Сэкетты (№15) - Гора сокровищ

Девушка улыбнулась:

— Вы что, всегда ездите верхом?

— Без лошади человек не обойдется даже на собственных похоронах, мэм. Вы знаете историю, как хоронили Эба Фарли? Его положили в красивый гроб, но представляете, что сделал его труп? Он выбрался из гроба, вскочил на лошадь и ехал на ней до самого кладбища, а там снова забрался в гроб и позволил похоронить себя с миром.

В этот момент из салуна напротив вышел человек. Это был массивный широкоплечий мужчина с такими огромными ручищами и ножищами, каких я в жизни своей не видел, и с широким плоским лицом. На нем были сапоги и совершенно невообразимая серая куртка и штаны, на талии красовался красный кушак.

— Это еще что за тип?

Официантка кинула быстрый взгляд на мужчину и тут же отвела глаза.

— Не подавайте виду, что заметили его. Это Хиппо Суон, известный задира. Когда-то он был надсмотрщиком на плантации Бастонов, пока у них были рабы. А сейчас болтается по салунам, где можно потанцевать.

Вернувшись в отель, я подошел к столу регистратора.

— Скажите, когда мой брат уезжал, он не оставил мне никакой записки? — спросил я.

— Видите ли, мистер Сэкетт, я в тот день не видел вашего брата. Он прислал посыльного за своим чемоданом.

— Посыльного? Без всякой записки?

— Ну что вы, мы никогда не отдаем вещи наших постояльцев без их письменного требования. Кстати, оно у нас сохранилось. — Клерк достал записку. Она была написана на листке бумаги, вырванном из блокнота, но почерк даже близко не напоминал каллиграфическое письмо моего брата.

Я открыл журнал регистрации посетителей на том месте, где расписался мой брат, и сравнил подписи. Они были сделаны разной рукой.

Лицо клерка вспыхнуло.

— Прошу прощения, сэр. Думаю, мне лучше позвать управляющего.

Глава 3

Вернувшись в свою комнату, я задумался. Оррин, без всякого сомнения, попал в беду, и причем нешуточную. Он никогда не искал неприятностей, а если с ним что-нибудь случалось, то благодаря своему красноречию он мог выпутаться из любой заварушки. И если Оррину не удалось это сделать на этот раз, значит ему попался действительно очень сильный противник.

Что же все-таки произошло? Оррин не вернулся в свою комнату, а вещи его кто-то забрал, воспользовавшись подложной запиской. Но тот, кто приходил за чемоданом Оррина, не знал, что в отеле остались его седло и винтовка — ведь люди, приезжающие в Новый Орлеан, редко привозят с собой оружие и седла.

Единственной зацепкой было имя женщины, с которой Оррин разговаривал в кофейной, — миссис Ла Круа, — имя, которое встречается не так уж редко.

Она обедала в ресторане отеля «Святой Карл», и Оррин помог ей выпутаться из какой-то беды. Да, это очень похоже на Оррина — ни один Сэкетт не останется в стороне, если рядом нуждается в помощи женщина. И я подумал, что мне лучше всего начать свои расспросы в ресторане отеля «Святой Карл».

Однако Оррина не было уже целых два дня… Это меня очень беспокоило.

Вполне вероятно, что Оррина, подобно многим другим, ограбили или даже убили. Та зацепка, на которую я возлагал свои надежды, возможно, ничего не даст — то, что произошло в ресторане, могло не иметь никаких последствий. Мне припомнилась разборка в порту, которая случилась несколько лет назад, когда мы с ребятами пригнали плоты в Новый Орлеан. Но с тех пор прошло столько времени, что о ней, скорее всего, уже никто не помнит. Тем не менее надо будет пройтись по танцевальным салунам — вдруг это что-нибудь даст.

Продолжая размышлять, я вдруг вспомнил. У меня же есть подруга, знаменитая сейчас личность среди обитателей нью-орлеанского дна. Впрочем, это и не удивительно — еще в молодости она отличалась неукротимым нравом, и пару раз я помог ей в крутых переделках. Сейчас Каменная Джексон превратилась, наверное, в красавицу с такой шикарной фигурой, о какой любая женщина может только мечтать, однако характер у нее, скорее всего, стал еще более жестким. Она ругалась, как самый последний грузчик в порту, воровала и убивала, но ей, наверное, известно все, что происходит на дне этого большого города, и, быть может, она не откажется рассказать мне, если ей что-нибудь известно.

В дверь кто-то постучал. Я вытащил кольт и засунул его за пояс, потом встал и открыл дверь.

Там стоял негр, которому я дал доллар и велел расспросить об Оррине.

— Мистер Сэкетт? — Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. — Я кое-что узнал о вашем брате, сэр.

Я полез в карман за вторым долларом, но негр остановил меня. Он сказал:

— У вашего брата случилась ссора с одним господином. Он обменялся парой фраз с мистером Бастоном, сэр.

— С Бастоном? Я где-то уже слышал это имя.

— Его зовут Андре, Андре Бастон, сэр. — Он произнес это так, будто я должен был знать, что за птица этот Андре Бастон. Но, увидев мое недоумение, негр добавил: — Андре Бастон считается у нас в Новом Орлеане самым опасным человеком, сэр. Он убил двенадцать человек, сэр… Вызывал их на дуэль и убивал; считают, что в обращении с револьвером, ножом и рапирой ему нет равных.

В других городах такая характеристика не сделала бы человеку чести, но Новый Орлеан — город в этом отношении не совсем обычный.

— Так что же случилось?

Негр коротко рассказал мне, что случилось в ресторане, но это мало что прояснило. Оррин и Андре обменялись несколькими, на мой взгляд, довольно безобидными фразами, и никто другой на месте Бастона не придал бы этим словам никакого значения.

— А кто те супруги, с которыми разговаривал Оррин? Их фамилия, случайно, не Ла Круа?

— Да, сэр, Ла Круа. Они хорошие люди, очень хорошие.

— А Бастоны?

Этот негр был красивым человеком лет пятидесяти, с большим чувством собственного достоинства и, несомненно, грамотный. Я видел, что ему неприятно сплетничать о людях, однако он не смог скрыть от меня своего отношения к Бастону. Я понял: он с симпатией относится к Ла Круа, а вот Бастоны вызывают у него неприязнь.

— Есть разные Бастоны, сэр. Некоторые из них — очень хорошие. Даже можно сказать, большинство из них — хорошие. Например, старый мистер Филип, сэр… До войны, сэр, я был его рабом. Он прекрасный человек, прекрасный.

— А Андре?

Негр поколебался, а потом ответил:

— Мистер Сэкетт, я не стал бы иметь с ним дело.

— Вы сказали, что он убил двенадцать человек.

— Я сказал, что он убил двенадцать человек на дуэлях, сэр. А ведь были еще и другие, которых он убил просто так, безо всяких формальностей.

То, что сообщил негр, не дало мне почти ничего. Оррин обменялся несколькими фразами с Бастоном, и они расстались. Если бы мне удалось поговорить с Ла Круа, я узнал бы, о чем шла речь, но надежда на то, что это прольет хоть какой-нибудь свет на исчезновение Оррина, была призрачной. У меня сложилось такое впечатление, что мой брат просто исчез из этого мира.

Два дня поисков и расспросов не дали ничего нового. Теперь Оррин отсутствовал уже четыре дня. И вдруг мне удалось найти супругов Ла Круа.

Когда меня провели в библиотеку, где сидели мистер и миссис Ла Круа, я увидел на их лицах нескрываемое удивление. Мистер Ла Круа быстро встал, но я заметил, что он немного смущен. Это был прекрасно выглядевший, но очень пожилой человек.

— Мистер Сэкетт? Прошу прощения, но я ожидал…

— Увидеть моего брата, да? Но Оррин выглядит получше меня.

— Так вы…

— Вильгельм Телль Сэкетт. Дело в том, что я пришел спросить вас, видели ли вы моего брата.

— Видели ли мы его? Конечно. Однажды он сидел за соседним с нами столиком в ресторане, и, я думаю, миссис Ла Круа встречалась с ним потом в кофейной.

— Да, встречалась. Это была случайная встреча, но я очень обрадовалась ей, поскольку мне хотелось еще раз поблагодарить вашего брата.

— А что случилось в тот вечер, сэр? Расскажите, если вы, конечно, не против. Видите ли, Оррин пропал и не появляется уже четыре дня.

Супруги обменялись взглядами, и я прочел в них страх.

— Если вы расскажете мне, что произошло тогда в ресторане, — сказал я, — может быть, мне удается отыскать след моего брата. Я слыхал, что в этом деле замешан Бастон, но что же все-таки произошло между ним и моим братом?

Супруги Ла Круа рассказали мне, как было дело, и вся эта история стала потихоньку проясняться. Только вот вопрос Оррина о том, что стало с Пьером, был мне совершенно непонятен. Я спросил супругов, почему Оррин задал этот вопрос, и они сказали мне, что он интересовался заявками на участки в горах Сан-Хуан. Да, так оно и есть — Оррин говорил мне, что будет объяснять свои расспросы именно этим. Он надеялся узнать таким образом имя человека, проводником которого был наш отец.

Видимо, Оррин упомянул имя этого Пьера преднамеренно, он любит такие штучки — ввернуть в разговоре, якобы случайно, чье-то имя и посмотреть, как будет реагировать собеседник. На этот раз он, кажется, попал в точку — Андре Бастон встревожился. Но с другой стороны, этот трюк мог стоить брату жизни — с такими людьми, как Бастон, лучше не шутить.

— А этот Андре Бастон — он был один?

— Нет, он сидел за соседним столиком со своей племянницей Фанни и племянником Полем.

— А кто такой этот Пьер?

— Пьер Бонтам, шурин Андре. Он отправился на Запад что-то искать. Пьер всегда был таким — только помани, и пойдет куда угодно, на край света. Говорят, его убили индейцы, там, в горах. А Андре вернулся.

И все-таки разговор с Ла Круа добавил очень мало к тому, что я уже знал. Оррин обменялся несколькими фразами с человеком, имеющим репутацию бретера, и одна из этих фраз, видимо, чем-то сильно напугала этого убийцу.

Я задал еще несколько вопросов супругам, и стал кое-что понимать: похоже, наш отец ушел в горы с этим самым Пьером Бонтамом, Андре Бастоном и другими. Правда, мне так и не удалось выяснить, кто были те другие и сколько их было.

Мы поговорили еще немного, потом я распрощался и, наняв экипаж, вернулся в отель. Выходя из экипажа, я заметил, что напротив отеля на бордюре стоит Хиппо Суон. И тут-то я вспомнил, где я впервые услышал имя Бастона, — официантка в кофейной сказала, что Хиппо в свое время работал у человека по имени Бастон.

Подойдя к двери, я кинул взгляд на Хиппо. Он собирался зажечь свою сигару, но держал спичку, как мне показалось, чуть выше, чем следовало. Что это? Условный сигнал? Но кому?

Впрочем, вполне вероятно, мне стало мерещиться то, чего на самом деле нет, но все-таки лучше перестраховаться, чем пострадать от своей беспечности. Подойдя к конторке, я спросил, не оставляли ли на мое имя каких-нибудь записок, и, услышав отрицательный ответ, двинулся в свою комнату.

В эту минуту я вспомнил, что окно в ней выходит как раз на улицу, и человек, стоящий у окна, без труда мог увидеть огонек спички, которую зажег Хиппо Суон. Резко повернувшись, я спустился по лестнице и подошел к конторке. Сидевший там обычно клерк куда-то отлучился, но рядом стоял уже знакомый мне негр.

— Скажите, а комната, смежная с моей, сейчас занята?

Негр справился со списком постояльцев.

— Нет, она пока свободна, сэр.

Я положил на стол серебряный доллар.

— Не могли бы вы дать мне на несколько минут ключ от этой комнаты?

Негр взглянул мне в глаза:

— Что вас беспокоит, мистер Сэкетт?

— Видите ли, я очень осторожный человек, и мне кажется, что одного пропавшего Сэкетта вполне достаточно. Если в моей комнате кто-то есть и этот кто-то ждет меня, он, наверняка, стоит за входной дверью.

— Вполне вероятно, сэр. — Негр бросил мне ключ, а за ним и доллар. — Хотите я позову полицейского, который служит в отеле, сэр?

— Спасибо, не надо.

Повернувшись к нему спиной, я стал подниматься по лестнице. Негр бросил мне вслед:

— Удачной охоты, сэр.

Я прошел на цыпочках по ковру, застилавшему коридор, и открыл дверь соседней комнаты. После этого я осторожно вставил ключ в замок двери, ведущей из этой комнаты в мою, стараясь не издать при этом ни звука. Затем подбежал к двери в мою собственную комнату, повертел ручку и, тихо выругавшись, пробормотал что-то о позабытом ключе.

Бросившись к двери, соединявшей наши номера, я резко распахнул ее.

Сквозь окно в мою комнату с улицы проникал свет, и я увидел силуэт мужчины, притаившегося у входной двери. Но тут перед моими глазами мелькнула тень, и я понял, что в моей комнате были двое.

Они пришли за мной — двое крупных мужчин, несомненно имеющих репутацию очень крутых. Они бросились ко мне с двух сторон. У меня был нож и кольт, но я не хотел стрелять, поскольку рядом и внизу постояльцы отеля уже спали. Я сделал шаг в комнату и, зацепив ногой стул, швырнул его в того, что нападал справа, а когда он упал, резко повернулся и угостил его товарища хорошим ударом.

Судя по той стремительности, с которой он на меня набросился, этот тип, по-видимому, считал себя неуязвимым. Она-то его и подвела — он со всего размаху налетел на мой кулак.

Раздался шлепок, а потом хруст — это захрустели под моим кулаком кости его носа. Нападавший упал, и я ударил его ногой в висок.

В эту минуту другой противник, в которого я запустил стулом, стал подниматься с пола, но я подскочил к нему и, приставив лезвие ножа к его горлу, как раз там, где проходит яремная вена, сказал:

— Мне-то все едино — прирезать тебя или отпустить. А ты как думаешь?

Он знал — достаточно мне чуть повернуть лезвие, и завтра же его прах засыплет земля, поэтому его не надо было долго убеждать. Он лежал не шевелясь.

— Ради Бога, мистер! Не убивайте меня! Я не хотел вам зла!

— Кто подослал вас ко мне?

— Я не…

Я нажал на лезвие ножа. Еще одно движение — и он превратится в покойника.

— Говори! Кто послал вас и что вам велели со мной сделать?

— Меня послал Суон Хиппо. Мы должны были убить вас, труп вынести черным ходом, а потом отвезти на болото и выбросить.

— Вставай. — Я отступил назад, давая ему возможность подняться. Мне было безразлично, кто из них начал первым, но этот свое получил. По шее у него стекала струйка крови, и это его сильно испугало. Он был только немного оцарапан, но думал, что сильно ранен, и от страха чуть не плакал.

— Забирай это. — Я показал ногой на его напарника. — И проваливай отсюда. В следующий раз, когда налетишь на Сэкетта, убедись сначала, что его руки не связаны.

Убийца попятился от меня.

— Я не виноват. Это все его рук дело. — Он показал на человека, распростертого на полу. — Его и Хиппо. Они все это затеяли.

Какое-то мгновение я молча смотрел на него, а потом сделал шаг вперед, держа перед собой нож лезвием вверх.

— Куда они его отвезли?

— На болота, — прошептал он, дрожа от страха. — В плавучий дом на берегу протоки. Но я не знаю, где он.

— Убирайся!

Убийца наклонился, с усилием поднял тело своего товарища и вышел. Закрыв за ним дверь, я зажег свет, а затем закрыл и запер дверь в смежную комнату. На лезвии моего ножа осталась кровь, и я тщательно вытер его.

В дверь тихонько постучали. Это был давешний негр.

— Я пришел за ключом, сэр. Надеюсь, вы закончили.

— Да, спасибо, уже закончил. Но, мне кажется, я сломал стул.

— Надеюсь, не только стул, — спокойно сказал негр и собрал обломки. — Стул можно заменить.

— Как вас зовут? — спросил я его, почувствовав неожиданное желание познакомиться поближе с этим человеком.

Негр не улыбнулся.

— Иуда, сэр. Иуда Прист.

— Спасибо вам, Иуда.

Негр повернулся, чтобы уйти.

— Их было двое, да? Неплохо вы поработали, сэр!

— А вы их видели?

— О да, сэр! Конечно! — Он опустил руку в карман и вытащил оттуда внушительных размеров латунный кастет. — Мы следим, чтобы у наших постояльцев не было неприятностей, сэр!

— Премного благодарен. Вот это, я понимаю, сервис. Наверное, мне стоит замолвить за вас словечко вашему начальству.

— Если не возражаете, сэр, я помогаю вам исключительно по собственной инициативе.

— Спасибо, Иуда…

Он закрыл за собой дверь, а я лег на кровать. Значит, они прячут Оррина в плавучем доме на берегу протоки. Слишком мало, чтобы начать действовать — в дельте Миссисипи десятки проток и несколько сотен плавучих домов.

Оррин, возможно, уже умер или умирает. Может быть, именно в эту минуту он отчаянно нуждается в помощи.

А я ничем не могу ему помочь…

Глава 4

Присев на краешек кровати, я задумался: что же мне теперь делать? Ясно одно — надо найти Оррина, и как можно скорее. У Бастонов не было причин оставлять его в живых, но я надеялся, что Оррин сумеет убедить их в обратном, а я тем временем сумею разыскать и спасти его.

И с чего это вдруг они решили убить моего брата? Впрочем, в наши дни людей часто убивают ни за что — все начинается с пустяковой размолвки, которая потом, неизвестно почему, перерастает в ссору не на жизнь, а на смерть. Наверное, в разговоре Оррин затронул что-то, что имело жизненно важный интерес для Бастона.

Я человек по натуре прямой, и мне очень трудно ориентироваться в хитросплетениях интриг — в таких ситуациях я обычно пасую. Я не хуже, а может быть и лучше других обращаюсь со всеми видами оружия, я силен как бык и непробиваем как скала, но когда дело касается всякого рода ловушек, тут я теряюсь. Я привык сражаться в честном бою.

Оррин приехал в Новый Орлеан, чтобы отыскать следы француза, с которым отправился в горы наш отец, зная, что шансов найти их очень мало. Однако, судя по всему, ему все-таки удалось кое-что разузнать. Ла Круа в разговоре с Оррином упомянули имя Пьера. После этого последовал разговор с Андре Бастоном, и Оррин, как никто другой умевший сказать нужное слово в нужное время, спросил его, что стало с Пьером? По-видимому, он затронул больное место Бастона.

Пьер не вернулся из экспедиции в горы, Андре тоже был в этой экспедиции, а раз ему не понравился вопрос о Пьере, значит, можно сделать вывод, что Андре либо бросил Пьера в бою и сбежал, либо обокрал его или… просто убил.

Но все это лишь догадки, а с ними можно уйти далеко. Люди часто придумывают теорию, которая объясняет все, и начинают подгонять под нее жизнь, пока в один прекрасный момент не выясняется, что теория-то была ложной. Только в этом никто никогда не признается.

Однако в моем случае все сходилось — наш отец отправился из Нового Орлеана в горы примерно в то же самое время, что и Пьер. Имя Сэкетт насторожило Андре, стоило ему только его услышать. А после того как Оррин представился ему как Сэкетт, да еще упомянул в разговоре Пьера, брат сразу же исчез.

Теперь мне нужно найти плавучий дом, куда Бастоны отвезли Оррина. Загадка не из легких, если учесть, что в дельте Миссисипи стоит не менее четырех или пяти сотен таких домов. Придется отправиться к своим друзьям на улицу Галлатэн, а оттуда — на заболоченные берега дельты. Я немного говорю по-испански, вернее, на мексиканском диалекте, и знаю несколько слов по-французски — кое-что я выучил в Луизиане, а кое-что на канадской границе. Мне понадобятся оба эти языка — ведь Новый Орлеан, прежде чем стать американским, почти сотню лет был франко-испанским городом, и люди, живущие по берегам рукавов, особенно рукава Теш, где обитают индейцы племени каюн, не знают никакого другого языка, кроме французского.

Перво-наперво нужно отыскать кого-нибудь, кто хорошо ориентируется в протоках, поэтому лучше всего отправиться туда, где люди знают то, что недоступно обычному горожанину. Когда-то у меня были друзья. Однако кто-то сказал мне, что Каменная Джексон попала в тюрьму.

У Каменной Джексон был ужасно скандальный характер, она то и дело попадала во всякие передряги. Несколько лет назад она связалась с человеком по имени Миллер, у которого вместо кулаков были железные болванки. Однажды он вернулся домой с кнутом и решил немного поучить ее, но она вырвала у него кнут и избила его до полусмерти. Тогда он схватился за нож, но она вырвала клинок у него из рук и нанесла ему пять или шесть ран, от которых он и умер у нее на руках. Они и раньше частенько ссорились, но в этот раз он ее по-настоящему разозлил, и она его убила. Вскоре явилась полиция и, увидев мертвого Миллера, забрала Каменную Джексон в тюрьму.

Когда-то я ей немного помог, даже не подозревая, кто она такая, и я не знаю, что больше ее удивило — мой род занятий или то, что я помог ей. Только с тех пор она говорила всем, что за мной пошла бы и в ад. Впрочем, я думаю, что она пошла бы туда за многими мужчинами.

Сплавляя лес по реке, мне приходилось встречаться с разными людьми, но у меня никогда не было намерения читать им проповеди и учить их, как надо жить. С некоторыми из них я подружился, и среди них были те, что жили в таких районах Нового Орлеана, куда добропорядочные горожане боятся сунуть нос. Туда-то я и отправился.

Люди, хорошо знающие, что такое грех, никогда не появляются на улице Галлатэн. А если бы они и появились, то их представление о грехе существенно расширилось бы, и вместо десяти заповедей появилось бы сто. На этой улице постоянно случались скандалы, убийства и кражи. Здесь распахивали свои двери салуны под названием «Голубой якорь», «Балтимор», «Амстердам» и «Притон матушки Берке» («Дом Кантона» был закрыт после того, как его владелец Кантон убил в драке матроса). Так что на этой улице не надо было искать, где можно было напиться, а пьяных частенько грабили, не в одном салуне, так в другом.

Самым дешевым напитком был «Сок тарантула», как его здесь называли. Его приготавливали так: в бочонок заливали два галлона чистого спирта, бросали туда прессованный жевательный табак и полдюжины подгорелых персиков и заливали все это пятью галлонами воды. Если там чего-то недоставало, так это обычно спирта, но предприимчивые виноделы доливали в эту адскую смесь все что угодно, лишь бы получить желаемое количество «Сока».

Я ходил из одного притона в другой, внимательно вглядываясь в лица посетителей в надежде найти кого-нибудь из знакомых. Вся эта публика была мне хорошо известна — ее можно найти в любом порту мира. Это грубые, скандальные люди, всегда готовые схватиться за нож или ударить кулаком. Наконец в танцевальном салуне Мерфи мне повезло. Зайдя туда, я заказал пиво — пиво Мерфи можно пить спокойно, не боясь за свой желудок, — и принялся разглядывать публику. В эту минуту ко мне подошел высокий худой человек с золотым кольцом в ухе.

На лице его выделялась большая нижняя челюсть и желтоватые глаза. На нем была плантаторская шляпа с повязанным под ней платком, коричневый пиджак и шарф вокруг шеи. Несмотря на худобу, от него исходило ощущение силы.

— Можно доверять пиву, Сэкетт, да и Мерфи тоже — до определенной степени.

— Благодарю, — ответил я. — Но можно ли доверять незнакомцу с кольцом в ухе?

— Меня зовут Тинкер, — сказал он, и это имя мне все объяснило.

В нашем штате оно известно всем — Тинкер был лудильщиком и коробейником, который странствовал по горным тропам, продавая и покупая всякую всячину. Он приехал откуда-то издалека, но всем казалось, что он всегда жил с нами, и хотя Тинкер выглядел тридцатилетним, ему вполне могло быть и девяносто. Он в одиночку путешествовал по Кумберландским и Скалистым горам, а также по Голубому хребту. Его знали и в Хайлэнд-Рим, и на всем пространстве от Песчаных Сбросов до Чокколоко. Помимо всего прочего, он был знаменит тем, что делал такие отличные ножи, какие вам в жизни не приходилось видеть. Но он редко кому продавал их, и никому не дарил.

— Рад встрече с вами, — сказал я. — Мне нужен человек, который хорошо ориентируется в рукавах дельты.

— Я немного ориентируюсь в них, — сказал Тинкер. — Но я знаю тех, кто изучил их досконально. У меня здесь есть друзья.

Тинкер был цыганом и среди обитателей нью-орлеанского дна пользовался огромным уважением. Быть может, он был у них тут за главного, или занимался магией, или просто лучше других обращался с ножом — этого я не знал.

— Они поймали Оррина, — сказал я. — За этим стоят люди по имени Андре Бастон и Хиппо Суон.

— Когда Сэкетт выбирает себе врага, — заявил Тинкер, — он никогда не выбирает слабого. Эти люди — хитрые и коварные, Телль Сэкетт.

— Значит, вы меня знаете?

— Когда у вас здесь в порту несколько лет назад случилась заварушка, я был среди тех, кто направлялся в Моголлон. Мы ехали туда вместе с вашим кузеном Ландо. Ландо — мой друг. Где мне искать вас, если найдется, что сообщить?

— Я остановился в отеле «Святой Карл». Если меня не будет, спросите там негра по имени Иуда Прист и передайте ему то, что захотите сообщить мне.

— Я знаю этого человека, да и кто его не знает?

— Ну и что вы о нем скажете?

— Таких людей, как он, надо поискать.

Тинкер отошел от бара и жестом подозвал к себе человека, стоявшего неподалеку от нас. Он положил руку на мою.

— Это — Телль Сэкетт, мой друг.

— Понятно, — ответил человек.

Тинкер взглянул на меня.

— Теперь вас никто не тронет, — сказал он. — Можете ходить по Новому Орлеану совершенно спокойно. Правда, за болота и берега проток я не ручаюсь.

Нас окружала пропахшая потом толпа, толкавшаяся, ругавшаяся, так и норовившая залезть тебе в карман или воткнуть в тебя нож, но когда я повернулся, чтобы уйти, она расступилась, и я пошел без всяких препятствий. В толпе я заметил приятеля Тинкера и его самого, окруженного друзьями. С тех пор один из них всегда сопровождал меня, держась неподалеку.

Цыгане знали, как обделывать свои делишки в Новом Орлеане, и там их было гораздо больше, чем принято считать.

Я очень устал от своего похода по притонам и зашагал в сторону отеля, но тут передо мной возник Хиппо Суон.

— Привези моего брата назад, в отель «Святой Карл», — велел я ему. — Если я сам пойду за ним, тебе придется плохо.

Он рассмеялся и оглянулся по сторонам, ища своих людей, но они неожиданно куда-то исчезли, и вокруг нас образовалось открытое пространство. Хиппо это не понравилось. Он никого не боялся, но здесь, в этом квартале, его люди перестали его слушаться, и он никак не мог понять почему. Он пришел сюда с полудюжиной молодцов, а оказался вдруг один на один со мной.

У него была белая кожа и толстые губы, а маленькие глазки, в которых светилась жестокость, заплыли жиром. Он оказался еще крупнее, чем показался мне вначале. У него были тяжелые мощные плечи и руки, а кисти толстые и широкие.

— Значит, мне придется плохо? Очень хорошо, мой хвастунишка, очень хорошо, — насмешливо бросил он.

Мне очень не нравился этот тип. Терпеть не могу людей, нарывающихся на драку, а он был именно таким. Однако его приходилось принимать всерьез — он был жесток, и жесток потому, что любил жестокость.

— Если с головы Оррина упадет хотя бы один волос, Хиппо, я брошу на съедение рыбам то, что от тебя останется.

Он снова рассмеялся — Хиппо меня не боялся. Впрочем, я всегда считал угрозы пустой тратой времени, но сейчас я должен был спасти своего брата, и, если угроза сможет хоть на время оттянуть расправу с ним, я готов был угрожать сколько угодно.

— Какая разница — одним Сэкеттом больше, одним меньше? — фыркнул он.

— Тебе-то, конечно, никакой, зато для нас — разница большая.

— Для нас? Я вижу только одного Сэкетта.

Я улыбнулся.

— Хиппо, — спокойно произнес я, — нас столько, сколько нужно. Правда, я никогда не видел больше дюжины Сэкеттов за раз, за исключением одного случая — «Золотой свадьбы» их прадедушки и прабабушки. Тогда собралось больше ста мужчин из нашего рода, и я не скажу, что сосчитал всех.

Хиппо мне не поверил, но ему не понравилось, что его люди вдруг исчезли. Насторожили его и взгляды странных людей со смуглой кожей, которых он заметил в толпе. Возможно, он часто видел этих людей раньше, но сегодня они почему-то смотрели на него с нескрываемой враждебностью.

— Ничего, придет время, — прорычал он сквозь зубы, — я тебе переломаю хребет! — И он показал жестом, как он это сделает. Не сомневаюсь, что такими огромными ручищами можно сломать все что угодно. Потом он повернулся и ушел, а я возвратился в отель «Святой Карл» и переоделся к ужину.

Я надел новый костюм, сшитый для меня портным, и остался доволен своим видом — костюм сидел как влитой. Всю свою жизнь я носил одежду, сшитую моей матерью из ткани, которую она собственноручно ткала. Кое-что я сам шил себе из оленьих шкур или покупал в магазинах городков, чье население занималось разведением скота. Такого костюма, как сейчас, у меня еще не было.

Я выглядел очень элегантным, но неожиданно мне в голову пришла мысль, которая меня расстроила, и я отвернулся от зеркала. С чего это я вдруг так вырядился? Я ведь всего лишь деревенский парень, неисправимый провинциал, у которого все руки в мозолях от тяжелой работы и который большую часть времени проводит в седле.

И зачем я сшил себе этот прекрасный костюм? Когда еще я смогу его надеть? И что я делаю в этом роскошном отеле? Мое место у костра, среди ковбоев и на постоялых дворах, ведь я бродяга, все мое имущество — лассо и седло. И лучше мне об этом не забывать.

Впрочем, иногда мужчина может забыть о своем происхождении. Вот Оррин, например. Женщины не зря любят его — он красив, хорошо танцует, любит музыку, а поет так, что бобры вылезают из своих прудов послушать.

Ничего этого нельзя сказать обо мне. Я — крупный мужчина непримечательной наружности, у меня широкие плечи, большие руки, лицо широкоскулое и книзу сужается. В дополнение ко всему оно обезображено шрамами, которые я получил в таких местах, куда приличные люди предпочитают не соваться. Есть у меня шрамы и на сердце — женщины, которым я оказывал внимание, рано или поздно бросали меня.

Мягкие ковры, белое белье, сверкание дорогого стекла и серебра — все это не для меня. Я рожден для того, чтобы дышать запахом горящих сосновых веток, спать под открытым небом, прямо на земле или под фургоном, вдыхать запах паленой шерсти, когда клеймят животных, или запах пороха.

Тем не менее я начистил свои сапоги, пригладил, насколько мог, волосы и, подкрутив усы, спустился в ресторан.

Ловушки, которые ставит нам жизнь, не всегда сделаны из стали, да и приманкой часто служит совсем не то, что думаешь.

Когда я вошел в ресторан, она сидела в одиночестве, а когда взглянула на меня, ее глаза расширились, а на губах заиграла легкая улыбка.