Завет Холкрофта

      — Где же «Нахрихтендинст» вербует себе солдат?
      — Это евреи.
      — Евреи! Француз кивнул.
      — Насколько нам стало известно, их вербуют периодически — в случае нужды. Ни организации, ни структурных групп не существует. Помимо того что они евреи, у них есть еще одно общее: место жительства.
      — Где?
      — Киббуц Хар-Шхаалаф. В пустыне Негев.
      — Хар-Шхаалаф?.. Боже мой, до чего же замечательно, — протянул Теннисон, испытывая профессиональную зависть. — Хар-Шхаалаф. Киббуц в Израиле — резиденция, попасть в которую могут лишь дети, чьи родители были уничтожены в лагерях.
      — Верно, — сказал француз. — В киббуце более двухсот мужчин, годных для призыва.
      Теннисон выглянул в окно. «Убей меня — на мое место встанет другой. Убьешь того — его заменит третий».
      — Задействована невидимая армия, способная на коллективное самоубийство. Ее цели понятны. И все же это не армия, а несколько случайных патрулей. — Теннисон повернулся к собеседнику: — Вы уверены в своей информации?
      — Да. Это стало ясно после убийства двух неизвестных мужчин в Монтро. Наши лаборатории провели тщательное исследование одежды, остатков пыли в обуви и порах кожи, сплавов, используемых стоматологами, и особенно следов хирургических операций. Оба были ранены. У одного в плече обнаружили осколки снаряда. Война Йом Киппур. Собрав улики, мы сосредоточили внимание на юго-западе пустыни Негев и обнаружили киббуц. Остальное было просто.
      — Вы послали человека в Хар-Шхаалаф? Француз кивнул:
      — Одного из наших. Его доклад здесь. В Хар-Шхаалаф не говорят в открытую, но что там происходит, ясно. От кого-то приходит приказ, после чего формируется группа из нескольких человек. Она получает задание.
      — Группа потенциальных убийц, поклявшаяся уничтожать все, что связано со свастикой.
      — Точно. Мы установили также, что Фалькенгейм побывал в Израиле три месяца назад, и это лишь подтверждает собранную нами информацию. Его имя было занесено в компьютеры, где мы его и раздобыли.
      — Три месяца назад... Именно тогда Манфреди впервые вышел на Холкрофта, чтобы договориться о встрече в Женеве. Следовательно, Фалькенгейм не только знал о «Вольфшанце», а уже имел план. За три месяца до этого он мобилизовал и подготовил свою армию. Наступило время для нашей с ним встречи, встречи двух сынов рейха. Одного — подлинного, другого подставного.
      — На чей счет я должен отнести его смерть?
      — Разумеется, на счет «Одессы». И подготовьте удар по Хар-Шхаалаф. Я хочу уничтожить всех лидеров. Сделайте это осторожно. Вину возложите на террористов «Возмездия». Поехали.

* * *

      Спустя некоторое время белокурый человек спускался по извилистой проселочной дороге. Но это был уже не Джон Теннисон. Он шел под своим настоящим именем — Иоганн фон Тибольт, сын Вильгельма, руководитель нового рейха.
      Показался коттедж. Смерть предателя приближалась. Фон Тибольт обернулся назад. Человек из Сюрте, стоявший на холме, махнул рукой. Он останется там, блокируй дорогу до тех пор, пока не будет сделана работа. Фон Тибольт подошел поближе: до дорожки, выложенной камнем и ведущей к небольшому домику, осталось десять ярдов.
      Он остановился под деревом, вытащил из кобуры пистолет и положил его в карман плаща. Пригнувшись, направился по переросшей траве к двери, миновал ее и выпрямился; его лицо находилось на уровне фронтального окна.
      Хотя уже рассвело и светило солнце, в темной комнате горела настольная лампа. За ней спиной к окну в кресле-коляске сидел Клаус Фалькенгейм.
      Фон Тибольт молча вернулся к двери, подумал, не сломать ли ее, как это несомненно сделал бы убийца из «Одессы». Решил не шуметь. Полковник хоть старый и дряхлый, но не глупый. На себе или в коляске он прятал оружие. И оно будет задействовано, как только раздастся треск взламываемой двери.
      Иоганн улыбнулся. В этой маленькой игре не должно быть изъянов. Один прекрасный актер на сцене против другого. Кто сорвет самые горячие аплодисменты? Ответ очевиден: они достанутся ему, специально приехавшему для того, чтобы выйти из-за занавеса на зов публики. Достанутся ему, а не Клаусу Фалькенгейму.
      Он тихо постучал в дверь.
      — Майн герр, извините меня. Это Иоганн фон Тибольт. Боюсь, что мне не выехать, машина застряла на холме.
      Никакого ответа. Если молчание будет продолжаться более пяти секунд, подумал фон Тибольт, придется пойти на суровые меры; нельзя допустить неожиданных телефонных звонков. И тут он услышал старческий голос:
      — Фон Тибольт?
      — Да. Брат Хелден. Я пришел поговорить с ней. Ее не было на работе, и я подумал, что она здесь.
      — Ее нет. — Старик снова замолчал.
      — Мне не хочется вас беспокоить, майн герр, но, если можно, позвольте воспользоваться телефоном и вызвать такси.
      — Телефоном?
      Блондин усмехнулся. Он чувствовал замешательство Фалькенгейма.
      — Всего на пару секунд. Я действительно должен найти Хелден до полудня. В два часа выезжаю в Швейцарию.
      Снова молчание, но недолгое. Послышался звук отодвигаемого засова, дверь открылась. Полковник в коляске откатывался назад от двери, одеяло прикрывало его колени. Еще недавно одеяла не было.
      — Благодарю вас, майн герр, — сказал фон Тибольт, протягивая руку. — Приятно вас видеть снова.
      Смутившись, старик поднял свою руку в приветствии. Иоганн молниеносно схватил пальцами эту костлявую руку, начал выкручивать ее в левую сторону. Свободной рукой он сбросил одеяло с колен Фалькенгейма. И увидел то, что и ожидал: «люгер» поперек тощих ног. Взял его и только потом закрыл дверь.
      — Хайль Гитлер, генерал Фалькенгейм! — воскликнул он. — Wo ist der Nachrichtendienst?
      Старик оставался безмолвным. Без страха в глазах он пристально смотрел на своего захватчика.
      — Интересно, когда вы это выяснили. Не думаю, что давно. Хвалю вас, сын Вильгельма фон Тибольта.
       —Да, сын Вильгельма и кое-кто еще.
      — Да, конечно. Новый фюрер. Это ваша цель, но она недостижима. Мы остановим вас. Если вы пришли убить меня, сделайте это. Я готов.
      — Почему я должен убивать вас? Такого ценного заложника.
      — Сомнительно, что вы получите за меня большой выкуп.
      Фон Тибольт подтолкнул кресло-коляску к центру комнаты.
      — Полагаю, что это правда, — ответил он, неожиданно останавливая коляску. — Я допускаю наличие определенных фондов, доступных вам. Фондов, которых домогаются странствующие по свету дети, о коих вы так печетесь. И все же пфенниги и франки не имеют для меня значения.
      — В этом я уверен. Ну, стреляйте.
      — И, — продолжал фон Тибольт, — весьма сомнительно, что умирающий от рака в Штутгарте человек может предложить много. Вы не хотите подтвердить это?
      Фалькенгейм контролировал себя.
      — Это был храбрый человек, — сказал он.
      — Я уверен. Вы все храбрые. Удачливые предатели должны обладать хотя бы показным мужеством. Как Вернер Герхард, например.
      — Герхард?.. — На этот раз старому человеку не удалось сдержаться. — Где вы слышали это имя?
      — Вас интересует, как я мог узнать? И возможно, как я все разузнал о вас?
      — Дело не во мне. Риск, на который я шел, очевиден. Я устроил так, чтобы фон Тибольт находился вблизи меня. Я считал такой риск необходимым.
      — Да, красивую Хелден. Но я слышал, что мы все красивые. А это имеет свои преимущества.
      — Она вам чужая, так было всегда.
      — Зато не чужая вашему странствующему дерьму, «детям проклятых». Обычная проститутка. Сейчас блудит с американцем.
      — Ваши суждения не интересуют меня. Как вы узнали о Герхарде?
      — Почему я должен говорить вам об этом?
      — Я собираюсь умереть. Так что, не все ли вам равно?
      — Я хочу поторговаться. Как вы узнали о «Вольфшанце»?
      — Согласен. Но сначала Герхард.
      — Почему бы и нет. Он не представляет ценности. Дряхлый бормочущий старик.
      — Не оскорбляйте его, — неожиданно воскликнул Фалькенгейм. — Ему пришлось немало вынести... столько боли.
       —Ваша забота меня трогает.
      — Они сломали его. Четыре месяца пыток. Он тронулся рассудком. Оставьте его в покое.
      — Кто сломал его? Союзники? Англичане?
      — "Одесса".
      — Хоть один раз они сделали доброе дело.
      — Где вы слышали его имя? Как вы его нашли? Фон Тибольт усмехнулся:
      — Получили от англичан. У них есть досье на «Нахрихтендинст». Вы понимаете, что сейчас они очень заинтересованы в «Нахрихтендинст». Их цель найти вас и уничтожить.
      — Уничтожить? Нет причин...
      — Представьте, есть. Они знают, что вы наняли Тинаму.
      — Тинаму? Это абсурд!
      — Не совсем. Это ваша последняя месть, реванш старого усталого человека. Поверьте мне: доказательства неопровержимы. Они получили их от меня.
      Старик взглянул на Иоганна, выражение его лица внезапно изменилось.
      — У вас нет совести.
      — Рассказывайте о «Вольфшанце»! — Фон Тибольт повысил голос. — Где? Как? Я узнаю, если вы лжете. Фалькенгейм откинулся в кресле.
      — Сейчас это не имеет значения. Ни для вас, ни для меня. Я умру, но вас остановят.
      — А теперь меня не интересуют ваши суждения. «Вольфшанце»!
      Фалькенгейм равнодушно взглянул на него.
      — Альтина Клаузен, — сказал он спокойно. — Почти неуязвимая стратегия Генриха Клаузена. Лицо фон Тибольта застыло в изумлении.
      — Жена Клаузена?.. — Он искал подходящие слова. — Вы узнали о ней?
      Старик повернулся спиной к Иоганну.
      — Это было нетрудно. У нас везде были осведомители. В Нью-Йорке, в Берлине. Мы знали, кем была миссис Холкрофт, и именно поэтому защищали ее. Какая ирония — защищать ее. В разгар войны, когда ее американский муж находился в море, она частным самолетом вылетела в Мексику. Из Мексики тайно переправилась в Буэнос-Айрес под защиту посольства Германии, а оттуда под дипломатическим прикрытием — в Лиссабон. В Лиссабон.Почему?
      — Ответ вы получили из Берлина? — спросил фон Тибольт.
      — Да. От наших людей в министерстве финансов. Мы узнали, что огромная сумма денег переведена из Германии. Мы не хотели вмешиваться. Санкционировали все, что помогало сломать нацистскую машину. Мир и разум могли скоро восторжествовать. Но через пять дней после того как миссис Холкрофт покинула Нью-Йорк и выехала в Лиссабон через Мексику и Буэнос-Айрес, Генрих Клаузен, этот финансовый гений, инкогнито вылетел из Берлина. Сначала он остановился в Женеве, где встретился с банкиром Манфреди, затем также отбыл в Лиссабон. Мы знали, что он не предатель; сильнее других он верил в германо-арийское превосходство. Настолько сильно, что не смог вынести раскола в рядах гитлеровских гангстеров. — Полковник сделал паузу. — Мы сделали простой подсчет. Клаузен и его бывшая, по-видимому изменившая ему жена вместе находятся в Лиссабоне. Миллионы перекачиваются в швейцарские банки... разгром Германии не за горами. Мы начали поиски более значимых объяснений и нашли их в Женеве.
      — Вы читали документы?
      — Мы читали все в «Ла Гран банк де Женев». Это нам обошлось в пятьсот тысяч швейцарских франков.
      — Манфреди?
      — Естественно. Он знал, кто мы. Он считал, что мы верим в цели, изложенные в этих бумагах. Мы не мешали ему так думать. «Вольфшанце»! Чья «Вольфшанце»? Следует искупить вину. — Фалькенгейм с сарказмом произнес эти слова. — Ничего близкого к истине. Деньги предназначались для возрождения рейха.
      — И что вы сделали потом?
      Старый солдат прямо взглянул на фон Тибольта.
      — Вернулись в Берлин и казнили вашего отца, Кессле-ра и Генриха Клаузена. Они никогда бы не покончили с собой. Они искали убежища в Южной Америке, чтобы следить оттуда за осуществлением своего плана. Мы обменяли договор на их смерть, о которой Клаузен так трогательно написал своему сыну.
      Фон Тибольт сжал «люгер» в руке.
      — Значит, вы знали секрет Альтины Клаузен?
      — Вы говорите о проститутках. Она вселенская проститутка.
      — Удивительно, что вы разрешили ей жить.
      — У нас не было выбора. После смерти Клаузена мы пришли к выводу, что она была ключом к «Вольфшанце». Вашей «Вольфшанце». Мы знали, что она и Клаузен просчитали каждый шаг на годы вперед. Мы не рассчитывали на ее искренность. Поэтому установили за ней слежку. Нас интересовало, когда деньги востребуют из Женевы, на какие цели они будут использованы и кем.
      — "Дети Солнца", — сказал фон Тибольт. Глаза старика были пусты.
      — Что вы сказали?
      — Не важно. Значит, вам надо было дождаться Альтину Клаузен, заставить ее действовать и проследить за ее активностью.
      —Да, но нам ничего не удалось выведать у нее. Никогда. И с годами мы все более убеждались, что она впитала в себя гениальность мужа. За тридцать лет она ни разу не изменила делу — ни словом, ни действием. Восхищала ее абсолютная дисциплина. Первый сигнал мы получили, когда Манфреди установил контакт с ее сыном. — Фалькенгейм поморщился. — Презрения заслуживает то, что она согласилась использовать своего собственного сына. Холкрофт ничего не знает об этом.
      Блондин рассмеялся.
      — Вы так далеки от реальности. Обновленная «Нахрихтендинст» — это сборище глупцов.
      — Вы так думаете?
      —  Я знаю.Вы следили за другойлошадью и в другойконюшне!
      — Что?
      — Тридцать лет ее взгляд прикован к человеку, который абсолютно ничегоне знал. Вселенская проститутка, как вы ее назвали, убеждена в том, что она и ее сын лояльные участники великого дела. Иначе она никогда и не думала! — Смех фон Тибольта эхом прокатился по комнате. — А эта поездка в Лиссабон, — продолжал он, — самый восхитительный трюк Генриха Клаузена. Кающийся грешник оборотился в борца за святое дело. Это шоу всей его жизни. Было предусмотрено все. От нее не требовалось даже одобрения. Сын сам должен был убедиться в справедливости дела своего многострадального отца, а убедившись, посвятить ему всего себя. — Фон Тибольт прислонился к столу, его рука по-прежнему сжимала «люгер». — Разве вы не понимаете? Ни один из нас не мог этого сделать. В этом смысле женевский документ абсолютно правилен. Богатство, выкраденное Третьим рейхом, сказочно. Нет абсолютно никакой связи между счетом в Женеве и настоящим сыном Германии.
      Фалькенгейм уставился на Иоганна.
      —  Она никогда не знала?
       —Никогда! Она была идеальной куклой. Даже психологически. Тот факт, что Генрих Клаузен выглядел безгрешным, подтверждал ее веру в собственные решения. Она вышла замуж за этогочеловека, а не за нациста.
      — Невероятно, — прошептал Полковник.
      — Разумеется, — согласился фон Тибольт. — Она скрупулезно выполняла инструкции. Были предусмотрены все случайности, включая свидетельство о смерти родившегося в лондонской больнице мальчика. Все следы, ведущие к Клаузену, были уничтожены. — Белокурый человек снова рассмеялся, расслабляясь. — Теперь вы понимаете, что вы не соперник «Вольфшанце»?
      — Вашей «Вольфшанце», не моей. — Фалькенгейм отвел взгляд в сторону. — Вы получите благодарность.
      Неожиданно фон Тибольт перестал смеяться. Он что-то почувствовал. Это что-то было в глазах старика, то вспыхивающих, то угасающих на иссохшем лице.
      — Смотри на меня! — крикнул он. — Смотрина меня! — Фалькенгейм повернулся:
      — В чем дело?
      — Я кое-что сказал, только... Кое-что, о чем вы знали. Вы знали.
      — О чем вы говорите?
      Фон Тибольт схватил старика за горло.
      — Я говорил о случайностях, про свидетельство о смерти! В лондонской больнице! Вы слышали об этом раньше!
      — Я не понимаю, что вы имеете в виду. — Дрожащими пальцами Фалькенгейм обхватил запястье блондина. Иоганн сжал пальцы, и старик захрипел.
      — Вы понимаете. Все, что я говорил, шокировало вас. Или вы прикидывались, и на самом деле это был не шок. Больница. Свидетельство о смерти. Вы на это никак не реагировали! Значит, слышали об этом раньше!
      — Я ничего не слышал, — задыхаясь, произнес Фалькенгейм.
      — Не лгите! — Фон Тибольт ударил Полковника в лицо «люгером», разодрав кожу на щеке. — Ты уже не так хорош, как прежде. Ты слишком стар. Ты допустил ошибки! Твои мозги атрофировались. Ты замолчал не там, где надо, господин генерал'.
       —Вы маньяк...
      — А вы лжец!Несчастный лжец. Предатель. -Он снова ударил Полковника стволом. Из открытых ран потекла кровь. — Вы лгали о ней!.. Боже мой, вы знали!
      — Ничего... ничего.
       —Да! Вы знали все.Именно поэтому она летит в Женеву. Я задавался вопросом — почему? — Фон Тибольт в гневе снова ударил старика, разорвав ему губу. — Вы! В своей отчаянной попытке остановить нас вы нашли ее! Вы угрожали ей, а, угрожая, рассказали то, чего она никогда не знала!
       —Вы не правы. Не правы.
       —Нет, я прав, — сказал фон Тибольт, внезапно понижая голос. — Других причин для полета в Женеву у нее нет... Именно так вы намерены остановить нас. Мать встречается с сыном и упрашивает его вернуться назад. Ее согласие — ложь.
      Фалькенгейм покачал окровавленной головой:
      — Нет... Все, что вы говорите, неправда.
      — Это все правда, и в ней содержится ответ на последний вопрос. Если вы так страстно хотите уничтожить Женеву, вам придется пустить по миру слух. О нацистских сокровищах. Начнется волна протестов от Черного моря до Северной Эльбы, от Москвы до Парижа. Но вы не сделаете этого. И снова встает вопрос — почему? — Фон Тибольт склонился над стариком, их разделяло несколько дюймов. — Вы рассчитываете взять контроль над Женевой, использовать миллионы по своему усмотрению. «Следует искупить вину». Холкрофт узнает правду и станет вашим солдатом, яростным и преданным.
      — Он все узнает, — прошептал Фалькенгейм. — Он лучше вас. Мы оба в этом убедились, не так ли? Вы должны чувствовать удовлетворение. В конце концов, в своем роде он тоже «дитя Солнца».
       — "Солнца"... -Фон Тибольт вновь ткнул стволом пистолета в лицо Полковника. — Вы пропитаны ложью. Я произнес имя, вы не отреагировали.
      — К чему же лгать сейчас? Операция «Дети Солнца», —сказал Фалькенгейм. — Корабли, самолеты, подводные лодки. Везде дети. У нас никогда не было списка, но он был не нужен. Они будут остановлены, когда мы остановим вас. Когда будет остановлена Женева.
      — Чтобы это свершилось, Альтина Клаузен должна встретиться со своим сыном. Она не выдаст Женеву, пока не попытается сделать что-нибудь еще. В противном случае мир узнает о ее сыне, и это будет его концом. Она сделает все, чтобы не допустить этого. Она попытается найти его без шума. И мы ее остановим.
      — Остановят вас, — сказал Фалькенгейм, захлебываясь кровью, льющейся по губам. — Вам не удастся заполучить огромные средства для своих «детей Солнца».У нас тоже есть армия, и вы никогда о ней не узнаете. Любой солдат охотно отдаст свою жизнь, чтобы остановить и разоблачить вас.
      — Конечно, господин генерал. -Блондин кивнул. — Евреи Хар-Шхаалаф.
      Слова были произнесены тихо, но они словно хлестнули старика по ранам.
      — Нет!..
      — Да, — сказал фон Тибольт. — «Убей меня — на мое место встанет другой. Убьешь того — его заменит третий». Евреи Хар-Шхаалаф. Впитавшие идеи «Нахрихтендинст» так глубоко, что стали ее частью. Уцелевшие осколки Аушвица.
      — Вы зверь... -Тело Фалькенгейма сотрясалось в судорогах.
      — Я член «Вольфшанце», настоящей «Вольфшанце», — сказал блондин, поднимая «люгер». — Вы не знали, что евреи пытались убить американца и потому умрут сами. В течение недели Хар-Шхаалаф исчезнет, а с ней и «Нахрихтендинст». «Вольфшанце» одержит победу.
      Пистолет замер на уровне головы старика. Фон Тибольт выстрелил.

Глава 35

      Слезы текли по щекам Хелден. Она качала на руках тело Клауса Фалькенгейма, не смея взглянуть на его голову. Наконец опустила его на пол и отползла в сторону, испытывая ужас и... вину. Свернувшись калачиком, Хелден лежала на полу, пытаясь сдержать рыдания. Превозмогая боль, она добралась до стены и, прижавшись к ней, дала волю слезам. Постепенно Хелден начала сознавать, что ее никто не услышит. Она очутилась посреди ужасной сцены со следами ненавистной «Одессы» везде: свастика была нацарапана на деревянных поверхностях, изображена мылом на стекле, нарисована кровью Фалькенгейма на полу. И по всей комнате — следы разрушений. Разорванные книги, сломанные полки, исполосованная мебель. Маньяки оставили после себя руины.
      И все-таки что-то осталось... не в доме. Снаружи. В лесу. Хелден, держась за стену, поднялась, отчаянно силясь вспомнить слова Полковника, произнесенные им всего лишь пять дней назад: «Если что-нибудь случится со мной, не надо паниковать. Иди одна в лес, туда, куда ты водила меня на прогулку. Ты помнишь? Когда я стоял у дерева и попросил тебя нарвать букет лесных цветов. Я тогда еще показал тебе дерево, сучья которого образовали идеальную букву V. Иди к нему. В ветвях ты найдешь небольшой контейнер. В нем записка, которую ты должна прочитать без свидетелей...»
      Хелден нашла небольшой цилиндрический контейнер, сорвала с него резинку. Внутри лежал свернутый листок бумаги. К нему было пришпилено несколько ассигнаций, каждая в десять тысяч франков. Она отстегнула деньги и прочитала послание:
      "Моя дражайшая Хелден!
      Время и нависшая над тобой опасность не позволяют сообщить тебе то, что ты должна знать. Три месяца назад я устроил твой приезд сюда, потому что считал, что ты — орудие врага, с которым я жду схватки уже тридцать лет. Мне посчастливилось узнать и полюбить тебя и с огромным облегчением удостовериться, что ты не являешься частичкой того ужаса, который вновь может охватить весь мир.
      Я буду убит, если меня обнаружат. И это означает приближение катастрофы. Приказ должен дойти до тех мужественных людей, которые будут сражаться на последних баррикадах.
      Ты одна, повторяю, одна должна поехать в Швейцарию к Невшательскому озеру. Не позволяй никому следить за тобой. Я знаю, ты сможешь. Ты обучена. В деревне Пре-дю-Лак найдешь человека по имени Вернер Герхард. Передай ему слова: «У монеты „Вольфшанце“ две стороны». Он знает, что делать.
      Ты должна выехать немедленно. Времени очень мало. Еще раз предупреждаю: никому ни слова. Не поднимай шума. Своим сослуживцам и друзьям скажи, что у тебя дела в Англии, чему есть логическое объяснение, поскольку ты жила там более пяти лет.
      А сейчас поспеши, моя дражайшая Хелден. К Невшательскому озеру, в Пре-дю-Лак. К Вернеру Герхарду. Запомни имя, записку сожги.
      С Богом,
       Полковник".
      Хелден прислонилась к дереву, взглянула в небо. Клочья легких облаков легко уносились к востоку, дул сильный ветер. Ей захотелось улететь на этих облаках, чтобы не метаться от одного пункта к другому, поскольку любой шаг связан с риском, и в каждом человеке она видела потенциального врага.
      Ноэль как-то сказал, что все это скоро кончится и ей не придется больше бежать.
      Он ошибался.
      Холкрофт по телефону умолял ее не ехать, по крайней мере в ближайшие дни, но Хелден не сдавалась. Из издательства сообщили, что личные вещи сестры ждут ее: надо опознать их.
      — Я позвоню тебе в Женеву, дорогой. Ты остановишься в «Д'Аккор»?
      —Да.
      Что случилось? Она была так счастлива, в таком приподнятом настроении каких-то два часа назад. Сейчас — вся в напряжении; слова неотчетливы, голос неестествен.
      — Я позвоню тебе послезавтра или на днях. Под именем Фреска.
      — Может, мне поехать с тобой? Я необязательно должен быть в Женеве до завтрашней ночи. Кесслер прибудет туда после десяти вечера, твой брат еще позже.
      — Нет, дорогой. Это печальная поездка. Мне лучше быть одной. Иоганн сейчас в Лондоне... Я попытаюсь с ним связаться.
      — Здесь твоя одежда.
      — Платье, пара брюк, туфли. Мне удобнее заглянуть к... Полковнику... и взять кое-что, более подходящее для Портсмута.
      — Что значит удобнее?
      — Это по пути в аэропорт. Мне все равно надо туда заглянуть. Паспорт, деньги...
      — У меня есть деньги, — перебил ее Ноэль. — Я думал, что ты сейчас у него.
      —  Пожалуйста,дорогой, не будь занудой. — Голос Хелден стал резким. — Я говорила тебе, что остановилась в офисе.
      — Нет, ты не говорила этого. Ты сказала только, что у тебя есть новости. — Холкрофта охватило беспокойство; она поступала неразумно. Уединенный коттедж Полковника находился не по пути в аэропорт Орли. — Хелден, что происходит?
      — Я люблю тебя, Ноэль. Завтра вечером позвоню. Отель «Д'Аккор», Женева. — И положила трубку.
      Холкрофт отодвинул телефон. Голос Хелден еще отдавался в его ушах. Вполне возможно, что она летит в Лондон, но он сомневался в этом. Куда она собралась? Почему не сказала правду? Черт возьми! С ней что-то неладно! Что произошло? Оставаться в Париже не имело смысла. И поскольку ему придется добираться до Женевы самостоятельно, пора в путь. Холкрофт не хотел испытывать судьбу в самолете или поезде. Невидимые, люди могут вести слежку, и ему придется от них избавляться. Помощник менеджера отеля «Георг V» даст напрокат машину на имя Фреска, покажет Холкрофту кратчайший путь по карте. К утру он будет в Женеве.

* * *

      Альтина Холкрофт взглянула в иллюминатор и увидела внизу, под крылом самолета, огни Лиссабона: через несколько минут самолет приземлится. У нее куча дел, которые следует завершить в предстоящие двенадцать часов, и она молила Бога, чтобы он дал ей сил. Мужчина следил за ней в Мексике, она засекла его. Но в аэропорту он исчез. Видимо, ее передали под присмотр другого.
      В Мексике Альтине не повезло. Она не сумела отделаться от преследователей. В Лиссабоне же Альтина должна исчезнуть, ей нельзя больше терпеть неудачу.
      Лиссабон.
      О Боже, Лиссабон!
      Здесь, в Лиссабоне, все начиналось. Осуществление дьявольски просчитанной лжи. Какой же глупой она была, и что за представление устроил тогда Генрих!
      Сначала она отказалась встречаться с ним в Лиссабоне — слишком сильным было ее отвращение к нему. Однако пришлось согласиться, так как последовала недвусмысленная угроза: ее сын Ноэль Холкрофтникогда не обретет покоя, ибо Ноэль Клаузен -единственный сын известного нациста — будет преследовать его всю жизнь.
      С каким облегчением она вздохнула! Как была счастлива, узнав, что угроза раскрыть подлинное имя сына — всего лишь средство заставить ее приехать в Лиссабон.
      Изумление и благоговейный страх охватили Альтину, когда Генрих спокойно рассказал ей о чрезвычайном плане, на осуществление которого потребуются годы. Но когда это свершится, мир станет другим, намного лучше. Она слушала, проникалась верой, делала все, что он просил. Ибо «следует искупить вину».
      Она вновь полюбила его за эти несколько коротких дней в Лиссабоне и в порыве эмоций предложила ему себя.
      Со слезами на глазах Генрих отказался, признав, что не стоит Альтины.
      Это была непревзойденная ложь!
      Ибо сейчас, в данный момент, ее привела в Лиссабон та же самая угроза, что и тридцать лет назад: страх, что Ноэль Холкрофт будет уничтожен и станет Ноэлем Клаузеном, сыном Генриха, частичкой нового рейха.
      Среди ночи в Бедфорд-Хиллс к ней приехал мужчина. Он умолял впустить его, взывая к имени Манфреди. Она разрешила ему войти, полагая, что тот от Ноэля. Мужчина оказался евреем из Хар-Шхаалаф. И он приехал убить ее и ее сына, потому что с ними исчезнет призрак «Вольфшанце» — ложной «Вольфшанце», содержанки Цюриха и Женевы.
      Альтина пришла в бешенство. Знает ли этот человек, с кем разговаривает? Что она сделала?Что защищает?
      Человек знал только о Женеве и Цюрихе... и еще о Лиссабоне тридцатилетней давности. Позиция Альтины враждебна ему и ему .подобным — это все, что он должен был знать.
      Альтина видела пылающие гневом и болью черные глаза, державшие ее в страхе, как под прицелом оружия. В отчаянии она потребовала от незнакомца рассказать все, что тот знает.
      Он поведал, что огромные средства будут разосланы во все страны. Мужчинам и женщинам, ожидающим сигнала вот уже тридцать лет.
      Сигнал откроет путь убийствам, разрушениям, пожарам; правительства будут парализованы. Во всем мире начнутся призывы к стабильности и порядку. И тогда сильные мужчины и женщины, располагающие огромными средствами, заявят о себе. За несколько месяцев они возьмут контроль над ситуацией в свои руки.
      Они повсюду, во всех странах. Ждут сигнала из Женевы.
       Кто они?
       «Дети Солнца».Дети фанатиков, вывезенные из Германии на судах, самолетах и подводных лодках более тридцати лет назад. Вывезенные людьми, чье дело погибло, но верившими, что оно возродится.
      Они повсюду. Их невозможно победить обычными средствами. «Дети Солнца» контролируют практически все. Но евреи из Хар-Шхаалаф — необыкновенные люди, имеющие в своем распоряжении необычные средства, которые и используют в борьбе. Они знают, что для уничтожения ложной «Вольфшанце» Им придется вести тайную войну. «Дети Солнца» не должны знать, где сейчас сосредоточены евреи, где они нанесут следующий удар. Сейчас их первоочередная задача — не допустить массового оттока средств и создания фондов.
      Разоблачить их, и немедленно!
       Кто? Где? Каковы их отличительные знаки ? Как собрать доказательства? Кто может поручиться, что этот генерал или тот адмирал, этот начальник полиции или тот президент корпорации, этот судья или тот сенатор, конгрессмен или губернатор не «дети Солнца»?
      Люди, добивающиеся выборных должностей, выступают с избитыми фразами из обтекаемых слов, апеллируют к ненависти и находятся вне подозрений. Толпы приветствуют их, размахивая флагами и прикалывая на одежду значки с их портретами.
       Они повсюду. Нацисты среди нас, но мы их не видим. Они прячутся под маской респектабельности, носят хорошие костюмы.
      Еврей из Хар-Шхаалаф говорил страстно.
      — Даже вы, пожилая женщина, вы и ваш сын — орудие нового рейха. Хотя не знаете, кто они на самом деле.
      — Я ничего не знаю. Клянусь всей моей жизнью, совсем ничего не знаю. Я не та, за кого вы меня принимаете. Убейте меня. Ради Бога, убейте меня. Сейчас! Осуществите свою месть. Вы заслужили это. Но я умоляю вас найти моего сына. Объясните ему все. Остановите его! Не убивайте, не позорьте его. Он не такой, каким вы его представляете. Дайте ему жить. Убейте меня, а его оставьте в живых!