобы в случае надобности все свалить на них. Я не понимаю, почему Магическое Искусство, сила колдуна и сила ведьмы, должны отличаться друг от друга. Если только отличие не кроется в самой природе этих сил. Или искусства.
      – Мужчина отдает, дорогуша. А женщина – берет.
      Такой ответ не убедил Тенар, но она промолчала.
      – Наша сила по сравнению с их – ничтожна, – сказала Мосс. – Но у нее более глубокие корни. Она смахивает на старый куст ежевики. А сила чародеев больше похожа на ель. Она высока и величественна, но ей не устоять в жестокую бурю. А ежевичный куст не вырвет с корнем никакой ураган.
      Старуха хихикнула, довольная удачно подобранным сравнением.
      – Вот так-то! – воскликнула она. – Поэтому, может, оно и к лучшему, что он ушел прежде, чем люди из деревни начали молоть языками.
      – Молоть языками?
      – Тебя считают порядочной женщиной, а неподмоченная репутация – это, дорогуша, капитал.
      – Капитал, – повторила Тенар безразличным голосом. – Мой капитал. Мое сокровище. Мое достояние. Мое богатство...
      От долгого сидения у нее затекли руки и спина, и она встала.
      – Совсем как у драконов, что находят пещеры или строят крепости для своих сокровищ и спят на них, оберегая свое богатство. Брать, брать, и никогда ничего не отдавать!
      – Ты узнаешь, чего стоит доброе имя, – сказала Мосс сухо, – когда потеряешь его. Свет клином на нем не сошелся. Но его утрату трудно восполнить.
      – Будучи ведьмой, ты уже не надеешься стать почтенной женщиной, Мосс?
      – Не знаю, – задумчиво ответила Мосс после некоторой паузы. – Узнать бы как. Может, дело в том, что нельзя получить и то и другое одновременно.
      Тенар подошла к ней и взяла ее за руки. Удивленная таким проявлением чувств, Мосс слегка отстранилась, но Тенар привлекла ее к себе и поцеловала в щеку.
      Старуха протянула руку и, робко коснувшись волос Тенар, приласкала ее, как это обычно делал Огион. Затем она отстранилась, пробормотала, что ей пора домой, и уже от самой двери спросила:
      – Или мне лучше остаться, раз чужеземцы где-то поблизости?
      – Иди, – сказала Тенар. – К чужеземцам мне не привыкать.
 
      В эту ночь, уснув, Тенар вновь очутилась в наполненной светом и ветром бездне без конца и края, но теперь свет потускнел и приобрел оранжево-красный, янтарный оттенок, словно пылал сам воздух. Она будто очутилась в своей стихии: парила по ветру, сама становилась ветром, его не знающим преград дуновением. И никакой голос не окликал ее.
      Утром она сидела на пороге и расчесывала волосы. Несмотря на белизну кожи Тенар, ее волосы были иссиня-черными, а не светлыми, как у большинства каргадцев. Они до сих пор оставались такими, если не считать редких седых прядей. Тенар вымыла волосы, воспользовавшись водой, что согрела для стирки. Она решила, что раз уж Гед ушел и ее репутации теперь ничего не угрожает, самое время заняться грязным бельем. Тенар расчесывала волосы, просушивая их на солнце. В это теплое ветреное утро искры так и били из-под расчески, срываясь с кончиков развевающихся волос.
      Подошла Ферру и встала неподалеку, наблюдая за ней. Когда Тенар обернулась и увидела ее, она даже вздрогнула от неожиданности.
      – Что случилось, воробышек?
      – Пламя... – сказала девочка со страхом или торжеством в голосе. – По всему небу!
      – Это всего лишь искры сыплются с моих волос, – поправила ее Тенар, слегка подавшись назад. Ферру улыбалась, а Тенар никак не могла вспомнить, видела ли она когда-нибудь улыбку на лице малышки. Ферру вытянула перед собой обе руки, здоровую и обожженную и сделала вид, будто пытается поймать что-то, вьющееся вокруг распущенных, развевающихся на ветру волос Тенар.
      – Искорки. Так и летят, – повторила она и засмеялась.
      В эту секунду Тенар впервые задала себе вопрос: какой Ферру видит ее? Каким ей видится мир... и вдруг поняла, что не знает ответа. Да и откуда ей знать, что видит тот, у кого выжжен один глаз. Ей вспомнились слова Огиона: «Эту девочку будут бояться», но она не испытывала страха перед ребенком. Тенар вновь принялась расчесывать волосы, так что искры забили фонтаном, и опять она услышала тихий, с хрипотцой, смех.
      Тенар выстирала простыни, кухонные полотенца, свое нижнее белье и платья, одежду Ферру, и оставила сохнуть (предварительно убедившись, что все козы в загоне) на теплой траве луга, прижав их камнями, дабы уберечь от резкого порывистого ветра позднего лета.
      Ферру подросла. Ей было что-то около восьми, и хотя девочка была слишком мала и худа дли своего возраста, за последние пару месяцев ее болячки поджили, и боль ушла. Ферру стала гораздо подвижнее и ела намного больше. Она быстро вырастала из своей одежды, большую часть которой составляли платьица младшей шестилетней дочери Ларк.
      Тенар подумала, что ей стоит сходить в деревню и навестить ткача Фана, дабы узнать, сможет ли он дать ей пару отрезов сукна за те помои, что она регулярно посылает его свиньям. Ей хотелось сшить что-нибудь для Ферру. Да и проведать старика Фана тоже не помешало бы. Смерть Огиона и болезнь Геда вынудили Тенар держаться в стороне от деревни и от живущих там старых знакомых.