Комиссар полиции Йона Линна - Призраки не лгут

– Куда направляетесь? – спросила Мирья.

Мужчина стоял неподвижно, только следил за ней взглядом. Вдруг из-под брезента полилась кровь, смешанная с грязью и хвоей.

– Что у вас там?

Мужчина не ответил, и Мирья согнулась над пространством за сиденьями. Дотянуться было нелегко, и Мирье пришлось опереться на машину. Мужчина чуть отступил в сторону. Мирья коснулась брезента, не сводя при этом взгляда с мужчины. Он облизнул губы. Мирья расстегнула кобуру, успев заметить под брезентом изящное копытце молодой косули, еще козленка.

Мужчина замер, освещенный мигалкой. Мирья шагнула назад, не снимая руки с пистолета.

– Где вы подстрелили косулю?

– Она лежала на дороге.

– Вы заметили место?

Он неторопливо сплюнул на землю, между собственными ботинками.

– Покажите, пожалуйста, водительские права.

Мужчина не ответил, не сделал ни малейшей попытки достать документы.

– Водительские права, – повторила Мирья. Она сама услышала неуверенность в своем голосе.

– Ну все, поговорили – и хватит. – Мужчина двинулся к своей машине.

– По закону вы обязаны сообщить о несчастном случае с диким животным…

Мужчина забрался на водительское сиденье, захлопнул дверцу и завел мотор. Мирья видела, как он объезжает полицейскую машину – двумя колесами в кювете. Когда он снова вырулил на дорогу и исчез из виду, Мирья подумала, что нужно было осмотреть машину получше, снять брезент целиком, заглянуть под плед на заднем сиденье.

Дождь шумел в листьях, где-то далеко, высоко в кроне дерева, каркала ворона.

Услышав за спиной тяжелый рев мотора, Мирья рывком обернулась и вскинула пистолет. Из-за дождя ничего не было видно.

Глава 27

На Матса Енсена орал по телефону начальник транспортной фирмы. Шея у датчанина пошла красными пятнами, он пытался объяснить ситуацию. Пиа слышала раздраженный голос в телефонной трубке, слышала, как начальник кричит про нарушение сроков и просранную доставку.

– Но… но люди ведь должны помогать дру…

– Вычту из зарплаты. Считай, что это моя тебе помощь.

– Ну спасибо. – Матс нажал “отбой”.

Пиа молча сидела рядом с шофером. За окнами проносился густой лес. В кабине стоял гул от тяжелых капель дождя. В боковых зеркалах Пиа видела, как мотается прицеп, видела деревья, мимо которых они проезжали.

Матс, не отрывая взгляда от дороги, сунул в рот никотиновую жвачку. Грохотал мотор, гремели, соприкасаясь с асфальтом, тяжелые колеса.

Пиа смотрела на календарь, раскачивающийся от неровного хода машины. Лохматая женщина, стоя в бассейне, обнимала надувного лебедя. Внизу дата: август 1968 года.

Дорога пошла под горку, и в фуре загрохотал груз – брусковое железо.

Далеко впереди, в просвете между деревьями, сквозь пелену дождя ярко засветилось что-то синее. Дорогу перегородила полицейская машина.

У Пии тяжело и быстро забилось сердце. Она не сводила глаз с полицейской машины и женщины в темно-синей рубашке; та махала обеими руками. Фура еще не успела остановиться, а Пиа уже открыла дверь. Мотор вдруг с натугой загудел, под колесом что-то громко хрустнуло.

Пиа, цепляясь за поручни, вылезла из кабины и побежала к женщине в полицейской форме. У нее кружилась голова.

– Где машина? – спросила женщина.

– Как “где”? Вы о чем?

Пиа не отрываясь смотрела на женщину, пытаясь прочитать что-нибудь на мокром лице, но только испугалась серьезности ее взгляда. Пиа почувствовала, что у нее подгибаются ноги.

– Вы видели машину, когда обгоняли ее? – уточнила женщина в форме.

– Как “обгоняли”? – слабым голосом спросила Пиа.

Подошел Матс.

– Мы ничего не видели, – сказал он. – Наверное, вы слишком поздно устроили засаду.

– Ничего подобного. Я проехала всю дорогу, я же по ней приехала…

– Ну и где в таком случае эта машина?

Мирья кинулась к патрульной машине и вызвала коллегу.

– Лассе? – задыхаясь, проговорила она.

– Я тебя вызывал, ты не отвечала. У тебя там все нормально?

– Да где эта чертова “тойота”? – почти закричала Мирья. – Фура здесь, а “тойота” пропала.

– Других дорог здесь нет.

– Надо объявить машину в розыск. Перегородить восемьдесят шестое в другом направлении.

– Я сейчас отдам приказ. – И Лассе отключился.

Пиа стояла возле патрульной машины. Одежда промокла насквозь. Сержант Мирья Златнек села на водительское место, оставив дверцу открытой.

– Вы говорили, что спасете его, – сказала Пиа. – Вы обещали, я же вам поверила!

– Я знаю. Я ничего не понимаю, этого просто не может быть. По этим дорогам невозможно ездить на скорости под двести километров, у машины не было шансов проскочить мост до того, как там встал Лассе.

– Но где-то же она есть, – тяжело сказала Пиа и сорвала с рубашки белый воротничок.

– Подождите, – сказала вдруг Мирья. И вызвала отдел связи.

– Это машина триста двадцать один, – торопливо проговорила она. – Нам нужна еще одна машина, немедленно… Перед Аспеном… Тут есть одна узкая дорога, кто ее знает – может проехать от Чевсты до самого Мюккельшё… да, именно… Кто, вы сказали? Хорошо, тогда он будет здесь минут через восемь – десять…

Мирья вылезла из машины, посмотрела на дорогу, словно все еще надеялась на появление “тойоты”.

– Мой мальчик… он пропал? – спросила ее Пиа.

– Им некуда было деться. – Мирья изо всех сил старалась говорить терпеливо. – Я понимаю, как вы встревожены, но мы их возьмем. Они, видно, где-то свернули и остановились, но никуда не делись… – Она замолчала, вытерла со лба дождевую воду, глубоко вдохнула и продолжила: – Мы перекроем оставшиеся пути, а потом поднимем вертолет спасательной службы…

Пиа расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и оперлась одной рукой о капот полицейской машины. Дышать становилось все труднее; она пыталась успокоиться, но в груди что-то дергалось. Она понимала, что должна чего-то потребовать, но не могла собраться с мыслями. Она чувствовала только безнадежный страх и растерянность.

Глава 28

Хотя дождь лил по-прежнему, в лесу с деревьев падали только редкие капли.

Большой белый полицейский автобус неподвижно стоял под дождем на площадке посреди Бригиттагордена. В автобусе устроили что-то вроде штаб-квартиры; за столом с картами и ноутбуками сидели мужчины и женщины.

Разговор о начавшемся расследовании прервался – все слушали радиопереговоры о пропавшем мальчике. Полиция устроила засады на шоссе номер триста тридцать, на мосту Индальсбрун, возле Чевсты, и севернее, на шоссе номер восемьдесят шесть. Сначала полицейские уверенно говорили, что без труда остановят машину, а потом замолчали. Десять минут длилась пауза, потом из радио донесся треск и срывающийся голос доложил:

– Она пропала, машина пропала… она должна была быть здесь, но ее нет… Мы перегородили на хрен все дороги, какие тут есть, но она просто растворилась в воздухе… Я не знаю, что делать. – У Мирьи был усталый голос. – Мать мальчика сидит в моей машине, я поговорю с ней…

Полицейские в автобусе сидели тихо. Когда радио замолчало, они собрались вокруг лежащей на столе карты. Буссе Норлинг вел пальцем по шоссе номер восемьдесят шесть.

– Если дорогу перегородили тут и тут… машина никак не могла исчезнуть, – сказал он. – Очевидно, она свернула в какой-нибудь гараж в Бекке или Бьеллсте… или поехала по какой-нибудь лесовозной дороге, но это черт знает как странно.

– Они куда-нибудь да приедут, – заметила Сонья Раск.

– Мне одному кажется, что машину угнала Викки Беннет? – осторожно спросил Буссе.

Стук капель по крыше стал реже, но вода все так же лилась потоками по окнам автобуса.

Сонья села за ноутбук, вошла во внутреннюю полицейскую сеть и стала проверять базы подозреваемых и находящиеся в производстве дела о злоупотреблении опекунством.

– В девяти случаях из десяти… – начал Гуннарссон, откинувшись на спинку стула и чистя банан, – затруднения подобного рода разрешаются сами собой… Я так думаю, она сидела в машине со своим мужиком, они поругались; наконец он решил, что с него хватит, высадил ее на обочину и уехал.

– Она не замужем, – напомнила Сонья.

– По статистике, – продолжал Гуннарссон тем же менторским тоном, – большинство детей в Швеции рождается вне брака…

– Вот, – перебила его Сонья. – Пиа Абрахамссон ходатайствовала о личном опекунстве над своим сыном Данте, а отец пытался обжаловать…

– Значит, мы теряем связь с Викки Беннет? – спросил Буссе.

– Попробуйте сначала связаться с отцом, – предложил Йона.

– Я займусь этим, – вызвалась Сонья и ушла в глубь автобуса. Йона спросил:

– А что было под окном Викки Беннет?

– На земле – ничего, но мы нашли отпечатки и следы свернувшейся крови на подоконнике и на внешней стороны рамы, – ответил один из криминалистов.

– А на опушке?

– Мы не все успели осмотреть – пошел дождь.

– Но Викки, скорее всего, побежала прямо в лес, – задумчиво проговорил комиссар.

Он взглянул на Буссе Норлинга, сидевшего на старом стуле. Буссе согнулся над картой с циркулем, воткнул острие в Бригиттагорден и очертил круг.

– Машину угнала не она, – заявил Гуннарссон. – Черт возьми, невозможно три часа идти по лесу до восемьдесят шестого шоссе, а потом по самому шоссе, пока…

– Но в ночное время ориентироваться нелегко… так что она могла идти и три часа, – заметил Буссе.

Он пальцем прочертил на карте полукруг: с востока от болотистой местности – наискосок на север. Йона сказал:

– Тогда время сходится.

– Отец Данте сейчас на Тенерифе, – крикнула Сонья из хвоста автобуса.

Улле Гуннарссон тихо выругался, подошел к рации и вызвал Мирью Златнек.

– Это Гуннарссон. Вы сняли свидетельские показания у матери?

– Да, я…

– Получили какие-нибудь особые приметы?

– Это было нелегко. Мать тонет в эмоциях и не может дать связную картину. – Мирья шумно выдохнула. – Она страшно нервничает, говорит про скелет с нитками из рук, скелет вышел из леса. Девочка с окровавленным лицом, девочка с ветками вместо рук…

– Но она говорит – “девочка”?

– Я записала ее показания, но она говорит такие странные вещи… Ей надо успокоиться, только тогда она расскажет нам что-нибудь как следует…

– Но она упомянула какую-то девочку? – медленно проговорил Гуннарссон.

– Да… несколько раз.

Глава 29

Йона остановил машину возле заграждения на триста тридцатом шоссе, поздоровался с полицейскими, предъявил удостоверение и поехал дальше вдоль Индальсэльвен.

Комиссар уже знал, что воспитанниц Бригиттагордена временно поселили в гостинице “Ибис”. Куратор Даниель Грим лежит в отделении скорой психиатрической помощи в больнице лена; заведующая, Маргот Лундин, находится у себя дома в Тимро, а Фадуумо Ахмед, который, когда требовалось, работал в Бригиттагордене санитаром, сейчас в отпуске и гостит у своих родителей в Венерсборге.

Сержант Мирья Златнек сказала, что Пиа Абрахамссон не устает твердить – она видела худенькую девочку с забинтованными руками. После этого стало ясно, что машину, в которой сидел малыш, угнала именно Викки Беннет.

– Какая-то загадка. Почему она не угодила в засаду на дороге? – сказал Буссе Норлинг.

В воздух подняли вертолет, но машины нигде не было – ни в поселке, ни на лесовозных дорогах.

Нет тут никакой загадки, подумал Йона. Девочке просто удалось спрятаться, не доезжая до полицейской засады.

Но где?

Она должна знать кого-то из жителей Индаля, кого-то, у кого есть гараж.

Комиссар потребовал, чтобы ему дали поговорить с воспитанницами, в присутствии детского психолога и опекуна из Службы помощи жертвам преступления. Комиссар обдумывал детали первого собрания, когда Гуннарссон вернул двух девчонок, убежавших в лес. Маленькая рыжая девочка смотрела телевизор и билась головой о стену. Девочка по имени Инди припомнила, что закрытые руками глаза как-то связаны с Викки, а потом, сообразив, что Викки пропала, девчонки стали кричать, перебивая друг друга. Некоторые воспитанницы утверждали, что она уснула, приняв слишком большую дозу стесолида. Альмира сплюнула на пол, Инди принялась тереть лицо и испачкала руки голубыми тенями с век.

Йона подумал: там было что-то с Туулой. Рыжей девочкой с белесыми ресницами и в розовых спортивных штанах. Сначала она крикнула, чтобы прочие замолчали, но она сказала еще что-то, пока девочки пытались перекричать друг друга.

Туула сказала, что Викки улизнула к своему хахалю.

Глава 30

Двухзвездочная гостиница “Ибис” располагалась на Тредгордсгатан, недалеко от сундсвалльского полицейского участка. Она была из тех гостиниц, где пахнет пылесосом, ковриками и застарелым сигаретным дымом. Фасад покрывала выкрашенная кремовой краской жесть. На стойке администратора – глубокая чаша с леденцами. Полиция переселила воспитанниц из Бригиттагордена в пять смежных номеров; в коридоре дежурили двое полицейских в форме.

Йона широко шагал по истертому полу.

Возле одной из дверей его ждала психолог Лиса Ерн. Темная челка с проседью, узкие губы нервно сжаты. Йона спросил:

– Туула уже здесь?

– Да, здесь…

Комиссар взялся за ручку двери, но Лиса сказала:

– Постойте! Насколько я поняла, вы находитесь здесь как наблюдатель от Государственной уголовной полиции и…

– Жизнь малыша под угрозой, – перебил комиссар.

– Туула почти ничего не говорит… Я как детский психолог рекомендую, к сожалению, подождать, пока она не проявит инициативу и сама не заговорит о том, что произошло..

– На это у нас нет времени. – И Йона снова взялся за ручку.

– Подождите, я… Очень важно быть на одной волне с ребенком. Не обвинять, не обращаться как с больным…

Йона открыл дверь и вошел в номер. Туула Лехти сидела на стуле, спиной к окнам. Совсем маленькая, всего двенадцать лет. Спортивный костюм, кроссовки.

Между пластинами жалюзи виднелись улица со стоящими на обочине машинами. На всех столах светлое фанерное покрытие, на полу – зеленый ковролин.

В глубине комнаты сидел, глядя в телефон, какой-то гладко причесанный мужчина в рубашке в синюю полоску. Опекун из социальной службы, понял Йона.

Комиссар уселся напротив Туулы, посмотрел на нее. Светлые брови, рыжие прямые волосы взъерошены.

– Мы встречались недавно. Сегодня утром, – начал он.

Девочка скрестила на животе веснушчатые руки. Губы у нее были узкими, почти бесцветными.

– Копа на мыло, – буркнула она.

Лиса Ерн обошла стол, села, нагнулась к девочке:

– Помнишь, я рассказывала, что иногда чувствую себя Дюймовочкой? Тут нет ничего странного. Только когда станешь взрослым, можно иногда почувствовать себя ростом с ноготок.

– Какие-то вы… смешные. – Туула взглянула Йоне в глаза. – Сами соображаете медленно? Или думаете, что это я медленно соображаю?

– Думаем, что ты соображаешь медленнее, чем нужно, – сказал комиссар.

Туула озадаченно улыбнулась и уже собралась было что-то сказать, но Лиса принялась убеждать ее, что это неправда и что комиссар просто пошутил.

Туула крепче обхватила себя руками и, надувшись, уставилась в стол.

– Ты вовсе не тугодумка, – повторила Лиса, переждав пару минут.

– Ну да, – прошептала Туула.

Она густо сплюнула прямо на стол и затихла, возя пальцем в плевке и растягивая его в звезду.

– Не хочешь поговорить? – шепнула Лиса.

– Только с финном, – еле слышно ответила Туула. Лиса, улыбаясь, переспросила:

– Что?

– Буду разговаривать только с финном. – Туула вздернула подбородок.

– Молодец, – натянуто улыбнулась психолог. Йона нажал кнопку диктофона, спокойно произнес формальности – время и место записи, перечислил присутствующих, назвал цель беседы.

– Как ты попала в Бригиттагорден? – начал он.

– Я жила в Лёвсте… Ну, там случилось кое-что, может, и не особо хорошее. – Туула потупилась. – Меня упекли в такое место… хотя я вроде еще маленькая для этого… Я вела себя спокойно, смотрела телик. Через год и четыре месяца меня перевели в Бригиттагорден.

– А в чем разница… если сравнить с Лёвстой?

– Ну… Бригиттагорден – он как настоящий дом… Ковры. Шкафы не прикручены к стенами этими гадскими шурупами… И двери не запирают, как психи, и не поднимают тревогу по любому поводу… Можно спать спокойно. И еще домашняя еда.

Йона кивнул и покосился на опекуна – тот все так же нажимал кнопки своего телефона. Психолог Лиса Ерн напряженно сопела, слушая беседу.

– Что вы вчера ели?

– Такос.

– На ужин пришли все?

Туула пожала плечами:

– Вроде да.

– А Миранда? Она тоже ела такос вчера вечером?

– Вы же расковыряли ей живот и проверили, что она ела, разве нет?

– Нет, не проверили.

– Почему?

– Пока не успели.

Туула широко улыбнулась и потянула вылезшую нитку на штанах. Обкусанные ногти с неровными краями.

– Я заглянула в изолятор, там зашибись было, – сказала она и начала раскачиваться на стуле.

– Ты видела, как лежала Миранда? – помедлив, спросил Йона.

– Да. Вот так. – Туула быстро закрыла лицо руками.

– Как по-твоему, зачем она так сделала?

Туула поддела ногой край покрытия, потом ногой же вернула его на место.

– Может, испугалась.

– А ты не видела, кто-нибудь еще так делал? – как бы равнодушно спросил комиссар.

– Нет. – Туула почесала шею.

– Вас не запирали в вашей комнате?

– В Бригиттагордене все равно что диспансер – ходишь, как хочешь, – улыбнулась Туула.

– У вас принято тихонько уходить из дома по ночам?

– Я никуда не ухожу.

Туула крепко сжала губы, наставила палец на психолога и сделала вид, что стреляет.

– Почему? – спросил Йона. Девочка встретила его взгляд и тихо ответила:

– Я боюсь темноты.

– А остальные?

Лиса слушала стоя; комиссар заметил раздраженную складку у нее между бровями.

– Уходят, – прошептала Туула.

– Что они делают, когда им удается улизнуть?

Девочка опустила взгляд и улыбнулась сама себе.

– Они же старше тебя, – не отставал комиссар.

– Старше. – Щеки и шея Туулы покраснели.

– Они встречаются с парнями?

Девочка кивнула.

– И Викки тоже?

– Да, она убегала по ночам. – Туула нагнулась поближе к комиссару.

– Ты знаешь, к кому?

– К Деннису.

– Кто это?

– Не знаю, – прошептала Туула.

– Но его зовут Деннис. А фамилия у него есть?

– Нет.

– Сколько времени Викки нет на месте?

Туула пожала плечами и стала ковырять обивку стула.

Глава 31

Прокурор Сусанна Эст ждала перед гостиницей “Ибис”, возле большого “форда-фэарлейн”. Круглое лицо без косметики. Светлые волосы завязаны в “хвост”; черные брюки, серый жакет. Сусанна крепко почесала шею, и уголок воротника теперь смотрел вверх.

– Ты не против, если я поиграю в полицейского? – спросила она, покраснев.

– Ну что ты. – Йона пожал ей руку.

– Сейчас мы опрашиваем соседей, осматриваем гаражи, сараи, парковки и так далее. – Сусанна была серьезна. – Сжимаем кольцо – не так много мест, где можно спрятать машину…

– Согласен.

– Но теперь, когда у нас есть имя, дело, конечно, пойдет быстрее. – Сусанна улыбнулась и открыла переднюю дверцу “форда”. – В районе поисков живут четыре человека по имени Деннис.

– Я поеду с тобой. – Комиссар сел в “вольво”.

“Форд” нырнул вниз, вывернул на дорогу и покатил к Индалю. Комиссар ехал следом, думая о Викки.

Ее мать, Суси Беннет, была наркоманкой и жила на улице, пока зимой прошлого года не умерла. Викки жила в разных семьях и детских домах с шестилетнего возраста и, видимо, быстро выучилась оставлять старые и заводить новые привязанности.

Если Викки убегала из Бригиттагордена и встречалась по ночам с кем-то, то этот кто-то должен жить где-то поблизости. Может быть, он ждал ее в лесу или на дороге, может, девочка шла по восемьдесят шестому шоссе до его дома в Баггбёле или в Вестлонинге.

Асфальт потихоньку высыхал, дождевая вода стекала в канаву, собиралась в мелкие лужи. Небо прояснилось, но с веток деревьев еще капало.

Прокурор позвонила Йоне; разговаривая, она поглядывала на него в зеркало заднего вида.

– Мы нашли одного Денниса в Индале. Ему семь лет… и еще одного Денниса, уже в Стиге, но сейчас он работает в Лидсе…

– Остаются двое, – констатировал комиссар.

– Да. Деннис и Лувиса Кармстедт, живут возле Томминга. У них мы еще не были. И есть еще один Деннис Роландо, живет с родителями к югу от Индаля. Мы ездили к родителям, там чисто. Но Роландо владеет большим нежилым зданием на Кварновег, туда мы не попали… там точно ничего, потому что когда ему позвонили, он как раз ехал в Соллефтео.

– Взломайте дверь.

– Ладно. – Сусанна отключилась.

Пейзаж расширялся, по обеим сторонам дороги потянулась пашня. Земля, зелень – все искрилось и блестело. Красные домики крестьянских усадеб жались к опушкам, а за усадьбами на много миль раскинулся лес.

Йона проезжал тихий Эстаншер; двое полицейских в форме резали болгаркой петли массивной железной двери какого-то склада. На стену брызнул целый сноп искр. Полицейские воткнули лом, выломали дверь и вошли. По внутренности темной постройки зашарил свет фонариков. Под грязным пластиком стояли штук пятьдесят аркадных автоматов с играми вроде “Космических захватчиков”, “Астероидов” и “Уличного бойца”.

Сусанна Эст взяла телефон и взглянула на Йону в зеркало заднего вида. Телефон комиссара зазвонил. Сусанна быстро проговорила, что остается всего один адрес. Это недалеко. Они будут там через десять минут.

Сусанна сбросила скорость; комиссар следом за ней свернул направо, поехал по дороге между двумя болотистыми выгонами и дальше, в лес. Желтый деревянный дом, жалюзи на всех окнах опущены. В ухоженном саду росли яблони, посреди участка висел гамак в сине-белую полоску.

Они остановились и вместе подошли к припаркованной поблизости полицейской машине.

Йона поздоровался с полицейскими, потом взглянул на дом с опущенными жалюзи.

– Мы не знаем, угнала ли Викки машину, чтобы похитить ребенка, или ей просто понадобилась машина, на заднем сиденье которой случайно оказался малыш, – сказал он. – Но мы в любом случае должны рассматривать ребенка как заложника.

– Как заложника, – тихо повторила прокурор.

Она подошла поближе, позвонила, крикнула, что полиция взломает дверь, если хозяева не откроют. В доме кто-то зашевелился. Скрипнули половицы, упало что-то тяжелое вроде стула. Комиссар сказал:

– Я захожу.

Один из полицейских не спускал глаз с входной двери, боковой лужайки и ворот гаража, а второй следом за Йоной пошел вокруг дома.

Ботинки и брючины у обоих вымокли в высокой траве. На задах дома ступеньки бетонной лестницы вели вниз, к двери с непрозрачным окошком. Комиссар с силой пнул дверь; из косяка полетели щепки, на прорезиненный коврик посыпались осколки.

Глава 32

Осколки хрустели под ногами, когда Йона входил в опрятную прачечную с гладильным катком.

Миранду убили в тот момент, когда она сидела на стуле, подумал Йона. Элисабет бежала в одних чулках; за ней гнались через всю усадьбу и загнали в прачечную, она пыталась отползти, но ее забили насмерть. Убийца стоял перед ней.

Комиссар ощущал тяжесть нового пистолета, висевшего в кобуре под правой рукой. “Смит-и-вессон” сорок пятого калибра был чуть тяжелее прежнего оружия комиссара, вмещал меньше патронов, но позволял быстрее сделать первый выстрел.

Йона осторожно открыл скрипнувшую дверь и заглянул в крестьянскую кухню. На круглом столе большая керамическая миска с красными яблоками, от красивой дровяной печи тянет дымом. На большом блюде оттаивает замороженное тесто для коричных булочек, ящик с острыми ножами выдвинут.

Сквозь пластинки жалюзи из сада доносился запах влажной зелени.

Йона прошел в прихожую и услышал, как зазвенела люстра на потолке. Спутались стеклянные подвески. Лампа качалась: кто-то ходил по верхнему этажу.

Комиссар крадучись поднялся по лестнице, поглядывая вниз. Под темной лестницей висела какая-то одежда.

Йона поднялся на верхнюю площадку, почти бесшумно проскользнул вдоль перил и оказался в спальне с двуспальной кроватью. Жалюзи опущены, люстра не горит.

Комиссар вошел, проверил линию огня, отступил в сторону.

На кровати, на пестром покрывале лежал оптический прицел охотничьего ружья.

Совсем рядом кто-то дышал. Комиссар сделал еще пару шагов и направил пистолет в угол. За открытым гардеробом стоял, уставившись на него, русоволосый мужчина с покатыми плечами.

Мужчина был бос и одет в синие джинсы и белую футболку с надписью Stora Enso[2]. Пряча что-то за спиной, он медленно двигался вправо, к кровати.

– Я из уголовной полиции. – Йона чуть опустил пистолет.

– Это мой дом, – сдавленно ответил мужчина.

– Вам следовало открыть.

По щекам мужчины тек пот.

– Вы сломали заднюю дверь?

– Да.

– Ее можно будет починить?

– Сомневаюсь.

На раздвижной двери гардероба сверкнуло дымчатое зеркало. Йона рассмотрел, что прячет за спиной мужчина. Большой кухонный нож. Комиссар спокойно сказал:

– Мне надо осмотреть ваш гараж.

– Там стоит моя машина.

– Положите нож на кровать и покажите мне гараж.

Мужчина перестал прятать нож и сам посмотрел на него. Потертая лакированная рукоять, лезвие много раз точили.

– Мне некогда ждать, – поторопил Йона.

– Зря вы сломали мой…

Комиссар внезапно уловил движение у себя за спиной. По полу простучали босые пятки. Йона успел только отклониться в сторону, не спуская глаз с ножа. Со спины к нему метнулась какая-то тень. Йона извернулся, в полуобороте поднял руку, размахнулся и локтем встретил несущуюся на него фигуру.

Он снова направил дуло пистолета на мужчину с ножом; на его локоть грудью налетел какой-то мальчик. У мальчика перехватило дыхание, он попытался за что-нибудь ухватиться, но упал на колени. Втянул в себя воздух, свернулся на полу, сминая ковер, и остался лежать на боку. Он пытался отдышаться.

– Они из Афганистана, – тихо сказал мужчина. – Им нужна помощь…

– Не положите нож – прострелю вам ногу, – перебил Йона.

Мужчина снова посмотрел на нож и швырнул его на кровать. Вдруг в дверях показались двое детей помладше. Малыши вытаращили глаза на комиссара.

– Укрываете беженцев? – спросил Йона. – Сколько вы на этом зарабатываете?

– Кто бы мне за это платил! – возмутился мужчина.

– Так вы берете с них деньги или нет?

– Нет, не беру.

Йона взглянул в темные глаза мальчика и спросил:

– Do you pay him?[3]

Мальчик помотал головой. Мужчина сказал:

– Ни один человек не может быть вне закона.

– Yo u don’t have to be afraid, – ободрил Йона старшего мальчика. – I promise I will help you if you are abused in any way[4].

Мальчик долго смотрел Йоне в глаза. Потом покачал головой и прошептал:

– Dennis is a good man[5].

– Вот и отлично, – заметил комиссар, взглянул мужчине в глаза и вышел.

Он спустился по лестнице и направился в гараж. Постоял, глядя на старый пыльный “сааб”. Комиссар думал о том, что Викки и Данте пропали и мест, где их можно искать, больше не осталось.

Глава 33

Флора Хансен мыла истертый линолеум прихожей. Левая щека все еще горела от оплеухи, и странно шумело в ушах. Линолеум был старый, потускневший, но от воды сухие потертости в коридоре ненадолго заблестели.

По комнатам распространялся мягкий аромат жидкого мыла.

Флора выбила все ковры и основательно убрала гостиную, где стоял телевизор, тесную кухоньку и комнату Ханса-Гуннара, но в спальню Эвы пока не входила – ждала, когда по телевизору начнется “На солнечной стороне”.

И Эва, и Ханс-Гуннар были фанатами этого сериала и ни за что не пропустили бы ни одной серии.

Флора сильными движениями вытерла влажный пол насухо, серая тряпка шлепала по плинтусам. Двигаясь задом наперед, Флора случайно задела старую картинку, которую сама сделала тридцать лет назад, еще в детском саду. Дети наклеивали на деревянную дощечку кусочки пластика, а потом покрывали свое произведение золотой краской из баллончика.

Послышалась музыка – сериал начинался.

Этим надо воспользоваться.

В спине дернуло, когда Флора подняла тяжелое ведро и понесла его в комнату Эвы.

Она закрыла за собой дверь и поставила ведро на пороге, чтобы дверь нельзя было распахнуть.

Сердце тяжело колотилось. Флора макнула швабру в ведро, отжала воду и посмотрела на свадебную фотографию на прикроватном столике.

Эва прятала ключ от секретера за рамкой фотографии.

Флора выполняла всю работу по хозяйству – за это ей разрешали жить в комнатушке для прислуги. Флоре пришлось вернуться к Эве и Хансу-Гуннару, когда она лишилась страховки, потеряв место санитарки в больнице святого Йорана.

Девочкой Флора мечтала о том, что ее настоящие родители придут и заберут ее, но они, видимо, были наркоманы – Ханс-Гуннар и Эва говорили, что о них ничего не известно. Флора попала к дяде с тетей, когда ей было пять лет, а что было до этого – не помнила. Ханс-Гуннар всегда твердил ей, что она обуза; подростком Флора уже вовсю мечтала вырваться из их дома. В девятнадцать лет она устроилась в больницу санитаркой и в тот же месяц переехала в собственную квартиру в Каллхелле.

Со швабры капало, когда Флора подошла к окну и принялась вытирать пол насухо. Покрытие под батареей почернело от постоянных протечек. Старые жалюзи висят косо, они сломаны. На подоконнике между пеларгониями стоит красная расписная лошадка – сувенир из Реттвика.