И тогда я сказал - согласен !

Воздух сгущается и синеет, и скапливаются невидимые заряды, насыщают и пронизывают сидящих неосязаемые токи; силовые линии приходят ниоткуда и уходят в никуда, проносясь сквозь времена и расстояния, не задевая ничего и не замечая никого, равнодушные ко всему - невидимые силовые линии, составляющие каркас бесконечности... Две черные бездны расположены по обе стороны, у каждой из них одинаково нет конца, вектор времени теряется в глубинах прошлого, острием своим он направлен вверх, или прямо, или -- все равно куда, -- есть ли конец у него?.. Две великие пустоты вращаются вкруг себя, и затесалась между ними крохотная пылинка, неизвестно откуда взявшаяся и для чего -- сверкнул на миг свет и осветил зародившуюся ни с чего плесень, -- но луч погас, и плесень омертвела, растворилась в ледяной пустоте, и стала тем, чем и была всегда -- ничем.
      Так кто же и в чем виноват? Можно ли что-либо и кому угодно доказать?!..
      Выступление мое подходило к концу, и к концу подходила вся эта нелепая история. Три недели я пытался доказать окружающим людям... что? Я и сам не вполне это понимал. Вернее, именно теперь я вдруг понял, что доказывать что-то и кому-то нет никакой надобности. Потому что нет абсолютной истины, и нет, потому, абсолютных доказательств. У каждого времени свои ориентиры и свои вершины. Человечество бредет по исторической тропе ничуть не лучше стада баранов, оглядывая бараньими глазами окрестные виды и щипля подножную травку, принимая данную реальность за единственно верную. Но вот -- новый поворот, новые виды и новая трава, новые вожаки и новые правила поведения на нескончаемой жизненной тропе. Так чего и кому я хочу здесь доказать, когда я сам ничегошеньки не знаю, и никто ничего не знает, никто не видит дальше собственного носа, а самые гениальные глядят лишь на два шага вперед. Мораль подобна половой тряпке, которой утирают разбитое в кровь лицо, утешаясь мягкостью материи и ее высокой впитывающей способностью, а в следующий миг эта тряпка может послужить для удушения несогласного с тобой индивида, или просто брошена под ноги, как бесполезная или даже вредная вещь.
      -- Конечно, все мною сказанное может быть воспринято с недоверием, - заговорил я вновь, -- единственное, чем я могу подтвердить свои слова -- это то чудо, про которое я говорил вначале.
      -- Какое чудо? -- встрепенулись многие.
      Я обвел зал с видом превосходства и, одновременно, сожаления. Мне жаль было этих людей -- они так ничего и не поняли. И не меньше мне было жаль самого себя -- я понимал в этой жизни не больше их.
      -- Если мне не будет вынесен оправдательный приговор, то я исчезну из этого мира и перенесусь в двадцать пятый век, потому что у меня не останется выбора.
      -- То есть как -- перенесетесь? -- приподнялся и закрутил головой прокурор.
      Очевидно, он искал машину времени. Но машины времени не было. Для путешествий во времени не нужна никакая машина -- по крайней мере, в том вульгарном смысле, в котором многие ее себе представляют.
      -- Для того, чтобы переместиться в двадцать пятый век, мне достаточно произнести одно единственное слово, означающее мое согласие на перемещение. Как только я его произнесу -- я исчезну. И надо полагать -- навсегда.
      Данное сообщение явилось новостью для присутствующих, не все приняли ее одинаково. Так репортеры явно обрадовались такому обороту, а все официальные лица, включая и адвоката, вдруг озаботились. Отчасти благодушное настроение, владевшее официальными лицами, резко поменялось на крайнюю озабоченность. Можно было подумать, что у них из под носа уводят законную добычу.
      -- Но позвольте, -- все не мог взять в себя в руки прокурор, -- как это вы вдруг исчезнете? Это что, шутка такая?
      "Кровожадный тип! -- заметил я про себя. -- Хотя и не верит мне ни на грош, но даже в мыслях не может допустить, что я могу избегнуть наказания."
      -- Шутка это или нет -- вы убедитесь, когда будет вынесен приговор и когда я произнесу ключевое слово, -- пообещал я.
      -- А что это за слово -- вы можете нам сказать? -- поинтересовался председатель, которого также задело за живое такое необычайное обещание.
      -- Нет, не могу, -- усмехнулся я.
      -- Почему же?
      -- Да потому, что как только я его произнесу, то сразу и исчезну. Неужели непонятно?!
      -- А, ну да, как же, теперь понятно, -- забормотал председатель.
      Но прокурор не унимался.
      -- Ну хотя бы намекните нам!
      -- Да зачем это?
      -- Ну чтоб мы знали, -- был ответ.
      -- Зачем вам это знать? -- начал уже сердиться я.
      Прокурор встал в тупик, но тут же нашелся.
      -- А мы вас проверим! Когда вы произнесете это слово -- то мы сами увидим -- подействует ли оно.
      -- Да вы и так увидите!
      -- Э-э нет! А вдруг у вас не получится, и вы скажете потом, что произнесли не то слово и что пошутили, а это свое слово произнесете потом, когда захотите?!
      Я задумался на секунду, и был вынужден признать наличие некоторого смысла в подобном раскладе. Да и в принципе, чего мне было бояться?..
      Попросив лист бумаги и карандаш, я написал размашисто точно посередине восемь букв и поставил восклицательный знак, потом вручил бумагу охраннику, чтобы он отнес ее на председательский стол.
      Охранник взял лист двумя пальцами, словно боялся заразиться смертельной болезнью, и потащил его через зал. Женщины бледнели, когда он проходил рядом, мужчины провожали охранника немигающими стеклянными глазами. Наконец он дошел до стола и положил на самый край опасный документ, во все время перехода он не спускал с бумаги воспаленного взора.
      Теперь уже председатель, выпучив глаза, смотрел на страшный бумажный документ. Челюсть его отвисла, лицо сделалось серым, туловище сгорбилось... - довольно неприятное зрелище.
      -- Не бойтесь ничего, -- усмехнулся я. -- Слово закодировано на меня одного.
      К председательскому столу приблизился с опаской судебный секретарь, за ним прокурор, а потом не выдержал и адвокат. Все вместе они стояли возле председателя и читали устрашающий документ.
      -- Да что там такое? -- крикнули из зала. Раздалось несколько смешков.
      Председатель поднял голову и, кашлянув для уверенности, спросил:
      -- Так это и есть ваше волшебное слово?
      -- Да, -- ответил я, -- это оно и есть. Как только я произнесу его вслух, так сразу исчезну из этого мира и перенесусь в мир иной. Но это произойдет, напоминаю, если только я буду признан виновным.
      -- Так-так, -- проговорил председатель и посмотрел на прокурора. -- Что будем делать?
      Тот сделал неопределенный жест.
      -- Не знаю.
      -- Пусть присяжные выносят свой приговор! -- подсказал я, и был безусловно прав, потому что после того, как обвиняемый сказал последнее слово, все слушания заканчиваются и в дело, согласно закона, вступает суд присяжных -- ему предстоит в специально отведенной комнате, приняв во внимание все обстоятельства, вынести свой вердикт.
      Я, признаться, не питал особых надежд на суд присяжных. Чего можно ожидать от людей, которые играючи осуждают человека на долгий срок или даже на смерть, а потом как ни в чем не бывало возвращаются к своим обычным занятиям? Чего можно ожидать от людей, для которых юриспруденция -- темный лес, а в суд они ходят как завсегдатаи в клуб. Я не ждал от суда присяжных ничего хорошего... и был в корне не прав!
      Произошло одно из немногих событий, выбивающихся из глубокого и широкого потока зла и несправедливости, в котором тонет честной мир. События эти -- совершающиеся вопреки многочисленным мешающим обстоятельствам и благодаря некой высшей справедливости, -- чрезвычайно редки и не могут исправить ситуацию целиком, но происходят они не вовсе напрасно и память о них, надо полагать, долго служит утешением для тех, кто утешения ищет.
      Когда суд присяжных вернулся в зал заседаний, все взволнованно поднялись, сразу чего-то испугавшись. Я тоже встал и наравне с другими ощутил волнение, хотя, если разобраться, бояться мне было нечего. Но и всем остальным, если разобраться, тоже было нечего опасаться. И тем не менее все перепугались, не исключая и прокурора, который обычно сам внушал присутствующим страх, даже если они и не были ни в чем виноваты.
      Итак, суд присяжных вошел среди гробовой тишины в зал заседаний и занял свои места на специально огороженном месте. Вперед вышла молодая симпатичная женщина и, когда председатель задал ей традиционный вопрос о том, что решили присяжные, произнесла, глядя перед собой широко раскрытыми глазами:
      -- Не виновен!
      Это было как гром среди ясного неба! Мне показалось, что на мгновенье померк дневной свет, и я оглох на несколько секунд.
      -- Не виновен! -- прокатилось по всем рядам. "Невиновен!" -- повторил я про себя. Зал со всеми людьми, со скамейками и с барьерами, с окнами, с потолками, со столом председателя и с самим председателем, с прокурором и с адвокатом, и вместе со мной -- куда-то накренился, все здание повело вбок, и я схватился за перегородку, чтобы не упасть.
      "НЕ ВИНОВЕН!" -- отдавалось звонко в моей голове.
      Произошло движение в рядах, я наблюдал происходящее словно во сне, или -- сквозь толщу воды, -- внезапно я поглупел и обессилел, я не до конца понимал, что со мной происходит и где я нахожусь. Видел, как встали с передних скамеек репортеры и двинулись, с микрофонами наперевес, в мою сторону. Но тут поднялся во весь свой рост председатель и что-то прокричал громовым голосом, -- репортеры, испугавшись, повернули назад. Председатель посмотрел огненными глазами на меня. Рот его раскрылся, из него вырвались какие-то звуки. Я стоял и ничего не мог понять. Рот снова раскрылся, и снова до моих ушей долетели слова, смысл которых я никак не мог принять в себя.
      В этот миг ко мне подошел адвокат, защищавший меня до конца и несмотря ни на что. Взял осторожно за руку, приблизил лицо, и я скорее угадал, чем услышал, чего от меня добиваются.
      "Согласны ли вы с решением суда? -- проговорили его губы. -- Согласны ли вы?"
      Я смотрел на него с неизъяснимым блаженством.
      "Согласен ли я? Согласен ли?!.."
      О да, конечно! Конечно я согласен! Конечно, конечно согласен! И набрав в легкие побольше воздуха, расправив плечи и подняв голову, чтобы слышали все, я крикнул в сияющую высоту:
      -- Я СОГЛАСЕН!
      И в ту же секунду весь зал вместе с окнами и со скамейками, со столами и стульями, с охранниками, с председателем и его секретарем, с присяжными заседателями, с прокурором и с адвокатом, и вместе со всем миром, что глядел на меня через мутное окно -- исчез! И я оказался в месте ином...