– Я могу стерпеть что угодно, только не эти чертовы собачьи выставки! Собаки -это либо забава для слишком богатых, либо утешение для слишком бедных. А я как раз посередине!
Ничего, потерпишь, дружок, подумал шеф «Группы 20». Газетчики отлично делают свое дело. По приказу Вашингтона Кэнфилду предстояло задержаться в Нью-Йорке на десять дней сверх положенного срока единственно для того, чтобы наладить отношения с женой Алстера Скарлетта.
Отношения были налажены, но Бенджамин Рейнольдс сомневался: а не перешли ли они границу, разделяющую служебные интересы и личные? Может, Кэнфилд по-настоящему увлекся Джанет? Легкость, с какой ему удалось склонить ее к сотрудничеству с Элизабет Скарлатти, располагала к подобным сомнениям.
– Бен. – В кабинет ворвался Гловер. – Кажется, мы нашли! – Он плотно закрыл за собой дверь и подошел к столу начальника.
– Что именно?
– Я уверен, что все это связано с домом Скарлатти.
– Дайте-ка посмотреть.
Гловер разложил поверх расстеленной на столе газеты несколько страниц машинописного текста.
– Недурное прикрытие, а? – сказал он, указывая на фотографию Кэнфилда и Джанет.
– Ну что же, он действует по нашему приказу. Если он будет хорошо себя вести, то непременно достигнет успехов в светском обществе.
– Кэнфилд молодец. Кстати, они уже отправились в Англию.
– Да, я знаю. Они отплыли вчера... Так что там у вас?
– Мы получили сообщение из Швейцарии. Под Цюрихом в течение одного нынешнего года приобретено четырнадцать поместий. Взгляните на карту: все участки граничат друг с другом. Это как бы государство в государстве. Огромная территория, сотни тысяч акров.
– И что, один из покупателей принадлежит к клану Скарлатти?
– Нет... Но одно из поместий приобретено на имя Чарльза Бутройда.
– Вы уверены? Что значит «приобретено на имя»?
– Это поместье приобрел тесть Бутройда, Томас Роулинс, для дочери и зятя. Он один из совладельцев страховой компании «Гудвин и Роулинс». А его дочь Сесил замужем, точнее, была замужем за Бутройдом.
Рейнольдс взял список имен.
– Кто эти люди? И как они между собой связаны?
Гловер схватил две другие страницы.
– Вот взгляните: здесь четыре американца, два шведа, три англичанина, два француза и три немца. Итого четырнадцать.
– Справки на них есть?
– Только на американцев. Мы уже запросили информацию на всех остальных.
– И кто они?
– Я уже говорил о Роулинсе. Далее следует Говард Торнтон из Сан-Франциско. Он занимается строительными подрядами. Два нефтепромышленника из Техаса – Луис Гибсон и Эвери Лэндор. Они вдвоем владеют большим количеством скважин, чем пятьдесят их конкурентов, вместе взятых.
– Какие-нибудь связи между ними есть?
– Пока непонятно. Мы сейчас как раз выясняем.
– А как насчет других? Шведов, французов, англичан, немцев?
– Пока мы знаем только имена.
– И есть среди них знакомые нам?
– Да, несколько. Например, Иннес Боуэн, англичанин, крупная шишка в текстильной промышленности. Француз Додэ владеет пароходными линиями. Немец Киндорф – большой босс из Рурской области. Уголь. Фон Шнитцлер представляет «Фарбениндустри». Остальных не знаю.
– Да, между всеми этими господами есть определенное сходство...
– Провались я на этом месте, если вы не правы. Все они богаты, как Астор
. Такие поместья под залог не купишь. Связаться с Кэнфилдом?
– Непременно. Отошлите ему этот список курьером. И телеграфируйте, чтобы он, пока не получит, оставался в Лондоне.
– Может быть, мадам Скарлатти знает кого-нибудь из них?
– Я на это и рассчитываю... Но предвижу в связи с этим сложности.
– Какие?
– У старой леди может возникнуть соблазн отправиться прямо в Цюрих... И тогда ей конец. Жизнь Кэнфилда и Джанет Скарлетт тоже окажется под угрозой.
– Неужели все так серьезно?
– Разве вы не видите? Группа богатых магнатов скупила четырнадцать сопредельных поместий. Их, несомненно, объединяют какие-то общие интересы. Один из них – Бутройд, точнее, его тесть. Но именно Бутройд пытался убить мадам Скарлатти.
– Совершенно верно.
– Но старая леди жива, а Бутройд потерпел фиаско. Но обратите внимание: участок был куплен до покушения.
– Следовательно...
– Следовательно, если существует какая-то связь между Цюрихом и Бутройдом, значит, Цюрих заинтересован в устранении мадам Скарлатти.
– Теперь же, – перебил его Гловер, – в Цюрихе поймут, что мадам Скарлатти наверняка узнала, кто такой Бутройд. Более того... Бен, кажется, мы зашли слишком далеко. Пожалуй, лучше протрубить отбой. Составьте отчет для министерства юстиции и отзовите Кэнфилда.
– Пока рано. Мы подходим вплотную к чему-то очень важному. А ключ к этому – Элизабет Скарлатти. Мы постараемся максимально обезопасить ее.
– Бен, я не отказываюсь работать, но ответственность за все ложится на вас.
– Понимаю. В инструкциях Кэнфилду особо выделите следующее: он не должен появляться в Цюрихе. Ни при каких обстоятельствах он не должен ехать в Швейцарию.
– Хорошо.
Рейнольдс повернулся спиной к столу и стал смотреть в окно.
– Да, и держите в поле зрения этого Роулинса, тестя Бутройда. Похоже, он допустил непростительную оплошность.
Глава 25
В двадцати пяти милях от древней городской черты Кардиффа, в уединенной горной долине стоит монастырь Пречистой Девы, обитель сестер-кармелиток. Стены его белоснежны, как подвенечный наряд невесты, застывшей от восторга на пороге божественного Эдема, в котором нет места змию-искусителю.
Кэнфилд и Джанет подъехали к монастырю. Кэнфилд подошел к парадному входу. Сбоку от массивной двери колокольчик, он дернул несколько раз за шнур.
Через две-три минуты из-за двери послышался голос:
– Что вам угодно?
Майор достал паспорт, раскрыл его и поднес к окошечку в двери так, чтобы привратнице было удобно разглядеть, что там написано.
– Меня зовут Кэнфилд, сестра. Я прибыл за мадам Элизабет Скарлатти. Со мной ее невестка.
– Подождите, пожалуйста. Позвольте? – Она протянула руку за паспортом.
Окошечко со стуком захлопнулось. Кэнфилд вернулся к машине.
– Они очень осторожны, – сказал он, обращаясь к Джанет.
– Что вы имеете в виду?
– Она взяла мой паспорт, чтобы убедиться, что я – это я.
– Хорошо здесь, правда? Так тихо...
– Пока тихо. Хотя вряд ли так будет продолжаться, когда мы наконец встретимся с мадам.
* * *
Мадам Скарлатти встретила Кэнфилда с невесткой бурной тирадой:
– До чего же вы бессердечны! А на мое здоровье, не говоря уж о комфорте, вам просто наплевать! Вы что, не знали, на чем спят эти дуры? На солдатских раскладушках, дорогой мой!
– Прошу меня извинить. – Кэнфилд едва сдерживал смех.
– А вы знаете, чем здесь кормят? Отбросами, которые я не разрешила бы давать даже скоту.
– Я слышал, что они здесь сами выращивают овощи, – вежливо заметил майор.
– Да они едят только клубни, насыщенные удобрениями, а зелень выбрасывают.
В это время раздался колокольный звон, сзывающий монахинь на молитву Святой Богородице.
– И вот так гудят день и ночь! Я спросила эту чертову дуру мать Магри или как ее там, почему они начинают так рано трезвонить, и знаете, что она ответила?
– Что, мама? – спросила Джанет.
– "Так заповедал нам Христос!" А я ей тогда и говорю: «Что же это за Христос у вас такой несуразный!» Словом... Словом, это было нестерпимо. Но почему вы так задержались? Дерек говорил, что вы должны были приехать за мной еще четыре дня назад.
– Мне пришлось ждать курьера из Вашингтона. Пойдемте, я вам все расскажу.
* * *
Элизабет сидела на заднем сиденье «бентли» и просматривала цюрихский список.
– Знаете ли вы кого-нибудь из этих людей? – спросил Кэнфилд.
– Лично не знакома, однако мне известны имена и репутации почти всех.
– Например?
– Американцы Луис Гибсон и Эвери Лэндор – выскочки из Техаса. Мнят себя нефтяными королями. Лэндор, как я слышала, большая скотина. Гарольд Ликок, один из англичан, заправляет фондовой биржей. Лихой молодец! Швед Мюрдаль также хорошо известен на европейском рынке. Стокгольм, Стокгольм... – Элизабет подняла глаза и перехватила взгляд Кэнфилда в зеркальце заднего вида.
– А кто остальные?
– Тиссен, фриц Тиссен, сталелитейные компании Германии. Киндорф – уголь Рурской области. И фон Шнитцлер, теперь глава «И. Г. Фарбениндустри»... Один из французов, д'Альмейда, держит в своих руках железные дороги, если не ошибаюсь. С Додэ незнакома, но что-то о нем вроде бы слышала.
– У него танкерный флот. Пароходы.
– О да. А еще Мастерсон. Сидней Мастерсон. Англичанин. Компании по импорту, связан с Востоком. Не знаю Иннес-Боуэна, но имя опять-таки приходилось слышать.
– Вы не упомянули Роулинса. Томаса Роулинса.
– Я не думала, что надо. Фирма «Гудвин и Роулинс». Тесть Бутройда.
– А четвертый американец, Говард Торнтон? Он из Сан-Франциско.
– Впервые слышу.
– Джанет говорит, ваш сын знал некоего Торнтона из Сан-Франциско.
– В этом нет ничего удивительного.
* * *
Когда они ехали по дороге, пролегавшей вдоль долины Ронта, Кэнфилд обратил внимание на автомобиль, маячивший в его боковом зеркальце. Он держался от них на почтительном расстоянии – жирная точка, не более того, отражалась в стекле, ни на секунду не исчезая из виду, за исключением тех моментов, когда дорога делала крутой поворот. И после каждого поворота, а их было много, эта точка неизменно снова появлялась в зеркальце, причем намного быстрее, чем можно было предположить, судя по расстоянию, которое их прежде разделяло. На прямых отрезках дороги таинственный автомобиль держался на значительном отдалении и даже позволял другим машинам обгонять себя.
– Что случилось, Кэнфилд? – настороженно спросила Элизабет, заметив, что он не отрывает взгляда от бокового зеркальца.
– Ничего.
– За нами кто-то гонится?
– Вряд ли. В этой части Уэлса слишком мало хороших дорог.
Спустя двадцать минут расстояние между машинами заметно сократилось. Кэнфилд начал понимать, что замышляют их преследователи. На этом длинном и почти совершенно прямом участке дорога с одной стороны как бы вжималась в скалистые горы, а с другой круто обрывалась с высоты футов в пятьдесят к Уэлсскому озеру. И никаких других машин. Только эти две.
Наконец дорога пошла под уклон, и Кэнфилд увидел в стороне от нее какую-то лужайку – то ли заброшенное поле, то ли пастбище. Он нажал на газ, бросая «бентли» вперед. Ему хотелось быстрее добраться до этой ровной, гладкой лужайки.
Машина-преследователь тоже рванула вперед, быстро сокращая разделявшее их расстояние. Она держалась правой стороны, ближе к скалистому склону. Кэнфилд понимал, что стоит преследователям поравняться с «бентли», и они без труда оттеснят его влево и столкнут вниз, в отвесную пропасть. Они вместе с «бентли» окажутся на дне озера. Кэнфилд давил на педаль, стараясь не позволить преследователям нагнать их и вклиниться справа.
– В чем дело? Что случилось?! – воскликнула Джанет, упершись обеими руками в панельную доску.
– Держитесь крепче, изо всех сил!
Кэнфилд по-прежнему мчался вперед, чуть подавая машину вправо всякий раз, когда преследователи приближались к ним на опасное расстояние. До лужайки оставалось совсем немного. Каких-нибудь сто ярдов.
Машина-преследователь два раза ударила «бентли», раздался пронзительный скрежет. Джанет взвизгнула. Мадам Скарлатти хранила молчание. Она обхватила сзади плечи девушки, помогая ей удержаться на сиденье.
Наконец они достигли лужайки. Кэнфилд резко взял влево, перескочил через забрызганный грязью бордюрчик, и колеса «бентли» коснулись спасительной зеленой травы.
Машина-преследователь проскочила мимо на огромной скорости. Кэнфилд впился глазами в табличку с номерными знаками.
– Е, В, I или L! Семь! Семь или девять?! – кричал он. – Один, один, три! – Он еще раз быстро повторил номер. Нажал на тормоза и остановил машину.
Джанет буквально вросла в сиденье. Она судорожно сжимала лежавшие на ее плечах руки Элизабет. Старая дама сидела, прижавшись щекой к голове Джанет.
Элизабет нарушила затянувшееся молчание:
– Вы назвали буквы Е, В, I или L, а цифры – семь или девять, один, один, три.
– Я не успел определить марку машины.
– Это был «мерседес-бенц», – сказала Элизабет.
Глава 2 б
– Марка интересующего вас автомобиля – «мерседес-бенц». Двухместный. Модель тысяча девятьсот двадцать пятого года. Номерные знаки: EBI, девять-один-один-три. Машина зарегистрирована на имя Жака Луи Бертольда. Уточняю: маркиза де Бертольда. – Джеймс Дерек стоял перед расположившимися на диване Элизабет и Джанет и читал по записной книжке. Интересно
,подумал он, знают ли эти американцы, кто такой маркиз де Бертольд? Бертольд тоже часто останавливается в «Савое» и, вероятно, не менее богат, чем Элизабет Скарлатти.
– Это тот самый, что встречал жену Бутройда на пристани? – спросил Кэнфилд.
– Да. Или скорее – нет. Основываясь на вашем описании, мы предполагаем, что миссис Бутройд встречал именно Бертольд. Но вчера он никак не мог быть на пристани; мы установили, что в это время он находился в Лондоне, хотя автомобиль зарегистрирован на его имя.
– И что вы об этом думаете? – осведомилась Элизабет, тщательно расправляя складки на юбке и стараясь не глядеть на англичанина. Что-то в этом человеке вызывало у нее беспокойство.
– Я не знаю, что думать... Однако мне кажется, я должен сообщить вам, что маркиз де Бертольд имеет статус постоянно проживающего в стране иностранца, пользуется значительным влиянием и обладает мощными связями...
– Если не ошибаюсь, он возглавляет фирму «Бертольд и сыновья». – Элизабет встала с дивана и протянула Кэнфилду пустой бокал. И вовсе не потому, что ей захотелось еще «шерри», – просто она была слишком взволнована, и ей не сиделось на месте. – «Бертольд и сыновья» – старинная фирма с устоявшимися традициями.
Кэнфилд подошел к столику с напитками и наполнил ее бокал.
– Значит, вы встречались с маркизом, мадам Скарлатти? Вы хорошо с ним знакомы?
Элизабет не понравился намек Дерека.
– Нет, я незнакома с маркизом. Но, кажется, встречалась с его отцом. Впрочем, не уверена. Бертольды – очень древний род.
Кэнфилд подал Элизабет бокал. Эта пикировка была явно бесполезной, и он решил вмешаться:
– Каковы сферы его деятельности?
– Их у него предостаточно. На Ближнем Востоке – нефть, в Африке – полезные ископаемые, импорт и экспорт в Австралии и Южной Америке...
– А зачем ему нужен статус «постоянно проживающего в стране иностранца»? Он может и так сколько угодно пребывать в Англии.
– Я могу ответить на этот вопрос, – сказала Элизабет, вновь усаживаясь на диван. – Вся его недвижимость и офисы находятся на территории протекторатов Британской империи.
– Совершенно верно, мадам, – подтвердил Дерек. – Поскольку вся его деловая активность осуществляется в пределах британских владений, он постоянно имеет дело с Уайтхоллом. И как правило, с большой выгодой для себя.
– Существует ли правительственное досье на Бертольд а?
– Конечно, коль скоро у него есть этот статус.
– Вы можете его для меня достать?
– Для этого мне нужны убедительные аргументы, и вы это прекрасно знаете.
– Мистер Дерек! На борту «Кальпурнии» на меня было совершено покушение! Вчера в Уэлсе нашу машину пытались столкнуть в пропасть! К обоим случаям маркиз де Бертольд, вероятно, имеет самое непосредственное отношение. Какие еще вам нужны аргументы?!
– Боюсь, что вынужден не согласиться с вами. Приведенные вами факты относятся к ведению полиции. Все прочее – сугубо конфиденциальная информация, и я отношусь к ней соответствующим образом. И в том и в другом случае предъявить кому-либо обвинение невозможно. Все эти формальности, скорее всего, вам ничего не говорят, но Кэнфилд, уверяю вас, хорошо понимает, что я имею в виду.
Кэнфилд взглянул на Элизабет, и она поняла, что настало время воспользоваться его «домашней заготовкой». Еще по пути в Англию он сумел убедить ее, что при необходимости им придется, как он выразился, «поступиться частью правды». Дело в том, что британская разведка никогда не вмешивается в компетенцию полиции, тем более если речь идет о частном лице, кем бы оно ни было. Следовательно, необходимы резоны иного рода. Резоны, которые признал бы правомерными Вашингтон. Кэнфилд взглянул на англичанина и размеренным, ровным голосом начал излагать свои доводы.
– Правительство Соединенных Штатов не стало бы подключать мое агентство, если бы для этого не было достаточно серьезных оснований. Когда сын мадам Скарлатти, муж миссис Скарлетт, находился в прошлом году в Европе, ему были переправлены крупные суммы в виде акций ряда американских корпораций. Мы подозреваем, что они были тайно распроданы на европейских биржах. В том числе и на Британской.
– Вы хотите сказать, что кто-то пытается создать здесь американскую монополию?
– Госдепартамент считает, что махинация была осуществлена при помощи некоторых сотрудников нашего посольства в Великобритании. Они как раз сейчас здесь, в Лондоне.
– Сотрудниками вашего собственного посольства?! И вы полагаете, что Скарлетт во всем этом участвовал?
– Мы полагаем, что его использовали, – прервала возникшую паузу Элизабет. – Использовали, а потом уничтожили.
– Он вращался в этих кругах, Дерек. Так же как и маркиз де Бертольд.
Джеймс Дерек убрал свою маленькую записную книжицу. Объяснение, очевидно, вполне его удовлетворило. Теперь у него самого возник профессиональный интерес.
– Завтра я передам вам копию досье, Кэнфилд... Всего наилучшего, дамы. Спокойной ночи! – Дерек удалился.
– Поздравляю вас, молодой человек! Сотрудники посольства... Действительно, очень умный ход. Вы просто молодчина.
– Да, вы были неподражаемы, – сказала Джанет, одарив его улыбкой.
– Это должно сработать, – буркнул Кэнфилд и одним глотком допил свое виски. – А теперь я предложил бы всем нам немного отдохнуть. Я, например, до того устал, что уже ничего не соображаю. На умные ходы я уже неспособен, мадам. Не отобедать ли нам в каком-нибудь уютном местечке, где вам, аристократам, не стыдно появиться? Я, мягко говоря, не большой любитель танцев, но, клянусь, сегодня готов танцевать с вами по очереди до упаду.
Элизабет и Джанет весело рассмеялись.
– Нет уж, увольте. Однако благодарю за приглашение, – сказала Элизабет. – А вы вдвоем сходите куда-нибудь, повеселитесь. – И она ласково посмотрела на него. – Старая леди еще раз благодарит вас, мистер Кэнфилд.
– Пожалуйста, заприте все двери и окна!
– Но ведь мы на седьмом этаже! Конечно, если вы так считаете, непременно запру.
– Я настаиваю, – произнес Кэнфилд.
Глава 27
– Боже, как чудесно! – громко воскликнула Джанет, стараясь быть услышанной сквозь гомон голосов, стоявший в ресторане «Кларидж». – А у вас, Мэтью, почему такой грустный вид? Ну-ка, сейчас же перестаньте грустить!
– Да у меня нормальное настроение. Просто я вас совсем не слышу.
– Нет, с вами что-то не так. Вам здесь не нравится?
– Нравится, нравится! Вы не хотите потанцевать?
– Нет. Вы же не любите танцы. Я просто хочу сидеть и глазеть по сторонам.
– Ваш бокал по-прежнему пуст. Виски отличное.
– Отличное что?
– Я говорю, отличное виски.
– Нет, спасибо. Вот видите, я могу быть пай-девочкой. Вы ведь меня уже на два витка обогнали.
– Если так пойдет и дальше, я, может, обскачу вас и на все шестьдесят.
– Что-что, милый?
– Я говорю, что когда мы наконец выберемся из этой передряги, мне, может, и все шестьдесят стукнет.
– О перестаньте. Забудьте обо всем и радуйтесь.
Кэнфилд взглянул на Джанет и снова ощутил радость. Иного слова и не подберешь – именно радость. Джанет была для него живительным источником, наполнявшим его восторгом и нежностью. Ее глаза завораживали его – такое чувство могут испытывать только влюбленные. И все же Кэнфилд изо всех сил противился ее чарам, старался умерить свой пыл, но понимал, что это ему не удастся.
– Я тебя очень люблю, – сказал он. Она расслышала его, несмотря на слитный шум голосов, музыку и смех.
– Я знаю. – В ее глазах стояли слезы. – Мы любим друг друга. Это же прекрасно!
– Ну а сейчас хочешь потанцевать?
Джанет слегка качнула головой.
– О Мэтью, мой дорогой, мой милый Мэтью! Не нужно принуждать себя делать то, чего ты не хочешь.
– Да нет, я действительно хочу танцевать.
Она протянула руку и нежно стиснула его пальцы.
– Я не хочу танцевать с тобой на публике. Мы потанцуем позже, когда останемся одни.
В эту минуту Кэнфилд поклялся себе: он никогда в жизни не расстанется с этой женщиной.
И все же сознание долга взяло верх над чувствами, он вспомнил о старой леди, оставшейся в «Савое».
В этот самый момент Элизабет Скарлатти встала с постели и накинула на плечи пеньюар. Она читала «Манчестер гардиан» и в какой-то момент услышала доносящиеся из гостиной резкие металлические щелчки и последовавший затем глухой шум. Поначалу звуки эти ее совсем не испугали и даже не насторожили: ведь она закрыла дверь прихожей на задвижку и теперь решила, что это Джанет пытается открыть дверь своим ключом и не может справиться с замком. Было уже два часа ночи – пора бы ей уже вернуться домой.
– Погоди минуту, детка. Я сейчас, – крикнула Элизабет.
Она не стала выключать настольную лампу, и, когда шла к двери, по стене заметались причудливые тени.
Она вышла в прихожую и собралась было отодвинуть задвижку, но тут вдруг вспомнила наставление Кэнфилда и заколебалась.
– Это ты там скребешься, Джанет?
Ответа не последовало.
– Джанет? Мистер Кэнфилд? Это вы?
Тишина.
Элизабет замерла от страха: ведь она явственно слышала скрежет, с возрастом ее слух не ослабел.
Может, это тонкие листы английской газеты так странно шелестят? Вряд ли. Хотя... Она очень старалась убедить себя в этом, но тщетно.
Может, в номере есть кто-то посторонний?
От этой мысли у нее засосало под ложечкой.
Повернувшись, чтобы идти обратно в спальню, она увидела, что огромное, доходящее до самого пола двустворчатое окно чуть приоткрыто, не более чем на два дюйма. Шелковые портьеры слегка колыхались от ветерка.
Остановившись в растерянности, она судорожно вспоминала, закрыла ли она окно, прежде чем лечь в постель? Да, закрыла, хотя сделала это исключительно для очистки совести, ибо не воспринимала всерьез наставления Кэнфилда. Ведь ее номер находился на седьмом этаже.
Да, она твердо помнит, что закрыла окно, но, может, не закрепила как следует задвижку и та отошла? Она направилась к окну.
И тут вдруг услышала:
– Здравствуй, мама.
Из дальнего угла комнаты выступил крупный мужчина, одетый во все черное.
Она не сразу узнала его: в комнате было довольно темно. Когда глаза привыкли к темноте, она поняла, почему приняла этого человека за незнакомца. Он был совершенно не похож на себя. Отливающие блеском черные волосы сбриты; иной стала форма носа; сам он словно укоротился, а ноздри стали шире, чем прежде; уши тоже изменились: они более плотно прилегали к голове и не топорщились, как прежде. От некогда опушенных густыми ресницами глаз с характерным неаполитанским прищуром не осталось и следа. Лишенные ресниц, они казались непомерно большими и выпуклыми, как у жабы.
Вокруг рта и на висках виднелись крупные красноватые пятна. Да и можно ли было назвать это лицом? Нет, это была маска, пугающая своим безобразием. И все же это было лицо ее сына.
– Алстер! О Боже!
– Если тебя сейчас хватит удар, то несколько наемных убийц останутся в дураках: им обещано за тебя колоссальное вознаграждение.
Старая дама пыталась сосредоточиться, мобилизовать всю свою волю, побороть панический страх. Она с такой силой впилась пальцами в спинку кресла, что вены на старческих руках вздулись и, казалось, вот-вот лопнут.
– Если ты пришел, чтобы убить меня, я не могу этому помешать.
– Тебе будет интересно узнать, что тип, который приказал тебя убить, скоро сам отправится на тот свет. Он круглый идиот.
Сын подошел к окну, убедился, что оно заперто, и несколько минут тревожно обозревал улицу. Элизабет заметила, что присущая ему прежде грация сохранилась, но мягкость, раскованность движений, этакий аристократический шарм исчезли. Теперь во всем облике ощущалась жесткая сила, что особенно было заметно по его рукам, облаченным в тонкие черные перчатки. Скрюченные по-паучьи, они как бы были начеку, готовые в любую минуту действовать решительно и смело.
Элизабет с трудом произнесла:
– Зачем ты пришел?
– Все из-за твоего чрезмерного любопытства.
Он стремительно подошел к столику, на котором стоял телефон, коснулся растопыренными пальцами трубки, точно хотел удостовериться, что она не кусается. Двинулся обратно, остановился, и тут Элизабет наконец-то разглядела его лицо. От ужаса она закрыла глаза. Но овладела собой и вновь взглянула на сына – он почесывал правую бровь.
– Рубцы еще не совсем зажили. Иногда зудят. В тебе проснулась материнская заботливость?
– Что ты с собой сделал?
– Начал новую жизнь. Открыл новый мир, не имеющий ничего общего с вашим. Пока не имеющий!
– Я спросила, что ты сделал?
– Ты прекрасно знаешь, иначе не примчалась бы сюда, в Лондон. Ты должна понять одно: Алстера Скарлетта больше не существует.
– Но если ты хочешь убедить в этом весь мир, зачем ты пришел ко мне?
– Затем, что именно ты догадалась, что это неправда, и твои настырные розыски меня совершенно не устраивают.
Старая дама собралась с духом и спросила:
– Значит, меня действительно пытались убить? И это все не глупые домыслы?
– Смело сказано! А интересно, между прочим, о других ты подумала?
– То есть?
Скарлетт уселся на диван.
– La familia Scarlatti! Так ведь это звучит, да? Если быть совершенно точным, одиннадцать членов: двое родителей, бабушка, вечно пьяная потаскушка жена и семеро детей. И все – конец роду! Линия Скарлатти внезапно прерывается в результате вендетты! Как мило, по-сицилийски!
– Ты обезумел! Я остановлю тебя! Твоих наворованных денег на это не хватит, мой мальчик.
– Ты старая, выжившая из ума женщина! Нас не одолеть деньгами. Вопрос лишь в том, во что их вложить. А этому ты меня научила!
– Я выкачаю их из тебя! Я загоню тебя в угол и раздавлю!
Он вскочил с дивана.
– Мы попусту тратим время. Какая скука! Будем говорить начистоту. Стоит мне кое-куда позвонить, и в Нью-Йорк поступит приказ: через сорок восемь часов от Скарлатти не останется и следа. Это будут дорогие похороны. Организация осуществит операцию без осечки, по высшему разряду!
– А твой собственный сын?
– Он будет первым. Всех под корень. Никаких следов. Тайна безумных Скарлатти.
– Ты сумасшедший... – чуть слышно сказала она.
– Ах, матушка! Вспомнила курчавых карапузов, бегавших по пляжу близ Ньюпорта? Сооружавших лодки из песка? И вот перед тобой один из них. И этот один мог бы уничтожить весь славный род Скарлатти. Так что, мне позвонить? В общем-то, мне это безразлично.
Старая дама, в оцепенении слушавшая эту тираду, медленно приблизилась к одному из кресел.
– Неужели то, что вы хотите от меня получить, стоит жизни всей семьи?
– Теперь ты знаешь, как могут обернуться дела. Так что я могу потребовать от тебя еще хоть сто миллионов.
– Что же не требуешь? Ты же знаешь, что при определенных обстоятельствах я бы заплатила.
– Конечно, заплатила бы. Из источника, оскудение которого вызвало бы большую панику в известных кабинетах. Да ладно. Я в этом не нуждаюсь. Запомни: мы выше денег.
– Что же в таком случае тебе от меня нужно? – Она сидела в кресле, сложив руки на коленях.
– Банковские письма для начала. Все равно тебе пользы от них никакой, так что не будет и угрызений совести.
Конечно же, она была права! Всегда и во всем необходим прагматичный подход. Деньги – вот что ему нужно.
– Банковские письма?
– Те, что передал тебе Картрайт.
– Вы убили его! Вы знали о нашем соглашении?
– Послушай, мама. Этого осла назначили вице-президентом «Уотерман траст»! Мы следили за ним в течение трех дней. Ваше соглашение у нас. По крайней мере копии. Давай не будем дурачить друг друга. Письма, пожалуйста.
Старая леди пошла в спальню и вернулась с письмами, которые требовал Алстер. Приняв бумаги из рук матери, он разложил их на диване и тщательно пересчитал.
– Картрайт не зря получил свои деньги. Он аккуратно собрал их в стопку, сел.
– Я и не подозревала, что эти письма так важны.
– Они и в самом деле не важны. Все счета закрыты, а деньги... скажем так, рассредоточены.
– Тогда почему ты так жаждал заполучить их?
– Если бы их предъявили банкам, возникло бы много кривотолков, а именно сейчас это не в наших интересах. Шумиха нам ни к чему.
Элизабет всматривалась в глаза сына. Он был спокоен и доволен собой.
– Кто это «мы»? Чем ты занимаешься?
И вновь эта саркастическая кривая усмешка.
– Узнаешь, когда наступит время. Ты женщина умная, ты все поймешь. Может быть, даже будешь мною гордиться, хотя, разумеется, никогда не признаешься себе в этом. – Он бросил взгляд на часы. – Вернемся к делу.
– Что еще?
– Что произошло на «Кальпурнии»? Только не лгать! – Он смотрел ей в глаза, не мигая.
Элизабет внутренне собралась. Она понимала, что правду нельзя говорить ни в коем случае.
