Япония, японцы и японоведы

Их лозунги включали требования повышения заработной платы каждого из участников забастовки более чем на 30 тысяч иен. В тот день только на государственных железных дорогах застыли без движения 18 270 пассажирских и 5000 товарных составов. Из-за транспортного паралича опоздали либо вообще не пришли на работу 47 миллионов японских граждан. Результатом этого забастовочного натиска профсоюзов на позиции властей и предпринимателей стало тогда согласие последних на значительное повышение заработной платы участников "весеннего наступления", а также увеличение бюджетных ассигнований на выплату пенсий и пособий по нетрудоспособности29.
      Весной 1975 года число участников "весеннего наступления", начавшегося под руководством Комитета по проведению совместной весенней борьбы, составило 8 650 тысяч человек30. Кульминационным моментом борьбы в том году стала всеобщая забастовка, проведенная 9 мая (точных данных о численности ее участников у меня не сохранилось, т.к. газета "Правда" в тот день опубликовала мое сообщение в урезанном виде: все ее полосы были посвящены тогда 30-летию победы Советского Союза над Германией)31.
      Несколько иной, более растянутый по времени характер, приняло "весеннее наступление" 1976 года. В пяти забастовочных волнах, прокатившихся с 7 по 20 апреля, приняли в общей сложности участие около 8 700 тысяч человек. Требования забастовщиков предусматривали общее повышение их заработной платы на 20 процентов. Результатом этого ожесточенного классового сражения стало согласие властей и предпринимателей повысить заработную плату в пределах 8-9 процентов от прежнего уровня32.
      Массовыми митингами, уличными шествиями под красными знаменами и с пением "Интернационала" началось, как и в предшествовавшие годы, "весеннее наступление" профсоюзов и в 1977 году. В нем приняли участие 8 853 тысячи человек. Как и прежде, главным лозунгом его участников было повышение заработной платы33. "Наступление" вылилось тогда в несколько общенациональных забастовочных волн. В одной из них, 8 апреля 1977 года, участвовали одновременно более 3 миллионов человек, а в другой, 15 апреля,около 4 миллионов человек. Цель забастовщиков состояла в том, чтобы сломить сопротивление властей и предпринимателей, заставить их поднять заработную плату трудящихся как минимум на 10-15 процентов и таким путем возместить падение реальной заработной платы, происшедшее в предшествовавшие месяцы в результате роста цен на товары массового потребления и инфляцию. В итоге напряженных переговоров профсоюзов с администрацией государственных предприятий и муниципалитетов руководителям забастовки удалось добиться повышения заработной платы по всей стране на 9,12 процентов. Приблизительно в той же пропорции добились повышения зарплаты и работники частных компаний страны34.
      "Весеннее наступление" 1978 года развертывалось, в основном, по тому же сценарию, что и "наступления" предшествовавших лет - несколькими волнами. В общей сложности в нем приняли участие 8 700 тысяч забастовщиков. Их требования сводились прежде всего к повышению заработной платы. В авангарде этого наступления снова оказались работники транспортных предприятий. В итоге двух дней непрерывной забастовки участникам этого "наступления" удалось добиться повышения зарплаты на одних предприятиях на 5,4 процента, на других - на 6,8 процента, что, по мнению японской прессы, не во всех случаях возмещало падение реальной зарплаты, происшедшее тогда в результате инфляции и роста розничных цен в стране35. Комментируя результаты этого гигантского классового сражения, председатель Генерального совета профсоюзов (Сохё) Макиэда Тосифуми в беседе со мной, состоявшейся в те дни, сказал: "Особенность весеннего наступления японских трудящихся в текущем 1978 году обусловлена тем кризисным состоянием, в котором находится японская экономика. Сегодняшняя борьба ведется нами в условиях падения спроса на внутреннем рынке и роста трудностей в экспорте за рубеж продукции отдельных отраслей японской промышленности. Это влечет за собой спад производства в указанных отраслях, рост числа банкротств мелких и средних предприятий, нестабильность в сфере найма и угрозу дальнейшего нарастания безработицы..." А далее в заключение мой собеседник сказал: "Весеннее наступление нынешнего года происходит в более упорной борьбе, чем прежде. Около 60 процентов предприятий страны будут, судя по всему, и в течение мая охвачены борьбой между рабочими и предпринимателями. Можно сказать поэтому, что первомайский праздники мы встретим в самый разгар забастовочных сражений. В этом сказывается отличие условий в нашей стране и обстановки в Советском Союзе и других социалистических странах, где нет ни кризисов, ни угрозы массовой безработицы, где стабильный рост производства сопровождается повышением жизненного уровня трудящихся. Крепя солидарность с трудящимися социалистических стран, мы намерены решительно бороться против капитализма, бороться, чтобы в конечном счете ликвидировать капитализм"36.
      Конечно, в наши дни, после крушения Советского Союза и других стран социалистического сообщества, эти слова Макиэда вспоминаются мною с болью в сердце за свою страну, за ту катастрофу, в которую ввергли ее бездарные руководители типа Горбачева и Ельцина, пошедшие на поводу у разрушителей социализма. Теперь средства массовой информации и лжеученые, находящиеся на иждивении у Японского фонда, созданного в России министерством иностранных дел Японии, могут всласть иронизировать над словами Макиэды, а заодно над газетой "Правда", опубликовавшей эти слова, и надо мной, кто сообщал в Москву о том, что говорили о моей Родине руководители массовых объединений японских людей наемного труда. Ну да бог с ними, пусть глумятся. Время еще покажет, кто был прав в историческом споре между капитализмом и социализмом. Еще не вечер, и поборникам капитализма, марающим сегодня без зазрения совести социалистическое прошлое России, стоило бы быть более осмотрительными и обернуться на восток - в сторону коммунистического Китая, обернуться и подумать получше, какая из двух систем будет лидировать в мире в грядущем XXI веке.
      Выше я преднамеренно привел сведения о тех масштабных столкновениях труда и капитала, которые довелось мне видеть собственными глазами в Японии в середине 70-х годов. И упомянул я о них лишь потому, что некоторые российские японоведы, разрабатывающие историю Японии по заказу и на субсидии Японского фонда, а точнее говоря, на субсидии японского министерства иностранных дел, замалчивают в своих публикациях все те события во внутренней жизни японского общества, которые не укладываются в фальшивые версии о гармоничном поступательном развитии японского капиталистического общества. Примером тому может служить подготовленное группой российских японоведов и изданное в 1998 году на деньги Японского фонда учебное пособие "История Японии. Том II". В разделе третьем части третьей этого тома в главе, посвященной истории Японии в 1971-1980 годах, ни словом не упоминается ни о массовом недовольстве японского населения инфляцией, ростом цен, безработицей и прочими жизненными невзгодами, ни о гигантских классовых столкновениях, потрясавших страну ежегодно в весенние месяцы, а в ряде случаев и на протяжении всего года37. Неужели автор этой главы забыл, что историю страны нельзя писать без упоминания о жизни ее народных масс и их воздействии на политику правящих кругов?! Такое забвение выглядит тем более странным, что писал эту главу не кто иной, как бывший заведующий сектором Японии Международного отдела ЦК КПСС А. Н. Сенаторов. Сумел все-таки Японский фонд повлиять на ход мыслей нашего соотечественника, некогда восседавшего в кабинете одного из домов на Старой площади и поучавшего нашего брата - научных сотрудников, как сохранять в чистоте марксистско-ленинскую идеологию.
      Упомянул я выше о массовых забастовочных боях японских профсоюзов в 70-е годы еще и по другой, более важной причине. Дело в том, что нередко в нашей и в зарубежной литературе как нечто само собой разумеющееся высказывается мнение, что-де заработная плата и жизненный уровень людей наемного труда возрастали в Японии по мере роста производственных возможностей страны, увеличения ее валового национального продукта и роста прибылей японских предпринимателей. При этом создавалось впечатление, что чем больше доходы получали в ходе роста промышленного производства владельцы японских корпораций и фирм, тем больше они проявляли готовность делиться этими доходами со своим наемным персоналом - рабочими и служащими предприятий страны. Но ошибочность таких и тому подобных мыслей наглядно опровергалась японской действительностью в дни "весенних наступлений" японских трудящихся. Ведь каждый раз любое, даже самое мизерное повышение заработной платы рабочих и служащих вырывалось профсоюзами у предпринимателей лишь в итоге долгих и яростных торгов с предпринимателями, а чаще всего после массовых забастовок или под угрозой их проведения. И мне как непосредственному свидетелю этих классовых боев, остро ощущавшему их высокий накал, трудно и невозможно соглашаться с восторженным щебетом тех журналистов и ученых мужей, которые в наши дни проявляют склонность приписывать не профсоюзам, а японским предпринимателям мнимые заслуги в постепенном повышении заработной платы и жизненного уровня японского населения.
      Острой проблемой, связанной с угрозой здоровью и духовному комфорту многих миллионов японских граждан, стала в Японии 70-х годов проблема защиты населения от порчи и загрязнения окружающей его среды. С этой проблемой мне приходилось сталкиваться постоянно на протяжении всего моего вторичного пребывания в Японии в качестве корреспондента "Правды".
      Много пришлось мне писать, в частности, об угрозе нависшей в те годы над живописной и благодатной природой Японских островов. Да и как было не писать, если тревогу по этому поводу била тогда вся пресса Японии. "Суммируя итоги прошедшего десятилетия,- писалось летом 1974 года в газете "Ёмиури",- японцам приходится констатировать, что они много приобрели, но в то же время многое потеряли. Одна из этих потерь - природа страны"38.
      Буквально, конечно, эти слова понимать не следовало. Еще и в те годы в Японии оставалось немало территорий, сохранявших девственный вид. Беда, однако, заключалась в том, что наслаждение благами природы к началу 70-х годов стало для большинства японцев дорогим, малодоступным и редким удовольствием.
      Одной из причин тому стали диспропорции в территориальном размещении населения страны и ее промышленного производства. Ведь половина японского населения, то есть свыше 50 миллионов человек, стали проживать к тому времени на узкой полосе Тихоокеанского побережья острова Хонсю, где сконцентрировалась основная масса японских промышленных предприятий. Если предпринимателям такая концентрация рабочей силы и производственных мощностей давала ряд выгод, то для населения она обернулась множеством трудностей и бедствий, связанных со скученностью и перенасыщенностью пространства индустриальными предприятиями. Зоны таких городов-великанов как Токио, Иокогама, Осака, Нагоя, Кобэ, Китакюсю и других превратились в гигантские скопища камней, бетона и металла. Из-за дороговизны земли под застройку в этих городах были пущены едва ли не все свободные клочки земли, что привело к сокращению площадей дворов, газонов и скверов. Повседневные будни большинства людей, проживавших в этих районах, стали протекать среди бетона и асфальта, в пыли и копоти, при несмолкаемом реве моторов, без чистого неба, ясного солнца, свежего воздуха и зелени.
      Правда, разум и труд японцев сделали немало, чтобы скрасить дефекты их быта. Телевизоры и радиолы, стиральные машины и холодильники, кондиционеры и удобная мебель, автомашины и поезда-экспрессы придали жизни состоятельных японских семей ощущение комфорта, уюта и благополучия. Скрасило к тому времени жизнь японских обывателей и вхождение в обиход различных имитаций природных благ. Такими искусственными заменителями природы стали гирлянды нейлоновых и бумажных цветов, укреплявшиеся на фонарных столбах в торговых кварталах, газоны из зеленого резинового дерна, расстилавшиеся перед фасадами престижных домов, установки с искусственным "климатом" в гостиницах и квартирах богачей и посаженные в клетки чучела канареек и соловьев со вставленными в эти клетки магнитофончиками, воспроизводящими звуки птичьих трелей. Однако, как бы ни был приятен весь этот современный комфорт, как бы искусно ни имитировалась японская природа художниками и инженерами, все это не давало жителям Японских островов того истинного наслаждения жизнью и окружающим миром, какое несут человеку щедрые материнские ласки живой природы.
      В те времена по воскресным дням много раз я в тоске по природе выезжал на машине из Токио либо на море - в районы Камакуры или Атами, либо в горы - в район Хаконэ. И всякий раз, загубив несколько часов на дорогу, главным образом на простои в автомобильных пробках, возвращался домой физически усталый и морально утомленный. Подтверждение тому, что мою неспособность отдохнуть в Японии "по-человечески" разделяли и множество японских граждан, я нашел в газете "Асахи", где в одной из статей было написано: "Когда семья предпринимает поездку за город, ее ждут на пути забитые транспортом дороги, переполненные поезда и колоссальные гостиничные расходы. Наслаждение поэтому такие поездки не доставляют, и для досуга остается лишь один путь - лежать у себя дома в комнатушке и смотреть телевизор..."39
      В 70-е годы японская общественность стала воспринимать загрязнение окружающей среды отходами промышленных предприятий как тяжелое социальное бедствие. В этой связи осталась у меня в памяти одна весьма любопытная поездка за пределы Токио.
      Дело было так. Однажды из Клуба иностранных корреспондентов я получил приглашение от группы японских ученых-профессоров Токийского университета принять вместе с ними и несколькими иностранными журналистами участие в ознакомительной поездке по некоторым из "загрязненных" районов Японии. Я согласился. Мы выехали из Токио на большом комфортабельном автобусе на северо-запад, где нам предстояло ознакомиться с некогда знаменитыми медными рудниками в поселке Асио.
      Свои тогдашние дорожные впечатления я описывать подробно не собираюсь. Это было бы отклонением от темы, но об одном небольшом путевом эпизоде упомяну, потому что в нем уж очень заметно проявилась разница в менталитете и характерах японцев и уроженцев стран Запада. Суть этого эпизода была такова: когда наш громоздкий автобус стал карабкаться в горы по старой заброшенной грунтовой дороге, ведшей к рудникам Асио, то на одной из горных круч при резком повороте он забуксовал у края пропасти. Шофер-японец с выражением крайнего напряжения на лице пытался заставить его двинуться вперед, но автобус, скользя по каменному грунту задними колесами, лишь раскачивался, но никак не сдвигался с места. Тогда американцы и другие иностранные журналисты, включая меня, попросили шофера выключить на минуту мотор и, открыв дверь, вышли из автобуса на дорогу. "Чтобы не искушать судьбу". Иначе повели себя в этой напряженной ситуации пассажиры-японцы. Все они остались в автобусном салоне, сказав нам: "Шофер опытный, свое дело знает, положимся на него". Так они и просидели молча с каменными лицами за спиной шофера до тех пор, пока одна из его попыток не увенчалась успехом... Вот так, не уронив достоинства, проявили японцы выдержку и самообладание на глазах кучки трусливых иностранцев. А ведь они запросто могли упасть в пропасть!
      Но это лишь попутное замечание. Что же касается медных рудников Асио, то они оказались давно заброшенными. Но внимание обращало на себя другое: некогда цветущая горная долина предстала перед нами мрачной каменной пустыней, в которой вся зелень была съедена газами и копотью находившегося там прежде медеплавильного завода.
      Все в том же автобусе, спустившись на равнину Канто, мы проехали затем по берегам второго по величине пресноводного озера Японии - Касумигаура, воды которого оказались в то время загрязненными отходами промышленных предприятий настолько, что уже не годились ни для питья, ни для рыбного промысла. Далее же нам показали стальные дебри гигантского нефтехимического комбината "Касима". Будучи построенным по последнему слову современной техники и промышленной эстетики, предприятие это, несмотря на окружающие его газоны и лесопосадки, источало такие газы, которые уже тогда, как констатировали экологи, создали угрозу здоровью жителей окрестных населенных пунктов.
      А далее через префектуру Тиба нас вывезли к берегу Токийского залива, мутные воды которого лоснились от нефти, мазута и масла, беззаботно сбрасывавшихся в них танкерами и промышленными предприятиями. Когда мы пересекли залив на пароме, то оказались в городе металлургов Кавасаки, где из-за плотной пелены дыма и смога почти никогда не бывает солнца. В розданной на прощание участникам поездки брошюре японских ученых-экологов я прочел тогда следующее: "Индустриальные районы и города, словно раковые метастазы, разрастаются по всей Японии с исключительной быстротой. В результате мелкие участки загрязненной среды превращаются в громадные районы, распростертые по всей стране. Япония находится поэтому поистине в критическом положении! Громадные "комбинаты" с их чащами высоких дымовых труб являют собой ныне символы спесивого торжества государственномонополистического капитализма, деятельность которого сопровождается массовой экспроприацией у населения земель"40. Как явствовало из данных официальной статистики, включенных в ту же брошюру, в среднем по стране в течение одного года промышленные предприятия Японии выбрасывали в виде отходов в атмосферу, за пределы своих предприятий и в морские воды около 700 миллионов тонн мусора и грязи41.
      За время моего пребывания в Японии в 70-х годах мне стало известно множество местных конфликтов, возникавших в разных районах страны в связи с бедствиями населения, порожденными загрязнением окружающей среды. В судах страны разбирались тогда сотни дел по искам, предъявлявшимся предпринимателям жителями окрестных районов. В ряде случаев эти конфликты выливались в активное сопротивление жителей строительству химических заводов, атомных электростанций, аэродромов, скоростных автострад и железных дорог.
      Участники дискуссий, развертывавшихся в Японии по вопросам защиты окружающей среды, в те годы высказывали много различных практических предложений. Некоторые из них, например, призывали японских предпринимателей направлять свои капиталы в Южную Корею, на Тайвань, в Индонезию и другие близлежащие страны с целью "вывоза" на территории этих стран наиболее "грязных" промышленных предприятий. Но при этом многие из них признавали, что загрязнение окружающей среды и разрушение природы издавна присущи капиталистическому предпринимательству. Отсюда нередко высказывалась в печати и такая "крамольная" с точки зрения господствовавшей в стране идеологии мысль: природу нельзя рассматривать как частную собственность отдельных лиц и компаний - она должна оставаться достоянием всего японского народа.
      Были в те годы в общественной жизни Японии и еще два зла, о которых наши почитатели японского "экономического чуда" предпочитали упоминать лишь вскользь либо совсем не касаться их в своих писаниях. Первое из этих зол заключалось в хроническом жилищном кризисе. Кризис этот был связан, с одной стороны, с беспримерно высокими ценами на землю, ставшими следствием массовых земельных спекуляций ряда японских фирм и банков. С другой стороны, в нем проявилась бедность десятком миллионов японских семей, не обладавших средствами, достаточными для аренды мало-мальски удобных жилищных помещений, не говоря уже о приобретении небольших земельных участков для строительства собственных домов. Жилищные трудности множества, если не большинства японцев, не могли не привлечь мое внимание как журналиста. Не раз заходил я в конторы маклеров-агентов по сделкам с недвижимым имуществом. Уже по рекламным объявлениям на витринах этих контор можно было видеть, что месячная стоимость аренды небольшой однокомнатной квартиры с жилой площадью в шесть "татами" (около десяти квадратных метров) в деревянном доме с общим санузлом на несколько семей и без каких-либо других удобств колебалась в пределах от 25 до 30 тысяч иен, а стоимость аренды квартиры из двух комнат размером в 10 и 8 квадратных метров с теми же удобствами составляла от 40 до 50 тысяч иен. Если же речь шла о снятии на условиях аренды приблизительно такой же по величине двухкомнатной квартиры в многоэтажном бетонном доме (по-японски "апарто" или "маншен") с основными удобствами, то месячная плата в этом случае достигала 150-160 тысяч иен.
      Между тем средний месячный заработок японской семьи из трех-четырех человек составлял в то время по официальным данным 258 тысяч иен. А это при сопоставлении с названными выше ценами квартир означало, что для "средней семьи" аренда небольшой двухкомнатной квартиры в частном доме с современными удобствами была не по карману. Вот почему в Токио в 70-х годах наблюдалась странная на первый взгляд ситуация: десятки и сотни тысяч трудовых семей со "средним" и более низким достатком прозябали в тесных и неудобных деревянных домиках без элементарных удобств, в то время как в других "престижных" кварталах горделиво возвышались дома с пустующими квартирами, оборудованными всеми современными удобствами. По данным тогдашней японской статистики в Токио арендуемые квартиры и комнаты составляли более 60 процентов всех жилых помещений, причем 77 процентов из них представляли собой помещения без современных удобств (канализация, центральное отопление и т.п.)42. Хронический жилищный кризис проявлялся в тогдашней Японии в жалких жилищных условиях десятков миллионов японских трудовых семей. Эти условия были несравнимо худшими, чем в США и странах Западной Европы. Но об этой неприглядной стороне изнанки японского "экономического чуда" в те годы за рубежом писалось гораздо меньше, чем в самой Японии.
      Вторым злом, глубоко укоренившимся в жизни японского общества, оставался в 70-е годы разгул коррупции в правящих кругах и деловом мире страны, которая на фоне экономической депрессии середины 70-х годов воспринималась японской общественностью с особым возмущением. События в политическом мире Японии заставляли меня в те годы не раз писать об этом зле японского общества. Да и как было не писать, если в получении взяток от американской авиастроительной компании "Локхид" был уличен в 1976 году не кто иной, как бывший премьер-министр страны Танака Какуэй, попавший по этой причине на некоторое время за тюремную решетку. Правда, ему как одному из богатейших представителей правящей элиты была сделана и в этом вопросе поблажка. Пробыв в тюрьме лишь двадцать дней, он был затем освобожден из заключения под крупный денежный залог. В дальнейшем, проживая в своем особняке, он как ни в чем не бывало продолжал как бизнесмен вести свои коммерческие операции, совмещая их с активной политической деятельностью в парламенте и за его пределами. Не случайно в политическом мире и в прессе Японии открыто высказывалось тогда убеждение, что корни коррупции гнездились в самой структуре правящей либерально-демократической партии, все звенья которой и в центре, и на местах были теснейшим образом связаны с деловыми кругами, и прежде всего с монополистической олигархией страны. Внутренний смысл этих связей японские комментаторы раскрывали следующей формулой: "Деньги обеспечивают власть, а власть обеспечивает еще большие деньги"43.
      Так смотрелась Япония изнутри, и то, что происходило в экономике, в ее социальной жизни и в ее политическом мире, не позволяло мне отправлять в Москву восторженные статьи, хотя в некоторых из своих корреспонденций я все-таки отмечал впечатляющие достижения японцев в области науки, техники и культуры.
      Примером тому могла служить моя корреспонденция с выставки "ЭКСПО-75", проводившейся на острове Окинава. Эта выставка была посвящена показу роли океанов и морей в современной жизни человечества. "Среди экспонатов выставки,- писалось в корреспонденции,- посетители увидели немало новых интересных инженерно-технических сооружений, аппаратов и оборудования. Особую популярность обрел у посетителей "Акваполис", морской город будущего,- гигантское по своим размерам сооружение, построенное японскими конструкторами с целью показа возможности длительного автономного существования людей вне суши, среди морских просторов целиком за счет энергии и продовольственных ресурсов океана"44.
      Другой раз в очерке о буднях японского города Осака я познакомил наших читателей с тогдашней новостройкой этого города - огромным торговым увеселительным центром, сооруженным под землей. В этом очерке, опубликованном "Правдой" 4 сентября 1978 года, я писал, что это "уникальный подземный "город" с трехъярусными рядами магазинов, ресторанами, кафе, аллеями из искусственной зелени, прудами, где плавают пластмассовые лебеди, с многочисленными фонтанами и водорослями, искрящимися в огнях неоновых светильников".
      Не обошел я вниманием в своих сообщениях из Токио и японскую культуру. Так 17 февраля 1974 года в "Правде" была опубликована моя статья о небывалом расцвете в Японии наших дней традиционного и самобытного вида художественного творчества - икэбана. А в статье о современном японском кинематографе исключительно лестные слова были сказаны мной о новых фильмах всемирно известных японских кинорежиссеров: Ямамото Сацуо, Куросава Акира, Синдо Канэто и Имаи Тадаси45.
      Но в то время главную цель своих газетных публикаций я видел все-таки в освещении тех больных вопросов жизни японского общества, которые волновали в первую очередь самих японцев и чаще всего были у них на устах. И в этом деле я старался придавать своим материалам максимальную достоверность, подкрепляя их обычно либо цитатами из тогдашних газет, либо суждениями, высказанными в беседах со мной авторитетными представителями японской общественности.
      О политической жизни Японии, ее курсе
      на военный союз с США и укрепление
      боеспособности "сил самообороны"
      В отличие от двух предыдущих десятилетий развитие политической жизни Японии в 70-х годах утратило прежнюю динамику. Крупных событий стало в сфере японской политики меньше, борьба противоборствующих политических лагерей приняла более спокойный, временами вялый характер. И это сказывалось на моей журналистской работе: труднее стало находить интересные темы для комментариев и информации - разные мелкие события в японской политической жизни не представляли для наших читателей большого интереса. Это не означало, конечно, что я вообще не писал о подобных событиях, но поскольку мое отношение к ним было более спокойным, чем к памятной политической буре 1960 года, то и статьи, направлявшиеся мною в "Правду", не содержали прежнего эмоционального накала. Писать приходилось, естественно, как и прежде, на текущие и время от времени повторявшиеся темы. Писал я неоднократно и о парламентских выборах в палату представителей и в палату советников, и об очередных съездах либерально-демократической, социалистической и коммунистической партий, а также о съездах партии Комэйто и Партии демократического социализма, о дебатах в парламенте и о скандалах в рядах правящей партии, связанных обычно с коррупцией. Но при написании статей на эти темы мне было вполне ясно, что ничего особенного, ничего способного вызвать в политической жизни Японии какой-либо крутой катаклизм или поворот ожидать не приходилось, а поэтому и статьи получались довольно сухими и невыразительными.
      В итоге нескольких парламентских выборов в 1973-1978 годах правящая Либерально-демократическая партия Японии сохранила за собой абсолютное большинство мест в обеих палатах парламента. Иногда, правда, это большинство в отличие от прошлых полутора десятилетий становилось весьма непрочным и неустойчивым, и лидерам либерал-демократов удавалось сохранять свою власть лишь благодаря поддержке отдельных "независимых" парламентариев, срочно вступавших в правящую партию, а точнее в парламентскую фракцию либерал-демократов, что по предположениям прессы предполагало предварительное закулисное финансовое воздействие на них со стороны лидеров правящей партии. Так, например, сразу после парламентских выборов в палату советников, состоявшихся в июле 1977 года, у правящей партии в итоге подсчета голосов оказалось в палате всего 124 депутатских мандата, то есть менее половины общего числа мандатов (252). И только спустя несколько часов, в связи с тем что к правящей партии примкнули формально три консервативных депутата, баллотировавшихся и победивших на выборах в качестве "независимых", положение изменилось и либерал-демократы сохранили за собой в верхней палате большинство в один голос46.
      Все отчетливее давала знать о себе в те годы тенденция к постепенному сокращению числа избирателей, голосующих за правящую либерально-демократическую партию. Но быстрому изменению соотношения сил в парламенте в пользу противников либерал-демократов по-прежнему мешали разногласия и раздоры между партиями оппозиции, прежде всего между социалистической и коммунистической партиями. Мешала единству оппозиционных сил и политика беспринципного лавирования, проводившаяся так называемыми партиями "среднего пути": Партией демократического социализма и партией Комэйто. Во второй половине 70-х годов в политике двух упомянутых партий "среднего пути" стали все отчетливее намечаться сдвиги вправо, что создало почву для сближения курсов этих партий с курсом правящих консервативных кругов. Примечательно, что ослабление позиций в парламенте либерально-демократической партии не сопровождалось возрастанием влияния такой ведущей силы оппозиционного лагеря как социалистическая партия. Руководство этой партии не сумело воспользоваться недовольством населения экономическими трудностями страны для упрочения своих политических позиций в стране.
      Все это говорило о том, что расклад политических сил в Японии на протяжении 70-х годов хотя и менялся от выборов к выборам, но все-таки не претерпевал существенных изменений. Обстановка в политическом мире страны продолжала оставаться относительно стабильной, не предвещавшей в скором времени каких-либо бурных потрясений и крутых перемен.
      Самую обильную пищу для статей, посвященных внутриполитической жизни Японии, дало в те годы, пожалуй, расследование скандального дела американской авиационной компании "Локхид", замешанной в коррупции и темных махинациях с японскими государственными деятелями.