Война в Кедровой долине

Если в этих низинах попасть в песчаную бурю, то пиши пропало — больше о тебе никогда не услышат. Но попадать туда не обязательно. Во всяком случае, — добавил он, — припасов на первое время у нас достаточно.

— Я знавал этого Гэддиса, да и Содермана тоже. Они мне никогда не нравились, — сказал Парсон. — А Содерман, тот вообще хуже всех.

— Послушай, Парсон, — заговорил Килкенни, — теперь, когда мы показали, что есть дорога через пустыню, они могут напасть на нас и на этом пути. Надо быть настороже.

— Хорошо б они попытались это сделать, — угрюмо ответил Парсон. — Я бы очень хотел!

Килкенни долго не мог заснуть. Он ворочался и, думая о Быке Тернере, медленно сжимал и разжимал ладони. Боль уже ушла, руки были в порядке. Вдруг он сел, обхватив руками колени. Уж этот Тернер… Он определенно силен, и ловок, и крут, и все же ему наверняка случалось совать обе ноги в одну штанину, как и любому другому.

Значит, живот и сердце. Как там говорил Джем Мейс? «Бей туда, где жизнь, сынок. Пониже. Не важно, какие они крутые, бей в брюхо, и они сломаются».

Что ж, может быть, и так. Может быть.

Некоторое время Килкенни лежал на спине и смотрел на звезды, запутавшиеся в сосновых ветвях. Когда он снова открыл глаза, было светло, и звезды уже исчезли. Запах сосен мешался с запахами кофе и жареного бекона.

Взглянув в сторону дома, он увидел Сола.

Долговязый парень стоял перед домом, безвольно опустив руки. Он ничего не делал, просто стоял и смотрел. Заметив Килкенни, он произнес:

— Лидж умер. Отошел этой ночью. С ним все время сидела Салли, и Куинс тоже. Он был в сознании.

— Проклятье! Сол, я сожалею…

— Он лежал тихо-тихо, — сказал появившийся из дома Куинс. — Потом взял меня за руку и сказал: «Не оставляй их, парень!» — и отлетел. Тихо и просто.

— Теперь кровь брызнет аж до самой Луны, — мрачно проговорил Сол. — И это будет кровь Хейла!

К ним присоединился О'Хара.

— Всю прошлую ночь, — сказал он, — я мотался туда-обратно. Поехал в Седар, за врачом, но он ни за что не захотел поехать с нами и поднял такой шум, что мы едва унесли ноги.

— Мы это запомним, — сказал Килкенни.

О'Хара печально покачал головой.

— Килкенни, а что, если мы проиграем? Они всех нас выметут отсюда. Даже если мы поговорим с теми людьми из столицы штата, чем они смогут нам помочь?

— Они могут положить этому конец, О'Хара. Но не беспокойся раньше времени. Мы выиграем.

— А если они не станут нас слушать? Ведь Хейл будет их развлекать. Он ловкий парень, знает, как обходиться с такими людьми.

— Если они нас не послушают, О'Хара, обещаю тебе: я отправлюсь в Седар со своими револьверами и не вернусь, пока хоть один из них останется в живых. Я много раз видел, как умирают люди, и не только хорошие люди, но пусть бы все они остались в живых, кроме одного человека, который совершенно безнадежен. Лично я убежден, что за спиной отца стоит Малыш и подталкивает его.

Мне жаль их. Мне жаль Лиджа — ведь он, сам раненый, заботился о Хайте. Ему не было и семнадцати, но немногие из взрослых мужчин могли равняться с ним.

— Когда ты туда поедешь, Килкенни, — вдруг сказал Парсон, — я отправлюсь с тобой.

— Нет, оставайся здесь. В конце концов не так важно, что случится со мной, но ты должен остаться, чтобы мы победили, как бы ни повернулись дела. Я хочу, чтобы ваши дома стояли в этих лугах, Парсон, а для этого здесь нужен ты или кто-то вроде тебя. А со мной будь что будет. Каждый, кто пользуется револьвером столько, сколько я, живет как бы взаймы. Не там, так в другом месте долг придется отдать.

Только дурак думает, что будет жить вечно, будто заколдованный. И ему ничего не втолкуешь, пока он не ткнется носом в пыль, отдавая Богу душу. Человек, для которого револьвер становится образом жизни, обречен.

Несколько дней стояла тишина. Килкенни убирал кукурузу, помогал чинить заборы, рубил дрова и был постоянно в делах. Несколько раз он забирался на вершину близлежащей скалы и осматривал окрестности. Два дня подряд он непрерывно занимался заготовкой дров и все время размышлял о Тернере.

Мейс был думающим борцом, и его уроки многое дали Килкенни. Сейчас он прокручивал в голове все, что помнил о Быке: как он держит руки, как переступает ногами, атакуя и отступая, как готовится к удару. Он вспоминал, как Тернер бьет с правой и с левой, как реагирует на полученный удар, как блокирует удар и как уходит от него.

У каждого боксера вырабатываются подсознательные привычки. Уже отработанные приемы защиты или атаки даются легче, поэтому он использует их чаще, даже если ему известны и другие методы. Хороший боксер, зная, что борьба будет долгой, изучает своего противника, испытывает его реакцию на различные удары, выведывает его приемы. Только после этого формирует свою собственную тактику.

Килкенни понимал, что продержаться против Тернера достаточно долго — чтобы получить шанс поговорить с Халлораном, — он может лишь, если будет мыслить быстрее, точнее и эффективнее противника. У него было то преимущество, что он много знал о Тернере, тогда как Тернер ничего или почти ничего не знал о нем. И хотя Тернер, без сомнения, услышит о его схватке с Хейлом, он оставит ее без внимания: ведь Хейл — не профессионал, его стиль груб и прямолинеен, без большого мастерства.

Из Седара вестей не было. Хотя там, очевидно, уже узнали о том, что произошло в Блейзере.

На третий день после их возвращения из Блейзера Сол привез листок, снятый с дерева. Там объявлялось о решающем матче Тернер — Сэндовал по лондонским правилам борьбы, с призовым фондом в тысячу долларов золотом.

— За такие деньги я бы и сам подрался, — прокомментировал Джесс.

— Видишь ли, — язвительно отозвался Барт, — чтобы получить деньги, надо сперва победить. Они дерутся по принципу «победитель получает все».

— А проигравший, значит, ничего?

— А проигравший получает синяки, — наставительно заметил Барт.

— И иногда победитель или тот, кто за ним стоит, хочет оставить весь призовой фонд себе, — пояснил Килкенни.

— Но если с Тернером дерется этот Сэндовал, то как же ты намерен попасть на ринг?

Килкенни пожал плечами.

— У меня есть предчувствие, что в последнюю минуту Сэндовал не явится и устроителям матча срочно потребуется замена. — Он взглянул на Ма и улыбнулся. — Друзья могут быть очень полезны.

— У тебя кишка крепче моей, — вздохнул О'Хара. — Этот Тернер — сущий тигр на ринге. У меня где-то лежит «Полицейский листок» с его портретом.

И в этот момент Килкенни почему-то вспомнил о Кэйне Брокмэне.

В тот отчаянный день в Техасе, в краю Живого Дуба, он убил Эйбела Брокмэна, а Кэйн был сброшен с лошади и потерял сознание. Через некоторое время он послал Кэйна в нокдаун в тяжелом, изнурительном бою в придорожной харчевне. Кэйн поклялся убить его, а теперь он направляется в Седар… Возможно, уже там.

Когда настала ночь, Килкенни оседлал поджарого вороного мерина и выехал из Хэтфилд-Кап. Он хотел повидать Риту. Пока он ехал, размышляя под стук копыт, он пришел к выводу, что никакого резона ехать к ней у него не было, кроме горячего желания увидеть ее. Он не имел права рисковать зазря своей жизнью, потому что от него зависели жизни очень многих людей. Но ему хотелось повидать Риту. Кроме того, неплохо было бы составить впечатление о том, что происходит в городе.

Он ехал быстро, застоявшийся черный конь радовался дороге. Это, конечно, не Бак, но вполне хороший конь для ночной работы, выбранный по этому самому признаку во время ночных дежурств у стада. Некоторые лошади подходят для ночной работы, а некоторые нет. Но этот вороной был, казалось, рожден для ночи. В придачу у него была хорошая резвость, и шел он пока не в полную силу.

Когда Килкенни подъехал к окраине Седара, было уже довольно поздно. Мысли его перепрыгнули на Лезерса, которого он извлек когда-то из глубокого сна, и на Дэна Купера, крутого стрелка-ковбоя, который охранял его лавку. Купер неплохой человек, ставший по ошибке не на ту сторону, зато сам Лезерс всегда принимал сторону победителя и не признавал иной верности, кроме верности своим собственным интересам.

Оставив коня под деревьями в тени пустого дома возле «Хрустального дворца», Килкенни некоторое время изучал взглядом «Дворец», прислушиваясь к звукам ночи, чтобы в случае чего заранее заметить опасность.

Затем, бесшумный, как призрак, он двинулся по задам домов к заветной двери. Она была заперта.

Перед ним шевелилась на ветру занавеска, значит, окно открыто. Он постоял под ним, прислушиваясь. Он слышал внутри ровное мужское дыхание, однако другого пути не было. Поколебавшись лишь одно мгновение, он перекинул ногу через подоконник и нырнул внутрь.

Подтянув другую ногу, он выпрямился, и в тот же миг его схватили сзади. Чья-то сильная рука сжала его горло и принялась душить. Он рванулся вперед, преодолевая смертную боль, захлестнувшую отчаянием его мозг, и наклонился, оторвав противника от пола. Вдруг хватка ослабла, и он почувствовал, как чья-то рука скользнула по его боку и дотронулась до рукоятки одного револьвера, потом другого.

— Прошу прощения, сеньор, — услышал он шепот. — Я не знал, что это вы.

— Бриго!

— Si note 2. Я не узнал вас, сеньор, но когда вы оторвали меня от пола… только вы один можете это сделать. А потом я узнал ваши револьверы, я их хорошо запомнил.

— Сеньорита здесь?

— Si. Как хорошо, сеньор, что вы пришли. Я боюсь за нее. Этот Хейл не дает ей проходу! И Малыш, его отродье, тоже ее домогается. Я боюсь. В один прекрасный день они за ней явятся, я точно вам говорю. А я всего один, сеньор.

В голосе великана слышалось искреннее беспокойство, и Килкенни знал, что он беспокоится не о себе. Забота о Рите Риордан была его символом веры.

— Я постоянно вижу этих двух типов, Данна и Рейвица. Они за мной следят. Скоро они попытаются убить меня. Мне кажется, это младший Хейл приказал им прикончить меня.

Сеньорита не велела мне ничего делать, пока они не начнут сами. Но сил моих нет больше ждать. Вдвоем они могут убить меня или покалечить, и тогда она останется одна… я должен сам пойти и выследить их… я их тихо прирежу, сеньор. — Он помолчал. — Вы человек действия, сеньор. Скажите, что надо делать.

— Терпи и жди, сколько сможешь. А потом делай то, что должно. Я знаю, ты не станешь убивать без причины, Джейм. Не рассчитывай, что сеньорита прикажет тебе. Она этого не сделает, даже если поймет, что другого выхода нет, — сердце не позволит ей так поступить.

Мы с тобой знаем ее сердце, Джейм, но вокруг столько бессердечных мужчин. Они ни перед чем не остановятся. И Малыш один из них. Когда придет время — делай то, что надо делать.

— Хорошо, сеньор. Не угодно ли вам пройти со мной?

Килкенни прошел следом за Бриго через залу. Великан тихонько постучал в дверь, и тут же послышался голос:

— Это ты, Бриго?

— Si. Здесь сеньор.

Дверь стремительно распахнулась, и Джейм Бриго, отступив, растворился в темноте залы. Килкенни шагнул через порог.

Он услышал шорох задергиваемых штор, потом чирканье спички. Загорелась свеча. В комнате были лампы Тиффани, но Рита предпочла свечу: она легче, ее быстрее зажигать и удобнее переносить.

Черные волосы Риты рассыпались по плечам, закрыв полспины. Он видел, как вздымается ее грудь под тонким полотном рубашки.

— Килкенни? Что случилось?

При звуке ее низкого голоса все его мышцы затрепетали, ему пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы тут же не заключить ее в объятия.

— Я должен был повидать тебя. У тебя все в порядке?

— Он сказал: после праздника я должна принять решение. А потом — либо придется выходить за него, либо пытаться как-то бежать. — Она поставила свечу. — Лэнс, признаться, у него нет никаких сомнений. Он не понимает, как может женщина не стремиться выйти за него замуж, а тем более такая, как я… которая содержит салун.

— На этом празднике просто весь свет клином сошелся. — Килкенни коротко и бесстрастно рассказал о последних событиях, о переезде через пустыню, о стычке в Блейзере и засаде на дороге. О смерти Миллера, Содермана и Гэддиса, а также о Лидже и прочих. — Он совершил самую большую ошибку в своей жизни, — добавил Килкенни, — хотя сам пока об этом не знает. Хейл попал в очень непростое положение.

Тут он наконец сдернул свою шляпу.

— Извини, я задумался. — Потом он спросил: — Он что-нибудь говорил о Блейзере?

— После твоего рассказа я думаю, ему не все известно об этих событиях. Он сказал как-то, что вы попытаетесь проникнуть в Блейзер, но что это совершенно невозможно. Он разработал какой-то план и очень им доволен.

— Я буду драться с Тернером, — произнес Килкенни.

— Знаю.

— То есть, если не явится Сэндовал.

— Я говорила с миссис Хэтфилд. Можешь быть уверен — он не явится. Я слышала, у него есть девушка в Сан-Франциско, так что он получил билет до Сан-Франциско и уведомление, что здесь будет заварушка со стрельбой и что даже если он победит, то не обязательно получит свой выигрыш. Он предпочел уехать, но Король Билл пока об этом не знает.

— И что же он будет делать?

— О, он будет в ярости. Этот матч — основное событие празднества, ему так хочется подружиться с Халлораном. Я не все знаю, конечно, но, по-моему, Хейл встревожен новыми правилами территориального управления.

Килкенни кивнул.

— Рита, я ничего не знаю ни об этих новых правилах, ни о его планах насчет Халлорана, но я точно знаю, стоит мне поговорить с Халлораном — и Хейлу конец. Все очень просто. Вот почему я и должен с ним поговорить, вот почему я лезу на ринг — чтобы оказаться к нему поближе.

— Хорошо, — просто сказала она, — когда станет известно, что Сэндовал не появится, я предложу тебя. Думаю, он согласится. — Она заглянула ему в глаза. — Лэнс, а ты уверен, что хочешь встретиться с Тернером? Я видела его. Он сейчас тут, в городе, усердно тренируется. Я видела, как он гнет пальцами серебряные доллары, а однажды за ужином он присел на корточки возле накрытого стола, взялся зубами за край столешницы и приподнял его над полом со всей посудой и едой.

— Да, без сомнения, он очень силен. В этом я не сомневаюсь. И дерется отлично. Но я должен поговорить с Халлораном, а единственный мой шанс — выйти на ринг. Я должен убедить его, что мы не преступники. У меня есть один аргумент, о котором Хейл еще ничего не знает, я скажу об этом самому Халлорану.

— Бриго говорит, что ты победишь.

— Вот как? — Килкенни в первый раз серьезно задумался о победе. У великана почти звериное чутье относительно боевых способностей людей. Сам свирепый и безжалостный, он долго жил в стране, где жизнь мужчины полностью зависит от его силы и храбрости.

— Рита, если будет возможность, шепни словечко Халлорану.

— Не будет. Уж об этом Хейл позаботится. Он не доверяет никому, кроме Малыша. Но если возникнет хоть малейшая возможность, я скажу.

Он повернулся и положил ладонь на ручку двери.

— Рита, когда все кончится, я вернусь за тобой. Я и так слишком долго медлил.

— Я буду ждать. — Ее глаза светились в полумраке. — Я пойду за тобой всюду, куда ты хочешь. Я давно сделала свой выбор, Лэнс, еще в Техасе.

Килкенни выскользнул из дома и вернулся к своему коню. Вороной нетерпеливо переступал на месте. Но Килкенни, сев верхом, не поехал обратной дорогой, а направился по главной улице. Нужно увидеть ринг и места для зрителей.

Ринг имел диаметр двадцать четыре фута. С одной стороны, там, где после обеда будет тень, оборудовали ложу с несколькими стульями, задрапировав ее материей. Несомненно, здесь и будет сидеть Хейл с Малышом и гостями. Император смотрит бой гладиаторов. Килкенни усмехнулся.

— И наблюдает собственное крушение, — добавил он вслух.

Послышались тихие шаги, и Лэнс резко обернулся. Револьвер уже был у него в правой руке.

— Все в порядке, Килкенни. — Из тени возле ринга выступил человек. — Я Дэн Купер.

— Откуда ты меня знаешь?

Купер хмыкнул.

— Лицо-то я вспомнил сразу, в первый же день, только вот никак не мог вспомнить имени. А сейчас вспомнил. Хейл взбесится, когда услышит.

— Ты хороший парень, Купер, — сказал Килкенни, — но оказался не на той стороне.

— Я держусь при победителе. Не мне судить, кто прав, кто виноват. А для наемного стрелка та сторона лучше, которая побеждает.

— А совесть, Купер? — вкрадчиво спросил Килкенни. — Дик Моффит был отличным парнем, и Тот Уилсон тоже, и Лидж Хэтфилд, и Джоди Миллер.

— Лидж умер? — быстро переспросил Купер. — Проклятье! Я так надеялся, что он выкарабкается. Хейлы всегда Хэтфилдов в грош не ставили, но я-то знаю эту горную породу. Теперь им придется перебить всех до единого или помереть самим.

— А почему ты не выстрелил в меня, Купер?

— Из темноты? Это не по мне. Во всяком случае, я не тот, кто мечтает тебя убить. Когда-нибудь кто-нибудь это сделает и станет «тем, кто убил Килкенни», и каждый хмырь с револьвером в этом краю сочтет своим долгом помериться с ним силами. — Дэн Купер подошел поближе. — Килкенни, в городе говорят — так, слухи бродят, — что Сэндовал не явится на матч и что с Тернером будешь драться ты.

— Надо же какие сплетни! И откуда что берется?

— Это факт, Килкенни. Но ни один не смеет сказать это Королю Биллу. — Купер положил руку на шею вороному. — Такова королевская доля: все узнавать последним.

— А что еще говорят в городе?

— Я слышал сегодня, что в горах был бой, народу убито — пропасть. Ты что-нибудь об этом знаешь, Килкенни?

— Мы послали пару фургонов в Блейзер. Их пытались остановить, но они прорвались и вернулись.

— Вот оно как… А мы слышали только, что Лидж Хэтфилд ранен, и никаких подробностей. Тот, кто это затеял, не торопится докладывать Хейлу.

— Содерман затеял, но он уже никому ничего не доложит. Как и Гэддис.

— Гэддису туда и дорога, но Содерман? Я-то считал, ему хватит мозгов, чтобы не дать убить себя.

— И еще я выдал подорожную Раю Питкину, — сказал Килкенни, — я думаю, он уже уехал.

— Чтоб я помер! И ваши фургоны прорвались?

— Купер, послушай доброго совета. Седлай коня и сматывайся отсюда. И никогда не возвращайся. С Хейлом покончено.

— С Хейлом? — Купер покачал головой. — Да разве это его остановит? Даже твое имя не сработает. У него деньги, у него власть…

— Уже нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Дэн, иногда человек так раздувает собственное «я», что не замечает других людей. Любой, кто имеет меньше, чем он, — никто, его можно отбросить в сторону. Вот Хейл на днях и отбросил одного человека, и теперь этот человек будет его преследовать до конца жизни. Я приложу свои силы, чтобы притормозить Хейла, но он погубил себя сам, когда его наемник убил Джоди Миллера.

— Джоди Миллера? Фермера? — Купер был озадачен. — Я этого не понимаю.

Килкенни повернулся к своему коню.

— Дэн, в общем, я все сказал. Седлай и езжай — побыстрее и подальше.

— Нет, я останусь. Уж очень мне охота посмотреть этот матч. Если ты положишь Тернера, я не прощу себе, что пропустил такое зрелище. Но я тебя не завидую. В этом типе не осталось уже ничего человеческого. Он жрет за троих, а мускулы какие — видел? У него мускулы на мускулы наросли!

Килкенни тронул коня.

— На тебя в городе ставят всего двое, Килкенни.

Лэнс натянул поводья.

— Кто же?

— Один здоровенный ганмен и Кэйн Брокмэн.

— Брокмэн? — Килкенни не смог скрыть удивления.

— Он говорит, что убьет тебя, но не раньше, чем ты побьешь Тернера. Он сказал Тернеру прямо в лицо: если вы будете драться, ты ему всыпешь. — Дэн Купер потрогал пояс. — Езжай-ка ты лучше, Килкенни. Скоро придет мой сменщик, а он, возможно, сочтет, что получить пять тысяч долларов лучше, чем посмотреть любой матч.

— Пять тысяч?

— Ну да, за тебя — живого или мертвого. Негласно, конечно. Хотя Малышу это не нравится. Он сам хочет убить тебя.

— Пока, Дэн.

— Адиос! Остерегайся Малыша. Он шустрее гремучей змеи.

Килкенни выехал из города и направился к холмам. Он не держался тропы, а выбирал в лунном свете склоны холмов и Русла ручьев. Перед рассветом он укрылся в ложбинке меж холмов, которую присмотрел во время охоты, и проспал до полудня.

Проснувшись, Килкенни снова вскарабкался в седло. Значит, Кэйн Брокмэн ставит на него. По дороге он вновь пережил тот горький, кровавый полдень в старой харчевне, где он побил Кэйна. Здоровенное тело Кэйна казалось совершенно нечувствительным к ударам его кулаков, но в конце концов Килкенни положил его.

Он выбрал кружной путь и прибыл в Кап уже к вечеру. Парсон и Куинс ждали его.

Он рассказал им о результатах своей поездки и о разговоре с Дэном Купером.

— Ты точно решил драться с Тернером?

— Это наш единственный шанс добраться до Халлорана. Если мне удастся с ним поговорить, то мы, считай, победили. Халлоран организует полномасштабное расследование всего, что здесь происходит.

— Ты думаешь, он станет нас слушать? Халлоран то есть?

— Станет. Он выслушает меня, причем с полным вниманием, ручаюсь вам.

— А что, если Тернер вышибет из тебя дух раньше, чем ты успеешь поговорить с Халлораном?

— Это тоже нельзя исключать, но я передумал. Я собирался драться только до тех пор, пока не получу возможности поговорить. А теперь я намерен победить.

Парсон покачал головой и сплюнул.

— Меня не борьба ваша волнует. Если Господу будет угодно, чтобы ты победил, то ты победишь. Меня волнует, что будет потом. Победишь ты или нет — думаешь, Хейл позволит тебе уехать восвояси?

Глава 16

В маленьком алькове игральной залы, за прелестным карточным столом Рита Риордан развлекала Короля Билла Хейла, Малыша, Уоллеса и Халлорана. Неожиданно вошел Джон Бартлет.

— Могу я поговорить с вами, мистер Хейл?

— Джон? Разумеется! Входи, садись. Джентльмены, это Джон Бартлет, менеджер нашего знаменитого борца, Быка Тернера.

Он повернулся к Рите.

— Извините, Рита. Мистер Бартлет — Рита Риордан.

— Мы уже встречались, — сказал Бартлет. — Я имел счастье…

Это был крупный рыжеволосый человек с цветущим лицом и спокойными манерами, но сейчас он был встревожен.

— Мистер Хейл, я только что узнал: Сэндовал не явится на матч. Он уехал в Сан-Франциско!

— Что?! — взревел Хейл. — Но это же… — Он внезапно замолчал.

— Значит, матча не будет? — спросил Халлоран. — А я так хотел посмотреть этот бой.

— Я изо всех сил старался найти замену, но тут на целые мили — никого. Есть один старатель, в Батте, но про него никто ничего толком не знает, да и ехать туда — потребуется несколько дней.

Хейл наклонился к Бартлету через стол.

— Джон, придумай что-нибудь! Можно взять пару свежих упряжек и привезти его.

— Джон С. Хинан в Нью-Йорке. Том Сэйерс сейчас плывет обратно в Англию. Нет никого, кто бы мог продержаться против Быка Тернера!

— А может, и есть, — тихо вставила Рита.

Хейл или не слышал, или игнорировал ее реплику.

— А этот золотоискатель, про которого ты говорил, — он умеет драться?

— На самом деле… нет. Он здоров, силен, но и все. Я сомневаюсь, продержится ли он хоть один раунд.

Халлоран повернулся к Рите.

— Вы кого-то знаете?

— Его знает и мистер Хейл, да и все здесь тоже. Он не профессионал, но очень хороший борец.

— В чем дело, Хейл? — подал голос Уоллес. — В конце концов, вы обещали нам матч!

Хейл колебался, в разговор вмешался Малыш.

— Тернер сделает из него отбивную, но я не прочь на это посмотреть.

— Но Трент не профессионал, — запротестовал Хейл.

— А если он хорошо дерется? — настаивал Уоллес.

— В городе уже пошли всякие разговоры, — тихо вставила Рита. — К примеру, этот вновь прибывший, Кэйн Брокмэн, считает, что Трент может побить Тернера.

— А что это за Брокмэн? Он здесь? — спросил Бартлет.

— Вон тот рослый человек возле стойки… со сломанным носом, в красном жилете. Это и есть Брокмэн.

— Может, поговорить с этим Трентом, мистер Хейл? В конце концов эта поездка стоила мне немалых денег. Если есть шанс не отменять матч, его нужно использовать, — настаивал Бартлет.

— Этот человек вне закона! — раздраженно бросил Хейл. — Он из той шайки горцев, о которой я вам рассказывал. Я ничего о нем не знаю и знать не хочу.

Бартлет поднялся из-за стола и подошел к Кэйну Брокмэну. Через минуту он вернулся вместе с ним.

— Вы знаете человека по имени Трент? — спросил его Бартлет.

— Да, знаю.

— Мы хотим знать о нем только одно, — требовательно сказал Халлоран, — умеет ли он драться?

— Если вас интересует, побьет ли он Тернера, то я лично ставлю на него пять сотен долларов. — Кэйн уперся кулачищами в стол. — Я приехал сюда, чтобы убить его, и я это сделаю. Но драться он умеет. До него никто никогда не мог положить меня. Я дрался бессчетное количество раз с лесорубами, дорожниками — со всеми. И укладывал всех. Этот ваш Трент весит меньше двух сотен фунтов. Во мне полных двести шестьдесят. Я его на четыре дюйма выше, но он положил меня.

— Чего же еще надо? — пожала плечами Рита. — Вам нужен борец, и вот вам борец. Какая разница, мистер Хейл, сбежит он из города до матча или после него?

Хейл все еще колебался, Уоллес с любопытством взглянул на Кэйна.

— Вы сказали, что хотите убить его. За что же?

— Он убил моего брата Эйбела. Застрелил насмерть.

— Во время драки?

— Это была честная драка, если вы это имеете в виду. И я тоже убью его в честной драке.

— Ну так как же, Хейл? — обратился Халлоран. — Берем мы этого человека или нет?

Джон Бартлет замер, ожидая ответа Хейла. Королю Биллу Хейлу эта идея явно не нравилась. Он тоже не прочь посмотреть, как будут избивать Трента, причем избивать на совесть, но он не желал видеть этого человека в городе, не желал, чтобы его узнавали, называли по имени и вообще обращали на него внимание. Он желал ему смерти. И в то же время он ведь пригласил сюда этих уважаемых людей посмотреть борьбу и выписал Джона Бартлета с его монстром.

— Я не знаю, как с ним договариваться, — наконец произнес он. — Эта горная шайка не признает никаких законов.

— Я могу послать за ним своего Бриго. Он — нейтральная сторона.

Король Билл был раздосадован. Почему бы ей не помолчать? И Малышу тоже.

— Ладно, — проворчал он. — Если его уговорят, я не против.

— Очень любопытно взглянуть на этого человека, — сказал Уоллес. — Должно быть, он незаурядный борец.

— Тернер убьет его, — раздраженно бросил Хейл.

Кейн Брокмэн пошевелил рукой в кармане.

— Что ставите?

Хейл метнул на Брокмэна яростный взгляд, но Кэйн и ухом не повел.

— Я не из вашей команды, мистер Хейл, и в ближайшее время снова отсюда уеду. Я ставлю на Трента пятьсот долларов.

Уоллес искоса посмотрел на Риту.

— Да у вас тут игорный дом! А какие ставки предложите вы?

— Мы не будем принимать ставки на этот матч, — ответила она. — Хотя было бы неплохо устроить тотализатор. Тернер — опытный профессионал, побивший многих лучших борцов. Трент — в лучшем случае любитель. Тернер тяжелее его по меньшей мере на тридцать фунтов. При таком раскладе ставки должны быть примерно десять к одному, но я бы сказала — четыре к одному.

— Звучит вполне правдоподобно, — согласился Халлоран.

— Ставлю пятьсот долларов на этих условиях, — сказал Брокмэн. — Пять сотен золотых.

— Принимаю! — воскликнул Малыш.

Рита Риордан повернулась к Брокмэну.

— Не попросите ли вы Прайса подойти сюда? Он зарегистрирует пари, и мы примем ваши ставки.

Хейл повернулся ко всем спиной и наполнил стакан. Он был весьма раздосадован. Матч — не матч, но меньше всего на свете ему хотелось бы, чтобы этот Трент появился в городе. Однако он опасался протестовать в присутствии Халлорана и Уоллеса — слишком уж он в них заинтересован. Если бы ему удалось заставить окружные власти ратифицировать его право на землю, на которую он претендовал, многие его проблемы были бы решены. Пока дело дойдет до дальнейших обсуждений, он сможет наложить руку и на остальные заявки, а потом, возможно, выкупить их.

Это край диких, необработанных пастбищ, кругом лежат миллионы акров никем не востребованной земли. Она разными путями попадает в руки различных людей, в суде им будет трудно подтвердить свое право на эту землю, но пока что они ею владеют. При нынешнем положении дел со скотом и нынешних ценах на мясо в лагерях горняков можно за три-четыре года удвоить и даже утроить свое состояние.

Халлоран выпрямился на стуле и откусил кончик сигары.

— Что ж, одной заботой меньше! По крайней мере матч состоится. Нам повезло, Хейл, что этот человек оказался под рукой. — Он снова взглянул на Хейла. — Но вы его, похоже, не любите?

— Да, не люблю, — без всякого выражения откликнулся Хейл.

Еще до зари в Седар начали стекаться толпы народа: горняки из Силвер-Сити, целый отряд из Маунтин-Сити и даже из Флоренса. Они разбивали лагеря на окраинах, заполняли гостиницы, наводняли бары. Золотоискатели покинули свои поселки. Развлечения были редки в их жизни, поэтому они под любым предлогом старались выбраться в город и спустить пары.

В городе бурлили разговоры. Тернер был известен, Трент — нет. Ставки повышались, и Джейм Бриго поставил свои деньги на условии шесть к одному.

Насколько Лэнсу было известно, всего три, максимум четыре человека в городе знали его под именем Килкенни. Это ему на руку.

Он знал, что делать. Знал, что, когда он заговорит с Халлораном, тот будет внимательно слушать. У Лэнса есть что сказать ему и привлечь его внимание.

Килкенни въехал в город, когда солнце стояло уже высоко. Перед этим он больше часа пролежал на холме, рассматривая бурлящий город в бинокль. Он был уверен: сегодня Король Билл постарается избежать неприятностей. Кругом слишком много гостей, слишком много людей, не подвластных ему. Он будет стремиться произвести впечатление честного, открытого человека.